Былинные земли. Рубец дележа. Часть 34

(Окончание)

ЗА СТО ПРОШЕДШИХ ЛЕТ

Конечно, «Григорий Афтанасьев сын Шушкевич», житель села Свяды (по данным за 1795 год), не мог предугадать, чем обернется его переезд на высокий берег Берещи, в застенок Веребки.

Прошли сто лет – целый век. В начале XIX столетия Свядское поместье принадлежало уже не «дедичному владельцу тайному Его Императорского Величества советнику воеводе полоцкому и орденов польских Кавалеру Фадею Ивана сыну Жабе», а подполковнику царской армии петербуржцу Константину Иванову.

Жизнь текла свои чередом, добавляя новые штрихи, и поселение менялось. Исповедальный отчет, составленный Козьмо-Дамиановской церковью в 1900 году - последний выявленный в фондах Национального архива республики Беларусь, показал, насколько эффективным был поступок – перебазирование в отдаленный от центра уголок, на окраину. Уже не одно подворье скрашивало пустынный вид застенка, а семь родовых точек заполняли высокий берег. Подсчет количества людей, что проживали там, показывает – их было на то время 46 человек.

СЛОВО «ЗАСТЕНОК» ИСЧЕЗЛО

Это уже не тянуло на уровень застенка, это была полнокровная деревенька, составлявшая конкуренцию левому берегу, где сформировалась настоящая деревня, носившая то же название, но отличавшаяся земельным укладом.

Слово «застенок» выходило из моды. Отчасти это было следствием имперской политики, которая нивелировала «организм» державы, ориентируясь на однообразное капиталистическое устройство. Постоянные войны и соперничество за сырьевые ресурсы заставляли искать единый вид землепользования – основы бытия.

СОБЫТИЕ 1911 ГОДА

После крушения Речи Посполитой и Великого княжества Литовского, после серии бунтов и возмущений, после первой революционной волны, что прокатилась по Российской империи, власть осознала, насколько важен селянин – тот, кто кормит государство.

Поселение на Системе, разделенное двойным барьером – естественным в виде речки Береща и искусственным в виде межморской магистрали, - где исстари сложилась граница между полоцкими и виленскими землями, становилось уникальным в сравнении с другими окраинными подразделениями.

16 ноября 1911 года произошло событие, которое нельзя назвать рядовым для белорусской глубинки. В тот день жители бывшего застенка Веребки – теперь деревни, встретились со своими «владыками-панами» за столом переговоров. Это было беспрецедентно: инициировали встречу бывшие пригонные, с которыми еще недавно обходились как с «вещью».

Не знаю, насколько часто в то время происходили подобные события, но свядский пример показателен: крестьяне выходили из рабской зависимости.

Что же решалось на встрече? Официально - «разверстание пастбищного сервитута». Вряд ли это мудрёное определение было понятно сельским людям. Проще высказался авторитетный энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, выпущенный в царское время. Он представил сервитут как "права в чужой вещи", а пастбищный сервитут – пользование чужими угодьями.

«ЧУЖИЕ» НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ

Обратим внимание на слово «чужой». Таковой в то время считалась для крестьян помещичья земля. Они не имели на нее никаких прав: не могли использовать хозяйские угодья, чтобы рубить лес для своих хат, ловить рыбу, охотиться, пасти скот. В условиях империализма магнаты распоряжались крупными территориями, а люди, их населявшие были «вещью». Нам, пережившим общественное устройство, кажется диким такой порядок.

Но помещик считался собственником, и ему принадлежали леса и поля. Отправной точкой «разверстания» царская энциклопедия назвала флорентийскую унию (1569 год). Теперь мы знаем, что это не совсем так. Да, в королевскую эпоху, при миланской герцогине Боне Сфорце, родилась так называемая «поволочная помера» – когда удельные территории резались и продавались, делились на частные и государственные, принадлежавшие высшему сословию. Еще в 1563 году обозреватель междуреченских земель Василий Низовцов констатировал «боленских панов» в Свяде, на границе былой Полоцкой земли. Но и по другую сторону в то время фиксировались панские «именья», с селами и деревнями, несмотря на значительную долю церковных уделов. Как пример - «волость Уля». По данным грозновских исследователей, «в той волости (в 25 верстах от Полоцка, - авт.) села и деревни панские и монастырские многие».

