Смерть капитализму

Так мы называли преподавателя первой кафедры, который на четвертом курсе читал нам лекции по научному коммунизму. Преподавателем он был отличным, даже одним из лучших (см. далее), как и 315-й класс кафедры марксизма-ленинизма, в котором эти лекции проходили. Класс — огромный, с высоченными потолками, такими же высоченными эркерными окнами и колоннами в золотых вензелях. Он вмещал полтысячи человек и был сделан в виде амфитеатра — каждый следующий ряд столов немного возвышался над предыдущим (спустя десятилетия на форумах писали, что при его превосходительстве генерал-лейтенанте Нилусе в этой аудитории юнкерам читали Закон Божий). Позади преподавательской трибуны, украшенной гербом СССР и бюстом Ленина, опускался экран во всю стену, в конце зала под потолком висел проектор, а экраном, проектором, светом и шторами на окнах можно было управлять с вмонтированного в трибуну пульта. Пульт спаял мой приятель Серега Потапов, заядлый радиолюбитель и дальний родственник актера Александра Потапова, а слайды рисовал тоже Серега, но Сергеев из четвертого взвода, обладавший каллиграфическим почерком. За свои заслуги перед кафедрой марксизма-ленинизма они на всех сессиях получали пятерки автоматом.
«Смерть капитализму» был низок ростом и лыс, толст, но подвижен — точь в точь Весельчак У из «Тайны третьей планеты». После доклада и приветствия он занимал место за трибуной, включал микрофон, произносил: «Товарищи курсанты, начинаем лекцию!» и нажимал кнопки на пульте. В классе плавно гас свет, раздавалось жужжание электромоторов, задвигающих шторы, в темноте вспыхивал проектор и на экране появлялся первый слайд с темой лекции и учебными вопросами. Товарищи курсанты устраивались поудобнее, клали на столы сложенные «пирожком» шапки, опускали на них головы и немедленно засыпали. «Смерть капитализму» это нисколько не смущало — лекцию он читал не курсантам, а прямо светлому коммунистическому будущему, глядя сквозь кирпичные царской постройки стены куда-то ввысь и вдаль, где, видимо, оно и находилось. Свет то зажигался, то вновь гас, на экране менялись слайды с единственно верным учением, «Смерть капитализму» своим высоким визгливым голосом научно обосновывал неизбежность его торжества, курсанты спали. Иногда дежурный вместе со всем курсом просыпал перерыв, но «Смерть капитализму» этого не замечал — его мысли и речи были целиком устремлены либо в упомянутое будущее, либо в загнивающее империалистическое настоящее, к которому он переходил где-то после середины второго часа. Тут его голос начинал твердеть, становился громче и пронзительнее, круглая лысина и венчающие ее очки воинственно сверкали; он вскрывал капиталистические язвы и клеймил капиталистические пороки; расизм, инфляция и безработица сменялись агрессивной внешней политикой и вмешательством во внутренние дела других стран; на беснующихся в бессильной злобе проклятых империалистов один за другим обрушивались победные научно-коммунистические аргументы; каждый из них сопровождался жестом, похожим на метание пролетарского булыжника (булыжник заменял зажатый в кулаке носовой платок не первой свежести); мир чистогана замирал в ужасе, в Детройте останавливались конвейеры, в Пентагоне перегорали пробки, в Атлантике панически метались американские авианосцы. Когда идеологические враги были полностью повержены, разгромлены и уничтожены, «Смерть капитализму» принимался за своих — отдельных несознательных советских граждан и гражданок, цепляющихся за буржуазные пережитки в виде джинсов, кроссовок, мини-юбок и видеосалонов; на этом этапе он окончательно впадал в негодующий экстаз; срываясь в фальцет, брызгая слюной, подпрыгивая и потрясая кулаками, он становился похожим на упитанного шаолиньского монаха.
— ДА СКОЛЬКО МОЖНО ПРЕСМЫКАТЬСЯ ПЕРЕД ЭТИМ ЗАГНИВАЮЩИМ КАПИТАЛИЗМОМ, В КОНЦЕ КОНЦОВ!!!
Казалось, сейчас он снимет ботинок и начнет лупить им по трибуне, но от его визга оглушительно зафонил микрофон. Наступившую тишину мгновение спустя нарушил сонный недовольный голос из глубины зала:
— Э, а потише можно?
«Смерть империализму» стоял у трибуны, тяжело дыша. В первом ряду поднялась взлохмаченная голова дежурного курсанта, он протер глаза, взглянул на часы, потянулся и встал:
— Товарищ преподаватель, разрешите объявить конец занятия?
В рядах зашевелились.
— Дивизион, встать! Смирно! Вольно, выходи строиться!