маленький рассказ о большой любви

я не автор  Стихи.руАвторы Произведения Рецензии Поиск Магазин О портале Ваша страница Кабинет автора 1 сообщение
Маленький рассказ о большой любви
Никонов Андрей 2
Я решился рассказать об этой истории только сейчас, спустя пятьдесят лет после ее начала, когда из всех действующих лиц в живых остался только я, да и то, наверно, не надолго. Зачем я это делаю? Не знаю, может быть хочу рассказать правду дочери и внучке о  том, что мы пережили с их мамой и бабушкой, а может просто мне захотелось воскресить в памяти нашу жизнь с Леной и самому разобраться в своих и ее поступках и чувствах?

Началась эта история когда я закончил восьмой класс школы, расположенной в двух минутах ходьбы от дома. Школа была восьмилетней и мне пришлось выбирать где продолжить образование. Я выбрал школу, находящуюся чуть подальше от дома, но имеющую прекрасную волейбольную секцию, команды которой были победителями первенств школ нашего района почти во всех возрастных категориях. А поскольку я в своей школе также играл в волейбол, считался хорошим игроком, поэтому надеялся, что и тут у меня получится поиграть за хорошую команду.

Класс, куда направили меня, был сборным там были те, кто и раньше учился в этой школе, а также двенадцать-пятнадцать учеников, пришедших из разных школ района. После торжественной линейки мы с моим другом Сергеем заняли одну из последних парт у окна класса и я стал с интересом рассматривать моих новых одноклассников.
Я сразу обратил внимание на девушку, сидящую за соседней партой через проход. Стройная брюнетка с короткой стрижкой, высокая, с не то чтобы очень красивым, но очень милым лицом, так же как и я осматривала класс. Мы несколько раз встретились с ней взглядом и мне показалось, что я откуда-то ее знаю. Я стал мучительно вспоминать, где мы могли встречаться, но на память не приходила ничего путного.

На перемене, она неожиданно сама подошла ко мне, выжидательно посмотрела на меня, как-будто ждала, что я ее вспомню и сам вступлю в разговор. Но так и не дождавшись моей реакции, очень мило улыбнулась и сказала: «Привет, меня зовут Лена, а я тебя помню».

Все это время я продолжал мучительно вспоминать, откуда могу помнить эту  девушку, но так ничего и не придумал. Пришлось сознаться в своей забывчивости, хотя сказать красивой девушке, что не помнишь где с ней встречался и кто она — нехорошо для будущего знакомства по определению. «Привет, а я Андрей, я тоже тебя откуда-то помню, но никак не могу вспомнить откуда».

Она рассмеялась «Не расстраивайся, я тебя тоже не сразу вспомнила. Мы встречались на волейболе, сначала играли мы, а ты сидел среди помощников вашего тренера, правда почему-то мало смотрел на игру, а больше флиртовал с какой-то девчонкой, так ни разу не вышедшей на паркет, а потом играли мальчики и мы вас как обычно побили, хотя лично ты играл хорошо».
Вот тут я вспомнил ее - она тоже играла в волейбол, была крайней нападающей, игра которой, хоть и не выделялась на фоне других игроков, но была очень добротной.
«А у нас ты будешь играть?», еще раз улыбнувшись спросила она.
«Если возьмут, то конечно!»

«Хорошо, задержись после уроков, как раз сегодня у мальчиков тренировка и я представлю тебя тренеру, он у нас один и на мужскую и женскую команды».
После последнего урока мы минут на сорок, до начала тренировки, вышли из школы и сели на скамейку в близ лежащем сквере. Честно говоря, не помню о чем мы тогда говорили, видимо о каких-то пустяках, но мне запомнилась легкость начала общения. Вообще я, как и большинство «маменьких сынков», проживших всю жизнь без отца и  даже без деда, был довольно стеснительным, с трудом знакомился с новыми людьми, не говоря уж о девушках, но с Леной мне было настолько легко и просто, как-будто я знал ее долгие годы.

Потом она отвела меня в зал физкультуры, где начиналась тренировка команды девятых и десятых классов. Там она познакомила меня с тренером, энтузиастом волейбола, игравшим за команду «Автомобилист» Ленинград, но рано закончившему карьеру игрока из-за нелепой травмы, полученной на тренировке.
Тренер долго смотрел на меня, видимо мучительно вспоминая, где же он мог меня видеть. Наконец лицо его просветлело и он сказал, что помнит меня по играм против его команды и особенно мои подачи. «Так, что считай себя зачисленным, нам как раз нужен еще один связующий игрок, а то десятиклассники ушли и мы лишились половины команды».

Поскольку формы с собой у меня не было, мы договорились, что я приступлю к тренировкам со следующего занятия. Из школы мы вышли с Леной и я попросил разрешения проводить ее до дома и неожиданно для меня, она разрешила. Мы шли, болтая  о том, о чем говорят люди в первые часы знакомства и я все больше и больше убеждался в сходности наших вкусов. Я даже перестал следить за дорогой, а потом вдруг заметил, что мы подошли к моему девятиэтажному дому и остановились у первой парадной.

«Вот в этом доме я и живу», сказала Лена, «на восьмом этаже вместе с мамой».
«Но я тоже живу в этом доме, только в четвертой парадной, на шестом этаже, и тоже вместе с мамой. Как же я тебя раньше не встречал в школе? Такую красивую девушку я не мог не заметить». Лена рассмеялась.

