На следующее утро

На следующее утро, предоставленная самой себе, я разыскала детектива—инспектора Лавендера - крупного, светловолосого, розоволицего, сероглазого мужчину с успокаивающим голосом и отеческая улыбка, так непохожая на человека-ищейку из мелодрамы и вымысел, каким он вполне мог бы быть. Прежде чем нанести свой судьбоносный визит Федору, я чувствовал, что было бы очень желательно узнать, есть ли у него какие-нибудь свежие новости для меня, и соответствующим образом выстроить свой курс.Он приветствовал меня словами—
‘Что ж, сэр, вы самый джентльмен из всех, кого я хотел видеть. Мой
товарищи офицеры немного ревновать иногда, что они рады
удачи—и звонок лаванды моя удача иногда на передний план, я должен сказать,
сегодня утром.’Я спросил почему.‘Потому что ваша и моя маленькая работа по поиску людей, похоже, на грани успеха. Одно ваше слово может все уладить’.
Я поинтересовался, как.‘Хорошо, сэр, могли бы вы опознать этого мистера Марсигли, если бы видели его?’Я ответил, что, по моему мнению, несомненно смогу.
‘Тогда дело становится очень простым. Удача Лаванды, сэр, удача Лаванды. Поэтому, если у вас есть час или два, чтобы сэкономить, я буду просить вас идти с
меня в скромной резиденции, из окон которых двое моих мужчин несут вахту на двери, в определенном садовую стену, не очень
за много миль отсюда.’

‘В Челси?’ Я сказал — вопрос застал меня врасплох от его слов,
прежде чем я успел подумать, разумно ли его задавать.

‘Именно так, сэр — в Челси - вы попали в самую точку’. И, несмотря на
его успокаивающий голос и отеческую улыбку, серые глаза детектива стали
необычайно проницательными и яркими.

‘Пожалуйста, могу я спросить, вас особенно интересует дверь в
стене сада, ведущая в странно спрятанный маленький домик на
боковой улице Челси?’

Ясно было нечего, оставалось только поставить его в полное владение
факты; в то же время призвав его, имейте в виду отношения, в которых
жительница того же необычного уложен вдали жилища стояла, или была
должна стоять, чтобы Господь Hartover.

Несколько минут он молча размышлял, медленно потирая рукой
подбородок. Затем—

‘Это обещает быть более тонкой работой, чем я ожидал.
Либо мы должны действовать сообща, честно и непредвзято, вы
понимаете, сэр, без оговорок с обеих сторон; либо вы должны оставить все это
для меня; или я должен уйти из бизнеса, представив властям все возможные доводы в свою пользу
и оставить все это вам. Это довольно щекотливая работа
В любом случае. Итак, что же это будет, сэр? Решение остается
за вами, поскольку вы, в некотором смысле, мой работодатель; но я должен попросить вас
сделайте это немедленно, прежде чем я дам вам какую-либо дополнительную информацию. И, пожалуйста,
помните, сэр, что, хотя я готов сделать все, что в моих силах, чтобы удовлетворить ваши
пожелания и пощадить чувства молодого дворянина, мой первейший долг и первейшая
цель состоит в том, чтобы привлечь виновную сторону или стороны к ответственности, какими бы
и кем бы они ни были.’

Теперь была моя очередь поразмыслить, поскольку я не мог не признать обоснованность
его позиции. И, признаюсь, я оказался перед дилеммой. Оставить все
Лаванде показалось мне одновременно трусливым и несколько лишенным добра
вера к дорогой мальчик, а взять всю ответственность на
сам бы, я боялся, самонадеянно и безрассудно.

- Нет, мы должны работать вместе, инспектор, - сказал я, наконец. ‘Вы можете положиться
на мою лояльность; и я могу, я уверен, положиться на ваше благоразумие, до тех пор,
пока цели правосудия никоим образом не будут поставлены под угрозу’.

‘Хорошо сказано, сэр", - ответил он. ‘Я верю, что у вас не будет причин
сожалеть о своем решении’.

