О самоволках много толков

На фото герой данной истории отбывает наказание на точке в горах.

Из воспоминаний Равшана Хасанова.

Служить мне выпало в солнечном городе Ашхабаде, в «городе любви», как трактуют учёные толмачи. А как можно служить в «городе любви» и день за днём пробавляться без этого интимного чувства? Не буду вспоминать о любви к Родине, сказ пойдёт о более приземлённом...

Едва став заслуженными «дедами», получив оттого нелишнюю долю свободы, скорешились мы как-то с дружбаном Олегом Жакиным. Гонимые буйствующим пубертатом и подстёгиваемые неутолимым либидо, повадились мы бегать в самоволки. Тут ведь как обычно обставлялось: глаза боятся – ноги сами тянут, куда «конь» ведёт?! Я татарин с Намангана, он русский из Баку – два необузданных таких мустанга…

Ну, а куда могли бегать молодые и ретивые коняги, паче того ночами тёмными – естественно, по кобылам! Ой, конечно же, по красивишным и любвеобильным девкам... Но не по тем, что за мзду малую отдавались в объятия удалые, а по таким же внешне «облико морале», что и солдаты Страны Советов. Раз подошли к общаге, кинули камушек в оконное стекло – девчонки из окошек выглядывают. Второй раз выйдут познакомиться, на третий сюсики-пусики, а там и в горошек трусики... Ферштейн?

Бегали так в самоволки раз, а то и два в неделю, когда совпадали свободные от служебных обязанностей дни. Отсутствующих на вечерних поверках прикрывали парни из своих подразделений, а коли уж прокатило на первый раз, на второй срываешься с места с более спокойным сердцем.

Однажды возвращаемся часа за три до общего подъёма, в организме ни толики беспокойства, что было естественно, лишь остаточное блаженство, а перед входом в казарму стоит дневальный свободной смены, досасывает чинарик. Подзывает нас: «Вы где шароё... ходите, долбоё... идиоты?» «За базаром следи, душара! Что случилось?» «Вчера на вечерней поверке был сам Арефьев (комбат), вас двоих недосчитались. Два часа держал батальон на плацу, отбоя не давал, вас дожидались. Уходя, комбат матюгался, велел, как вернётесь, держать вас в дежурке до его прихода. По-моему, звезда вам светит, самовольщики!»

Сердца наши провалились в пятки, но выбора нет – надо идти. Дежурка напротив холла, и мимо, как не тихарись, незамеченным не прошмыгнёшь?!

И вот заявляемся, два красавца, дежурный капитан к нам с распростёртыми объятиями. Завёл к себе в дежурку, там ещё старлей сидит, глазки строит, бровками играет. Фамилий не помню. А мы с Олегом, пока храбрились перед входом, договорились отмазываться сам за себя, а возвращаясь, только, мол, и встретились перед казармой. За организованность, думали, больше попадёт. Ладно, хоть без алкоголя на тот раз обошлись...

Заходим, в общем, нас сразу разводят по углам дежурки и начинают наседать. Что да где, да как? Жакин, слышу, врёт, с туркменом познакомился, сидели у него, чаю пили. Потом видик смотрели, шеш-беш попутно гоняли. Не заметил, как ночь спустилась, дескать. «И что же по видику показывали?» – щерится старлей. «Рембу смотрели!» – выпалил Олег, офицеры заржали.

Мне пришлось оправдываться, что встретил земляков, сидел у них в каптёрке разведбата. Забратались в разговорах, вот и опоздал. Для офицеров связи мой отмаз не отмаз, дежурный набрал разведчиков, те клянутся, что такого не могло быть, ибо их личный состав отбит согласно распорядку дня, все спят на своих местах. Дежурный лыбится на меня: «Не хотите говорить правду – как хотите! Будете стоять по углам, пока комбат на утренний развод не заявится! Тогда и будет вам Ремба!»

Час стоим. А мы же неспавши, головы чумные, ноги подкашиваются, готовы бы прямо в дежурке на боковую завалиться? Переглянулись с дружком, пора бы уже на попятную и каяться, отпетлять, мол, всё равно не получится. «Готовы!» – говорим. Меня из дежурки вон, начали с Жакина. Прошло минут пятнадцать-двадцать, меня на ковёр, Жакина вон из кабинета.

Рассказываю правду, офицеры щерятся: «А как вы девчонок-то зазывали, после десяти же все общаги на замке?» Я им про камушки, а те прикалываются: «А Жакин только что сказал, что сам поднимался к ним на этаж?» Оправдываюсь: «Это вчера поднимался, а начиналось-то всё с камушка?!»

Поржали офицеры над нами, конечно, но часик поспать в ту ночь нам всё-таки выдалось. На следующий день построение, комбат выводит нас из строя, прилюдно «похваляет от всей души» и в качестве наказания приказывает обрить головы налысо!

Дело было как раз под знаковый дедовский ориентир «сто дней до приказа», но накануне сам же Арефьев предупреждал, кто обреется налысо, тот прибавит к дембелю лишний месяц, и до последнего будет отрабатывать самый тяжёлый дембельский аккорд. Дембеля, парни старшего призыва, до сих пор болтавшиеся при части, обсмеивали нас потом. Вот, видно, мол, что в батальоне всего-то два настоящих дедушки...

Не помню, что было с Жакиным, в качестве основного наказания меня отправили дослуживать положенный срок на точку под названием «Золотой ключик», расположенную в горах далеко от города. Подальше от манящих женских прелестей, как понимаю...