«Что то ты рано начал говорить мало знакомой девушке комплименты. А не помнишь ты меня потому, что я сразу начала учиться в нашей десятилетке, чтобы после восьмого класса не переходить как ты из школы в школу».
Мы еще минут пятнадцать поболтали у ее парадной, и в конце разговора я стал упрашивать дать мне номер ее телефона, она долго отказывалась, но я состроил такую обиженную рожу, что она не выдержала, вновь рассмеялась, быстро сказала мне семь цифр и убежала к себе домой. Я схватил ручку и прямо на руке записал цифры.

Как только она скрылась в своей парадной, я вдруг понял, что мне хочется как можно скорее снова увидеть Лену и едва войдя в квартиру, позвонил ей и предложил пойти погулять в близ лежащий парк. К моему глубокому изумлению она вновь согласилась и уже через пол часа я ждал ее у парадной.

Весь день до самого вечера мы провели в парке, ели мороженое, катались на карусели и говорили, говорили, говорили. Я не понимал, как может на земле жить другой человек имеющий настолько сходные со мной вкусы. К вечеру я окончательно почувствовал, что за один день влюбился в эту очаровательную девушку, как у нас тогда говорили «втюрился». И когда мы уже во второй раз за день прощались у ее парадной, я неуклюже попытался поцеловать Лену, но она ловко уклонилась и сказала, чтобы я не портил прекрасный день.

С этого и началась наша дружба. Мы встречались все чаще и чаще и скоро стали вместе проводили все свободное время, которого у нас было не так много, учеба, тренировки по три раза в неделю, причем в понедельник, среду и пятницу тренировки были у мальчиков, а во вторник, четверг и субботу у девочек.
Я часто ждал Лену после тренировки у выхода из зала физкультуры. Однажды ко мне подошел наш тренер и сказал «Чем просто так ждать, лучше бы помог девчонкам отрабатывать прием подачи, она у тебя, пожалуй, лучшая в школе». С этого дня я стал приходить минут за двадцать до окончания тренировок девушек и в течение этого времени подавал им мячи. А после, как обычно кружным путем, чтобы идти подольше, провожал Лену до дома.

В школе я упросил пересесть моего соседа и друга Сергея и мы с Леной в дальнейшем сидели за одной партой. Такие отношения конечно не возможно было долго скрывать от одноклассников и скоро о нашей дружбе узнали все в вокруг. Мы стали объектом невинных шуточек, вроде надписи на стене мужского туалета «Андрюша любит Леночку», впрочем, иногда мне казалось, что одноклассники просто завидуют нашим отношениям. Поэтому мы не обижались и иногда даже смеялись вместе с ними над наиболее веселыми шутками.

Лишь однажды, один гад, кстати сын завуча, сказал Лене: «А ты даешь только волейболистам или и простым смертным тоже?», за что тут же получил пощечину от Лены , а потом был бит мной в школьном туалете. Этот подлец оказался еще и ябедой, нажаловался маме, та директору и наших обеих мам вызвали к нему на ковер. Что было у директора до того, как нас позвали туда не знаю, но когда мы с Леной вошли в кабинет директора, завуч сидела как нахохлившейся воробей, а директор совсем не рассерженным голосом произнес:

«Ну что, волейболисты, доигрались, пощечины раздаете, в туалете дуэли затеваете, как же вас наказать прикажите? Из секции выгнать, так игры на первенство города скоро, выйдет школа сама себя наказала, из школы на месяц исключить, как некоторые тут предлагали (и он посмотрел на завуча), так вы только рады будете. Отдам я вас матерям, пусть сами вас выпорют, но обещайте, что такое больше не повторится. Мы конечно пообещали, правда я добавил, что если этот посмеет еще раз сказать что-то похожее, то простым битьем он не отделается. Завуч вскинулась и хотела что-то сказать, но директор остановил ее: «Ладно все, можете быть свободны»

А когда мы выходили из кабинета, он тихонько сказал мне на ухо:
«А вообще, ты молодец, я бы за такое вообще его в горшке утопил».
Я же в тот момент был абсолютно счастлив, ведь пока мы стояли у входа в кабинет директора Лена, «для поднятия духа, так и быть» разрешила мне в первый раз поцеловать ее, хоть и не в губы, но хотя бы в щеку.
Вернувшись из школы мама позвала меня на разговор.
«Андрюша, я совсем не против твоей дружбы с Леной, она кажется прекрасной девочкой, но прошу тебя не заходи слишком далеко, ведь вам обоим только по шестнадцать лет».

Я успокоил маму, рассказав, что за все время только единственный раз, да и то сегодня, поцеловал ее, а о большем даже не мечтаю, да и она не из таких. Мама улыбнулась: «Я тоже тогда, когда познакомилась с твоим отцом была «не из таких», но ты все же родился. Но я все же надеюсь на твое, а главное ее, благоразумие.
            ; ***
Так прошел год. Мы уже учились в десятом классе. За это время наши отношения значительно окрепли, во всех смыслах. Мы проводили почти все время вместе, вместе делали уроки, вместе ходили и возвращались из школы. Обе мамы не протестовали против наших отношений. Ленина мама вообще была только рада, что дочь стала реже бывать дома, так как у нее появился какой-то мужчина и дело шло к свадьбе, поэтому большую часть времени мы проводили у меня. И чем больше моя мама узнавала Лену, тем больше она ей нравилась. Иногда, я задерживался на тренировках и она приходила ко мне раньше меня, и тогда они по долгу болтали с мамой и когда я спрашивал о чем, обе только загадочно улыбались.

Постепенно мы все больше и больше сближались с Леной. С каждым месяцем мне позволялось все больше и больше. Мы твердо знали, что как только нам обоим будет по восемнадцать лет мы распишемся. Обе мамы уже знали об этом решении и не протестовали против этого. Лениной маме вообще было все равно, лишь бы она не мешала ее отношениям с новым мужчиной, а моя сама полюбила ее и радовалась за нас. Единственное, что она просила, когда мы с ней оставались наедине:
«Андрюша, пожалуйста, закончите учебу в институте, а потом заводите детей».
Я отшучивался: «Мама какие дети, ведь мы даже не спим вместе, вот женимся, тогда и предупреждай».

