Paradox Paralax Финал. стр 95-107

Монстр Кей следил за показателями степени материализации объектов.

— Падает, стабильно, уже третья.

Никто не ждал быстрых побед. Domino был готов к борьбе.

— Не дай ей подняться. Нам нужна первая. Тогда мы получим всё. Они должны разлетаться в разные стороны! Не могут сами, тогда рвите их!

Bromusы рвали всех на куски. Симпатия бегала и кричала:

— Spax! Чего стоишь? Помоги! Они не должны страдать!

Spax стоял в стороне. Вид крови его пугал. Симпатия пыталась оторвать от кого-то кусок.

— Эта часть тебе не нужна! Из-за таких как ты, мы не можем идти вперёд! Это не закончится никогда! Вы не должны бояться умереть!

Монстр Кей не волновался, и ничего не ждал. Если кто-то не умеет долго что угодно делать или понимать, его нельзя заставить, научить, есть как есть, не всё можно переделать, изменить. В этих людях он не видел желание побеждать, они в принципе не хотели ничего, усталость покорила их сердца. Они устали с начала, с чего бы сейчас перестать.

— Мы не преодолеем световой барьер. Они слишком привязаны к себе. Материя держит их. Они каменеют на глазах. Мы теряем третью степень. Они не могут освободиться от списков, потому что пусты, ими управляют Bromusы.

Domino как будто любил раздражаться и злиться, казалось, он ищет повод повозмущаться или просто на кого-то поорать. Может, конечно, его окружали неправильные вещи, и он не мог молчать, не обращать внимание, излишняя требовательность делает невыносимой жизнь со всех сторон, но поводов было правда много всегда, их не надо было придумывать или ждать.

— Материя?! Это искусственный Paralax! Искусственная материя не может их держать! Они сами держат себя! Мне нужна вторая степень! Чем заняты Bromusы?! Они должны оставаться идеями и управлять собой! Не бояться ничего! Мы не вернёмся в Невозможный Мир!

Монстр Кей сохранял спокойный, безучастный вид.

— Мы их мало убивали, я тебе говорил.

Лицо Domino сияло яростью.

— Тогда убивайте ещё! Нам нужна первая степень материализации, чтобы освободиться от материи!

Материя абсолютное зло. Мы боремся за свободу, но с кем и от кого? Проще потерять рассудок, чтобы не думать ни о чём. Все повторяется день за днём, идеи м мысли, мечты и фантазии превращаются в жизнь, в хрупкий шёпот и страх, теряют себя, рассыпаются, бьются, исчезают и появляются опять. Одни и те же мечты, одни и те же фантазии и страхи, за пределы которых материя не позволяет выйти. Держит нас, новому не даёт случиться. Мы проиграли давно. Боимся, терпим и ждём. Чего? Всё не закончится, начнётся сначала, после того, как мы умрём.

Domino разочарованно смотрел на Фатом.

— Всех, кто не преодолел световой барьер, откатить.

Монстр Кей перестал наблюдать за происходящим, он изредка проверял показатели и выполнял команды Domino.

— Я тебе сказал, слишком рано. И это «рано» останется с ними навсегда. Свобода им не нужна. Степень материализации не меньше третьей. Им дела нет, что делают с ними Bromusы. Они даже не сопротивляются. Вот увидишь, если умирать надо будет каждый день, они привыкнут и будут умирать.

Монстр Кей сказал это просто так, но Domino вдохновился. Идея что надо. Превратить жизнь в бесконечную смерть, чтобы заставить этих людей прекратить следовать списку, и вернуть свою жизнь себе.

— Им надоест умирать. Каждого вернуть в последний момент. Дай им этот миг столько, чтобы они устали жить. Дай им всё, что они хотят, ведь это немного, каждому тот момент, который никто из них не может прожить, на повтор, столько раз, чтобы они не захотели больше ничего, чтобы не цеплялись за жизнь. Мы уничтожили весь Настоящий Мир до последней точки, но даже здесь она держит нас, а там, у себя дома, сделает из нас своих рабов. Делай с ними что хочешь, если они не преодолеют световой барьер, останутся в плену навсегда.

Монстр Кей не считал себя реалистом, он исходил из самого непредсказуемого и нежелательного результата, потому что чаще всего в жизни всё происходит именно так. Развивается не в ту сторону, не с той скоростью, кажется, летит от планов непонятно куда.

— Избавиться от материи, может и получится, но точно не сейчас. До второй степени они не дойдут. Abadon начинает исчезать. Две платформы уже отключены. И времени у тебя нет.

Мимо и Кнут стояли перед обрывом моста. Кнут давно не встречался с пустотой.

