Родные души

Жили-были Иван да Марина. Трудились, детей растили, внуков дождались и правнуков. Ничем таким уж очень серьёзным не болели – всё по возрасту, и даже ковид их не задел. Правда, несколько лет назад ранка на лице у Ивана образовалась – то поболит, то перестанет. На неё и внимания не обращали – мало ли где задел, и поранил – помажет мазью и пройдёт. Так и было до поры, до времени.
Много лет уже не расставались Иван да Марина ни на один день – каждый занят своим делом, да и друг другу помогали. Думали они, что всё в их жизни утряслось и закрепилось, и все неприятности уже позади, живи да радуйся.
Навалилась беда, как всегда, нежданно-негаданно. Стала кровить эта маленькая ранка на лице у Ивана, никакое средство не помогает, не то, что раньше. Настояла Марина, поехали к врачу, и отправил он Ивана в онкологический центр в областном городе.
Пройдя через чистилище многочисленных анализов и обследований, явились в онкологический центр и узнали диагноз: узелковый рак. Молодой врач, приветливый оптимист, просмотрел результаты обследований, потом на встревоженных стариков, глядящих на него, с надеждой в глазах, с улыбкой сказал:
- Анализы хорошие. Думаю, операцию делать не будем, это будет сопряжено с очень обширной травмой. Ограничимся – лучевой терапией.
Иван с Мариной вздохнули с облегчением – операцию делать не будут, а лучевая терапия, заверил врач – это не больно, и следа после неё не останется. Он назначил дату и время, когда надо явиться в стационар. Иван шутил:
- Ну вот, а ты боялась, недельки три отдохнёшь от меня, и потом я, как огурчик, буду дома, ничем не запятнанный, красивый и здоровый.
Марина улыбнулась:
- Главное, чтобы искоренить рак, а красивый ты после этого будешь или некрасивый – для меня не важно, я тебя не за внешность люблю. А потом и красота, и некрасивость со временем приглядятся и станут не важными.
На дворе стоял апрель – светлый весенний месяц, солнышко уже хорошо согревало, расцвели первые цветы, красота кругом.
Однако, с того дня поселилось в их доме это страшное слово «онкология», словно тёмная тень накрыла их с головой. Оба пережили стресс, и стали ещё более трогательно заботиться друг о друге, осознав, как это замечательно -  просто быть вдвоём.
Это было горькое счастье последних дней перед разлукой: слышать и говорить словечки, присущие и понятные только им двоим. Даже слушать его шутки и анекдоты «с бородой», которые Марина давно знает наизусть, просто радуясь звучанию его голоса, такого родного и неповторимого, который она слышит уже не один десяток лет, и готова слышать всегда. Они давали друг другу разные напутствия на период разлуки:
- Не делай ничего в наклон, Маринушка, у тебя гипертония, я вернусь и всё сделаю сам.
- Будешь выходить в коридор, надевай свитер, там наверно сквозняки, не добавляй себе неприятностей, Ванюшенька.
В назначенный день к девяти часам утра Марина с сыном Сергеем привезли своего больного в стационар, а в палату его проводила медсестра только в час дня. Всё это время без очереди принимали тяжело больных страдальцев в инвалидных колясках. В сопровождении родных, измученные и ослабевшие, равнодушные ко всему, что их окружало, эти люди с трагическим терпением обречённых ждали, когда смогут лечь на кровать, и, получив дозу препарата, снимающего боль, хоть ненадолго забыться.
Наблюдать это – ещё то испытание, а за четыре часа ожидания таких больных прошло немало.
Даже оптимисту Ване шутить уже не хотелось. Марина тихо говорила:
- Ты не расстраивайся, я очень надеюсь, что мы расстаёмся ненадолго. Лечись, а я буду за тебя молиться. – А про себя думала, что болезнь развивается не сразу, часто вот с таких мелочей, как маленькая ранка у Вани, на которые просто не обращают внимания, до поры, до времени. Что теория часто не совпадает с практикой, и исход лечения непредсказуем. Уж очень плохая репутация у такой напасти, как рак.