В наших отношениях с Леной мне уже было позволено практически все, я знал каждую клеточку ее тела, знал как доставить ей максимальное удовольствие, как заставить ее  изгибаться от страсти и желания. Лишь одно было для нас табу, то, что превращает девушку в женщину. Лена всегда говорила:
«Андрюша, любимый, пойми, я хочу, чтобы хоть это стало моим свадебным подарком, чтобы это было таинством брачной ночи, а не обыденным ритуалом».
Перед самыми выпускными экзаменами в семье и Лены произошли большие изменения. Мама, наконец, вышла замуж и к ним в квартиру переехал отчим. Лена с трудом  приняла нового человека в семье, впрочем  как и все дети, чьи семьи были долго неполными.  Да и он относился к ней довольно прохладно и даже не пытался наладить с ней хоть каких-то доверительные отношения.

Мама, заметив взаимное отторжение, как-то сказала ей:
«Доченька, через год или два ты окончательно уйдёшь от меня к своему Андрею, и я останусь совсем одна. Дай мне право на любовь, прошу тебя. Он неплохой человек, он будет беречь меня, когда у тебя будет своя семья. Просто потерпи».
И Лена терпела, стараясь большую часть времени проводить у меня. Мы вместе готовились к школьным экзаменам, затем к экзаменам в институт, я в технологический, она в медицинский, оба поступили и радовались этому.

А потом наступил тот страшный ноябрьский день, события которого, до мельчайших подробностей я  буду помнить всю жизнь. Около пяти часов вечера раздался дверной звонок, нет не звонок, а непрекращающаяся последовательность коротких звонков, как-будто кто-то просто непрерывно стучал кулаком по звонку. Мама, которая как раз проходила по коридору, посмотрела в дверной глазок и с изменившимся лицом, позвала меня и стала быстро открывать дверь.

В открывшуюся дверь вбежала Лена и почти упала в объятия мамы, на нее было страшно смотреть — заплаканное лицо, с налипшими на него растрепанными волосами, куртка, надетая прямо на разодранную ночнужку, туфли на босу ногу, а главное это абсолютно безумные глаза, смотрящие на нас, но как-будто ничего не видящие. Она прошептала:

«Тетя Рита, он меня изнасиловал».  «Кто?» «Отчим!».
Мама мгновенно изменилась в лице, оно побледнело как мел, в глазах была какая-то помесь бешенства, жалости, отчаяния. Как это сочеталось одновременно было абсолютно не понятно, но это было, ни у кого другого такого взгляда я за всю жизнь не видел ни разу.

«Андрей, выйди, оставь нас одних».
Я попытался возразить, но она крикнула:
 «Выйди немедленно! И не пытайся подслушивать!». Я конечно повиновался.
О чем они шептались наедине в те пол часа, я никогда не спрашивал, потом из ванной раздался звук льющейся воды и в комнату вошла мама.

«Ма, расскажи что случилось, где Лена?»
И мама рассказала мне, что в этот день ее отчим вернулся с ночной смены поздно, когда мама Лены уже ушла на работу, в довольно подвыпившем состоянии. Затем куда-то ушел и через часа три пришел уже абсолютно пьяный. Лена ушла от него в свою комнату, но он пришел за ней, начал хватать ее за грудь, целовать, она дала ему пощечину и тогда он сорвал с нее халат, повалил на кровать и изнасиловал. Лена отбивалась, но что она могла сделать против сильного мужика. Уходя он сказал:

«Никому не говори, особенно маме, тебе она все равно не поверит».
Она дождалась пока он свалится на свою кровать и захрапит, схватила куртку, надев ее на бегу поверх разорванной ночной рубашки, на босу ногу надела первые попавшие туфли  и прибежала к нам.

«Ма, надо обратиться в милицию!»
«Я настаивала, но она наотрез отказалась. Сейчас она в ванной, не трогай ее, пусть полежит, выплачется, а когда выйдет уложи ее на свою кровать, пусть полежит».
«А ты куда?»
«Пойду к Лене, сейчас должна вернуться с работы ее мать, подожду ее у квартиры, надо поговорить с ней без мужа».

Она оделась и вышла, а минут через десять из ванны показалась завернутая в банное одеяло Лена. Я попытался взять ее за руку, но она отдернула ее с криком:
«Не трогай, я грязная, я испорченная, я даже не человек, просто существо, с которым  сделали гадость и выбросили на свалку». А потом добавила: «Прошу тебя, дай мне побыть наедине, я не хочу никого видеть. Даже тебя».
Я проводил ее в свою комнату и уложил на кровать, погасил свет, вышел из комнаты и стал ждать маму. Ее не было очень долго, почти час.

Не могу описать свои чувства в этот момент — отчаяние, жалость, бессилие что-либо изменить, страх за наши дальнейшие отношения с Леной. Но постепенно все это заменил один гнев, желание немедленно пойти к этому выродку и растоптать, убить его, но медленно, так что бы он подольше мучился.
Хорошо, что в это время мама вернулась, а то бы я наворотил дров. Она вошла в квартиру неся в руках довольно большой чемодан. На лице ее была помесь гнева и недоумения, что-то явно пошло не так, как она ожидала.
«Что это?», спросил я.

