Роберт Говард - Голуби из Преисподней

Robert Howard: Pigeons From Hell

1
Свист в темноте

     Грисвелл проснулся внезапно, каждый нерв его был напряжен от предчувствия неминуемой опасности. Он дико огляделся вокруг, поначалу не в силах понять, где он и что здесь делает. Лунный свет просачивался сквозь пыльные окна, и огромная пустая комната с высоким потолком и зияющим черным камином казалась призрачной и незнакомой. Затем, выбравшись из липкой облегающей паутины своего недавнего сна, он вспомнил, где он был и как здесь оказался. Он повернул голову и взглянул на своего спутника. Тот спал на полу рядом с ним. Джон Браннер виделся лишь смутной громоздкой фигурой в темноте, которую луна окрашивала в серый цвет.
     Грисвелл попытался вспомнить, что же разбудило его. Ни в доме, ни снаружи не было слышно ни единого звука, кроме жалобного уханья совы где-то далеко в сосновом лесу. Теперь он ухватил призрачное воспоминание. Это был сон, настоящий кошмар, наполненный таким смутным ужасом, что он испугался и проснулся. Воспоминания нахлынули на него, ярко запечатлев ненормальное видение.
     Или это был сон? Несомненно, так оно и было, но он столь удивительно был переплетен с недавними истинными событиями, что было трудно понять, где кончается реальность и начинается фантазия.
     Во сне, казалось, он заново пережил свои последние несколько часов бодрствования в мельчайших подробностях. Сон начался внезапно с того места, когда они с Джоном Браннером увидели дом, в котором сейчас ночевали. Они двигались с шумом и грохотом, подпрыгивая по ухабам неровной старой дороги, которая вела через сосновые леса, он и Джон Браннер, забравшиеся далеко от своего дома в Новой Англии в поисках развлечений, находясь в отпуске. Они увидели старый дом с его украшенными балюстрадами галереями, возвышавшийся среди зарослей сорняков и кустов, как раз в тот момент, когда солнце клонилось к закату позади него. Этот вид захватил их воображение - высокий дом, черный, пустынный и мрачный на фоне бурого закатного сияния, окруженный верхушками темных сосен.
     Они очень устали, им надоело целый день трястись по лесным дорогам. Старый заброшенный дом возбуждал их воображение своим намеком на довоенное великолепие и окончательный упадок. Они оставили свой автомобиль у изрытой колеями дороги, и когда шли по извилистой дорожке из крошащихся кирпичей, едва различимой среди густой травы, голуби взлетели с балюстрад порхающей, пернатой стаей и унеслись прочь с тихим шорохом бьющих крыльев.
     Дубовая дверь висела на сломанных петлях. Пыль густым слоем лежала на полу просторного сумрачного холла, на широких ступенях лестницы, убегающей вверх. Они шагнули в проем напротив лестничной площадки и вошли в большую комнату, пустую, пыльную, с паутиной, болтающейся по углам. Пыль толстым слоем покрывала пепел в огромном камине.
     Они поговорили насчет сбора дров и разведения костра, но передумали. Когда солнце зашло, стремительно опустилась тьма, густая, черная, абсолютная тьма сосновых лесов. Они прекрасно знали, что в южных лесах обитают гремучие и медноголовые змеи, и им совсем не хотелось бродить едва ли не на ощупь в темноте в поисках топлива для костра. Они немного перекусили едой из консервных банок, затем, не раздеваясь, завернулись в свои одеяла перед пустым камином и тут же заснули.
     Отчасти это было тем, что видел во сне Грисвелл. Он снова смотрел на мрачный дом, резко вырисовывающийся на фоне алого заката; увидел полет голубей, когда они с Браннером шли по разбитой дорожке. А так же сумрачную комнату, в которой они сейчас находились, и две фигуры, - он сам и его спутник - лежащие, завернувшись в одеяла, на пыльном полу. И вот с этого момента его сон слегка изменился, вышел из области реальности и окрасился страхом. Он увидел темную комнату, освещенную серым светом луны, струившимся из какого-то неясного источника. Потому что в комнате не было окон. И в этом сероватом сиянии он различил три безмолвных висящих силуэта, замерших в ряд, и их неподвижность, их очертания пробудили в его душе леденящий ужас. Не было слышно ни звука, ни единого слова, но он почувствовал присутствие страха и безумия, затаившееся в темном углу… Внезапно он вернулся в пыльную комнату с высоким потолком перед большим камином.
     Он лежал на полу, напряженно глядя через смутный проем и затемненный холл туда, где луч лунного света падал на лестницу с балюстрадой, примерно в семи ступенях от площадки. И что-то было на той лестнице, какое-то кривое, бесформенное существо, которое было не различить даже в лучах света. Но мутное желтое пятно, похожее на лик, было обращено к нему, как будто нечто присело на лестнице, глядя на него и его спутника. Страх ледяным потоком пробежал по его венам, и тогда он проснулся - если он действительно спал.
     Грисвелл медленно прикрыл и вновь открыл глаза. Луч лунного света падал на лестницу, как и в его сне, но никакой фигуры там не было видно. И все же его плоть до сих пор была покрыта мурашками от страха, который пробудил в нем сон или видение; его ноги были холодны, словно их погрузили в ледяную воду. Он сделал непроизвольное движение, чтобы разбудить своего спутника, когда внезапный звук словно парализовал его.
     Это был свист с верхнего этажа. Жуткий и сладкий, он не создавал мелодию, но был пронзительным и мягким. Такой звук в якобы заброшенном доме вызывал тревогу, но это было больше, чем страх перед физическим вторжением, который держал Грисвелла в замершем состоянии. Он сам не смог бы определить охвативший его ужас. Но тут зашуршали одеяла Браннера, и Грисвелл увидел, что тот сидит прямо. Его фигура смутно вырисовывалась в мягкой темноте, голова была повернута к лестнице, как будто он внимательно прислушивался. Более сладким и более злым слышался теперь этот странный свист.
     - Джон! - прошептал Грисвелл пересохшими губами. Он хотел крикнуть - предупредить Браннера, что наверху кто-то есть, кто-то, кто мог причинить им вред, что они должны немедленно покинуть этот дом. Но его голос замер в сухом горле.
     Браннер поднялся. Его ботинки стучали по полу, пока он двигался к проему. Он неторопливо вышел в холл и направился к нижней площадке, сливаясь с тенями, сгустившимися вокруг лестницы.
     Грисвелл лежал, не в силах пошевелиться, его мысли кружились в водовороте непонимания. Кто это свистел наверху? Грисвелл видел, как его спутник прошел то место, где обрывался лунный свет, он видел, как его голова поднялась, как будто он смотрел на что-то над лестницей, чего Грисвелл со своего места не мог видеть. Но лицо у него было как у лунатика. Он пересек полосу лунного света и исчез из поля зрения Грисвелла, хотя последний и пытался крикнуть ему, чтобы тот вернулся. Жуткий хрипящий шепот был единственным результатом его усилий.
     Свист спустился до более низкой ноты и стих. Грисвелл слышал тихий скрип лестницы под ногами Браннера. Теперь он добрался до коридора наверху, Грисвелл ясно слышал, как он идет по нему. Внезапно шаги прекратились, и вся ночь вокруг, казалось, затаила дыхание. Затем ужасный крик разорвал тишину, и Грисвелл вскочил, вторя этому крику.
     Странный паралич, сковывавший его, исчез. Он шагнул к двери, потом остановился. Шаги наверху возобновились. Браннер возвращался. Он не торопился. Поступь его была еще более медленной и размеренной, чем раньше. Снова заскрипела лестница. Одна рука, на ощупь скользящая по перилам, появилась в полосе лунного света; затем появилась вторая, и Грисвелла охватил ужасный трепет, когда он увидел, что эта рука сжимает рукоять топорика, - с которого срывались черные капли. Это Браннер спускался по лестнице?
     Да! Фигура шагнула в полосу лунного света, и Грисвелл узнал его. Затем он увидел лицо Браннера, и с губ Грисвелла сорвался новый крик. Лицо Браннера было белым, как у трупа; капли крови темнели на нем; его глаза были остекленевшими и застывшими, а кровь сочилась из огромной раны там, где был пробит его череп!
     Грисвелл не мог вспомнить потом, как именно он выбрался из этого проклятого дома. Но у него сохранилось безумное, спутанное представление, что он пробил себе путь через пыльное, затянутое паутиной окно, затем слепо мчался по заросшей сорняками лужайке, что-то бормоча себе под нос от ужаса. Он видел черную стену сосен впереди и луну, плывущую в кроваво-красном тумане, в котором не было ни здравого смысла, ни разума.
