Продолжение 22. От лица Лизы

За эту ночь мы успели еще многое. Посмотрели на выступление уличных фокусников, послушали оркестр, аккомпанирующей выступлению рабыни-певицы, потанцевали на площади, где тоже играла музыка и была куча народа. Ула веселилась вовсю, задорно смеялась шуткам выступающих и выкрикам из толпы, аплодировала, сама удачно шутила, щедрой рукой сыпала серебряные и медные монеты в шляпы. Я не отставала, получая истинное удовольствие от этой ночи, наполненной огнями и зажигательными мелодиями. Правда, какой-то шалопай в толпе сорвал мою нагрудную повязку, заставив щеголять голыми грудями, но что такое скромность я забыла давно, так что я не особенно расстроилась. А этот шалопай еще помахал моей повязкой в воздухе и крикнул:
- Это лишнее! У тебя отличные сиськи, рабыня! Порадуй ими окружающих. – я только засмеялась в ответ.
Еще мы поучаствовали в нескольких конкурсах, я даже умудрилась выиграть в одном, заработав для хозяйки три серебряных монеты. Под утро, совершенно обессиленные, мы засобирались домой. Идти было неблизко, незаметно мы оказались в другом конце города. По пути Ула купила нам у уличного торговца возле горящей жаровни несколько кусков обжигающе горячего, истекающего соком, мяса и теплые еще лепешки. С огромным удовольствием мы съели всю эту роскошь, стоя прямо там же, возле горящей жаровни. Короче говоря, домой мы попали, когда уже начало светать, Ула посадила меня на цепь, правда, на этот раз, ключ положила возле дальней от меня стены, и мы заснули как убитые.
Просыпаюсь я около полудня, почти одновременно с Улой. Под ее пристальным и заинтересованным взглядом, делаю свои дела в горшок, потом она отцепляет меня с цепи и ведет умываться и мыться на задний двор, заставив захватить горшок с собой и тщательно вымыть его. Из колодца вытаскиваю ведро холодной воды, тщательно моюсь, подмываю интимные места, для рабыни это важно, вообще, с удовольствием плещусь. Дальше Ула упархивает в ванную комнату, велев мне ждать ее в ее комнате. Жду. Впархивает девчонка с довольным видом, вся просто сияющая свежестью и чистотой.
- Почему вы не пользуетесь мной? – искренне интересуюсь я. – Я бы помогла вам и воды натаскать, и вымыть, и простыню заранее нагреть после ванны.
- Я как-то не подумала, - признается Ула, - до тебя у меня рабынь не было.
- Тогда ложитесь, я вотру вам крем, нанесу духи.
Без стеснения она обнажается и ложится на кровать, а я тщательно и старательно втираю в ее худое девичье тело крем, одновременно делая массаж, наношу духи, расчесываю волосы. Она нежится под моими руками.
- Как хорошо, как удачно, что я тебя купила, Лиза, - тихо говорит девочка, - какая ты отличная рабыня.
- Вам бы надо со мной построже, - советую я, - а то вы меня быстро избалуете, а это для рабынь недопустимо.
- А знаешь, Лиза, - в ее глазах загораются лукавые искорки, - когда ты боролась, в один момент я хотела, чтобы ты проиграла. Хотелось посмотреть на тебя, связанной по рукам и ногам, лежащей на песке.
- Так свяжите меня сами, госпожа, - я пожимаю плечами, - я же ваша собственность. Тем более, я так выдрессирована, что когда меня лишают свободы, я почти мгновенно возбуждаюсь, и меня можно использовать, как пожелает хозяйка или хозяин.
- Но я никогда еще никого не связывала… - растеряно говорит Ула, - только с братьями тренировалась, как правильно связать пленника или пленницу. Хотелось научиться.
Я смеюсь.
- Вот и попробуете, госпожа. Я вам подскажу, как правильно связывать ваших пленников.
Ула решается, достает несколько мотков веревки, я советую ей, как разрезать их на правильные отрезки. Потом начинается. Я встаю во весь рост идеально прямо, развожу ноги на ширину плеч.
- Сначала сделайте длинную сдвоенную петлю и затяните ее у меня на талии, - говорю я, - смотрите, вот так, чтобы длинный кусок веревки шел от моего пупка вниз и проходил между ног, потом пропустите веревку между моими ягодицами и затяните на спине.
Пока она выполняет это, развожу пальцами половые губы, так, чтобы веревка легла между ними, так и есть, я уже мокрая, я чувствую, как веревка впилась в мое лоно, поправляю ее, облизываю пальцы, ощущаю, как веревка жестко, крепко врезается в меня, затягивается на спине. Худые руки Улы оказываются неожиданно сильными, веревку тянет она уверенно, узлы вяжет надежно.
- Теперь руки, госпожа, - я завожу руки за спину, - сначала над локтями, чтобы локти сошлись, потом под ними, потом запястья.
Ула пыхтит у меня за спиной, стягивая мне локти, заставляя выпятить обнаженные груди, связывает запястья. Да, вязать она умеет, у меня даже дернуться не получаются, я чувствую, что попытке освободиться, веревки только туже затягиваются. Хорошо ее братья научили. Опускаюсь на колени перед молодой хозяйкой, потом сажусь на задницу, оперевшись на связанные руки и вытягиваю к ней ноги. Каждое движение отзывается сладкой болью в лоне и промежности, я уже не шутку заведена.