«Вещи Лены, она будет жить с нами, там я не могу ее оставить.»
Потом мама рассказала, что дождалась маму Лены у ее парадной и рассказала обо всем. Но та повела себя совсем не так, как мама ожидала. Она сразу заявила, что не верит ни одному слову Лены, что ее муж не мог сделать такого, что Лена сама это придумала, чтобы она рассталась с ним.  А потом добавила:
«А если он и сделал это, то девочка сама виновата, она сама совратила своего отчима, только бы рассорить меня с ним и заставить его уехать».
Тогда мама сказала, что Лена ни одного дня не останется в этом гадючнике, переедет к нам и пусть они радуются, что она отказывается подавать на них заявление в милицию.

Ленина мама, даже с какой-то радостью, сразу согласилась на это условие, попросила подождать у квартиры и через минут пятнадцать вынесла чемодан с самыми необходимыми  вещами, сказав, что остальные вещи она передаст позднее.
Мама посмотрела на мое растерянное и недоуменное лицо и добавила:
«Я не понимаю, как из-за какого-то мужика, можно предать своего ребенка? Ведь она даже не пожалела ее, не сказала ни одного слова участия или сожаления. Лена мне не дочь, но если бы это произошло в моей квартире я сама зубами загрызла этого урода, может быть села из-за него, но ни на минуту не пожалела об этом»
«Мамуля, что же теперь будет? Ведь я люблю ее и буду любить всегда, не смотря ни на что».

«Ну что будет, будем жить втроем. Будем пытаться залечить Ленины раны, вернуть ее к жизни, а эти» и она кивнула головой в сторону Лениной квартиры «пусть катятся ко всем чертям».

Вдруг закрытая дверь в комнату скрипнула и открылась, раздались звуки шагов босых ног по полу и вошла Лена, кутающаяся в мамин халатик, который я положил у изголовья кровати. Она шатаясь подошла к сидящей в кресле маме, буквально рухнула перед ней на колени, обхватила мамины ноги, разревелась и сквозь слезы прошептала:

«Тетя Рита, я все слышала, спасибо Вам, я думала, что теперь я никому не нужна, что я порченая вещь, которую надо выбросить и забыть».
Мама тоже расплакалась, стала гладить Лену по голове, лежащую у нее на коленях, приговаривая:

«Глупенькая, какая же ты глупенькая, я же люблю тебя как родную дочь. Раньше у меня был только сын, а теперь будет и дочка».
Я подошел к Лене и хотел помочь подняться, но едва я дотронулся до нее, как ее как-будто ударило током, она вскрикнула: «Пожалуйста, не трогай меня» и отбросила мою руку.

Мама сделала мне успокаивающий жест и кивком головы приказала выйти из комнаты. О чем шепотом разговаривали эти две женщины я не знаю до сих пор, ни одна, ни вторая, не смотря на мои просьбы, так никогда не рассказали содержание этого разговора. Но через минут сорок они вышли из комнаты уже с более спокойными лицами и мы все пошли ужинать.

Лена ничего не смогла съесть, выпила только чашку чая и попросилась в кровать. Пока она приводила себя в порядок в ванной мама сказала:
«Сейчас я постелю ей у себя, а мы с тобой ляжем в твоей комнате». Я возразил:
«Мама, постели лучше ей на моей постели, а я лягу рядом на диване, где спала наша бабушка».

«Ну что ты, она же девушка!»
«Ма, я же давным давно знаю каждый миллиметр ее тела, и у нас давно нет никаких секретов друг от друга».
Мама с укором посмотрела на меня и покачала головой: «А это тоже было»?
«Нет, этого не было, она сказала, что это будет ее свадебный подарок».
Мама тяжело вздохнула: «Жаль, тогда для нее было бы легче пережить сегодняшнее».
Когда Лена вышла из ванны, мама спросила где ей лучше постелить, она посмотрела на меня каким-то странным взглядом, в котором смешивались страх, отчаяние, надежда и сказала: «Лучше в комнате с Андреем».

Мама постелила нам постели и мы вошли в мою комнату. Лена уже давно перестала стесняться меня, ведь я столько раз видел ее голой, да и она меня тоже, а тут она попросила выключить свет и только тогда, в полной темноте сняла халатик и юркнула в постель. Я подошел к ее кровати, сел на пол рядом с ней и попытался взять Лену за руку, но она с каким-то отвращением отбросила ее и прошептала:
«Андрей, дорогой, не надо прикасаться ко мне, не мучай меня, я прокаженная, я больше ничего не могу тебе дать, ты не можешь любить такую женщину как я».
Я начал уверять Лену, что мою любовь к ней ничто не может поколебать, что я по прежнему люблю ее, что хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь, но Лена твердила:

«Нет, нет, ты это говоришь из жалости, ты не можешь любить такую как я, никто не сможет этого».
Волна гнева на этого урода, сделавшего такое с моей любимой, захлестнула меня и я прошептал: «Я убью эту сволочь!»
Что тут началось! Лена вскочила с постели, рухнула рядом со мной на колени и умоляла не делать этого из-за нее:
«Мне ты уже этим не поможешь, а ты о своей матери подумал, что будет с ней после этого, ты погубишь не одну, а три жизни - свою, мою и своей мамы. Ты думаешь я буду жить после того как тебя из-за меня надолго посадят в тюрьму, а что будет с мамой когда рядом не будет нас обоих? Поклянись, что ты ничего не сделаешь этому мерзавцу». И я поклялся.

Лена немного успокоилась и вновь легла в кровать. Мы долго лежали в полной тишине, но я чувствовал, что она не спит. Я встал с дивана, подошел к ней и увидел в свете уличного фонаря, который немного пробивался через не плотные шторы, что она лежит на спине с широко открытыми глазами.
«Лена, тебе надо хоть немного поспать. Жаль, что у нас в доме нет снотворного».
«Андрюша, что бы ты мне не дал, я все равно не засну. Едва я закрываю глаза, как перед моим взором возникает похабная рожа этого урода, я начинаю чувствовать на себе его потные руки, все тело деревенеет и я снова открываю глаза».
«Давай я налью тебе выпить, если ты после этого и не заснешь, то хоть немного расслабишься».

