de omnibus dubitandum 119. 249

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

    Глава 119.249. НЕТУ У МЕНЯ ПАЛАЧЕЙ-ОХОТНИКОВ…

    11 мая 1918 года произошел эпизод, сыгравший роковую роль в жизни Харлампия Ермакова. В этот день, первый день Пасхи, стало известно, что офицер Спиридонов без боя взял остаток отряда Подтелкова в 78 человек и самого Подтелкова в плен.
Как оказалось, в 60-е годы был еще жив ординарец Ермакова Яков Федорович Пятиков (в романе Прохор Зыков). Он многое поведал казакам о жизни и смерти своего командира, благо память его сохранила яркие детали и подробности.
 
    Получив известие о пленении Подтелкова, Ермаков приказал седлать коней, и вместе с ординарцем они наметом помчались в Пономарев хутор. Ермаков торопился. Он опасался, что в хуторе по случаю Пасхи и в знак примирения подтелковцы и спиридоновцы разопьют весь самогон. Харлампию тогда было 26 лет, и он любил гульнуть от души.
 
    Но, прискакав в Пономарев, они увидели две виселицы (виселица была одна - Л.С.)(см. фото), свежевырытый глубокий ров и толпу народа. Оказалось, что организованный наспех военно-полевой суд из представителей хуторов, участвовавших в поимке Подтелкова, приговорил всех пленных, кроме одного, к смертной казни. А Подтелкова и Кривошлыкова - "смерть принять через повешение".
 
    Многие страницы романа "Тихий Дон" написаны со слов Харлампия Ермакова, в том числе сцена казни подтелковцев, потрясающая правдивостью и трагизмом.
 
    Как свидетельствует ординарец Яков Пятиков, Подтелкова вели Спиридонов и Сенин с оголенными шашками и Спиридонов крикнул Ермакову: "Давай своих казаков-охотников". Но, как и когда-то Подтелкову, Ермаков крикнул: "Нету у меня палачей-охотников"! Ординарец схватил Ермакова и поволок к лошадям. Разозленный Спиридонов кинулся было со словами: "Вернись, гад, а то мы и тебя в эту яму скинем. Задержите его!"
 
    Ермаков и Пятиков выхватили из ножен шашки и казаки расступились...
 
    Вскоре Ермаков был арестован "белыми" (кавычки мои - Л.С.) и, судим военно-полевым судом под председательством есаула Сидорова, который приговорил его к расстрелу. От верной смерти спасло ходатайство и поручительство брата, сотника Емельяна и станичников.
 
    Тогда Харлампий ясно осознал, что такое гражданская война и что не будет ему на земле покоя ни от "белых" (кавычки мои - Л.С.), ни от красных. Большие горести ждали его впереди...

    Сражался он в составе кавкорпуса Гая, который вскоре попал в окружение. Только часть наших кавалеристов, в том числе и отец, прорвалась на соединение с Красной Армией и были зачислены в состав Первой конной.
 
    Вернулся отец с Польского фронта, и как отличный кавалерист и командир, был назначен начальником Майкопской кавалерийской школы. При проверке мандатной комиссией отец указал в автобиографии, что участвовал в Вёшенском восстании...
Тогда ему предложено было демобилизоваться, и он вернулся, наконец, домой в 1924 году.

    Солдатовы уговаривали отца не жить в Базках, уехать советовали, переждать, но он не мог уехать, его тянуло в родные края. В Базках он был избран сперва председателем комитета взаимопомощи, а потом председателем Базковского сельсовета.

    В те поры расказачивание шло полным ходом, жестоко и неустанно. Шли аресты, особливо тех, кто были офицерами или участвовали в восстании. Отец многих тогда спас от гибели, писал поручительства на арестованных казаков.
 
    "Многие думают, - горько говорил он мачехе, - что война, наконец, кончилась, а она идет против своих, страшнее германской..." Вскоре его арестовали, но казаки шибко заволновались, и его выпустили.

    Пятнадцатилетней девочкой я встретилась впервые с Шолоховым. Немногим и он был старше - пятью годами. Жил тогда в Каргине, часто наведывался к своему старому базковскому знакомцу Федору Харламову. Тот, бывало, просил меня: "Сбегала бы ты, Полюшка, за Харлампием". И я бежала, звала отца. Помнится, подолгу засиживался он с Шолоховым в горенке Харламовых. До поздней ночи затягивались эти беседы...