И мы приступили к подробному обсуждению вопроса, он снова попросил меня дать подробное описание Марсигли.
Высокий, с хорошей фигурой и выдающийся
внешность, как я ему сказал, подлинный североитальянский тип, четкие черные
волосы, чистая оливковая кожа и правильные черты лица; более того, серьезные и учтивые
манеры.

Лаванда просмотрела кое-какие заметки.

‘Да, сэр, ’ сказал он, ‘ это совпадает с показаниями одного человека.
мои люди находились под наблюдением большую часть двух недель.
Дважды он заходил в дом, о котором я говорил. Наш джентльмен недавно добавил
аккуратно отросшие усы и бороду к другим своим достоинствам,
как мне кажется; но это вряд ли помешает вам узнать его — это если
Удача не покидает Лавендера, сэр, и я могу дать вам возможность хорошенько рассмотреть его.

Что касается моей миссии, чтобы F;dore—мы согласились, так как Hartover не может быть
вернулся в город под пару дней в кратчайшие сроки—это вполне может встать
до завтра, и что тем временем мне следует целиком и полностью мое время
в распоряжении моего компаньона.

- Если бы мы не возложили руки на этого товарища до полуночи, вы должны быть
бесплатно следить за своими желаниями, чтобы осмотреть леди, - он обещал мне;
и при этом, назвав тренера, нес меня на юго-запад к "Челси".

Славная погода летом в последние три или четыре дня собирался
перейдите в пресловутый английский грозы. Я редко помню
более гнетущую атмосферу. Лондон по-прежнему представляет собой не совсем
удовлетворительный пример прикладной санитарной науки, но на момент, о котором идет речь
, как только вы покидали фешенебельные районы и главные магистрали,
было откровенно зловонно, если не сказать грязно. На полпути по Кингз-роуд
Лаванда расплатилась с экипажем и провела меня пешком по гноящимся,
дурно пахнущим переулкам к задней части ряда убогих двухэтажных домов.
Получение доступа к Один из них—что из своего аварийного состояния я
судить должен быть пустым—через двор усыпан всякими неприглядными
мусор, дохлая кошка входит, мы прошли по узкому проходу и лестница
в передней комнате на первом этаже. Здесь два детектива ожидали нашего
прихода, и здесь, сидя на удивительно неудобном виндзорском стуле, у
разбитого окна я провел то, что показалось мне маленькой вечностью,
глядя на плохо вымощенную улицу, где группы убогих,
полуголых детей играли и дрались, а лоточники занимались шумной,
неоплачиваемой торговлей.

Напротив был длинный участок Большой-осквернил серая кирпичная стена, пробитая
зеленый-окрашенные двери, и обстановка с бахромой из разбитой бутылки стеклянные
вверху, выше которого показали верхних ветвях платана и
крышей и дымоходами невидимого жилого помещения. В целом
в условиях близкой сильной жары картина была отвратительной и обескураживающей,
под угрюмым серо-голубым небом, по которому плыли массы тяжелых облаков
выпрямившись навстречу порывистому ветру.

И подумать только, что это было то самое место, куда приехал Хартовер —наследник огромного богатства.
и королевские владения, наследник королевского двора, оскорбляющий величие
этих продуваемых всеми ветрами йоркширских холмов — должен спуститься в поисках утешения,
дружеское общение и немного обычной человеческой доброты, заботы и женской любви!
Ирония, цинизм этого пронзили меня негодованием и
отвращением.

У меня сложилось впечатление, что Лавендер сделал все возможное, чтобы скрасить скуку
моего бдения, рассказав с юмором и доброжелательно о вопросах, относящихся к его
профессии. Что он рассказывал мне о различиях между английским
и континентальным методами Уголовно-процессуальный кодекс—первый из которых он занимал
в частности, превосходные в своем достоинстве и в фэйр-плей—в то время как его подчиненные копчения
свои трубы в скромное молчание. Но, боюсь, я уделил его благонамеренным
усилиям по моему развлечению мало внимания; и даже когда разразился шторм
, я не обратил особого внимания на продолжительную канонаду, грохот и
крушение враждующих стихий.