     К нему вернулась капля здравомыслия, когда он увидел автомобиль у дороги. В мире, внезапно сошедшем с ума, это был предмет, отражающий прозаическую реальность. Но как только Грисвелл потянулся к дверце, он услышал сухой леденящий шум, и отшатнулся от покачивающейся извивающейся фигуры, которая поднялась из своих чешуйчатых колец на водительском сиденье и зашипела на него, раздвоенный язык замелькал в лунном свете.
     Всхлипнув от ужаса, Грисвелл повернулся и побежал по дороге, как человек в кошмарном сне. Он бежал без цели и причины. Его онемевший мозг был неспособен к сознательному мышлению. Он просто подчинился слепому первобытному побуждению бежать, бежать, бежать - пока не рухнешь в полном изнеможении.
     Черные стены сосен бесконечно проплывали мимо него, поэтому его захватила иллюзорная мысль, что он никуда не двигается. Но вскоре сквозь туман его ужаса проник какой-то звук - ровный, неумолимый топот ног за спиной. Обернувшись, он увидел, как нечто бежит за ним - волк или собака, он не мог разобрать, но глаза его светились, словно шары зеленого огня. Тяжело дыша, Грисвелл прибавил скорость, свернул за поворот дороги и услышал, как фыркнула лошадь; увидел ее спину и услышал проклятия всадника; различил блеск синей стали в поднятой руке.
     Он пошатнулся и упал, зацепившись за стремя.
     - Ради бога, помогите мне! - с большим трудом выдохнул он. - Там что-то! Оно убило Браннера - оно идет за мной! Смотрите!
     Две огненные сферы блеснули у края кустов на повороте дороги. Всадник снова выругался, и вслед за его бранью раздался сокрушительный грохот выстрела из шестизарядного револьвера - затем еще и еще. Пылающие искры исчезли, а всадник, вырвав стремя из рук Грисвелла, пришпорил лошадь, направившись к повороту. Грисвелл стоял, пошатываясь, все его конечности дрожали. Всадник скрылся из виду всего на мгновение, потом вернулся.
     - Исчез в кустах. Кажется, это был лесной волк, хотя я никогда раньше не слышал, чтобы кто-нибудь из них гонялся за человеком. Вы знаете, что это было?
     Грисвелл смог лишь слабо покачать головой.
     Всадник, замерший в лунном свете, смотрел на него сверху вниз, все еще сжимая дымящийся револьвер в правой руке. Это был крепкий мужчина среднего роста, его широкополая плантаторская шляпа и сапоги выдавали в нем местного так же явно, как одежда Грисвелла выдавала в нем чужака.
     - Так что все это значит?
     - Я не знаю, - беспомощно ответил Грисвелл. - Меня зовут Гринсвелл. Джон Браннер - мой друг, мы вместе путешествуем, - мы остановились в заброшенном доме дальше по дороге, чтобы переночевать. Что-то... - при этом воспоминании его захлестнул приступ ужаса. - Боже мой! - воскликнул он. - Я, должно быть, сошел с ума! Что-то появилось и смотрело сквозь балюстраду на лестнице - что-то с желтым лицом! Я думал, что мне это приснилось, но, должно быть, это было на самом деле. Потом кто-то начал свистеть наверху, и Браннер встал и пошел вверх по лестнице, шагая, как человек во сне или находящийся под гипнозом. Я слышал, как он кричал - или кто-то кричал - потом он спустился по лестнице с окровавленным топором в руке - и, боже мой, сэр, он был мертв! Его голова была пробита. Я видел его мозги и запекшуюся кровь, стекающую по его лицу, а его лицо было как у мертвеца. Но он спустился по лестнице! Бог свидетель, Джон Браннер был убит в темном коридоре наверху, а затем его труп с топором в руке сошел вниз по лестнице, - чтобы убить меня!
     Всадник ничего не ответил; он сидел на своей лошади, словно статуя, воздвигнутая на фоне звезд, и Грисвелл не мог увидеть выражение его лица, которое было затенено полями шляпы.
     - Вы думаете, я сумасшедший, - безнадежно сказал он. - Возможно, так и есть.
     - Не знаю, что и думать, - ответил всадник. - Если бы это был какой-нибудь другой дом, а не старое поместье Блассенвиллей... что ж, посмотрим. Меня зовут Бакнер. Я шериф этого округа. Привез негра в административный центр соседнего округа и поздно возвращаюсь обратно.
     Он спрыгнул с лошади и встал рядом с Грисвеллом, ростом он оказался ниже долговязого жителя Новой Англии, но гораздо крепче. В нем была заметна природная решительность и уверенность, и легко было поверить, что он будет опасным противником в любом виде боя.
     - Вы не побоитесь вернуться в тот дом? - спросил он, и Грисвелл вздрогнул, но покачал головой, упрямое упорство предков-пуритан заявило о себе.
     - Мысль о том, чтобы снова столкнуться с этим ужасом, вызывает у меня тошноту. Но бедняга Браннер... - Грисвелл тяжело вздохнул. - Мы должны найти его тело. Боже мой! - воскликнул он, пошатнувшись от бездонного ужаса происходящего. - Что мы там найдем? Если мертвец ходит, что же...
     - Посмотрим. - Шериф намотал поводья на сгиб левого локтя и начал заполнять пустые каморы своего большого револьвера, пока они шли.
     Когда дорога сделала поворот, кровь Грисвелла заледенела в жилах при мысли о том, что они могут увидеть бредущего по дороге мертвеца с кровавой, ухмыляющейся посмертной маской, но они видели только дом, смутно видневшийся среди сосен дальше по дороге. Сильная дрожь сотрясла Грисвелла.
     - Боже, как злобно выглядит этот дом на фоне черных сосен! Он выглядел зловещим с самого начала - когда мы шли по разбитой дорожке и увидели, как с балкона взлетели голуби...
     - Голуби? - Бакнер бросил на него быстрый взгляд. - Вы видели голубей?
     - Ну да! Десятки их сидели на перилах галереи.
     Некоторое время они шли молча, затем Бакнер резко сказал:
     - Я прожил в этой стране всю свою жизнь. Я проезжал мимо старого дома Блассенвилей тысячу раз, по-моему, и в любое время дня и ночи. Но я никогда не видел ни одного голубя, ни здесь, ни где-либо еще в этих лесах.
     - Их было множество, - повторил Грисвелл, явно сбитый с толку.
     - Я встречал людей, которые клялись, что видели стаю голубей, сидящих на перилах, прямо на закате, - медленно сказал Бакнер. - Это были негры, все, кроме одного мужчины. Бродяга. Он развел костер во дворе, собираясь там заночевать. Я проходил там поздно вечером, и он рассказал мне о голубях. Я вернулся туда на следующее утро. Там был пепел от костра, и его жестяная чашка, и сковорода, на которой он жарил свинину. Его одеяла выглядели так, будто в них спали. Но парня больше никто не видел. Это было двенадцать лет назад. Негры говорят, что видят голубей, но ни один негр не рискнет отправиться по этой дороге между закатом и восходом солнца. Говорят, что голуби - это души Блассенвилей, выпущенные из самого Пекла на закате. Негры говорят, что красное сияние на западе - это свет из Преисподней, потому что тогда Врата открываются, и Блассенвилли вылетают наружу.
     - Кем были Блассенвилли? - спросил Грисвелл, мелко дрожа.
     - Они владели всей этой землей вокруг. Французско-английская семья. Приехали сюда из Вест-Индии еще до покупки Луизианы. Гражданская война погубила их, как и многих других. Некоторые погибли на войне, большинство просто вымерло. Никто не жил в поместье с 1890 года, когда мисс Элизабет Блассенвиль, последняя в роду, однажды ночью сбежала из старого дома, как из зачумленного места, и больше туда не вернулась - это ваш  автомобиль?
     Они остановились возле машины, и Грисвелл с отвращением взглянул на мрачный дом. Его пыльные стекла были темны и пусты, но они не казались слепыми. Грисвеллу чудилось, что сквозь эти затемненные стекла на него жадно смотрят призрачные глаза. Бакнер повторил свой вопрос.
     - Да. Будьте осторожны. На сиденье змея - или была там.
     - Сейчас ее нет, - буркнул Бакнер, привязывая лошадь и вытаскивая из седельной сумки электрический фонарик. - Что ж, давайте посмотрим.
