11. Роман. Толтек. Аэромир. Серебряное Облако

ТОЛТЕК. АЭРОМИР.
ОДА ОДИННАДЦАТАЯ.
СЕРЕБРЯНОЕ ОБЛАКО.


11-1.

Один день, два, три, восемь, пятнадцать, двадцать один день…Василий практиковался в праноедении.

Он вдыхал холодную, тягучую, серебряную ленту носоглоткой.
И лента стелилась вдоль нёба и опускалась ниже — в гортань, где рассыпалась в облако золотой пыли, клубилась, грела и искрилась.

Пузырики лёгких постепенно расправлялись, сок силы втекал в сосуды и капилляры. Диафрагма опадала и понималась, проталкивая жар золотой взвеси ниже. Живот Василия наполнялся чистотой и прохладой.

Ему не надо было суетиться.

Он не ходил работать в мастерскую, ни с кем не встречался и не искал никого.

Нет! Не потому, что он ушёл из Мира, он лишь забрал от туда внимание.

Есть нечто, что лежит вне целей.

Саморасширение заполняет мир частицами тебя. Необходимость материальная отступает, давая поле для постижения присутствующего здесь.

Он — эта прозрачная точка.

Василий превратился в созерцателя. Так надо. Он — не снаружи, и не внутри — не тело. Он — сущность, наблюдающая жизнь скафандра и нитями связанная со всем.

Он наблюдает сущее, вне оболочки.

Зачем он здесь?

И почему — такой?

И в чём задача этого скафандра?

Мысль, сгенерированная безмолвным умиротворением — теперь его стезя...

И голова пустая, ещё мощнее, шире и утончённее замышляет….

11-2.

Он встретил её на бульваре Чернышевского.

Короткое платье с подолом — воланом, коричневое, в белый крупный круг.
Плотное тело, драпированное в тонкую сатиновую ткань, словно бы плыло в пространстве и одновременно устойчиво попирало землю каждым шагом.

Её опора — бёдра, голени и крепкие икры, крупные чашки тренированных коленей. — Всё привлекательное естество, упрятанное под перекрестием штрихов диагоналей нитей чулок — коричневых, в цвет платья.

А пышная, — уложенная волнами причёска, разобрана на отдельные крупные пряди, и скованна под скобкой, только под чёлкой — насмешливый взгляд спокойных карих глаз.

В ней сконцентрирована загадочно завершённая несовершённость, сокрыта подсознательная непогрешимость, окутанная страстью.

Его приказ удильщика — наследство Мира луанов, — исторгнутый волевым пронзительным взглядом, заставил её остановиться. Не сразу… Вот она зафиксировала мельком, лишь уголками глаз, его игривую чеширскую улыбку!…

Не понимая сама, что делает, она прошла по инерции мимо лишь пять шагов, замедлилась, и в забытьи всё так же глядя в даль, вдруг, обернулась, подошла и уютно угнездилась рядом с ним, расправив волан подола.

 Скамья, которую он только что выбрал — только для них двоих! Весь мир — не существует!

Вот, медленно повернулась к нему, будто в ожидания чуда, и встретила его улыбку глаза в глаза. Они лицезрели друг друга, несколько мгновений! И, вдруг, она прильнула решительно, подавшись совсем вперёд, и впилась ему в губы поцелуем.
 
Или это, напротив, он — опередил её и притянул к себе, прильнул губами?

Событие свершилось раньше, чем кто-либо из них смог осознать произошедшее? Нет!

Ему лишь хотелось так думать. Приказывает не он, — она! Но что за наваждение?...

Отсчёт мгновений словно капал с неба.
Они, повинуясь точному неведомому ритму, синхронно встали оба плечом к плечу, и, увлекаемые ветром соглашенья, в глубину перпендикуляра к бульвару углубились.

Их приняла в себя архитектурная перспектива Фурштадской улицы.

Казалось, — они плывут над тротуаром ещё минуту,.. две, три назад, и вот — исчезли в всплеске света, и кружении сверкающих зеркальных граней, держась за руки. Дух их растворился в хрустальном изгибе солнечного дня……

Вот тело её сплелось с ним сию же секунду, ещё в полёте! Им всё равно вдвоём, где оказаться …

Стон без причины — внутреннее наслажденье удачей особи, нашедшей особь!

Зачем нам отдавать отчёт себе в происходящем, когда так сладок Мир в своих тонких проявленьях!

Василий вдыхал губами из губ, через прозрачную колбу её телесной оболочки серебряное облако и, возгоняя через реторту собственного тела, он выдувал ей золотую пыль во чрево!

