Вид Делфта

...или живопись моими глазами


– «Низменные земли», провинция Делфт, лето 1661 года, 7 утра. Голландский живописец Ян Вермеер – тот, с кем повезло самому мирозданию: он оставил в вечности и тот год, и то лето, и родной край. За остальными историческими хрониками из 1661-го придётся лезть в Википедию, поскольку имена королей и их вассалов на дистанции столетий никому не интересны. В отличие от картины, которая расскажет о Нидерландах лучше и уж точно скорее самого умного исследования.

– Делфт для меня город-побратим Самары: столь же глубокая провинция, чей смысл бытия – водная артерия (Волга в те годы была разве что чуть пошире). Река – жизнь и эрос земледелия, символ удовольствий, способ путешествий и торговли. Большинство голландцев далеко не заплывают, утоляя любопытство познаний в радиусе ста миль и возвращаясь к родному очагу с мельницами и садами, но самые отчаянные пускаются в неизведанные земли – но ради не завоеваний, а торговли и шире – культурного обмена. Это свойство нации: она интегрирована в мировое пространство намного лучше многих европейцев, от Яна Вермеера до Гуса Хиддинка с его диалектичной цитатой – «мы домоседы и путешественники, в зависимости от состояния души».

– Так открывается одна из истин: живопись мирового уровня, задолго до Ван Гога, произрастает посреди земледелия и путешествий – не из тесноты собственной обители, а из естественной тяги к неизведанному с попутным желанием подзаработать. У Сабатини в сагах о капитане Бладе голландцы перемещаются на небольших судах, везя на продажу табак, шкуры и множество прочих безделушек. Ссориться с ними имперствующим Британии, Испании и Франции ни к чему: это парни для душевной выпивки и обмена качественного товара на деньги и золото.

– Иными словами, всем рады, аполитичны и не жалуют политические альянсы ради экспансии своих ценностей: не это ли близость к библейскому замыслу о личности? Яну Вермееру нет нужды что-либо проповедовать, поскольку его картины выводят на истину – живи и твори так, чтобы сами тебя спросили. В том числе, о тех таинствах, что легко ускользают от суммы предрассудков средневековья.

– Всё это я почерпнул из картины. Гениальная живопись даст фору прозе любого качества – уже потому, что не тонет в многословии и трудностях перевода. Сейчас юго-восток реки Схи сохранил прежнее русло, но оброс совсем иными строениями – к счастью, без китчевого архитектурного авангардизма. По мотивам Бродского («что бы узнал древний римлянин, проснись он сейчас?») художник, безусловно, узнал бы «очертания облака, голубя в верхотуре, плоскую воду…».

– «Но – никого в лицо». Вероятно, удивившись копиям своего полотна в сотне галерей мира. Пусть отчасти, но этот феномен разъяснил Марсель Пруст в семи томах романа «В поисках утраченного времени», где он упоминает более ста художников и десятки картин, одна из которых – «Вид Делфта». Пруст увидел её в музее Гааги 18 октября 1902 года, о чём сообщает в одном из писем: «С тех пор, как я увидел в Гааге «Вид Делфта», я понял, что я видел самую прекрасную картину в мире». Его персонаж писатель Бергот, столкнувшись с полотном Вермеера, внезапно осознаёт, что его проза была сколь выверенной, столь же и неискренней, но изменить что-либо поздно – Бергот неизлечимо болен.

– В конечном итоге, у этой истории (в моих глазах) тот финал, который греет всегда. Никогда не позволяйте себе насмешек над провинцией и антиимперством. Проходят столетия, и человечество вспоминает творцов, а не королей и политических лидеров.

– Привычно, впрочем, не учась (если о законах больших чисел) на историях бессмертия в Искусстве.