Она молча кивнула и я пошел в комнату, где спала мама, и где в серванте хранился запас спиртного в доме.
Мама тоже не спала и шепотом спросила «Ты что»? Я объяснил цель визита, мама расстроилась «Господи, как я не догадалась сразу дать ей выпить, конечно налей ей и не немного, а побольше».
«Ма, она же вообще не пьет».
«Ничего, это не выпивка — это лекарство, так ей и скажи».
Я налил ей полный фужер «Запеканки», очень сладкой и вкусной наливки, обладающей при этом большими градусами.

Я принес фужер Лене и подал ей. Она растерянно посмотрела на меня «Так много?».
«Так надо, пей!» и она залпом выпила весь фужер. Лицо ее сразу покраснело и с него постепенно начало сходить напряжение.
«Теперь постарайся заснуть» сказал я и тихо лег к себе на диван. Через несколько минут я услышал ровное дыхание Лены и понял, что она заснула.
А вот ко мне сон не шел совсем и я пожалел, что не выпил сам, но вновь идти в комнату матери не хотелось, да я и боялся разбудить Лену.
Чувства боли, гнева, жалости к Лене, жалости к себе попеременно вспыхивали и гасли во мне. Но постепенно гнев полностью овладело мной и подавил все другие чувства.

Я той ночью так и не смог заснуть и утром, как только услышал, что мама встала, аккуратно, что бы не разбудить Лену, вышел к ней на кухню.
«Ма, ну что же мы теперь будем делать?» шепотом спросил я у нее.
«Жить! А что мы еще можем? Надо по крайней мере несколько ближайших дней не оставлять Лену одну. Сегодня суббота, так что сегодня и завтра я буду дома, а потом возьму недельку за свой счет».

«А как нам вести себя с ней?»
«А я откуда знаю?  Единственное, что я понимаю, это то, что нельзя ее в слух жалеть, напоминать о произошедшем. Попробуем вести себя как можно естественней, а там видно будет».

«Мамуля, я же люблю ее и буду любить всегда, что бы не случилось. Я все равно хочу на ней жениться, иметь детей и прожить с ней долгую жизнь».
«Знаю, сынок, знаю и поддерживаю тебя в этом. Из-за одного подонка нельзя ломать всю жизнь и потом сожалеть об этом».

Часа через полтора проснулась Лена и вышла из комнаты к нам. Я вздрогнул, увидев  настолько она изменилась за эту ночь. Куда подевалась моя жизнерадостная и вечно улыбающаяся Леночка. Потухший взгляд, лицо, напоминающее гипсовую маску, седая прядка в волосах, какая-то неуверенная, шаркающая походка старухи. Она молча прошла мимо нас, зашла в туалет, а потом все так же молча прошла в ванну. Раздался звук льющейся воды, прошло минут десять, а она все не выходила. Я приоткрыл дверь и увидел плачущую Лену, сидящую на бортике ванны и каким-то пустым взглядом смотрящую на бегущую струйку воды.

Я окликнул ее «Лена», она подняла на меня взгляд, в котором было столько боли, что я сам чуть не заплакал и тихо сказала: «Видишь как течет вода, вот так и утекло наше с тобой счастье». На все мои уверения, что я по прежнему ее люблю, что мы вместе переживем все невзгоды и в конце концов будем счастливы, она только тихо качала головой и было видно, что все мои слова проходят мимо ее сознания.

Я попытался взять ее за руку, но она с какой-то яростью отбросила ее, закричав «Я же просила тебя не прикасаться ко мне», затем она еще больше разревелась, и выбежала из ванны, забежала в комнату, упала на кровать лицом в подушку и у нее началась настоящая истерика.
«Что ты ей сказал?» вскричала мама.
«Ничего, только попытался взять ее за руку»

Мама забежала в мою комнату, села прямо на ковер у кровати и стала тихонько гладить Лену по голове, приговаривая «Леночка, родная доченька, успокойся, все плохое прошло, хуже не будет, мы все преодолеем, ведь мы тебя так любим», а потом вновь кивком головы отослала меня из комнаты.
И опять мама и Лена долго говорили о чем-то, а я сидел в большой комнате и тупо глядел в окно. Господи, как хорошо, что у меня была такая мама, мне подумать страшно, что бы было если мы в это время были одни. Не знаю, справились бы мы со всем этим без ее любви и помощи.

Так и прошли несколько следующих дней. Лена то плакала, кричала, иногда впадала в истерику, то спокойно сидела, отстраненно и логически отвечала на вопросы, но в глазах ее всегда были пережитые ею страх, печаль, гнев и тревога.
Иногда ее мучило болезненное ощущение и напряженность во всем теле, часто бил озноб, не проходило внутреннее дрожание, на лице часто выступал холодный пот. Она почти ничего не ела, так как ее мучили приступы тошноты и рвоты.

У нее были проблемы с засыпанием и нам пришлось купить хорошее снотворное, но не смотря на него она часто просыпалась и долго не могла снова заснуть. Часто ее мучили  кошмары, во время которых она вновь и вновь переживала нападение.
Гнев к ее обидчику и жалость к Лене настолько овладели мной, что я не выдержал. Только сейчас, когда никого из участников этой истории уже нет в живых, я могу сознаться, что не сдержал данное Лене слово. Гнев на этого выродка захлестнул меня, он требовал выхода и я не устоял.

