Как геополитицкая катастрофа духовные ценности воз

     Объемиста Секлетинья и неприподъемна, бывалоча, набольший жухнет ей, а она как перднет ! Святых выноси. Бегут люди охочекомонные и выносят, вереницей орудуют, словно матросы, разгружающие рабскую галеру от излишнего груза. Первым делом - пианину, вторым суетность зряшную, ну а третьим, само собой, все вот это вот все.
     - Ты имя мое стырил, - шумит Секлетинья, стукая уполовником в лоб твердый, непослушный Онфима, пеняя попустительству, - из советского говноеда Чапыгина.
     - Срал я на твоего Чапыгина, - вразумительно отвечает Онфим, выглядывая в окне за рыбьим пузырем приятелей своих по прогимназии классической : Евфимку, да Онипку, да Опоньку, да Опойку, да еще самого молодшего, чье имя утратилось в глыби веков, потому пришло коале достигнуть историцкую прозу а ля грызун Акунин, стилизуя хамелионисто и тута, и там, и даже у недографа Толстого можно чего - то да стащить. - От евонной прозы зубы ломит, он язык коверкает и ломает, хотя и знать не может, как тогда именно базарили. Говно.
    Перднет Секлетинья заново. Травит малого сего холокостом локальным, не понимая, что по национальности Онфим ни хера не жидок, некому будет выдумывать газовые камеры Аушвиц - Биркенау, русский он, а русского говна никому не жалко, их мильонами травили большевики, так до сих пор неправда. И давно. Вот и остается только что и бздеть, опять же, новация, пар пердячий, можно Илону Маску в партнеры, а не халявщики, навязаться : мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, скоро по Капице нефть, газ, курага не нужны станут, попрут войны за пресную воду и леса, ты думай пока за возможности научного применения пердежа, а мы пока всем народцем разъединенным произведем. Так, б...дь, напердим, что весь мир окочурится. Мы русские, с нами Бог.
    " Слыхали новость - ту ? - шепчет одноногий солдат, затащив купчиху Шугарпову за фанерный павильон  " Пиво - воды ", играет личиной, пугает, не без того, неистовством своим и лютостью в затянутых бельмами глазах. - Путина по референдуму богом сделали, обожествили вскрой, как Тиберия какого, а всех протестантов решено ликвидировать.
     Округляет рот свой алчный купчиха, но сознает, что всех не ликвидируешь.
     - Оставшихся изолировать, - находится солдат, оборачиваясь зольдатом. Шапка на нем бескозырная, винтовка Маузера, мундир цвета фельдграу, партбилет за пазухой, на груди почетный из латуни значок члена НСДАП. - Во имя роста экономики, товарищ Шугарпова.
    Хочется ей выкрикнуть, что кончились товарищи, миссис Хилкс она, как положено у американцев - миссис Абрам Хилкс. А солдат, кручинясь, вспоминает и недоумевает над никак не объяснимой привычкой юркого племени имена свои менять. Был Ярославский, оказался Эпштейн. Вот Путин сдохнет, и найдут на трупе паспорт на имя Циклера Мосей Борисыча. Тут - то все и ахнут.
    - Вот так вот, - кривит ротовую полость зольдат, - ах ! "
    - На х...я кавычки ? - бабашит уполовником сына Секлетинья, смущаясь нарушением грамматик всяких. - Понтуешься, гнида, грамотностью своей ? Укоряешь, так сказать, народец разъединенный, пеняешь им невежество и говенность ?
    Онфим и слов - то таких не слыхал. Но качает головой, вверх и вниз, как лошадь. С мамкой не хер спорить, ейный уполовник любые доводы перевесит, да и варенья может вполне не дать, или ледянку зажилит, как тогда с горки катиться, или Леню Якубовича смотреть заставит, или газету  " Правда " за восемьдесят первый год конспектировать принудит, или еще какую х...ню надумает. Потому впадает Онфимко в соглашательство, думая втихаря в уме, что да ну на х...й говноедов русскоязычных, все одно у них руки из жоп вырастают, ни кина снять, ни книжки написать, жуют кал в бложиках и СМИ и - никаких.
     Вот и х...й на них на всех.
     глашала не убралось.