— Ты сейчас там, сколько именно? Что-нибудь от них передаётся этому тебе?

Обрывы вели в никуда. Дороги не было, но возникало ощущение пути, скрытого в тени, и не видел его лишь тот, кто не должен был о нём знать.

Мимо уходил во Мрак несколько раз.

— Я не знаю о других себя ничего, необычно, хотя объяснимо. Не уверен, вообще, что я уходил. Меня стало меньше, но их просто нет. Я не знаю, куда они делись.

Кнут смотрел на тот самый путь, который видел только он.

— Кто же думал, что пустота действительно существует.

За пределами обрыва не было ничего, по крайней мере видно снаружи, со стороны.

— Вероятно, в этом и суть. Чтобы снаружи не было видно ничего. Какое-то мрачное пятно.

Кнут подошёл к краю обрыва, в сторону Мрака, перешёл черту и исчез для Мимо. Мимо не стал размышлять и шагнул вслед за ним в пустоту. Впереди их ждал плотный туман.

— Какое-то кошмарное место. И зачем мы идём туда?

Чем измеряется жизнь, можно ли взвесить и измерить её? Ведь у каждого она имеет свой собственный вес, его с лёгкостью можно изменить в любой миг. Сделать жизнь маленькой, незаметной, почти незначительной, или добавить ещё.

Что придаёт вам смысл, сделает значительным или бесполезным? Что теряет вас среди ваших соседей, друзей, отличает жизнь каждого, к чему сводится всё? Сколько стоит и стоит ли вообще ваш билет, ваше место и вы… Всё, что находится в вас, внутри, разумеется внутри, ведь снаружи, как оказывается, ничего нет. Всего лишь следы. Сила, способность нашего восприятия воздействовать на окружающий мир, и оставлять следы, и есть та энергия, которой измеряется и оценивается жизнь.

Мы привыкли называть вещи не своими именами, путать названия, в которых теряется смысл. Мы знаем, чем измеряется жизнь. Способностью её изменять.

Симпатия потеряла всех и не видела себя.

— Такого не может быть!

— Ты забыла себя? Иначе не стояла бы здесь.

Симпатия услышала и узнала Бекаса. Она оглядывалась по сторонам, но не видела ничего.

— Скажи, как ты это делаешь? Вновь и вновь. Зачем ты уничтожил наш мир, мы же не мешали никому?

Бекас дотронулся до её плеча.

— Наш? Он никогда не был твоим.

Симпатия слышала шаги и ей показалось, что они прошли коридор. Симпатия оглянулась, было тихо.

— Откуда он взялся?

Вопросы кружили в её голове. Шаги ушли вперёд, и Симпатия что было сил побежала их догонять.

— Ты передумала?

Голос Бекаса казался невероятно спокойным и даже уверенным. От Настоящего Мира не осталось ничего, одна точка, и для пустоты мир казался вполне живым, в каком-то смысле очень даже оформленным.

— Я окончательно не понимаю, что происходит! Может быть, ты все-таки мне объяснишь?

— Открой глаза, — прошептал Бекас, — он повертел перед её лицом коробочкой, в которой Симпатия сразу же узнала Syntax.

Они продолжили идти и на этот раз почти всю дорогу Симпатия просто молчала и шла. Она хотела вспомнить историю, что-то понять, как внезапно её встревожил один вопрос:

— А где, собственно, Профессор?

Она надеялась его найти, продолжая следовать по пятам Бекаса. Она ждала, что он её приведёт туда, где будет всё, туда, где будут ответы и, разумеется, Профессор. Они остановились у озера и спустились вниз по лестнице, которая вела от середины озера сквозь открытый Phial вниз.

Симпатия закрыла глаза и упёрлась в стену. Она тут же настороженно открыла сначала один глаз, потом другой, и увидела предупреждающий знак.

— Вундский Лес. И что мне делать?

Симпатия сделала шаг назад. Бекас продолжил идти.

— Это Настоящий Мир. Тебя там нет, но там ты увидишь всё, и даже встретишь ту себя, которую у тебя забрали. Там ты сможешь увидеть всё, тем более то, чего по их мнению нет.

В этот самый момент в голове Симпатии пролетели странные сцены её жизни, которые прежде она не встречала в себе.

— Я не смогу вернуться обратно?

Симпатия слишком любила Профессора и всё, что было спрятано и скрыто от неё, поэтому недолго думая, она вошла.

— Какие странные ощущения.

Симпатия подпрыгнула от лёгкости, и чуть не улетела наверх.

— Немного добавь краски и яркость, остальные эффекты вот здесь.

