Кто подставил Папу Римского

«Parce, Pater Patrum, Papisse Prodere Partum»
 — «Помилуй, отец отцов, явление рождённого паписсой».
Она шествовала по Земле. Ее поступь опрокидывала города и села, ее глаза слепили миллионы людей, ее дыхание отравляло всех, и не было человека не преклонившего перед ней колено. Бубонная Чума в красивой черной мантии смерти свирепствовала на просторах Средневековья. Прекрасная и завораживающая, она шагала все вперед и вперед и все, кого она встречала, были очарованы такой мощью и свирепой холодностью, лишь раз она остановилась, заглядевшись на шествие молодого монаха, ибо взгляд его не был ни испуганным, ни влюбленным, и она дала ему второй шанс.
 Папа Иоанн сидел за своими книгами. Розовый свет заката не предвещал ничего плохого, только лучи солнца ласкали пики средневековых домов, обтекая лавки продавцов, стремясь все выше к самому Ватикану. Панфитик, хотя он казался довольно молодым и стройным мужчиной, погладил свой большой и круглый животик- возраст уже давал о себе знать. Да еще эта увлекательная книга не отпускала его разум…
— Все же за наукой будущее. Конечно, сейчас этого не скажешь, но в древних манускриптах говорилось о изначальном родстве, даже единении религии и знаний прогрессивных. Жаль, что в этом мире все идет не так, как мы мечтаем.
Он опять погладил пузико, со стороны могло показаться, что живот менял форму, но нет-это тени играли злую шутку -не более. Уже несколько дней шла небывалая подготовка к шествию, все знатные вельможи съедутся на праздник, а уж сколько бедного люда забьется по площадям города, вот, где можно будет порадовать их бесплатной едой- церковь теперь может себе позволить быть по-настоящему великодушной.
Живот все же болел и тянул Папу в низ к земле.
Он стал на колени:
— Господи Всемогущий, если ты слышишь твоего раба сквозь наши грехи и безбожные дела, позволь избавиться от этого тяжкого бремени. Дай достойно нести свое служение, помогая нищим, утешая скорбящих…
Кто-то тихо постучал в железную дверь. Свеча дрогнула, и папа повернулся — на пороге стоял он.
***
      Погони за ними практически не было. Двое маленьких детей неслись со всех ног. Грязные истрепанные лохмотья одежды уже давно не могли укрыть их ни от холода, ни от дождя, разве что спрятать срамоту.
— Ванька догоняй, не сдобровать коли псов голодных пустят по следу.- Не успел лохматый мальчонок проговорить, как страшный рык и лай послышался за их спинами.
— Бежать нет смысла, остановись и раздевайся.
— Дак, как перед девчонкой оголюсь.Что ты! -он прижал к себе руки, будто пытаясь укрыться.
— Я тоже разденусь, будем на равных
Ванька посмотрел на Агнешу со страхом, для него увидеть ее без одежды все равно, что осквернить святыню. Прошло уже несколько лет, когда он увидел маленького белокурого ангела в небольшом храме, на ней была аккуратная светлая шапочка, только один золотой завиток ее волос все прижимался к белоснежной шее, когда Агнеша читала наизусть проповедь своего отца, с легкостью цитируя Евангелие. Люди плакали, слезы текли по щекам, даже мужчины не выдерживали такой боли, спрятанной, в тонком голосочке, настолько проникновенными были ее речи. За это, за любовь, что проникала в их сердца, многие слушатели подавали ей с отцом мелкие монеты.
Не долго длилось ее счастливое детство. Девочка вскоре осиротела, потеряв и отца, ей нужно было решить, что делать дальше. Выбора у нее особо не было: либо найти покровителя вместо отца, что было нелегким делом, либо продавать себя мужчинам, которые ищут ласки за деньги. Вот тут Иван и предложил свою помощь. Сначала он просто делился с ней своей едой, но вскоре массовые болезни и голод сделали свое дело -пришлось воровать, чтобы выжить. Вот за этим ремеслом их и поймали в доме лавочника, что был известен своим жестоким обращением со слугами и животными, среди которых были и собаки, тяжелая жизнь заставляла псов быть злобными и агрессивными.
— Раздевайся, я тебе сказала, и хлеб оставь на наших лохмотьях.-сказала девочка, пытаясь успокоить и заговорить друга- Знаешь, какой у меня папа был. Монах-миссионер. Как-то раз, обращая в христианскую веру туземцев, его избили, пытались утопить и даже зверски выбили глаз и отрезали уши, он все равно он не переставал нести в массы учение Христа. Вот и мы с тобой сейчас доверимся Богу. Уж если угодно будет ему убить нас -так поделом, чтобы не воровали.
Дети тихо разделись, сбросив все, что на них было, и Агния тихонько запела псалом, ее нежный голосок далеко полетел, разбиваясь маленькими колокольчиками по всему полю. Собаки, понюхав своими холодными носами детей, вернулись к лохмотьям и растерзали их в клочья, а потом радостные побежали обратно.
А дети все шли и шли, трава становилась холоднее, мокрая роса щекотала ноги, и Ваня тихонечко осмелился посмотреть на спину впереди идущей Богини
— Как она прекрасна. Это Ангел сошел на нашу грешную землю.