    Рассказы Шолохова в разных газетах и журналах уже тогда печатали, чуть ли не с 1923 года, и Шолохов быстро стал на Дону известным, хоть и был очень молод. Гутарют, жена отца - учительница, читала шолоховские рассказы ученикам в школе, а отец в шутку заметил, что у него таких рассказов не на одну книгу хватит. Шолохов и пристал к нему с расспросами - как, да что, да где, да отчего, да почему Дон поднялся...

    Шолохов дотошный был, отец подробно ему рассказывал, без вранья. Что подзабыл, у казаков уточнял. О том, что Шолохов пишет о Тихом Доне, в станице многие знали. Это отца и погубило. Вскорости ночью арестовали его. Кажись, в 1926 году последний раз я видела его. Ушел в гости и не вернулся домой. Его кто-то из базковцев встретил в Миллерово, вели его по улице под ружьем... Вот и все".   
Уголовное дело № 45529

    Только в 1962 году с уголовного дела Харлампия Васильевича Ермакова, заведенного ОГПУ в 1927 году, был снят гриф секретности, а впервые оно было выдано на руки для ознакомления лишь в 1990-м. Это дело за номером 45529, хранившееся в архиве областного управления КГБ, состоит из трех толстенных томов в крепких синих переплетах, в коих документально изложена трагическая судьба, жизнь и смерть прототипа главного героя романа "Тихий Дон" донского казака Харлампия Ермакова.

    На потемневшей от времени обложки дела два номера. Цифра 45529 означает, что за пять месяцев 1927 года через застенки ОГПУ(уже тогда!) прошло такое количество людей; при сдаче в архив, после исполнения приговора, этот номер красноречиво перечеркнули крест накрест, поставили другой, много больший - 502527. Эта чудовищная шестизначная цифра означала 502 тысячи 527 репрессированных за неполный 1927 год! В самом начале дела тюремное фото Ермакова в фас и профиль. Он легко узнаваем и полностью соответствует литературному портрету Григория Мелехова. Но только сильно похудевший, усы не закручены, как бывало, а коротко подстрижены, и глаза!.. В них беспристрастный объектив фотоаппарата запечатлел бездонную, огромной силы тоску, от которой делается не по себе...
 
    Дело фабриковалось по отработанной схеме: доносы, арест, допросы, передача в руки "тройки", а затем - короткий допрос без свидетелей и - окончательный приговор без права обжаловать. Последняя процедура занимала 10-15 минут.
 
    Невольно обращает на себя внимание лихорадочная спешка в ходе следствия.

    Уголовное дело Харлампия Ермакова начато 16 мая 1927 года, а уже через 20 дней, 6 июня, внесудебное совещание приговорило его к расстрелу. Харлампий был осужден по статье УК 58/11 и 58/18 за контрреволюцию и контрреволюционную агитацию, как особо важный и опасный преступник, о чем свидетельствует специальная пометка в деле: "Передачу взятых архивных дел в другие отделы ОГПУ и другие учреждения (ВЦИК и пр.), хотя бы и временно, производить исключительно через Отдел центральной разведки".
 
    Как и следовало ожидать, первыми в деле подшиты доносы на Харлампия Ермакова, которые "законно" подводили под арест, обыск и начало ведения следствия в органах ОГПУ.
 
    Большинство доносов написано явно под диктовку следователя, на что убедительно указывает лексика "канцеляриста", совершенно не свойственная малограмотным казакам.
 
    Из показаний базковца Еланкина, 57 лет:

    "Ермаков смеется над коммунистами излагает к ним полное недоверие, все время старается занять какой-нибудь пост (все должности, которые занимал Харлампий Ермаков, включая председателя сельсовета в Базках - выборные - авт.), в настоящее время пользуется популярностью среди зажиточных, в общем и целом тип очень опасен для Советской власти".

    Так собирался компромат на Харлампия Ермакова. Но "под колпак" ОГПУ попал и Михаил Шолохов. В деле Ермакова фигурирует его письмо из Москвы от 6 апреля 1926 года, адресованное Ермакову:
 
    "Уважаемый товарищ Ермаков! Мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года.
    Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае-июне с/г. Сведения эти касаются мелочей восстания В-Донского. Сообщите письменно по адресу - Каргинская (станица - авт.), в какое время удобнее будет приехать к Вам? Не намечается ли в этих месяцах у Вас длительной отлучки?
 С прив. М. Шолохов"
 
    Это письмо Харлампий так и не получил. После перлюстрации оно перекочевало в особую папку ОГПУ. Из него было ясно, о чем ведет долгие беседы казак Ермаков и писатель Шолохов. Ясно было и то, что пишется книга о восстании казачества против Советской власти, со слов самого участника.
 
