О Бесах Ф. М. Достоевского

О бесах Достоевского
Ф.М. Достоевский – титан отечественной литературы, непревзойдённый патриарх психологического романа. Виртуозно используя литературные приёмы, он мастерски пишет психологические портреты своих героев. Но это только кожура от яблока. Писатель воссоздаёт такую глубинную структуру личностей с комплексом и физических, и психических, и психологических, и духовных процессов как внутри индивида, так и в отношениях, что это кажется просто чудесным даром. Он практикующий психолог, ходячая энциклопедия знаний о душе? Но в его времена такие науки были в диковинку. Он дипломированных психиатр? Нет, практика психиатров в 19 веке скорее походила на пытки. Он священник и ему исповедовались тысячи? Но такого нет в его биографии. Учитывая христианские архетипы и логику в его произведениях, возможно, Ф.М. Достоевский эксперт по Священным Преданиям и Писанию. Отсюда он и почерпнул знания по «патологии» человека в целом, по процессам внутри личности и волевым реакциям на различные смысловые раздражители. Конечно, как и большинство литературных гениев, Ф.М. Достоевский был очень наблюдательным – герои его произведений имели живых прототипов. А особо любимых персонажей автор одарил непосредственно некоторыми слоями своей личности и даже пороками. Занимательно, что гений, еще столетия назад уподобил распространение девиантных идей заражению возбудителем инфекционного заболевания. Однако писательский крест всегда «свинцовый», такой индивид должен справиться с уймой испытаний для гравировки драгоценного таланта. И победные венцы на гениях обычно «терновые», и блажен, тот творец, которого благословляли еще при жизни, и который при этом справился с искушениями. «За вольнодумство» или «сочувствие революционерам» в молодости писателя чуть не казнили, но отправили в ссылку, а воспоминания «про баньку с пауками» нависали тенью над душой всю жизнь. Первая жена писателя была сумасшедшей и померла. Сам автор всю жизнь страдал игроманией, и более того, у него регулярно были приступы эпилепсии. И весь этот каменистый путь во имя христианской истины и любимого Отечества.
Полностью разобрать роман классика — значит написать книгу в три раза толще. И, вероятно, такие труды уже созданы. Однако, актуальность поиска национальной идеи и антагонизма с Западом заставляет штудировать «бесов» именно сегодня. Ф.М. Достоевский – православный патриотический писатель, пытавшийся дать христианские ответы на практические вопросы о государственном строительстве, борьбе с оппозицией, экономическом развитии и правильной идеологии. Однако, взгляд на человеческие смыслы был не популярен у пассажиров разгоняющегося модернистского поезда. Эта «земная» мощь техники, перемалывающая горы, смотрелась белее эффектно по сравнению с Евангельским переносом гор силой веры. Бог умер или уснул, он и не нужен, его место займет миф о прогрессе. Однобокая шаткость такого подхода к реальности через сотню лет «атеистического кровопускания» заставит этих пассажиров задуматься о том, кто, куда и зачем проложил рельсы, погрузив их умы в плен языческого постмодернизма.
Писатель акцентировал внимание на многие общественные и личностные болезни, дал своё видение адекватной терапии. Коренной язвой всех девиаций, фундаментом практической инфернальности является по Ф.М. Достоевскому - проблема патриархальности или мужской идентичности, вызванная идейной причиной неверия в Бога. И это в 19 веке? Не то что сегодня, когда детей воспитывают матери-одиночки и это ещё хорошо, но, когда ментальные или биологические трансгендеры разводят животных в поисках суррогата потомков, чтобы передать им свой «бесценный опыт», то это пробивает дно. А мировая культура занята очернением мужского начала вместе с продвижением идей «воинствующего феминизма», то проблема «патриархальности» есть настоящая смысловая «горячая точка». Получается «быть мужчиной» транскультурная и вневременная проблема. Как и кризис веры: дворяне скорее занимались спиритизмом, а крестьяне верили в приметы. «Революция пошла из семинарии» как заключал известный церковный апологет.
Почему же «мужская идентичность» такая нежная смысловая и практическая субстанция? Творчество Ф.М. Достоевского невозможно трактовать вне христианской «координатной системы». Любого мужчину можно рассматривать как некую «божественную проекцию». Мы созданы по образу и обязаны стать по подобию. Отдельный «непадший» мужчина что-то вроде бога с маленькой буквы. В христианской космологии Бог – абсолютная личность, с бесконечным потенциалом, творит мир из ничего, наделяет его «физической самостоятельностью от Себя» космосом детерминирующих природу законов, но Он любит то что сотворил, что происходит из его природы, если Бог не любовь, то зачем ему созидательная деятельность? Творец ограничивает свою природу наделяя «венец своего творения» свободой как от законов вселенной – человек может их познать и использовать в своих технологиях, так и «духовной и психической самостоятельностью от Себя» - человек может принять или не принять по своей свободной воле Истину и архетипические принципы бытия. Это называется самоумаление Бога. После сотворения мир существует во времени и наделён некоторой самостоятельностью, и чем проще организация материи, тем она более автономна. Вершина творения с облаками психики и солнцем духа, есть человек. Но духовная составляющая личности сама по себе существовать не может, она по умолчанию устремлена к Богу как к первоисточнику и если, человек по своей или чужеродной «злой воле» блокирует и отрицает «свою духовную компоненту», то неизбежно деградирует в «физический детерминизм». Однако, Творец при чрезвычайных обстоятельствах по своей свободной воле может «приломлять» как законы природы, так и естество человека для достижения своих целей. Свою природу же человек, испортил сам, сознательно удалившись от Творца и больше возлюбив прелести мира. Человек – уникальное создание, включающее все формы организации бытия от механистичной неживой природы к биологическому автономному объекту, и далее к временному несколько самостоятельному высокоорганизованному обладателю «психической материи», что открывает путь свободы, постижению вечных смыслов и творчества, рождает личностный объект, что в христианской традиции считается духом и стремиться к Богу. Получается, Бог — это абсолютный мужчина, любящий своё Творение с абсолютным самоконтролем-Самоумалением Бога.
В общем идеальный мужчина, тот кто может обладать большими познаниями, силой и ресурсами без потери контроля над собой в целом. Народная мудрость о проявлении естества человека при появлении у него денег, власти, а также применении наркотических средств актуальна во все времена. А Православное Христианство — это «благодатный софт», способный даже на самом «старом и застрастённом железе» запустить процессы удаления вирусов и развития по изначальному совершенному образу. Это лекарство от всех болезней: и духовных, и физических, и социальных, доступное как высоколобому профессору, так и безграмотной старушке, как хронически безнадёжно больному, так и девушке с несрастанием в личной жизни, как оккультному мистику, заблудившемуся на своих психоделических дорогах, так и искушаемому монаху, посмотревшему налево, как продавшему выгодно Родину и совесть олигарху, так и смердящему бомжу на проданной Родине. Нужны только разум и свободное волевое решение. Православное Христианство – это Истина, сверх-идея, характеризующая набором всех необходимых архетипов и смыслов для полноценного вневременного развития и исцеления личностей и их творчества. Только верующий и страшащийся в Бога человек, т.е. при правильной мобилизации религиозного инстинкта, способен контролировать: свои состояния «власти и могущества», обладание богатством и потребления, удовлетворение плотских потребностей. Человеческий контроль над этими тремя самыми «искусибельными» проявлениями творчества априори отрицается голливудской пропагандой.
