Цветок счастья. Повесть одним файлом

Лилия даурская (Сардана на эвенкийском языке)
Фото из личного архива

                Героизм порыва
(Petite Fleur. Sidney Bechet -"Маленький цветок" муз. С. Беше - https://www.youtube.com/watch?v=WBc94EzepoQ&t=14s )
            Я не люблю цветы. Даже самые фантастические - ярчайших расцветок и благоухающие райскими ароматами, одиночные или собранные в невообразимо прекрасные букеты, – любые, когда они умирают, будучи сорванными, срезанными, отделёнными от питающей их землицы. И, тем более, не люблю засушенные, искусственные или нарисованные – никаких иных ассоциаций, кроме как с кладбищем, тленом и распадом, они у меня никогда не вызывали.
            За всю жизнь встретилась мне одна-единственная женщина, сама похожая на неведомый нежный цветок, которая почти слово в слово призналась в такой же нелюбви к мертвечине, когда преподнёс ей первый (он же стал и последним) букет цветов за время нашей совместной жизни.
            К великому обоюдному изумлению совпало не только восприятие цветов, как закономерного и, увы, преходящего расцвета всех растений. Обнаружилось редкостное единодушие в восприятии всего мира живым и непрерывно меняющимся, а самих себя - неотъемлемой, пусть и ничтожно малой, составной частью этого мира.
            Правда, единодушие было с существенной оговоркой со стороны моей возлюбленной: окружающее, как и его представление в литературе, музыке, живописи и любых других средствах отображения, обязательно должно быть гармоничным, справедливым и красивым.
       - И без того всякой гадости в жизни хватает.- Именно поэтому она не только терпимо относилась к нарисованным и засушенным цветам, но и прибегала к их помощи, чтобы украсить, задрапировать или попросту скрыть неприглядную действительность. Это вполне удавалось ей, в том числе, при переводах французских поэтов-писателей в её профессиональной деятельности, превращении обыденности в праздник любимой музыкой, в рукоделье и шитье одежды собственных фасонов и даже в создании духов с любимыми ароматами.
            Но вот что совершенно точно и безоговорочно у нас совпадало, так это неприятие всего напускного, неискреннего, фальшивого, что связывалось, в первую очередь, с городом и людской круговертью в нём.
            Во имя самой главной, ничем, никем и никогда не подтверждённой химеры (якобы, человек – вершина мирозданья) сколько же понапридумывали сами себе религиозных и псевдонаучных учений, законов и правил с одной-единственной целью: во что бы то ни стало вычленить из мирозданья и обособить «хому сапнутого» вершиной над ним!
            И город – любой, по самой своей сути! - как раз является самым что ни на есть реальным подтверждением не вселенского величия и верховенства человечества, а целенаправленной изоляции этой популяцию животного мира от остальной планетной флоры-фауны с предсказуемым неизбежным вырождением. Как и любого другого замкнутого самого на себя мирка со всеми его потугами и претензиями.
      Оловянных солдатиков строем
      По шнурочку равняемся мы. - Когда ещё стенал Пьер-Жан Беранже в своём стихотворении «Безумцы»!
            Но и поныне лишь считанные единицы (по крайней мере, мне чрезвычайно редко встречались такие на жизненном пути) умудряются жить, не лукавя, оставаясь самими собой, и несут при этом свет и радость другим.
            Подавляющее же большинство, сбиваясь в стаи, рьяно пробивает себе дорогу к личному счастью (для которого «хома сапнутый» рождён, как фанера - для полёта над Парижем). Счастье это, с несусветным количеством самых возвышенных слов при его описании, сводится к ипостаси рая на земле в виде власти-денег-славы, что в форменный ад превращает существование людских масс, посвятивших себя его достижению. И если бы только своё.
      Чуть из ряда выходят умы:
      Смерть безумцам! - мы яростно воем.
      Поднимаем бессмысленный рев,
      Мы преследуем их, убиваем –
      И статуи потом воздвигаем,
      Человечества славу прозрев… - сетовал в том же стихотворении Беранже по поводу «порядка, основанного на правилах».
            С ранних детских лет ненавистны мне толпа и любые сколько-нибудь значительные людские скопления. В толчее всегда явственно ощущал, как люди вокруг меня превращаются в некие винтики гигантской и жуткой машины. Казалось бы, придумана эта машина людьми себе во благо: с целью освободиться от неукоснительного соблюдения многих обременительных обязанностей всех живых существ. А на самом деле освобождает страшенная эта придумка от необходимости быть человеком, состоит из самих людей и выполняет одну-единственную задачу: их же непрерывно перерабатывает, как топливо, чтобы продлить как можно дольше собственное функционирование.
            Между тем, совсем на чуть-чуть требуется уму отойти в сторонку, оторваться внутренним взором от земной юдоли и взглянуть на происходящее отстранённо, чтобы обнаружить до невозможности простой и бесповоротный выход из этого оловянного строя: не нравится – не ешь.
            Как же мне хотелось вырваться из Риги - лучшего города из всех, в которых довелось жить! И любимую с собой прихватить туда, где нет никаких надуманных правил, зато ничем не ограничен простор взгляду, много солнечного света и тепла, чистейшего воздуха, обязательной речной глади и вольно растущей зелени!..
            Вырвался. Но без любимой.

