Арская дорога. Глава 15. Фёдор

Глава пятнадцатая. Фёдор.
          Фёдор уже неделю мотался по своим купеческим делам: несколько артелей, зная его порядочность, предложили выгодную сделку по приобретению у них рыбного улова и теперь он согласовывал поставки товара мелким торговцам. Азарт, как в молодые годы, захватил Федора; сделка обещала быть весьма выгодной. Раз или два неожиданно встречал знакомого купца Семёна Аникеевича, который интересовался его делами, поездками в керженецкий лес, но Фёдор не придавал этим встречам и беседам особого значения.
Один дней Фёдор запланировал целиком посвятить учёту товара, длительное время хранившемуся в подклете под трапезной и для этого привлёк помимо Андрея ещё молодого помощника Прохора. До обеда время пролетело быстро и они уже заканчивали учёт, когда к ним на склад заглянул друг Прохора и, не видя Фёдора Петровича, крикнул:
         - Прошка, выйди! Новых раскольников с леса привели, а с ними и старца какого-то! Пойдём смотреть!
Прохор просительно посмотрел на Фёдора Петровича и тот засмеялся:
         - Ну, что с вами делать? Идите уж оба!
Остался один в подклете, подбил результаты, но любопытство взяло свое: отряхнулся от пыли, привёл себя в порядок и вышел во двор монастыря. Минуту привыкал к яркому солнечному свету, водя глазами, и вдруг наткнулся на старца Иоанна, который что-то говорил окружающим его людям, а рядом, держась за руки, покорно стояли два десятилетних отрока с небольшими котомками за плечами. Фёдор жадно впился глазами, готовый бежать к ним, но удержался. Унял своё сердце, осмотрелся; стараясь быть незаметным, шагнул в толпу и встретился взглядом со старцем. Увидел, как ближайший к старцу Иоанну караульный отвлёкся и, тот, наклонившись, что-то сказал отрокам, указав на Фёдора; они внимательно стали разглядывать его, а потом боязливо отступили от старца и толпа поглотила их.
Фёдор, сдерживая нетерпение, сделав несколько шагов, оказался рядом с отроками, одинокими и беззащитными среди шумной людской толпы, прижал к себе. Они с надеждой подняли вверх головы, заглядывая ему в глаза:
- Дедушка сказал, что теперь ты будешь нашим тятей?
- Да, я ваш тятя,- тихо произнёс Фёдор, с трудом проглотил колючий и жаркий ком, закрутившийся в него в груди и, оглядываясь, повёл их за собой в монастырскую келью.
Пока Андрей занимался размещением отроков, Фёдор сумел попасть к игумену Тихону, рассказал ему о старце Иоанне, отроках и попросил совета.
Игумен Тихон задумчиво рассуждал вслух:
-Мне известно от унтер-офицера Лапоткина, что раскольник, старец Иоанн, добровольно сдался солдатам: вышел из леса с двумя отроками, назвал себя и сказал, что за его поимку объявлена царская награда. Я думаю, что он пожертвовал собой, отвёл беду от скита и тамошних иноков, а кроме того спас жизнь двух мальцов – слабые они ещё без крова по лесам скитаться. Унтер-офицер Лапоткин отправил посыльного в Нижний Новгород к капитану Ржевского с уведомлением о поимке беглеца и наставника раскольников, и я черкнул строчку епископу Питириму о нехватке мест и еды для задержанных.
Устав говорить, владыка сделал пазу и тихим голосом продолжил:
       -А малых отроков, которые прибились к старцу в лесу надо сберечь: царю нужны люди, а работные мужики и солдаты в первую голову. Я тебе Фёдор Петрович сейчас, не откладывая, письмо напишу с просьбой принять сирот, отроков Андрона и Фёдора на воспитание и обучение купеческому делу. Это большая ответственность. Возьмёшься ли их в приёмные?
  -Приму владыка сирот-отроков в свою семью, как сынов своих. На ноги поставлю, до конца отцовские обязанности исполню.
Написав письмо-поручение Фёдору, игумен  прикрыл глаза и тихо произнёс:
-Слава Богу, всё сладилось, вместе сироты будут и с отцом. Иди, Фёдор Петрович с Богом.
