Параллельный мир

Лёгкий хруст на тропинке, проходящей под самыми окнами дедовой комнаты, напомнил мне, что чудо всё-таки произошло. Потянув носом засвеченный воздух морозного утра, вспомнила, что вечерняя подготовка квартиры к холодам вдруг превратилась в праздничную суету, когда на глухом осеннем небе появились огромные хлопья снега. Они взялись из ниоткуда, поплыли в свете одинокого, раскачивающегося на ветру фонаря то пританцовывая, то тихо приседая на надворные постройки и черную землю, рождая фантстический пейзаж. Быстро стемнело и на белом покрывале вдруг  обозначились фиолетовые тени деревьев, они начали переминаться с ноги на ногу под аккомпанемент поскрипывающей в такт фонарю калитки. На темных силуэтах домов, стоящих напротив, засветились прямоугольники окон. За их лёгкими занавесками проглядывали настоящие человеческие истории, и мне оставалось только придумать им имена. Вдруг ветер стих, снегопад прекратился, и над печными трубами, курящимися тонкими нитями дыма к населенному милионами звезд небу, взошла Луна.
 «Ну вот и зима!» — сказала бабушка.

Прошедший день она провела «в людях». К выходным Ульяна Никитична всегда прибирала квартиру врачей, это приносило ей мелкий заработок и личное удовлетворение от своей значимости в Мировом порядке. Зажиточная семья не скупилась на похвалы помощнице и, в знак особого расположения, делилась с нами чем могла. Не далее как прошлым вечером бабушка принесла домой гипсовые бинты, пожертвованные ей за хорошую службу. А поутру нашу кухню было не узнать. Застывшая броня на оконных рамах запечатала осенние сквозняки, слилась с известковым набелом и снегом за окном. Стена дома вдруг растворилась, и маленькая кухня увеличилась во-о-он до тех тополей, что выстроились в ряд на краю оврага. Первая поземка приподняла краешек снежного покрывала и лёгкой рукой потянула его вдоль речки, стирая границу между небом и землёй. Тополя замахали мне голыми ветвями, зазывая во двор для новых затей.
Я обещала скоро прийти, вот только помою посуду.
Моя обязанность уборки стола после завтрака вошла в расписание выходного дня. Тряпка кружила по клеёнчатой скатерти, подгоняя войско «крошечного» неприятеля к границам поля битвы. Сейчас мусор свалится с обеденного стола в пропасть, там его подхватит моя ладонь, и сражение за чистоту будет выиграно. На пути к победе тряпка, напоминающая мой летний сарафан в цветочек, обошла хлебницу, впитала в себя озерцо разлитого чая и остановилась у неопознанного объекта.
«Вот это удача!» — на забытой дедом газете лежали его очки. Я положила голову на ладони и заглянула во взрослый мир. На моё удивление линзы выбирали и увеличивали отдельные слова, делая их более значимыми. Впервые я увидела текст в газете дедушкиными глазами. Оказалось, что новости, прочитанные людьми в очках и без очков, могут разниться. В памяти всплыли эмоции недавних событий, когда на листке отрывного календаря с датой 10 октября, не занятой никакими праздниками, я увидела сплетающиеся в странный клубок линии, не имеющие, на первый взгляд, никакого смысла. Застав меня за изучением ребуса, мама надела очки и захлопала в ладоши: «Да это ж выкройка, как раз на твой размер, Маруся, а давай-ка сошьём тебе обнову!»
К появлению новых вещичек я относилась очень хорошо, наконец-то на завтрашнее утро можно планировать аншлаг зрителей в детсадовской раздевалке и заветные комплименты от нянечки Вали, давно обходившие меня стороной. Я дала обмерить себя сантиметром, и мать выложила на кухонный стол старое врачицыно платье, пожертвованное на благое дело. Ножницы замелькали в руках «Храброго Портняжки», а цветастая ткань вместе со мной заволновалась в ожидании конечного результата. Из-за материнской спины возник отец и задорно провозгласил, что, пожалуй, сошьёт себе рубашку из этого ситчика. «А как же мечта?» — ведь я практически уже привыкла к васильковому полю на своём подоле. Глаза защипала предательская слеза, готовая обнародовать моё душевное потрясение. «Стоп! Я же не маленькая, папы не носят рубашки в цветочек», — и заглянув в его лицо, обнаружила, что от строгого взгляда у людей может меняться настроение.
«Шутка!» — отец разочарованно потрепал мою чёлку. К вящему удивлению, люди, не способные объяснить своё поведение, тут же начинали трепать мою чёлку. «Врать глупо», — раз и навсегда я решила для себя простую задачку человеческих отношений.
 Под маминой ногой качнулась чугунная педаль зингеровской машинки, кожаный ремень подался, толкая механизмы внутри изящного, золоченого вязью корпуса. Игла робко сделала первый шажок и, получив материно благословение, побежала, оставляя за собой протоптанную желтой нитью дорожку. Под ее веселое тарахтение, мы выписывали виражи, перебирались через складки и собирали волны цветочных зарослей, уверенно подбираясь к заявленному сюрпризу. Стихи без слов сами слетали с языка в такт звучащей мелодии: «Тика-катон-диридак-дигидон». Спустя несколько минут, машинка притормозила и  перебирая последние стежки, тревожно зашуршала: «Жак-шарах-ширидак-ширидон». Затем, призадумавшись над полученным результатом, прошептала: «Так-так» — и, наконец, встала. Некоторая скованность в движениях модельера говорила о нарастающей тревоге, а радужная перспектива в получении обновы уткнулась в нечто похожее на наволочку от подушки с дырками для рук. Мамин взгляд на развёрнутое в руках изделие окрасил недоумением её лицо, перекочевал в календарь и обратно. Размеры совпадали, но в этом платье могло поместиться две, а то и три Маруси! Моя радость мгновенно сменилась отчаянием.
"И кому ж теперь верить?" — вскричала мать и выспренно воздела руки к небу, взмахнув моим платьем как флагом. Следующим жестом изделие легло ей на грудь: «Это же прекрасная кофточка для меня! Как раз мой размерчик», — сказала мама и перед зеркалом натянула мою несостоявшуюся мечту. Кофточка была впору и шла к её волосам.
— Красиво?
— Красиво! — согласилась я. Мамины глаза засветились штапельными васильками, и это стало главным событием уходящего дня.