     Он шагал по разбитой кирпичной дорожке так непринужденно, как будто пришел навестить друзей. Грисвелл следовал за ним по пятам, его сердце бешено колотилось. Слабый ветерок доносил запах разложения и гниющей растительности, и Грисвелл едва не лишился чувств от тошноты, поднявшейся из-за неистового отвращения к этим черным лесам, к этим древним плантационным домам, скрывавшим забытые тайны рабства, кровавой гордыни и таинственных интриг. Он думал о юге как о солнечной, ленивой земле, омываемой легким бризом, наполненным ароматами пряностей и свежих цветов, где жизнь спокойно течет в ритме черного народного пения на залитых солнцем хлопковых полях. Но теперь он открыл для себя другую, неожиданную сторону - темную, тягостную, наполненную страхом сторону, и это открытие вызвало отвращение.
     Дубовая дверь висела, как прежде. Черноту внутри сгустил луч света Бакнера, скользнувший в дверной проем. Этот луч прорезал темноту коридора и поднялся по лестнице; Грисвелл затаил дыхание, крепко сжав кулаки. Но никакой жуткой фигуры не было видно там. Бакнер шагнул внутрь, двигаясь легко словно кошка, с фонариком в одной руке и пистолетом в другой.
     Когда он направил луч света в комнату напротив лестницы, Грисвелл вскрикнул - и еще раз, едва не потеряв сознание от невыносимой тошноты из-за того, что там увидел. След из капель крови тянулся по полу, пересекая одеяла Браннера, которые находились между дверью и теми, на которых лежал Грисвелл. А в постели Грисвелла был ужасный обитатель. Там покоился Джон Браннер, лицом вниз, и его расколотая голова была хорошо видна в ровном сиянии. Его вытянутая рука все еще сжимала рукоять топора, а лезвие было глубоко воткнуто в одеяло и пол под ним, как раз там, где располагалась голова Грисвелла, когда он спал.
     Мгновенный порыв тьмы накрыл Грисвелла. Он не понял, что пошатнулся или что Бакнер поймал его. Когда он снова мог видеть и слышать, его сильно затошнило, и он свесил голову у камина, его мучительно рвало.
     Бакнер направил на него луч фонарика, вынудив прикрыть глаза. Из-за потока ослепительного сияния донесся голос Бакнера, самого человека не было видно.
     - Грисвелл, вы рассказали мне историю, в которую трудно поверить. Я видел, как кто-то гнался за вами, но это мог быть лесной волк или бешеная собака. Если вы что-то скрываете, лучше откройте это. То, что вы мне сказали, не примут ни в одном суде. Вас обязательно обвинят в убийстве вашего товарища. Мне придется вас арестовать. Если вы все расскажете мне прямо сейчас, это облегчит задачу. Разве не вы убили этого парня, Браннера? И не было ли это как-то так: вы поссорились, он схватил топорик и замахнулся на вас, вы увернулись, а потом убили его?
     Грисвелл опустился на пол и закрыл лицо руками, голова у него кружилась.
     - Великий Боже, я не убивал Джона! Да ведь мы дружим с ним с тех пор, как вместе учились в школе. Я сказал вам правду. Я не виню вас за то, что вы не верите мне. Но помоги мне Боже, это правда!
     Свет снова вернулся к окровавленной голове, и Грисвелл прикрыл глаза.
     Он услышал тихое ворчание Бакнера.
     - Полагаю, что топорик в его руке - тот самый, которым он был убит. Кровь и мозги прилипли к лезвию, а так же волосы - волосы точно такого же цвета, как у него. Это плохо для вас, Грисвелл.
     - Как так? -  тупо спросил житель Новой Англии.
     - Ломает любые намеки на самооборону. Браннер не мог замахнуться на вас этим топором после того, как вы раскололи ему череп. Вы, должно быть, вытащили топор из его головы, воткнули в пол и сжали на нем его пальцы, чтобы было похоже, что он напал на вас. И это было бы чертовски умно, если бы вы использовали другой топорик.
     - Но я не убивал его, - простонал Грисвелл. - Я не собираюсь ссылаться на самооборону.
     - Вот это и озадачивает меня, - откровенно признался Бакнер, выпрямляясь. - Какой убийца стал бы сочинять такую безумную историю, что рассказали мне вы, чтобы доказать свою невиновность? Обычный убийца, по крайней мере, поведал бы логичную байку. Хм! Капли крови идут от двери. Тело тащили - нет, его не могли тащить. Следы на полу не смазаны. Вы, должно быть, принесли его сюда после того, как убили его где-то в другом месте. Но в таком случае, почему на вашей одежде нет крови? Конечно, вы могли бы успеть переодеться и вымыть руки. Но этот парень мертв не так давно.
     - Он спустился вниз по лестнице и прошел через комнату, - безнадежно сказал Грисвелл. - Он шел, чтобы убить меня, я понял это, когда увидел, как он спускается по лестнице. Он ударил туда, где лежал я, если бы не проснулся. Это окно - я выскочил в него. Вы видите, что оно сломано.
     - Я понимаю. Но если он ходил тогда, почему не ходит сейчас?
     - Я не знаю! Я слишком слаб, чтобы здраво мыслить. Я боюсь, что он поднимется с пола, на котором сейчас лежит, и снова нападет на меня. Когда я услышал, как тот волк бежит за мной по дороге, я думал, что это Джон гонится за мной - Джон, бегущий сквозь ночь с окровавленным топором, окровавленной головой и предсмертным оскалом!
     Его зубы стучали, когда он снова пережил этот ужас.
     Луч фонарика Бакнера скользил по полу.
     - Капли крови ведут в холл. Поднимайтесь. Мы пойдем по ним.
     Грисвелл поморщился.
     - Они ведут наверх.
     Взгляд Бакнера был устремлен на него.
     - Вы боитесь подняться со мной наверх?
     Лицо Грисвелла было серым.
     - Да. Но я пойду, с вами или без вас. То, что убило беднягу Джона, возможно, все еще прячется там.
     - Оставайтесь позади меня, - приказал Бакнер. - Если что-то прыгнет на нас, я позабочусь об этом. Но ради вашего же блага предупреждаю, что я стреляю быстрее, чем прыгает кошка, и не промахиваюсь. Если у вас зародились какие-либо мысли  напасть на меня сзади, забудьте о них.
     - Не будьте глупцом! - Негодование взяло верх над опасениями, и эта вспышка, казалось, успокоила Бакнера больше, чем любое из заявлений Грисвелла о невиновности.
     - Я хочу быть честным, - сказал он тихо. - Я еще не обвинил и не осудил вас в своих мыслях. Если только половина того, что вы мне сказали, правда, вы прошли через жуткое испытание, и я не хочу быть слишком строг с вами. Но вы же видите, как мне трудно поверить во все, что вы мне рассказали.
     Грисвелл, не вымолвив ни слова, устало махнул рукой, предлагая ему идти впереди. Они вышли в холл, остановились у лестничной площадки. Тонкая ниточка малиновых капель, отчетливо различимая в густой пыли, вела вверх по ступеням.
     - Человеческие следы в пыли, - проворчал Бакнер. - Идите медленно. Я должен быть уверен в том, что вижу, потому что мы уничтожим следы по мере подъема. Хм! Одна пара идет наверх, одна - вниз. Тот же мужчина. Не ваши следы. Браннер был более крупным человеком, чем ты. Везде капли крови - кровь на перилах, как будто кто-то положил туда свою окровавленную руку - и мазок чего-то похожего на мозги. Что теперь...
     - Он спустился по лестнице, мертвец, - вздрогнул Грисвелл. - Нащупывая путь одной рукой, а в другой сжимая топорик, убивший его.
     - Или его несли, - пробормотал шериф. - Но если кто-то его нес - где же его следы?
     Они вышли в коридор наверху, огромное пустое пространство, полное пыли и теней, где сквозь грязные окна с трудом пробивался слабый лунный свет, и света фонарика Бакнера оказалось недостаточно, чтобы развеять тьму. Грисвелл дрожал, как лист. Здесь, во мраке и ужасе, умер Джон Браннер.
     - Кто-то свистел здесь наверху, - пробормотал тихо он. - Джон поднялся, как будто его позвали.
     Глаза Бакнера странно сверкнули в свете фонаря.
     - Следы идут по коридору, - пробормотал он. - Те же самые, что и на лестнице. Те же отпечатки - Иуда!
     Позади него Грисвелл подавил крик, потому что увидел, что вызвало вскрик Бакнера. В нескольких футах от лестницы следы Браннера резко остановились, затем вернулись, ступая по своим же следам. А там, где следы обрывались, на пыльном полу виднелась большая лужа крови - и к ней подступали другие следы - отпечатки босых ступней, узких, но с растопыренными пальцами. Они тоже удалялись второй линией.
     Бакер склонился над ними, негромко ругаясь.