- Госпожа, теперь свяжите мне колени и щиколотки, - советую я, - а потом переверните на живот. И я буду полностью в вашей власти, дальше сами решите, что со мной делать.
Вот жесткие веревочные петли обнимают мои лодыжки, стальной браслет на одной ноге больно врезается в кожу другой ноги, потом колени. Ула помогает мне аккуратно лечь на пол, когда я полностью связана. Но я ее недооценила. К связанным щиколоткам она вяжет еще одну веревку, сначала пропускает ее через связанные запястья, потом через петлю на талии и только потом через веревки на локтях. Уперевшись мне в спину узкой босой ногой, дергает веревку, и я выгибаюсь, как лук, не удерживаю стона, настолько это неожиданно. Пока она дальше вяжет меня, я пытаюсь пошевелить руками или ногами, но это приводит к одному, петля на талии приходит в движение, ощущение от натянутой веревки внутри моего лона чуть не заставляет потерять сознание, такое это сочетание боли и острого наслаждения. Но Ула и на этом не успокаивается. Я чувствую, как тонкий шнурок туго стягивает вместе мои большие пальцы ног, а сам шнурок привязывается к моим связанным запястьям. Вот теперь все, двигать я могу только глазами. Даже не скажешь, что у девчонки нет опыта. Ула разворачивает меня на полу, сама садится на кровать, с интересом смотрит на дело рук своих.
- Ну, рабыня, связана ты надежно? – спрашивает она.
- Да, госпожа, - признаю я. Я выгнута так, что могу смотреть ей в лицо, - связали вы меня отлично, даже не ожидала.
- Тогда расскажи мне немного о себе, я хочу побольше знать о моей собственности, - она бережно поправляет мне упавшие на лицо волосы.
- Ведь все указано в моих бумагах, - удивленно говорю я, - никаких секретов там нет.
- Ну, к примеру, не указано, есть ли у тебя дети. Кого ты предпочитаешь в интимном плане, мужчин или женщин. Как ты относишься к своим хозяевам. Чего ты боишься. Какое наказание для тебя самое страшное. Как ты предпочитаешь выглядеть, соблазнительной или скромной. Этого в бумагах нет, а я хочу это знать, раз уж ты такая беспомощная, лежишь передо мной.
- Да, госпожа, - покорно отвечаю я. – Ребенок у меня один, но я даже не знаю, кто это, мальчик или девочка, кто его отец и какая его судьба. Это пытка для меня, я же смогу узнать собственное дитя.
- Как такое возможно? – поражается Ула.
- Очень просто. – вздыхаю я. – Мешок на голову, руки в наручники, и бросить рабыню пятерым рабам. Наигрались они со мной вволю, я даже не знаю, от кого понесла, никого же видела. Потом беременность, а во время родов, опять мешок на голову, кляп в рот, родила, и ребенка сразу забрали, даже посмотреть не довелось. Ну, понятно, наследственный раб или рабыня родился, такие ценятся, с рождения в рабстве, ведь и отец и мать тоже рабы. Ему уже должно быть шесть, если он вообще жив. С тех пор с мужчинами я никак, в голове какой-то сдвиг случился. То есть хозяевам я могу служить верно, очень изысканно и изобретательно, но сама от близости удовольствия получить не могу. Как вы знаете, пыток для рабынь много, я боюсь их всех, но самое страшное для меня наказание, это вставить большие кольца в мои проколотые соски, приковать к ним руки и потом насиловать, прожила я в таком аду полгода, до сих пор дрожь по телу. Выглядеть я никак не предпочитаю. Как вы сами можете убедиться, госпожа, у меня красивое тело, я им горжусь, не стесняюсь совершенно, могу и голой побыть. Но и красивую одежду тоже люблю, мягкие яркие ткани, вышивки, провоцирующие разрезы на юбках. Решайте сами, как меня содержать. Что еще интересует госпожу? Вы получите полный и честный ответ.
Я поерзалась в веревках, лоно уже просто пылало, низ живота приятно ныл, налитый тяжестью, и петля сделала свое дело, я с долгим протяжным стоном кончила, обессиленно обвиснув в своих веревках. Ула с интересом наблюдала это. Отдышавшись, я подняла на нее глаза.
- Меня не на шутку возбуждает лишение свободы, госпожа, - тяжело дыша, признаюсь я.
- Ну что же, - она встает, ослабляет веревки, натягивающие меня, словно выгнутый лук, помогает встать на колени перед ее кроватью.
Потом садится на кровать и широко разводит ноги, открыв нежное розовое лоно.
- Ублажи меня, рабыня.
- Да, госпожа, - и мой рот приникает к ней, я просто упиваюсь ее нежностью.
Очень скоро Ула достигает финала, долго стонет, сжав мою голову коленями.
- Какое удовольствие, какая прекрасная рабыня, - лепечет она, - какая она умелая… - я вылизываю ее мокрые бедра.
Но потом она встает, снова упирается мне в спину ногой и затягивает веревку, пока меня не выгибает дугой, и с губ срывается стон.
- Подожди меня, Лиза, - говорит девчонка, - мне надо поздороваться с мамой и составить план на день. Тебе надо кучу вещей купить, пойдем по магазинам, - не выдерживает, целует меня в обе щеки, убирает волосы с лица, - какая ты хорошая рабыня, я так рада, что тебя купила. А веревки… Ты сама сказала, что с рабами надо построже, вот и полежи пока.