Ab ovo usque ad mala.
 От яйца и вплоть до яблок, т. е. от начала и до конца.
Обед у римлян начинался яйцами и заканчивался яблоками. Вот и Панфитик сегодня слегка перекусил простой едой и поблагодарил Бога перед иконами за прекрасный дар жизни. В дверь кто-то постучался.
 Папа погладил свой живот, слегка улыбнувшись, как раз, когда открылась дверь, на пороге стоял прекрасный рыцарь в железных доспехах, который сразу встал на колени перед своим кумиром. В его глазах читалось слепое обожание и жажда обладания этим святым человеком. Панфитик ласково потрепал волосы преданного слуги:
— Будет, будет. Что за глупости? Почему ты здесь?
— Как Ваше здоровье? Все ли хорошо? …
Папа встал к нему спиной, в его глазах дрожали маленькие слезинки, словно жемчужинки
— Пожалуй, ты прав -нужно, сославшись на здоровье, спрятаться в монастыре. Последнее время очень тяжело — меня давит эта ноша, да еще и в животе постоянные боли.
Рыцарь с величайшей заботой накинул теплую накидку на плечи Папы, растопил камин. Казалось, если необходимо будет собрать звезды лукошко — он сможет сделать для Святого — все.
— Не волнуйся, Иван, все будет хорошо, — папа протянул руку верному другу. Тот с жадностью приник к его холодной руке. Целовал и думал только о судьбе своего Господина:
— Сможет ли? Ведь он так слаб здоровьем.
**
Ребята дошли до самого леса, стало совсем холодно. Но главное -они выжили, теперь им нужно было согреться и укрыться -нельзя же ходить совсем голыми. Смотреть друг на друга они стеснялись, поэтому хворост собирали долго, а костер разводили с большим трудом, и все же пламя разгоралось. Ласковые его языки лизали тени наших героев, что тихонько дремали, прислонившись друг к другу.
— Знаешь, я теперь, как порядочный человек должен на тебе жениться.
— Давай сначала выживем: найдем еду и кров, а там -видно будет.
Иоанн смелым движением притянул тело Агнеши ближе к себе и костру.
— Грейся, я тебя всегда защищать буду, стану рыцарем на белом коне и увезу тебя в прекрасный замок.
Агнеща посмотрела в его огромные горячие глаза, такие бывают только у настоящих людей-они согревают своим существованием -значит ей нужно не только выжить, но и сохранить себя для Иоанна.
Схватив какую-то железку, что лежала у костра, она начала кромсать свои длинные золотые локоны, которые медленно падали ей под ноги обнажая прекрасные маленькие груди.
— Теперь я стала страшной. Не разлюбишь?
Мальчик был зачарован своим ангелом теперь навсегда: ее сила духа, внутренняя мощь притягивала, как магнит. Он протянул дрожащую руку на встречу своей судьбе. Агнеша взяла ее и положила на свою грудь.
— Клянись, что будешь моим навеки.
— Навеки, — Иван трепетал от каждого ее слова, растворялся в этом ночном воздухе, отдавая себя полностью, до самого донышка.
Где-то совсем рядом звучал грустный колокол маленького монастыря, оповещая о конце службы. И черные жители этого места спешили в свои кельи для дальнейшей молитвы.

Alea jacta est.
Жребий брошен.
Этой ночью девушка нашла способ выжить, она остригла свои роскошные локоны, нарядилась в мужскую одежду, и под видом юного послушника Иоанна (пусть хотя бы имя останется с нею) явилась в один из монастырей. Лишь притворившись мужчиной, Агнеша могла избежать незавидной участи бедной девушки, продолжить образование и получить полную свободу действий и мыслей. А что же ее друг? Он остался помощником городской стражи, чтобы прокормить себя и родную душу, ближе которой нет и никогда не будет. Жаль, что время на долго раскидает их в разные стороны, и детским мечтам не суждено будет сбыться.
      Послушник Иоанн каждое утро бежал в монастырскую библиотеку. Там он уже знал все книги, свитки. Аккуратно и бережно послушник перечитывал любимые произведения. Его необычайно удивляло богатство и разнообразие материала в библиотеке, в которой хранилось множество ценных и редких книг., некоторые работы Иоанн знал наизусть. Только жаль, что обсудить прочитанное было не с кем.
Конечно, основные произведения были богословскими, среди них его удивляли труды Фомы Аквинского. Он доказал, что бог есть. Ну как доказал, скажем так, приводил философские доводы в пользу его существования, которые верующие считают доказательством. Их было целых пять. Одно из них — доказательство через движение. Вот как оно сформулировано: «Все движущееся когда-либо было приведено в действие чем-то другим, которое в свою очередь было приведено в движение третьим. Именно Бог и оказывается первопричиной всего движения».
  Но тут случилось непредвиденное с послушником вдруг заговорил новый начальник библиотеки. Он стоял у маленького окна в стене, из которого лился большой и светлый поток солнца, переливаясь и окутывая черную фигуру молодого монаха.
— Атеисты, конечно, разбили бы «доказательства» Аквинского в пух и прах.
Глаза Иоанна привыкли к свету и встретили чистый, спокойный и такой сладкий взгляд голубых глаз.
— Разве можно таким красивым юношам уходить в монастырь? -подумал послушник — Как провожают, наверное, его жадные взгляды женщин, как томно вздыхают о нем все красавицы прихода. Только этот орешек, видимо, оказался им не под силу. Его бесконечная преданность религии и служение Богу занимали все его мысли, а научный богословский труд отнимал последние силы. Об этом знали все в приходе.
  Монах Бенедикт тоже был наслышан о начитанности юного послушника Иоанна, не единожды он удивлялся уму и небывалой логике молодого человека, но голос, читающий святое писание растопил его холодное сердце, каждый раз поднимая его к самому солнцу и разбивая о камни храма. Ноги сами привели его в библиотеку, а предательски дрожащие руки он спрятал за спиной.
— Атеисты, конечно, разбили бы «доказательства» Аквинского в пух и прах.-повторил он, придвигаясь к послушнику робкими шагами
— Вы думаете, отец Бенедикт?
— Не называйте меня так. Вы слишком отдаляете нас друг от друга, а нам предстоит долгая и кропотливая работа во благо церкви.
Бенедикт подошел вплотную к Иоанну, Тишина в комнате задрожала от напряжения.