В той или иной степени возможна суррогатизация «сверх идеи» с ущербным набором архетипов и дающая подобия самоконтроля. Упорядочивающий фактор мотивации в виде недосягаемой конструктивной идеи или мечты даст индивиду ресурсы для достижения своих целей и заглушит пороки. Особое уважение можно отдать великим политическим деятелям без высокого происхождения, с нуля достигших высокого ресурсного состояния и не потеряв самоконтроль. Бонапарт правда был незнатным дворянским сыном, но так поверил в себя как в Императора, что стал им буквально, завоевав пол Европы, являясь антагонистом англосаксов. Сын пьющего сапожника и прачки Сталин И.В., вероятно, сильно верив в коммунизм, изменил ход истории, задержав глобализацию и построив альтернативную капитализму систему. А вот, великий «демократизатор» Ельцин Б.Н. скорее всего не верил ни в какую «демократию», он не выдержал испытание властью, поддался стихии, спился, разорив страну и народ, будучи международным посмешищем, ничего не построил кроме демагогий «про права и свободы человека и либерализм», которые «поцелуями Иуды» нарочито усыпили больного богатыря советской цивилизации для «гуманной эвтаназии» вместо обещанного лечения.
Если бы ответственные граждане нашего переменчивого государства раз в год бы перечитывали «Бесов», то скорее всего, «настоящих бесов» изгнали бы на свою «западную родину», на все «критические вопросы и искушения модерна» ответили оригинальным идеяизвержением, а страна бы увернулась от кризисных гекатомб трупов. Итак, повествование стартует рассказом о ущербной патриархальности Степана Трофимовича, который автоматически, будучи учителем, передал «свои болячки» ученикам. Это атеист, инфантильный либеральный импотентный критик российской действительности, демократ-идеалист, «идейный онанист», теоретическим словоблудием сотрясающий воздух, не способный к любой продуктивной работе, неряшлив, не решителен, осознающий своё падшее состояние, игроман, безвольный, флегматичен, истеричен, слаб и труслив, но в меру образован. Если власть, и деньги свалятся ему на голову, он скорее будет лениться как добрых, так и злых дел, образ жизни не изменит. Это не просто кастрированная мужская идентичность, это некое наслаждение хронической болезнью, сживание с ней как с гениальностью и парение в облаках исковерканных смыслов и форм. Изнеженный, не способный к самостоятельной жизни дворянин, растративший состояние и говорящий с народом на «разных языках. Он служит «рыбой прилипалой» к олигархической особе того времени, обучая её родных и неродных отпрысков. Вообще, жизнедеятельность дворян по описанию в художественной литературе удивительна, рауты, балы, приёмы, разговоры, дуэли, даже своих детей воспитывают редко, ну хоть бы пальцем кто-нить ударил! «Теплохладность» в любой форме, безверие и обессмысливание открывает перед человеком природную пропасть. Но слабой личности проще начать контролировать «свои слабые идейные и физические энергии», особенно если «выключить гордость». Степан Трофимович умирает, раскаявшись и поняв истину, что жизнь человека «одухотворяет» «справедливейшая и счастливейшая бесконечная, великая мысль». «Бог есть только потому, что только он может быть объектом вечной любви». И самое главное, что мы можем познать и чему должны научить ближнего — это бесконечно любить Бога, сущность которого Любовь. Только этот внеземной и вневременной смысл является незаменимым «источником вод» для корней «человеческих деревьев». И эти деревья будут обязательно «красивы», так как уврачуется первоначальный образ. Степан Трофимович «чувствует» цену «красоте» без которой не устоит наука. В сфере смыслов «красота» — это соответствие объекта некоторому идеальному образу в сознании Творца. Получается объект целеустремлен в будущее и рукотворен из вечности. Наука же признаёт только слепой детерминизм и ощущения в сознании человека, обусловленные биохимией мозга. Кстати, Ф.М. Достоевский и советует словами персонажа из народа Шатова барину, сыну олигархической особы, лечить экзистенциальные проблемы «тяжёлым мужицким трудом». Шатов тоже учился у инфантильного профессора, олицетворяет глубинные метания освобождённых крепостных, которые вроде бы стартанули в сторону частной собственности и эффективного рынка, но порвали лапти о неурожайный климат и низкое накопления капиталов, не в состоянии перепрыгнуть через барьер малоземелья. И в других творениях Федора Михайловича есть эта красная краска неизменяемой географии и худобы внутреннего рынка, перечёркивающая массовое формирование «среднего класса» как эффективных собственников с ударением на индивидуализм и даже эгоизм. Влюблённый в либеральные идеи Шатов на деньги барыни Ставрогины шатался по Европам и Америкам и на своей шкуре испытал хищные капиталистические когти. Рынок на эволюционных принципах — это филиал ада на земле. Обманул, считай сэкономил, сэкономил считай заработал, утопил соседа эффективностью с примесью инфернальности. Опалённый «адским огнём прогрессивного запада» Шатов, рефлексируя, погрузился в кризисную закольцованность мыслей, чувствуя отторжение мировых штампов от российского исполинского тела. Он стал «славянофилом», стыдясь быть русским. «Шатается» Шатов и в отношении своей религиозности, однако этот раскаченный маятник слетает с оси и сносит еще одного идола – материалистический социализм. Именно словами этого героя Ф.М. Достоевский предупреждает от «бездушности» и недолговременности такого государственного устройства. Разум и наука в чистом виде не смогут стать фундаментом светлого будущего, ибо не зрят смысловую сторону вещей и процессов, отрицают целеполагание и замысел личностей, проклиная реальность слепым детерминизмом. В таких условиях невозможно построить легитимную этическую систему координат для совместной деятельности индивидов. А для «производительности труда» нужен определённый минимум оппортунизма с мотивацией «правильных поступков». Абсолютизация науки последователями «полунауки» как в романе или «популяризаторами науки» сегодня, а также построение на этой основе идеологических конструкций может иметь катастрофические последствия, не говорит на языке ценностей, извергая кровавый социальный дарвинизм или тупиковый постмодернизм, что прерывает развитие человеческой цивилизации. Смысл жизни как человеку, так и общности может дать любая идея для веры, во имя которой индивиды готовы бесконечно жертвовать. Сама способность «верить» - уникальный человеческий атрибут, только верующие люди могут перестроить себя и мир. Главное, чтобы предметом веры была идея более-менее конструктивная. Не верующий в своего бога или суррогата человек, или общность теряют уникальную идентичность и превращаются в этнографический материал. И естественно, если лучше верить в бога как максимум в Бога по христианской традиции и строить государство, основываясь на вечных архетипических принципах, что даст бесконечный потенциал для прогресса. Однако, смотреть на солнце с озарением своей греховности обычно не легко, проще верить и просить святых или шлифовать взглядом глубину христианских философских пейзажей и даже верить в воскресение мёртвых. Средний человек примат Бога оставляет на потом. А если растлиться до атеизма, как еще один герой «Бесов» Кириллов А.