 Очнувшись от воспоминаний в пустой кухне, я поняла, что пережитые в прошлом эмоции обсуждать не с кем, пришлось их подавить и вернуться к исследованию стратегического объекта. Вообще-то, мне было запрещено подбираться к очкам, потому что они были в дорогой оправе и могли «испортить мне зрение».
«А-а-а, вот о каком зрении шла речь!» — очки меняли взгляды людей на жизнь! Ради истины стоило пойти на риск. Я попыталась натянуть очки на нос, представить себя взрослой и даже бабушкой Марусей, но ожидание не подтвердилось. Картинка помутнела, надавила на голову и исчезла. Глаза закрылись и отказались смотреть на мир через семидесятилетние линзы. Неужели взрослые видят всё иначе? Наконец-то всё встало на свои места. Дети  живут со взрослыми в параллельных мирах, как инопланетяне, и, может быть, даже говорят на разных языках.
Вдруг припомнилось, что вчера на завтрак, когда бабушка посмотрела на меня через очки и строго спросила: «Тебе яичницу или кашу?»
Я чётко ответила: «Чай».
Баб Уля, пригвоздив меня пальцем к стулу, произнесла инопланетянское слово «Цыц!» и поставила передо мной тарелку с молочным супом. Вот и теперь мир в дедовых очках, если не надевать их на нос, а держать на расстоянии вытянутой руки, можно было как-то рассмотреть, но он был другим! Я торопливо перебирала виды кухни, запечатлевала образы, собирала их в «копилку знаний», есть у меня такая, чтобы потом систематизировать и сделать выводы по поводу роли взрослых и детей в жизни общества. Через короткое время стало ясно, что сквозь очки деды дальше своего носа не видят. Чего можно ожидать от людей в очках, если муравей, ползущий с песчинкой сахара по столу, выглядит размером с мышь, а всё, происходящее сейчас за окном, для них — сплошной туман. Получается, что космос они даже не замечают, а вот всякие мелочи, в виде оставленных под раскладушкой носков, имеют для них слишком большое значение.
«И что же дальше? Ведь с этим придется как-то жить!» — я положила очки на место и побрела в игрушечный уголок. Сегодня кукольные заботы показались мне такими ничтожными по сравнению с проблемами, поставленными судьбой.
С этой минуты, прислушиваясь к разговорам дедов, я отмечала для себя их ограниченность бытовыми заботами, днём завтрашним, хлебом насущным. Мысленно оглядываясь вокруг, припоминала очки в руках воспитательницы и других взрослых, не явно, но тайно иногда подглядывающих в эти меняющие мир стеклышки. Привыкают, наверное, чтобы однажды надеть их раз и навсегда! Печальный вывод напрашивался сам собой. Вот почему они жалуются на трудную жизнь, просто они не видят всей правды сразу! Надо завтра поговорить об этом с Галей, а пока я поклялась себе ни за что на свете не надевать очки. Потому что Тамара Андреевна в детском саду говорит, что правда для честного человека превыше всего!