Audacia pro muro hab; tur.
Храбрость заменяет стены (досл.: храбрость имеется вместо стен).
 Дорога в дальний монастырь была ухабистая. Кони шли неспеша, но даже это не помогало- самочувствие Папы было отвратительным. По дороге его несколько раз вырвало, голова кружилась, а живот предательски разболелся. Домишки по краям дороги были плохенькие, старые, а люди, что шли по вязкой грязи хилыми и больными.
— Все же эпидемия распространяется. Видимо, не долго у меня получится скрываться в монастыре. Все больше злая чума отбирает жизни, унося в могилу целые семьи, деревни, города.
Панфитика опять вырвало. Смрад из плоти смешался с придорожной пылью, напоминая далекое прошлое, настолько далекое, что казалось вымыслом. И все же это было.
**
Тишина в библиотеке поражала любого, наверное, тайные знания книг зачаровывали все пространство вокруг себя, лишая человека возможности ориентироваться во времени, которое словно останавливалось или текло так медленно, как только могло.
Каждый раз послушник Иоанн наслаждался этой всемогущей силой, впитывал каждую строчку манускрипта, на восстановление которого и были нацелены все силы его и отца Бенедикта, который во всем старался помогать своему подопечному: объясняя, рассказывая. Часто аккуратно охватив кистью пальцы Иоанна, обводил с ним сложные древние символы, долго поясняя значение и роль этого знака в том или ином месте.И пламя трепетало от дыхания, как и их тела от возбуждения.
Минуты складывались красивыми искрами в часы, которые переплетаясь приносили на своих плечах темную чарующую ночь, которая сама была во власти медленного течения времени.
— Снова мы с Вами, отец, засиделись до поздна.
— Оооо, я знаю, к чему ведет мой маленький друг. Опять «расскажите историю».- передразнил, любя, Бенедикт.
Послушник Иоанн сложил молитвенно руки и закатил глаза. Его огромные пушистые ресницы трепетали.
-Разве можно быть таким красивым, послушник, -подумал отец и начал повествование:
— Давным давно в Англии жила Двинвен. Она была дочерью короля Брихана Брихейниога, жившего в 5 веке. И была девица так прекрасна, что молодой человек по имени Мейлон Дафодрилл влюблился в нее, но она вынуждена была отвергнуть его ухаживания; ибо отец уже пообещал ее кому-то другому. Обезумев от своей любви Мейлон превратился в ледяной столб. Девушка молилась день и ночь, чтобы растопить лед, пообещав разлюбить его и посвятить свою жизнь Всевышнему. Молитвы прекрасной девы были услышаны, Бог удовлетворяет ее просьбу: освобождая Мейлона; пообещав отныне позаботиться обо всех истинных влюбленных, но Двинвен должна остаться верной своему слову и незамужней. В знак своей благодарности она удаляется в уединенный Инис Лланддвин у западного побережья Англии, чтобы стать отшельницей до самой своей смерти.
Известно, что там она построила церковь, которая стала известна как «Церковь Двинвен», изучала целебные свойства местных трав и таким образом смогла вылечить многие болезни людей, которые обращались к ней со всего Уэльса до самой смерти за помощью.
Ее останки до сих пор можно увидеть в той церкви.
— Какая печальная история. Почему Двинвен и Мейлон не могли быть счастливы, отец?
— Чтобы Бог позаботился обо всех истинных влюбленных. Дай твои руки -они совсем холодные. Его дыхание согревало не только пальцы, но и сердце Иоанна.
Am; cus est an; mus unus in du; bus corpor; bus.
Друг — это одна душа в двух телах.
   Что сильнее любовь или дружба? Любовь, что лишает разума, погружая в пучину страсти, или дружба, что спокойно течет в жилах близких людей, позволяя им общаться, смеяться и просто наслаждаться жизнью. Вопрос не простой, ибо любовь плотская приносит плод, который позволяет человечеству выжить, а любовь духовная наполняет эту жизнь смыслом. Но точно ясно лишь одно, человек без близкой и родной души обречен на вечный голод, который не утолить чтением книг или пьяными утехами, но есть одно волшебное средство, что помогает выжить даже в безлюдной пустыне — молитва, ибо она питает сердце, возвращая его к жизни.
 Какая печальная история. Почему люди не могут быть счастливы, отец?
— Чтобы позаботиться о слабых, голодных и немощных. А счастье лишает сочувствия, поглощает великодушие и даже -рождает эгоизм.
Дай твои руки -они совсем холодные. Его горячее дыхание согревало не только пальцы, но чувства Иоанна. Он готов был вечно слушать своего друга, чувствовать его заботливое наставничество, но что-то последние дни изъедало всю душу отца Бенедикта. Иногда взгляд его становился хищным, а движения резкими-пусть это быстро проходило, но привносило в их отношения какой-то неведомый сердцу Иоанна огонь.
Согревая тело послушника, отец слишком старался проявить свою заботу и внимание, даже маленькие капельки пота выступали на его высоком лбу, но был ли он счастлив в такие минуты близости друзей или невероятное желание раздирало его душу.
И все же он не вытерпел, и в одну безлунную ночь, схватив пальцы Иоанна, целовал их и прижимал к своему сердцу, а потом бросился бежать с такой силой, что дверь распахнулась, и рукописи посыпались на пол.
Послушник так и не успел сказать наставнику, что тоже любит его, по-своему, но любит. На следующий день Отец не пришел и через неделю, найти его тоже не представлялось возможным, пока не пришла злая весть — чума распространялась с невероятной силой, а отец Бенедикт вызвался отпевать усопших и лечить заразившихся этой черной смертью, хотя и понимал, что шанса на спасение жизни у него не осталось, но, может быть, душу еще можно сберечь.