Н. то можно поверить в совсем инфернальную идею, подставиться под разноликие ветра деградации и в отсутствие всяких границ расплыться и потерять человеческий образ. Идея что любая смерть делает любого человека человеко-Богом окончательно расстроит личность, подставит ее под удары пороков и болезней и приведёт к суициду. А зачем жить, если на том свете, ты автоматически человеко-Бог, а технический прогресс даёт возможность самоубиться быстро и безболезненно? Ф.М. Достоевский именно этого персонажа наградил «симптомами падучей», когда за некоторое время до приступа ощущается некая ложная «блаженная духовность» и страстью к чаепитию с бессонницей. В условиях истинного атеизма, человек — это случайно возникшая волевая плесень в бесконечной вселенной. Получается воля людей – это единственный феномен в своём роде, который автоматически абсолютизируется. И если воля абсолютна, то любое волевое решение, включая решение самоубийства, во-первых, оправданы, а во-вторых, необходимы в пути каждого человека. Ну прям как в сериале «Настоящий детектив», где субъектность человека решается самоликвидацией. Атеизм, отменяя бога, неизбежно абсолютизирует или само общество без всякого «высшего провидения» или некого «нового человека» в сущности «биоробота» без свободы воли либо «науку или научность» как методы познания объектов без субъекта. Естественно, что любые конструкции без фундамента смываются дождём исторического времени.
Умозаключениями Шатова гениальный писатель ставит еще один вопрос. Нужно ли христианское царство на Земле? Дескать Католическая Церковь заблудилась в политических полях, будучи европейским средневековым арбитром, не прошла третье искушение Христа. И нужны ли эти «терзания плоти» в борьбе за власть и государственную «архитектуру». Может отдать всё на откуп масонам, а самим уйти в монастырь? А как же познание мира? В такой форме вопрос отвечает сам на себя. Во-первых, не нужно быть «святее Христа». Во-вторых, почему для земных дел после сошествия Спасителя во ад и победы Христианства необходим договор с дьяволом? Оправдание малодушия? В-третьих «Христос всего человека исцелил», и в социальном аспекте тоже, а это значит творчество христиан по правильному государственному строительству благословлено Богом. Однако, кесарево кесарю, а Божье Богу, непосредственно во властных играх с конкретными целями Церкви как институту лучше не учувствовать, так как это может коррозировать учение. Но церковь должна «благословлять» другие государственные институты для позитивной деятельности, служить примером святости, быть солью Земли, а не «эксплуатировать обостренный в плохих условиях жизни религиозный инстинкт для корыстных побуждений».
Неопределённость позиции на критические вопросы, слабость и порочность личностей есть благоприятная среда для распространения «воли злых сил». Времена всегда одинаковые: и сегодня массовая культура, во имя коммерции дирижирует на страстях, и автоматически обеспечивает идеологическое прикрытие «политики нулевого роста». В романе главным инфернальным драйвером выступает сын вышеописанного «порочного патриарха» явная психопатическая личность, профессиональный революционер, наглый ветер для посева плевел, барич, заражённый модернистской социалистической идеей - Петр Степанович Верховенский. Он как-то не по земному переносит «свои злодеяния» - стоя по колена в крови поест и не подавится и даже не поперхнётся. Коммуникабелен до манипулирования окружением, поглощен идеей стирания старого мира и сооружения нового «социалистического», опасная личность, порабощённая «злой волей». Отец его видел пару раз в жизни. Иногда распорядок дня дворян того времени поражает вроде бы обилием свободного времени, которое они прожигают на балах и светских приёмах, путешествуют по миру, забывая русский язык, и на детей с работой же времени не остаётся, а голова занята перетасовкой западного идейного потока. Революционеры также идут по жизни «срывая цветы удовольствий». Первые «палец о палец не ударят» сидя на ренте, а вторые пируют еще и на иностранном финансовом допинге. Но и те и другие не ведают истинного положения дел в государстве. А за границей всё лучше и чище и трава зеленее и сытые люди вроде бы добрее, дороги без ям и нежарко и не холодно. И после созерцания «западной витрины» граждане из элиты начинают всё хаять на Родине, желая «рубить с плеча». Ф.М. Достоевский мастерски рисует паразитирование порока в динамике поколений. Брошенный сирота благословлять родителей не станет, что спроецируется на общую нелюбовь к Родине. А жизненные реалии, которые всегда можно трактовать как падение и недостаток, возрастят в душе нигилистические плевелы, которые и поглотят человека. Атеисту, отвернувшемуся от Бога, отрицающему жизнь после смерти, на земле как бы терять нечего, и материалистические доктора начинают лечить любую головную боль лоботомией. Период стирания старого удаётся, ломать не строить, решительность и кровожадность атеистический режимов лидирует в истории, а вот вынужденное творчество притягивает отвергнутые вечные истины в той или иной форме. Стирать неудобный «старый мир» с Богом и возводить «новый мир» с идолом прогресса Петр Степанович начинает с терроризма тайного общества как неофициального властного контура, скреплённого убийством Шатова и погромами в губернии. Ф.М. Достоевский предупреждает: «клубы по интересам», члены которых не просто теряют личную свободу, но являются «боевыми» ячейками под тоталитарным контролем одиозного лидера с культивацией религиозного пафоса на тему устройства общества или даже оккультных практик, как ножи порежут «рыхлое» не идеологизированное тело большого государства. Вопрос о непосредственном строительстве «социалистического общества» и не ставится практическим разрушителем. Любые носители зла в зависимости от степени падения теряют творческий потенциал. А в организации своих паразитических структур используют насилие и изначальную заражённость своих потенциальных элементов. Эти структуры по отношению к объекту паразитирования всегда будут редуцированы, низкоорганизованы и беспощадны.
