А, может, Смуты не было?

Сочинитель может унестись воображением в далекое будущее, и тогда появится у издателя фантастический роман, а может заглянуть в такое же отдаленное прошлое, в глубину тысячелетий, и у него родится роман исторический. И в том, и в другом случае не требуйте от него абсолютной достоверности. А поверить ли в сюжет со всеми его воображаемыми поворотами – решит читатель. Или рассудит время.

Вот я читаю о предстоящем празднике - Дне народного единства. О Смуте, которую удалось преодолеть благодаря объединенным усилиям Минина и Пожарского, всех слоев русского общества. Её датируют с 1584 года, уходом Ивана Грозного, по воцарение первого из Романовых, Михаила. Так смута повлияла на смену династий. При этом толкователи опускают, как ничтожное вовсе, правление  Годуновых, и сильного - отца, и слабого - сына. Подумаешь, временщики, протырились во власть - и испарились. Так, вероятно, через полтыщи лет забудутся окаянные девяностые, смутные и не заслуживающие памяти.

Стоп, если можно вот так вычеркнуть правление избранного Годунова, может быть можно вычеркнуть и малозначащее время смуты? Напрочь! Историки, перетолковывая стародавние времена, опираясь на весьма субъективные одиночные летописные записи, наверное излишне им доверяют. А если они лишь плод воображения запертых в своих кельях сочинителей? Кто им может возразить, разуверить или подтвердить правоту сей грамоты?

Сошлюсь на средние века в нашей отечественной истории, когда державой правил Иван Васильевич, прозванный Грозным. О нем много писано и в те достославные времена, и уже нашими современниками, ему ставили памятники – и рушили, хвалили и порицали за тиранию. Однако не лишне вспомнить, что еще во времена Юлия Цезаря слово «тиран» означало всего лишь соответствующую должность, на которую достойный человек избирался. От него требовался ум, мужество, умение брать на себя ответственность и упреждать удары. Всего этого с избытком было у Ивана Васильевича, а тирании он обучался при дворе, где всегда плелись интриги и самые невероятные козни. Упреждать заговоры, даже вместе с виновными захватывая серпом невиновных (а порой не вместе – а вместо!) было неизбежными издержками успешного правления.

Да, он изобрел и раскрутил опричнину, и кто же будет его оправдывать за те злодеяния, что вершила эта банда громил! Да, он жестоко подавлял всякое своеволие, но ведь после таких походов Грозного против своих, новгородцев,  даже за хребтами Уральских гор дрожали Строгановы, когда он на них прикрикнул за то, что, не согласовав с царем, те отрядили Ермака покорять Сибирь. Счастье, что поход удался и богатой добычей Ивана умилостивили…

Царь был весь во власти главной страсти – крепить и расширять державу и даже трещинки не допускать в ближайшем окружении. А герой такого высокого личностного потенциала не мог не обладать самыми разнообразными талантами: он был умен, коварен, сластолюбив, артистичен, да и просто хорош собою! Летописцы уверяют, что у него было шесть жен, но кто мог перечесть всех лично приближенных красавиц. Важно было совсем другое: от разных жен у царя было три сына, то есть полный набор престолонаследников.

Естественно, что более всех приближен к нему был Иван, старший сын. Именно он повторял отца в распутстве, гульбе и жестокостях, покоренный внешним великолепием предстоящей ему должности. Уроки были впечатляющими!

Сразу  надо оговорить, что неизгладимый след приемы державного управления производили  и на случайно приближенного к царю Бориску Годунова, едва вышедшего из отроческого возраста. Он был умен, проницателен, быстро воспринимал грамоту, при случае составлял царю партию в шахматы, мог процитировать Библию, а главное – умел слушать. При нем царь мог рассуждать вслух, не боясь шпионства и переноса секретов на сторону, а юнец – переспросить с уточняющим намеком, который был в то же время и подсказкой: «А англичане стоят безусловного доверия? Это пока им наша пенька нужна…» Понятно, что дальше сам царь прекрасно понимал, до чего он, рассуждая вслух, додумался и что ему предпринять в отношении этих островитян.