Через неделю я дождался его, когда он рано утром возвращался с ночной смены и вместе с ним вошел в парадную. Он не обратил на меня никакого внимания, еще бы, ведь он видел меня пару раз в жизни, да и то мельком. Мы вместе вошли в лифт, я сказал, что мне нужен девятый этаж и встал за ним. Когда двери лифта открылись на восьмом этаже я сделал ему подсечку и он рухнул из лифта на площадку перед ним. Он попытался встать и я  несколько раз ударил его сначала кулаками по голове, а затем ногами — по чему придется. Вообще, когда я шел к нему, у меня было одно желание - просто на смерть забить этого мерзавца, но вдруг перед глазами у меня встало лицо Лены и я как будто услышал ее голос: «АНДРЕЙ, НЕ НАДО! ОСТАНОВИСЬ!»

Я с трудом остановился, подошел к его двери и позвонил в звонок, дверь почти сразу открылась и на площадку выбежала мать Лены.
«Заберите домой эту падаль», спокойным голосом сказал я. Она закричала, что сейчас вызовет милицию, на что я ответил:
«Вызывайте, только вам придется рассказать за что я избил этого урода». Мать Лены сразу замолкла, подхватила мужа за плечи, помогла встать и отвела в квартиру, одарив меня злобными и одновременно без сильным  взглядом.
Через пару месяцев они куда-то переехали и до конца жизни ни я ни Лена больше их не видели и не слышали.
            ; ***
Прошел год.
Мы продолжали жить одной дружной семьей. И я и Лена закончили вторые курсы институтов и готовились уехать на дачу.
Внешне Лена полностью восстановилась, вновь стала иногда улыбаться, прошли приступы депрессии, которые буквально изводили и ее и меня в первые месяцы после изнасилования. Она уже разрешала мне касаться ее в обыденной жизни и прошли те времена, когда любое прикосновение к ней вызывало у нее приступы страха и паники. В последнее время она даже позволяла поцеловать ее, пока еще не в губы, но хотя бы в щеку. Однако я каждый раз видел какого напряжения сил стоил мой каждый поцелуй и не злоупотреблял этим. Поцеловать же  самой меня она пока так и не могла, она делала попытки, но в последний момент с огорченным лицом говорила «прости, не могу». Но прогресс был налицо. Одно только угнетало меня, Лена упорно отказывалась выйти за меня за муж. Она говорила:

«Андрюша, я очень тебя люблю, но зачем тебе такая жена, которая ничего не может в постели. Я не могу заставить себя это делать с тобой. Мне так стыдно, мне так плохо, но я не могу, вынести эти отношения. Как только я ложусь в постель и ты касаешься меня, так у меня перед глазами тот день, я сжимаюсь от страха и еле сдерживаю крик. При этом я люблю тебя всем сердцем и хотела бы всю жизнь провести с одним тобой».

Мама очень переживала за нас. Она пыталась уговорить Лену сходить к психиатру (о психотерапевтах, в сегодняшнем понимание этого слова, тогда и слыхать не слыхивали), но она упорно отказывалась, говоря, что у нее не хватит сил рассказать все кому-то еще кроме нас и вновь, хоть и мысленно, пережить весь этот ужас.

Это случилось когда мы возвращались с Леной со дня рождения, моего лучшего друга, Сергея, единственного человека, кроме нас с мамой знавшего всю нашу историю. Я был уверен в нем, этот не проболтается. Вышли мы довольно поздно и конечно, нам надо было идти домой по освещенным улицам, где хоть изредка мелькали прохожие. Но мы, по глупости, решили срезать путь и пройти через плохо освещенный дворик, который показался нам абсолютно пустым.

Вдруг из темноты детской площадки нам на встречу вышла компания подвыпивших парней, три амбала лет под двадцать и один щуплый подросток лет семнадцати. Я сразу понял, что добром это не кончится. Они как-то по деловому окружили нас и щуплый с гадкой  ухмылкой произнес:

«Ребята, вы посмотрите какой подарок нам сам пришел в руки. Какая краля, будет с кем позабавиться. Вы двое — держите этого, и он указал на меня, а  мы пока на скамеечке займемся куколкой, потом поменяемся».
Один из парней схватил сзади Лену и зажал ей рот, а двое стали подходить ко мне. На Лену было страшно смотреть, она извивалась в руках пьяного подлеца, в глазах стоял животный ужас и я понял, что надо действовать самому, неожиданно для подходящих, иначе шансов у меня не будет.

 Я резко выбросил вперед ногу и изо всех сил заехал, как мне показалось, самому грозному из парней между ног. Страшный по последствиям удар, после которого человек минут на пятнадцать превращается в орущего от боли червяка. Мужик сложился пополам, рухнул на землю и завизжал как поросенок. Минус один.

Пока остальные в растерянности остановились, я подскочил к другому парню и со всех сил врезал кулаком ему в челюсть, а когда он согнулся, добавил по ней коленом. Раздался хруст и я понял, что если челюсть и не сломана, то уж наверняка выбита и ему будет не до меня. Минус два.

А дальше я сделал роковую ошибку. Надо было разобраться и со щуплым, но мне хотелось поскорей освободить Лену и я пошел на встречу, уже оттащившему ее на несколько метров, парню.

Вдруг раздался крик Лены: «Андрей, осторожно!»
Но было уже поздно и я почувствовал два удара справа в область печени. Боли не было, но почему-то свет начал меркнуть, асфальт приблизился к глазам и наступила темнота. Я еще успел услышать топот убегающих ног и страшный крик Лены: «Андрей!»

