Reditus ad

Даже капля любви,
сохранённая от инквизиции зла,
завтра станет сияющим морем.

Пролог

…И был солнечный день. И была непроглядная ночь. Проносились недели и годы как призраки таяли, но ничего не меняется там, где стучали два любящих сердца…

На средневековую площадь спускается вечер. Сочельник. К стене дома мирно прижался цветной балаганчик. Идёт представление «Как стать счастливым». Всё больше собравшихся. Всё интереснее. Кто-то ведёт стражу ересь пресечь. Бросив всё, от зловещей погони артисты спасают любовь.

*
- Так скажи же! Скажи! – кто-то громко, не выдержав, крикнул нам из середины толпы.

- Да заткнись ты!

Собравшиеся перестали жевать и плеваться, со смаком высказываясь в адрес двух ненормальных бродяг, лоскутками на куклах пытающихся убедить всех, что есть счастье. Запах свечей, хвои, пряников, звуки шарманки, истошные крики торговцев, глаза, руки, лица в сочельник на площади замерло всё, ожидая – а вдруг это правда. А вдруг счастье может родиться у каждого, как и у них. Сомневаясь, они начинали нам верить.

И голос твой ангельский вторил мне эхом любви:

- …И тогда каждый будет счастливым. Вы только лишь…

- Эти?! – прорезало грозно испуганную тишину. Громыхая доспехами, всадники медленно – их впереди вёл довольный доносчик – пытались пробиться к нам через толпу.

Я хватаю тебя за руку.

Двери чёрного входа, кривой переулок, пищащие крысы мелькали в глазах как видения, что приходили в бреду, заглушая вопросы и боль полыхающей пытки когда-то.

Нет, только не это!

Я не выпускал твою руку, как будто не я, не боящийся боли, а ты своей хрупкой рукой уносила меня из жестокого мира, не чувствуя ног, всё быстрее, быстрее.

Всё дальше зловонные улицы, крепость, ворота, ручей….

Вот и лес.

Впереди стоит чья-то упряжка с телегой. Ты прямо к вознице, а я к этой странной огромной телеге.

**
- Вот чёрт! – крикнул я, только перемахнув через крашеный борт высоченной повозки, - Смотри-ка! Бок - мой, - продолжая почёсывать правой рукой оголённый живот, - А вот всё остальное – не знаю.

На мне был, откуда-то взявшийся, тёмный костюм, ладно сшитый из княжеской ткани; блестели оборочками перетянутые башмаки, сладким дёгтем попахивая; подпоясанные чистой кожи ремнём и расплющенные впереди, словно целую вечность лежали под камнем, штаны; чище снега рубаха на маленьких пуговках, тонкая, будто и не было вовсе.

- Я тоже не знаю, - растерянно выглянув - ты из закрытой возницы в невиданном платье, как кожа тебя повторяющем плавно, - О, Боже! – воскликнула с ужасом ты, глядя дальше меня и бледнея.

Я сжался весь и оглянулся: как искры, упавшие в реку, мерцая, вдали из-за леса цепочкой текли тихо факелы, ближе, быстрее. Уже различались удары копыт по замшелым камням мостовой, храпы вспененных бегом коней. И всё громче и громче!

И сердце моё застучало, срываясь в галоп.

Не успев и подумать, я перемахнул из телеги на лавку возницы, столкнув к тебе кучера и ища вожжи... А лошади нет!.. Мы пропали! – подумал я. Но лихорадочно руки мои стали трогать какие-то косточки и рычажки, и торчащий серебряный ключик, как в нашем с тобой балаганчике (столько кормившем нас!), только новее, блестящей.

- Я это сумею, - сказал твёрдо я вам застывшим от ужаса и пожиравшим глазами в отчаянии и надежде уже невозможного.

Боже!

- Хватайте их! – сзади всё громче и громче, - Живыми! И девку не бить!

Словно ржание лошади вдруг раздалось гулко где-то под нами, завыло, и мы понеслись без единого стука копыт, как по воздуху, дальше и дальше сквозь лес, захлебнувшийся ночью. Дрожа, впереди нас два факела ярко выхватывали то цветы, то деревья под снегом из небытия. А вдали, впереди, вырисовывался весь сияющий, как в рождество в детстве, город. И не было страшно: мы знали – он ждёт только нас. Без темниц, палачей и лоснящихся судей. Светлее. Светлее. Сам Бог, видно, жил в нём, услышав молитвы, когда мы с тобой убегали, всё бросив: повозку, коня, реквизит и оставив собравшихся ждать завершения сказки…

Всё дальше зловещие всадники, факелы, лес….

Вот и город.

***
Привычно руля, я чуть притормозил, сделав громче любимую песню. Где я её слышал? И платье твоё на открытых коленях тревожит, как сон недосмотренный.

- Ты как мальчишка: рубашка торчит из-под брюк! За тобой что – гнались?! Нас давно уже ждут все…, - ты вдруг замолчала, пытаясь припомнить, - Послушай, мне кажется, что эта песня…, она не кончалась…

Цветные огни на реке, все в гирляндах ворота, салюта цветы над зубчатою крепостью, улицы в ярких витринах и запах, знакомый до боли мне запах свечей и рождественской хвои.

Вздохнув, я увидел, как ты первый раз, не стесняясь, не смахивая, улыбаясь, роняла блестящие слёзы любви.

****
Мы успели к началу. Слепили софиты. И камеры со всех сторон, словно чьи-то глаза.

Передача о счастье.

И голос твой ангельский вторит мне эхом любви:
- …И тогда каждый будет счастливым.

- Аллё! Операторская? – громыхал грозно в трубке знакомый откуда-то голос, - Аллё! Да вы что там, совсем …? Отключите немедленно этих… в двенадцатой студии и ждите нас!

*****
- Тебе больно?

Тяжёлые веки, как занавес красный, подняв, вижу – ты, на коленях склонясь, вытираешь мне грудь обнажённую порванным платьем, дрожа вся, роняя на раны блестящие жгучие слёзы, в которых, как звёздах, дрожал, отражаясь, горящий изрубленный наш балаганчик. И гулкое эхо тяжёлых копыт удалялось за всадниками по пустой настороженной площади.

Ты улыбнулась:
- А знаешь, любить – это счастье.

20-24 декабря 2003
[2004]
__________
***
Живою водой
Твои жгучие слёзы
Целуют мне грудь,
Возвращая нам счастье
Как сон не досмотренный.

19 августа 2004
[2004]