Быть может, тело нам для того дано? Сиюминутно!

Казалось, вся золотом опылена снаружи и изнутри, она себя разогналА всё более, пока, вдруг, не распалась вся на пыль!... А он и не вдохнул её всю разом!

Осомбреро

Осомбреро

Осминоуг

Октопомпа

Сунметанит

Войди в свою обитель! —

Вдруг, заребрили в голове его накаты рифмы — предтечи явных слов, загадки для дешифровки….

11-3.

Его и пробило насквозь, изломанным, мерцающим разрядом.

Дыхание восставало и опадало, словно поршень, плотно прилегая к стенам сосуда призрачно-тонкого тела, и восставало…. и — опадало.
Вновь поднималось и падало опять. Он жаждал только искры!...
Вот она!...

Василий видел город!

Перед созерцающим взором Город пролетал. Куда бы Василий взгляда не обращал, — везде, пред его глазами стоял прекрасный образ!

Василий присмотрелся. Вот формы, обёрнутые тонкой сеткой и собранные из округлых выпуклых пиксел, словно семья в ячеистой оболочке белого плода граната! Сотоподобные каркасы полупрозрачных оболочек.
 
Среди облаковидных зданий продвигались — капсулы.

Похожие на веретенообразные глаза с двумя остриями — там и тут, — со множеством окон—зрачков на пузырчатых поверхностях пикселообразных, они скользят друг друга обгоняя!

Есть средь домов летающих и иные формы.

Вот — вертикальные силуэты, с глазами на выложенных прозрачной галькой пиксел, по неправильным формам…. Нет, не шары, скорее — камни! Разветвлены и пещеристы, они похожи, на огромные глыбы туфа, пронизанные порами ходов!

Прозрачно—матово—белые, ячеистые, скрученные, пространственно —развёрнутые. Вот — вам восьмёркообразный камень, вот — в форме мёбиуса. Что за чудо! Такого он никогда ещё не видел! Василий смотрел снаружи внутрь себя.

Летят одни — быстрее, другие — медленно, а прочие — в парении застывшем неподвижны.

И кажется со всех сторон их оплывают те многоглазые веретена, и нагоняя держат свою горизонтальную ось—диагональ….

Василий очнулся. Где он?

Вот незнакомка повернулась на бок и что-то мурлыкнула про себя во сне.

Холмы и барханы её обнажённых форм — прозрачны?!… Но нет, — то — лунный свет из окон!  Разбросаны пряди вкруг её лица как солнечные протуберанцы. Уложены пряди в борозды радиальных в складок по подушке — словно шлейфы микросхемы разбегаются от головного чипа.

Свечение?... Нет! — Наверное, показалось.

А было ли соитие?

Нет!

И кто она? Знакомые черты?

Банальности, происходящего в нашем мозгу, должны исчезнуть…

Услада красотой подразумевает грёзы.

Василий гармонию ищет через суть всего.

Ужели с ней они смогли проникнуть, сиюминутно к смыслу напрямик?!
 
Сомкнутыми телами, вдруг, сложили пазл желанный — ключ к красоте, ключ к жизни, к сути мироздания!
Ужели, дались им сии тайны разом?

Прикосновение тел рождает инфопоток. Прикосновение взгляда к архитектурному пространству — то же!

Вдох и выдох в совокупности — составляют мудрость.

Обмен пониманием меж ними сбылся?

Василий не забудет.

Так и Архитектура, нам открывает портал во измерения, которые смог постигнуть Архитектор.

Вот — бёдер, распахнутых небоскрёбы! Ты стремишься в глубь! Меж ними шествуешь по холмам и к гротам!...

Эмоция в тебе дрожит, словно звук высокий. Она порождает в наблюдателе тонкий резонанс. Тела звучат, волокнами соприкасаясь с формами зданий! Неодушевлённые пространства одушевляются наполняясь светом, когда живущие их заселяют! Дом — для человека, есть тело для души!

И в резонансе вздрагивают обязательно и боталы, и камертоны — Зритель пойман твоим — Архитектор — вдохновения мигом священным!... Теперь настал черёд наблюдателя творить! Так действует произведение-картина. Будь то театр, живописи полотно, литература ли, музыка или архитектура. Открывший резонансные замки, через искусство гармонии передаёт ключи тому, кто подготовлен слышать.

Василий щёлкает замком двери, спускается в холл отеля.

На улице ветрено. Косые набрызги дождя набегами ерошат и серебрят поверхность мокрую — глянец асфальта. Мерцают цветные отражения витрин, волнуется душа от вдохновения. Витает в воздухе ожидание чуда!