Еще один «воспитанник» Степана Трофимовича, барский сын без отца, Ставрогин Николай Всеволодович рисуется Ф.М. Достоевским одержимым «легионом бесов». Этот изначально физически здоровый, красивый и ухоженный как восковая фигура, богатый и знатный молодой человек, будто полноводный кристальный родник, правда, текущий в канализацию. Мужественный и бесстрашный, но переходящий все границы «победитель», популярен у женщин, для которых, впрочем, он будет роковым и которые его отвергнут. Гордый даже в исповеди, надменный барич без идеи, без цели, без веры. Имея все ресурсы и отменивши Бога, он подался в такие «тяжкие», так «взял от жизни всё», что психологический портрет этого героя оттеняется психиатрией. С минимумом эмоций герой просто смакует и жонглирует злом, это именно тот «пёс, что лижет пилу и пьянеет от вкуса собственной крови». «Опьянение» еще живой части личности до одинакового удовольствия как от подвига, так и мерзости. «Омертвение» всякого творческого начала. Жизнь как карусель кровавых спецэффектов для профилактики скучности. При этом Ставрогин утверждает, что контролирует всё, что силой воли может остановить любой пагубный процесс, но этого не хочет. Грех до дурдома доведёт. Олигархический сынок чем только не промышляет и как только себя не губит: убийствами на дуэлях, всяческими конфликтами и оскорблениями, воровством, пьянством, педофилией, в довесок для полноты ощущений женится на умалишённой с коннотацией толи спасения «дурнушки» толи совестным самобичеванием. Здоровый человек не смог бы так, Ставрогин то уничтожает и коверкает всё живое, то будто нормален, мудро рассуждает на вечные темы, смиряется перед Гагановым и Шатовым, что проще всего объяснить шизофренией или биполярным расстройством. Вот такие дворяне, такая опора престола и государства с «легионом бесов» и стадом свиней.  К самореализации не способны ни на госслужбе, ни в бизнесе. Ф.М. Достоевский так и прорекает словами порочного патриарха Верховенского жуткие контуры будущей революции. Бодрые прогрессивные практики зоозащиты смело обвинят Бога в «негуманном отношении к животным». Дескать ну изгнал бесов сразу в ад или уничтожил, что их слушать то? И свиней губить? Они же не кошерные? Цивилизованных оккупантов оставил без шашлыка. Однако этот «нетолерантный» фрагмент иллюстрирует множественность бесов в бесноватом. Экзорцизм сам по себе не залечит душу, человек сам должен захотеть этого.
Гаганов Артемий Павлович – ещё один мужской персонаж, отставной родовитый военный, несколько романтик из рыцарского средневековья,   затаённая злоба и желание отомстить Ставрогину за то, что тот в «нездоровом состоянии» обидел его отца, остановили развитие, обрушили карьеру и чуть не кончили жизнь. Человек не способный простить, поражается своей же идеей мести. Сдружился с Верховенским-младшим. «Бес» всегда находит «червоточину» в личности и прикрепляется к ней. Поэтому и разговоры о сиюминутной ликвидации инфернальных сил бессмысленны без врачевания человеческих душ. Да, внешнее зло уничтожить для Бога запросто, но то, что циркулирует по сознаниям и делам людей без согласия этих людей без изменения структуры личностей невозможно.
Так же «Бес» активно паразитирует на слабости и малодушии носителей «государственных регалий». Губернатор фон Лембке инфантилен и безволен. Это типичный продукт «стабильности» сословного общества. Родившись в семье чиновников, места ему на госслужбе и специальных учебных учреждениях были гарантированы, что у корня срубало развитие волевых качеств и взросления. У него не было шансов и мечтать, как «солдат наполеоновской армии о жезле генерала в своём рюкзаке». А что, если титулованный отпрыск просто не хочет заниматься «делом семьи» или какой-нибудь крестьянский сын так стремиться к знаниям, что «горе от ума». Призвания и таланты людей не ведают сословных и социальных границ. Как и пороки, впрочем. Человек устойчивый от пороков, склончивый к монотонному творчеству, однако, не способный решать злободневные коренные вопросы и игнорирующий их занятиями с искусными суррогатами. Ну прям, Людовик 16, пытавшийся укрыться от революции в самостоятельно изготовленных замках. Естественно, что такой «слабый» человек стал жертвой «беса» Верховенского.
Также в сфере «бесовских интересов» сына, что так презирал отца и мир, были: конформист и сплетник Липутин, подкаблучник Виргинский, ищущий мужскую идентичность в мужской тоталитарной организации, шут Лямшин, что потом заложит полиции революционеров, преступник Федька как непосредственный разрушитель, либеральный и слюнявый писатель Кармазинов, атеист, жадный, нарциссичный и заносчивый, популярный не более одного десятилетия, словоблуд и пьяница Лебядкин, угнетающий полоумную сестру и шантажирующий её мужа Ставрогина, юный и исполнительный Эркель, мышление которого парализовано идеей, воплощённой в кумире Петра Степановича Верховенского. Многие герои ещё живы, но активно заражаются «бесами». Убийство Шатова для многих будет шоком, у многих «взыграет совесть», у многих это обернётся непоправимой психологической травмой. К «солнцу литературы», Кармазинову, тянутся многие герои романа, сам же «знаток человеческих душ» симпатизирует всему, что связано с Западом. Как и часть современной творческой элиты, писатель «середнячок» из романа явный русофоб, собравшийся мигрировать в Швейцарию, где лучше и климат и «строения каменные» и «цивилизация». Желанная «демократия» по Кармазинову – это писать проект водосточной трубы в городском совете европейского захолустья вместе со всеми гражданами и это для него важнее всех российских проблем. Бывшую Родину он характеризует буйством стихии, неспособностью к сопротивлению чему-либо, короткой жизнью всего – от идей до деревянных построек, «здесь всё расплывётся в грязь», смертью «русского Бога» перед мировым прогрессом. Кармазинов – самовлюблённый писатель, мечтающий пожить по дольше, очень гордый, заносчивый, презирающий российскую публику, верящий в культурную ценность своих творений для всего мира в целом. И поныне многие творцы, сплетя себе венцы из отечественных лавров, приобщаются к глобальному концу, шля проклятия суровому отцу. По сути, любой писатель, развивший талант самостоятельно или одарённый от природы, подсевший на «творческую ренту» и написавший стоящие произведения, ставший кумиром, подвергается сильнейшим искушениям, потребляя «культурные дивиденды», принадлежавшие также и читателям как соавторам. В романе «писатель Кармазинов» поглощается собственным культом и теряет творческую потенцию. Ф.М. Достоевский также пишет о бедности рядовых писателей, но обладателей глубинного таланта ждут вечные лавры.