Ибо на протяжении всего этого долгого ожидания мысль о Хартовере и о
его будущем превратилась в настоящую навязчивую идею, затмившую все остальное
в моем сознании. Снова его жалкие протесты за ‘бедный, несчастный, ненавистный
маленький домик Челси’—кровли и дымовых труб, о которых я мог видеть
там, наоборот, выше грани битого бутылочного стекла долива
стены—звенел у меня в ушах. И, как это было, я, по милости Божией, по
наконец, был освоен. Да, дело дошло до этого — всему остальному я бы с готовностью и радостью дал
добро - на мою приятную учебную жизнь в Кембридже и
ее перспективу солидного вознаграждения, личных отличий и академического
слава, моей последней слабой надежде — ибо еще теплилась слабая, милая, глупая
надежда — на то, что когда-нибудь Нелли Брейтуэйт станет ближе, и ах!
насколько безмерно, изысканно дороже, чем просто друг, — если бы я мог быть таким
разрешено искупить Хартовера, спасти его от последствий его
собственной своенравной, хотя и не неблагородной натуры, и от последствий
совершенно неблагородных заговоров и грехов других людей. Я был готов принести свою
жертву без колебаний или возврата; только, в своей слабости, я молился
о какой-то уверенности, что это было принято, молился о знамении.

Было ли дано знамение? Казалось, что так. Я вскочила на ноги, торопливо зовя Лаванду
по имени.

Был уже поздний вечер. Худший из шторма, хотя большая топкому
капли по-прежнему падали, в то время как пар поднялся от обожженных солнцем камней.
Через эту завесу влаги мужчина быстрым шагом пошел к двери в
стены и постучал. Ожидая, когда на его стук ответят, он повернулся, снял
шляпу, резко встряхнул ее, чтобы стряхнуть влагу, и, сделав это, взглянул
на все еще опускающееся небо. Я видела отчетливо его лицо.

Лаванда стояла у моего локтя.

- Ну, сэр, хорошо, сэр? - спросил он, странное рвение и вибрации в его
голос.

- Да, - заявил Я. ‘Марсильи, Господь Longmoor бывшего дворецкого, без
сомнения’.

- Ты готов поклясться ему в суде, при необходимости?’

- Совершенно готов, - сказал я.

Тут осторожно приоткрылась дверь из сада. Марсигли протиснулся мимо
слуги и исчез внутри.

Сейчас или никогда! Лавендер и его подчиненные бросились вниз по сумасшедшей лестнице
и перебежали дорогу. Я последовала за ним в своем лучшем темпе, очень жизнерадостное возбуждение
охватило меня как раз вовремя, чтобы увидеть, как он стучит, ждет, когда откроют дверь,
и — затем бросок. Все трое оказались внутри так быстро, что, прежде чем я
успел присоединиться к ним, служанка — француженка средних лет с резкими чертами лица, несколько
сварливого вида — была в безопасности под присмотром младшей
детектив, Лаванда и еще кто-то направляются к дому.

‘Если она попытается закричать, придушите ее", - сказала Лаванда
достаточно громко, чтобы оказать благотворное сдерживающее воздействие на
пленницу. ‘А теперь, сэр, - обратился он ко мне, - поднимайтесь, пожалуйста, как можно тише
наверх’.

И он многозначительно, хотя и не недоброжелательно, посмотрел на мою хромую ногу.

Я прокрался за ними так тихо, как мог, и были основания, ибо по достижении
лестничной площадке мы услышали голоса, мужской и женский, высоко в ссоре.

Я должен пояснить, что дверь передней гостиной была открыта,
передняя комната сообщалась с задней дверьми. Это были
закрытые, так и внутри их эта ссора имела место; но так громко, что, как мы
дополнительно, я мог бы различить почти каждое слово.

‘Это невозможно. Я скажу вам, что он до сих пор’.