Abiens abi!
Уходя, уходи!
Отец Бенедикт лежал на соломенной подстилке, грязь и вонь разлагающихся тел забивалась в нос, дышать было тяжело, а жить практически не возможно. Он умирал, струпья и волдыри на его теле высасывали из него последние капли жизни. И никто не позаботился о пока еще живых, но уже не людях, а существах. Вонь, смрад и мысли путались в голове.
— Зря я сбежал, от себя не убежишь. Думал, моя молитва к Богу остановит черную смерть, рванулся из последних сил в самое пекло болезни, и теперь лежу трупом, никому не нужным, брошенным на произвол судьбы. И все же в моей жизни была одна большая радость-тепло человеческого сердца в моих объятиях, лишь иногда сила Веры побеждала, отгоняя чувства на второй план, и все же… Перед его воспаленным сознанием возник Ангел Иоанн, что обтирал его раны, смачивал губы водой. Словно нимб обрамлял его голову, потому что это видение, посланное Богом для утешения умирающего, не могло быть правдой. И тогда Бенедикт представил, как прижимает посланника свыше к себе, так сильно, что сдирает черные капсулы, и гной струится по его телу, а боль лишает последнего сознания.
— Тише, успокойся, -все будет хорошо-слышал он нежный шепот прямо у уха, и эти слова словно наркотик успокаивали его и погружали в сон.
Иоанн несколько недель ухаживал за смертельно больными, лечил, обтирал, но главное -он молился. Каждое утро, вооружившись крестом, читал молитвы, славил Господа, обходя зловонное кладбище умирающих надежд и потерянных душ.
 Она снова ступала по дорогам этого бренного мира. Ее поступь опрокидывала города и села, ее бардовые глаза налились кровью, а дыхание отравляло всех и вся, и не было человека не преклонившего перед ней колено. Бубонная Чума в красивой черной мантии под руку со смертью, стирали на просторах Средневековья все селения. Прекрасная и завораживающая болезнь шагала вперед и все, кого она встречала, были зачарованы такой мощью и свирепой холодностью, что падали за мертво, лишь шествие молодого монашка на минуту заставило пожалеть его и пройти мимо, ибо взгляд его не был ни испуганным, ни влюбленным, и она дала ему второй шанс. Маленькое худенькое существо в наряде послушника вызвало на бой саму смерть, не дрогнуло, отступило, а взглянула в бездну ночи, борясь за души и жизни умирающего городка.
Слухи о великом подвижнике, остановившем Чуму распространялись с невероятной силой, достигнув самого Ватикана. Только Иоанн молил Бога, не о чуде, не о власти, а о спасении человеческого сердца, ведь его существование погубило душу друга, и это терзало нежное сердце, заставляя, не жалея себя, спасать жизни людей, возвращаясь каждый день к телу друга.
Струпья испускали черную кровь и зловонье. Бенедикт умирал. Как больно, когда ты спасаешь всех, кроме того, кто для тебя так важен.
— Господи, не отбирай у него жизнь. Пусть живет. Возьми мою жизнь, а его верни.
Эта молитва будто была услышана, отец стал выздоравливать-хворь отступала, все дальше и дальше разводя родных людей по разные стороны жизни, но на долго ли. Ватикан требовал героя на аудиенцию-такова была плата за жизнь друга. Расстаться, исчезнуть из жизни друг друга навсегда-было лучшим спасением для них.
Иоанн шел дорогами своего города, и люди опускались на колени, для них он был не просто герой, а святой, что спустился с небес, чтобы спасти их, искупить грехи-Ведь его слышит Бог, а значит -есть надежда, которая сможет вытянуть из Ада любого…