                Тернии
("Вера" в исп. В. Меладзе - https://www.youtube.com/watch?v=X5v3Sr22AFs&list=RDMM&index=2 )
           Трах-тарарах!… Бум-бряк-бам! – Разбудил меня неимоверный шум-грохот, донёсшийся снаружи.
            Глухая ночь на дворе, хоть и белая. Дачный участок на удалении десяти километров от города и граничит с лесом. Только от ноутбука оторвался, прилёг, прикорнул, и на тебе - какой-то неведомый огромный зверь грохочет по оцинкованной жести завалинки, и быстро перемещается клацанье чьих-то острых и наверняка страшных когтей по стене избушки снаружи (на высоте трёх метров от земли!).
            Испуг уменьшило то ли приснившееся, то ли послышавшееся перед тем цоканье белки. А когда я встал и приблизил лицо вплотную к оконному стеклу, безнадёжно пытаясь хоть что-то сослепу рассмотреть, возникло нечто живое и рыжее в нижнем углу окна – ухватившись всеми четырьмя когтистыми лапами за наличник, явила себя одна из устроительниц ночного тарарама.
      - Люська, зараза ты эдакая!  - Конечно же никто другой, кроме белки, не смог бы, аки по гаревой дорожке, вертикально бегать по плотно обшитой строганой вагонкой наружной стене домика.
            Обозначилась и вторая виновница моей кошмарной побудки – кошка, тоже рыжей масти, раз за разом запрыгивала на завалинку, пыталась дотянуться до белки, соскальзывала с жестянки и сваливалась вниз.
      - Лиска, ну, я вам задам обеим!
            Вообще-то я с ними приятельствую с тех пор, когда они, совсем молоденькие, одна за другой повадились ко мне на участок за каким никаким прикормом. Хоть обе уже тогда были шкоды ещё те.
            Белка в обязательном порядке норовила слямзить какие-нибудь мелкие предметы. В последнее время пристрастилась тырить прищепки, которыми я креплю нетканый материал к дугам самодельных парников над грядками. Внаглую, у меня на виду, заскакивает на парник, отдирает прищепки, пару-тройку запихивает себе за щёки, ещё одну зажимает в лапе и пускается наутёк. Хорошо хоть не утаскивает далеко, а прячет где-нибудь в укромном месте на участке. За это я прозвал её в честь попортившей мне много крови одноклассницы в младших классах школы – рыжей, конопатой и вреднючей ябеды.
            Кошка - белке под стать, но промышляет мелким воровством оставленных без присмотра съестных припасов и действует куда хитрее и незаметнее. К тому же, расцветкой обладает чисто лисьей – рыжая её шубка оторочена белым понизу от подбородка до кончика хвоста, а лапы словно обуты в чёрные сапожки.
            Никогда не видел, чтобы находились рядом обе эти подружки, не слышал, чтобы кошки белками питались, но азартные побегушки у них всегда начинались после трапезы, которую я им устраивал: одной - в миске на одном и том же месте возле сарая, другой - в кормушке, привязанной к стволу лиственницы возле забора.
            Белка, выждав некоторое время, вроде как дожидаясь ответа на вопросы: «Поесть нет ли чего? А за компанию с нами не хочешь поиграть–побегать-порезвиться»? – сорвалась с места и исчезла. Судя по звуковому сопровождению, домчалась до угла дома, там спрыгнула на землю, пересекла двор, запрыгнула на забор из металлического профлиста и скачками по нему помчалась поверху. Кошка рыжим пятном сопровождала её по земле.
            Я же предался ставшему уже привычным занятию – воспоминаниям. Хорошо думается и вспоминается, когда дождит. Не всегда светло и радостно, увы, из-за натыканных по всему телу барометров, реагирующих болью на непогоду.

      Снится, может? Нет, не снится -
      Вот он, лес тот, небылица! – «И горе тебе, если счастье твоё умерло от того, что оказалось не таким, каким оно грезилось».
           Слой земной атмосферы ближе к полюсу планеты на десять процентов тоньше, чем на «материке». Из-за этого первое время с непривычки дышится тяжело и пересыхает во рту в точности, как в высокогорье. Небо само по себе до того низкое, что тучи-облака, кажется, по макушке елозят. Теперь же оно, и подавно, превратилось в единое целое с монотонно шумящей стеной дождя и тумана. Словно серой бумагой заклеены оконные стёкла дачной избушки - какой уж тут простор взгляду?!
            Где вообще тот солнечный свет, если лето с белыми ночами месяц уже, как началось, а даже в безоблачную погоду солнце еле проглядывает размытым тусклым пятном сквозь дымовую завесу традиционных лесных пожаров?
            На второй неделе непогоды возникает ощущение, что дождь не только не гасит эти пожары, но и сам насквозь дымом провонялся. Откуда взяться свежести и чистоте воздуха, если лужи после дождя в траурных рамках - черны от пепла-сажи, принесённых водой с небес?
          «Девять месяцев зима, остальное - мошкара». - Если и есть что неизменное-постоянное на Крайнем Севере летом, невзирая на погодные условия, так это комары и присоединяющиеся к ним с конца июня тучи мошки, на рое которой носовой платок плавает в воздухе и не падает! В особенности, у реки, расположенной на сто метров ниже по склону, невидимой и неслышимой вторую неделю. До самых морозов умудряются кровососущие твари есть поедом всё живое, и ни дым, ни дождь им не помеха – живи да радуйся!
            Нигде не имеет такое большое значение солнце, как в северных широтах планеты. И не зря именно на Крайнем Севере предусмотрено самое большое число солнечных и безоблачных дней летом. Солнышко светит – всё приходит в движение, растёт-цветёт, обретает объём, цвет, запах и вкус. Чуть скрывается за облаками светило - сама жизнь замирает-останавливается, словно замерзает.
            И не мудрено, когда вечная мерзлота под ногами достигает глубины полутора километров. Холодит она, будь здоров как, и оставляет для жизни всей растительности слой почвы не больше метра. В окрестностях полно белых от никогда не тающего снега распадков, куда не попадает солнечный свет, а русла глубоководных рек выстланы донным льдом. Всего-то восемьсот вёрст до Заполярья, лишь дунет покрепче Борей, и даже в самые жаркие летние дни температура воздуха стремится к нулю. Выпадающий средь лета снег частенько украшает узорными белыми покрывалами траву и высокими мохнатыми шапками - листья деревьев, кусты и цветы.
            Вот и теперь вся окрестная растительность, зазеленев, не торопится дальше расцветать, словно, раздумывает: а стОит ли?
            Ощущение тоски и печали заполонило душу. Не было, нет и никогда уже не будет всего того, к чему стремился, забираясь в таёжную глухомань искать потерянный рай.
            Точно так же всё у меня похолодело внутри, когда три десятка лет тому назад ранним мартовским утром впервые увидел из иллюминатора самолёта невысокие и худосочные, словно редкие волосёнки на лысине, деревца северной лиственничной тайги на бескрайних заснеженных сопках.
            Для того и дана пресловутая свобода выбора человеку, чтобы создавать самому себе трудности, а затем героическим образом их преодолевать.
            И то сказать: жизнь в лесу – уже сама по себе работа. С непривычки вообще, ох, как непросто обходиться без подпорок цивилизации, довольствуясь лишь собственными силами, а на Крайнем Севере, и подавно. Одних только дров просто неимоверное количество требуется для круглогодичного «единения с природой».
            К тому же, не так-то легко длительное время терпеть общество себя-любимого и свои воспоминания. Счастливые из них, в особенности.