Бекас сунул ей в руки Syntax, самый первый прототип устройства, с которого в Вундском Лесу все началось. Приятное чувство воспоминаний, память, сразу же охватили её.

— А что я буду делать без Syntaxа?

Spax улыбнулся и подошёл к Симпатии.

— И куда же он по-твоему денется?

Симпатия хотела дотронуться до Spaxа, но её рука прошла сквозь него.

— Я так и думала, вы все здесь ненастоящие! Нематериальный мир. Вроде бы всё есть, но подозрительно не кажется реальным. Значит, пентамеры.

Мало кто видел Domino встревоженным, неспокойным, утратившим дух, волю, желание и настрой. Откуда берётся воля, почему кто-то способен на всё, стоишь рядом, смотришь и удивляешься, внешне никогда не скажешь, сколько и что находится у кого внутри. А если и скажешь, наверняка промахнёшься, но что-то прячется где-то глубоко и до последнего не показывается на поверхности, пока не дойдёт до смелых поступков и мерзких дел.

Фатом рассыпался, точки искусственного Paralaxa выключались.

Монстр Кей вздохнул.

— Мы знали, что это случится. Возможно, нас уже нет.

Мир за пределами пространства и времени исчезал.

— Мы прекратили Paralax. Настоящий, ненастоящий, избавились от иллюзии ЭХО, от материи, осталась одна единственная настоящая точка, а в ней настоящий нематериальный мир. И всё это не привело нас к свободе, вот увидишь, её для многих нет.

Мир ненадолго исчез, но всё появилось опять. Монстр Кей оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть частички ЭХО.

— Вот мы и дома.

Монстр Кей и Domino шли по медленным улицам, разглядывая растянутый темп, в котором застыла ненастоящая нематериальная жизнь. Всё растянулось, размазалось, превратилось в вялое и сопливое желе. Будто кто-то замедлил весь ход, и машина медленно продолжила ползти. Теперь все они находились поистине взаперти. Осознавали, думали, понимали, но ничего не могли. Парализованные волей они находились где-то внутри своих слабых лишённых движений и мыслей тел.

Монстр Кей хотел сдвинуть кого-то с места, но так и не смог.

— Они похожи на куклы, у которых закончился завод. Я не могу сдвинуть с места ни один объект.

Все и правда прилипли к чему-то, к пространству, в котором повисли и медленно, едва заметно, продолжали жить. Domino проходил сквозь объекты, на миг погружаясь в их жизнь.

— А ты чего ждал? Они не могут сами выбирать, не знают из чего. Внутри пустота. И теперь сами с собой они сделать больше не смогут ничего. Ты прав, куклы. Можешь поиграть с любой. Пусть вот этот идёт.

Человек, на которого показал Domino, куда-то пошёл.

— Так и будет идти, пока Хозяин не захочет чего ещё. Сам не может, бедолага, решать. Они привыкли что это за них делает кто-то другой. Только вот раньше никто об этом не знал, или делал вид. Теперь они ждут Хозяина. Мы избавились от иллюзии. Каждый знает, кто он, кто Хозяин, кто кукла, кому кто принадлежит, и кто распоряжается не только собой. Ты видишь в этом свободу?

Всё казалось игрушечным, ненастоящим, нарисованным, неживым. Доносились разные звуки, но они напоминали отражение голосов, слова пролетали по воздуху, расплываясь в пути. Запахи мутными пятнами расползались в разные стороны облаками выцветших тусклых тонов. Улыбки медленно растягивали лица, а глаза тяжело закрывались и не спеша открывались, скрипя. Насекомые были приклеены к воздуху, птицы не летели, а изображали полёт. Всё изображало себя, искривилось в позициях, на местах, и с трудом изменяла свой заторможенный вид. Картинку сомкнуло. Вид остался от жизни, такой причём грустный, будто это последний кадр, на котором закончился фильм.

Их ждал совсем другой мир. Мир, в котором нет ничего объективного, кто-то останется куклой и будет ждать Хозяина. Можно ли сказать, что это мир, если никто не знает, что находится перед тобой, кто ты, и что будет потом. Мир, в котором мы все потеряем себя, потому что сами уничтожили всё.

Но есть в свободе такая черта, цена, которую надо заплатить. Кому нужен свободный мир, где дважды два сколько хочешь, и нет никаких последствий выбранного пути, где мысли свободны и не определены. Это сложная, никому ненужная, неспокойная своя собственная жизнь. Хозяева искали с кем поиграть, и куклы уже не могли ничего изменить.

Может быть свобода именно в том, чтобы она, как и все мечты, оставалась где-то там, далеко, впереди, пока мы готовимся к ней подойти.