Глава 19. Право на убийство

- Рэннис? – Сезанна всунула голову внутрь комнаты: выродок не отзывался на стук, и ведьма, чувствуя общую уныло-печальную обстановку, повисшую в Не Таори после ссоры Князя с Луной и гибели Чаирьи, всерьез побаивалась самоубийств среди участников.
Но Рэннис не собирался умирать: он сидел в абсолютной темноте, подсвеченной лишь бледным сиянием линий на его теле, и слепо пялился в скомканное одеяло.
«Чего тебе?» - он сощурился на свет, пришедший с Сезанной, и она поспешно затворила дверь у себя за спиной, чтобы лишний раз не злить и так взъерошенного психа.
Судя по свету от линий на его теле, он колдовал, но на кого была направлена атака… она не знала. И боялась себе представить.
«Лишь бы не на Аукори,» - подумалось ведьме, но спрашивать она не стала – не ее это было дело. Каждый в Не Таори имел право на свои секреты, на свои дела вне Логова, на свои выплаты по счетам. И Рэннис тоже имел право на убийство.
- Чего не отзываешься? – резко заметила Сезанна. – Я уж подумала, ты реши…
«Чего, повеситься? – он усмехнулся. – Не, не дождешься, делишки тут есть.»
Она кивнула, все больше убеждаясь в том, что псих всю ночь с кем-то из своих воевал, но уточнять не стала. После встречи со Словом выродок стал совсем немногословным, даже в ментальной речи, из него теперь сложновато было что-то вытянуть, а вслух так вообще не говорил: у него горло было вхлам разодрано использованием языка Слова.
«Чего пришла-то? Рано еще. И где Дрэг? Чего это ты без своей тени появилась?» - Рэннис махнул рукой, указывая на стул у кровати.
Ведьма села, скинув смятые вещи на пол, ссутулилась устало, прислонила посох к кровати: она чувствовала себя в безопасности здесь, рядом с полоумным выродком из Дома.
- Дрэг улетел вместе с Бердрем, тот опять что-то разнылся, - Сезанна усилием воли отвернулась, не желая смотреть в глаза выродку – больно они сегодня затягивали, как пропасть. – А я пришла к тебе по просьбе Луны: она звала тебя. Зачем – не сказала, да и мне это не сильно интересно.
«Луна умирает, - заметил Рэннис: вотличие от ведьмы, он не спешил увести взгляда и в упор смотрел в ее опущенное лицо. – Не думаю, что это к добру. Я имею ввиду ее просьбу. Приход Слова тоже начался с того, что меня доктор Каратос привел поговорить к Эрону. А подобного я не переживу. Я устал быть последним, с кем говорят умирающие.»
- К добру ли, нет ли – одним Богам известно, - сухо сказала Сезанна, - мое дело передать тебе, а ты уж сам решай, пойти к ней или нет.
«Куда я денусь? Видать, на роду мне написано, за грехи свои расплачиваюсь,» – проворчал выродок и скинул ноги с кровати, потянувшись за рубашкой.
- Я провожу тебя, - ведьма тоже поднялась: она плоховато переносила одиночество в последнее время, а Дрэг улетел еще ночью. Ей стоило большого труда дождаться утра, чтобы пойти к выродку. За много лет жизни вместе с оборотнем, она привыкла не быть одной, и теперь, когда они порядком разошлись с Дрэгом, ей было непросто, но она держалась, сцепив зубы: у нее не было права резнуться и закатить истерику, она была последней, кто еще не совсем выжил из ума.
Они дошли до комнаты, где оставалась Луна, в полном молчании. Логово притихло, в пустых коридорах отчетливо витал нефизический запах Смерти, и даже насекомые убрались куда подальше, чувствуя тревожное напряжение, охватившее дерево. У закрытой двери Сезанна остановилась, придержала выродка за рукав:
- Понимаю, что прошу о невозможном, - тихо проговорила она, не поднимая глаз, - но постарайся сохранить ей жизнь. С ней странные вещи в последнее время творятся, кто знает, во что выльется ее смерть. Не бери греха на душу.
«Хорошо хоть, что ты понимаешь, насколько  это маловероятно,» - хмуро отозвался он, и, судя по ухмылке на его лице, он придерживался противоположного мнения, чем ее.