Глубинные процессы поиска смыслов и терзания по поводу ответов на критические вопросы характерны и для женских персонажей романа. Они принимают «патологическую эстафету» от своих порочных мужчин. Варвара Петровна Ставрогина, генеральская вдова, помещица, некрасивая властная женщина, «серый кардинал» города с ордой приживальщиков, возглавляемой тем самым «гениальным» диссидентом Степаном Трофимовичем, которому «женщина олигарх» в свое время симпатизировала, но была «отвергнута гением» по пассивности. Помещица Ставрогина «переболела» либерализмом, мечтала печатать «просветительские политические журналы», но «дикость» революционного контингента её отпугнула. Ф.М. Достоевский, изображая заигрывание элиты и творческой интеллигенции с «неуважительными революционерами» как бы предрекает «философский пароход». После барыня сконцентрировалась на хозяйственной деятельности и имела успех. Не имея сильного мужчины под боком, Ставрогина берёт на себя «мужские функции» управления, добывания и контроля. Апогеем это является «женитьба» самовлюблённого Степана Трофимовича на Дарье Шатовой, своей воспитанницы, с разницей 33 года для «урегулирования» личной жизни своего сына.
Губернаторша Лембке – это ещё одна сильная честолюбивая женщина рядом со слабым мужем. И если барыня Ставрогина убила в себе женщину на «бизнес-фронте», то Юлия Михайловна сделала это на административном. Именно её «заигрывания» с «революционной золотой молодёжью» с целью толи их «спасения», толи собственной славы после «поимки более крупной рыбы» приведут к трагической развязке романа. А эта молодёжь нигилистична, атеистична, не занята работой и только ищет приключения. Прям Раиса Максимовна рядом с мужем и лазящая во все дела. Губернатор Лембке постоянно страшился на тему «А что скажет Юлия Михайловна? Зрелая «хранительница очага» превратила в «очаг» всю ойкумену романа. Однако, при «позднем браке» крайне сложно «спастись в деторождении».
В романе все женские персонажи порочны: умалишенная хромоногая Лебядкина в гипертрофированной религиозностью, гордая и богатая Лиза, тоже несколько хромая и с нервным заболеванием, а также скромная Дарья Шатова «безумно», иррационально физиологически любящие сильную, но разнузданную до болезни мужественность Страврогина, «гуляющую» Марию Шатову, рожающую от него ребёнка и относящуюся к законному мужу как к «тряпке в последних руках». Жених Лизы, Маврикий Николаевич, подкаблучник по своей любви к ней чувствует «плотскую зависимость» своей невесты от «бывшего ухажёра» Ставрогина, даже отказывается от борьбы «во имя счастья любимой». Нигилистка мадам Виргинская повивальный бизнес которой набирает обороты притесняет своего мужа до измены ему с Лебядкиным. И если личность мужского рода существует только с ситуации самоконтроля преимущественно над творческой силой, то с женщинами ситуация аналогична, только «приручать» приходится природную красоту. Естественно, что реальные личности смиряют некую ресурсную смесь, а если в социальном окружении индивида мало «архетипического мужского» или наоборот, то «свято место пусто не бывает», произойдёт «вакантная гипертрофия» и бабушка может стать «порочным подобием отца» или «затерроризированный муж» начнёт пить. Закономерно, что женщины перегруженные «мужскими делами» или просто бременем семьи престают ухаживать за собой, даже одеваться «по мужскому типу» практично и без излишеств. Устами почтенного «глазастого» генерала Ф.М. Достоевский несколько критикует «быстрое цветение» русской женской красоты, что отражается и на «мужском индифферентизме».
Вместе с революционным отрицанием старого строя и «порочного» патриархата пышным цветом бордовых роз распускается «женский вопрос». «Женщины ни в чём не должны уступать мужчинам» звучит как модернистский абсурд. Стартом к хаосу по роману служил вечер-концерт с литературными чтениями во имя тяжкой доли гувернанток. На заседании «наших» революционеры и им сочувствующие обсуждают «отмену семейственности». Прям корни «глюков» раннего коммунизма двадцатых с общностью мужей, жен и детей в коммуне. Некоторым женщинам образ жизни мужчин кажется более эффектным и перспективным. Однако, роль матери и «хранительницы очага» базовые в любой цивилизации. Без традиции продолжения рода и воспитания потомков любая общность или государство придут в упадок. Материнство же — это необходимый атрибут женского саморазвития. Называть фундаментальную «женскую долю» принижением прав и «бытовой тюрьмой» означает пожелание популяционного суицида, только растянутого во времени.
Многие сюжетные лабиринты произведения построены по проблемам девиаций межполовых взаимоотношений. Вот герои «женились или замуж бы повыводили бы» более правильно и вовремя, посеяли бы «общее жизненное поле пшеницей, а для плевел бы земли бы не осталось». Закономерно, что при возвращении жены и рождения неродного ребенка, Шатов обретает смысл в жизни. Естественен и высокий уровень самоубийств в современных технократических обществах с заглушенной «традицией», скажем в Южной Корее, где браки чествуют с достижением высокого социального статуса и тридцатилетнего возраста. А половые железы, как известно, работают с четырнадцати, а отключить их без вреда для здоровья, невозможно. Создание своей семьи и рождение детей на собственной жилплощади это два мощнейших якоря человеческим кораблям в бушующем жизненном море. Только рождение и воспитание собственных детей обеспечивает личности полноценное взросление. В меру развившийся индивид с учётом рабочей нагрузки и в отсутствии семьи и детей, имеет избыток свободного времени и сил. А как известно: «дурная голова ногам покоя не даст» и одинокий человек на пути «бесконечного саморазвития» прожигает свои «временные ассигнации» на разжигание страстей. Личные обиды становятся прекрасной почвой для нигилистических воззрений и общей обиды на мир.
Вот такие неустроенные одинокие люди в кризисном состоянии, сентиментальные от избытка времени ко всем проблемам всех людей или, напротив, отрицающие и проблемы, и людей нигилисты вербуются в революционеры. Ловко играя на недостатках, слабостях и страстях «злая сила и воля» и лице Верховенского младшего и стремиться разжечь все истребляющий костёр. Ломать, не строить и такой инфернальный снежнокровавый ком в результате может раздавить миллионы и стереть с лица земли крепость государственности. Но собрания «нигилистов» жутко неуправляемые. Разберём методику и принципы действия «революционеров» из романа.
Верховенский младший безусловно фанатичный психопат с «синдромом Наполеона» без адекватной человеческой реакции на «кровь и насилие». Чувствуя «поток» социальных процессов и будучи одержимыми «своей» идеей, подобные одиозные персонажи способны «несколько изменить или прямо изуродовать ход истории». Подобно уму и знаниям «бесов», он, вступая в диалоги с большинством персонажей, использует законы психологии, методы «кнута и пряника», то льстит, то игнорирует, сыплет выгодными для своей позиции аргументами, переигрывает оппонента и начинает манипулировать жертвой. Жертвы выполняют его тактические задания, заняты поиском ресурсов и финансирования, вербовкой, они также стравливаются друг с другом, настраиваются против кого-то или чего-то. Сам он как бы стоит в тени и дёргает за ниточки. Он даже место лидера делегирует Ставрогину. Но всё должно идти только по плану манипулятора. Тайный архитектор только в исключительных случаях отката ситуации от задуманной идеи становится непосредственным исполнителем конкретных акций. Рокфеллер как-то выразил некоторый тезис: лучше, чтобы 100 человек тратило на выполнения моей работы по проценту своего времени, чем я один непосредственно буду выполнять это сам в 100 процентов. Вообще практика «революционной власти» описанная в романе актуальна и по сей день: единые действия «тайной закулисы» и «безликих кукловодов» по контролю «витринно-фасадной» разношёрстной демократии и постановочного выборного процесса в развитых странах очевидна. Речь, конечно, не идет о выборе шерифов в американском захолустье. Но в высших сферах политики действия плутократии и охлократии, запрограммированные политтехнологами олигархов, не замечают только голливудизированные зомби.