Aqu; la non captat muscas.
Орел не ловит мух.
Скука монастырской жизни утомляла. Ни чтение любимых книг, ни прогулки по лесу не делали папу счастливее. Похоже здоровье давало о себе знать. Рвота становилась неотъемлемой частью жизни панфитика. Только злые осенние мухи иногда оживляли и разнообразили скучные будни в монастыре. Их глупое и назойливое приставание переносили папу далеко в прошлое. Он вспоминал…
Зловонье и гной, что сочились из ран больных, не могли остановить заботу Иоанна, ведь здесь он один против страшной Чумы. Все его помощники и братья по монастырю давно скончались, лишь брат Бенедикт все еще цеплялся за жизнь, даря надежду и своему помощнику. Так и держались эти двое: один-за подол смерти, второй-за подол Бога, видимо-это и вытащило всех из пропасти. Чума отступила также неожиданно, как и пришла.
Иоанн шел дорогами своего города, и люди опускались на колени, целуя его руки, для них он был не просто герой, а святой, что спустился с небес, чтобы спасти их, искупить грехи-Ведь его слышит Бог, а значит -есть надежда, которая сможет вытянуть из Ада любого…
Рим ликовал. Святая молитва простого послушника остановила болезнь — это знак свыше. Значит любимчик толпы должен получить награду от самого Папы, ведь именно с его благословения он совершал чудеса. Так образованный и смышленый «юноша» получил кафедру в богословской школе, после чего молва о нем разнеслась по городу, дойдя до Льва IV, который тогда был Папой Римским.
Сегодня семинаристы ликовали. Лекции самого Иоанна они ждали с нетерпение, его слово, словно глоток воздуха наполняло их духовной жизнью. Слова святого с кафедры прорастали в каждом ученике, давая многократные плоды, а вера с которой он говорил -окрыляла:
— Само понятие «человек» — разделено на «душу» и «тело». «Душа» — это сам человек, поскольку душу вдохнул в человека Бог, а «тело» — презренно и греховно. Человек в этом мире должен искупить грехи, получить оправдание на Страшном Суде. Непрерывное осуществление божественного замысла — спасение мира и человека, — вот основные заповеди каждого живого существа.А значит человек обязан стать особым существом, которое уподобится Богу в безгрешности, святости и любви, отказавшись от всего мирского и бренного, но не лишившись любви к ближнему и желания ради него пожертвовать собой.
Бог не только един, но и отличен от всего сущего, ибо он сотворил мир из ничего, так давайте и мы, вышедшие из праха, сотворим дело Господне.
Слова Иоанна еще не затихли на кафедре, а шквал аплодисментов уже разорвал зал на части.
За ширмой стоял человек самого папы Римского: «Что ж, он хорош, этот Иоанн, пригласите его на аудиенцию на следующей неделе.» -бросив небрежно эти слова, человек вышел, ибо даже этого было слишком много для безродного мальчишки, не смотря на их давнее знакомство.

Ave, Caesar, morit; ri te sal; tant!
Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!
Сегодня Иоанн устал как никогда. Работа на кафедре вдохновляла, но и сильно выматывала, а то, с каким благоговением расступаются перед ним ученики, только смущало и расстраивало его, ведь он знал, что лишь случай и промысел Бога сделал его известным, понимая о конечности этого везения, поэтому нужно сегодня вложить душу во все, что подвластно ему, то есть — слово. А дальше -одиночество заполняло его жизнь полностью.
— Остановись, монах, — рыцарь в тяжелых доспехах преградил ему путь, а знакомый голос ударил прямо в сердце.
Перед отцом стоял его друг детства и единственный обладатель страшной тайны Ивана. Память отбросила назад, к костру у ночного пристанища двух бедняков.
Он прижимал ее тело с таким трепетом, что сердце девушки впустило в себя последнее «прощай». Его неопытные губы теленка влажными и теплыми спазмами сжимали грудь. Голова кружилась от бури, что неслась с небывалой силой, распаляя молодые тела, и не было больше возможности отступить или спрятаться, страсть разделила их существование на части ло и после, постепенно складывая из рваных осколков единый организм, одно живое существо, разделить которое этому миру будет не под силу. Такова власть любви, ибо «что соединил Бог, не разлучат человеки».
— Остановись, монах, — этот голос Иоанн узнает из тысячи. Из тяжелых доспехов на него смотрели глаза любимого.
— Откуда ты, Иван.- воскликнул отец женским голосом.
— Успокойся, теска, у нас с тобой не только имя, душа на двоих-значит я найду тебя хоть на краю света, великий монах.
— Не смейся и говори тише. Знаешь, как сложно было выжить в этом безжалостном мире мужчин.
— А у тебя хорошо получается, и все же ты рискуешь жизнью…
Рука рыцаря облокотилась на меч, и он присел на одно колено
— Благословите, отец, я иду в крестовый поход, чтобы стать достойным воином моего божества-рыцарь поцеловал холодную руку отца.
— Прекрати, дразнить меня. Так ты опять уходишь, тогда зайди ко мне на кафедру за благословением. -подмигнув, сказал священник.
Пустой кабинет был завален книгами, и лишь тишина была постоянным спутником этого пристанища, но только не сегодня. Два жарких обнаженных тела слились, словно два потока, наполняя друг друга, нежные воды этой реки уносили их в мир грез, и не было берегов у этого чувства, только огромная любовь. Книги рассыпались по полу, совершенно не мешая страстным влюбленным. Сегодня они не думали о судьбе их отношений, все осталось где-то там за страстными стонами и сброшенной одеждой на раскрытой книге, страницы которой гласили:
«Она повернулась лицом к востоку и помолилась Богу. Потом, слегка приоткрыв тело, легла рядом с ним, со своим милым, поцеловала его в уста и в лоб и нежно прижалась к нему — тело с телом, уста с устами. Так отдала она душу, умерла подле него с горя по своем милом."(«Роман о Тристане и Изольде»)
Этой темной ночью пути наших героев разошлись уже навсегда. Войны и болезни бушевали кругом, а наш юный богослов спешил на встречу самому папе Римскому.