    В первом томе дела Ермакова имеется подробный послужной список кончается справкой: "Уволен в бессрочный отпуск как бывший белый офицер в порядке приказа СКВО № 26". Затем идут листы протокола допроса:
 
    "1923 года апреля шестого дня зам. уполномоченного ДоГПУ по Донокругу опросил гр. Ермакова по делу восстания против соввласти в 1919 году.
 
    ВОПРОС: Участвовали ли в этом восстании и какое участие принимали?
 
    ОТВЕТ: Я был назначен по предписанию Вешенского Военного отдела командиром повстанческого отряда.
 
    ВОПРОС: Кто был организатором восстания и причины восстания?
 
    ОТВЕТ: Организаторами были Суяров, Медведев, Кудинов, Первый из Казанской станицы, второй тоже и Кудинов из Вешенской, а причиной восстания являлось - это расстрел, поджоги и насилие со стороны Красной Гвардии..."
 
    Приведенный выше допрос перекочевал из старого "досье" 1923 года в новое дело Ермакова, которое ОГПУ решило не выпускать из своих цепких рук.
 
    Следует сказать, что здесь судебные органы нарушили юридическое правило: не осуждать дважды и трижды за, одно и то же преступление, тем более людей попавших под амнистию.

    В деле Ермакова есть еще один важный документ, опровергающий сфабрикованные доносы и показания. Он говорит о том, какой огромный авторитет был у Ермакова среди казаков, которые дружно встали на его защиту, когда он был арестован ОГПУ в 1923 году.
 
    "Протокол общего собрания граждан села Базковского Вешенской волости Донского округа под председательством Кащенко 17 мая 1923 года.
 
    Мы, нижеподписавшиеся граждане села Базковского, ввиду ареста гражданина нашего села Ермакова Х.В. считаем своим долгом высказать этим письмом свое сомнение. Ермаков все время проживал в нашем селе, так как был хлеборобом, как и мы все. Но случилась гражданская война, и он попал на войну, сражался и был ранен и по окончании таковой вернулся домой и занялся своими домашними делами. Случилось восстание, и Ермаков, как и все, вынужден был участвовать в нем и, хотя и был избран восставшими на командную должность, но все время старался, как можно более уменьшить ужасы восстания. Очень и очень многие могут засвидетельствовать, что остались живы только благодаря Ермакову...

    Весьма толковое и в высшей степени правдивое письмо поначалу не было принято в расчет. Ермаков объявил голодовку, казаки заволновались - установка сверху на "расказачивание" казаков затормозилась...

    19 января 1924 года Харлампий Ермаков видя, что следствие затягивается и что его хотят судить как участника казни Подтелкова, по собственной инициативе дал дополнительные письменные показания, доказав свою непричастность к казни, указав следователю Максимовскому, что уже был приговорен к расстрелу белыми за службу в отряде Подтелкова.
 
    "Ввиду ограниченности времени, - писал Ермаков, - при допросе меня 18.1 с.г. вами не были заданы некоторые вопросы, на которые я желал бы ответить, как могущий осветить дело по предъявленному мне обвинению, предусмотренному статьей 58 УК. Предъявленное мне обвинение как организатору восстания Верхне-Донского округа не может быть применено ко мне, не говоря уже о том, что вообще я не могу быть противником Советской власти. Уже потому, что я добровольно вступил в ряды Красной Армии в январе месяце 1918 года в отряд Подтелкова. С указанным отрядом участвовал в боях против белогвардейских отрядов полковника Чернецова и атамана Каледина и выбыл из строя вследствие ранения под станицей Александровской. А главное, в то время, когда уже было восстание в Верхне-Донском округе, был заведующим артиллерийским складом 15-й Инзенской дивизии, то есть в нескольких верстах от станицы Казанской и Мигулинской. Я также не мог быть там еще и организатором, так как по прибытии домой после ранения в отряде Подтелкова я был избран тогда же председателем волисполкома станицы Вешенской, с каковой должности был арестован с приходом белых войск, как активно сочувствующий Советской власти.
 Х.В. Ермаков".
 