Ведьма не стала ничего спрашивать, только цокнула неодобрительно и отпустила его, понимая, что спорить, а тем более доказывать что-то совершенно бесполезно. Выродок уже давно вышел из-под ее контроля и поступал только так, как хотел сам. Ее слова больше не значили ничего для него.
Рэннис толкнул дверь и вошел, но на душе к него было неспокойно: Сезанна была права, и запах Смерти, появившийся в коридоре, здесь стал настолько выраженным и ясным, что ошибиться было уже нельзя. Он шел отсюда, потому что Луна умирала, и ее просьба наверняка была этим и вызвана.
Внутри ничего не изменилось с того момента, как была изгнана Похоть: все так и валялось, сброшенное с привычных мест, даже шкаф не был поднят. Удушливый запах разложения повис над широкой кроватью, шторы на окне были задернуты, и тяжелая, больная полутьма, мутная и непроглядная, висела ватным покрывалом, как пыль, оседала сверху, липкая и физически ощутимая. За Луной явно никто не ухаживал. Оно и неудивительно: каждый за себя боролся, от нее же не было больше проку. Девушка лежала в том же положении, в котором и была оставлена, выжженные, черные глазницы слепо пялились во мрак, посиневшие губы растрескались, и дыхания не было слышно, даже грудь не поднималась ничуть. От ее прежней красоты не осталось и следа, кожа ссохлась и пожелтела – душа уходила из тела, вот оно и умирало.
- Луна, - позвал Рэннис вслух, и в горле встал кровавых ком: он не восстановился после древнего языка.
Мрак зашипел вокруг тысячей голосов – здесь было не место разговорам, но хозяйка была другого мнения.
- Подойди сюда, - трескучий, хрупкий голос, не принадлежавший живому существу, заставил выродка вздрогнуть. Он не то, чтобы испугался, скорее был неприятно поражен.
Рэннис повиновался и присел на краешек кровати, подогнув одну ногу под другую, он не мог отвести взгляда от девушки, и бесконечная жалость поднялась в его сердце. Она была первой, кто сжалился над ним в Не Таори, а теперь она невыносимо страдала, не живя, но и не умирая.
- Я хотела… - ее губы двигались слабо-слабо, голос был настолько сухим, что срывался от простых слов. – Сделать тебе подарок, прежде чем я уйду, - она замолчала, но выродок не нарушал тишины, зная, что Луна собирается с силами, чтобы продолжить. И она продолжила: - твоя цель не в свержении Дома, так ведь? Ты всего лишь… хочешь убить… Синвирина, верно? Я… - она задохнулась и долго не могла говорить, секунды уходили в пустоту. – Я дарю тебе шанс на поединок, - наконец, едва слышно прошептала она. – Ложись.
Рэннис слабо себе представлял, что она задумала, но твердо знал, что Похоть не придет больше, поэтому без страха лег рядом, не желая отказом оскорбить умирающую. Он лег и почувствовал, как ее ладонь накрыла его сверху, сознание дрогнуло и поплыло, картинка перед глазами стала смазываться, а опора куда-то провалилась. Ему показалось, что он упал в пропасть, но в то же мгновение остался лежать, он открыл глаза и увидел серое, застланное туманом небо.
- Поднимайся, нам пора, - раздался сверху голос прошлой Луны, и пухлая, мягкая рука возникла у глаз.
Рэннис ухватился за нее, и девушка сильным рывком поставила его на ноги. Она была в длинном зеленом платье, с рукавами, разрезанными до самого локтя, и в кокошнике, расшитом изумрудами. И глаза ее, большие, добрые глаза, были на месте, а голос не трещал, как сухая дверь. Да и место, где они оказались, вовсе не принадлежало Логову: мрачноватая, каменистая долина с кривыми останцами скал, завешенная туманом, уходила лабиринтом во все стороны, в тяжелом воздухе висели светящиеся шары, напоминающие круглые дома-ульи. Старый, мертвый мох покрывал грязно-желтые камни, и видимость была ограничена парой десятков шагов.
- Где это мы? – выродок оглядывался настороженно: это место, унылое, темное, тихое, едва ли не пугало его. Здесь что-то было неправильно, в самом естестве этого лабиринта, он был… как будто ненастоящим.
