Ботаники. Впечатления М. Вит. Маркова

БОТАНИКИ. ВПЕЧАТЛЕНИЯ М. ВИТ. МАРКОВА

К БИОГРАФИИ ПРОФЕССОРА БОТАНИКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МИХАИЛА ВАСИЛЬЕВИЧА МАРКОВА
К БИОГРАФИИ ПРОФЕССОРА БОТАНИКИ ИЗ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МИХАИЛА ВИТАЛЬЕВИЧА МАРКОВА

(Справка. Михаил Витальевич Марков  студент кафедры ботаники Казанского государственного университета имени В. И. Ульянова-Ленина 1968–1973 гг., внук профессора Михаила Васильевича Маркова).

НА СТРАНИЦАХ ЖУРНАЛА. Марков М. Вит. Штрихи к портрету Михаила Васильевича Маркова. К 120-летию со дня рождения (1900–1981) // Ботанический журнал. 2021. Т. 106. № 6. С. 612–617. DOI: 10.31857/S0006813621060089

В отличие от того что знали, знают и помнят другие люди, я имел возможность наблюдать деда и в семейной обстановке, и в качестве преподавателя, учителя, которого я мог видеть как в аудитории, так и в полевой экспедиционной работе и который во многом повлиял на мою собственную судьбу и деятельность. Прекрасным примером настоящего учёного, беззаветно преданного ботанике, является он для меня.
          
Я сам родился в 1951 году в Башкирии – в городе Янауле, где мама и папа работали школьными учителями после окончания филфака Казанского университета. В двухмесячном возрасте вместе с родителями переехал в Казань, и там меня воспитывали, не отдавая в детский сад. Ежегодно летом мы отдыхали на даче. Меня вывозили чаще всего либо на университетскую биостанцию, где проходили летнюю практику студенты биологи, либо на дачу, которую снимали, как правило, недалеко от биостанции. Поначалу ходили до биостанции от железнодорожной станции «Обсерватория» пешком, двигаясь вдоль облесённой «горы» – на деле надпойменной террасы Волги. Почти не помню старую Волгу до затопления. Только отдельные картинки-эпизоды, которые, как правило, связаны с рыбалкой – самым сильным моим увлечением с детства.

Интерес к биологии, а точнее, к животным и растениям, которые меня окружали на даче, возник именно в раннем детстве как-то органично, сам собой, а уж потом, позже, развивался во многом благодаря отцу. Поначалу этот интерес подкреплялся красотой и необычностью окружавшей меня природы, а иногда и просто азартом. Как я уже говорил, с самых малых лет я был страстным рыболовом, унаследовав это отношение к рыбалке от отца, но – в ещё большей степени – от деда.

Дед из-за своей всегдашней занятости имел возможность рыбачить крайне редко, но проявлял на рыбалке высшую степень удовольствия. Иногда (ещё реже) его увлечённость вознаграждалась. Однажды он поймал за глаз очень крупного карася. И хоть подшучивали потом над ним, и объясняли, что карась-де просто хотел посмотреть, кто это там рыбачит, и потому попался случайно, дед встречал эти шутки с полнейшей невозмутимостью. Позднее, когда я вывозил деда на рыбалку, он уже не имел необходимой ловкости (отчасти из-за очень сильной близорукости), но имел обыкновение теоретизировать: «Рыбу надо подсечь, а потом плавно вываживать». Тщетно я пытался доказать ему, что между этими двумя операциями нельзя допускать провисания лески – именно в этот момент уже подцепленные им рыбы обычно сходили, – совладать с его теоретическими познаниями не было шансов. Вне зависимости от результатов рыбалки на вопрос, какую он поймал рыбу, дед всегда настолько широко разводил руки, что обязательно отодвигал одной рукой задавшего вопрос собеседника.

Полагая, что таким образом можно выработать у себя терпеливость, Михаил Васильевич никогда не разрезал верёвок, связанных узлами, а терпеливо развязывал их и в воспитательных целях демонстрировал этот процесс мне. В качестве регулярного домашнего развлечения у нас практиковалась стрельба по бумажным мишеням из пневматической винтовки, приобретённой ещё в 50-е годы. Дед учил меня стрелять из положения лёжа. Сам он, несмотря на плохое зрение, стрелял довольно хорошо.

Учил меня дед и игре в шахматы, а в школьный период у нас даже проводился семейный турнир. Первое место обычно занимал отец, а второе дед. Думал он в процессе игры очень капитально, долго. Когда я начал играть немного посильнее и деду стало труднее со мной справиться, турниры прекратились. Бабушка, заметив, как краснеет от напряжения дед, обдумывающий свой очередной ход, запретила нам играть, из-за беспокойства за дедушкино здоровье.

У дедушки было двое братьев, и они часто приходили к нам со своими семьями. По таким случаям устраивали застолья, в ходе которых звучало много песен. Пели на голоса и с большим увлечением. Особенно часто, иногда под балалайку или гитару, звучали народные и старые студенческие песни, и тогда Михаил Васильевич солировал, а братья его, да и все остальные участники застолья, включая меня, ему подпевали. Позже выяснилось, что и в ботанических экспедициях, организованных моим дедом, пение тоже было абсолютно необходимым атрибутом.