     - Следы встречаются! И в том месте на полу кровь и мозги! Браннер, должно быть, был убит здесь - ударом топора. Босые ноги выходят из темноты навстречу обутым, - потом они расходятся; ноги в ботинках спустились вниз, босые ушли обратно. - Он направил свет вдаль по коридору. Следы исчезали в темноте, вне досягаемости луча. По обе стороны прохода располагались двери закрытых комнат, словно загадочные таинственные порталы.
     - Предположим, что ваша сумасшедшая история - правда, - пробормотал Бакнер наполовину про себя. - Это не ваши следы. Они выглядят как женские. Предположим, кто-то свистнул, и Браннер поднялся наверх, чтобы узнать, в чем дело. Предположим, кто-то встретил его здесь, в темноте, и пробил ему голову. В этом случае знаки и следы были бы такими, какие они есть на самом деле. Но если это так, почему Браннер не лежит здесь, где его убили? Мог ли он прожить достаточно долго, чтобы отобрать топорик у того, кто его убил, и спуститься с ним вниз по лестнице?
     - Нет, нет! - Грисвелл поперхнулся от накативших воспоминаний. - Я видел его на лестнице. Он был мертв. Ни один человек не сможет прожить и минуты с такой раной.
     - Я думаю так же, - пробормотал Бакнер. - Но - это безумие! Или же слишком умно - однако какой здравомыслящий человек стал бы сочинять и продумывать столь изощренный и совершенно безумный план, чтобы избежать наказания за убийство, когда гораздо эффективнее было бы заявить о самообороне? Ни один суд не признает эту историю. Что ж, давайте пройдем по другим следам. Они ведут дальше по коридору - что это?
     Грисвелл почувствовал, как ледяные пальцы сжали его сердце, когда увидел, что свет фонарика начинает тускнеть.
     - Это новая батарея, - пробормотал Бакнер, и Грисвелл впервые уловил в его голосе нотки страха. - Давайте же - уходим быстрее отсюда! 
     Свет превратился в слабое красноватое свечение. Темнота как будто надвигалась на них, бесшумно кралась на черных кошачьих лапах. Бакнер отступил, подталкивая спотыкающегося Грисвелла перед собой, когда шел назад по темному коридору с взведенным и поднятым револьвером. В сгущающейся темноте Грисвелл услышал звук, словно глубоко во мраке тихо открылась какая-то дверь. И тогда чернота вокруг них затрепетала от угрозы. Грисвелл знал, что Бакнер чувствует это не хуже него, поэтому крепкое тело шерифа было напряжено, как у крадущейся пантеры.
     Без видимой спешки они достигли лестницы и начали спускаться, Грисвелл шел впереди и боролся с паникой, пытавшейся заставить его закричать и броситься в бешеное бегство. От ужасной мысли у него выступил ледяной пот. Что, если мертвец ползет за ними следом по лестнице в темноте, с лицом, застывшим в предсмертной ухмылке, с окровавленным топором, поднятым для удара?
     Эта вероятность настолько поразила его, что он едва ли осознал, когда его ноги коснулись уровня пола, и только тогда он заметил, что свет фонаря становился все ярче по мере того, как они спускались вниз, пока вновь не засиял со всей силой. Но когда Бакнер направил его вверх по лестнице, он не смог пронзить темноту, которая нависла над верней площадкой, словно густой туман.
     - Это какое-то колдовство, - пробормотал Бакнер. - Никак иначе. Он не может так работать.
     - Поверните свет в комнату, - умолял Грисвелл. - Посмотрите, если Джон... если Джон...
     Он не смог выразить столь ужасную мысль словами, но Бакнер понял его.
     Он переместил луч, и Грисвеллу никогда даже в голову не могло прийти, что вид окровавленного тела убитого мужчины может принести такое облегчение.
     - Он все еще там, - пробурчал Бакнер. - Если он ходил после того, как его убили, то с тех пор не шевелился. Но эта вещь...
     Он снова направил свет вверх по лестнице и стоял, покусывая губу и хмурясь. Трижды он поднимал свое оружие. Грисвелл легко прочитал его мысли. У шерифа возникло искушение подняться обратно вверх по лестнице, рискнуть столкнуться с неизвестным. Но здравый смысл удержал его.
     - В темноте у меня не было бы никаких шансов, - пробормотал он. - И у меня складывается предчувствие, что свет снова погаснет.
     Он повернулся и посмотрел на Грисвелла.
     - Нет смысла уклоняться от проблемы. В этом доме есть что-то дьявольское, и я, кажется, догадываюсь, что это такое. Я не верю, что вы убили Браннера. Что бы его ни убило, оно сейчас там - наверху. Многое в вашей истории звучит довольно неразумно, но нет ничего разумного в том, что фонарик начинает гаснуть, как этот. Я не верю, что эта тварь наверху - человек. Я никогда раньше не встречал ничего, из-за чего опасался бы двигаться в темноте, но я не поднимусь туда до рассвета. До него осталось недолго. Мы подождем там, на галерее.
     Звезды уже бледнели, когда они вышли на широкое крыльцо. Бакнер сел на балюстраду, лицом к двери, не выпуская оружие из рук. Грисвелл опустился рядом с ним и прислонился спиной к крошащейся колонне. Он закрыл глаза, радуясь слабому ветерку, который, казалось, охлаждал его пульсирующий мозг. Он испытывал тупое чувство нереальности. Он был чужаком в чужой стране, - и эта страна внезапно оказалась пропитана черным ужасом. Тень от петли нависла над ним, а в этом мрачном доме лежал Джон Браннер с пробитой головой, - как фантазии сна, эти факты мелькали и кружились в его распаленном мозгу, пока все не растворились в сером сумраке, когда сон непрошено проник в его уставшую душу.
     Он проснулся от холодного белого рассвета, полный воспоминаний об ужасах ночи. Туманы клубились вокруг стволов сосен, ползли дымными струйками по разбитой дорожке. Бакнер потряс его.
     - Проснулись! Это дневной свет.
     Грисвелл поднялся, поморщившись от скованности конечностей. Его лицо выглядело серым и постаревшим.
     - Я готов. Пойдемте наверх.
     - Я уже был там! - Глаза Бакнера сверкали в свете раннего рассвета. - Я не стал будить вас. Отправился, едва рассвело. И ничего не нашел.
     - Следы босых ног...
     - Исчезли!
     - Исчезли?
     - Да, исчезли! Пыль сметена по всему коридору, начиная с того места, где кончаются следы Браннера; сметена по углам. Сейчас там ничего нет. Что-то уничтожило следы, пока мы сидели здесь, и я не слышал ни звука. Я обошел весь дом. Там нет ни следа.
     Грисвелл содрогнулся при мысли о том, что он спал в одиночестве на крыльце, пока Бакнер осматривал дом.
     - Что же нам теперь делать? - вяло спросил он. - С исчезновением этих следов исчезает мой единственный шанс доказать свои слова.
     - Мы отвезем тело Браннера в администрацию округа, - ответил Бакнер. - Говорить буду я. Если властям станут известны факты в том виде, как оно есть, они будут настаивать на том, чтобы вас немедленно арестовали и предъявили обвинение. Я не верю, что вы убили Браннера, но ни окружной прокурор, ни судья, ни присяжные не поверят тому, что вы мне рассказали, или тому, что случилось с нами прошлой ночью. Я разберусь с этим по-своему. Я не собираюсь арестовывать вас, пока не исчерпаю все другие возможности. Не стоит распространяться о том, что здесь произошло, когда мы доберемся до города. Я просто скажу окружному прокурору, что Джон Браннер был убит неизвестным лицом или лицами, и что я работаю над этим делом. Вы готовы вернуться со мной в этот дом и провести ночь здесь, лечь спать в той комнате, где вы с Браннером спали прошлой ночью?
     Грисвелл побледнел, но ответил так же твердо, как его предки выражали свою решимость защищать свои хижины от пекотов: «Я готов».
     - Тогда пойдемте; поможете мне перенести тело в вашу машину.
     Душа Грисвелла встрепенулась, когда он увидел бледное лицо Джона Браннера в холодном свете рассвета и прикоснулся к его лишенной тепла плоти. Серый туман обвивал их ноги своими тонкими щупальцами, пока они несли свою ужасную ношу по лужайке.

2
Брат Змеи

     Снова удлинились тени над сосновыми рощами, и по старой дороге вновь проехали двое мужчин в машине с номерами Новой Англии.
     Бакнер был за рулем. Нервы Грисвелла были настолько расшатаны, что он просто не мог вести машину. Он выглядел изможденным и осунувшимся, а лицо его все еще было бледным. Напряжение дня, проведенного в округе, добавилось к ужасу, который до сих пор накрывал его душу, словно тень чернокрылого стервятника. Он не спал, не чувствовал вкуса того, что ел.