Cognosce te ipsum.
Познай самого себя.
Бенедикт стоял за дверью кельи великого Иоанна. Стоны сношающихся и лязги доспехов разбивали его сердце на части.
Как этот святой человек мог так низко пасть? Неужели это желание стало причиной его холодности к наставнику когда-то? Возможно ли, чтобы Иоанн питал слабость к воинам, что своей дерзкой решительностью раздирают сейчас его святую плоть, поганят душу похотью. В голове Бенедикта мелькали похотливые картинки, которые вселяли в него надежду на возможное обладание телом Иоанна, и низменные желания воспламеняли мозг тайного воздыхателя. Пусть позже, но он тоже будет обладать этим человеком. А пока скрыть ото всех и себя этот стыд, чтобы дать второй шанс своей любви.
*
Все было кончено. Еда в монастыре казалась сухой и пресной, даже вино не делали ее съедобной, и все же нужно есть — иначе…жизнь здесь станет совсем невыносимой даже для Папы. А ведь совсем недавно он сам стоял перед святым отцом Ватикана, и руки его вспотели от страха и волнения.
— Так это ты, мой бедный победитель смерти, который спас целую область от Чумы. Папа чопорно осмотрел молодого монаха.
— Что Вы, ваше святейшество, это все Он. -Иван показал вверх
Папа засмеялся чисто и открыто
— А со мной так не многие могут так откровенно говорить, но тебе можно. Оставайся при дворе. Это приказ. Тон и голос предотвратил любое сопротивление его воле. Монах низко поклонился. Выходя он почувствовал пристальный взгляд из-за ширмы.
Кого еще здесь он может интересовать.
Папа был в восторге от этого знакомства.
— Хорош, умен, с юмором, разве что слишком прост. Бенедикт, предложи ему должность моего секретаря.Пусть покажет себя при дворе.
Тихий помощник удалился, кажется его план начинал сбываться.
— Впереди нас ждет много интересного. Я еще заставлю тебя вспомнить своего друга. Красивое лицо Бенедикта исказила сладострастная улыбка.
Так началась новая служба Иоанна, теперь ему стали известны все темы переписок с европейскими монархами, а занимаясь тайными архивами, история открывала всю теневую подноготную политики того времени. Прошения, указы и прочее все легло на плечи молодого и талантливого отца Иоанна, а хорошая служба, скромность и отсутствие любовниц расположили к молодому секретарю папу и многих кардиналов, после чего Иоанна и самого наделили привилегиями и высоким положением. А вскоре покровитель серьезно заболел, что всю церковную верхушку заставило задуматься о следующем избраннике на место папы Римского.

