Варенье из яблок и черноплод ряб 24. Стальная

- Выходит, я настолько плох, что меня и любить нельзя? - спросил муж, которого ее фраза взбесила. 
- Я такого не говорила!
- Ты, сказала, что дура, потому что любишь меня! 
- И где здесь слова о том, что ты плохой? Дура, потому, что это все без отдачи! Ты же плевать на меня хотел! Я тебе не интересна! 
- Это не правда! - возразил он. 
- Правда! Ты не слушаешь меня, ты не интересуешься где я, как прошел мой день! Что ты обо мне знаешь? Мне кажется совсем ничего! 
- Ложь! 
     Жена устало села на кровать. Ее взгляд был потухший. Серафим давно не видел ее в таком состоянии. Она всегда была стальной. Этакой "железной леди". И вдруг сквозь броню он увидел ее раненное сердце. Ему стало нестерпимо жалко ее. Он подсел рядом, хотел было обнять ее, да не решился. Они сидели вдвоем, как два холмика, с опущенными плечами, поникшими головами, потухшими глазами. Рядом, но касаясь друг друга. 
- Я не могу так больше! - прошептала жена. 
    Ее голос дрожал. Серафим подумал, что она сейчас заплачет, он заглянул ей в глаза.
- Ну что смотришь? - мгновенно захлопнулась она, словно рыцарь, полностью, одетый в доспехи, захлопывает забрало, единственное открытое, а значит, уязвимое место. Они замолчали, снова отдалившись и превратившись опять в холмики. 
-  Я знаю о тебе много! - произнес вдруг Серафим, разорвав пронзительную тишину. Он сказал это довольно тихо, но слова грянули громом. 
    Жена тяжело вздохнула. 
- Иногда мне кажется, что ты не знаешь, что у меня есть имя. Что ты давно забыл его. 
- Я знаю его. - прошептал Серафим. 
- Так скажи, черт возьми! Скажи его! Назови меня по имени! Я не слышала его от тебя со дня свадьбы! 
     Женщина вскочила с кровати и забегала по комнате. Она была крайне возбуждена. Обида, копившаяся долгие годы вырвалась наружу. Это было извержение вулкана. Столбы пепла выбросились вверх на много километров и теперь, падая вниз, засыпали все вокруг плотным слоем.
    Серафим, понял, что если он сейчас не подойдет к ней, то никогда уже не сможет найти среди этих серых холмов, в которые превратилась их мебель. Он, в этой серой мгле, уже еле различал ее очертания. Ему казалось, она уходит. Уходит навсегда. 
- Лариса, - прошептал он чуть слышно.
     Она то ли не услышала, то ли не захотела услышать. 
   Серафим подошел ближе. Теперь она не могла не услышать.
- Лариса, давай родим ребенка. - тихо, и как-то очень буднично сказал он. 
- Идиот! Какой ты идиот! - закричала она и стукнув его по груди, упала на кровать. 
    Ее тело сотрясали рыдания. 
- Лариса, что с тобой? - спросил Серафим, подбежав к ней. 
   Она резко развернулась, бросилась ему на шею, сначала сильно сжав, а потом бешено целуя.
   Ее истерика подняла в нем огромную волну желания. Серафим, ни разу не видевший слез своей стальной жены, желал ее сейчас так, как никогда прежде. 
 - Ты идиот, - прошептала она, когда его волна смыла весь пепел. Когда и ее извержение вулкана, и его буря закончились. 
 - У меня на завтра назначено ЭКО. Я думала, что никогда не дождусь от тебя таких слов. - прошептала она.