- Это сон, - Луна двинулась по камням, шурша складками изумрудного бархата. – Я мастер Сновидений, я могу не только усыпить сознание, но и создать собственную реальность, в которую помещу тебя и твоего главного врага. Здесь, на мое поле, мы сразимся с Синвирином на тех условиях, которые продиктую я, у Него будет мало шансов выжить, тем более что Он попался в еще одни силки, расставленные здесь – силки Страха, -  Луна улыбнулась с величавым удовольствием, она чувствовала, что все идет по ее плану, и ее душа пела от осознания своего могущества. – Но помни, - нахмурившись, предупредила она, - умрешь здесь -  умрешь и там, так что будь осторожен. Синвирин хитер и силен, в Нем заложена сила Созидания, Он станет серьезным противником даже на нашем поле.
Выродок ничего не ответил: все сказанное плоховато укладывалось у него в голове, но одно он понимал четко – ему дали шанс на поединок с Синвирином, шанс в невыгодных для Него условиях, и за эту возможность надо было ухватиться со всей возможной серьезностью. Тело лежало где-то далеко, в параллельном измерении реальности, душа же была готова сражаться.
- Он уже здесь, - проговорила Луна, - я чувствую Его присутствие. Идем.
И снова она первая зашагала, разрывая паутину тумана, ее зеленые сапожки гулко цокали по камням, но она ничуть не боялась этого звука: она была Владычицей здесь, в реальности Снов, в своем Королевстве. Выродок двинулся следом, стараясь не отставать, чтобы не заблудиться среди возвышений и останцев, маячивших неясными фигурами в липком мареве тумана. Они долго двигались в направлении, известном одной только Луне, и Рэннис понятия не имел, куда они шли, но внезапно возникло знакомое ощущение – запах мерзлых сосновых игл. Синвирин был где-то рядом, но Его еще не было видно сквозь туман. Выродок зажмурился, пытаясь понять, откуда пришел запах, но в следующее мгновение Владыка сам нашел его.
- Рэннис! – длинные руки обхватили выродка за плечи со спины, развернули резко, и тот вздрогнул от неприятного удивления.
Таким он еще ни разу не видел Синвирина. Тот не выражал страха, нет, Он паниковал настолько, что терял соображение, у Него тряслись руки и глаза были застланы пленкой ужаса. Сзади цокнули в последний раз и остановились каблучки Луны – паника самого Владыки была ее рук делом.
- Что-то двигается, я не могу понять, что, - забормотал Синвирин, озираясь по сторонам. Туман душил Его, выжигал зрение, и на лбу выступила испарина. – Надо убиться отсюда, пойдем, пойдем скорее!
У Него так дрожали руки, что выродка всего колотило. Луна нахмурилась и, сощурившись, усилила нападение: Синвирин был настолько силен, что даже в таком плачевном положении умудрялся частично отбиться. Он соображал, хоть и туго, Он был в состоянии сражаться.
«Убей Его, - коротко приказала она выродку. – Мне долго не продержаться.»
Посох в ее руке горел так, что древко не выдерживало и трескалось, а сам кристалл был готов того гляди разлететься тысячей осколков от энергии, проходящей сквозь него.
Выродок молча потянулся за сюрикенами: он чувствовал, что не сможет пробить ментальную защиту Синвирина, та работала на подсознательном уровне, работала, как и прежде.
- Что ты делаешь? Ты чуешь их? Они уже здесь? Зачем тебе оружие? – Синвирин трясся все сильнее, Его движения стали еще более нервными и резкими. – Почему ты не отвечаешь мне?
Владыка попятился, с ужасом глядя на того, кого считал другом, Он был напуган настолько, что даже не доставал катаны. Внезапно, по Его лицу скользнул луч догадки, и Он пробормотал едва слышно:
- Ты один из них… ты просто принял обличье Рэнниса…
Кем были эти «они», выродок не знал, но видеть, как Синвирин сходит с ума от ужаса… это было выше всяких человеческих сил, надо было покончить с этим раз и навсегда, избавиться ото всех проблем сразу. И Рэннис бросился в бой, атакуя и ментально, и с физически. Синвирин вскрикнул жалобно, как раненная птица, отшатнулся, катана сама собой выпала из рукава и легла в руку, раскрываясь и отражая удар. Он действовал на рефлексах, это было видно по невменяемым, перепуганным глазам.