Принимая во внимание мой интерес к биологии, немало сил отдал дед, развивая у меня способности к рисованию. Необходимость уметь рисовать, которую для биолога-ботаника считал неоспоримой, Михаил Васильевич внушал мне с детства, причём подразумевалось не только умение рисовать растения или иные биологические объекты – дома мы рисовали с ним по воскресеньям фрагменты интерьера нашей квартиры или натюрморты, работая либо карандашом, либо акварелью с натуры. Сам он рисовал для непрофессионала очень неплохо. Впоследствии умение рисовать мне очень пригодилось, когда дед попросил меня подготовить иллюстрации к его учебнику «Агрофитоценология». Для своего же учебника «Общая геоботаника», изданного в 1962 году, он все иллюстрации готовил сам.  Вообще самостоятельность в проведении ботанических исследований, постановке экспериментов и изобретении для них нехитрых приспособлений, а также обсчёте статистических параметров Михаил Васильевич придавал очень большое значение.

(КОММЕНТАРИИ. Речь идёт об этой книге: Марков М. В. Агрофитоценология. Наука о полевых растительных сообществах. Казань: Казанский университет, 1972. 269 с.)

К биологии меня пытались приобщать, заставляя делать дома иллюстрированные доклады. В качестве темы обычно выбирались особенности жизни какого-либо животного – птицы, ящерицы и т.п., – которые надо было изложить, снабдив собственноручно приготовленными иллюстрациями. Но о растениях тогда не было и речи – дед в то время моим биологическим воспитанием не занимался совсем. Он только приложил старания к преобразованию восьмилетней школы, где я учился, в десятилетку, добившись введения для нашего класса биологической специализации с посещением ряда аудиторных занятий в Казанском университете и летней учебной практики на биологической станции.

Только при поступлении в университет дедушка проявил свойственную ему командную волю – в том, чтобы я пошёл на зоологию, и речи быть не могло, хотя, как водится у мальчишек, животные интересовали меня больше. Я довольно спокойно воспринял дедовский нажим на том этапе и, надо сказать, никогда потом не сожалел о выборе ботанической специализации.

Михаил Васильевич читал нашему курсу «Общую ботанику», делал это, на мой взгляд, не слишком захватывающе, но сам увлекался, много рисовал на доске, хотя и не старался сильно адаптировать и таким образом популяризовать ботаническую науку. Он всегда приходил на занятия с коробочкой цветных мелков. Вслед за логичным и, подчас, изрядно эмоциональным изложением материала вся доска покрывалась разноцветными рисунками и схемами. И сложный, изобилующий новыми терминами материал становился понятнее и оставался в памяти надолго.

На экзамене, который он принимал у меня публично в присутствии ребят из нашей группы, дедушка устроил мне настоящую экзекуцию, задал уйму вопросов, после чего спросил мнение почтенной публики (моих однокашников, сидящих и ждущих своей очереди отвечать) относительно заслуженной мною оценки.

Большой опыт геоботанических исследований и чтения курса «Общая геоботаника» на кафедре университета к началу 1950-х годов привёл Михаила Васильевича к мысли о необходимости написания учебника.

Владимир Николаевич Сукачёв, с которым он вёл активную переписку, горячо поддержал эту идею. Из письма; датированного 25 ноября 1951 года:
«Как у Вас идёт написание учебника по геоботанике? Зная Ваши прекрасные работы, я уверен, что Вы дадите нашей ботанической молодёжи очень хороший учебник, в котором имеется такая большая потребность. Очень желателен его скорейший выход в свет».

Из письма, датированного 20 апреля 1959 г.:  «Дорогой Михаил Васильевич! От всего сердца приветствую Вас с написанием «Общей геоботаники»! Конечно, я с удовольствием прочту Вашу рукопись. Поэтому, как только сможете, присылайте её мне. Ввиду важности скорейшего выхода в свет Вашей книги я не задержу её у себя и постараюсь её быстро прочесть. План Вашей книги я считаю вполне правильным. Крепко жму Вашу руку и шлю наилучшие пожелания. Ваш В. Сукачёв».

(КОММЕНТАРИИ.  Речь идёт об этой книге: Марков М. В. Общая геоботаника: учебное пособие для государственных университетов и педагогических институтов СССР. Москва:  Высшая школа, 1962. 451 с.)

Учебник  Михаил Васильевич писал очень тщательно, если не сказать скрупулёзно, работая над ним как дома (нам внукам запрещали шуметь, поясняя, что дедушка пишет учебник), так и в университете.

Тесные творческие и человеческие контакты более полувека связывали Михаила Васильевича и Тихона Александровича Работнова. Из всей большой переписки достаточно привести выдержку только из одного письма, присланного Тихоном Александровичем к семидесятилетнему юбилею его коллеги М. В. Маркова.