     - Я обещал рассказать о Блассенвилях, - сказал Бакнер. - Они были гордыми людьми, надменными и чертовски безжалостными, когда хотели поступить по-своему. Они не обращались со своими неграми так хорошо, как другие плантаторы - полагаю, это они переняли в Вест-Индии. Они были очень жестоки, особенно мисс Селия, последняя из семьи, приехавшая в эти края. Это происходило много времени спустя после того, как рабов освободили, но она стегала свою горничную-мулатку, словно рабыню, как рассказывают старики… Негры говорят, что когда умирал кто-нибудь из Блассенвилей, дьявол всегда поджидал его в черных соснах.
     После Гражданской войны они вымерли довольно быстро, живя в нищете на плантации, которая медленно превращалась в руины. В конце концов, остались только четыре девочки - сестры, живущие в старом доме и влачащие жалкое существование, с несколькими неграми, обитающими в старых хижинах рабов и работающими на полях. Они держались особняком, надменные и стыдящиеся своей бедности. Люди не видели их месяцами. Когда им требовались припасы, они посылали за ними негра в город.
     Но люди узнали об этом, когда мисс Селия стала жить с ними. Она приехала откуда-то из Вест-Индии, где изначально жила вся семья, - прекрасная, красивая женщина, как говорят, лет тридцати. Но она общалась с местными не больше, чем остальные девушки. Она привезла с собой служанку-мулатку, и жестокость Блассенвиля особо проявилась в ее обращении с этой девушкой. Много лет назад я знал старого негра, который клялся, что видел, как мисс Селия привязала эту девушку к дереву, совершенно голую, и хлестала ее кнутом. Никто не удивился, когда она исчезла. Все подумали, что она просто сбежала.
     И вот однажды весной 1890 года мисс Элизабет, самая младшая из девочек, появилась в город впервые, быть может, за год. Она приехала за припасами. Сказала, что все негры покинули их. Дальнейшие ее слова были более дикими. Она сказала, что мисс Селия исчезла, не сказав никому ни слова. И что ее сестры думали, будто она вернулась в Вест-Индию, но сама она считает, что ее тетя все еще находится в доме. Она не объяснила, что имела в виду. Только купила необходимые продукты и тут же уехала в поместье. 
     Прошел месяц, и в городе появился один негр - он поведал, что мисс Элизабет живет в поместье одна. Что трех ее сестер больше нет там, они исчезли одна за другой, не оставив никаких вестей. Она не знала, куда они ушли, и боялась оставаться там одна, но не знала, куда еще идти. Она никогда нигде не была, кроме поместья, и не имела ни родственников, ни друзей. Но она находилась в смертельном ужасе от чего-то. Негр сказал, что она запирается на ночь в своей комнате и всю ночь жжет свечи…
     Одной ненастной весенней ночью мисс Элизабет примчалась в город на своей единственной лошади, почти мертвая от ужаса. Она упала с лошади прямо на площади; когда же она пришла в себя настолько, что смогла говорить, то рассказала, что обнаружила потайную комнату в поместье, о которой забыли почти сто лет назад. И там она нашла трех своих сестер, мертвых и подвешенных за шеи к потолку. Она еще сказала, что кто-то погнался за ней и чуть не проломил голову топором, когда она выскочила через парадную дверь, но каким-то образом она смогла добраться до лошади и сбежать. Она сошла с ума от страха и не знала, что же за ней гналось - сказала, что это было похоже на женщину с желтым лицом.
     Около сотни человек отправилось тогда к поместью. Они обыскали дом сверху донизу, но не нашли ни потайной комнаты, ни останков сестер. Однако они обнаружили топорик, торчащий в дверном косяке, к которому прилипло несколько волос мисс Элизабет, как она и говорила. Она не вернулась туда и не смогла показать, как отыскать потайную дверь; она чуть с ума не сошла, когда ей предложили это.
     Когда она оправилась и была в состоянии путешествовать, люди собрали немного денег и одолжили ей - она все еще была слишком горда, чтобы принимать милостыню, - и тогда она отправилась в Калифорнию. Она так и не вернулась, но позже выяснилось, когда она вернула деньги, которые ей одолжили, что там она вышла замуж.
     Никто так и не купил этот дом. Он стоит все такой же, каким она его оставила, но за прошедшие годы люди украли из него всю мебель, это были белые бродяги, я полагаю. Ни один негр не стал бы этого делать. Но они приходили сюда после восхода солнца и уходили задолго до заката.
     - А что люди думают об истории мисс Элизабет? - спросил Грисвелл.
     - Ну, большинство считает, что она слегка сошла с ума, живя в этом старом доме в одиночестве. Но некоторые полагают, что мулатка Джоан все-таки не сбежала. Они считают, что девушка спряталась в лесу и утолила свою ненависть к Блассенвилям, убив мисс Селию и трех девочек. Они обыскали все окрестные леса с собаками, но так и не нашли ее следов. Если в доме действительно есть потайная комната, она могла прятаться там - если есть доля правды в этой теории.
     - Она не могла прятаться там все эти годы, - пробормотал Грисвелл. - В любом случае, то, что сейчас находится в доме, - не человек.
     Бакнер крутанул руль и свернул на едва видную тропинку, которая отходила от главной дороги и петляла между соснами.
     - Куда мы едем?
     - В нескольких милях отсюда живет старый негр. Я хочу поговорить с ним. Мы противостоим чему-то, что требует большего, чем здравый смысл белого человека. Черные знают о некоторых вещах гораздо больше, чем мы. Этому старику почти сто лет. Его хозяин дал ему образование, когда он был еще мальчиком, а после того, как был освобожден, он много путешествовал, много дольше, чем большинство белых мужчин. Говорят, он вудуист.
     Грисвелл вздрогнул от этих слов, беспокойно глядя на окружающие их стены зеленого леса. Запах сосен смешивался с ароматами незнакомых растений и цветов. Но в основе присутствовал запах гнили и разложения. И снова болезненное отвращение к этим темным таинственным лесам почти овладело им.
     - Вуду! - пробормотал он. - Я совсем забыл об этом - и никогда не думал о черной магии в связи с Югом. Для меня колдовство всегда ассоциировалось со старыми кривыми улочками прибрежных городков, увенчанными остроконечными крышами, которые были старыми уже тогда, когда в Салеме начали вешать ведьм; с темными затхлыми переулками, где по ночам могут красться черные кошки и другие твари. Колдовство всегда означало для меня старые города Новой Англии, но все это страшнее любой легенды Новой Англии, - эти мрачные сосны, ветхие заброшенные дома, затерянные плантации, таинственные чернокожие, старые рассказы о безумии и кошмарах - Боже, какие жуткие древние ужасы таятся на этом континенте, которые глупцы называют «молодым»!
     - Вот хижина старого Джейкоба, - объявил Бакнер, останавливая автомобиль.
     Грисвелл увидел поляну и маленькую постройку, притаившуюся в тени огромных деревьев. Там сосны сменялись дубами и кипарисами, с бородами из серого мха, а за хижиной лежал край болота, убегавшего в сумрак под деревьями, обвитыми гнилой растительностью. Тонкая струйка голубого дыма поднималась из грубой земляной трубы.
     Он проследовал за Бакнером к крошечному крыльцу, где шериф толкнул дверь на кожаных петлях и вошел. Грисвел прищурился из-за сумрака внутри. Единственное небольшое окошечко пропускало мало дневного света. Старый негр сидел у очага, наблюдая, как что-то тушится в горшке над костром. Когда они вошли, он поднял голову, но не поднялся. Он казался невероятно старым. Его лицо представляло собой массу морщин, а его глаза, темные и живые, временами застывали на мгновение, как будто его мысли блуждали где-то далеко.
     Бакнер жестом пригласил Грисвелла сесть в небольшое кресло с плетеным дном, а сам опустился на грубо сколоченную скамью возле очага лицом к старику.
     - Джейкоб, - сказал он прямо, - пришло время поговорить. Я знаю, что тебе известен секрет поместья Блассенвиль. Я никогда не спрашивал тебя об этом, потому что прежде это меня не касалось. Но прошлой ночью там был убит человек, а этого мужчину могут за это повесить, если ты не расскажешь мне, что обитает в старом доме Блассенвилей.
     Глаза старика заблестели, а затем затуманились, словно облака глубокой старости поплыли через его хрупкий разум.
     - Блассенвилли, - пробормотал он, и голос его был мягким и богатым, а речь совсем не напоминала говор обитателя темных сосновых лесов. - Это были гордые люди, господа, - гордые и жестокие. Кто-то погиб на войне, кто-то был убит на дуэлях - мужчины, господа. Некоторые умерли в поместье - старом поместье… - Его голос превратился в неразборчивое бормотание.
