Ты гуляй, мой конь, пока не зауздаю. Часть 20

14.30. Собираю чернику в запас, на зиму. Выпадет снег, - не набрать, порадуюсь вечерами, как осневать зайду. Набрала литр. Собирая ягоды, для разгрузки нудного занятия подтаскиваю заодно хворост. Подшевеливаю печку. Орехи кедровые в промежутке шелушу на вечер пощелкать. Дала по два половника гречневой каши, сваренной с грибами, срастительным маслом лайкам. Дымка ест, а Пуля отказалась, лишь понюхала и отвернулась - не голодна, намышковалась. Дымка не растерялся и съел шустро её порцию. Борюсь с тоской, а она лезет, даже, когда набираю текст на компе:

- Лети жизнь, не ведая куда!
Лети на крыльях птицы перелётной!
Лети, кричи лебёдушка моя!
Лети снежинки лёгкой пепел!
Не знай покоя Ангел, Бог! -
Крадётся зверем темнота.
Глядит в окно,стуча война.

15.45. Кончился чай. Запалила костёр, чтоб печь не топить, не жечь напрасно колотые дрова. Костёр горит на хворосте. Его не надо перерубать, - кладу брёвнами. Повесила чайник над огнём кипятиться. Устала. Дымка залез в конуру. Растопила печь веточками. Перекалываю березу топором для буржуйки, затаскиваю. Непрерывно что-то делаю. Топор тупой - рассохся. Необходимо на ночь замочить в воде,завтра наточить. Чайник закипает. Вешаю над огнём кастрюлю варить кашу лайкам.

17.00. Температура днём летняя! - плюс восемнадцать. Сбрызнуло. Налетела тучка. Бегом заношу в избу с улицы вещи, чтоб не намокли. Сапоги, стельки, носки за день сыреют от пота. Приходится ежедневно просушивать, менять влажные на сухие. Поставила бочку под сток в надежде на дождь. Она внутри – рыжая, ржавчина покрыла внутренности слоем. Просушиваю специи (укроп, петрушка, лавр, тмин, кинза) возле печи на камнях. Они немного за год отсырели, хранясь в избе. Грибы сушу на веточках над печью, развесив на проволоке, на гвоздях у трубы. Готовлю себе ужин и завтракодновременно в сковороде:

- Тушенка, рожки, грибы, специи. Давно не ела тушенку. Отвыкла.

Чернику перебрала, отдувая на кладониях. От этого голова начинает плыть. Пришила петли из бельевой резинки и белую крупную пуговицу старинную, советских лет ещё, к карманам энцефалитки, - липучки крайне ненадёжны. Верёвочки, на которых привязан компас, нож,  намокают, прилипают к липучкам, приходится в пути отдирать. Отпорола все! Одежда сильно пахнет потом, - надо стирать, только воды с Маньи не натаскаться, - жду дождя. Сегодня лишь десять литров принесла. Это – на еду мне и лайкам, умыться.

17.10. Подбросила в костер. Вокруг костровища нападала хвоя, трава выросла за лето, шишек налетело сосновых, скопилась кора, щепа, опил. – Сгребла граблями в огонь, соорудила дымокур от мошки и мокреца. Ичищу до земли вокруг огня, чтоб пожар не устроить. Пережигаю костром брёвна на поленья, чтоб в печь вошли и не колоть топором.

17.15. Вкусно запахло жареной тушёнкой, - шкворчит на сковородке. Солнце светит прямо в окно, садится в сосняк всё ниже и ниже! На полках мужниных нашла коврик, спальники, тент, палатки, полиэтилен. - Что-то надо отнести по пути на сопку, когда пойду домой, чтоб при заходе ночевать.

17.30. Вкусно поела рожки с грибами. Грибы: дождевики, маслята, подосиновики. Тушёнка - говяжья. Запила ужин сладким компотом черничным. От черники по телу идёт тепло, потею. Не знала, что черничный отвар потогонный и греет, как малина, мёд.

18.02. Согрела воду. Помыла наконец-то голову. Ополоснулась сама в той же воде и состирнулась там же, главное – постирала бельё, носки, поддёвку. Они сильно пачкаются, необходимо менять или стирать ежедневно. В остатках воды замочила топор. Он рассохся и опасно рубить дрова, может слететь, -хлябает. Вынесла сушить на улицу бельё, развесила на верёвке. К ночи заметно холодает, лишь солнце село, как температура пошла вниз. Подбросила в костер опил, гнилушек. Граблями подгребла мусор для дымокура. Дым поднялся столбом, только мошку плохо отпугивает. Солнце уже на западе, висит низко. Пью непрерывно морс. Вкусно! За дорогу клетки обезвожило, организм требует восполнения влаги.