Или победить, или умереть.
Ave, Caesar, morit; ri te sal; tant!
Шло время, Лев IV старел и слаб, а затем и вовсе скончался. После его погребения на площади собрались представители духовенства, чтобы избрать нового Папу. Путем долгой дискуссии была выдвинута кандидатура помощника усопшего Папы. К тому же сам Лев IV в своем завещании написал, что из всех, кого он знает, лишь его секретарь по праву достоин священной тиары. Оставалось лишь пройти номинальную проверку на пол избранника, где присаживаясь на специальный стул и предоставляя свое мужское достоинство для проверки, -доказываешь свою состоятельность и половое превосходство с помощью прорезного устройства, известного как Sella (вариант: Sedes) Stercoraria (с лат.; —;«навозное кресло»); в процедуру будто бы входило выражение Mas nobis dominus est! (с лат.; —;«Наш господин — муж!»). Обычное правило, которое никого это не смущало, разве что нашего Иоанна могло напугать. Он готов был отказаться от сана, но не подвергаться позорной экзекуции, но шанса выбрать ему не дали, быстро доставив в специальную комнату.
 Иоанн стоял, оставшись в одной рубашке, у входа, и коленки его дрожали. Вот и настал последний час-изменника, теперь его не просто убьют-четвертуют или разорвут лошадьми. Холодный пот и страх пронизывал тело избранника, когда с понурой головой он зашел в комнату.
— Присаживайтесь на стул-сказал, стоя спиной и промывая руки, человек в черной мантии
Иоанн попрощался с жизнью и сел, нижнего белья у него не было, только белая длинная рубашка, не было и еще кое-чего у его тела. Он зажмурил глаза и сжался как пружина, что готова выстрелить, когда холодные длинные пальцы стали уверенно ощупывать его достоинство. Один раз, потом еще, потом проникнув внутрь, и вдруг движение остановилось. Воцарилась полная тишина, Иоанну казалось, что воздух звенел. Он ожидал всего: крики, удар, стражу, кроме слов…
— Вот в чем причина твоего поведения. Иоанн теперь узнал голос — это был Бенедикт-Так ты — женщина.
— Наставник, что ты со мной сделаешь? Как поступишь?
— Скажи, почему ты мне отказал? Твой ответ решит судьбу следующего Папы.
— Когда мы с тобой стали работать, я сразу почувствовал невероятную химию между нами, отлично видя твое полное безразличие к дамам-это дало понимание того, что ты заблуждаешься на мой счет, поэтому я сосредоточился на работе и просто наслаждался общением с наставником, пока ты не сбежал в зараженную чумой деревню, только тогда я понял глубину этих чувств, но…
— Достаточно, в случае твоего провала, я признаюсь в том, что постеснялся проверить тебя, великого подвижника. Теперь мы квиты за мое спасение: жизнь за жизнь. Будь осторожен со своим возлюбленным, ведь я вас видел на кафедре… Это почти разбило мне сердце.Иоанн посмотрел в глаза своего друга -это была великое чувство.
 Таким образом в 855 году престол Святого Петра торжественно занял приемник усопшего Папы — Иоанн VIII.
Рим ликовал, никто и не догадывался, что Папа уже был беременным.

Она шествовала по Земле. Ее поступь опрокидывала города и села, ее глаза слепили миллионы, а дыхание отравляло всех, и не было человека, не преклонившего перед ней колено. Бубонная Чума в красивой черной мантии, словно смертельный шторм, бушевал на просторах Средневековья. Прекрасная и завораживающая, она шагала все вперед и вперед и все, кого она встречала, были очарованы такой мощью и свирепой холодностью прекрасной незнакомки, и исключений сегодня не было.
Тихий сон папы был прерван чудовищным известием — эпидемия снова простерла свои лапы над его паствой, требуется срочного вмешательства самого Великого Папы. Шествие назначено на завтра — значит есть лишь одна ночь, которую придется провести в молитве и ожидании завтрашнего события, жаль, что не успела, ведь ребенок может родиться со дня на день, поэтому движения и даже слова давались Иоанну с трудом. Живот выкатило, а губы и груди распухли, будто взывая к любви-теперь великой материнской, но мадонной стать не получится — нужно выполнять обязанности святой церкви.
Холод опять одолевал папу, не спасали ни перины, ни одеяла, ему все чудились объятия нежных горячих рук возлюбленного, но он был слишком далеко, чтобы спасти погибающую здесь женщину. Вот и рассвет забрезжил в маленькое и тусклое окошко-значит пора собираться. Все юбки, рубахи и верхняя одежда была с трудом водворена на папу его слугами. Слухи о его страшной болезни притупили их бдительность, поэтому все шло довольно гладко. Только для Папы требовались невероятные усилия, чтобы одолеть этот день.
Процессия изгнания болезни, возглавляемой Иоанном VIII, продвигалась медленно с остановками. Папу постоянно мутило, голова кружилась, а иногда его шатало. Шествие людей, которые шли под покровительством святой церкви было огромным- каждый хотел внести свой вклад в общую молитву, чтобы победить Чуму — ужас всех селений этой планеты.
Иоанн VIII шел и картины его правления проносились перед глазами: на своем посту он развернул активную деятельность: произвел поставление четырнадцати человек в сан епископа, написал несколько книг, посодействовал свержению императора Лотаря, короновав затем Людовика. И все шло хорошо, Папесса даже, казалось, позабыла, что по природе она является женщиной, однако тут произошло непредвиденное — любовь Агнессы вспыхнула с невероятной силой. Ее рыцарь в железных доспехах одним движением вызывал в ней невероятное желание, которое способно было словно лава сжечь все на своем пути. Не помогали ни наставления Бенедикта, ни убитые свидетели их отношений, которым не суждено было прожить и часа после того, как открылась страшная тайна. Любовь, что затуманила разум Ивана еще в детстве настигла Папессу в более зрелом возрасте, но с такой силой, что влюбленные захлебывались от удовольствия и мощи этих чувств. А потом они стояли перед иконами, прося прощение за то счастье, скрывать которое они вынуждены от мира. Так было зачато дитя большого греха и любви.
Боль вернула папу в реальность. Только бы дойти до той церквушки, что он построил, когда только вошел на престол, чтобы загладить свои грехи. Вот она совсем близко, только резкая боль пронзила тело Папы и вода словно бурный поток хлынула из его живота, намочив все одежды. Стоять больше не было сил, и он упал.
Одним летним утром 857 года началась месса, а затем — крестный ход в Латеран во главе с Иоанном VIII. Мало того, что Папессе и так было трудно идти из-за ее положения, которое она умело скрыла под одеждой, так еще и на улице была невыносимая жара. При подходе к церкви Святого Климента Иоанн VIII вдруг вскрикнул и рухнул на землю. Его обступила толпа, которая не понимала, что с Папой. Но вскоре, неожиданно для всех, из-под одежд Папы Римского раздался крик младенца.