КОГДА ХРИСТИАН СДЕЛАЛИ «ВЕЩЬЮ»

Земля стала «вещью» в условиях продажи. Для покупателя не имело значения, кто на ней находится. Раз я купил, значит я хозяин, и всё, что в черте приобретения, «моё», в том числе и люди - христиане, жившие там веками. Они теперь обязаны были нести крест - повиноваться хозяину: оттого их переиначили в «крестьян». Прагматизм настолько овладел бытием, что церковь отодвигалась на второй план, становилась «пособницей» капиталистического воздействия.

Вся столетняя эпопея веребских Шушкевичей – это путь на свободу, к выходу из рабского подчинения. Земля не могла быть «чужой», если они поливали ее потом и кровью. А уж «вещью» тем более – она кормила и поила.

Как путеводная звезда, влекла тень предков, которые жили прежде – когда земля считалась святой. У них был собственный угол – «именя». Когда дело касалось величины застенкового «богатства» - площади, которую занимали братья, то в инвентарных списках их называли «Сушкевичами», а церковные ведомости указывали на «Шушкевичей». Двойное правописание - как две половинки одной и той же жизни, одного и того же лика: собственника, землевладельца, и простого христианина, рядового члена общества, человека Божьего на Земле.

ПОЧЕМУ ШУШКЕВИЧЕЙ НАЗЫВАЛИ «СУШКЕВИЧАМИ»

Сушкевич - это далекий предок, тот самый средневековый Федор «з уженого именя», который в 1565 году посылал боевого всадника в Ошмянскую хоругвь, чтобы защититься от вторжения. Как и когда он потерял свою вотчину, мы не знаем. Таких было немало, когда империи поделили Речь Посполитую и продиктовали новый лад жизни. Видимо, матрица того «именя» прочно засела в истории рода и, подобно далекой туманности, всплывала при напоминании о моргах и десятинах. Что обозначало «именя» (имение) с характеристикой «уженого», мы не знаем. Белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич предположил, что подразумевалось имение жены – супруги Федора. Но, возможно, это определение некоего местного объекта – географический термин. Почему не представить, что речь об озере Ужачье – об одном из трех небольших водоемов в области Рудни, с которой связана судьба рода?

Да и еще немало есть окрестных мест, где могла формироваться история Сушкевичей (Шушкевичей). "З уженого именя" могло обозначать некую территорию: суженную, то есть сужающуюся, например, ограниченную руслами рек. Такой была область в распадке между двумя возвышенностями - Лукомльской и Пышнянской, где протекали Эсса и ее приток Береща. Две реки образовали территорию в виде длинного, уникального полуострова. Начинаясь в Рудне, она вытягивалась, расширяясь, вдоль Курганистиков до устья Берещи, заключая в себя Великие Пожни, Репище, а также высокий берег речки Береща с застенком. Наличие древней горы - городища, делает ту область вполне возможной для некоей обособленной вотчины. 

МОРГИ И ДЕСЯТИНЫ

Первый инвентарь вышел в 1845 году с подробным описанием пригонного хозяйства «Павла Сушкевича». На тот момент в его распоряжении было 15 моргов земли (8,4 гектара). После волны крестьянских выступлений и высвобождения из крепостничества уже не морги, а десятины начислялись землепашцам, и по выкупному акту за 1866 год, Павел и его брат Леон (он же Лев, Леонтий), могли рассчитывать на 24 десятины каждый. Такие площади отдавались в их распоряжение, составляя в сумме почти 50 гектаров. Но не безвозмездно – они должны были взять казенный кредит и погасить его. Это называлось выкупом.

КОНЕЦ ВЫКУПНОЙ ЭПОПЕИ

Сумели Сушкевичи-Шушкевичи воспользоваться займом? Расплатились?