Бориска вслух не рассуждал, скромен был. Но он, в отличие от царского сына, пренебрегая внешней стороной громкого правления, видел результат.
В России развивались ремесла, выросла металлургия, артиллерия тех лет значительно превосходила артиллерию любой европейской страны, родилась регулярная армия. Территория страны утроилась, а чтобы контролировать ее хоть в какой-то мере, возводились крепости и монастыри. Именно при Иване Грозном строились города Каргополь, Тургасов, Тотьма, Устюжня... числом более 160. Поднялись крепости Тульская, Коломенская, Казанская, города-крепости Елец, Воронеж, Курск, Белгород, Самара, Уфа, Саратов - не перечислить всех! Легкое ли дело, только на строительство Смоленской крепости ушло более 320 тысяч пудов полосового железа, 15 тысяч пудов - прутового, один миллион гвоздей, 320 тысяч свай…
Почему Годунову было до этого дело? Шибко был любознательным, обладал аналитическим умом, хотел понять, какой из талантов царя был необходимым, а какой – порочным излишеством. Ему даже в ум не приходило, что он готовится занять престол, это при трех-то сыновьях наследниках! Поэтому когда царь в гневе поднял свой скипетр на зарвавшегося сына, громко требующего у отца похода к Балтийским берегам, Бориска кинулся под руку, пытаясь уберечь наследника. Защитник был отброшен, а сын – поражен жезлом, недолго мучился от тяжелейшей раны – и скончался.

Так были устранены от управления державой сразу оба, сын – гневной рукой отца, а отец – не пережив страшной боли от своей вины в смерти сына.

Все эти семейные страсти очень по-разному подействовали на оставшихся наследников. То есть на младенца Димитрия они не могли подействовать, потому что отец услал его вместе с матерью в Углич, под опеку верного боярина. Там он и рос в холе и при полной свободе. Матушка его еще маленького вразумила, что вышло им обоим великое счастье – жить вдали от дворцовых интриг, наслаждаясь играми, прогулками, чтением и беседами: «Мы ни на что не претендуем – и с нас никто не взыщет!» Так оно и было.

А вот среднему сыну Федору, который в страхе и волнении наблюдал дикие выходки двух Иванов, отца и брата, было не до наслаждений жизнью. И если бы не Бориска, который жалел царевича, развлекал побасенками, да еще и познакомил с милейшей барышней – своей сестрой Ириной, совсем бы увял Федор! Он на престол не готовил себя, что ему были все эти войны, походы, интриги при дворе… И когда грянуло «долгожданное» бедствие и вслед за братом отпели отца, душа его была в большом смятении. Трудно сказать, согласился ли бы он взойти на трон, если бы не поддержка ставшего уже верным другом Годунова! Ему он и передоверил львиную долю управленческих хлопот.

Стоящие толпой у трона бояре, верные или слегка сомневающиеся  холопы царя, только дивились, как быстро росло влияние Годунова, а вместе с этим и его расширяющиеся владения. Как ставший шурином Федора Борис стал и его правой рукой.
Приобретал Годунов и всё новые ухватки. Он помнил, как Иван Васильевич отвечал злопыхателям на их укоризны: "Что лучше - настоящий ли порядок вещей, когда государство успокоилось, пришедши в порядок при едином государе, или прежнее время, когда усобицы терзали землю?" 
Грозный смутьянам не уступал, а вот Федор при первом же случае вступил с мятежниками в переговоры, согласился на их требования услать со двора неугодного им боярина. На время шум утих, но ведь была продемонстрирована слабость и уступчивость, к чему это приведет в дальнейшем? Было над чем задуматься Борису.