                Шипы
(Разбойничья. Владимир Высоцкий - https://www.youtube.com/watch?v=2gzEs0tSReQ )
      - Х-холодно как! Бр-р. Согрей меня. – Войдя в комнату после принятия горячей ванны, она быстро скинула с себя полотенце, с разбегу запрыгнула на кровать, шмыгнула ко мне под одеяло и суматошно принялась заделывать малейшие щели между простынёй и одеялом, откуда, как ей казалось, поддувало.
            Убедилась в непроницаемости кокона вокруг нас и принялась вертеться, стараясь согреть за один раз как можно большую часть своего, а заодно и моего тела.
            Не так уж и холодно было на самом деле – всего лишь традиционно с наступлением майской тёплой погоды отключили в доме отопление.
            Другое дело, что мерзлячка она была ещё та. Даже в этом походила на мою маму, как и в редкостных наблюдательности и проницательности. Почему и спросила меня сразу после знакомства с родителями: «Интересно, стал бы ты со мной вообще встречаться, если бы я не напоминала тебе главную женщину всей твоей жизни»?
            Ступни она традиционно размещала в самом тёплом месте моего организма - у меня между ног, ладошки - под мышками, и из этой исходной позиции начинала под одеялом изгибаться гуттаперчевой цирковой гимнасткой в попытках прижаться ко мне, как можно теснее. При этом непрерывно сюсюкала, чего я, признаться, раньше просто терпеть не мог:
      - Ты моя подушечка. Мягенькая. Тёпленькая…  Нет… Ты моё гнёздышко. Родненькое. Уютненькое…
            Поменяв местами свои руки-ноги, она принялась меня ласкать:
      - Мой птенчик… Мой маленький…
            Тут уже не осталось ни малейшей возможности лежать бревном под её ласками, и я поинтересовался:
      - Так кто я тебе? Давай, определяйся: уютненькое гнёздышко или маленький птенчик?
            После непродолжительных раздумий последовал самый непринуждённый ответ:
      - Гнёздышко... И птенчик.
            А ещё через мгновение она радостно воскликнула:
      - Ого!.. Уже совсем даже не птенчик.
            Ухватилась двумя руками за предмет своих ласк и авторитетно заявила:
      - Мужчина! - После чего с непередаваемым пиететом в голосе добавила. - Уважаю.
            От сотрясшего меня даже спустя сорок лет хохота после этого сна-воспоминания я проснулся в очень даже приподнятом настроении.
            
      Этот сон приснился в пятницу мне.
      Может, он к деньгам, а может, к войне. – Припомнились почему-то строки из поэмы «О разных точках зрения» Роберта Рождественского.
            Хотя совсем даже не уверен, что сегодня пятница - с тех пор, как обосновался в дачных своих угодьях, счастливым образом не наблюдаю не только часов, а и дней недели и чисел месяца.
            О поступлении пенсии на банковскую карточку сигнализирует пиканьем установленная в сотовом телефоне программа, что она и сделала три дня назад, после чего деньги с карточки все и разошлись на оплату коммунальных услуг, лекарств и продуктов.
            Что же касается войны, то бесстрастный голос диктора FM-радио из ноутбука подвёл итог прошедшей ночи, до ужаса похожей на многие предыдущие:
      «Противник бросил в атаку бронетехнику и штурмовые группы, пытаясь прорваться сквозь нашу линию обороны...
      Наши встретили врага валом огня, накрыв артиллерией, ПТУРщики также поразили бронетехнику.
      ВСУ понесли очень большие потери, в ходе «мясного штурма» завалив район сотнями трупов своих штурмовиков и сожжённой техникой.
      Сейчас враг проводит перегруппировку перед возобновлением наступления, бои в основном пока перешли в позиционную фазу».
         Потомственный военный, немало видевший смертей в трёх войнах, сам трижды выкарабкивался с того света после дырок в голове, полученных в каждой из них, - даже после всего этого в самых страшных кошмарных снах не могу представить, не говоря о том, чтобы понять, такое явное и целенаправленное уничтожение, пусть одурманенной укро-фашистской пропагандой и ослепшей от ненависти ко всему русскому, но все же людской популяции теми, кто гонит их на верную гибель, всё подавая и подавая куски мяса в мясорубку для перемалывания в фарш.
            В качестве ежедневного напоминания о войне, в очередной раз развязанной фашистским западом против России, второй год круглосуточно пылают на газовых месторождениях в обозримой близости факелы, в которых сжигают излишки газа, раньше находившего применение в фашиствующих ныне государствах.
            Закономернейшим образом сказывается этот искусственный подогрев атмосферы на погоде и климате в целом – существенно увеличились влажность воздуха, количество выпадающих осадков и мелких моросящих дождей, длящихся неделями.

            Давно уже никуда не надо мне торопиться с утра пораньше. Но по ставшей врождённой привычке ровно в шесть часов утра бесследно исчезают даже самые сладкие мои сны.
            И, как следует из опыта прожитых десятилетий, приснившиеся голые женщины никогда ничего хорошего моему организму не предвещали.