Через несколько минут я вновь на несколько секунд пришел в себя. Лена стояла на коленях рядом со мной, руками зажимала мне живот из которого толчками вытекала кровь, при этом она непрерывно целовала мое лицо и шептала: «Андрюша, любимый, живи, только живи, сейчас будет скорая, держись!» И свет снова померк.

 Когда я снова открыл глаза перед моим мутным взором открылась больничная палата, освещенная ярким солнцем и сидящая у моей кровати Лена, держащая меня за руку. Глаза ее были закрыты, лицо полностью сосредоточенно, губы что-то шептали, но я не мог понять что. Я смотрел на нее и не мог понять, что изменилось в ней. Только через несколько секунд я понял, как она осунулась, в волосах появилась новая седая прядка, а лицо было белое как мел. Я попытался позвать ее, но от усилия говорить снова впал в беспамятство.

Снова я открыл глаза, когда за окном было темно, а палата освещалась с помощью небольшого ночника, стоящего у изголовья кровати. Лена сидела в той же позе и мне показалось, что она даже не пошевелилась с тех пор. Губы ее по прежнему шевелились, но сейчас я смог разобрать ее шепот:
«Андрюша, любимый, ты должен жить, иначе мы с твоей мамой тоже умрем. Пожалуйста, живи, борись».

Я прошептал: «Лена!» Она открыла глаза, увидела, что я очнулся, бросилась ко мне и стала покрывать поцелуями мое лицо.
В палате загорелся яркий свет и раздался громкий женский голос:
«Семен Маркович, он очнулся!»

Ко мне подбежал какой-то врач, отстранил Лену и стал осматривать меня. После осмотра он с удивлением произнес:
«Если бы сам это не увидел, никогда бы не поверил. Он должен был умереть еще на месте преступления, такие раны смертельны. То, что его довезли до больницы живым -  это уже чудо, а то как он выжил после операции вообще противоречит всем канонам медицины. А теперь все самое страшное позади и он будет жить».
Сзади раздался звук падающего тела, это Лена, как подкошенная рухнула на пол палаты. Ее подняли и положили на пустую соседнюю койку. Врач осмотрел ее и сказал:

«Это простой обморок, да и понятно, почти четверо суток быть у постели без сна и отдыха. Я вообще не понимаю откуда в таком теле оказалось столько силы, не надо приводить ее в сознание, пусть она полежит и отдохнет хоть немного».
Мне сделали какие-то уколы и оставили нас вдвоем в палате с Леной. Через пару минут в палату вбежала мама, которая на часок прилегла в коридоре на диванчике. Со слезами радости она зацеловала меня всего и, немножко успокоившись, села на стул рядом с моей кроватью.

Потом посмотрела на лежащую в беспамятстве Лену и сказала:
«Андрюша, ей ты обязан своей жизнью». И она рассказала мне о событиях последних четырех дней.
Скорая приехала минут через десять после вызова, меня уложили в машину и Лена упросила врача взять ее с собой и отвести в больницу. Уже по дороге у меня остановилось сердце и врач потянулся к дефибриллятору, но в этот момент Лена схватила меня за руку и закричала:

«Живи, живи, любимый, не бросай меня!» И сердце у меня вдруг забилось само без посторонней помощи.
Лена слышала, как врач по телефону предупреждал больницу:
«Больной очень тяжелый, огромная потеря крови, печень пробита как минимум в двух местах, боюсь не довезем живым, но на всякий случай будьте готовы».
Она закричала: «Нет, он не умрет! Вы его довезете!»
Всю дорогу она держала меня за руку и не давала оторвать ее от меня. И меня довезли.

Потом была пятичасовая операция, в течение которой Лена и приехавшая мама сидели в холле больницы и молились о моем выздоровлении. Наконец вышел врач и сказал:
«Мы сделали, все что могли, но раны очень сложные, видимо наносящий удары поворачивал нож в теле, потеря крови огромная и шансов, что больной переживет ближайшие два дня очень мало».

У мамы сразу начался сердечный приступ и ее поместили в одну из палат на этаже, а Лена упросила врача, чтобы он разрешил ей сидеть рядом с моей постелью. Вообще, посторонним в палате реанимации быть запрещено, но когда врачу рассказали о происшествии в машине скорой помощи, он махнул рукой. «Пускай, хуже не будет».

Четыре дня и три ночи она практически не отходила от моей койки, непрерывно держала меня за руку и шептала:
«Живи, живи, любимый. Я обещаю, что выйду за тебя замуж и стану тебе хорошей женой, я рожу тебе детей и мы будем счастливы, только живи».
И странное дело, пока она держала меня за руку, мое состояние оставалось стабильным, но как только она отходила, хоть ненадолго, сразу начинались осложнения. Как потом выяснилось, за эти трое суток Лена потеряла больше шести килограмм. Она проспала на койке рядом со мной почти четырнадцать часов и только потом открыла глаза.

Я пролежал в больнице больше двух месяцев и почти все это время Лена не отходила от меня. Главврач, услышав о моем чудесном выздоровлении, распорядился оставить пустой койку в моей двухместной палате и разрешил Лене находиться там.
Через три месяца после моего выздоровления состоялась наша свадьба, а еще через восемь месяцев родилась Светлана, наша дочь.
            ; P.S.
Нет, все-таки это будет неправильно. Мне так хотелось написать рассказ о всепобеждающем чувстве любви, что рука сама напечатала вступление и последнюю главу. Я несколько раз перечитал написанное и понял, что если я оставлю рассказ в таком виде, то меня загрызет совесть и я погрешу против истины.

Почему я знаю истину? Потому, что я тот, кто в данном рассказе выведен под именем Сергея, единственного человека на земле который знал всю эту историю.
С Андреем я был дружен с первого класса, мы сидели за одной партой, вместе пришли в волейбольную секцию нашей восьмилетней школы, вместе проводили все свободное время. У нас с Андреем никогда не было тайн друг от друга.