Итак, тайный архитектор, Верховенский из разношёрстного «человеческого материала» строит тоталитарные общества, которые как «нож разрезает масло» порежут «рыхлое правовое общественное тело». И никакие права человека «материалу и среде обитания» не даются, даётся только следование цели уничтожения «сегодняшнего государственного строя», который как бы не излечим. Кровавость методов «специалистов по революции» в учет не берутся, так как «Бога нет, а предрассудок этот привился от грома и молнии», а значит морали быть не может и «из пушки можно палить по любым воробьям и воробьятам». Остатки нравственности затирает тезис, что «бесперспективный деспотический режим» для само поддерживания и укрепления тоже «льёт реки крови». Фанатик Верховенский так поглощен ненавистью к сегодняшнему строю, что не способен рефлексировать на тему «устройства мира после революции» и считает это ненужным. Он верит в себя как в «мессию», как в «избранного уникального деятеля», проводящего в жизнь «уникальные идеи». Критерии уникальности и подтекст не расшифровываются. Персонаж пробесён полностью, его личная воля поглощена инфернальной, это «закольцованный психологический комплекс» паразитирующий на остатках разума, это «бульдозер для расчистки местности» под самопосев сорной травы. Естественна вербовка подобных ненавидящих фанатиков иностранной разведкой и использование «бешеных собак» по назначению распространения болезни.
Однако, не все в «человеческом материале» утопили разум в кислотной ненависти. В революционном кружке есть люди, думающие ради чего нужно всё это разрушить и что и как строить потом. Как же описанный в романе «рай Шигалева» резонирует с современными проектами инклюзивного капитализма Шваба. Ф.М. Достоевский о многом пророчествует в «своём самом политизированном произведении». Автор сразу акцентирует на утопичности подобных проектов в следствии сложности человеческого естества. Начинаются они с бесконечных прав и свобод, а заканчиваются «пещерным» деспотизмом. «Рай для всех» делится на две неравных чести. Самая достойная, образованная и прогрессивная одна десятая часть человечества без конкретных критериев выборки наделяется всеми характеристиками личностей и обладая всеми ресурсами мира, бодро начинают строить справедливый «новый свет» без пороков и болезней, но с тотальным контролем и доносами друг на друга. Девять десятых же расчеловечиваются до «райского животного состояния» приматов без прав и свобод. Методы направленной деградации и контролирования хаоса – создание специальной системы образования, а также «рекламное продвижение» тления через культуру и сми. Однако на уровне простого обывателя «право на бесчестие» и свобода от морали ввиду отсутствия Бога, может стать консолидационным фактором для формирования «революционного движения» с целью ликвидации сложных форм человеческой жизнедеятельности. Процесс «облегчения» Земли от «популяционного навеса» включает эпидемии и войны, революции и самоубийства, а тотальный хаос придёт останавливать Ставрогин в роли «лжеспасителя». Но «новый мировой порядок» со «лжеспасителем» и десятой частью «счастливчиков» и геноцидом «недостойных» человеческие проблемы не решит, личности не преобразятся, они либо разрушатся в условиях несвободы, либо останутся такими же людьми, но «избранная популяция» фрагментируется и размножениями вновь заполонит опустошённую Землю.
«Человеческий материал» ушлый Петр Степанович скрепляет методами психологического манипулирования. Ролевые игры – внутренние для общества выдуманные чины и звания, процедуры, регламенты и действия, общие преступления и индивидуальный шантаж. Социальная база – сентиментальные «неустроенные в жизни» граждане и мошенники, а также потенциально любой стыдливый человек без собственного мнения, нарушающий закон, которого можно смутить обвинением в недостаточном «либерализме». Ф.М. Достоевский как бы намекает, что «импортных» идей в России много, а собственные ответы на критические вопросы формируются с опозданием.
Главными действующими лицами романа являются дворяне и чиновники со своими сателлитами из простого народа. Крупный индустриальный бизнес затронут вскользь и с алчной и эксплуататорской стороны. Обсчитанные управляющим, озлобленные работники «шпигулинской фабрики» стали социальной базой для смуты. Владельцы – купцы, миллионеры, живущие в столице, не вкладываясь в быт рабочих и «высасывая все соки из человеческого капитала», держат де факто их в заложниках, а ответственность перекладывают на органы власти. Рабочие мрут от холеры или бастуют, или градообразующее предприятие загрязнило окружающую среду, хозяева же вдали будут считать «свои выгоды», закроют предприятие или не выдадут зарплату, и им плевать на социальные потрясения. Такова «демократия» и частная олигархическая собственность с эффективными менеджерами, когда собственность на всегда, а власть губернатора на четыре года. Средний и мелкий бизнес в романе практически не описан, кроме, пожалуй, купца Андреева, который купил лес у Степана Трофимовича, а значит, как минимум «на плаву».
Отношение к деньгам в романе полярно. С широкой душой всё отдать как Верховенский старший растраченные и проигранные деньги для оскорбляющего сына или по-европейски торговаться за каждую копейку и экономить просто из принципа как «рациональный сын» или Мария Шатова. Истина в финансовых делах возможно где-то посередине, когда «экономия и эффективность» не душит «денежное здоровье» контрагентов, укрепляя рынок сбыта. Однако, подобная тактика в эволюционных условиях свободного рынка может стать фатальной из-за хищной пиратской политики в слепой гонке за прибылью конкурентов, не разделяющих высокие принципы.
«Силовой блок» в лице вечно пьяного пристава Флибустьерова описан автором заведомо комично. Это сонный от похмели медведь, да еще разбуженный среди зимы, «машущий дубиной в темноте и по своим». И вот в такое больное общество с ущербными гражданами, преимущественно забывшими про «Русского Бога» вторгается модернистская революционная зараза в лице тоталитарной группы нигилистов-социалистов.