Дальнейшие события каждый источник описывал по-своему.
Кто-то утверждал, что Папессу и малыша привязали к лошади, протащив по улицам города, закидали камнями, а после — казнили,.
 Кто-то доказывал, что женщина погибла во время деторождения, а ее ребенка отправили в монастырь.

Были и такие, кто говорил, что Папесса и ее ребенок умерли сразу, а их тела предали земле на месте, где они скончались. В будущем там установили часовню, около которой была статуя женщины в священной тиаре с младенцем на руках, однако в XVI столетии это строение снесли по велению папы Сикста V.

Многие ученые уверены, что на престоле святого Петра в Ватикане, действительно, восседали не только мужчины, но и одна женщина, умело скрывавшая свой пол. Бытует мнение, что в IX столетии эта женщина около двух с половиной лет выполняла обязанности Папы Римского. По очеркам некоторых авторов Средневековья, девушка была избрана на этот пост под именем Иоанн VIII после кончины Льва IV — в 855 году.

Папе; сса Иоа; нна — легендарная личность, женщина, якобы занимавшая папский престол под именем Иоанн VIII, между Львом IV (умер в 855) и Бенедиктом III (умер в 858) (в действительности папой в 855—858 был Бенедикт III). В принятом в настоящее время списке римских пап имя Иоанн VIII носил реальный папа, правивший несколько позже — в 872—882.

Об этой женщине упоминали летописцы Жан де Мейи и Стефан де Бурбон, монах Мартин Опавский и прочие. Также поведал биографию Папессы ее современник — историк и переводчик Анастасий Библиотекарь. Хотя, стоит заметить, что со временем его рукописи были конфискованы монахами-переписчиками. До XVI столетия ни у кого не было сомнений в реальности личности Папессы, но затем церковь запретила обсуждать эту историю, после чего это стало самой большой тайной официального Ватикана.

Deus ex mach; na.
Бог из машины, т. е. неожиданная развязка.
Она шествовала по Земле. Ее поступь опрокидывала города и села, ее глаза слепили миллионы, ее дыхание отравляло всех, и не было человека не преклонившего перед ней колено. Бубонная Чума в красивой черной мантии, словно смерть, свирепствовала на просторах Средневековья. Прекрасная и завораживающая, она шагала все вперед и вперед и все, кого она встречала, были очарованы такой мощью и свирепой холодностью, лишь раз она остановилась пред шествием молодого монаха, ибо взгляд его не был ни испуганным, ни влюбленным, когда-то она давала ему второй шанс, но сегодня:
«Acta est fab; la. Представление окончено.» Она посмотрела своими кровавыми очами в глаза греха, в самую душу монаха, распахнула адские объятия лже Папе. Боль разрывала плоть и разум, тело отказывалось повиноваться, а шум толпы превращался в рев разъярённого зверя, готового растерзать предателя веры. Теперь эту тайну уже не возможно скрыть, ибо она рождалась в грязи с истошными криками и проклятиями. Но это рождался новый день и дитя. И нет ничего ценнее дара новой жизни. Мать дрожащими руками прижимала дитя к себе, пытаясь хоть на мгновение пожить настоящей жизнью, насладиться истинным счастьем. И пусть этих мгновений оставалось слишком мало, но они были волшебными. Слезы матери текли на маленькое тельце девочки, благословляя и проклиная ее одновременно. Чьи-то руки разрывали этот союз двух существ, тащили волоком растерзанное тело, но все это было не важно -только бы Она жила. Тогда Папесса закричала истошным криком, ухватив за полы накидки, уходящей Чумы.
-Господи, уж если ты бросаешь меня на растерзание толпы, и я знаю, что достоин этого своим предательством и отступничеством, но дитя, оно невинно пред тобою, спаси ее, сбереги. Пусть она станет твоей дочерью и проживет жизнь лучше, чем я.
Чума последний раз обернулась, наблюдая как тело женщины разрывают на части, превращая в клочья мяса, как часто она видела это превращение во время своего шествия, но сегодня высшая Сила заставила ее преклонить колени перед этой женщиной, чтобы взять маленькое дитя и спасти ее от злобы толпы. Все же Чума поставила свою метку на лице девочки в виде звезды, и исчезла, прихватив младенца, в неизвестном направлении. Это последнее, что не видела, но знала умирающая женщина в грязи под ногами толпы.

Acta est fab; la.
 Представление окончено.
Ребенок исчез навсегда. Никто не смог найти даже следа…
   Возвращаясь с крестового похода, рыцарь остановился на ночлег в тайном ордене иезуитов. Еда была слишком скромной, как подобает монахам. Он слишком устал, да и вести, что доходили до армии были не утешительными, а потеря, которую он перенес недавно сковало его сердце навсегда болью. Вдруг он услышал такой знакомый ангельский голос. Все сметая на своем пути, рыцарь ворвался в алтарь. Там стоял маленький ангел со звездой на щеке, что способен был своим голосом достучаться до небес.