Старый конь борозды не портит. Часть 1. Глава 3

Старый конь борозды не портит.
Часть 1.
Глава 3.
Егорыч открыл глаза – снилось ему или привиделось?.. И не спал вроде бы. Глянул на часы – ого! Два часа как миг пролетели и вспомнил о детях – обещал ведь. Собрался быстро, вышел на улицу. Солнце коснулось верхушек сосен и его лучи словно поджаривали стволы деревьев. Он заспешил к рубленному дому с весёлым нарезным крылечком. Детей заметил ещё издали, Даша сидела на лавочке и мотала ножками. Митя что-то сосредоточенно чертил прутиком на земле. Даша увидела Егорыча первой и радостно защебетала:
-  Митя, Митя, смотри! Дедушка Егорыч идёт! А ты говорил обманул.
Митя поднял голову и его глазёнки засветились искорками  радостного света.
-  Ну что, гвардия, купаться! – Подхватывая  детей на руки, спросил Егорыч, смеясь побежал с ними к озеру.
Они долго плескались на мелководье, в тёплой воде, шумно играли в догонялки окутанные фонтаном брызг, а потом уставшие присели в воде вытянув ноги. И только Даша ползала на руках по дну и шлёпала ногами с безудержным смехом. Солнце медленно опускалось за остроносую вершину и лес тёмной стеной упал на воду.
-  Ты не замёрз! – Обняв задумавшегося Митю, спросил Егорыч.
-  Нет. – Ответил Митя и помолчав, спросил:
-  А ты чей дедушка?
-  Я ничей.
-  Почему?
-  Ничей и всё, я сам по себе.
-  И у меня нет дедушки. Бабушка есть, а дедушки нет. – С какой -то взрослой грустью сказал Митя.
-  А где он?
-  Не знаю… Бабушка не сказывала.
-  Значит мы с тобой сироты, у тебя нет деда, у меня внуков. –  Егорыч ещё крепче прижал Митю.
Ему захотелось, пусть на время, хоть ради игры, предложить Мите себя в деды, но вовремя одумался – нельзя, прикипит ещё, а ему уезжать. Он с сожалением окинул гладь озера, залюбовался вечерними красками заката и мысли сами собой воротили его в прошлое.
… В декабре семьдесят девятого года его полк на рассвете рванул через реку, на  территорию АФГАНИСТАНА и пошёл, и пошёл, по чужой земле, покрывая километры, вперёд к отрогам Гиндикуша…
Шевельнулся Митя отрывая Егорыча от нахлынувших мыслей.
-  Можно я ещё покупаюсь? – Спросил он – вон с того камня попрыгаю…
-  Давай.
Митя полез на скользкий камень. Даша улыбаясь наблюдала за братом. Митя прыгнул, сестрёнка завизжала и полезла на камень. Они дурачились, прыгая в волну, а Егорыча вновь одолели тяжкие мысли.
Служба была острой – как лезвие, это в Союзе не ведали истин, пока не потянулись цинковые посылки. Не раз Егорыч бывал в переделках, научился воевать, предлагал командыванию те или иные действия, но не всегда наверху его поддерживали и это огорчало… Однажды пришлось сопровождать колонну с гуманитарным грузом. Просил для прикрытия вертушки, не дали, а дали два танка и два БМП и сопереживая за колонну, сам вызвался возглавить сопровождение. Как чувствовал что-то не доброе, душа болела и влип, на перевале: Взрывы, пламя, крики автоматные и пулемётные очереди, свист и цоканье пуль о скалы, всё перемешалось в гуле беспорядочного боя. « - Ээх! Это русское авось! Поди теперь выберись.» Егорыч, с досадой плюнул, выпрыгивая из горящего танка последним и отползая к отвесной скале, крикнул:
-  Кто цел, все ко мне! – С пистолетом в руке прижался к камню.
Колонна полыхала, люди бегали, солдаты ошалело стреляли по верху скал, падали замирая. Человек десять залегли рядом. Егорыч оглядел их – молодые тревожные лица и устремлённые, с надеждой  на него взоры.
-  Будем прорываться в горы. – Спокойно сказал он.
Сержант, находившийся рядом, тихо возразил:
-  Нельзя, командир, там духи.
-  Правильно. Вот туда и пойдём и останемся целы, а на перевале перебьют, как в мышеловке.
Он замолчал, давая время осмыслить сказанное, успокоиться. Солдаты осторожно шевелились, осматривая оружие, перезаряжались. Сами, без подсказки, делились гранатами, обоймами – рожками к автоматам, пристёгивали к калашам штыки.
Глядя на бойцов Егорыч с волнением за солдат, подумал:
« правильно Суворов сказал  - в атаке пуля дура, штык молодец.» - сокрушённо посмотрел на свой пистолет  - для рукопашной, пуколка.