- Что ты делаешь? Хватит, остановись, я не враг тебе, - в ужасе вскрикивал Он, одну за другой отбивая атаки, но все Его движения были каким-то неуклюжими, в них не было привычной силы и точности. Он защищался, хоть Его стиль всегда был атакующим.
Синвирин отступал шаг за шагом, так неуверенно, будто бы был смертельно пьян, Его шатало из стороны в сторону, Он еда не падал, но Его организм, приученный к постоянной битве, не давал выродку нанести роковой удар. Каблучки Луны цокали вслед за сражающимися, но она молчала, все свое внимание сосредоточив на ментальной атаке, и только треск встречающейся стали да стук сапожек рушили давящую тишину вокруг. Владыка оступился и рухнул, выронив катану, пополз назад, даже не пытаясь подняться, острие сюрикена уперлось Ему в подбородок, заставив задрать голову. Взгляды жертвы и убийцы встретились на мгновение, а потом зеленые глаза вывалились наружу и побелели.
- Убей Его! – взвизгнула из-за спины Луна, но темный владыка уже вышел на свободу.
- Довольно, - хриплый, двоящийся голос разрезал тишину, окатив физической болью, и Рэннис отпрыгнул в сторону, унося с собой и Луну, а из-под земли вырвались ледяные иглы.
Ниверсин поднялся, скрюченной рукой позвал катану, и та послушно легла в ладонь, запахло холодом, и ветер, вырвавшийся из-под черного плаща, закружил хоровод колких снежинок. По земле лисьими хвостами зазмеилась поземка, готовая сковать ноги и повалить, даже она была опасна, как и все, сопутствующее Ниверсину.
- Я боялась этого, - прошептала Луна. Рэннис опустил ее на землю, но она все равно уцепилась за него, не смея отпуститься. – Ниверсин не чувствует страха, моя сила бесполезна рядом с Ним.
- Где же вы? – Он шел по ледяной дорожке и ухмылялся: теперь нападавшие должны были играть по Его правилам. – Неужели, испугались? – едкий смех крошил туман на части, и облако стало съеживаться в страхе, открывая обзор.
Но Ниверсин еще не видел, куда подевались Его противники, хоть и искал их на всех уровнях бытия.
- Надо уходить, иначе Он убьет тебя, - Луна сжала ладонь выродка, но тот отрицательно затряс головой:
- Здесь мы все равно сильнее, чем в мире яви. Не пробьем здесь – не достанем и там.
Он резко вылетел из-за останца, посылая сюрикены в полет, линии на теле полыхнули пронзительно голубым, Ниверсин обернулся, ухмыльнувшись, и бросился навстречу выродку, вытянувшись в черно-серебряное пятно, а вокруг Него все разрастался лес ледяных игл, разрастался прямо из-под земли. Но до прямого столкновения дело не дошло. Рэннис выпрыгнул вверх, уходя от столкновения с пиками, но приземлился уже в совершенно другом месте.
Висячий мост закачался под ногами, когда на него с двух сторон опустились противники, и мягкое, белое облако стало рваться, как мыльная пена. Луна изломала пространство, переместив всех в другую точку сна. Здесь Ниверсин не мог атаковать из-под земли, не рискуя при этом сломать зыбкую поверхность моста, да и вообще, похоже, колдовать не мог: нити мостов висели между крутыми скалами, на каждой из которых внутри сквозных отверстий горело по запрещающему знаку. Такие символы пожирали выпущенную энергию, превращая ее в энергию своей обороны, то есть, чем сильнее был выброс, тем мощнее становилось поле, противостоящее ему. По такому принципу строились всеми любимые ошейники-блокировщики, способные любого мага поставить наравне с простым бойцом.
Мост качался под ногами, и на несколько мгновений враги замерли, адаптируясь к новым условиям поединка.
- Смотрю, вы неплохо подготовились ко встрече со мной, - неприятно хохотнул Ниверсин.
Под ногами, где-то в глубине облака, шумело море, соленый бриз слегка покачивал мост, и из мыльной ваты вставали солнца.