Фёдор уже подошёл к двери, когда услышал слабый голос игумена:
        -Выезжай с кельи монастырской без задержки, глаза не мозоль здесь. В лавку свою переезжай, а отроков отправляй в семью. Понадобишься, позову.
Только вышел Фёдор, как в келью без доклада, грубо ворвался унтер-офицер Лапоткин и потребовал, ссылаясь на царское указание, предоставить дополнительные кельи и помещения для задержанных раскольников.
Владыка выслушал гвардейца, откинулся на спинку кресла:
-Воля ваша, помощник предоставит помещения.
Следом за гвардейцем вышел во двор монастыря, увидел постаревшего старшего брата: «Как же безжалостна к нам жизнь!».
Игумен Тихон и старец Иоанн обменялись многозначительными взглядами и поняли друг друга без слов: жизнь развела их по разным углам, передала в руки старости, которая уже крепко прижимает к себе, а время для споров закончилось. Это, вероятно, последняя встреча перед их безмолвием на земле.
Владыка увидев, как гвардейцы, расталкивая и угрожая оружием застывшей людской толпе, повели старца и наставника раскольников в подвал монастыря, отвернулся, скрывая старческие слёзы, катившиеся по щекам в густую седую бороду.
          Старец Иоанн и наставник Богдан Григорьевич длительное время молчаливо сидели в каменной тишине, заполнившей келью и, думали каждый о своём, как вдруг, чуть слышный металлический скрежет поворота ключа, скрип петель открываемой двери и проникший свет от тусклой свечи заставил их встрепенуться: две тени проскользнули в помещение и остановились в проёме. Узники в растерянности поднялись на ноги: перед ними в поклоне с улыбкой стоял неугомонный весельчак Стёпка, Степан Васильевич Нестеров, а рядом смущённо переминаясь с ноги на ногах старик, внешне удивительно похожий на старца.
          -Мир вам и доброго здоровья! Богдан Григорьевич, общество решило освободить старца Иоанна из неволи, чтобы он продолжил дело, нужное и важное для старолюбцев. А заменит его в келье Мирон Никонович, готовый пострадать за общество и старую веру. Завтра будет поздно: гонители наши, Питиримка и Ржевский, к обеду будут в монастыре.
          -Доброго здоровья и вам! Что же, Степан Васильевич, рады этому и встрече с тобой! 
Наставник и старец одновременно склонили головы, а последний тихо произнёс:
          - Подчиняюсь я обществу. Спаси Христос тебя, Степан Васильевич, за дела твои праведные! Не ошиблись мы в преданности твоей вере нашей. И тебе низкий поклон Мирон Никонович за уважение обществу и готовность пострадать за старую веру. Уйду я, а ты называйся своим именем: ошибка, мол, вышла. Небось, отпустят. Спаси Христос тебя.
Стражник в проходе заторопил и старец, благословив оставшихся, вышел из кельи. Степан, прощаясь с наставником шепнул:
          -Семья твоя в целости, все кланяются и Федот благодарит за доброту и приют. Ошибался я, хороший, добрый да работящий отрок. Прощай, Богдан Григорьевич! Спаси Христос!
          -Прощай и ты, Степан Васильевич! Спаси Христос и тебя!
Стражник поспешно закрыл келью, и старец Иоанн в сопровождении Степана незаметно покинул стены монастыря.  Они, осторожно минули наружный караул и через некоторое время оказались около одной из торговых лавок. Степан остановился у скрытой в стене двери и, дождавшись старца Иоанна, потянул за конец незаметно свисавшей верёвки. Через мгновение дверь отворилась и они оказались в комнате без окон, посередине - крепкий дубовый стол с примкнутыми стульями. Несколько свечей на стене нещадно чадили из-за нехватки воздуха. У стены около бокового диванчика спиной к двери стоял Фёдор Петрович, прикрывая собеседника, но услышав скрип, прервался и шагнул к столу, освобождая пространство. Старец Иоанн, увидев собеседника купца, обомлел от неожиданности: к нему навстречу шагнул такой же, как и он, седой и статный игумен монастыря владыка Тихон, его младший брат Тишка.