Марина вернулась домой. Одна. Ей хотелось плакать, жалеть себя и Ваню, на кого-то обижаться…
И потянулись дни. Ей не хотелось ни есть, ни читать, ни гулять и с кем-то общаться. Теперь она могла прочувствовать, как бы ей жилось без Вани. Её навещали сын с невесткой, но они люди занятые, у них большой огород, сад и стройка. И живут они не близко, у них своя жизнь.
- Если Ваня умрёт, я умру вместе с ним, если не физически, то духовно. Его никто и никогда не заменит – ни родные, ни близкие, потому что мы с ним – одно целое.
 Послал нам Бог испытание, думала Марина, и она  молилась Богу, Богородице, Николаю чудотворцу, Серафиму Саровскому, прося помощи в выздоровлении Ивана. Она жила надеждой и минутами общения с мужем через интернет.
Так узнала Марина, что в больнице очень строгий режим – даже в коридор из палаты нельзя  выходить, на улицу – тем более. На процедуры только в сопровождении медсестры. Свидание с родными запрещены, чтобы исключить заражение ковидом, хотя «на воле» давно уже никто и масок не носит.  В палате есть душ, туалет, большой холодильник, мойка для посуды – ведь пищу им привозят прямо в палату, но нет ни телевизора, ни радио. Выручали планшет, телефон и видеосвязь.
В палате пять мужиков, вынужденных жить в тесном замкнутом пространстве, оторванные от семьи и привычных занятий – некоторые из них уже прожили в этой палате по два месяца. И сколько ещё проживут – неизвестно. Не все из них оптимисты. Все, кроме Ивана - с тяжёлыми диагнозами, вынужденные ежедневно терпеть болезненные процедуры и другие неприятности, связанные с болезнью - на виду у всех соседей по комнате. 
Оттуда не поговоришь, поэтому Ваня, изучив обстановку, научился выбирать момент, когда медсестра отлучалась с поста, и выходить-таки в коридор, чтобы связаться с Мариной:
- День такой долгий, время будто стоит на месте, или тянется, как старая резина. Маришенька, как ты там? – Он не снимал маску, разговаривая с ней: – Маску не снимаю, я и так нарушаю режим.
- У меня всё нормально, расскажи скорее, как тебя лечат. – Попросила Марина.
- Тут всё под контролем, лечение не такое безобидное, как обещал врач, выжигают не только ранку, но и вокруг неё, неприятно, но терпеть можно, не беспокойся. Врач предупредила, что в больнице, возможно, придётся задержаться на месяц. – Ваня помолчал, эта новость ему очень не нравилась: - И ребята в палате хорошие, и кормят прилично, и персонал доброжелательный. Одно плохо: тебя рядом нет. Скучаю, кажется, отпустили бы меня, я бы пешком домой побежал, ненаглядная моя.  Ой, сестра на пост вернулась,  исчезаю!
Марина слушала его, сдерживая слёзы – до дома на машине ехать полтора часа, а он пешком…
В следующее свидание Ваня рассказал и показал:
- Смотри, в коридоре панорамные окна и  хорошо видны все окрестности – поля, дороги, люди. А я, как птица в клетке. Видел, как наш Сергей с передачей к больнице подъезжал, и шляпу мне привёз от солнца, а потом обратно уехал, сердце моё заныло, я ему позавидовал – так мне захотелось уехать домой вместе с ним.
Но всё когда-нибудь кончается, проползли три недели, лечение проходило успешно, и Ваню выписали. Услышал Бог мои молитвы, прими, Господи, мою глубокую благодарность, думала Марина. Когда они с Сергеем подъехали к больнице, он уже поджидал их у проходной – заметно похудевший, в шляпе, в маске и с сумкой.
- А вот и наш узник. – Пошутил Сергей.
