Гондурас. Рассказ

Эту историю мне рассказал случайный знакомый. Он в те времена был пилотом вертолёта, облетел всю протяженность БАМа. Жаль, мы не всегда фиксируем имена, фамилии.

-БАМ – он у каждого свой. Для кого-то романтика, песни под гитару да под шум вековых елей и сосен, для кого-то трудовые будни. Для одних – работа, план, проложенные километры. Кому-то – проделанные тонна-километры. Либо просто километры. Иногда и такие, что нисчем сравнить нельзя.
...Был он тогда пилотом. С самого почти начала, ещё геологов да геодезистов туда-сюда возил. Всякое бывало. И вертолёт ломался, и горючее заканчивалось, а сколько раз в непогоду попадали! Это сейчас, с годами постепенно забываются трудности да остаются лишь памятные моменты. А тогда... И со связью было туго, и дорог почти никаких... Это сейчас там параллельно железке шоссе тянется. А ведь тогда его только тянули! И по этому, тогда больше напоминающему испытатальный полигон шоссе возили все грузы. Продукты, инструменты, материалы... А машины тогда в основном ЗИЛ-130. ГАЗики там не выдерживали. Ну а КАМАЗы... Они уже позже стали поступать. КрАЗ вообще считался чудом! Правда, ТАТРА встречалась изредка. Вот такой был парк машин. Этим и строили. МАГИРУСы стали поступать... О! Какие машины! Кабина с комфортом, печка – просто чудо: хоть в одной рубашке рули. Гнали их в основном своим ходом, загрузив попутным грузом. Выезжали группами. И история эта случилась с одной из таких групп... В каждой машине по два водителя. Сначала вроде всё нормально. Ехали колонной. Никто не отставал. До Красноярска так. А потом дороги всё хуже и хуже. Растянулись. Местами застревали, друг-друга вытаскивали. Декабрь ведь. Самый конец. Спешили, хотели до нового года. Оттого и не заметили, что одна машина отстала. А кинулись только вечером. Кто-то сказал, мол, догонят, вот увидите, всю ночь гнать будут, а догонят. Утро вечера мудренее. Так без угрызения совети и лишних мыслей легли спать. Но машина не догнала ни на утро, ни к обеду, ни даже на следующий день...
...А между тем, в то самое утро, едва начав движение, они пробили колесо. Быстро поставив запаску, поехали. Надо же догонять. Но по незнакомым дорогам никогда не стоит торопиться. Никогда не знаешь, что ждёт там, за поворотом. Именно за таким поворотом и наткнулись они на очередную проблему: огромный камень, сдвинутый со своего устойчивого места тяжёлыми грузовиками, а наступив на него передним колесом, машина получила удар по поддону...
Пробой.
Такое повреждение в доржных условиях не залатаешь. Масло бежит. Скорее туда ведро! Тайга ведь кругом, тут за маслом не сбегаешь до ближайшей заправки! Пока откручивали, и так короткий зимний день склонилось к ночи. Холодно стало. Нет. Не просто холодно, а жуткий мороз! Да такой, что даже солярка в баке застыла, стала как холодец! Костёр уже догорает, в темноте дров найти становится всё сложнее и сложнее. Держаться надо, может кинутся ребята да вернутся, может хоть на буксире утащат... Надежда... Она была, была и тогда, когда поддон откручивали, была даже тогда, когда закончились последние глотки кофе из термоса. Она была даже тогда, когда заканчивался бензин на паяльных лампах. Но иссякла, когда совсем недалеко послышался волчий вой. Всё. Надеяться остаётся только на себя. Страх лезет под кожу. Отнимает силы.
Чем от волков отбиваться? Ружья нет. Из оружия – только топор. Есть лом. Мантировка. Несколько больших ключей да молоток. Нож кухонный. Это ничто против стаи волков! Огонь надо! Большой костёр. И тут они решают сжечь пробитое колесо. А что? Запаска ещё одна есть, а эта... Покрышка всё равно порваная. Мёрзлое колесо так просто не разбортируешь! Положили так, неразбортированным на костёр – а оно загораться не хочет! Куски солярки, что доставали из бака половником, на резине лежат как мармеладки... Языки пламени, то и дело касающиеся их, как будто целуют, облизывают. И становятся сильнее. Это понемногу соляра таять начинает. Наконец! Есть результат! Резина загорелась! Не станут они колёса разбортировать. Просто сожгут. Так, как есть. Теперь не колесо, жизнь на кону. Между деревьями мелькнули огоньки. Это глаза хищников. И их очень много. Они окружают.
-Я не хочу умирать!!!
-Не дрефь... Факела надо делать... Масло принеси...
-А что потом в мотор зальём?
-Выжить сначала надо...
В ход пошли все тряпки, что были. Обмотав их на конец палки, пропитали моторным маслом. Плотно намотали, хорошо пропитали – надолго хватит. Хотя... Что значит надолго – вечно гореть они не будут.
