Малимон всплывает на поверхность

Река вздыхала, стонала, и отчаянно билась о берега. Её темные воды были хмурыми, как брови деда Михея. Он стоял на берегу с топтухой и, сдвинув картуз на бок, смотрел на реку. Беспокойство реки ему не нравилось.
- Деда, деда, ну что же ты? Когда в воду пойдём? — нетерпеливо канючил Егорка, держа в руках свою маленькую топтуху.
Дед смастерил ему его собственную снасть и мальчику не терпелось её испробовать в деле.

- Нельзя сегодня в воду. Малимон всплывает на поверхность, — ответил дед Михей, забрасывая топтуху на плечо.
Егорка насупился, но перечить деду не стал. Дед старый. Дед мудрый. Деда нужно слушаться.

Вечером, когда все домашние дела были сделаны, и сытая скотина отдыхала в хлеву, дед Михей во дворе растопил печь. Летом всегда готовили на уличной печке. И чай пили тоже во дворе, слушая, как трещат дрова, и поют в кустах сверчки.

Чайник вскипел и дед заварил свой духмяный чай. Аромат луговых и лесных трав окутал Егорку и он с наслаждением втянул его в себя. Дед налил чай в глиняные кружки, расправил усы, громко отхлебнул, крякнул, и начал рассказывать:
- Когда я был маленьким, таким как ты, бабка рассказывала как она в молодости Малимона, всплывающего на поверхность, видела. Говорила, что пошли они с девками на реку купаться. А река беспокойная была, вот прямо, как сегодня – стонала и хмурилась. Но они же не понимали ничего, да и жара стояла целую неделю такая, что хоть живи в реке.

Они и полезли в воду с криком, визгом, смехом. Ну, как обычно девки купаются. Кричат так, что рыба неделю под корягами сидит вылезти боится. Вот и они плещутся, не замечая, что вода прибывает и прибывает.
А потом, сказывала бабка, вода как вздыбится, как поднимется выше крыши, и из неё рыбья спина показалась. Девки, знамо дело, перепугались до одури. Не помня себя выскочили на берег, про платья свои забыли, и как были в сорочке, так и побежали, крича что есть мочи, в деревню.
Прибегают, сказать толком ничего не могут. Заикаются и пальцами на реку показывают.

А в то время в деревне бабка-шептуха жила, Маланьей звали. Была она такая старая, что никто не знал сколько ей лет. Но любую хворобу могла отшептать как у человека, так и у скотины. Она услыхала переполох на улице, выползла из своей ветхой избенки и скрипучим голосом говорит:
- Дуры вы, дуры, кто ж лезет в воду, когда Малимон всплывает. Быть великой засухе нынче.
Сказала и опять в свою избенку заползла.

И да, права была Маланья. Река сначала вышла из берегов, залив поля и леса. А потом уменьшилась в размерах, сжалась вся, и стала такая тихая-тихая, будто и не живая во все. А потом была засуха. Ни капли дождя до самого октября. Картошка у людей уродилась, что горох. Хлеба посохли, сады не родили плодов. В общем, худо было в тот год и голодно.

А девок бабка Маланья отшептала. Заикаться то они перестали, но на реку потом лет пять не ходили. И бабка мне всё время наказывала, мол, ежели видишь, что река неспокойно дышит, то лучше сразу уходи. Неровен час, говорила она, Малимон всплывет.

Я то никогда Малимона не видел, но помню были и на моей памяти страшные засухи. Голодные годы, это плохо. Но нам, Егорка, переживать не чего. Чай не в те годы живём. Сейчас вон и поля орошаются, и у нас насос есть, воды, чтобы картошку полить, накачаем, — говорил дед Михей, подмигивая Егорке.

А когда внук уже уснул, и на землю опустилась ночная роса, деду Михею не спалось. Он сидел во дворе и слушал как просыпается ночь. На небе горели тысячи звёзд. В кустах пели сверчки. Из лесу вылетела сова, и, взмахнув крыльями,  бросилась вниз. Запищала пойманная мышь. Тихий, ночной ветерок ласкал листья деревьев, а они отвечали ему еле слышным шепотом.
А река вздыхала и стонала, хмурила брови, и медленно выходила из своих берегов.
Малимон всплыл на поверхность.