- Но вы зря думаете, что смена локаций, блокирование магического потенциала или еще что-то, припрятанное у вас в рукаве, поможет вам победить меня, - с самодовольной ухмылкой продолжал Он. – Я много раз вбивал в твою бестолковую голову, что маг – это не только колдовство, но и физическая боеспособность. Отрежь одно – останется другое. Это странная реальность, - Он обвел рукой небо с облаками, - она не создана мною, но и ты не творец, значит, ее хозяйка – девчонка в зеленом платье?
Рэннис не стал оборачиваться: он и так знал, что Луна стояла за его спиной. Ниверсин был умен, очень умен, Он обо всем догадался, но знание не давало Ему ничего. На мосту было не разойтись, Луна была в безопасности, пока выродок жил.
- Убью ее – выберусь отсюда, - докончил Владыка и легко, едва касаясь стопами перекладин, побежал к Рэннису, завернув катану за спиной, чтобы не повредить веревки.
- Только через мой труп, - процедил выродок.
И его слова вполне себе могли стать реальностью: из движений Ниверсина ушла пугливая скованность, Он был чрезвычайно опасен теперь, и Рэннис жалел, что промедлил и потерял мгновения, в самом начале, когда еще был шанс отправить Владыку на тот свет вместе с Его темным «я».
Отсылать сюрикены в полет было бессмысленно: слишком легко потерять без управления магией, и Рэннис лишь сжал сталь в вспотевших ладонях. Ниверсин подлетел, как лавина, навалился всем весом, его перекошенные гневом лицо замерло в нескольких сантиметрах от противника, слепой взгляд белесых глаз встретился с пустым, ушедшим взглядом синих глаз выродка, и так и остановился, прикованный, неотрывный, а между врагами пошло страшно, стремительное сражения не на жизнь, а насмерть. Искусство ближнего боя было освоено обоими в совершенствах, хоть они и предпочитали битву с бОльшим пространством для маневра, но теперешние условия не предполагали широких движений, ведь враги находились на расстоянии ладони друг от друга. Это был поединок скорости: кто быстрее - тот и останется в живых. Катана в руке Владыки сложились до длины короткого ножа, сюрикены выродка стали похожи на кастеты, но это вовсе не убавило серьезности сражения.
 Ниверсин ударил в живот колющим приемом, Рэннис заблокировал удар, другой рукой замахнулся на уровне шеи, намереваясь перерезать горло, но противник отшатнулся, сталь лишь на сантиметр промахнулась и прошла мимо, не задев кожи. Лицо Владыки скривилось, Он попробовал было отскочить назад, но выродок, прочитав в глазах отражение плана, синхронно двинулся вслед за Ним, не дав сократить дистанцию не на йоту. Правду ведь говорят: глаза - зеркало души, и если уметь смотреть внутрь этого стекла, можно было многое увидеть. В том числе и замыслы противника. Поэтому оба не отрываясь, смотрели друг на друга, пытаясь высчитать следующий шаг.
И чем больше смотрелся Рэннис в зеркало души Ниверсина, тем отчетливей понимал, что ему не выиграть этой битвы: Он учился лгать глазами, уже сейчас не было понятно, что Он задумал, а концентрировать внимание становилось все сложнее. Ближний бой выжрал много сил, и долго поддерживать стремительный темп, заданный Владыкой, было практически нереально, а выродок прекрасно знал, что одной ошибки будет достаточно. Один пропущенный удар был равен смерти, потому что Ниверсин метил лишь в жизненно необходимые органы.
Выпад сбоку, метившийся в печень, удалось отбить, но катана мгновенно ушла со старой позиции, лишь коснувшись преграды, блеснула у груди, и у выродка захватило дух: не качнись он назад, грудь была бы распорота. Ниверсин двигался очень, очень быстро, Его прищуренные, выпуклые глаза неотрывно, по-змеиному не моргая, прожигали сознание выродка с головы до ног, и он сам казался себе прозрачным и голым, видимым на насквозь, в то время как ему самому все сложнее было увидеть душу Владыки. Сталь зажужжала у самого уха, и рука дернулась рефлекторно, встала в заученную позицию, отражая выпад. Противник навалился всем весом, и выродок почувствовал как все тело дрожит от напряжения.