‘Никто другой не мог их украсть. Ни у кого другого нет ключа от этого милого
маленького гнездышка — и поэтому игра окончена, дитя мое, к настоящему времени обман раскрыт.
Ты в ловушке — в ловушке!’

‘ Чудовище! ’ крикнула женщина тоном, полным ярости и презрения.
‘ Уходи. Ты слышишь? Я говорю тебе уходить, или я пошлю Мари за полицией.

‘Тьфу ты, маленькая дурочка, ты же знаешь, что не посмеешь. Какие у тебя деньги?’

Деньги, в самом деле! Я ничего не имею, и если я бы я бы скорее бросать его в
желоба, чем необходимо это. Го—го—ты что, глухой?’

‘Тогда отдай остальные драгоценности; или я сам вызову полицию,
и скажу им— ты знаешь что’.

‘Это ложь— ложь. Я его жена’.

‘Идиотка— ты моя жена, а не его’.

‘Ты не можешь этого доказать’, - яростно сказала она.

‘Я могу. Документы в безопасности в Париже’.

‘Тогда иди и принеси их’.

‘Я так и сделаю, и заберу тебя и драгоценности с собой. Потому что я готов
простить — да, послушай - это твой единственный шанс теперь, когда ты найден
вон.—Я, твой законный муж, Бартоломео Марсигли, готов простить,
оправдать твои измены и принять тебя обратно.

‘И я плюю на твое прощение. Понимаю, раз и навсегда, я буду
никогда не вернусь к тебе, никогда я умру первой. Имея дворянин,
то, что я хочу с дворянской услуга? Отойди— скотина. Прикоснись ко мне
на свой страх и риск. Возьми это и это’;

Звук драки. Затем мужской голос—

‘Эй! моя прекрасная леди, вы бы тогда укусили, поцарапали? Ну вот, будьте же
благоразумны, не так ли, ибо, повторяю, игра окончена. Ваш аристократический
парень-любовник в любом случае потерян для тебя навсегда. Уезжай со мной в Париж
пока еще есть время. Я люблю тебя — и ты будешь моим ’;

Снова звуки борьбы, бессловесной, напряженной.

‘Я думаю, этого достаточно, сэр", - Лавендер скорее посмотрел, чем сказал, и
тихо открыл складные двери.

Есть определенные пятна — сами по себе часто достаточно обычные, — которые
по простой ассоциации неизгладимо отпечатываются на сетчатке. Как и эта внутренняя
комната на моей. Я помню каждый предмет мебели, который там был; помню
даже цвет и рисунок обоев — выцветшие палевые, усеянные
потускневшие золотые и серебряные лилии. Комната — как и любая другая задняя часть
гостиная в немодном пригороде того времени — была узкой, но высокой
и довольно длинной, с окном в дальнем конце, открывающимся до пола,
небольшой балкон за ним и верхушки нескольких фруктовых деревьев в саду
внизу.

Напротив окна была придвинута кушетка, на которую Федора, завернутая в
свободный халат из какой-то светлой шелковой материи, либо была брошена
, либо бросилась сама в пылу недавней борьбы. По эту сторону
дивана, рядом с головой его, стоял Марсильи, спиной к нам.

Выдержка Федоры была восхитительной, ее самообладание непревзойденным. Быстро, как
мысль, она уловила ситуацию и использовала ее в своих интересах. Когда
она увидела, что двери открылись, обнаруживая наше присутствие, она не вскрикнула
и не съежилась. Напротив, приняв сидячее положение, она
спокойно протянула одну руку гордым широким жестом и так же спокойно
заговорила.

‘Тогда Мари исполнила свой долг, верная душа, не дожидаясь приказа!
Вот дверь, Марсигли, а там, за твоей спиной, полиция — и
Мистер Браунлоу, тоже мой старый друг — как удачно! Да, арестуйте его,
джентльмены; и повесьте его, если сможете - я не понимаю ваших английских законов
—на высоте собора Святого Павла, для самого трусливого и наглого негодяя
, которого вы когда-либо брали.’