«Дорогой Михаил Васильевич! В Ваших работах содержался ценнейший фактический материал и в то же время много важных теоретических положений. Уже работы по изучению растительности Татарии и по изучению лугов обеспечили Вам видное место в Советской геоботанике. Однако Вы пошли дальше и за последнее десятилетие своими исследованиями и своей научно-организационной деятельностью содействовали развитию двух очень важных в теоретическом и прикладном отношении направлений – экспериментальной геоботаники и агрофитоценологии. Я был свидетелем как совещания, организованные Вами или организованные по Вашей инициативе, способствовали повышению Вашего авторитета, не только среди ботаников, но и среди агрономов. Для многих Вы стали учителем и постоянным консультантом. Вы можете чувствовать себя счастливым, поскольку тот большой труд, который Вы вложили в научную, педагогическую и научно-организационную работу, дал превосходные результаты. Вы по праву занимаете одно из ведущих мест среди геоботаников СССР. Судя по тому, как Вы работали в последние годы, есть все основания надеяться на успех Вашей будущей деятельности. Я широко использую Ваши работы в курсах «геоботаника» и «луговедение», которые я читаю в МГУ. Приветствую Вас в связи с Вашим семидесятилетием, от всей души желаю Вам в течение долгих лет сохранить свойственные Вам энергию, энтузиазм и стремление развивать науку в связи с практикой. Желаю Вам новых больших успехов, здоровья, радостной жизни. Ваш Т. Работнов".

Во время моей студенческой летней практики на биостанции Михаил Васильевич сильно интересовался, как углубляются мои знания местной флоры, но всегда охотно помогал, называя растения, о которых я его спрашивал. Не могу забыть, с какой нежностью в голосе он назвал мне принесённое мною крохотное растение из лютиковых – мышехвостник маленький. Поднеся его буквально к своему носу по причине очень сильной близорукости (минус 12), дед выдал название по латыни – Myosurus minimus. В его голосе и интонации звучала такая неподдельная любовь к растению, что это поразило меня до глубины души. С того момента я знал, как можно отличить настоящего ботаника от человека, занимающегося ботаникой из конъюнктурных соображений, ради карьеры. И, может быть, именно с этого момента у меня у самого окреп интерес к однолетним растениям, плодоносящим иногда даже при самых миниатюрных размерах, способных вызвать умиление.

В качестве объекта для моей научной студенческой работы он сначала дал мне ярутку полевую – растение с относительно крупными семенами, с которыми я в основном и проводил опыты. Именно от дедушки впервые я узнал о необходимости статистической обработки данных и от него получил первые наставления по применению статистики.  Доводилось считать и на счётах, и на арифмометре, но считать обязательно, чтобы ощутить всю сладостность достоверности выявленных подчас различий. Позднее яруткой дед стал заниматься сам, а мне предложил изучать пастушью сумку. Проводимые в то время агрофитоценологические экспедиции – маршрутные обследования территории ТАССР – давали некоторый материал по этому виду. В экспедициях дед был предельно аскетичен и суров, создавая подчас ненужные сложности с целью их «успешного преодоления». Помню, как в экспедициях всё время страшно хотелось есть – полу-походной пищи, которую нам варили нанятые хозяйки в деревнях, явно не хватало «испорченному цивилизованной домашней пищей» юношескому организму. Деду до этого решительно не было никакого дела. Помню, бабушка, в основном поддерживавшая деда в его аскетизме, в одной из таких экспедиций почувствовала ко мне жалость и сводила в сельскую столовую. Первым, кого мы увидели с ней в столовой, был наш шофёр, тайком пробравшийся туда, чтобы второй раз за день пообедать.

После окончания университета я по настоянию деда поступил в целевую аспирантуру в Московский университет на кафедру геоботаники под руководство Т. А. Работнова. Там мне очень приятно было узнать, с каким глубоким уважением относятся многие известные ботаники к моему деду. Я даже испытывал известную неловкость из-за того, что к оценке моих научных достижений стали относиться по особой мерке, отталкиваясь от дедовского стандарта.

Открытку из ВАКа о присуждении мне степени кандидата биологических наук я получил из рук деда. В экспедиции, которые были организованы как в научных, так и в учебных целях, Михаил Васильевич ездил регулярно до 70-летнего возраста. Он настолько вовлёк меня в этот процесс, что и я до сих пор, в свои неполные 70 лет, ежегодно осуществляю экспедиционную ботаническую деятельность и, побывав во многих регионах России от Полярно-альпийского ботанического сада до Камчатки, пока не вижу повода от неё отказываться.

Никогда я не слышал от деда жёсткой критики в адрес кого-либо из ботаников. К своей роли одного из основателей агрофитоценологии он относился очень спокойно, никогда её не переоценивал, да и не считал главным своим достижением. Прекрасным примером настоящего учёного, беззаветно преданного ботанике, является он для меня.

                Светлана Федорова, Казань, 27 октября 2023 г.