Затемно, до наступления рассвета, Фёдор Петрович проводил своих гостей: Степан торопливо направился  к опушке, а игумен и старец рядом и неспешно, придерживая друг друга, по-стариковски пошли следом и вскоре скрылись в лесу; в предутренней тишине послышался скрип колёс,отъезжающих телег и фырканье лошадей.
К вечеру того же дня на двух подводах к лавке Фёдора Петровича подъехал племянник Андрейка и с помощниками, на виду у всех, разгрузил солёную рыбу.
На следующий день в монастыре появились епископ Питирим и капитан гвардии Ржевский. Исчезновение игумена Тихона, послужило основанием для начала розыска, в ходе которого, допросили множество людей, но безрезультатно: владыка как в воду канул.
Наставника раскольников Богдана Григорьевича из Болотного стана пытали неистово: сломали и дознались, что он бывший стрелецкий пятидесятник, участвовал в стрелецком бунте; после этого отправили в Тайную канцелярию, а позднее и казнили.
Деда, Мирона Никоновича, который подменил старца Иоанна, допрашивали с пристрастием, но ничего не добились, так как он прикинулся слабоумным; выпороли и выгнали с монастыря на все четыре стороны.
Когда епископ Питирим проводил розыск, кто-то из монастырских указал ему на купца Фёдора и рассказал, что он часто встречался с игуменом, каждый год возил товар в керженецкий лес раскольникам, проживал в келье монастыря, а часть своих товаров хранил в подклете трапезной.
Узнав о том, что им заинтересовался епископ и гвардейцы, Фёдор в тот же день отправил племянника Андрея с сыновьями Андроном и Фёдором домой, в Москву. В сопроводительном письме жене Софи он указал, что взял сирот для воспитания по настоятельной просьбе игумена Тихона, которому не мог отказать.
На следующий день к Фёдору пришли гвардейцы и препроводили его в монастырь для беседы. Епископу Питириму и капитану Ржевскому были известны доходы купца и его знакомства, поэтому они решили осторожно расспросить его об исчезнувшем игумене и поездках к раскольникам, без применения насилия и пыток. Беседа прошла благоприятно для Фёдора, но вмешался «господин случай» в лице давнего знакомого купца Семёна Исаева.
Семён после приезда Фёдора в Нижний Новгород не находил себе места: он знал об его купеческой хватке и везении, поэтому следил за каждым шагом, надеясь заранее узнать о намерениях и принять участие в его сделках. И не напрасно, так как вскоре понял, что скупка купцом рыбы во всех артелях давала ему возможность установить свою цену и получить, в итоге, хороший доход.
  Семён решил перехватить сделку Фёдора, отдав купца в руки епископа. Не мешкая, он сообщил в письме о том, что Фёдор является тайным раскольником, помогает своим единоверцам товарами и деньгами, был близок с казнённым иноком Александром, о котором отзывался, как о достойном служителе Божьем.
Письмо епископу Семён оставил во время утренней службы в храме и с нетерпением ожидал развязки этой истории. Он считал, что всё проделал осторожно и скрытно от других, но ошибся: старый привратник, внимательно наблюдая за церковной паствой,  увидел и забрал оставленное письмо, а кроме этого проследил за Семёном до его дома.
          После трапезной, докладывая епископу Питириму о поведении паствы во время службы, привратник передал ему подкидное письмо:
          -Владыка, письмо это оставил Сёмка Исаев, купец с Набережной. Оговаривает наверное кого-то, тёмный он человек.
Епископ Питирим прочитал письмо и ухмыльнулся:
-Такие люди нам и нужны! Прижмём тепереча этого купца, московского выскочку! А то надумал, торговать с раскольниками да помогать им товарами всякими. Сломаем и в тюрьме сгноим, чтобы другим неповадно было!
А в это время Фёдор развил бурную деятельность: его люди скупили всю рыбу, частью хранили в ледниках, а частью солили и вялили,  после чего передавали на продажу в лавки мелким торговцам и лоточникам; он не скупился и с удовольствием наблюдал, как компаньоны радостно потирают руки, считая очередные барыши.
       Но в один из дней радости для него закончились: снова пришли гвардейцы и грубо перевернув всё в лавке, увели его в монастырский подвал. Пытали, но не добившись ничего, отправили как тайного и опасного раскольника в Петропавловскую крепость, в Тайную канцелярию.