Марсигли обернулся, увидел нас и внезапно поднял правую руку.

‘Тогда умри, раз ты так предпочитаешь’, - сказал он. ‘Вор, лгунья—прелюбодейка’.

В то время как Федор с ужасным криком вскочил с дивана.

‘Нож!’ - закричала она. ‘Спасите меня. У него нож’.

И, когда она бежала к нам, я увидел, как что-то узкое и яркое мелькнуло
внизу, между ее плеч, и — красный фонтан крови. Ее колени подогнулись
под ней. Она покачнулась, вскинула руки, на мгновение опустившись на колени
выпрямилась, в ее прекрасных глазах читались агония и отчаяние, а затем,
прежде чем кто-либо из нас смог дотянуться до нее, упала на спину.


ГЛАВА XXXVII.

О последовавших за этим получасе я не могу дать вразумительного отчета. Когда я пытаюсь
вспомнить это, по прошествии многих лет детали становятся яркими
рельефными, но без последовательности или какой-либо четкой причинно-следственной связи.

У меня сложилось впечатление, что я помогал Лавендеру поднять Федора с земли,
и он бормотал— ‘Отвратительный удар, клянусь Богом, отвратительный удар’, когда мы укладывали
она, дрожащая, но, по-видимому, без сознания, лежала на диване. Впечатление
знойного, медного солнечного света, внезапно и резко освещающего
беспорядок в комнате, мрачное собрание мужчин и бледное лицо женщины
лежащая фигура, как в отблеске широко распространенного пожара. Я
тоже впечатление Марсильи, и что очень странно, хладнокровно
протягивая свои руки—правая рука ужасно плеснул и в пятнах—при
Лаванда захлопала пара наручников на его запястьях. Ярость первобытных
страсть, казалось, успокоил его чудовищный акт возмездия, и он
стало бесстрастным, даже в придворной манере, как я запомнил его, когда
жду ее великолепие на стол или вступил в ее возможностями. Он
сдался, как я услышал позже, без какой-либо борьбы или попытки
к бегству. Но прежде всего у меня складывается впечатление, тошнотворна и для меня
неописуемо ужасное, что—хотя я надеюсь, я не слишком брезгливый—я
должна, как я считаю, провести со мной до дня моей смерти, впечатление
зрение, чувство, запах свежей пролитой крови. На этом я не буду
останавливаться подробнее, поскольку, каким бы глубоко трогательным это ни было для меня, это не может служить никакой
полезной цели.

Наконец — вызванный, я полагаю, младшим из подчиненных Лавендера,
который появился снова после того, как запер служанку Мари в какой-то комнате
внизу — прибыл хирург. Затем я ускользнула вниз и вышла в
сравнительно прохладную, незапятнанную атмосферу маленького убогого сада.
Если меня разыскивали, они должны были позвать меня. Я не мог добровольно стать свидетелем
профессионального осмотра того, что менее часа назад было
сильной и очень красивой, хотя и очень грешной женщиной, а теперь стало всего лишь
беспомощным трупом.

Все мои мысли смягчились по отношению к Федоре. Ее злодеяния — зло даже в
уважение ее сообщника — было очевидным. Ибо, будем справедливы,
преступление Марсигли не обошлось без провокации. Но она играла по большим ставкам
и проиграла. Пафос непоправимого провала обрушился на нее. И я
был поражен быстротой ее наказания, безжалостной и
ужасающей поспешностью, с которой она была выброшена из жизни. В какие
неизведанные области бытия теперь перешел ее проницательный, амбициозный и сладострастный
дух? Несмотря на запреты моей Церкви, я
молился - и как искренне!—ее грехи могли бы быть прощены; и это через
Вечное Милосердие — настолько более широкое, глубокое и непреходящее, как я уверенно
верю, чем любое придуманное человеком определение этого — возможно, в конце концов, даже найдет
место для покаяния и мира.