                Единение природы
(«Будет лес». Текст и исп. В.Золотухин - https://www.youtube.com/watch?v=sbqvkrtI3fE )
            Неожиданно и как-то очень резко прекратился ставший уже привычным шелест дождя, в комнате стало заметно светлее. Тишину нарушала затихающая капель с крыши, а место серой бумаги в окне заняли разноцветные пятна растительности дачного подворья.
            Из-за почти полной слепоты даже не пытаюсь вглядываться, чтобы разглядеть детали. Но этого и не требуется – за десяток лет хозяйствования так изучил весь участок, что умудряюсь обихаживать растительность на нём с завязанными глазами, когда слишком уж допекает головной болью белый свет.
            К тому же, обострившаяся зрительная память уточняет-дополняет видимое глазами, приукрашивая его и скрывая мелкие изъяны. Невольно возникают крамольные вопросы, на которые с момента возникновения человечества и по сей день нет ответов в земных науках-верованиях:
      Что такое зрение вообще?
      Чем, как и что на самом деле видит человек?
      И где хранится просто невероятный и непрерывно пополняемый объём информации о том, что видели и видят глаза каждое мгновение (если судить по тому, что в определённых обстоятельствах с фотографической точностью вспоминаются события, подтверждённые очевидцами, из самого раннего возраста жизни или даже раньше)?
            Впрочем, эти же вопросы относятся не только ко всем остальным пяти официально установленным органам чувств, как то: слух, обоняние, осязание, вкус и пространственная ориентация, - но и к самой памяти в любых её формах.
            Распахнул дверь избушки, выходящую на сторону восточную, и замер на пороге в немом восторге от увиденного и густых запахов омытых дождём трав и цветов.
            Небо вернулось на своё место, и аккурат при моём взгляде на него сквозь прореху в сплошной серой гуаши туч яркой вспышкой пробился солнечный луч. Разрыв стал удлиняться-расширяться в обе стороны от светила, строго следуя руслу реки и даже повторяя её изгибы. Точь-в-точь так же, как при ломке льда на реке во время ледохода, извилистая трещина окончательно поделила надвое облачность на небе. Северная её часть, облегчившись дождём, светлела и растворялась буквально на глазах, а основной тёмно-серый массив туч стал торопливо, словно удирая, смещаться к югу.
            Пришлось отвернуться от ставшего нестерпимым света в северную сторону, где за считанные секунды после окончания дождя не осталось ни единого облачка.

            Какой же сказочно-манящей выглядит с земли небесная голубизна после длительного её отсутствия!
      «О ветеран в лохмотья одетый,
      Небо, ты служишь нам столько веков,
      Твой солнечный орден – источник света,
      Твоё одеянье – тряпьё облаков» … - Невольно всплыли в памяти строки Гийома Аполлинера.
            Чем и подтвердили, мне и на моём же очевидном примере, давнюю и, похоже, неистребимую пагубность познаний в области литературы, музыки и прочих средств отображения этой самой действительности – средства эти, в совокупности  именуемые «культурой», напрочь убивают живое и непосредственное восприятие действительности и норовят занять её место.
            Все употреблённые в стихотворении слова-понятия, как и само стихотворение, обязаны своим рождением небу. Но даже когда находишься наедине с ним, в нём и ближе некуда (например, «обнимая небо крепкими руками» во время затяжного парашютного прыжка), почему-то в памяти всё равно всплывают сочинённые кем-то и редко, когда сочиняются самим, стихи, музыка и песни.
            Спасением от всех этих вторичных искусственных придумок, подменяющих собой действительность, лично для меня является взгляд на всё происходящее сверху, со стороны звёздного неба, которое неизменно обнаруживается выше неба голубого, когда поднимаешься «всё выше, и выше, и выше» подалее от земной поверхности.
            С четырёхлетнего возраста стали для меня регулярными такие полёты-путешествия, во снах ли, в болезненных состояниях, когда толком не поймёшь, где явь, где сон… Они-то и не дают забывать, «кто в доме настоящий хозяин».

            В подлунный мир меня  вернуло нетерпеливое карканье ворона, чернеющего размытым пятном на верхушке лиственницы за забором участка выше по склону.
            На его месте я бы тоже возмутился и даже обиделся, пожалуй: после стольких лет знакомства в упор не видеть старого приятеля, тем более, что как раз в его сторону была повёрнута моя голова!
            Интересные у нас с ним сложились отношения.
            С тех пор, как обзавелась наша семейка дачей, и когда на выходные оставались в ней ночевать, стал я замечать по утрам ворона всегда на одной и той же самой высокой лиственнице в округе. Позиция была выбрана неслучайно и очень грамотно – восседал он на верхней точке сопки, откуда ему во все стороны, как поётся в песне: «Мне сверху видно всё. Ты так и знай».
            Ничем не примечательный. Ворон, как ворон. Посидит себе непродолжительное время, как рекрут на часах, понаблюдает, повертит клювом, после чего снимается с лиственницы и в плавном вираже планирует-спускается к реке, исчезает за деревьями.
            Так бы всё и продолжалось, не вздумай я года три-четыре тому назад с вороном поздороваться. Как-то вышел на крыльцо поутру, увидел его на лиственнице и сказал приветливо:
      - Крр.
            Ворон вытянул шею, удивлённо повертел головой с боку на бок, разглядывая меня, но смолчал. Очень уж его повадки напомнили мне куриные, и я довольно насмешливо повторил своё пространное к нему обращение:
      - Крр!
            Этого гордый птах стерпеть не смог и ответно каркнул мне во всё своё воронье горло: Кра!   
После чего расправил хвост, оттолкнулся лапами от ветки, энергично взмахнул крылами и стал пикировать прямиком на меня.
            Я в панике уже, было, собрался либо отбиваться, либо прятаться от него. Но он пролетел почти над самой моей головой, посвистывая крыльями при быстрых взмахах ими (знай, мол, наших!) , удовлетворённый моим испугом каркнул в полёте ещё раз, после чего продолжил свой обычный облёт территории.
            С тех пор при утренних встречах традиционным стал у нас с ним обмен мнениями о текущих внешне-внутриполитических событиях. 
            Вот и теперь на его возмущенное приветствие я ответил:
      - Крр. – и в виде извинения добавил ещё раз: Крр.
            Сочтя извинение достаточным, Каркуша (так я стал его кликать сразу после знакомства) тоже каркнул повторно и убыл восвояси.
            До прикармливания его с целью более близкого знакомства дело не дошло, поскольку визиты кошки на участок происходили регулярно, и не раз обнаруживал я кучки перьев, оставшиеся от утративших бдительность белых куропаток и зазевавшихся мелких пёстрых пичужек отряда воробьиных.

            Дождь, судя по отсутствию туч со стороны преобладающего северного ветра, прекратился на длительное время. Пора было уделить внимание моему «окружающему миру».
            До чего же благодарные и воспитанные человеки, эти растения! Проявишь о них заботу –растут и зеленеют, цветут и пахнут, наливаются соком, плодоносят, радуют твои обоняние, осязание, глаз и вкус. И поговорить с ними душевно всегда есть о чём.
            Для «выхода в люди» я празднично приоделся – надел выцветшую до белизны и порядком истрёпанную армейскую панаму. Просто удивительно, как она вообще сохранилась, единственная из всего комплекта «афганской» летней формы одежды, полученного мной сорок лет тому назад!
            Впрочем, поллитровая алюминиевая кружка, верой и правдой служит мне уже более полувека со времени прохождения «курса молодого бойца» в самом начале службы, и на десяток лет старше.
 