Мы не знаем, подтверждающих документов пока нет, не найдены. Есть лишь косвенный «намек» - протокол Минского губернского Присутствия за 1869 год, в котором расписан ход выкупного дела по Свядскому имению. К сожалению, ясности он не внес. Выкупная эпопея была приостановлена - выявились обстоятельства, связанные с неожиданным поступком владелицы графини Плятер. Уступая Свяду, она приобрела дом № 80 подполковника Константина Павловича Иванова в Санкт-Петербурге, «с передачей Иванову выкупной ссуды по именію». 

Когда об этом узнаешь, то всплывает похожий эпизод со Староборисовом. Приберезинские леса, а вместе с ними и свядские чащобы, настолько распаляли воображение, поощряя прагматические расчеты, что на них зарились самые крутые личности, и «за спиной» Свяды обосновались не кто-нибудь, а высокопоставленные лица – представители царской семьи Романовых. Им достались сто тысяч гектаров приберезинской территории в Староборисове.

В каких отношениях с царской фамилией были Ивановы и были ли вообще, неизвестно. Но суть не в этом. В то время, когда Романовы обретали права на Староборисов, крестьяне Свядского имения надеялись получить «раскрепощение» - часть помещичьей земли, чтобы поддерживать свой род и кормить всю державу, да и тех господ, что распоряжались ими. Но "за так" не отдавали, а требовали выкуп - оплату через ссуду. Принять платежи готовилось Борисовское уездное казначейство.

А как смотрели на это дело крестьяне? Они побежали, сломя головы, хватать займы и погашать заемы?

Как бы не так. Вот о чем говорят цифры. В имении Белое на земле графини Жозефины Забелло, а это неподалеку – за Лепельским озером, крестьяне 15 деревень получили 384 надела, каждый участок был не более четырех с половиной десятин, и даже из этого числа было выкуплено «посредством единовременного взноса в казначейство 16 наделов, или 69 десятин…», - докладывал в губернский статкомитет волостной старшина и добавлял: «отдельного землевладения они не имеют…».

Так и застенок Веребки. Он жил своей жизнью – как жил, так и продолжал жить. И кто мог запретить? Формировались новые семьи, подрастали новые поколения. Никто не мог отнять это право.

В 1905 году, после первой русской революции, выкупная история прекратила свое существование, выкупное дело свернули, и крестьяне могли распоряжаться статьей «по наделу» без проблем. Это был первый шаг к искоренению понятия «чужой земли».

ТРИ БРАТА, И ИХ ОКОЕМЫ

Таким образом, веребские застенковцы вступили в новое столетие, имея «на своем счету» почти 50 гектаров, причем в необычном месте - в сопряжении с Системой: искусственным водотоком, что повязал моря. Они становились хозяевами окраинной точки Свядского поместья. Им принадлежало правобережье Веребского канала – правда, не впритык, а через русло параллельной реки. По статистическим данным за 1909 год, земля братьев стала потомственной для 63-х человек, и в застенке насчитывались уже 9 дворов. Конечно, всех их можно назвать поименно. Из застенковых окон просматривалась левосторонняя часть прибрежья - Система, где действовал другой уклад: государственный, казённый. Там в то время насчитывались 23 двора, которые тянули на статус села (прихожан обслуживала собственная церквушка, куда наведывался батюшка из Лепеля). А противоположная сторона застенка упиралась в лесную полосу, что вставала стеной за его чертой. Там проходил рубеж – граница, которую переступить застенковцы не могли: там начиналась помещичья «латифундия». Ее центр находился в Свяде, до которой было менее 10 верст (в списке населенных мест за 1909 год ошибочно указано расстояние почти в три раза большее). Образно говоря, Шушкевичи, отделенные Эссой и Берещей, пребывали на островке своего "именя". Уникальное устройство. Это было селение, где земля использовалась коллективно.

А ГДЕ ПАСТИ СКОТ?