    Ермаков скрыл, что он, хоть и случайно, но присутствовал при казни Подтелкова, прискакав в Пономарев с ординарцем Пятиковым, чтобы создать себе алиби. Следователь Максимовский оказался честным и умным чекистом. Он понял главное: парадоксальную ситуацию, порожденную гражданской войной, когда русские воевали с русскими, и при этом обе стороны считали Ермакова врагом. Причиной же была природная честность Ермакова и независимая позиция, если спор касался интересов народа. И Максимовский закрыл дело.

    11 июля 1924 года старший следователь ДОС Максимовский вышел с представлением в Донской областной суд о замене содержания Ермакова под стражей под личное поручительство. Поручителями стали студент университета Григорий Стуль и агент для поручений при Ростисправдоме Агеев Евгений Михайлович, которые при этом изрядно рисковали.
 
    29 мая 1925 года состоялось распорядительное заседание Угсудотдела Севкаврайсуда, и, согласно материалам следствия и заключения Максимовского, было вынесено решение: на основании статьи 4а УПК настоящее дело производством прекратить по целесообразности.
 
    Наконец-то Харлампий был выпущен на свободу. Он снова вернулся в Базки, в родной дом. По свидетельству казака Бокова, Харлампий, избычив шею, покручивая ус, сосредоточенно слушал главы первой книги "Тихого Дона", которые ему читал глуховатым тенорком молодой Шолохов.
 
    Вскоре Шолохов уехал в Москву и заключил с издательством договор, а вернувшись, приступил к черновому варианту второй книги романа...
 
    Следует сказать, что после выхода второй книги "Тихого Дона", уже после расстрела Ермакова, наркомом внутренних дел Ежовым, не без ведома, Сталина, было принято решение об аресте Шолохова. Чекист-орденоносец Иван Семенович Погорелов приехал из Ростова в Вешенскую, показал Шолохову ордер на арест, затем порвал его и посоветовал немедленно ехать в Москву к Сталину, искать защиты. Сталин, по одному ему ведомым соображениям, приказал Ежову оставить писателя в покое. Но об этом особый рассказ...
 
    Вторично Харлампий Ермаков был арестован в январе 1927 года, и он сразу почувствовал холодное дыхание смерти у себя за спиной.
 
    В деле появились новые доносы и показания, сделанные, как и прежде, под диктовку, затем начались ночные изнуряющие допросы. По завершению их, дело Ермакова с вооруженным нарочным, было переслано в Москву, как особо важное. 26 мая 1927 года Президиум ЦИК Союза ССР под председательством М.И. Калинина, а также присутствующих на заседании А. Енукидзе и особо уполномоченного при коллегии ОГПУ Фельдмана, признали Харлампия Ермакова особо опасным врагом Советской власти и удовлетворили ходатайство ОГПУ о вынесении ему "внесудебного приговора". Вскоре в дело Ермакова был подшит последний документ:

    "ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА ЗАСЕДАНИЯ КОЛЛЕГИИ ОГПУ (внесудебное) ОТ 6 ИЮНЯ 27 ГОДА.
Постановили: Ермакова Харлампия Васильевича - РАССТРЕЛЯТЬ.
Дело сдать в архив".
17 июня 1927 года во дворе Ростовской тюрьмы приговор был приведен в исполнение.
Герою "Тихого Дона" было 33 года...»

    Три месяца повстанческая армия под руководством Павла Кудинова, увеличившись к маю до 25—30 тысяч чел., отражала наступление 8-й и 9-й армий красного Южного фронта. 25 мая (7 июня) повстанческая армия соединилась с Донской армией. В течение следующих двух недель совместными усилиями Донской и повстанческой армий вся территория Области Войска Донского была освобождена от Красной армии. 10 (23) июня — в день, когда армии вышли к границам Области — Кудинов сложил с себя командование. Повстанческая армия была расформирована, части её влиты в Донскую армию. Командование Донской армии относилось к повстанцам с недоверием, поэтому сколько-нибудь заметных мест в ней повстанческие командиры не получили. П. Кудинов был произведён из подъесаулов в есаулы и получил должность в штабе 3-го Донского отдельного корпуса генерала Гусельщикова.

    В конце 1919 года Павел Кудинов вместе с Донской армией отступил на Кубань.