Арская дорога. Глава 14. Раздел

Глава четырнадцатая. Раздел.
            Чуть свет проник в оконце под потолком кельи, а Фёдор уже на ногах: привёл себя в порядок, помолился и сидел в сумерках, не зажигая свечи. Андрей зашевелился за плотной занавеской, зашуршал одеялом, поднимаясь со скамьи, но Фёдор остановил его, жалея и желая ещё поразмышлять в уединении:
           -Поспи ещё Андрюшка, служба не скоро, не спеши. Я один со своими  утрешними делами управлюсь.
Услышал, как племянник ровно засопел и тихо опустился на скамью. Мысль об  андроновских отроках не отпускала его ни на минуту: «Как же я, всегда думал о будущем своего дела и наследниках, а о Чёрном озере забыл? О чудном спасении своём, об Андроне и его дочерях? Там семя моё было брошено и, слава Богу, взошло!».
Долго сидел не шелохнувшись, пока не ударил колокол с приглашением на службу. Поднял племянника:
-Вставай Андрюшка, на службу пора. Прибирайся и сам в храм иди.
Нетерпеливо вышел из кельи, скрипя петлями.
В храме Фёдор скромно встал у колонны, охватил взглядом присутствующих, поклоном головы ответно приветствуя давних знакомых. Бегло отметил, что появилось много служивых солдат-гвардейцев, стоящих отдельно от основной массы прихожан и отдался молитве.
После окончания службы направился было осматривать товар в подклет, но подошедший монах  пригласил его на трапезу, после которой ему удалось уединиться с игуменом Тихоном. Фёдор, обратив внимание на болезненное, измождённое лицо игумена, участливо спросил:
- Владыка Тихон, как ваше здоровье?
- Всё, слава Богу! С приездом Фёдор. Что-то ты рано в этот раз…
Хотел ещё что-то сказать, но заметив нетерпение собеседника, оборвал свои слова и в ожидании смотрел на него.
Фёдор, оглядевшись по сторонам, тихо продолжил:
        - Рад за Вас. А я обеспокоен и расстроен: удачно ли пройдёт ярмарка в этом году? Весь московский и нижегородской люд гудит о кипучей деятельности епископа Питирима и его непримиримой борьбе с раскольниками. Говорят, солдат большое множество ему царь Пётр Алексеевич в помощь направляет, решил под корень свести раскольников на Волге и Керженце, как и в Москве раньше…
Помялся и добавил:
         - В этот раз я быстро из Москвы добрался, без остановок, хотя и особых дел нет. Вот ведь как бывает. Хотел на Керженец успеть с торговлей…
Увидел, как внимательно смотрит на него игумен и замолчал.
         - На всё воля Божья! Не надо тебе Фёдор туда ехать. Припоздал ты, солдаты там всё перекрыли. Уж неделю как хозяйничают в лесах: мышь не проскочит! Торговлей занимайся, да жди вестей.
Дав Федору свой совет, игумен неспешно повернулся спиной, сделал шаг: к нему тотчас подошли два молодых монаха и, поддерживая, направились в келью. Фёдор мгновение наблюдал, как идёт игумен и с горечью подумал: «Стар стал владыка. На всё воля Божья!»
Время изменило керженецкие леса, наполнило их новыми людьми: старые починки расширились, появились новые. И хотя, раскольники так же, как и раньше, старались передвигаться с осторожностью, однако тысячи и тысячи ступней ног за прошедшие годы натоптали и сделали заметными основные дороги и тропы, которые невозможно было уже скрыть.
            Степан Васильевич Нестеров, несмотря на свои годы, остался  прежним весельчаком и балагуром, жизнерадостным и неунывающим человеком, знающим все явные и тайные лесные тропы; он всё также, по поручению наставника общества Богдана Григорьевича оберегал подходы к починку Болотный Стан и к скиту старца Иоанна на Чёрном озере.
Он уже не сопровождал обозы, не заманивал и не вылавливал соглядатаев, не караулил тропы, а давал советы и передавал молодым отрокам опыт и знания, показывал, как путать следы в лесу, где готовить запасные отходы и землянки, учил преображаться в глупца, калеку или больного человека. 
Одним из помощником сейчас у него был отрок Федот, сирота, который в прошлом году прибился на Макарьевской ярмарке к наставнику Богдану Григорьевичу, пришёлся ему по нраву своей покладистостью и молодой лестью, был приведён в починок и жил в его семье помощником.
Степану не нравился этот отрок; он не доверял ему. Но всё же, с осени, по указанию наставника, привлёк Федота к своим делам, показывал ему проходы в скиты, разбросанные по лесным чащам и болотам, обходную тропу на остров Чёрного озера к старцу Иоанну; не хотел этого делать, но вынужден был уступить просьбе Богдана Григорьевича.