Он устал, устал физически, продолжать ближний бой было невозможно больше. И тогда Рэннис сделал единственное, что можно было предпринять: оторвал взгляд, чтобы Владыка не догадался ни о чем, схватил Его за туловище и сиганул с моста, благо тот и так ходил ходуном от разгоревшегося сражения. Он понимал, что погибнет вместе с Ниверсином. Защитные знаки на скалах не дадут колдовать, а падение с такой высоты не пережить даже всемогущему Владыке, но иного выхода не оставалось, а к смерти сумасшедший выродок был готов. Готов с самого рождения. Ниверсин глухо вскрикнул и ухнул вслед за Рэннисом в бездну.
Но умереть им не дали. Полет кончился неестественно быстро, и разлетевшийся противники, как переспелые груши, попадали в поле золотой ржи. От падения голова загудела, и выродок долго не мог понять, где земля, а где небо, сильный ветер колыхал злаки, темные тучи клубились грозно: приближалась гроза, и вдалеке уже были слышны громовые раскаты. Луна поменяла локацию, только вот это не имело значения больше. На сражение не осталось сил. Рэннис с трудом поднялся: его колотило от усталости, он едва держался на дрожащих ногах, мышцы шли в отказ. Ниверсин, правда, был едва ли в лучшем состоянии, но все же силы у Него еще оставались, и с этим было ничего не поделать. Владыка упрямо встал на ноги, с нескрываемой ненавистью глядя на противника: Его знатно приложило об землю, лоб раскровился, в волосах и одежде запутались крупицы почвы и сухие колоски, но катана поднялась с прежней решительностью, нацеленная в грудь Рэннису. Он, слегка прихрамывая, двинулся на выродка, а затем перешел на бег, а перед Ним неслась ударная волна ярости, отшвырнувшая синеволосого психа на несколько шагов назад. Она была настолько мощной, что действовала на физическом уровне, и тот упал в траву, загораживаясь руками, но от бьющий ненависти невозможно было закрыться, она придавливала к земле, вбивала почву, как чугунный столб. А Ниверсин все приближался, его острый локоть был отведен далеко за ухо, клинок сверкал в разъяренном свете молний.
 "Я не встану, - подумал Рэннис, - не встану, Он убьет меня. Лежачих не бьют, их добивают, а ждать жалости от темного владыки…"
Ниверсин навис сверху, как скала, закрыл небо, его катана взвилась над головой выродка, так и не сумевшего подняться… но пронзила она вовсе не лежащего. Пришла сквозь тело и остановилась в считанных сантиметрах от его лица, и кровь, скатываясь по лезвию, закапала на его щеки, как слезы. Луна всхлипнула жалобно и захрипела, пронзенная насквозь, по зеленому платью стало расползаться пятно. Уродливое такое, неестественно темное, даже не красное, а почти черное.
Рэннис не понял даже, откуда она возникла. В пылу битвы он совсем забыл о ней… а она была здесь, рядом.
- П.. прости… - выдохнула девушка, и ее голос задрожал: она плакала, умирая. – Прости меня… Рэннис… я все испортила…
Мир вокруг поплыл, стал смазываться, небо ломалось, бирюзовым пламенем стекая вниз, взрывы ледяного небесного стекла заполнили реальность. Земля затряслась и задрожала, готовая провалиться куда-то вниз, за переделы того, что можно охватить разумом, но грохота не было, и в неестественной, гудящей, как колокол, тишине было отчетливо слышно хриплое дыхание умирающей Луны. Ниверсин отшатнулся, с непониманием и опаской глядя на то, что натворил, Он пятился, не зная, то ли Ему спасать девчонку, с которой рушилась реальность, то ли уносить ноги. Он выдернул катану и со злобой вперился слепыми глазами в ломающееся поле, от которого остались отдельные островки, между которыми пульсировало желто-бирюзовое марево распавшегося сна. Луна рухнула, Рэннис попытался было поймать ее, но не удержался и вместе с ней свалился обратно в траву.
- Просыпайся, просыпайся, милый, - слезы катились по лицу девушки, смешивались с испариной, полноватое лицо дрожало от боли. Она с трудом подняла руку, пальцами коснулась его лица, боясь оторваться. – Не забывай меня, пожалуйста… помни меня, - шептала она едва слышно, - мне очень, очень страшно, я вас больше не увижу… уходи, уходи милый, пожалуйста… Уходи! – отчаянно крикнула она, и Рэннис задохнулся, подавившись ее криком.