     - Что насчет поместья? - терпеливо спросил Бакнер.
     - Мисс Селия была самой гордой из всех, - продолжил старик. - Самой гордой и самой жестокой. Черные люди ненавидели ее; Джоан больше всех. В Джоан текла белая кровь, и она тоже обладала гордостью. Мисс Селия же выпорола ее, словно рабыню.
     - В чем же секрет поместья Блассенвиль? - настаивал Бакнер.
     Пелена исчезла с глаз старика; теперь они были темны, как лунные колодцы.
     - Какой секрет, сэр? Я не понимаю.
     - Ты понимаешь. Долгие годы этот старый дом стоял здесь, храня свою тайну. Ты знаешь ключ к ней.
     Старик помешал тушеное мясо. Он казался сейчас абсолютно рациональным.
     - Сэр, жизнь приятна даже для старого негра.
     - Ты имеешь в виду, что кто-то убьет тебя, если ты мне расскажешь?
     Но старик снова что-то тихо бормотал, его глаза затуманились.
     - Не кто-то. Не человек. Не человеческое существо. Черные боги болот. Моя тайна неприкосновенна, охраняется Большим Змеем, богом над всеми богами. Он пошлет младшего братишку поцеловать меня своими холодными губами - братишку с белым полумесяцем на голове. Я продал свою душу Большому Змею, когда он сделал меня творцом зувемби...
     Бакнер напрягся.
     - Я уже слышал это слово однажды, - сказал он тихо, - из уст умирающего чернокожего мужчины, когда был еще ребенком. Что это значит?
     Страх наполнил глаза старого Джейкоба.
     - Что я сказал? Нет, нет! Я ничего не говорил.
     - Зувемби, - подсказал Бакнер.
     - Зувемби, - машинально повторил старик, его глаза были пусты. - Зувемби когда-то были женщинами - на Невольничьем берегу о них знают. Барабаны шепчутся о них по ночам в холмах Гаити. Творцы зувемби почитаемы народом Дамбаллы. Смерть, если рассказать об этом белому человеку, - это одна из запретных тайн Змеиного Бога.
     - Ты говоришь о зувемби, - тихо сказал Баклер.
     - Я не должен об этом говорить, - пробормотал старик, и Грисвелл понял, что он размышляет вслух, слишком глубоко погрузившись в старческую усталость, чтобы осознать, что он вообще говорит. - Ни один белый человек не должен знать, что я танцевал на Черной Церемонии вуду и стал творцом зомби и зувемби. Большой Змей наказывает болтливых смертью.
     - Зувемби - это женщина? - спросил Бакнер.
     - Была женщиной, - ответил старый негр. - Она знала, что я творец зувемби, - она пришла, вошла в мою хижину и попросила ужасный отвар - отвар из молотых змеиных костей, крови летучих мышей-вампиров, росы с крыльев ночного ястреба и других элементом, не имеющих названия. Она танцевала на Черной Церемонии - она созрела для того, чтобы стать зувемби; Черный Отвар - все, что было нужно, - она была прекрасна - я не смог ей отказать.
     - Что? - напряженно спросил Бакнер, но голова старика опустилась на тощую грудь, и он ничего не ответил. Казалось, он сидя задремал. Бакнер потряс его.
     - Ты дал отвар, превращающую женщину в зувемби, - что такое зувемби?
     Старик обиженно пошевелился и сонно пробормотал:
     - Зувемби больше не человек. Он не узнает ни родственников, ни друзей. Он един с людьми Черного мира. Он командует природными демонами - совами, летучими мышами, змеями и оборотнями, и может вызвать тьму, чтобы затемнить слабый луч света. Его можно убить свинцом или сталью, но если его не убить таким образом, он будет жить вечно и ему не нужно есть пищу, какую едят люди. Он обитает, как летучая мышь в пещере или в старом доме. Время ничего не значит для зувемби; час, день, год - все едино. Он не может говорить человеческими словами и думать так, как думает человек, но он может загипнотизировать живых звуком своего голоса, и когда он убивает человека, то может управлять его безжизненным телом, пока плоть не остынет. Пока течет кровь, труп его раб. Для него удовольствие - убивать людей.
     - А зачем становиться зувемби? - спросил Бакнер.
     - Ненависть, - прошептал старик. - Ненависть! Месть!
     - Ее звали Джоан? - не уступал Бакнер.
     Это имя как будто проникло сквозь туманы старости, заполонившие разум колдуна. Он встряхнулся, и пелена с его глаз исчезла, вновь сделав их твердыми и блестящими, как мокрый черный мрамор.
     - Джоан? - медленно сказал он. - Я не слышал этого имени на протяжении целого поколения. Я, кажется, спал, джентльмены; не помню - прошу прощения. Старики часто засыпают перед огнем, как старые собаки. Вы спрашивали меня о поместье Блассенвиль? Сэр, если бы я открыл, почему не могу ответить вам, то вы сочли бы это простым суеверием. И все же Бог белого человека будет мне свидетелем…
     Говоря это, он потянулся над очагом к дровам, наощупь выбирая среди сухих веток. И голос его сорвался на крик, когда он судорожно отдернул руку. А вместе с ней появилось жуткое, извивающееся существо. Вокруг руки колдуна вуду обвилось пятнистое вытянутое тело, и злобная клиновидная голова впилась в его плоть в безмолвной ярости.
     Старик с криком упал на очаг, опрокинув кипящий котел и разбросав угли, а затем Бакнер схватил полено и раздавил плоскую змеиную головку. Выругавшись, он отбросил корчащееся тельце, мельком взглянув на изуродованное существо. Старый Джейкоб перестал кричать и корчиться; он лежал неподвижно, жутко уставившись вверх.
     - Мертв? - прошептал Грисвелл.
     - Мертв, как Иуда Искариот, - пробурчал Бакнер, хмуро глядя на подергивающуюся рептилию. - Эта дьявольская змея наполнила его вены достаточным количеством яда, чтобы убить дюжину мужчин его возраста. Но я думаю, что именно шок и страх убили его.
     - Что же нам теперь делать? - спросил Грисвелл, мелко подрагивая.
     - Оставим тело на койке. Ничего с ним не случится, если мы запрем дверь, чтобы дикие кабаны или хищные кошки не смогли проникнуть внутрь. Завтра отнесем его в город. У нас еще есть дела сегодня вечером. Пошли.
     Грисвелл боялся прикоснуться к трупу, но помог Бакнеру перенести его на грубую койку, а затем поспешно вышел из хижины. Солнце зависло над горизонтом, виднеясь ослепительно красным пламенем сквозь черные стволы деревьев.
     Они молча сели в машину и поехали, трясясь, по старой тропе.
     - Он сказал, что Большой Змей пришлет одного из своих братьев, - пробормотал Грисвелл.
     - Чушь! - фыркнул Бакнер. - Змеи любят тепло, а в этом болоте их полно. Одна из них просто заползла внутрь и свернулась клубком среди дров. Старый Джейкоб потревожил ее, и та укусила его в ответ. В этом нет ничего сверхъестественного. - После краткого молчания он сказал уже другим голосом:
     - Это был первый раз, когда я видел, как гремучка атакует без своего треска; и впервые увидел змею с белым полумесяцем на голове.
     Они уже сворачивали на главную дорогу, когда снова возобновили разговор.
     - Думаете, мулатка Джоан все эти годы пряталась в доме? - спросил Грисвелл.
     - Вы слышали, что сказал старый Джейкоб, - мрачно ответил Бакнер. - Время ничего не значит для зувемби.
     Когда они миновали последний поворот, Грисвелл приготовился вновь увидеть поместье Блассенвиллей, чернеющее на фоне красного заката. Когда старый дом появился в поле зрения, он прикусил губу, чтобы не закричать. Ощущение таинственного ужаса вернулось во всей своей силе.
     - Смотрите! - прошептал он пересохшими губами, когда они остановились у дороги. Бакнер тихо выругался.
     С балюстрад галереи поднялась стая голубей, которые унеслись в сторону заката, черные на фоне яркого света.

3
Зов Зувемби

     Оба мужчины несколько мгновений сидели неподвижно после того, как улетели голуби.
     - Ну, наконец-то я их увидел, - пробормотал Бакнер.
     - Возможно, их видят только обреченные, - прошептал Грисвелл. - Тот бродяга их тоже видел...
     - Что ж, посмотрим, - спокойно ответил южанин, вылезая из машины, но Грисвелл заметил, как он неосознанно расстегнул застежку на кобуре револьвера.