После пасхи, зашёл Степан перед вечерней к наставнику справиться о предстоящей отправке в дальние скиты, но в ответ услышал:
- Степан Васильевич, передавай это дело молодым отрокам, Митьке и Федоту. Тропы они уже знают. Хватит тебе мотаться, прошу тебя торговлей заняться: возьми себе помощника и готовься к поездке на ярмарку; много чего нам потребуется.
Степан удивлёно поднял взгляд на Богдана Григорьевича: наставник впервые обращался к нему так уважительно и по имени отчеству.
- Благодарю, Богдан Григорьевич, давно уж сам о торговле думаю. Однако, не доверяю я Федоту, говорил уже: притворный он малец, пришлый, не надежный. Как бы беды не было!
- А вот пусть за ним Митька и присматривает – он с рождения здесь, всё знает, язык за зубами держать умеет. Поговори с ним.
Митька, молодой отрок, не по годам серьёзный, смышленый и сильный, давно помогал по охранным делам и много знал общинных секретов и тайн. Он был сыном вдовы, живущей по соседству, с детства был привязан к Степану и тайно с интересом поглядывал на его старшую дочь Евдокию. 
  После отправки отроков с лошадьми прошло достаточно времени и Степан, нетерпеливо, ожидал их возвращения. К вечеру вернулся погонщик, молодой мужик Григорий, пригнал лошадей, рассказав, что не дождался Федота и Митьку на берегу Чёрного озера: они уплыли на загруженных лодках, и не вернулись. Услышав эту весть, Степан отправил вьючника домой:
- Завтра отдыхай Григорий, подождём день, а потом уж на поиски пойдём.
Митька и Федот благополучно причалили на лодках к берегу и не мешкая отправились с частью поклажи вглубь острова. Ступили на территорию скита и встретились со старцем Иоанном, который ласково улыбнулся Митьке и внимательно посмотрел на Федота. Тот поспешно потупил взгляд.
- Митрий, а кто этот новый отрок с тобой?
-А это, дедушка – Федотка, второй год как прибился к нам с ярмарки, живёт помощником у Богдана Григорьевича. Он заместо дядьки Степана со мной теперь будет по скитам ездить.
- Федот да не тот! Пойди Федотка, помоги Мирону.
Махнул стоящему у поклажи высокому иноку:
- Мирон, возьми Федота в помощники!
Подождал пока они отошли:
-Скажи Митрий, а о чём тебя дядька просил перед отъездом?
Отрок засмущался:
-Дак, дяденька Степан просил меня присмотреть за Федотом.
И смущаясь, запинаясь и краснея, рассказал, о чём перед поездкой была их беседа.
Когда подошли инок Мирон и Федот, старец Иоанн сидел в задумчивости, глядя вдаль, как будто старался заглянуть за горизонт. Ему уже несколько недель не давали покоя вдруг ожившие старые деревянные иконы, которые щёлкали и трещали, смущая православных. Приходили вестники и из других скитов, рассказывали о треске старых икон. «Неужели беда опять к нам пришла?», - подумал он и внимательно взглянул на Федота: «Уж, не по его ли пятам идёт?». Спросил:
- Всё сделали? Чего, Федотка в глаза не смотришь? Ты, чей и откуда будешь? Иль задумал чего? Греха не боишься? Пойдём-ка, расскажешь мне.
И обратился к Митьке и Мирону:
- Всё то, что Богдан Григорьевич послал, несите с лодок в скит. Ещё себе помощников возьмите, чтоб всё сразу забрать. Лодки спрячьте и с берега уходите.
После этого старец повёл напуганного Федота в свою избу, усадил за стол, налил в ковш воды, подождал, когда он напьётся:
-Смотри-ка на меня Федотка и рассказывай всё по порядку.
Старец не отрываясь держал взглядом отрока, слушая его монотонный голос с рассказом обычной для того периода, истории.
       Фёдот сиротой, ещё в детском возрасте, одной осенью, умирая от голода и холода, прибился к Николаевскому монастырю на Плещеевом озере в Переславле-Залесском: иноки сжалились над неразумным малышом, а он, за тепло и пищу, старательно выполнял простые поручения и работы. А потом оказался в Нижнем Новгороде в услужении  епископу Питириму и другим служителям церкви, которые стал использовать его в своем противоборстве с раскольниками, пытаясь привлечь их на свою сторону и обратить в новую веру. Федот внимательно наблюдал за людьми, отмечал, кто крестился двумя перстами и сообщал об этом, за что бывало, вместе с похвалой от епископа Питирима, получал и мелкую медную монету, полушку. С этой монеткой он, не мешкая, бежал на кухню, где отдавал её за кусок пирога: отрок рос быстро и всегда хотел есть.