Вести бегут впереди беды: друг детства, компаньон и помощник Нечайло, кинулся к могущественным знакомым Фёдора, но те, узнав, что богатый купец арестован царским ставленником епископом Питиримом, неистовым борцом с раскольниками, отказывали в помощи или молчаливо разводили руками.
Перепробовав все возможные варианты, Нечайло обратился к Меншикову, зная, что он оказывает помощь раскольникам, скрывая их от преследований церкви на своих землях. Однажды его настойчивость сыграла свою роль: он был принят в каменном дворце губернатора на Васильевском острове, выслушан и отпущен без ответа.
Однако, Меншиков помнил свою встречу с Фёдором в Речи Посполитой во время поездки по европейским странам, когда тот был обласкан Петром Алексеевичем, получил от царя задание на строительство порохового завода и построил его; вспомнил казнь братьев Федора после стрелецкого бунта, свои услуги, благодарности купца и решил узнать о новом деле и возможных выгодах для себя.  Не откладывая задуманное в дальний ящик Александр Данилович отправился в Петропавловскую крепость к своему старому знакомому, ровеснику и сослуживцу по Преображенскому полку Ушакову, одному из начальников тайной канцелярии, с которым он особо близко сошёлся во время следствия по делу царевича Алексея, вместе с ним подписывая смертный приговор.
Андрей Иванович встретил Меншикова с распростёртыми объятиями:
-Александр Данилыч, каким ветром занесло к нам?
-Эх, уважаемый Андрей Иванович, долго ли нам с тобой, старым гвардейцам, с острова на остров перебраться! Минутное дело!
Они говорили о прибалтийской погоде, о своих знакомых и здоровье, внимательно вглядываясь и вслушиваясь и, наконец, после незначительной паузы Меншиков спросил:
- Скажи Андрей Иванович, купец у тебя Фёдор, с Макарьевской ярмарки в крепость привезённый, порох для царской армии поставляет. Говорят другим купцом каким-то Нижегородским оговорённый по зависти и епископом Питиримом, как тайный раскольник арестованный? Много сейчас оговорщиков развелось, к чужому достатку и имуществу руки тянут. Давеча только разговаривали с Петром Алексеевичем: пресекать на корню оговоры надо! Много нужных и полезных людей Россия теряет из-за завистников и склочников. А купец этот состоятельный, обороты торговые многотысячные. Серьёзное ли дело у него или пустяковое?
- Помню я это дело, Александр Данилович. Запутанное оно какое-то. Твёрдый купец, пытанный и ломанный, а одно своё говорит: «Торгую, на благо России со всеми: и с русскими, и с персами, и с немцами, а часть денег заработанных, в царскую казну и на церковь справно вношу». Не знаем, что дальше делать с ним.  Если б кто из серьёзных людей заручился за него веским словом, отпустил сразу бы! Забери его: пометку сделаем и дело закроем.
- Вот и чудно, Андрей Иванович, сладили. А этого купца-завистника неплохо бы по миру пустить, чтоб навсегда отвадить от оговора добрых людей!
-Так и будет Александр Данилович! Господь такое не прощает, ты же знаешь…
Не прошло и недели после этого разговора, как выпустили с крепости купца со словами: «Благодари заступника своего, Александра Даниловича!».
Но Федор не спешил с благодарностями, а первым делом несколько дней приводил себя в порядок: он не хотел показывать своим друзьям и недругам, что случившееся недоразумение с арестом оказало какое-то влияние на его жизнь, а он по-прежнему крепок, силён  и деятелен.
Наступило время и, Фёдор всех своих заступников нашёл и богато отблагодарил. Задумал и знакомцу своему Семёну из Нижнего Новгорода «долг» вернуть, но узнал о его незавидной судьбе и простил. 
           Как только гвардейцы арестовали Фёдора, купец Семён кинулся к рыбакам с этой вестью и с предложением продавать ему рыбу, задаток внёс. Денег не хватало, заложил имущество с надеждой быстро сделать оборот и получить хорошие барыши для себя, урезав долю розничных и мелких торговцев. Но партнёры-продавцы стали отказываться от рыбы, она начала портиться и, Семён испугался, отдавал её в убыток себе.  Так и оказался в разорении: без денег, без имущества и без дома. 