Под платаном я нашел покосившуюся скамейку, на которой, будучи сейчас
очень устал, я был даже рад отдохнуть.

Как долго я оставался там в одиночестве, слушая отдаленный гул Лондона
и неясное движение и шум голосов с улицы, на которой, как я
решил, собралась толпа, — я не знаю. Но, наконец, я увидел
рослый форма лаванды, сцепив руки за спиной и склонив голову
словно в глубокой задумчивости, я шел по мокрой садовой дорожке между разбросанными
рядами маленьких фруктовых деревьев. Его вид показался мне подавленным.

- Ну, сэр, - сказал он, когда дошел до меня, я думаю, мы сделали все
можно на ночь. Я избавился от мистера Марсигли, и я и мои люди
довольно тщательно обыскали дом. Там есть кое-что из того, что я считаю
украденными драгоценностями, и некоторое количество посуды; но никаких писем или
бумаг, которые я могу обнаружить.

Он достал носовой платок и вытер лицо.

- Это строго между нами, сэр, - продолжал он, - вы же понимаете, о
курс? -

Я заверил его, что знаю.

‘Тогда, думаю, я могу сказать, что, по моему мнению, вы можете успокоиться, вспомнив
о существовании предыдущего брака. Вы помните разговор, который
мы подслушали? Возможно, вы заметили, что ее ответ был отрицанием не факта
, а наличия доказательств — совсем другая история. Однако, если
мы не сможем найти доказательства ближе к дому, будет просто сбежать
в Париж. У нас не возникнет трудностей с заключенным. В его
интересах предоставить всю информацию, какую он может, и он достаточно умен, чтобы
знать это. Однако покупатель рома, с которым мне когда—либо приходилось иметь дело, - один
минуту был безумным дикарем, а в следующую приблизился к прекрасному джентльмену. Пытаюсь
скоты эти иностранцы, вечно выкидывают какие-нибудь фокусы с тобой! Я полагаю, ему придется
помахать для нее — и все же она, должно быть, довольно живо танцевала с ним
. Что-то нужно сказать с обеих сторон, сэр, по моему опыту, это
обычно бывает.’

Многое из вышесказанного было приятно услышать; однако вид детектива
оставался подавленным. Он снова вытер лицо.

‘И теперь, смею сказать, вы не пожалеете о том, что уезжаете, сэр", - заметил он.

Затем, когда я поднялся, одеревеневший и усталый, и пошел рядом с ним по саду
путь, истинный источник его беда была раскрыта.

- Мне кажется, я должен извиниться, сэр, за то, что позволил тебе так много
неприятности. Я виню себя; я был слишком самоуверен и в результате получил
заслуженную пощечину своей профессиональной гордости ’.

‘Как так?’ Я спросил его.

‘Я слишком долго медлил, прежде чем открыть эти двойные двери в моем
стремлении заполучить все возможные доказательства — ошибка, которая могла бы быть
простительной для подростка, но не для человека моего положения. Самый секрет
нашего бизнеса в том, чтобы точно знать момент для действий. Я позволяю им
оба слишком взвинчены. И, как бы они ни были взвинчены, он итальянец,
Я должен был предвидеть вероятность появления этого ножа. Нет, сэр, посмотрите на
это каким образом я буду, я обязан сам виноват. По моему
мнению, это дискредитация, и серьезная, для человека в моем положении, когда убийство - к тому же
средь бела дня — совершается в трех ярдах от его носа. Чем меньше
будет сказано, тем лучше, боюсь, на какое-то время, сэр, насчет
удачи Лавендер.’

Я утешил униженного и сверхсознательного охотника за преступниками и
преступность, насколько это было в моих силах; а затем, с благодарностью попрощавшись в этот запятнанный кровью и трагический маленький домик меня втолкнули, с  помощью Лавендера пробрался сквозь разинувшую рты и любопытствующую толпу на улице, усевшись в карету, которую вызвал для меня один из его людей, прогрохотал
и помчался обратно на Гросвенор-сквер сквозь жаркие, грозовые сумерки.