Шлейф воспоминаний часть3 гл. 2

                Русаковская дом8 (продолжение)


 
    Родители отца жили в трёхкомнатной коммунальной квартире.  От входной двери тянулся длинный коридор, по левую сторону которого располагались двери. За первой дверью при входе был туалет, затем просторная кухня с газовой плитой, над которой висел большой круглый, зелёного цвета газовый счётчик, и стояло три кухонных стола хозяев квартиры. Далее за кухней следовали двери жилых комнат соседей, заканчивался коридор дверью в нашу самую большую комнату.

     При входе направо,  торцом к стене, стоял деревянный книжный шкаф без стёкол. Между задней стенкой шкафа и стеной комнаты за дверью было пространство под раздевалку, отгороженное шторкой. На шкафу примостился  приёмник с одной программой, работающий от радиоточки. Далее вдоль стены стоял старый деревянный сундук с покатой крышкой, покрашенный в тёмно-коричневый цвет в тон книжного шкафа, за сундуком - железная кровать, над которой висел светло-коричневый ковёр, который я представлял себе, как верблюжий, вероятно из-за его шерстистых завитков. Вдоль стены напротив двери стоял буфет с рифлёными, стеклянными верхними дверками, манящий к себе разными ароматами и вкусными запахами и диван с откидными валиками по бокам. В левом дальнем углу, стена заканчивалась не большим столиком тёмного цвета, на котором стояла большая белая сова-светильник, белый медведь-копилки,  семь слоников и несколько красивых бутылочек из-под духов и одеколона. Помню названия: «Кремль», «Лель», «Красная Москва».  Следующую стену почти полностью занимало окно с балконной дверью, у которого стоял огромный фикус в деревянной квадратной кадке. У стены слева от двери - трёхстворчатый платяной шкаф и железная односпальная кровать с панцирной сеткой. Середину комнаты занимал квадратный раздвижной стол на массивных ножках, внизу соединённых между собой Н-образной перемычкой. Пол был покрыт паркетом, три паркетины у балкона постоянно выскакивали и об них все спотыкались. Следует заметить, что на сундуке, кроме телефона,  постоянно был завал книг, газет и бумаг — это  личное пространство деда. Помимо бумажного мусора там лежали коробки из-под папирос «Люкс», «Ленинград» и «Три богатыря». Ещё там стоял пузырёк тёмного  стекла, продолговатый с широким завинчивающимся горлышком, приспособленный дедом под плевательницу. До 1956 года мы впятером жили в этой комнате, пока мои родители в 1957-ом  не переехали в Вешняки.
 
    Но и впоследствии я часто бывал в этом удивительном доме, общался с соседями, гулял во дворе, бывал на Леснорядском рынке, находившимся как раз за нашим домом. Один из соседей работал зам начальника Курского вокзала, а моей крёстной была соседская девочка Надя семнадцати лет. Приезжая в гости к бабушке, я устраивал из стульев самолёт, добавляя к ним картонные коробки из-под тортов, специально оставляемые для этого, и делал из них кабину… Торты покупались большие бисквитно – кремовые, килограмма на полтора, а то и больше. Сладкое в нашей семье любили все. Устраивались грандиозные застолья по случаю гостей и на большие праздники. Приезжали мамины братья и сёстры, заходили соседи. Несколько раз бабушку навещала Марфа Семёновна и её сын Владимир Филипович – капитан дальнего плавания в форменном кителе и в фуражке с кокардой – это хорошие старые друзья из Серебряных Прудов.

    На столе в вазах всегда были яблоки и виноград, грецкие орехи и пирожки. Присутсвовала бутылка кагора для женщин и армянский коньяк для сильного пола. На закуску по большим праздникам подавалась копчённая осетрина и чёрная икра, а на встрече по домашнему готовили солёную сёмгу и красную икру. Из мясных закусок дед предпочитал буженину…

    К концу лета к моему приезду обязательно покупался арбуз и всегда красный в треугольном вырезе. Когда арбуз резали на десерт, по комнате разносился его свежий запах, а я ел большой кусок, и по моим щекам и подбородку стекал его красный сахарный сок…

    Уже в зрелом возрасте я неоднократно наведывался в родные пенаты. Тянуло посмотреть, что стало с некогда авангардным комплексом. Конечно, такого лоска как ещё в пятидесятые годы уже не наблюдалось. Фонтан, заваленный мусором и листьями захирел и не работал. Газоны вытоптаны и загажены собаками, ограда из штакетника заменена на металлические трубы- поручни. В 80-ых ещё сохранился универмаг и его хозяйственный отдел, что находился в подвальном помещении – слева при входе туда вела лестница. Когда-то в детстве это меня очень впечатлило… А магазин продуктов стал какой-то нищий и замызганный. Весь комплекс одряхлел и потерял своё былое величие. Но я помнил еще тот двор конца пятидесятых. Когда после праздничной демонстрации в нашей комнате на Русаковской, за шикарным столом  собирались родные и мы весело отмечали Первомай или 7-ое ноября, а с улицы звучали марши и песни. Улица разукрашена красными флагами, и я вспоминаю детский стишок:


           День седьмого ноября, красный день календаря.
           Погляди в свое окно, все на улице красно.
           Вьются флаги у ворот, пламенем пыла,
           Видишь музыка идет там, где шли трамваи…

 
    В двухтысячных годах решался вопрос о сносе жилого комплекса в связи с его аварийным положением. Лишь дом №8 решили внести в программу реновации без сноса. Но и 2020 году дома ещё оставались на месте, хотя и на половину отселённые…


   … А наш двухэтажный кирпичный дом на Кузьминской улице в Вешняках, куда мы переехали с Русаковской, просуществовал лишь до 1996 года, по крайней мере на карте того года он ещё значился. Не могу сказать точно, в каком году я фотографировал его наполовину сломанным. К сожалению, даты на снимке я не написал.