Часть книг просушила, убрала в большие чёрные мусорные пакеты под диван. Мыши книги не трогают, только те заметно отсыревают, пахнут сыростью. Некоторые книги прокусаны медведем насквозь. Как-то мишка зашёл, вытащил книги на улицу, попрокусывал. Заехали, - собирали, выгребали, жгли. – Крепко разворотил тогда избу и содержимое. Попрокусывал чашки, миски, кружки, бутылки, еду поел, одежду порвал строго мужа, мою не тронул, посчитал – женщина не соперник ему. Определил разницу по запаху.

Кричит кедровка. Подкладываю к печи камни. Собираю их возле избы. Они  по разным делам за годы растасканы, теперь возвращаю на место. Приношу по одному плоскому камню каждый раз с реки в рюкзаке. Камни возле печи нагреваются и дольше держат тепло в избе. На них ставлю чайник, кастрюли, чтоб не остывали, сушу грибы, травы.

18.30. Хотела почитать у костра, - в избе темно. Невозможно! Мошка нападает, несмотря на дым. Не дает читать. Даже странички не прочесть. Обидно. И дым её не отпугивает, налипает слоем, лезет под одежду, ползает, точно блохи, по телу, кусая. От укусов соскакивает волдырь, - горит, зудит, чешется. Зашла в избу, зажгла свечу. Она сильно горит и чадит. Потушила. Свеча в баночке – какая- то специальная, садовая, от гнуса. Володя покупал пару лет назад, привёз с Екатеринбурга попробовать. Так и лежит теперь в избе несколько лет уже.
19.30. К избе подлетел дятел, решил обследовать сосну. Испугался меня, увидев в окне, улетел, а за ним прилетел второй, сел совсем рядом, ищет жучков. Собачат нет. И не слышно, чтоб лаяли. Мошка ползает по лицу, по мне, забирается под одежду, приходится вылавливать. Слышно, как шумит река. Днём реку не слыхать, лишь вечерами и ночью. беспокоюсь за собак, - убежали далеко, прислушиваюсь. Читаю с фонариком про Смога Беллю. Читать с фонариком неудобно. Да иного пути нет. А читать хочется.

20.00. Темнает. Мошка достаёт и в избе. Зажгла спираль, примостив на крышке кастрюли. Помогает. В сумерках ярко разгорелся костёр, подсвечивает оранжевым, только как-то тревожно на него глядеть, мерещится, словно человек разжёг, не я сама. Всё невольно, по привычке, жду мужа, - он всегда сидел вечерами у костра, курил, щипал птичку, разделывал рыбу, ремонтировал пилу, технику, лишь на ночь заходил в избу. Переодевался и мы усаживались ужинать. Я настряпывала пирожки, напекала блинов, горячий хлеб, нарезала всяческие салаты, варила кашу. Суп варил строго муж. Охотились по-очереди, через день. И через день готовила я или супруг. Так сложилось, чтоб не мешаться в избе вдвоём, - у каждого свои дела, свои обязанности. Вечером зажигали керосинки. Муж зачастую наливал рюмку, точнее – по кружкам. Я делала глоток, остальное допивал супруг, вкусно закусывая копчёнкой, солёными груздями, салатами, со свежим хлебом. Вечер читали, попивая морсы, компоты, заедая ягодами, пирожками, рыбкой. Собачата спали на ковриках или в ногах. Так текла размеренная таёжная счастливая жизнь.

Небо затягивает тучами, оттого и гнус активизировался. Тепло. Надеюсь всё ещё на дождь. Собаки исчезли, беспокоюсь, нервничаю. На реке послышался лай, определяю: километра два до них, - кого-то держат. Позвонила дочери.

20.15. Наконец-то прибежали оба, жадно пьют, разбрызгивая воду, -
явно за кем-то носились галопом. Кормлю кашей, - плохо едят, - кого-то зажевали, поймав. Дочитываю страничку Джека Лондона, гашу фонарик, кладу к стене, чтоб ночью в темноте найти рукой на ощупь и засыпаю. Завтра - новый день.


Ключевые слова: изба, тайга, Западная Сибирь, таёжник, осень, сентябрь, Приполярный Урал, Югра, ХМАО, одиночество, таёжный экстрим, трагедия, потеря, поход в тайгу, таёжный день, в зимовье.

Анонс: В таёжной избе. Сентябрь в северной тайге.

Фотоснимки автора. На фото: Западная Сибирь, Крайний Север, ХМАО-Югра, северная тайга.

Черновое.

Ты гуляй, мой конь, пока не зауздаю. Часть 20.