Дубовая дверь осела на сломанных петлях. Их шаги эхом отдавались на разбитой кирпичной дорожке. Глухие окна отражали полосы пылающего заката. Когда они вошли в широкий холл, Грисвелл увидел цепочку темных следов, которые шли по полу в комнату, отмечая путь мертвеца.
     Бакнер взял из машины одеяла. Он расстелил их перед камином.
     - Я лягу рядом с дверью, - сказал он. - Вы ляжете там же, где и прошлой ночью.
     - Может, разожжем огонь в камине? - спросил Грисвелл, страшась мыслей о черноте, которая накроет лес, когда растают краткие сумерки.
     - Нет. У вас есть фонарик, у меня тоже. Мы будем лежать здесь в темноте и посмотрим, что произойдет. Умеете пользоваться оружием, что я вам дал?
     - Думаю, да. Я никогда раньше не стрелял из револьвера, но я знаю, как это делается.
     - Тогда оставьте стрельбу мне, если можно. - Шериф уселся на одеяла, скрестив ноги, и опустошил барабан своего большого синего кольта, критическим взглядом осматривая каждый патрон, прежде чем вернуть его на место.
     Грисвелл нервно ходил туда-сюда, сетуя на медленно угасающий свет, как скряга сетует на уменьшение количества своего золота. Он оперся одной рукой о каминную полку, глядя вниз на покрытый пылью пепел. Костер, от которого остался этот пепел, должно быть, был зажжен Элизабет Блассенвиль более сорока лет назад. Эта мысль была удручающей. Он лениво перемешал пыльный пепел ногой. Среди обгоревших обломков что-то появилось - клочок бумаги, испачканный и пожелтевший. По-прежнему лениво Грисвелл наклонился и вытащил его из пепла. Это была записная книжка с заплесневелой картонной обложкой.
     - Что-то нашли? - спросил Бакнер, прищурившись, осматривая блестящий ствол своего ружья.
     - Ничего, кроме старой записной книжки. Похоже на дневник. Страницы исписаны, - но чернила настолько выцвели, а бумага находится в столь ветхом состоянии, что я мало что могу о ней сказать. Как, по-вашему, она попала в камин, не сгорев?
     - Бросили спустя много времени после того, как огонь погас, - предположил Бакнер. - Вероятно, была найдена и брошена кем-то, кто воровал здесь мебель. Скорее всего, тем, кто не умел читать.
     Грисвелл вяло перелистнул крошащиеся листы, напрягая глаза в угасающем свете, пытаясь разобрать пожелтевшие каракули. Затем он напрягся.
     - Вот часть текста, которую можно прочесть! Послушайте! - Он прочитал:
     «Я знаю, что в доме есть кто-то, кроме меня. Я слышу, как кто-то бродит по ночам, когда солнце уже село и сосны снаружи почернели. Часто по ночам я слышу, как он возится у моей двери. Кто это? Одна из моих сестер? Или тетя Селия? Если это кто-то из них, то почему она так искусно крадется по дому? Почему она дергает мою дверь и ускользает, когда я зову ее? Нет, нет! Я не смею! Я боюсь. О Боже, что мне делать? Я не могу оставаться здесь, - но куда мне идти?»
     - Боже! - воскликнул Бакнер. - Должно быть, это дневник Элизабет Блассенвиль! Продолжайте!
     - Я не могу ничего разобрать дальше, - ответил Грисвелл. - Но через несколько страниц можно прочитать еще несколько строк. - Он прочитал:
     «Почему все негры разбежались, когда тетя Селия исчезла? Мои сестры мертвы. Я знаю, что они мертвы. Кажется, я чувствую, что они умерли ужасной смертью, в страхе и агонии. Но почему? Почему? Если кто-то убил тетю Селию, почему этот человек убил моих бедных сестер? Они всегда были добры к чернокожим. Джоан...»
     Он замолчал, сердито нахмурившись.
     - Кусок страницы вырван. Вот еще одна запись под другой датой - по крайней мере, я думаю, что это дата; не могу разобрать точно.
     «...нечто ужасное, на что намекала старая негритянка? Она назвала Джейкоба Блаунта и Джоан, но не говорила прямо; может быть, она боялась...» Дальше неразборчиво, затем: «Нет, нет! Как это может быть? Она умерла - или уехала. Тем не менее, она родилась и выросла в Вест-Индии, и по намекам, которые она давала в прошлом, я знаю, что она глубоко проникла в тайны вуду. Кажется, она даже танцевала на одной из их ужасных церемоний, - как она могла быть таким чудовищем? И этот - этот ужас. Боже, могут ли существовать такие вещи? Я не знаю, что думать. Если это она бродит ночью по дому, скребется у моей двери, так странно и сладко свистит, - нет, нет, я, должно быть, схожу с ума. Если я останусь здесь одна, я умру так же ужасно, как должно быть умерли мои сестры. В этом я уверена».
     Бессвязная хроника закончилась столь же внезапно, как и началась. Грисвелл был так поглощен расшифровкой обрывков текста, что не заметил, как все вокруг окутала тьма, и едва ли осознавал, что Бакнер держит свой электрический фонарик, чтобы он мог читать дальше. Придя в себя, он вздрогнул и бросил быстрый взгляд в черноту коридора.
     - Что вы об этом думаете?
     - То, что я все время подозревал, - ответил Бакнер. - Эта горничная-мулатка Джоан превратилась в зувемби, чтобы отомстить за себя мисс Селии. Наверное, она ненавидела всю семью так же сильно, как свою хозяйку. Она принимала участие в церемониях вуду на своем родном острове, пока не «созрела», как сказал старый Джейкоб. Все, что ей было нужно, это Черный Отвар - он дал ей его. Она убила мисс Селию и трех старших девочек и добралась бы до Элизабет, если бы не случайность. Все эти годы она пряталась в этом старом доме, как змея в руинах.
     - Но зачем ей убивать незнакомца?
     - Вы слышали, что сказал старый Джейкоб, - напомнил Бакнер. - Зувемби испытывают удовольствие от убийства людей. Она позвала Браннера наверх, расколола ему голову, сунула топорик ему в руку и отправила вниз убить вас. Ни один суд не поверит в это, но если мы сможем предъявить ее тело, этого будет достаточно, чтобы доказать вашу невиновность. Мое слово тоже учтут, что это она убила Браннера. Джейкоб сказал, что зувемби можно убить… в отчете по этому делу мне не обязательно сильно вдаваться в детали.
     - Она подошла и посмотрела на нас сквозь балюстраду, - пробормотал Грисвелл. - Но почему мы не нашли ее следов на лестнице?
     - Возможно, вам это привиделось. А может быть, зувемби способны проецировать свой дух - черт! зачем пытаться дать разумное объяснение тому, что выходит за рамки здравого смысла? Начнем нашу вахту.
     - Не гасите свет! - невольно воскликнул Грисвелл. Потом добавил:
     - Разумеется. Выключите фонарик. Мы должны находиться в темноте, как… - он слегка поперхнулся, - как были мы с Браннером.
     Но страх, словно физическая болезнь, охватил его, когда комната погрузилась во тьму. Он лежал и дрожал, а сердце его билось так сильно, что казалось, он сейчас задохнется.
     - Вест-Индия, должно быть, самое мерзкое место в мире, - пробормотал Бакнер, всего лишь смутное пятно на одеяле. - Я слышал о зомби. Но никогда раньше не знал, что такое зувемби. Очевидно, какое-то наркотическое средство, состряпанное колдунами вуду, чтобы сводить женщин с ума. Это однако не объясняет других вещей; гипнотические способности, ненормальное долголетие, способность управлять трупами - нет, зувемби не может быть просто сумасшедшей женщиной. Это чудовище, нечто большее и меньшее, чем человек, созданное магией, которая рождается в черных болотах и джунглях - ну, посмотрим.
     Его голос умолк, и в тишине Грисвелл услышал биение собственного сердца. Снаружи, в черном лесу, зловеще завыл волк, заухали вдалеке совы. Затем снова опустилась тишина, словно черный туман.
     Грисвелл пытался лежать неподвижно на одеяле. Время как будто остановилось. Ему казалось, что он задыхается. Ожидание становилось просто невыносимым; от усилий, когда он пытался взять под контроль свои крошащиеся нервы, его тело покрылось потом. Он так крепко стиснул свои зубы, что заболели челюсти, а ногти на сжатых пальцах впились глубоко в ладони.