            Спустился с крыльца и похромал к шатровой теплице из металлических дуг, покрытых поликарбонатными листами. На всякий случай, по пути прислушивался: нет ли автотранспорта на проходящей ниже участка грунтовой дороге.
            Раньше, при наличии зрения, было проще соблюсти условности-приличия – дорога далеко просматривалась в обе стороны, и, при обнаружении кого-либо на ней, времени было предостаточно, чтобы надеть на себя что-нибудь кроме панамы. Пользуясь уединенным расположением дачи в безлюдном месте, летом я одежду и обувь напяливал лишь при появлении званых-незваных гостей и в поездках в город за покупками.
            С комарихами, громким писком оповещающих о своём приближении, с течением лет удалось как-то договориться, и они либо стали облетать меня, как несъедобное препятствие, либо пили кровь мою без излишней злобы и фанатизма. Хуже дела обстояли с оводами – те подлетали незаметно и жалили без предупреждения, невзирая ни на какие доводы и уроворы. С тучами мошки и мокреца, и подавно, договориться не удастся, и с вечера до утра с ними лучше не встречаться.
            Невольно припомнился самый первый августовский поход в лес по грибы-ягоды после прибытии в благословенные эти места. По стародавней своей привычке, чтобы не стеснять движения и зря не потеть, скинул я куртку-брюки «энцефалитки» и переоделся в десантную маечку и шорты из толстого брезента. Прошёл с десяток метров, провёл руками по плотному слою комаров-мошки у себя на руках-ногах, полюбовался на оставшиеся после этого густые и обильные кровавые следы, какие бывают после глубоких ран. Впечатлённый, переоделся обратно в «энцефалитку» и долгое время не рисковал повторять процедуру кровопускания. «А не подставляй», —как гласит народная мудрость.
            Самый крайний в садовом товариществе участок, площадью в семь соток, я выбрал очень удачно. Хоть на не очень большом удалении от города (можно было бы подалее и не на одну сотню километров), но расположен он в непосредственной близости у дороги, связывающей город со стратегически важным объектом - плотиной водохранилища, из которого осуществляется городской водозабор. И дорога, и проходящая вдоль неё ЛЭП, и трубы водопровода большого диаметра, от которых запитаны водой все садовые товарищества по пути в город, находятся под неусыпным контролем военизированной охраны и круглогодично поддерживаются в идеальном состоянии соответствующими службами.
            В сторону плотины, а также ниже и выше по склону, сразу за оградой участка находится лес. В сторону города – три пустующих заросших дачных участка, освоить которые никто из населения так и не решился из дремучего суеверия.
           Все, кто становился хозяином любого из этих участков, один за другим умирали по разным причинам, не прожив и года. Кто спивался и сгорал от пойла, кто – в настоящем огне вместе со всеми дачными постройками. Кто угорал от печного газа, а кто, наоборот, замерзал насмерть. 
            Особое впечатление на городское население произвёл случай с хозяином соседнего с моим участка – мало, что его медведь задрал, так ещё неделю ходил доедать, как в столовую, пока коллеги не хватились его отсутствия на работе и не отправились проведывать. Поднятый для прочёсывания леса полк полиции истребил не только медведя-людоеда, но и не одну стаю одичавших собак в ста верстах окрест города.
            После этого живи себе в лесу, наслаждайся безлюдьем, ещё и при самых главных благах цивилизации – почти бесперебойном электричестве и водоснабжении в летнюю пору – и в ус не дуй!

      - Здравствуй, белый свет. Здравствуй, небо. Здравствуй, солнце. Здравствуйте, лес и речка. Здравствуйте, все жители речные-лесные-земные-воздушные. – По пути к теплице традиционно поздоровался с «окружающей природой» устами её составной части.
            Как же всё вокруг изменилось, едва только явило себя во всей своей красе утреннее солнышко! Шёл и любовался-наслаждался-впитывал в себя это «всё» каждой клеткой организма, всем своим существом и безо всяких выдумок.
            Солнечный свет становился ярче, вызывая боль в глазах, пришлось сначала защититься полями панамы, а потом и отвернуться от него.
            В южной стороне до самого горизонта, кое-где размытого космами ещё не прекратившегося дождя, блестит и прямо-таки светится отмытая до необычайной яркости зелень безбрежного «моря тайги».
            Невесёлым диссонансом этому великолепию является видимый на горизонте оранжево-красный факел сжигаемого природного газа одной из трёх скважин и мерцающие багрово-красные отсветы всех трёх факелов в тёмных тучах, по форме похожие на «грибы» наземных атомных взрывов.
            Уныния добавляет и непрерывно доносящийся с той стороны тонкий свист-вой, с которым вырывается и горит газ из скважины.
            В западной стороне сверкнула серебром меж деревьев и стала извиваться-переливаться, как живая, излучина реки. Подогретая солнцем, она тут же окуталась поднявшимся от воды туманом - и берега реки ожидаемо соединила высокая тройная радуга, настолько широкая и яркая, что даже я смог её разглядеть!   
            Бесчисленными искорками засверкали капли на траве и листьях кустарников – жимолости, малины, красной и чёрной смородины.
            Так заманчиво они сверкали, что не удержался от соблазна, свернул с дощатой дорожки на подготовленную под будущие грядки лужайку с подросшими сидератами на ней и от души повалялся в пахучих травах, мокрых от дождевой воды: фацелии, редьки масличной, горчицы белой, гречихи, льна и галеги восточной.
            Прямо обхихикался сам с себя, представив, как выгляжу со стороны: голый, мокрый с ног до панамы на голове, весь лохматый от прилипшей травы, седобородый старик со счастливой улыбкой на лица, какая бывает только у младенцев или умалишённых, катается-возюкается в траве на лужайке, что тот щенок - на копне сена. 