Пахотной земли в застенке, чтобы кормиться, был кот наплакал. К тому же, земля была песчаной, неурожайной, и выискивались другие способы существования. Упор делался на разведение скота. Но где его пасти, где заготавливать корма? Травяные угодья не входили в пятьдесят гектаров «надела», они принадлежали помещику.

Решение этой проблемы вылилось в договоренность. Ее назвали сделкой – «разверстанием пастбищного сервитута». Помещик уступил «более или менее сколько окажется в натуре по измерению земли с лесом».

ГЕКТАРЫ У РЕКИ

В натуре оказалось 48 с двумя четвертями десятин. Если сложить их с первоначальными 50-ю, то получится почти 100. Бывшие застенковцы «на все сто» становились полноправными обладателями правобережной части Веребок. Теперь не только дворовые окоемы были в их распоряжении, но и травяные покровы в руслах рек. Теперь окрестности не были для них «чужими», они получали условия для выпаса домашнего скота. В «разверстанную» площадь вошли памятные с детства Репище с былинной горой, Великие пожни, а также Курганистики, где Береща сливалась с Эссой. Взамен крестьяне обязывались не вторгаться в леса имения Свяда – не переходить его черту, не пасти там скот.

АВТОРЫ СДЕЛКИ

Соглашение подписали поверенный в делах владельца Свядского имения Эмилий Коцинг (на то время им распоряжался сын Константина Иванова – тоже Константин), и представители хозяйских крестьянских дворов Яков, Степан и Лука (по линии Леона Шушкевича-Сушкевича), Тимофей и Захарий (по линии Григория), а также Федор Демко и Дмитрий Прусский (представлявшие двор Павла Шушкевича-Сушкевича). Сделка была «проверена на месте землеустроителем Борисовского уезда» и вынесена на утверждение административного губернского органа.

ЕДИНЕНИЕ – КОЗЫРЬ СЕЛЯН

История неординарная. Она показывает, насколько выросло самосознание сельских людей. Сообща они добились права распоряжаться частью «своей» земли, которую присвоили господа ради выкачивания прибыли. Они объединенно выступили в защиту своего положения. Можно назвать это революцией, можно эволюцией, как хотите, но суть заключалась в том, что проявилась инициатива «с низов» - коллективное требование. Таким же было забытое вечевое право – то, что испокон веков ассоциировалось с хозяйской заботой о земле, с ее непосредственным обустройством.

КАКОЙ МОГЛА СТАТЬ ДЕРЕВНЯ

Если бы не кровавое событие, последовавшее вскоре, - первая мировая война, не гибельное столкновение масс в гражданском противостоянии 1918-1920-х годов, мы бы имели совсем другое государство. Мы бы имели строй, где сельская жизнь потекла бы в совершенно ином русле. В начале столетия были первые ростки того строя. Деревенской жизнью управляли сельские общества – оттуда, с низов шло распределение доходов. Поселения, насыщенные людской массой, могли стать центрами не только землепашества и животноводства, а и промышленности - производственными базами, как это наблюдалось ранее в Рудне (о чем мы уже говорили). Мы бы не имели то, к чему пришли сегодня – безлюдные сельские пространства. В деревнях, где концентрировался люд, могли открываться фабрики и небольшие производства – по типу тех, что были в начале XVIII века: кожевенные, льняные, сыродельные и молочнотоварные, стекольные, деревообрабатывающие и т.д. Мы бы не гонялись за образцами изгородей, что стали единственными, а потому дефицитными, и однообразные глухие заборы опоясывают сегодня сельские дворы. Мы бы не концентрировались в мегаполисах, где удушающий воздух и пожирающие здоровье вирусы, мы поклонялись бы земле, а не ломали кости на черных асфальтах, мы жили бы мирно, спокойно, не помышляя о захватнических устремлениях. 

КТО ВЫ, ГЕТЛИНГЕР И ДЕ ПОТ?