Слово «бесы» в романе кристаллизовано на нескольких смысловых уровнях. Самый глубокий – это «идейные бесы», набор смыслов или психологический комплекс, подчиняющие всё существо человека. Такой альтеридеей, идолом для Верховенского младшего и других стал социализм, а например, для Карамзинова и интеллигентной публики– либерализм. «Бесы» могут быть и проще и физиологичней – пьянство, блуд, другие пороки. У патологических идей или логически связанных мыслительных каскадов есть общее свойство – они навязчивы и порабощают хозяина-носителя при его пассивном согласии. Такие люди перестраивают своё сознание в соответствии с доминирующей вирусной идеей, даже информацию подсознательно цензурируют в соответствии с своей «верой». Попадание в такую ловушку гарантирована атеистам и неидеологизированным людям с нестабильной психикой. «Бесами» по поражению этими идеями можно назвать самих излечимых или уже нет носителей «дурных идей», неспособных адекватно жить в обществе. Именно «золотую молодёжь» с червоточиной и пытается реабилитировать тщеславная губернаторша Лембке, беря на себя непосильную ношу. Так же в романе «бесами» называют падшую серую массу части обывателей, держащую человеческое лицо только по принуждению, которые в условиях хаоса безусловно, примкнут к силам разрушения. Современный писатель А. Маркьянов, повторяя за именитым классиком, в своих произведениях называет «бесами» коллективную массу революционного подполья в заведомый час дестабилизирующих обстановку.
События хаоса в романе стартуют с мероприятий в защиту гувернанток. Организация мероприятия «бес задней мысли» была поручена Верховенскому младшему и его «революционной ячейке». И даже после провала «литературных чтений» губернаторша, была «заболтана» Петром Степановичем: во истину желающего обмануться – обманут, А если Бог кого и хочет наказать, то «затеняет ему разум». Характерно, что манипулятор и провокатор нагло сваливает вину на «манипулируемого», де фак то производящего направленные действия и имеющего полномочия. Тут еще некое состояние бессилия деморализованной администрации, когда губернатор сошёл с ума, жена же организует «массовые развлекательные мероприятия» вместо решения конкретных задач и на всех фронтах кризис. А потом можно и сказать, спустя сотни лет, что «ваши ненужные и отсталые совецкие предприятия скупили наши высокоэффективные частной собственностью олигархи, скажите спасибо».
На чтениях блеснул самовлюблённый до приторности Кармазинов на закате «своего» гения и был освистан. Освистан был и «диссидент» Верховенский старший, однако, Ф.М. Достоевский его устами говорит фундаментальную вещь – молодое поколение направляет свой энтузиазм, свою жизненную энергию на ложные цели вследствие извращённых понятий о «красоте». Мысль глубокая, ведь рассуждением «о красоте» можно доказать и Абсолютное Бытие. Третий оратор грубо критиковал всю историю России и пореформенное состояние. Деспотизм Николая 1 как источник порядка и отставания, а реформы как поток «социального дарвинизма», продажных судов, эксплуатации крестьян друг другом и экономического упадка. В общем Россия — это всегда неисправимый мутант, которого нужно убить и сжечь или наоборот. Как же это напоминает бичевание и самобичевания во времена позднего СССР и пореформенной Ельцинской России.
А «литературная кадриль» это критика «свободной прессы» того времени и не потерявшая своей актуальности. Миф о «четвёртой власти» как о механизме контроля процессов в демократическом правовом обществе пропагандируется уже не одно столетие. Очевидно, что при наличии олигархических кланов и структур по концентрации капитала, механизм тут сведётся к минимуму, а мифотворчество будет в избытке. Сократ сказал, что законы подобны паутине: мелкие правонарушители будут пойманы, большая же рыба «порвёт все сети». Информационная паутина же по определению не сможет поймать «сговорившихся пауков». В общем «свободная пресса» времён Ф.М. Достоевского в «цензурных кандалах» государства, но может ходить малыми шажками, а свои мысли сверяет с «записками из Европы». А для обывателей строит «постановку мнимого противостояния мнимых мнений», а иногда и запугивает, и манипулирует в основном «неукоренённой» нигилистической молодёжью. Ну прям информационное пространство «святых девяностых».
Во время пожара в Заречье Ф.М. Достоевский даёт описание некоторой «особенности» в поведении обывателей, которые приходят «в возбуждение» и как «гипнотизируются» просмотром процесса разрушения. И это не просто «наблюдение» за зрелищем пожара. В этом как бы оттеняется потенциальная энтропия любой личности, которая может, как и саморазрушиться и всё разрушить за короткий срок, так и преобразится за считанные минуты до смерти, достигнув потенциальной святости. Аналогичная ситуация хождения по краю возникает при тренировках с оружием и ощущению контролируемой силы разрушения. Любое ружьё, висящее на любой стене, по любому выстрелит. И главное, чтобы это было для тренировки. Стрелять же охота в «реального злодея». Знания всегда просят практику и желание применения силы может победить рациональность. Но отказаться от тренировок и применения летального оружия нельзя – всегда будут агрессоры, и в этом «терзание плоти». Солдат управляет оружием, а не оружие солдатом.
Роман великого русского писателя Ф.М. Достоевского «Бесы» — это бесценный бриллиант мировой литературы, преломляющий для понимания «свет христианской истины» под наши «близорукие» очи. Это кладезь фундаментальных истин человеческого и государственного жития. Это пророческое произведение о смысловой «пустоте» идолов прогресса и токсичности язычества постмодернизма. Однако, всю глубину замысла автора может познать читатель-гуманитарий, воспитанный в христианской культурной среде, обладающий философским «вкусом». И тяжело будет «разгребать психологические дебри» атеистам технических специальностей.
По роману необходимо сделать выводы и предложения. Ф.М. Достоевский пророчествует как минимум трижды: о социалистической революции в России, гибели социалистического атеистического государства при скором отречении от веры в суррогаты, о сущности глобалистских проектов «постхристианской эпохи» с сегрегацией населения на неравные группы.
Христианские истины лечат личные и общественный язвы на самом глубинном уровне, разделяя ответственность за личные грехи на коллектив. Тихон просит у Ставрогина прощение за бездействие укоренённых и воцерковлённых христиан при «пассивном наблюдении» за греховными терзаниями падших братьев. Если кто-то грешит, то виноваты все. И в стороне отстояться не получится. Успешная проповедь «любви к ближнему» бескровно распустит институт рабства в любом обществе. Усвоение «правильных смыслов» гражданами излечит многие общественные проблемы и позволит построить справедливое государство. Христианские лекарства уничтожают именно возбудителя болезни, бьют по причине, исправляя греховную направленность человеческого естества. Такой фундаментальный уровень и не снился атеистическим революционерам, которые в лучшем случае кровопусканием проведут симптоматическое лечение, беря во внимания только следствия. Они не способны увидеть смысловые слои действительности, ограничив свой кругозор только научным мировоззрением. И только в таких горделивых умах может прижиться идея о автоматическом выправлении внутренних человеческих недостатков и пороков отдельной личности при «устроении новых общественных отношений». Но большинство деятелей революции и задумываться не успеют о строительстве «нового общества», это всё уничтожающие и всё проклинающие нигилисты. А любая революция и гражданская война дело рискованное и затратное. Проклинать и расплачиваться будут до 10 поколений вперёд. Любая революция прожигает ресурсы впустую, понижая общий потенциал общества. Ослабляет государство и увеличивает риск распада, что особенно опасно для территориальноинтегрированных континентальных стран с плохим географическим положением. Поэтому «любая власть от Бога» и христианский путь решения общественных проблем более эволюционный. А революция обычно ест своих детей. Иллюстративно, что многие голливудские фильмы воспевают движения «свободных революционеров» против «деспотического государства». Сюжет таких фильмов шаблонен: восстание во имя свободы побеждает глупое государство, порождая конкретный кровавый хаос и проповедуя отвлеченные плюсы демократии и либерализма. Антихристианская проповедь очевидна.