Федор считался царем 14 лет, но все эти годы даже иностранные послы  при необходимости решить важное дело искали встречи с Годуновым. Во многом благодаря именно его опекунству после бурных лет правления Ивана Грозного на русскую землю пришла некоторая передышка, спокойствие от войн и мятежей. Кому-то из бояр не нравилось такое усиление Бориса, но он умел вовремя удалить назревающий гнойник, без шума и страшных пыток. Был жесток без фанатизма!

Годунов умел сопоставлять, анализировать и предвидеть, а влияние его росло так стремительно, что не приходится удивляться произошедшему после скорой смерти слабого здоровьем Федора: он был избран государем России. Да, при живом третьем наследнике боярская Дума избрала Годунова единогласно. Так он стал легитимным правителем, пройдя хорошую школу при сильном и слабом царях.

А для руководителя такой огромной территории легких времен и не бывает – если не внешние враги с их наступлением, так внутренние супостаты с их заговорами, если мятежники надолго присмирели – так климатические невзгоды землю терзают. Три неурожайных года подряд были тяжелейшим испытанием для земли русской и для Годунова. Но власть тирану не зря дана, и он ею пользовался, не стесняясь: регламентировал цены на зерно, на нужды народные вытряхивал закрома богатеев, неустанно спасал города и провинции от голода. Даже казну не пожалел для спасения  народонаселения.

Не останавливалось в России и строительство храмов и крепостей даже в самые трудные времена, шла торговля льном, медом, пушниной, пенькой, лесом. А стало быть, люди были заняты трудом, Россия процветала. Именно Годунов добился признания Москвы «Третьим Римом», при нем возник патриарший престол.

А что же третий сын, припрятанный отцом в Углич?

Когда бояре избрали Годунова на царствование, отрок был уже вполне дееспособным, перешагнул 16-летие! В этом возрасте Иван Васильевич, его отец, уже стал царем. Вспоминали некоторые бояре о том, что жив сынок, и даже подкатывали к нему и к его матушке в Углич, но с полным разочарованием и откатывали.
Этот книжник и прекраснодушный мечтатель совсем не годился для интриг царского двора, для сражений и противостояния внешним угрозам. Слухи и вести о том, как правит основатель новой династии, он воспринимал, живо интересовался новостями из далекой Сибири, даже иконы из живописных мастерских Строгановых как-то принял в дар. Но любопытство его не было продиктовано личной заинтересованностью и причастностью к событиям.

Хотя была одна встреча у Димитрия с удивительным ходоком, явившимся из Москвы в Углич, в старинный Воскресенский мужской монастырь. Они долго беседовали, паломник проявил потрясающую осведомленность о событиях не только при дворе, но и по всей стране, оговорившись, что много путешествует и записывает. А у Дмитрия всё пытался вызнать, не манит ли юношу державная служба?
Видно, Бог подсказал царевичу, как уберечься от грозящей беды: он, потупясь, признался ходоку, что служить отныне и присно и во веки веков желал бы только Всевышнему. Мечтает о пострижении в этот самый монастырь.
Ходок был вполне удовлетворен и отбыл восвояси, надо ли пояснять, что ряженым был Борис, сам лично хотел убедиться, что с этой стороны нет опасности его правлению. Так мирно  они и разошлись.

Димитрий принял пострижение и заперся в келье. Да не просто так, а с хитроумным намерением. Личная встреча с Годуновым, пусть даже и не явившим себя открыто, убедила царевича, что все в России устроилось наилучшим образом. Воображение его разыгралось, и, мешая явь с вымыслом, он начал писать летопись своего времени.
Так родилась повесть о том, как якобы соискатель трона Годунов убил его, Дмитрия, очевидного и легитимного наследника, как злодейство это смутило общественное мнение  и самого преступника, как из этого родилась великая смута. Ею воспользовались внешние враги, назвавшись именем убиенного царевича, заняли престол и правили во вред земле русской десяток лет!