Он был лучшим игроком нашей команды и после окончания седьмого класса его переманили в ту школу, в которую я пришел по окончанию восьмилетки. Его переход не повлиял на наши отношения и мы оставались лучшими друзьями.
 Лена и Андрей учились в параллельном со мной классе. Лена действительно играла в волейбол, а поскольку на все игры мы выезжали вместе (в первенстве города всегда сначала играли женские команды, а потом мужские) я достаточно рано познакомился и с ней. Потом очень часто бывая в доме Андрея, мы подружились с Леной окончательно. Я одним из первых, даже по моему раньше его мамы, узнал об их отношениях и был очень рад за них.

Ну а теперь я расскажу как было на самом деле.
После изнасилования Лены прошло ни один, а почти два года. Что они оба пережили в это время, через какие трудности прошли вместе правдиво описано в рассказе. Но постепенно отношения Андрея и Лены наладились, все вошло в нормальную колею и они собирались пожениться. Тетя Рита, Андреева мама, не могла нарадоваться глядя на них, а я уже задумывался над свадебным подарком.
К сожалению, именно с моего дня рождения они пошли дворами в тот роковой день. Происшествие во дворе описано абсолютно правдиво на основании материалов уголовного дела (этих подонков быстро нашли и они получили от восьми до четырнадцати лет).

Все правда и о происшествии в машине скорой помощи, когда Лена завела сердце Андрея одним прикосновением рук. Действительно потом врачи говорили, что довести человека с такими ранениями живым до больницы было абсолютным чудом.
Когда Лена позвонила тете Рите из больницы, я был у нее. У меня было какое-то чувство тревоги и минут через двадцать я позвонил Андрею узнать — нормально ли они добрались до дома. Когда же я узнал, что они до сих пор не пришли, то мы еще с одним приятелем, еще не успевшим уйти от меня, прошли весь путь (к сожалению по улицам, а не через дворы) до их дома и как раз входили к ним в квартиру, когда раздался звонок из больницы.

Мы вместе с тетей Ритой бросились в больницу и я просидел вместе ними все время операции Андрея. К сожалению Лены не было в операционной. Спустя пять часов к нам вышел врач и сказал, что они сделали все возможное, но раны были несовместимы с жизнью.

Узнав о смерти сына, тетя Рита как-то мгновенно побледнела и стала падать на пол. Подошедший к нам врач и я еле успели подхватить ее. Быстро прибежавшие санитары положили ее на коляску и увезли в реанимацию. Теперь уже я и Лена ждали известий о ней. На Лену было страшно смотреть — неподвижная белая маска вместо лица, потухший взор, крепко сжатые до побеления кулаки и не слезинки из глаз.

Через два часа к нам снова вышел тот же врач и по одному его виду мы поняли, что это все (потом я узнал что у тети Риты был обширнейший инфаркт, сердце просто разорвало на на части). Пока врач подходил к нам, Лена спиной вперед медленно отходила к стене коридора, где были расположены лифты. Кто-то как раз спустился вниз и двери лифта открылись практически у того места, где прислонилась к стене Лена. Я до сих пор не могу простить себе, что не оказался в этот момент рядом с ней. Она вскочила в лифт и нажала кнопку самого верхнего десятого этажа больницы. Мы с врачом попробовали остановить ее, но двери лифта закрылись перед нашим носом. 

Врач побежал к телефону, расположенному на сестринском посту, чтобы предупредить дежурную по этажу, но не успел.
Как нам потом рассказали, как только лифт остановился Лена выскочила из него, бросилась к рядом расположенной лестнице и прыгнула в лестничный пролет.

Самое ужасное, что вскрытие показало - Лена была беременна уже две или три недели, но видимо не знала об этом, иначе не возможно объяснить ее поступок.
А меня потом в течение многих дней преследовал один и тот же сон — то, что мы увидели с доктором, когда сбежали по ступенькам лестницы на площадку цокольного этажа больницы. Вся площадка была в Лениной крови, сквозь колготки на ногах торчали кости переломанных ног, но по какой-то странной случайности на лицо Лены, лежащей на спине, не попало не единой кровинки.

Она лежала с широко открытыми глазами и настолько спокойным и умиротворенным  выражением лица, которое бывает у человека сделавшего в жизни все, что должен и закончившим свой путь с глубоким осознанием этого. Сочетание кровавой каши на лестничной площадке и этого абсолютно белого спокойного лица было настолько страшно, что я долго никак не мог заснуть без довольно большой дозы алкоголя и все равно часто просыпался с криком и до рассвета лежал с широко открытыми глазами и старался не заснуть, чтобы вновь не увидеть эту картину.

Похоронили их всех троих рядом на «Красненьком» кладбище. На похоронах был я, несколько друзей Андрея и Лены, кто-то из дальних родственников тети Риты, но матери Лены не было, хотя ей сообщили о смерти дочери.

Для тети Риты мы поставили отдельный памятник, а Лену и Андрея похоронили рядом в общей могиле. На их памятнике высечена надпись:
«Ваша любовь была огромна как мир, но смерть оказалась сильнее. Лежите с миром, а мы всегда будем помнить о вас».

Ну вот, теперь я и рассказал всю правду. У меня не получилось рассказать о всепобеждающем чувстве любви, но о настоящей ЛЮБВИ, той любви, которую можно отнять только вместе с жизнью я рассказал.

Небольшое послесловие http://proza.ru/2021/05/07/1353


© Copyright: Никонов Андрей 2, 2021

ь



я не автор