            Однако, делу время подошло. В предбаннике, разделяющем теплицу на «огуречник» и «томато-перчишник», под душем простейшей конструкции из двадцатипятилитровой пластиковой бутыли, подвешенной вверху теплицы горловиной вниз, смыл с себя растительный сор и приступил к утреннему обходу.
      - Здравствуйте. Как поживаете-можете себе? Нет ли жалоб? – Традиционно обратился я к огуречной поросли.
            И, вглядевшись как следует, остолбенел от увиденного – огуречные листья, вымахавшие размером больше моей растопыренной кисти, на всех растениях были подняты вертикально вверх, словно в знак приветствия! И по краю каждого листа искрилось-переливалось непонятно как державшееся там изумрудное ожерелье из капелек выделенной влаги.
            Самодельная система полива и проветривания безотказно работала за счёт расширения-сжатия воды в зависимости от температуры – открывала-закрывала одновременно и краны подачи воды и форточки в крыше теплицы. Чем освобождала от необходимости постоянного личного участия в процессе и требовала лишь изредка пополнять запас воды в поливочных ёмкостях.
            За те дни, что не наведывался в теплицу, над огуречными грядками образовались дремучие заросли. Подвязанные к шпалерам плети сильно прибавили в росте, разукрасились множеством жёлтых звёздочек цветов с крохотными зеленцами в каждом междоузлии по всей высоте и выпустили пасынки, тоже порядком вымахавшие и готовые зацвести. И это при том, что растения солнца почти не видели, температура в теплице не поднималась выше восемнадцати градусов днём, и бутыли с водой, подвешенные под крышей теплицы над каждой грядкой, не опустошились даже до половины!
            С детских лет люблю простую, монотонную, понятную и полезную работу руками, которая освобождает голову для воспоминаний, дум и мечтаний, к тому же.
            Вот и сейчас с превеликим удовольствием обвивал вокруг тесьмы подвязок верхушки огуречных стеблей, безжалостной рукой ослеплял наметившиеся и обламывал уже отросшие пасынки, при этом отбирая из них самые крупные в целях селекции и последующего укоренения.
            Давно уже не покупаю семена овощей, и рассаду для посадки весной следующего года начинаю готовить из самых лучших-крепких экземпляров имеющихся растений. Всего-то и делов:
   отломанный пасынок здесь же, на стеллаже в теплице, поместить в банку с водой,
   дождаться появления у него корешков и пасынков и, в итоге,
   получить и саженец для посадки на грядку и новый пасынок для укоренения.
            Таким образом сохраняю-оздоравливаю понравившиеся гибридные сорта и даже зимой имею возможность иметь дело с растениями, к выращиванию которых уже прикипел душой, надо признаться.
      Беру я саженцы в росе
      И в землю их кладу,
      Чтоб кто-то прятался в тени
      В двухтысячном году. – Закрутилась в голове песня Валерия Золотухина из далёкого начала 70-х годов. Напомнила она мне ещё более ранние пионерские времена, когда каждой весной брал саженцы дальневосточного кедра и высаживал их в лесопосадках.

            Такая же картина и, соответственно, работа ожидала меня в другой половине теплицы, определённой для обитания томатов и сладких перцев в ней.
            Неторопливо в такт работе разматывались клубки воспоминаний. Совсем ничего оставалось обработать перцев-томатов и уложиться по времени до полудня.

                Цветочек
               (Секрет. Виктор Третьяков - https://www.youtube.com/watch?v=JN9hkcBwUVo )

            Ещё только открыл дверь второй половины теплицы, а меня уже окутал густой и плотный аромат цветущих-созревающих томатов и перцев. Пока обрабатывал каждое растеньице – удалял пасынки и рыхлил землю вокруг основания стебля, – и сам весь пропитался горьковатым и одновременно сладким запахом любимых моих «паслёновых культур».
            И не мудрено. Семейство Паслёновые включает в себя под две тысячи видов растений! Картофель, паслён, баклажан, томат, сладкий перец, стручковый перец - с самого раннего детства имею с ними дело и не только, как едок или работник.
            К этому же семейству относится известный своей ядовитостью дурман, которым я в пятилетнем возрасте смертельно отравился. «Ешь, это китайский мак», - с жаром убеждал меня соседский мальчишка - школьник шестого класса и большой «знаток» сельского хозяйства. Ловко потрошил он колючие зелёные коробочки, добывая из них белые семена, и причмокивал от удовольствия, употребляя их – наевшись этих семян до потери сознания, мы с ним на пару оказались в реанимации.
            На вкусовые пристрастия произошедшее никак не повлияло, и паслёновые у меня в фаворе, а картошечка, как была, так и остаётся символом дома и семьи. Хоть разъехались на учёбу в другие города главные едоки в лице сыновей, и обнаружившийся, откуда ни возьмись, диабет прямо ограничивает её употребление, а грядки разноцветного картофеля с низким содержанием крахмала (от кожуры до мякоти полностью синего и красного цвета) и сейчас радуют глаз.
            На зависть соседям, которые приезжают, как на экскурсию, посмотреть на такое чудо – пчёлы и шмели вовсю трудятся на разноцветных (белых, красных, фиолетовых) цветках картофеля на уже сомкнувшейся ботве. И это в то время, когда у подавляющего большинства дачников ещё только первые всходы пробились из земли к концу июня! Поскольку реки традиционно вскрываются в конце мая, то и посадочный сезон начинается не раньше первых чисел июня.
            Между тем, секрет прост до безобразия: почитав литературу и поговорив с людьми сведущими, выращиваю картофельную рассаду в домашних условиях за два месяца до её высадки в почву. Иной раз не только цветки, а и крошечные клубни успевают на рассаде образоваться.
            Какие там периодические посадки сидератов и капельный полив строго в междурядьях! - Завезти машину песка и машину мёрзлого коровьего навоза перед самой посадкой, перемешав, закопать в них клубни, окучить и лить и лить воду на голову растениям – вот и вся агротехника возделывания картофеля у местных аграриев.
            Но даже после уборки, увидев солидные размеры клубней и общий объём урожая, выслушав мои подробные пояснения, соседи всё равно продолжают выращивать картошку размером чуть больше грецкого ореха: «Лень возиться». Всяк кузнец собственного счастья. Картофельного, в том числе.