Вскоре разразилась бойня, которая «сожрала» миллионы крестьян. Их использовали как пушечное мясо. Выбор пал в первую очередь на них – жителей фольварков, застенков и весей. Господствующий класс только выигрывал, продолжая войну. Она отвлекала от назревших житейских проблем и закрепляла власть имущих. Если бы войну не остановили, то нетрудно представить, кто гулял бы по пустынным деревенским посадам и кому достались бы безлюдные просторы.

За год до всемирной бойни в Борисовском уезде случилось еще одно событие, но уже иного характера. Новый собственник – владелец Свядского имения Карл Вильгельминович Гетлингер, и его уполномоченный Генрих Карлович де Пот, попытались навязать крестьянам прежний, крепостной уклад – попытались вернуть статус «чужой», магнатской, собственности. Снова замаячил призрак крестьянина как "вещи". Застенковцам было заявлено, что у них заберут прежние договоренности назад, лишат добытого сервитутного права, пригрозив «снять крупный лес» с отмежеванной земли. Понятно, чем руководствовались новые хозяева – лес по-прежнему ценился как сырьевой ресурс, и Гетлингер с де Потом думали навариться на сплаве бревен и их продаже.

23 сентября 1913 года минскому губернатору поступило заявление от бывших застенковцев с просьбой сделать «начальническое распоряжение», запрещающее свядской экономии рубить лес на их сервитутной земле. Подписали прошение все те же лица, что и в первый раз - коллективно.

Сумели крестьяне отстоять свои права?

Сказать сложно. На моей памяти Делянка – лесной массив, вырезанный после обращения к губернатору. Кто это сделал – неизвестно. Говорят, что один из застенковцев, возвратившись с войны живым, построил себе хату, женившись. А в памяти веребчан осталась именная возвышенность в той Делянке. Ее назвали Тарентовой – в честь Терентия Шушкевича, который пытался раскорчевать взгорье, чтобы посеять рожь. Сейчас та гора - нерукотворный памятник крестьянской доле.

СТОЛЕТНЯЯ КРОНА РОДОВОГО ДЕРЕВА

Каким было продолжение - еще сто лет, длинная история. В ней было всё – и попытка Ильича переиначить мир - раскрыть потенциал низов, и сталинский диктат жить по начертанной им колее и обогнать Америку, и государственные сгоны в виде «исправительно-трудовых» лагерей, и фашистские концлагеря, и столкновения интересов, и иноземные вторжения и кровопролитные сражения, и хрущевская оттепель, и полные закрома Советского Союза. Наследников старинного рода разметало по странам и континентам. А застенковое дело продолжает немногочисленный состав правобережной части деревни Веребки. Оставшихся жителей можно сравнить с неувядаемой кроной большого дерева, возраст которого насчитывает более двухсот лет. Бывшие застенковцы превзошли по долголетию виленских монахинь-бернардинок, да и Система "проплыла" пред их глазами - ее уже нет. Они по-прежнему Шушкевичи, хотя линии многих переплелись с другими наследными кустами. О каждом из них можно написать отдельную главу. Уверен, это сделают наши потомки – по-белорусски, нащадкі.

…И КОЛЮЧАЯ ПРОВОЛОКА В РЕПИЩЕ

Сейчас хотелось бы сказать вот о чем. Исчез рубеж, нет больше границы, что делила земли на полоцкие и виленские, монашеские и частновладельческие, помещичьи и казённые. Мы живем в другом измерении. А рубцы возвращаются. Они в виде рубежей, что разделяют государства. Водного сообщения нет, но речное передвижение заменено автомобильным, и его издержки мы видим на примере придорожных сервисов. На автотрассе, что пролегла чрез Усохи, развернут частный гостиный двор. Как напоминание о "чужой" земле - черный асфальт, где колосилась рожь, и колючая проволока в Репище, где крестьяне пасли домашних коров. В Репище и на Великих Пожнях частное владение - подсобное хозяйство заезжего двора, огражденное непролазным забором. К памятной горе старинного рода не пройти...
 
На снимке: 60-е годы прошлого столетия; эскорт на свадьбу, ее играли в двух деревнях: и по месту жительства жениха, и по месту жительства невесты. Фото из личного архива Шушкевичей.


28.10/23