Арест и пытки подорвали здоровье Фёдора, но он не подавал вида. В Москву добрался в последних числах декабря; ехал по московским улицам, мороз пробирался под дорожный тулуп, но он не обращал внимания, а только подгонял кучера. К парадному подъезду дома добрался в вечерних сумерках, сидел и ждал с нетерпением в кибитке, когда кучер уберёт с ног тёплую попону. Не дождался,  сам откинул её и устремился к дверям.
Было начало лета, когда Григорий, старый слуга Фёдора, встретил вернувшегося с Макарьевской ярмарки Андрея с отроками Андроном и Фёдором в прихожей и доложил Софи. Она вышла, посмотрела: «Кого же на этот раз привёз в дом Фёдор?» и велела проводить их в помещение к слугам. Но, прочитав письмо от мужа, с ужасом узнала, что будет вынуждена каждый день видеть и даже сидеть за одним столом с этими отроками. Она, дворянка, за одним столом с неухоженными крестьянами! Никогда!
Посидела минуту, успокоилась и ещё раз внимательно прочитала письмо мужа и пустилась в рассуждения: «…Так оно и есть: муж по просьбе игумена Макарьевского монастыря владыки Тихона принял на себя отцовские обязательства в отношении двух братьев-сирот. Благородный поступок и он по достоинству будет оценен в нашем обществе! Отроки приятной внешности и имеют неуловимое сходство с Фёдором. Вот это да! Надо обучить их необходимым манерам поведения в обществе, нанять учителей и репетиторов. Да, так я и сделаю, пока Фёдор мотается по ярмаркам!».
Софи развила бурную деятельность, занимаясь образованием приёмных отроков и, сделала так, что всё её окружение знало об этом. Даже неожиданное известие об аресте Фёдора и помещение его в Петропавловскую крепость не отбило у неё желание заниматься их воспитанием, а воспринималось, как выдуманная кем-то нелепость, которая вскоре рассеется туманной дымкой. Она каждый день жила в ожидании мужа, и готовила к этому своих детей: дочерей и приёмных сыновей. 
Дверной колокольчик весело известил о прибытии незваного гостя. Софи вопросительно посмотрела на Григория и он, кивнув, направился в прихожую. Было слышно, как открылась входная дверь, а затем послышался радостный вскрик старика: «Фёдор Петрович! Как же так, без предупреждения то…». Дети вскочили из-за стола и устремились на голоса: девицы шумно кинулись обнимать отца, но также быстро и успокоились, оглядываясь на Андрона и Фёдора, которые с опаской разглядывали высокого, аккуратного и благородного господина. Фёдор окинул сыновей взглядом и, раскрыв объятия, шагнул к ним:
- Как вы обжились на новом месте? Идите, я обниму вас!
Крепко прижал к себе, услышал детское:
- Тятя, как мы ждали тебя!
Постоял, успокоился и громко произнёс:
-Софи Яновна, где же ты, моя милая?
Дети радостно и наперебой загалдели, показывая знаками на столовую комнату, где он увидел сервированный стол на шесть персон, его место во главе стола, рядом, на своём обычном месте, сидела его Софи, опустив голову и скрывая слёзы.
Помог подняться ей со стула, прижал к себе:
        -Как же я скучал без тебя, умница ты моя! И благодарю за сынов приёмных!
Обратился к Григорию, смахивающему слезу:
-Неси ужин Григорий, проголодался я с дороги!
Время проходило неумолимо быстро. Фёдор Петрович ещё некоторое время после возвращения из подвалов Петропавловской крепости занимался купеческими делами, но постепенно, год от года, оставлял их, передавая под присмотр своего друга и компаньона Нечайло, поручая проводить отдельные сделки племяннику Андрею и приёмным сыновьям Андрону и Фёдору. Теперь он часто в одиночестве оставался в своём кабинете, отдавался воспоминаниям и размышлениям о бесконечности жизни, о людях и их вере, о любви и надежде, о неминуемой смерти.
И, однажды он не вышел из кабинета к обеду, покинув этот мир с застывшей улыбкой на лице.