А тот подошёл к машине и сказал в своей обычной манере:
- Мы с вами где-то встречались, вы случайно не за мной прикатили?
Сергей живо выскочил из машины, обнял отца, забрав у него сумку. Ваня открыл заднюю дверцу, и сел рядом с Мариной.
Слова – лишь слабое отражение той бури чувств, которую они в тот момент переживали. Марина смотрела на мужа, такого смешного в этой нелепой соломенной шляпе, надетой задом наперёд, обняла его, плача от счастья и любви к нему. Самое страшное уже позади! А он, переполненный радостью, что покинул, наконец, эту юдоль страданий, и снова рядом со своими самыми близкими людьми, обнимал Марину:
- Ну, чего ты? Я лицо прикрывал от солнца, Маришенька!
Марина сняла с Вани маску, и увидела красную опухоль на щеке, на носу и воспалённую рану, поняв, что это лучевой ожог, который насквозь травмировал и часть носа и рта изнутри, проглотила солёный комок в горле, и сказала:
- Ничего, Ванюша, будем лечить ожоги, Бог нам поможет.
Они сидели рядом, не разнимая рук. Сергей, поглядывая на родителей, спросил:
- Пап, ты наверно наслушался там разных историй о болезни?
- Нет, сын, о болезнях там не любят говорить. Зато теперь понял я суть выражения «ненормативная лексика». В нашей палате двое мужичков-механизаторов говорили между собой во весь голос, стоя друг против друга через две кровати, почти полностью используя эту лексику. На одно слово – пять матов. И как складно, виртуозно и остроумно у них это получалось. Я хохотал от души, никогда в жизни я не слышал этой лексики в таком количестве, разнообразии, и так к месту, как будто по-другому и не скажешь. Когда я услышал их разговор впервые, то спросил:
- Это вы, ребята, по-французски разговариваете?
- Ну да, а как же ещё! Но понять  этот французский может только исконно русский.
- Вот здорово! Что же ты на планшет-то не записал такой шедевр? Вот это спецы, мы-то дилетанты. – Приглушил немного Сергей эйфорию от долгожданной встречи родителей. Ведь радость – тоже стресс. А отец продолжил:
- Мне тогда это и в голову не пришло. Я только подумал, что и в такой обстановке, люди находят место для юмора. Они хорошие люди, помогают друг другу, когда нужно. Делятся передачами из дома. Конечно, причин для веселья немного, все осознают своё положение, но не теряют надежды до последнего. И ещё я понял, глядя на их желание жить, что здоровье – великая ценность. Этому надо учить с детства.
- А скажи, пап, родные часто навещали твоих соседей?
- Ещё бы. Одному из «французов» 65 лет, его жене 63. Так она ежедневно приезжала на своей машине за 150 км в один конец, чтобы покормить его домашней пищей. Триста км в пути в любую погоду, плюс время на готовку домашних деликатесов, и снова в путь. А он лежит уже третий месяц и не первый раз. Вот она – настоящая любовь. К другим тоже приезжали, но они живут поближе.
Впереди у Ивана с Мариной долгий период восстановления. Будут ещё и боль, и кровь, и лекарства, и мази, маска на лице, хотя ковида давно нет. Милого долгожданного солнышка теперь надо избегать, солнечная радиация теперь угроза для Ивана. Работать до пота, как было всегда, теперь нельзя. И ещё несколько «нельзя», нарушающих привычный образ жизни. Целых пять лет он будет приезжать в онкологический центр на контрольный осмотр с анализами. Но скоро это станет привычным и необременительным, лишь бы не вернулась эта страшная болезнь. Но самую главную мысль высказал Иван, когда вернулся из больницы домой, как бы продолжая разговор с сыном:
- Многие люди намного моложе нас думают, что любить друг друга можно только в молодости, но я, лёжа в больнице, убедился, что у любви нет возраста, можно любить и в 20 лет и в 65, и в наши 75. Особенно, если вы с любимой - родные души.