-Надо и вторую запаску снять. Пока возможность есть...
-В кабину может залезем?
-Достанут они нас там. Как только перестанем бороться – замерзнем!
-На кузову тогда!
-Они высоко прыгают...
Время медленно клонилась к рассвету. Кольцо сжималось. Уже и вторая запаска догорает. Шансов становится всё меньше.
-Я задние баллоны откручу. Иначе не выдержим.
Быстро поддомкратив средний мост, стали откручивать. Это на словах так просто: поддомкратили! А на деле сначала приходится греть домкрат на огне, а он, как назло, греться не хочет, весь инеем покрывается! А время идёт... Волки, испытывая каждый шаг, подступают всё ближе. Самые опасные особи не те, что в первых рядах... Альфа где-то сзади. Всё видит, за всем следит. Вожак. А на первых рядах – изгои. Те, кого зоологи называют “омега”. То есть те, кого не жалко и на смерть посылать. Эх, был бы сейчас карабин, да подстрелить вон того, что гордо стоит на снежном холму... Стая без вожака просто разбежалась бы!
-Не поварачивайся к ним спиной! Спина – к костру!
Молодой... Не понимает... Всё ему объснять надо...
-Факел крепче держи!
Волки, рыча от злобы и предвкушения добычи уже совсем близко подходят. Метров чуть больше пятнадцати... Некоторые, самые смелые уже под машиной лазают.
Противостояние шло довольно долго. Правда, мера времени уже давно потеряна, каждое мгновение кажется вечностью. Выдержать надо до утра. С рассветом стая отступит. А может на дороге и машина какая нибудь появится... Надежда! Человек борится, пока надежда есть. Может только эта надежда и даёт ему силы, когда уже, казалось бы всё кончено...
Пока жив, надежда есть. И человек жив, пока надежда не иссякла.
-Не поварачивайся!!!
Но уже было поздно. Огромная серая тень промелькнув словно молния, поволокла напарника в чёрную бездну. Факел, он его так и не отпустил, в то мгновение горел в метрах двадцати. Не знаю, откуда возникла такая идея, но вдруг в руках оказалалось ведро с уже растаявшей соляркой и тут же полетело в сторону второй группы волков, что кинулись уже на него. От размахов факела искры и лохмотья огня полетели дальше, к этим серым теням. Несколько волков, в кого попала солярка загорелись. Сташный вой переломил ход схватки. Но было уже поздно. Напарника утащили. Гнаться за ними – это самоубийство. Ещё через полчаса стало рассветать...
Вокуг – весь истоптанный волками снег. Кровавый след, уходящий вглубь леса. Уже догарающий скат. Рядом – голые диски уже сгоревших колёс. Надо откручивать ещё. Иначе не выдержать. Если огонь потухнет – тогда всё. Разжечь вновь вряд ли удастся. А это уже явная смерть. Надо спешить.
Первым делом надо освободить домкрат. Диск от огня такой тёплый... Скорее надо его подсунуть под ступицу, да вытащить домкрат. Его ведь ещё повторно греть придётся! Иначе не поднимет. И костёр догарает. Успеть бы.  Как только не спешил, усталость берёт своё: гайки откручиваются на много тяжелее, а значить и дольше, чем в предыдущий раз. Потухнет костёр. Не успеет. Чем же огонь поддержать? Возникает новая идея. Уже через минуту паролон сидений лежит на костре и усиливает огонь. Туда же летят и коврики полов. Вдохновление идеей прибавляет силы. А значит и даёт шанс. Теперь есть ещё два ската, до обеда можно выдержать. К тому времени можно и по светлу дня дровишек натаскать, и колёса с другой стороны открутить.
По мыслям этим не суждено было осуществиться. Спустя ещё час вновь появилась волчья стая. А ещё через час...

Тот вылет был незапланированный. О том, что руководство выделило несколько ящиков мандаринов и шампанского для проведения новогодних праздников, пилоту сообщили только утром. Подготовка к полёту и прогрев отняли, конечно, время. Зато предновогодний настрой, внутреннее предвкушение праздника наносили свой, неописуемый штрих. Уже через полчаса полёта вдалеке увидели чёрный дым.
-Неспроста... Это резина горит. Придется сделать небольшой крюк.
Согласовавшись с базой, вертолёт меняет курс.
Услышав шум винтов приземляющегося вертолёта, волки разбежались. Остались лежать только сдесяток огромных серых туш с окрававленными головами и обессиливший водитель. На одной руке у него был факел, а другой крепко сжимал окровавленный топор. Он лежал неподвижно, смотрел на небо и беззвучно плакал. Капли слёз тут же примерзали к его лицу. За эти неполные сутки это лицо состарилось лет на двадцать.
Не знаю кто первым так назвал, но в дальнейшем шофера этот участок дороги стали называть Гандурасом.