Крик сломал все, взорвал реальность сна, смешал ее в прах и остался единственным в нем. Выродок падал сквозь пронзительный крик, падал не вниз, а наверх, не мог вздохнуть, мрак, темно-зеленый, уничтожающий, блескучий, как изумруды, окутал все, стал сущностью бесконечности, из которой не было выхода и смыслом которой был крик. А потом Рэннис понял, что кричала не Луна, кричал он сам, и лишь только он осознал это, как проснулся. Проснулся в затхлой комнатушке, где раньше жили Луна с Князем, под темным балдахином.
Дверь вылетела с громким треском, Сезанна, бледная, как полотно, ворвалась внутрь.
- Что. Здесь. Происходит?! – рявкнула она, фурией метнулась к кровати, на которой взъерошенный, помятый, сидел Рэннис.
Тот не ответил ничего: он не понимал, что происходит вокруг, он ничего уже больше не понимал. Он не знал даже, спит он или уже нет, реальности сна и яви полностью перемешались между собой.
«Но пойми, - вспыхнул в голове строгий голос Луны, - умрешь здесь – умрешь и там.»
Память стремительно возвращалась. Она умерла там, значит… выродок, не обращая внимания на гневные вопли Сезанны, требовавшей объяснить, что происходит во имя всего святого, схватил Луну за плечи и затряс ее, громко зовя по имени. Она никак не реагировала, голова со спутанными волосами болталась из стороны в сторону.
- Позовите доктора! – не своим голосом завопил Рэннис. – Позовите же доктора Каратоса!
Тот уже был здесь. Эндаргом оттолкнул Сезанну, путавшуюся под ногами, взлетел на кровать, и его тонкие пальцы побежали по телу, осматривая его, выродок, напуганный, огромными глазами глядел в лицо эндаргома, словно пытаясь прочитать диагноз, и, казалось, не дышал, словно это как-то могло повлиять на исход осмотра. Несколько мгновений длилась напряженная тишина, а затем доктор Каратос бережно опустил Луну в подушки и закрыл выжженные глаза.
- Она мертва, - только и произнес он.
И внезапно Рэннис взорвался:
- Да сделайте же что-нибудь! Ты врач или кто?! Почему ты никого не можешь спасти? Почему все умирают в твоих руках? – он кричал, вцепившись в волосы руками, кричал, раскачиваясь из стороны в сторону и не глядя ни на кого. А потом оборвался и зарыдал в голос, уткнувшись лбом около ее тела.
- Она уже давно мертва, - осторожно заметил доктор Каратос, добрыми глазами вглядываясь в воющего психа. – Тело остыло уже.
Ему никто не ответил. Дрэг с Князем замерли в дверях, похожие друг на друга, мрачные, притихшие, они не вмешивались, но и не уходили, понимая, что двинувшийся рассудком Рэннис может многое натворить, но тот только выл, согнувшись пополам.
- Позаботьтесь о ней, - сухо бросила Сезанна оборотню и, обойдя кровать, с совершенно несвойственной ей мягкостью обратилась к выродку: - Идем, дружок, идем со мной.
Он никак не отреагировал, даже не услышал, и тогда ведьма обняла его за плечи, подняла силой и повела прочь, продолжая что-то говорить ему в самое ухо. Рэннис не сопротивлялся. Шел, бездушный, опустелый, но не слышал ничего, и, тем более, не понимал. Для него в мире умерла та единственная, что чисто по-человечески сжалилась над ним. Умерла Луна, его сердобольная Луна.
***
Она стояла и глядела на безумие, что творилось вокруг ее тела. Сначала доктор Каратос что-то пытался сделать, потом Рэннис кричал так, что сердце разрывалось вместе с ним, но она твердо понимала, что не сможет ему ничем помочь, потому что умерла. Об этом и внутренние ощущения говорили, и картинка перед глазами: не каждый день видишь свое тело отдельно от своей души. Луна не заметила, как в комнату проник Смерть. Он постоял у кровати, сочувственно кивая головой, затем повернулся к ней, уже не обращая внимания на живых. Он был без мантии сегодня, и печальное лицо с голубыми глазами было открыто, белые одежды шелковыми волнами обтекали его статную фигуру.