Новоявленный летописец хотел показать потомкам, чем чреваты злые умыслы, раздрай и погоня за чинами. Фантазия его еще шибче разыгралась, когда встретился он с путешествующим французом-авантюристом Жаком Маржерете. Тот дивился тому, что россияне настолько преданы своим правителям, что даже под пытками и казнями восклицают: «Храни, Господь, нашего царя и державу!»
Не удержался Димитрий, похвалился своей повестью, в которой предположительно излагал, что может приключиться с государством без сильной власти, какая смута одолеет, и какие беды нагрянут. Жак был потрясен, внимал, как оглоушенный, а вернувшись во Францию, изложил услышанное в своих заметках, как пережитое. (Вот вам и второй источник, подтверждающий достоверность первого!)
Сочинение, талантливо написанное Дмитрием, всех поражало подробностями, деталями, психологической тонкостью. Особенно живописно было изложены муки совести Бориса, убившего младенца, чтобы взойти на трон: «О, совесть лютая, как тяжко ты караешь!»

Нынешним читателям даже в голову не придет, что тираны, расчищавшие поле деятельности казнями и ссылками во все времена, в самых разных странах, угрызениями совести не мучились, такова была государственная необходимость! И только сюжетный ход в повести царевича требовал такую потерю самоконтроля Годунова, покончившего свою жизнь и карьеру порцией яда! Хорош бы он был Тиран при такой слабой психике.
Выдумал Сочинитель и последующие потуги годуновской династии владеть троном, не владея собой. У него в повести и жена Годунова травится, и сын его выпивает яд, умножая горести никем не управляемой земли.

Впрочем, пока в тихой келье летописец расписывает все эти страсти, Годунов благополучно правит. При его управлении Орда окончательно замирилась с Россией, отстроилась погоревшая Москва, налаживался порядок перехода крестьян от одного землевладельца к другому, строго ограничивалась работа питейных заведений. Да, университетов своих в стране еще не было, но способных молодых людей посылали в Европу учиться языкам и ремеслам. Да и у себя охотно принимали архитекторов, лекарей, умелых ремесленников, не гнушаясь перенимать лучшее.
Били успешно накатывающих со всех сторон то литовцев, то поляков, расправлялся Годунов с казнокрадами. Случалось, запорожцы бежали от иноземцев, бывало, что новгородцы гнали поляков… Как вы понимаете, значимость той или иной битвы зависит лишь ...от случайного пиара под пером летописца: изложат - застрянет во времени, потеряется записка или не состоится - потеряется и событие. Это вам не 21-й век с его информационными технологиями, а впрочем и он горазд на выдумки.

Все эти события в эмоциональном приблизительном изложении летописцев уже согласовывались и приглаживались позднейшими архивистами. И трудно было распознать, когда же в самом деле был похоронен «разумнейший в мире властитель» Борис Годунов, была ли выдумкой и предостережением потомкам летопись царевича Дмитрия или династия Романовых приняла царствие от Годунова в крепком хозяйственном устройстве и относительном благополучии.

Одно несомненно: независимо от царской крови, происхождения, одному корона приходится впору, а на другом – как на корове седло. Иногда неожиданный соискатель показывает чудеса в толковом управлении необъятной державой, а рожденный для царствования наследует от предка лишь литературный дар.
А то, что Сочинители, как бы они ни назывались, летописцами, историками или фантастами, не обязуются объективно и лишь на основе документированных фактов излагать события, - давно всем известно. Историю сочиняют и пересочиняют, подчиняя сиюминутным выгодам.

Но давайте и признаем, что Сочинитель основательно подпортил репутацию Годунова, который с его подачи заклеймен Злодеем, убившим младенца, тут и замелькали во всех последующих художественных произведениях в его глазах "кровавые мальчики"! А вся его государственная деятельность во благо России уже даже не упоминается. И кто будет нынче слушать Сальери, который якобы отравил великого Моцарта! Если не Миром, так Памятью человечества правит перо Сочинителя, увы.