            Созвучно моим мыслям со стороны дороги послышались приближающиеся звуки какой-то музыки из автомагнитолы – сосед ближайшего участка пожаловал. Один из тех, кто иногда заезжал ко мне на участок, смотрел, цокал языком, изумлённо округлял глаза, качал из стороны в сторону головой ... и предпочитал оставаться при своих результатах.
            Пожарник-мэломан – так я его окрестил. Прежде всего, за его прямо-таки страсть сразу по приезде на дачный участок сжигать оставшиеся с предыдущего дачного пиршества какие-нибудь неимоверно вонючие и чадящие изделия из пищевого пластика. Для этих целей у него по всему периметру расставлены бочки, золу из которых он закапывает на участке.
            Бесполезно ему говорить о бессмысленности защиты окружающей среды путём сжигания неорганических соединений перед тем, как закапывать в землю всю эту сохранившую свой вред даже после сжигания «химию».
            Что же касается музыки, то тут и подавно: «Я свои законы знаю. С восьми утра и до десяти вечера имею полное право слушать что и как мне вздумается». – И автомагнитола, включённая на всю мощность динамиков, не замолкает ни на мгновение его «отдыха на природе».
            Пришлось мне поторопиться, чтобы побыстрее оказаться в домике под защитой стен и закрытых окон-дверей от вони и наушников – от «тшаруюшчых звуков музыки».

            Вышел на финишную прямую, что называется – осталось пяток перцев обиходить на грядке в самом дальнем конце теплицы с северной стороны.
            И там увидел, как под порывами поднявшегося восточного ветра бьётся снаружи о лист поликарбоната нечто непонятное, но достаточно яркой расцветки – оранжево-красно-зелёное - и такого размера, что я смог это заметить. Очень похоже было на воздушный шарик с привязанными к нему красным флажком и разноцветными лентами, улетевший с какого-либо празднества.
            Завершив агротехническую процедуру, решил полюбопытствовать: что же там может быть? Похромал себе из теплицы и, когда огибал её с торца, услышал адресованное мне, многословное и какое-то упреждающее карканье:
      - Кар-кар!
            Непонятно, с какой целью ворон вообще впервые объявился во внеурочное время, но и после карканья он остался на привычной ему верхушке лиственницы, словно на боевом посту.         
      - О чём это ты, Каркуша? – поинтересовался я у него.
            Завернул за угол теплицы и в двух метрах перед собой, скорей, догадался, что это она, чем увидел - знакомую и очень памятную мне сардану.
            Цветок счастья - так эвенки, испокон веков жившие на этой земле, назвали лилию даурскую, по нынешним временам редкостное краснокнижное растение.
            Необычайно крупные, более десяти сантиметров в диаметре, прямостоячие цветы уже раскрылись и выпустили на волю, расправили красно-оранжевые с солнечно-жёлтыми проблесками лепестки, усеянные тёмно-коричневыми пятнышками, как мне помнилось.
            Собраны цветы в роскошный пяти рожковый канделябр соцветия (вот с кого в древности скопировали этот осветительный прибор!) на довольно толстом опушенном и гранённом стебле, более метра высотой. Крупные ланцетные листья идут по всей длине стебля и после дождя блестят, словно выточенные из изумруда.
            До того нежным, тонким и знакомым лилейным ароматом оказалось заполнено всё пространство между забором и теплицей рядом с цветами, что я чуть ли не со слезами на глазах еле пробормотал:
      - Цветочек! - И тут же кинулся выручать беспомощно бьющееся на ветру растение.

            Умудрился вырасти «цветочек счастья» на штабеле гниющих и сплошь утыканных гвоздями досок от теплицы, порушенной когда-то давно ещё прежним хозяином. Настолько давно, что даже слой какой-никакой почвы с травой успел образоваться на штабеле, а сами доски превратились в труху. Чрезвычайно питательную, кстати, с точки зрения растений и жучков-насекомых всяческих.
            Раскисшая от дождей, эта почва тут же поехала из-под ног, когда я, в героическом порыве и ни о чём не думая, устремился по штабелю к цветку.
            Скользя и словно вращая педали велосипеда при этом, я ожидаемо (даже увидел откуда-то сверху всё, что мгновение спустя произошло) докопался до гвоздей в досках и совершенно закономерно «поймал шпиёна» - в левую стопу прямо-таки с каким-то чмоканьем вошёл толстенный гвоздь. Нога застопорилась, меня по инерции качнуло вперёд. Ища опору, скользнул рукой по гладкому, аки стекло, поликарбонату рукой, грохнулся плашмя…
            После удара и яркой вспышки в голове на левый глаз стало наползать горячее тёмно-красное пятно, свет перед глазами зарябил жёлто-зелёной темнеющей мозаикой, пока не померк вовсе.

            И последнее, что запомнилось перед тем, как отключился: как я пытался армейской панамой смягчить удар со всего маха виском о выступающий край стального профиля основания теплицы.

                Эпилог
(«Ноктюрн». Муслим Магомаев - https://www.youtube.com/watch?v=suvkv_0okUk)
            Очнулся от вороньего карканья и острой боли между рёбрами в правой половине грудной клетки, лежащим ничком между теплицей и штабелем досок. И как раз ещё один гвоздь из доски, на который я приземлился при падении, был источником боли.
            Чуть не потерял всю сознательность при этом, но рывком приподнялся и отстранился от окровавленного, тёмного от древности и ржавого жала гвоздя подо мной. Полюбовался на ярко-красную капель из раны, убедился по её цвету-количеству, что ни крупные кровеносные сосуды, ни внутренние органы, включая головной мозг, не задеты, и дал крови покапать как следует, чтобы промыть рану.
            Не зря говорят: Бог бережёт дураков и пьяниц. – Считанные сантиметры оставались от места удара виском о профиль при моём падении до острого выступа стального уголка, к которому был приварен профиль основания теплицы.
            Долго удерживать себя рукой на весу не представлялось возможным, я стал озираться, выискивая безопасное место для приземления. И прямо перед собой узрел крохотную пёструю ящерку с жёлтым брюшком.
            Ворон продолжал каркать, ящерица сидела меж досок неподвижно, изредка высовывая раздвоенный кончик языка, и словно охраняла подступы к цветку, цветочек всё бился и бился о теплицу на ветру - ну, прямо, ожившая сказка Бажова какая-то!
            Но после полученного при падении удара голова болела, и мутило меня совсем не по-сказочному. Образовавшаяся шишка на месте удара виском кровоточила, но в меру, незначительными были ссадины на левой руке от падения и прокол гвоздём между рёбер оказался не глубже трёх сантиметров. Не сразу удалось освободиться от глубоко проткнувшего стопу гвоздя. Тем не менее, хоть и с трудом, но стал я выбираться из ямки в прямом и переносном смысле. Прежде всего, с помощью найденного среди досок шнура и подходящего обломка доски подвязал стебель цветка.
            Сам не знаю, почему, но стукнуло мне в голову дать крови из стопы прокапать на почву вокруг цветка. После чего, совсем как персонаж песни про Щорса: «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве»…. -побрёл я себе в избушку приводить себя в порядок и раны зализывать.
            Ворон каркнул и перелетел на другую лиственницу - ниже по склону и расположенную прямо напротив окон избушки. И долгое время находился на ней Каркуша, аки на боевом посту, наплевав на все прочие свои вороньи дела. Так что, даже из суеверия пришлось ему пообещать: "Не дождёшься".

