и кони мчат кибитку вдоль

     История не только “страшная сказка, рассказанная дураком”, но еще и “лживая сказка”. Р. Гуль  " Я унес Россию с собою ".
     Лезанфант де партия, сурово утирая покрасневшие носы рукавами разномастных шинелей, наспех делили фуфырик кельнской воды на троих. На Руси отвеку так положено - покладено, от дедов еще, имеется напиток - режь втроих. Хоть литр, хоть сотку, непременно на троих. Мало кто из патриотов знал, что этот прелюбопытнейший обычай возник во мгле времен, в том самый пасмурный день, когда могучий чорнобородый Добрыня, размахивая тяжелым франкским мечом, загонял визжащих от восторга аборигенов в ледяной Волхов, пока пристойно восседавший на белой кобылице ярл Ульдемир Шведский указывал суетливым смуглым грекам на очередность раздачи красных кумачовых рубах, положенных окрещающимся по заветам отче Каина. Именно после купания и родилась традиция. Уселись мокрые и трясущиеся от озноба народы на бережку, свесив ноги в бездну, да и нарезались от всей своей загадочной русской души пенной романеи, как - то само собой разбившись на тройки, что, кстати, весьма одобрил окормлявший выпивающих немудреной закусью заезжий грек в забавной шапке. Это был Ларивон, изгнанный тюркоманами из Антиохии патриарх, именно он, заметив распределение выпивавших по трое, отметил, что пути Господни неисповедимы, что это вовсе не само собой, а Божье вмешательство, ведь никому не понятная Троица и была тем камнем преткновения между изгнавшими грека мусульманами, твердо стоявшими за единобожие, и вконец запутавшимися в межконфессиональных спорах недоверками - христианами, будто на смех или во вред людям придумавшими рабскую религию для роботов, зомби и животных, чуть позже названных любящими чоткость и порядок немцами унтерменшами. Любой вменяемый двуногий знал априори, что восстать из мертвых невозможно, но манкая своей несбыточностью идея однажды воскреснуть, дабы и далее творить зло, купила на грош пятаков целые кучи душ, торгуемых вразвес и оптом, словно биометрические данные Последней церкви мормонов.
     - Кощунствуешь, отче, - еле слышно заметил ярл, вкусно зажевывая добрую чару медовухи липовым цветом, готовно поднесенным пролетавшей мимо бабушкой - пчелой, - как вот эта бабушка - пчела. Та жужжит напропалую, а ты мыслишь. Грех, однако.
     - Почему бабушка ? - не осознавал величия окормляемой территории беглый грек, рассматривая пчелу сквозь лорнет. - Кто сказал, что пчела - бабушка ?
     Ульдемир усмехнулся и присвистнул. Шепнул что - то на конопатое ухо склонившегося к нему рынды, и вот уже через миг ловкие варанги ведут какого - то спотыкающегося человека, длинного ростом и нелепого, похожего на изъятый из почвы конус моркови. Ярл нахмурился, и приведенный что - то стал говорить, плюясь и кашляя.
    - А в Московии, а в Московии,
    На стылой Клязьме Яуз,
    Ведут дела торговые
    Кыргызы марки Жус,
    И шапки там казахские,
    И кони там привольные,
    И всякого духовного -
    Буквально жопой жуй.
    - Гарна дивчина Хоткинкиджо, - промолвил Добрыня, строго покачивая лобастой головой в такт напевной речи скальда.
    - Ладно, - махнул расшитой ширинкой на скальда Ульдемир, наливая по второй, - ступай покудова.
    Грек, понимая, что процесс заходит куда - то не туда, пытался объяснить суть творимого непонятными словами, приводил в пример опыт иных краев и весей, цитировал каких - то неведомых деятелей, даже пытался напеть  " Коль славен ", но скоро смешался, утомившись.
    На следующее утро проснувшийся патриарх обнаружил себя плавающим в проруби. На краю искусно продолбленной во льду дырки стоял Ульдемир.
    - Испытание водой ? - пошутил грек, цепляясь окоченевшими пальцами за ломкую кромку льда. - Или вытрезвитель стародревний ?
    - Научный опыт, - не поддался лукавству ярл, показывая пальцем на незамеченную патриархом еврейку, задумчиво плававшую рядом. - Дошли до нас слухи, что евреи твоего Белого Христа сгубили, вот и порешили мы с Добрыней опыт произвести, глянуть, так сказать, наглядно, убедиться в правде народной. Теперь видим, что оба не тонете.
     Этот вполне историцкий казус, разумеется, не вошел ни в какие аналы, даже мелкопоместные тациты Тартарии не осмелились упомянуть о нем, и лишь крайне правдивый и саркастичный коала произвел, достигнув. В этом, думаю, и есть большая разница между фейками официоза и правдой народной, хранимой до поры, до времени в глубинах загадочных славянских душ в ожидании того момента ситуации, когда раскинется по всей планете легендарное Опонькино царство.