      Однажды, епископ пригласил Федота в трапезную, приказал обильно накормить, долго беседовал, обещая хорошую и сытную жизнь в случае, если он узнает дорогу в скит на Чёрное озеро. И Федот, не размышляя согласился. В тот же год ему повезло: на ярмарке прибился к Богдану Григорьевичу из Болотного Стана, а сейчас узнал тропы на Чёрное озеро и может возвращаться в Нижний Новгород за обещанной наградой. Но не хочет: ему нравится жить в семье Богдана Григорьевича, где относятся к нему, как к родному сыну; он принял старую веру и сам совершает крестное знамение двумя перстами. А о себе и епископе Питириме не рассказывал, так как боится и стыдится своего поступка.   
Старец Иоанн выслушав Федота, задумался: «Чему быть, тому не миновать. Сколько лет здесь, пора уже и менять место скита. Мы царю Петру как кость в глотке: податей не платим, солдат не даём, несогласных привечаем. Как рассадник старой веры для всей России! Надо завтра же собирать иноков в дорогу – слава Богу, заранее место приготовили».
Утром Митька с Федотом вернулись в Болотный Стан за надёжными помощниками для переноса скита, но опоздали: в починке уже хозяйничали гвардейцы. А на следующий день привели из тайги и старца Иоанна с двумя юными отроками и поместили их в избу к наставнику Богдану Григорьевичу.
Как не охраняли солдаты старца и наставника, но помещать встрече Степана с ними не смогли: среди белого дня ужом прошмыгнул в избу наставника. 
         Унтер-офицер Лапоткин, немолодой гвардеец, думал не только о царской службе, но и о своей большой семье, о поиске денег для её содержания. Сегодня он был доволен проведённой работой: неплохо солдаты разжились в этом починке и ему хорошо перепало. Ещё и захватили для епископа Питирима много раскольников вместе со старцем Иоанном, за поимку которого обещена награда! Однако, обдумал и понял, что наградные деньги он может и не получить. «Награда обещана хорошая, а капитан, наверняка, себе её заберёт. Или поделится?». До обеда ходил в сомнениях и, в конце концов, решил: нет, не видать ему наградных денег, как своих ушей.   
Объявил обед для солдат, а сам встал у сосны в центре починка и, отвиваясь веткой от комаров, разглядывал серые избы и хозяйственные постройки: «Вот ведь как жизнь устроена, завтра никого уже здесь не будет: всё огнём сгорит!».
Повернулся на шаги, увидел подошедшего Степана:
-Чего тебе?
  -Господин унтер-офицер! Степан я, Нестеров. Общество меня к Вам направило спросить: что же с нами будет дальше?   
- А что будет? Пойдёте завтра в Макарьевский монастырь под караулом. Хватит уже по лесам от царя да церкви бегать. Царский указ – всех раскольников в веру истинную православную обратить, а кто отказываться будет - под караул брать и в подвалы да в Сибирь отправлять. А всех несогласных, бунтовщиков и беглых  - пытать и казнить. Есть у вас такие?
-Что Вы, господин унтер-офицер, раз царь-батюшка велит, мы все согласные сами за Каму и в Сибирь идти.  Да, боимся, не дойдут старики. Оставить бы часть людей здесь пока, а общество с благодарностью будет. Шестьдесят рублей серебром на ярмарку отложили товар закупать. Зачем он нам сейчас нужен, товар-то, раз уходим отсюда. А хорошему человеку эти деньги бы сгодились, а?
Лапоткин удивлённо посмотрел на Степана:
-Ты что, мне деньги предлагаешь?
Нестеров развёл руками:
- Дак, господин унтер-офицер, Вы же главный! Кому ещё предлагать?
- И то, верно….
Лапоткин задумался: «Вот они, деньги, сами в руки идут. Оставлю половину людей в лесу, кто их посчитает? Следующий раз и их заберём. Пусть сами решают, кто идёт вместе со старцем да наставником - главным их раскольником, а кто в лесу останется. А, может, пытать да отнять деньги? Хотя не по-людски это, Господь накажет».
          Так и поделились: часть жителей починка пошла в Макарьевский монастырь с наставником и старцем, а вторая часть ушла со Степаном в лес.
Солдаты перед уходом подожгли крайние дома и надымили знатно, но огню Степан с людьми не дал власти, быстро его сбили.
Дорогу осилить всем весна помогла: к монастырским воротам подошли после обеда. И хоть припекало солнце, зевак было много: уже несколько дней шли из леса раскольники самостоятельно или под охраной солдат, а в монастыре выискивали особых их них, разбивали на группы, загоняли в подвалы и там  выпытывали главных и беглых, а кого держали во дворе под караулом или выставляли на дорогу.