            Сон и обильное питьё для меня с детства были лучшим лекарством при любых недомоганиях. И я двое суток непрерывно только тем и занимался, что спал и пил неограниченное количество чая с добавлением красного перца, куркумы, имбиря, сельдерея, кориандра и прочих полезных травок-специй. Благо, воду для полива в теплицах я пополнил, а кратковременный перерыв в непогоде был, вроде как предусмотрен, чтобы я в очередной раз шкуру себе попортил, и опять зарядил дождь.
            Слегка оклемавшись, заглянул в астрологический календарь на ноутбуке, и присвистнул аж! Вот и не верь звёздам после произошедшего. И луне, в частности, если лунный календарь на день кровопускания прямо предостерегал:
      «12-й лунный день. Этот день основательно несчастливый и неудачный. Ничего не следует предпринимать или начинать, так как все это пойдёт пpахом и в pезультате принесёт лишь потери. Категорически остерегаться крови! Болезни, случившиеся в этот день, могут стать смертельными. Сны почти все исполняются».
            Предпринимать-начинать что-либо и самому не хотелось, да и не моглось. Вместо того стал я постигать в тырнете, что же представляет из себя лилия даурская и как её взращивать.
            Весьма неожиданным оказалось, что моё злоключение произошло 30 июня, объявленного в Якутии официальным государственным праздником в честь «сардааны» – так обозвали якуты лилию даурскую, объявив её национальным достоянием республики.
            Прочитал встретившиеся публикации и последовал самому мудрому из имевшихся в них совету: «Не навреди». – Что предписывало не трогать растение, и оставить всё, как есть, до весны.
            Интересно, что уже приходилось встречаться, ещё и с большим количеством, этой невероятно красивой и благоухающей прелести. Как-то раз, прозевав пик половодья на весенней охоте, я на пару с пёсиком оказался на островке, который чудом не срезало льдинами толщиной более двух метров во время ледохода. Две недели впроголодь просидели на том островке, дожидаясь спада непереносимо холодной воды, и на южной его стороне неожиданно обнаружили (благодаря пёсику, кстати) целую поляну ещё не цветущей, но обладающей вполне съедобными, крупными и питательными луковицами, этой краснокнижной лесной красавицы.

            Третья ночь, из личного опыта, бывает критичной во многих болезненных состояниях. И сопровождается она чуть ли не вещими снами. На этот раз обошлось без оголённого женского тела – предвестника напастей и болезней.
            Зато приснились женские руки. Точнее, ладони моей возлюбленной в самом уютном и приятном нашем совместном процессе – варке собственноручно и свеже смолотого кофе в старинной медной турке на спиртовке. Руки наши соединялись и обхватывали турку чашей, просвечиваясь при этом насквозь красным цветом в пламени горящих таблеток сухого спирта.   
       - Мне очень не хватает тебя, цветочек. - Даже руками и губами я потянулся куда-то в темноту бредового своего сна.
            И явственно услышал ответ, сказанный таким знакомым голосом, что даже дыхание у меня перехватило:
      - Я с тобой. – Она, как когда-то давно, в другой и минувшей жизни, сидела на зелёной лужайке, усеянной цветущими одуванчиками, расправила вокруг себя широкую цветастую юбку, и сама казалась выросшим здесь самым ярким и главным цветком. – Мы ведь с тобой кровью породнились, и навеки будем вместе.
       - Не печалься. Весна всё равно наступит. И тогда ты не только снова увидишь меня, но и наших деток, которые сейчас зреют в толще земли. – Услышал напоследок перед её исчезновением.

            «Тот не жил полной жизнью, кто не изведал бедности, любви и войны», - трактовал О'Генри в одном из своих тюремных рассказов.
            После отъезда из Риги никогда и ничто не только не вспоминалось, но ни разу даже не приснилось о прожитых там двух десятилетиях. За истекшие с тех пор сорок лет чего только ни происходило со мной, как и со всей страной в целом! В дополнение к первой ещё в двух войнах порядком поистрепал свои тело-душу-человечность. В двух браках родились четверо детей. Дети сами стали взрослыми, обзавелись семьями и наградили меня уже пятым внуком.
            А я, как никогда раньше, вдруг до ужаса ясно осознал, что всё это время, по сути, не жил, а лишь отбивался от жизни невообразимым количеством нескончаемых дел-забот, имитируя процесс жизнедеятельности. Словно и не было сорока лет после расставания.
            Неведомая сила подняла меня с кровати и вынудила выйти наружу. Крупная в полнолуние и яркая луна оказалась прямо перед глазами над горизонтом в южной стороне блеклого неба.
            Как и раньше, когда договаривались перед каждой моей командировкой: обмениваться посланиями посредством луны, - так и теперь обратился я к ночной небесной царице с мольбой передать моей возлюбленной:
      Хоть между мною и тобой века
      Мгновенья и года, сны и облака.
      Я им к тебе сейчас лететь велю,
      Ведь я тебя ещё сильней люблю.

      Пусть с тобой всё время будет
      свет моей любви,
      Зов моей любви,
      боль моей любви.
      Что бы ни случилось,
      ты пожалуйста живи
      Счастливо живи
      всегда!

            Жизнь – штука длинная, и рано или поздно всё расставляет по своим местам. Весна не за горами, однако.

* «Ноктюрн». Стихи Роберта Рождественского

2023 год