Вспышки тревоги

Толстые пальцы шевелятся, изворачиваются и только что не шипят. Тускло поблёскивает малахитовый глаз кольца на безымянном. Губы-ошмётки расплющились по стеклу и кажутся чёрными. Усмешка стекает с них, как кровь с басселарда. Левая рука сжимает кинжал, правая пытается открыть окно.
- Лат...
Шёпот похож на раздражённое шипение анаконды, какой никак не удаётся задушить свою жертву.
Оконная защёлка не хочет поддаваться, но кто бы это учитывал. Скрип рассохшихся створок окна такой же болезненный, как скрип артритных коленей толстяка, каким-то чудом цепляющегося массивными подошвами ботинок за ущербную полоску тщедушного оконного отлива.
Узкое лезвие кинжала в крови по самую гарду и всё равно бьёт по глазам острым металлическим бликом.
Вой Ветра похож на рык загнанного зверя, а ответный дамаск на прямой удар в челюсть.
- Назад, тварь!
Вскинувшееся тело зря выбросило ощетинившиеся белые крылья. В комнате никого нет. За окном надсадно воет Ветер:
- Алари...
Не скрипят - блеют рассохшиеся створки.
- Залетай, друже.
Уходящая Лея раздражённо откидывает липнущие к ней облака. Фиолет чутко вспыхивает в холодных каплях на лбу. Алмазные вспышки тревоги...
*
"Советник на побегушках", - ехидно посмеиваются в спину Светлокрылому Грэбу некоторые уцелевшие кадры, не догоняя, что им самим от смешка до вылета с престижной работы - один неверный шаг.
Почему Грэб на побегушках? Поясняю: Лат не выгнал любимца югганцев, посчитав его перспективным, но ещё сомневается в той перспективности, потому и назначил пока что помощником Советника по дальним связям, сохранив ему звание.
Грэб не рвётся в бой, не спешит проявлять инициативу. Он в последнее время чаще смурной и постоянно под шофе. Побегушник ещё не знает, что в Караком спешно вернулся его длинноусый друг. Да, югганец вернулся и по делу, и к душке-подружке, какая настраивается на перелёт в далёкую Юггу, ибо беременна. Но важно не это. Важно то, что югганский посол сам напросился на срочную командировку в Караком, не дав крыльям обсохнуть с дороги, а новому особняку достроиться. Длинноусый совсем не беспокоится по поводу того, как его уже не подружка, а супруга будет рожать в особняке без крыши, но с видом на кладбище, где покоятся добытые мужем вампиры. Ему, видите-ли, сон приснился. Он так и сказал своим собратьям по охоте и стакану: "Сон!" И помчал обратно к каракомским чертям. Душке... Ах, ты ж... Прошу прощения. Невесте было велено спешно собирать шмотки. Его Светлости торжественно вручили новый "привет" от старых друзей и зуб вампира на золотой цепочке - это от сглаза. А другу Грэбу...
Грэба югганец, считай, припечатал с порога его же собственного кабинета, когда, плотно захлопнув дверь, быстро-быстро выговорил, слегка картавя.
- Ты не можешь вмешаться, но можешь помешать. А помешать надо! Иди к Воину с белыми крыльями и серыми глазами. Он поможет. Он..., - и замолчал, улыбнувшись, но тут же продолжил, - Я не знаю, что тебя ждёт, но я буду с тобой до конца. Любого... Вспомни, что сказал тебе обречённый, и иди.
На лице Грэба не отразилось ровным счётом ничего, кроме невозможной растерянности. Со стороны это выглядело, словно он сел на горшок и забыл зачем.
Югганец подёргал себя за ус. Потом за необъятную бороду, плавно переходящую в изогнутую бровь. Потом за надкушенную мочку уха и, наверное, вспомнил о том, кто его за то ухо укусил, если заорал, безбожно мешая родные до острых зубов ругательные слова с каракомским народным диалектом.
- Очнись, мать твою! Или мне тебя (... - не литературное, но неизменно бодрящее), пока не повесили?
Взбадривающая процедура побегушнику явно не пришлась к душе, у него аж глаза чуть не выпали - так вытаращился и рявкнул в ответ:
- Да я тебя сам..., - и саданулся ногой о ножку стола, за каким сидел до явления югганца народу, то есть ему. Боль такого рода всегда действует почище дефибриллятора. Растопорщив крылья, заместитель Советника прошипел аки змеюка:
- Какого чёрта припёрся?
Кто-то снаружи, среагировав на крики, дёрнул ручку двери, но дверь была заперта. Югганец весь натянулся как тетива его лучшего лука " Смерть кровососам!". А тетива там не абы какая, а из жил однорогой антилопы. Ту однорожку некоторые народности почитают священным животным. Наверное потому и почитают, что у антилопы мясо не прожуёшь ни в сыром, ни в жареном виде, а уж жилы и подавно.
Ручку двери дёрнули ещё раз и благополучно от неё отстали.
Югганец расслабился, а Грэб глубокомысленно изрёк:
- Легко адаптироваться в опасной ситуации, когда воюешь с рождения. А когда нет?
- Да, - усмехнулся длинноусый медиум, - когда с рождения живёшь в дерьме, перестаёшь чувствовать запах рассвета.
Интересно, что он хотел этим сказать? Грэб понял друга, если кивнул, соглашаясь.
Стремительные шаги по коридору заставили обоих насторожиться. Югганец на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, они казались фосфорными. Белые крылья Грэба вдруг потеряли чувствительность.
- Да, - кивнул посол, - это он - Воин, понимающий Ветер.
Дверь кабинета Хозяина города почувствовала себя под прицелом. Лар шёл на неё, как на взятие Каракурта, беспрецедентно пропечатывая шаг. Ветер летел рядом...