     Он не знал, чего ожидать. Демон ударит снова, - но как? Будет ли это ужасный, сладкий свист, топот босых ног, спускающихся по скрипучим ступеням, или внезапный удар топора из темноты? Выберет ли он его или Бакнера? Возможно, Бакнер уже мертв? Он ничего не видел в темноте, но слышал ровное дыхание человека. У южанина должны быть стальные нервы. А Бакнер ли это дышит рядом с ним, отделенный узкой полосой тьмы? Что если злодей уже нанес удар в тишине и занял место шерифа, чтобы лежать в омерзительном ликовании, пока не будет готов нанести удар? - тысячи отвратительных фантазий яростно атаковали Грисвелла.
     Ему стало казаться, что он сойдет с ума, если не вскочит на ноги с громким криком и не выскочит из этого проклятого дома - даже страх перед виселицей не мог заставить его продолжать лежать в темноте - ритм дыхания Бакнера внезапно прервался, и Грисвеллу показалось, что на него вылили ведро ледяной воды. Откуда-то сверху донесся странный звук, сладкий свист...
     Грисвелл утратил контроль, и его мозг провалился во тьму более глубокую, чем физическая чернота, что окружала его. Последовал период абсолютной пустоты, когда осознание движения было его первым ощущением пробуждающегося сознания. Он бежал, словно сумасшедший, спотыкаясь на невероятно ухабистой дороге. Вокруг него была тьма, и он бежал вслепую. Смутно он осознал, что, должно быть, выскочил из дома и пробежал, возможно, несколько миль, прежде чем его переутомленный мозг начал вновь функционировать. Ему было все равно; смерть на виселице за убийство, которого он никогда не совершал, даже вполовину не пугала его так, как мысль о возвращении в этот дом кошмаров. Его переполняло желание бежать, бежать, бежать, как он бежал сейчас, вслепую, пока не достигнет предела своей выносливости. Туман еще не полностью рассеялся в его мозгу, но он осознал вялое удивление, что не может увидеть звезд сквозь черные ветви. Ему очень хотелось видеть, куда он двигается. Он полагал, что взбирается на холм, и это было странно, потому что он знал, что в радиусе нескольких миль от поместья нет никаких холмов. Затем над ним и впереди появилось тусклое свечение.
     Он двигался к нему, карабкаясь по странным выступам, которые все больше и больше приобретали тревожную симметрию. Потом он с ужасом осознал, что слышит звук - странный насмешливый свист. Этот звук развеял туман. Что же это было? Где он? Пробуждение и осознание обрушились на него, как ошеломляющий удар кувалдой. Он не бежал по дороге и не взбирался на холм; он поднимался по лестнице. Он все еще в поместье Блассенвиль! И поднимался вверх по лестнице!
     Нечеловеческий крик сорвался с его губ. Безумный свист усилился в омерзительном звучании демонического триумфа. Грисвелл попытался остановиться, повернуть назад, даже броситься через балюстраду. Его крик невыносимо звенел в его собственных ушах. Но сила воли его была уничтожена. Ее не существовало. Он не имел воли. Он уронил фонарик и забыл о револьвере в кармане. Он не мог управлять своим телом. Его ноги, медленно двигаясь, работали, как части механизма, оторванные от его мозга, повинующиеся внешней воле. Тяжело и размеренно они поднимали его вверх по скрипучей лестнице к мерцающему впереди ведьминому огню.
     - Бакнер! - закричал Грисвелл. - Бакнер! Помогите, ради бога!
     Его голос застрял в его горле. Грисвелл добрался до верхней площадки. И шатаясь поплелся по коридору. Свист начал стихать и вскоре прекратился, но что-то продолжало гнать Грисвелла вперед. Он не мог видеть, откуда истекает тусклое свечение. Казалось, оно рождается за гранью его видения. Но тут он увидел смутную фигуру, приближающуюся к нему. Она была похожа на женщину, но ни одна человеческая женщина никогда не ходила такой крадущейся походкой, и ни у одной человеческой женщины никогда не было такого кошмарного лица, этого ухмыляющегося желтого пятна безумия. Грисвелл попытался закричать, увидев это лицо, заметив блеск острой стали в поднятой когтистой руке, - но язык его словно оледенел.
     Потом что-то оглушительно грохотнуло позади него; тени разорвал язык пламени, осветивший уродливую фигуру падающую назад. После выстрела раздался нечеловеческий крик.
     В темноте, последовавшей за вспышкой, Грисвелл упал на колени и закрыл лицо руками. Он не слышал голоса Бакнера. Южанин положил руку ему на плечо и встряхнул, это вернуло Грисвелла из обморока.
     Свет ослепил его. Он моргнул, прикрыл глаза и посмотрел на Бакнера, чье лицо виднелось за краем светового круга. Шериф был бледен.
     - Вы ранены? Боже, вы ранены? Там на полу мясницкий нож...
     - Я не ранен, - пробормотал Грисвелл. - Вы вовремя выстрелили - демон! Где он? Куда делся?
     - Слушайте!
     Где-то в глубине дома слышались тошнотворные хлопки и шлепки, как будто что-то билось и корчилось в предсмертных конвульсиях.
     - Джейкоб был прав, - мрачно сказал Бакнер. - Свинец может убить их. Я попал в нее. Фонариком пользоваться не рискнул, но света было достаточно. Когда послышался свист, вы едва не наступили на меня, покинув свое место. Я знал, что вы были загипнотизированы или что-то в этом роде. И я последовал за вами вверх по лестнице. Я шел позади, но низко пригнулся, чтобы она не увидела меня и снова не сбежала. Я долго выжидал, прежде чем выстрелить, но ее вид почти парализовал меня. Смотрите!
     Он направил луч фонарика вдаль по коридору, теперь он сиял ярко и ровно. Впереди высветился проем в стене, где прежде не было видно ни одной двери.
     - Секретная панель, которую нашла мисс Элизабет! - воскликнул Бакнер. - Идемте!
     Он поспешил вперед по коридору, изумленный Грисвелл последовал за ним. Из-за этой таинственной двери доносились хлопки и шлепки, но теперь звуки прекратились.
     Свет высветил узкий, похожий на туннель коридор, который, очевидно, проходил в одной из толстых стен. Бакнер без колебаний шагнул в него.
     - Возможно, она думает не так, как человек, - пробормотал он, светя перед собой фонариком. - Но прошлой ночью у нее хватило ума стереть следы, чтобы мы не смогли проследить ее до этой стены и, возможно, найти секретную панель. Впереди комната - тайная комната Блассенвилей!
     И Грисвелл воскликнул:
     - Боже мой! Это комната без окон, которую я видел во сне, с тремя висящими телами - аххххх!
     Луч фонарика Бакнера, скользивший по комнате, внезапно замер. В широком круге света появились три фигуры, три высохшие, сморщенные, похожие на мумии тела, все еще одетые в истлевшие одежды прошлого века. Их ноги не касались пола, когда они болтались в цепях, подвешенные за шеи к потолку.
     - Три сестры Блассенвиль! - пробормотал Бакнер. - Мисс Элизабет не была сумасшедшей, в конце концов.
     - Смотрите! - Грисвелл с большим трудом смог заставить себя говорить внятно. - Там... вон там, в углу!
     Свет вновь сдвинулся, остановился.
     - Эта тварь когда-то была женщиной? - прошептал Грисвелл. - Боже, посмотрите на ее лицо, даже после смерти. Посмотрите на эти скрюченные руки с черными, как у зверя, когтями. Хотя да, это был человек - на ней лохмотья от старого бального платья. Интересно, зачем горничной-мулатке такое платье?
     - Это место было ее логовом более сорока лет, - пробормотал Бакнер, размышляя над оскалившимся ужасным существом, растянувшимся в углу. - Это доказывает вашу невиновность, Грисвелл, - сумасшедшая женщина с топором - это все, что нужно знать властям. Боже, какая месть! Какая гнусная месть! И все же какой же звериной натурой она, должно быть, обладала, чтобы настолько погрузиться в вуду, как она, судя по всему, сделала…
     - Мулатка? - прошептал Грисвелл, смутно ощущая страх, затмевающий весь остальной ужас.
     Бакнер покачал головой.
     - Мы неправильно поняли болтовню старого Джейкоба и то, что написала мисс Элизабет, - она должна была знать, но семейная гордость заткнула ей рот. Грисвелл, я теперь понял; мулатка отомстила, но не так, как мы предполагали. Она не пила Черный Отвар, приготовленный для нее старым Джейкобом. Он предназначался другому, чтобы тайно добавлять ему в пищу или в кофе. Потом Джоан убежала, оставив расти адские семена, которые она посеяла.
     - Это... это не мулатка? - прошептал Грисвелл.
     - Когда я увидел ее там, в коридоре, я понял, что это не мулатка. Даже в этих искаженных чертах все еще заметно фамильное сходство. Я видел ее портрет и не могу ошибиться. Там лежит существо, которое когда-то было Селией Блассенвиль.