Демократический выбор народов

     Подойдя к зеркалу, я снял очки и вперился воспаленным от ярости взглядом в гримасничающего с той стороны тощего мужчину с безумными зенками, он дергался и размахивал руками, как есть полнейший мудак. Плюнув ему в лицо, сел в кресло и задумался. Без правды народной - неможно.
     - А мы фирму с тобой откроем, - предлагал Сухоруков Безрукову в очередном шедевре отеческого кинематографа, мадяня к чему - то всунутый в безжалостное дуло пистолета цветок, - " Братья Богровы ".
     - И чо делать будем ? - пытался отбрехаться не желающий становиться предпринимателем Безруков, подкрашивая выразительные глаза сурьмой.
     - Бизнес, - реготал Сухоруков, внутренне поражаясь скудоумию брата, - все, короче.
     - Столыпиных не хватит, - отвечал краями шибко грамотный Безруков, прислушиваясь к постепенно нарастающему шуму за окном.
     Он вскочил и бросился к вишневого цвета портьере, аккуратно отодвинул ее в сторону и выглянул. Через миг брат присоединился к нему, неприятно навалившись грудью на плечо. На площади Ногина, куда выходило хитро утопленное в эркере окно горенки братов, уже скапливались живой массой народных масс полтора землекопа, землекоп единый, как Россия, и, соответственно, половинка землекопа, символизируя своим укороченным, будто модифицированное творение инженера Шмайссера, туловищем, скорее всего, жертв вооруженных конфликтов. Скоро заухал синтезатор. Целый землекоп сидел на картонных ящиках из - под марокканских апельсинов, а его собрат - половинка, сурово потрясая орденами на натовской куртке защитного цвета, резко рубил в фонящий микрофон :
     - Душманы, чечены и жидобендеры
     Попомнят могучие кучи ребьят.
     Начальники ! Нету вам веры,
     Трясется в руках автомат.
     Восходят зарницы и чайки бушуют,
     Коррупций развраты и привкус вина,
     В дырки в стенах ветры дуют,
     А также прочая х...ня.
     - Творчество безымянных в своем праведном гневе масс, - закатил подведенные глаза Безруков, тут же умственно примеряя на себя грядущую в силе и славе главнейшую роль поющего на площади ветерана.
     - Почему безымянных ? - не всекал сложнейшей ситуации утраты доверия Сухоруков, закуривая  " Кзабек ". - Целиковый, брат, это Бабченка, а половинка - Несмиян. Два брата анальных акробата.
     - А Потупчик ?
     - А Потупчик просто красивая еврейка, - вздыхал протяжно старший брат, гневаясь отсутствующим тута кинематографом, не наименуешь же это дерьмо кинами, - с ногами.
    - А Машка ? - не унимался младший брат, задергивая окно шторой. - А Машка кому ?
    - Купчиха и матка, - пытался прояснить густеющую маразмом после утраты доверия ситуацию Сухоруков, будучи более опытнейшим, как Губерниев, например, - дура дурой и лошадь.
    - Мы все говно, - догадался портрет Ильича со стены, идя рябью.
    Вот так, Милена моя Ангел, на твоей малой родине и избрали себе снова славный геморрой всем народцем, закэвээнив парадигму, впрочем, дабы не впадать в недостойные коалы политиканство и критицизм, скажу, что восточнее много хуже. Тута вообще п...дец.