Тянет прогуляться.

Но почему — вне дома?

Хотелось новизны.
Банально. Пошло? — Нет!  Свежо и не привязанно! Обыденность прочь!
Прекрасна незнакомка! Муза сновидений! Летящий город всё ещё перед его глазами….

Знакомые черты? Где? где он их видел?

Вооо-он над мостом Литейным плывут те пиксельные формы… Василий их видит от сюда. Да, странные облачные видения, однако…

Такси в пути настигло нежданно скоро.

Василий позвонит ей завтра.

Или нет?

Вертится давешний прозрачный образ в голове апартамент-отеля для Фёдора Кима. То, что Василий видел — очень странно. Фёдор не воспримет!
Ещё вчера он так думал… Сегодня — нет!

И снова взгляд его выхватывает видение города Эритов. Белый силуэт меняется вслед за потоками струй, похожих на волнистые локоны вчерашней незнакомки.

Откуда он Её помнит?
Она светилась точно!?
Нет-нет-нет!... 
Это — невозможно!
А что если — да?...
Потом,…потом, потом…


…Ким точно будет в недоумении! Но, что же из того? Василий обещал ему «небесный» образ?! — Тот его получит! А будут ли конструкции летящего дома доступны для исполнения в земных реалиях?

Будут! Василий всё учёл. Сей пазл сложился сегодня!....

11-3.

В напряжении весь коллектив работал месяцы на пролёт.

Василий улучшал детали постоянно.

Макет блистал огранённый! Доминировал прозрачным неологизмом в новом мыслительном развороте его архитектурного словаря прозрений….

10-4.

— Да, что ты — охренел! Сам посуди! Стеклянный каркас на строительном тридепринтере! Это — космос! Да, где я возьму средства? Партнёры разнесут твой концепт на части!

— Смени партнёров. — Василий смотрел на него насмешливо и спокойно. —
— Или смени Архитектора. Я верну аванс. Но ты вернёшь все файлы, макет и ратифицируешь соглашение о неиспользовании.

А, впрочем, это твой шанс ворваться в историю Архитектуры. Не мой. Я уже — здесь. Я есть история! — Василий улыбнулся. —

— Да. Я, возможно, в твоих глазах нахал самовлюблённый, но мне наплевать!

Отель этот — отголосок бОльшего проекта. Я создал его недавно. Проект — в других мирах. Пока он — в голове, но мне за него платят. Я приглашаю тебя исследовать шанс! Шанс — сделать новое здесь на Земле! Тебе этот проект, — словно знак! Хватай!

Или — не веришь?

— Мне говорили, что ты — псих! Но, чтобы настолько! — Фёдор полулежал перед ним трансформере-кресле. Взгляд сканировал собеседника с головы до ног.

Василий безмолвствовал. Ему был симпатичен этот хваткий чернобородый мужичок в кальчужном свитере крупной вязки.

— Ан, сдюжит! — Или нет?

За неохватной безрамной витриной с круглыми бликами от точечных потолочных светодиодов краснело небо над городским кубизмом нагромождений. Там мириады разноцветных звёзд летали вдоль улиц, мигали и лучились в темноте, чертя пути движения. Так тысячи неведомых светляков чертят в ночи неоновые пересечения паутинных линий.

По грани светлой комнаты и черноты ночной, с той стороны мембраны стеклопакета сползали капельные зигзаги тонких струй.
Кубизм завитринный расплывался акварельным уютным пейзажем.

…И, словно, как тогда в ночи он мысленно вновь зашагал от отеля. Той незнакомки он больше не видел. Она не позвонила. Ни — имени, ни — телефона не дала. — Вписалась в книгу молча. Велела не смотреть, забрала паспорт.

А он играл в игру — не подсмотрел, уходя.

Теперь — жалел?

Быть может….

Не отмотать ли назад — зайти, спросить в отеле…

Нет. Он жаждал чего-то более фееричного! А — она?
О! Странное томление!…

Неведомому дОлжно оставаться таковым на всех невидимых и видных планах….
Он так решил.

11-4.

А за спиной у Фёдора в окне поплыло отражение макета. Такое, как Василий представлял тогда. Нет! — Лучше!

Вот цепеллины с острыми, как у рыбы-меч носами или — глаза, плывущие в облачных клубах?...

— Всё-всё! Иди! Я буду думать! — Фёдор, вдруг, неожиданно вышел из равновесного бездвижия. Шестерни кресла закрутились, спинка поднялась и грёзы — оборвались…

Привстав, он пожал ему руку.

Василий — вышел.

Ночь — блестяща!
 ***