- Что теперь будет? – тихонько спросила Луна.
Ей было страшно. Очень страшно. Все, кого она считала родными, за исключением разве что братьев Луокардов да Урунье, были здесь, рядом, но они уже даже не видели ее.
Смерть улыбнулся мягко:
- Не бойся. Все будет так, как я обещал тебе в Одинокой Башне.
- Я не увижу их больше, да? – она всхлипнула, и слезы против воли покатились по ее лицу.
На ней был свадебный наряд и фата ниспадала до самого пола. Смерть не солгал, она и вправду стала его невестой, королевой Царства, соседнего его Царству, но она не была готова расстаться с Не Таори навсегда. С теми, кто не отвернулся от нее в худшие времена, с теми, кто был рядом до конца.
- Кто знает, - неопределенно проговорил Смерть.
Он никогда не выражался прямо. Видно, по своей сущности не мог.
- Подожди меня секунду, - попросила она и, получив одобрительный кивок, двинула к Князю. Обвила его шею руками, прижалась на мгновение и прошептала едва слышно: - Прости меня. Прости за все.
Его лицо чуть дрогнуло – видать, что-то почувствовал, и девушка поспешно отстранилась. Рэннис с Сезанной прошли сквозь нее, будто бы напоминая, что ее жизненный путь закончился, и Смерть протянул ей руку, приглашая идти туда, где ей уже был уготован престол. Он улыбался мягко, он был искренне рад, что его одиночество кончилось, и внезапно Луне стало так спокойно и светло, что страх ушел и грядущая судьба перестала казаться наказанием. Она вложила ладонь в его и почувствовала себя совершенно счастливой, даже тонкой грусти по Князю не было больше. Перед новобрачными расстелилась дорога света, уходящая куда-то сквозь стены, в открывшемся проеме вдали виднелась зеленая, холмистая местность, среди садов которой возвышался скальный, парящий замок, хрупкий, как стекло, и сверкающий, как бриллиант. Замок королевств Сна и Смерти.
Луна со Смертью взялись за руки и пошли, не оборачиваясь, навстречу своему новому дому, в котором им уже не грозило ничего: ни Похоть, ни Одиночество.
***
Синвирин проснулся и тяжело сел в кровати. Он чувствовал себя измочаленным, вымотанным и уставшим, но в упор не мог понять, что же произошло и почему Он проспал большую половину дня.
- Тебе не здоровится? – Вэнэльям сунула голову в Его спальню и вошла, неся в руках стопку отчетов.
Она, единственная, кто принял его сторону в конфликте под Счастливым, теперь во всем помогала Ему с работой по Дому, и Синвирин не зал, как бы справился без нее.
- Да, наверное. Мне чего-то хуже стало, как будто не спал вовсе, - Он сжал голову руками.
Ощущения были как после сильной попойки, но Он твердо помнил, что не пил, да и алкоголь на Него никогда так не действовал.
- Работать надо меньше, а отдыхать – больше, - ворчливо заметила дух, и Синвирин невесело усмехнулся, вспомнив, что так говорил Ирвин. Пока был жив, конечно… - Опять всю ночь просидел, не бережешь ты себя, - она вздохнула, понимая, что говорит впустую.
Владыка все равно сам решал, как и сколько Ему работать, и редко прислушивался к чужому мнению. Вот и сейчас Он явно не понимал, что она говорила, и вообще думал о своем.
- Мне что-то снилось, - невпопад заметил Синвирин, - но я не могу вспомнить, что, - Он посидел еще несколько мгновений, пытаясь воскресить воспоминания, потом встряхнулся, возвращаясь в реальность: - От Рэнниса нет вестей?
Вэнэльям мотнула головой: тот как ушел на задание, так и не объявлялся.
-Волнуюсь я за него, - посетовал Владыка, - вдруг в Беду попал? – и вздохнул так уныло-уныло, мыслями витая где-то совсем не здесь.
И вспомни Он сон, Его отеческое волнение вмиг сменилось бы злобой, но Он не помнил и продолжал тревожиться за того, кто всем сердцем желал Ему смерти.