-  Держи командир,- сержант сунул в руки автомат, -  извини ножа нет.
Егорыч поблагодарил, оглядел полыхающую колонну. На левом фланге, в её конце, с криком ура пошла на прорыв большая группа и сразу же огонь переместился левее. « Молодцы! » - Мысленно похвалил отчаянных ребят Егорыч, «кто-то у них правильно понял обстановку, надо бы не забыть, отметить…» И обращаясь к своим бойцам спросил:
-  Ну  как, все готовы? – подождал выжидая время и уже приказал:
-  Бесшумно, стремительным броском, пошли!  - И отжавшись на руках рванулся вперёд.
Уже метров через пятьдесят соприкоснулись с духами, забросали гранатами, в упор расстреливая встречным огнём, яростно ударили в штыки. Кровь, мат, рык звериный взахлёб кровью и не останавливаясь – вперёд! Егорыч бежал, прижав бок рукою, а за спиной слышал тяжёлое дыхание солдат. Бежали, прыгали по скалам, как  джейраны. Выстрелы стали затихать, уставшие перешли на шаг и ещё долго шли, спотыкаясь, размазывая по лицам кровь и пот, наконец остановились в расщелине. Егорыч оглядел бойцов, четыре человека всего то осталось и опустив голову, заплакал.
Плакали бойцы, прижавшись друг к другу, зло смахивая слёзы, отчаянно струившиеся по щекам. Егорыч обнял всех четверых:
-  Ничего ребята теперь выживем. – он отнял руку от бока, чёрную, окровавленную.
Сержант с треском разорвал бинт-пакет.
-  Задери гимнастёрку Егорыч, - сказал он – перевяжу.
Рана была глубокой, нож душмана прошёл вскользь, развалив накопившийся жирок в кровавой улыбке. Перебинтовавшись Егорыч дал время привести себя в порядок, огляделся, прикинув по карте местность и после короткого отдыха, осторожно двинулись вперёд. Ночью к ним прибилось ещё шесть человек, все рядовые и больше половины раненные, один тяжело несли его на плащ-палатке.
-  Кто вёл вас в атаку? – Поинтересовался Егорыч.
-  Лейтенант Сбруев.
-  Где он?
-  Убили.
Егорыч тяжело вздохнул и ничего не ответил.
Дальше шли по звёздам. Днём отсиживались,набирали сил – голодные с мучившей жаждой. На пятые сутки вышли на свой блок-пост, а дальше на вертушке домой, в гарнизон. По возвращению, Егорыч обработал и заштопал рану в санчасти в госпиталь не поехал и засел за рапорт. Через месяц получил орден красной звезды, уже второй, первый ещё в начале  Афганской эпопеи и звание полковника. До генерала оставалось всего ничего, но тут с утерей часов и предсмертной записки Леночки, хранившейся у него в капсуле на шее словно амулет, чары ангела-хранителя иссякли. Он был направлен из Афганистана командиром полка в один из гарнизонов Алтайского края , под Барнаул. Где логика? Его, боевого командира и в глухомань, в дыру! Как в ссылку. Ну и чёрт с ними! Где только армейская служба не пропадала! Служил. Но служба, по разным причинам, уже не шла, так и дослужил полковником до девяностого года. И теперь травмированный Афганистаном и последствиями, творящимися в армии с перестройкой, начал предаваться тяжкими размышлениями человека-солдата, воина! Однажды и на всегда давшим присягу патриота – служению Родине: «Неужели я офицер народа, страны с высоты полковничьих звёзд, командир полкового соединения, буду молча взирать на вакханалию развала? Да никогда! Или я поверну стволы в сторону волчьей демократии или… А что или?» Егорыч как бы со стороны с некоторой ревностью наблюдал как набирают обороты, опережая его, приятели былых лет, ну что же, такова се-ля-ви!  « Если моя удачная фортуна  однажды засверкавшая искромётными звёздами, стала давать сбой, значит уступи место. Тем более что есть война и служба, а на войне он как бы отвык от службы, а значит пора снимать погоны, пока их не сняли другие…
Не раз ковыряясь в себе он не видел ничего, кроме отчаянно надвигающейся старости и холодного одиночества, хотя бы потому, что на вечерних улицах Барнаула и в шумных ресторанах женщины перестали обращать на него внимание.
…Солнце село за гору и сразу же легли первые сумерки,Егорыч оторвался от непрошенно-нахлынувших дум и позвал Митю:
-  Ну что гвардия! Пора собираться.
Митя откликнулся и подойдя сел рядом, склонив голову ему на плечо и от этого доверчивого прикосновения Егорычу, до слёз, стало тепло… А Даша восторженно позвала бабушку. Егорыч оглянулся. К ним торопливо приближалась знакомая по кухне женщина.