На христианском фундаменте нужно строить конкретные государственные здания, экономические сооружения, системы защиты и обороны, «христианским магнетизмом» исправлять социальные процессы. Ведь Христос всего человека исцелил. Христианский базис даст превосходную практическую надстройку. Именно это и имел Ф.М. Достоевский, когда констатировал «практический идейный дефицит». Нужно только действовать разумно, без эмоций с использованием исторического опыта.
Российская империя была обречена на революцию. Ф.М. Достоевский пишет о идейном кризисе в практически всех группах населения как следствия токсического действия атеистических концепций. Франкоговорящая элита за границей раболепным взглядом испепеляла свою национальную идентичность, рефлексировала до самоотрицания. Мало гордости «за державу» и патриотизма текло в крови и простых обывателей. В таких условиях разговоры о «адских кровожадных большевиках», которые «свалились на голову» и всё попортили выглядят комично. Фантасмагория импортных идей разрывает отечественную действительность и по сей день. Но что бесспорно: для выживания государства, нужна мобилизация сил и «концентрация на единую патриотичную идею всего населения» в добровольном или принудительном порядке. Беспощадные атеисты смогли это обеспечить. Смогут ли рациональные теисты?
Почему же наши соотечественники так «не верят в себя», считают себя «второсортными засранцами» и это вневременная проблема. Национальные интересы «сдала» и царская элита за зарубежную собственность и партноменклатура СССР за «прелести рынка по частной собственности», а о вакханалиях «семибанкирщины в 90-е» под соусом демократических прав и свобод вспоминать то стыдно. Офшорные олигархи нулевых как эффективные лидеры по отсосу капитала, Отечество представляют только как «деспотическую кормушку» и за место в форбс продадут всех и торговаться не станут.
Дворяне из окон своих швейцарских домов любовались идеально обработанными полями и аккуратными домиками, советские чиновники завидовали «ста сортам колбасы и «тот пирог однозначно был пышнее и вкуснее», ну в 90-е простые граждане смотрели райские прелести «Америки с Михаилом Таратутой», где всё как на картинке - «шампунем моют тротуары и мусоровозы с проходной кабиной», а американцы идеальная нация. Пороха в огонь и в прямом и переносном смысле добавили и голливудские фильмы, накачанные «американской мечтой и западными ценностями». При сравнении со своей «убогой действительностью» этого «разрекламированного рая» у любых граждан развивающихся стран «комплекс неполноценности». Там умные люди с правами и живут по-умному эффективно и правильно. Они кушают в заведениях полезную и вкусную пищу, катаются на комфортабельных авто с зеро эмиссион, да и велосипеды там лучше, работают на производствах без вреда экологии, коррупции там нет вообще и улыбаются даже полицейские. Да у них можно чему-то научиться, но абсолютизация «западного образа жизни» будет нам ядом. Живя в более предсказуемых и благоприятных условиях «просвещённые европейцы» становятся более организованными, там естественно прибыльно большее количество производств, капитал накапливается быстрее и остаётся время на размышления и творчество у рациональных и трудолюбивых. А в нашем «психологически опущенном уме неудачника» рождается идея: «все перестроить как там». Мы вводим «Евро-6» на топливо, делаем «Евроремонты», стремимся к «Европейскому уровню потребления», подражаем «Европейским ценностям». Даже предпочитаем иностранный язык. Осторожно! Не имея внутренней оригинальной идеи, можно стать этнографическим материалом! Зависть к успеху и выбор той же дороги обрекает «нечестивца» на отставание. Неудачник и не задумывается о механизмах соседского благополучия и о собственных особенностях – конкурентных недостатках. Кто-нибудь посчитал, сколько жители Северной Евразии тратят сил на существование в суровых природных условиях и как это снижает их творческий потенциал? Дерзкая и «европейски просвещённая» Мария Шатова задумала открыть переплётную, но её всётерпящий муж говорит, что «бизнес не попрёт» - в России низкий культурный уровень читателя, книги переплетать в народе ещё не актуально. И именно из-за таких рассуждений большинство соотечественников без традиции критического мышления и толики уважения к себе, бодро начинают процесс самооплёвывания и «покаяния пред разрекламированным европейским идеалом». Но каяться можно только перед Богом! А за рекламными баннерами красивой и успешной жизни таится весьма инфернальное содержимое как в идеологическом, так и историческом аспектах. Крайний индивидуализм в условиях естественного социального дарвинизма как механизм отбора эффективных индивидов совсем не совместим с христианством. Разграбление Византии, пиратство, эксплуатация колоний с геноцидом аборигенов, «дикий капитализм» 19-го века, наркоторговля и опиумные войны, организация мировых войн и конфликтов, поддержка террористов и нацистов, мировой сеньёраж с выкачкой ресурсов из развивающихся стран – это далеко не полный список «кровавых кирпичиков цивилизованного благополучия». А мы все смотрим и завидуем плодам беспредела и совращаемся с наказанием беспределом.
Таким образом, при отсутствии необходимой «кормовой базы» и потребительским вектором исключительно на запад, в условиях Северной Евразии возможна только «религиозно заряженная» элита, верящая в «необходимость построения могущественного и справедливого государства», у которой «любовь к Родине» приоритетней «потребностей плоти и собственнического инстинкта». Такую концепцию желательно разработать на христианской основе. Но для альтернативы для конструктивных атеистов - на базе научного социализма. В общем без феномена «веры» страну с невыгодным экономическим расположением и климатом не сохранить.
Нужно еще резюмировать методики «злой воли». «Бесы» по своей сути умны, навязчивы, но, изолированно сами, к созиданию даже инфернальных конструкций не способны. Они детерминированы заражать личность и паразитировать на «хозяине», конкурировать между собой вплоть до омовампиризма или каннибализма, вызывая деградацию и гибель человека. В романе «Идиот» Ф.М. Достоевкий по врачебному отображает «всю историю болезни» с этиологией, патогенезом, патизменениями и исходом. На определённом этапе заражённый объект теряет образ и разчеловечивается, что опознаётся по его поступкам и намерениям. Носитель инфекции заражает окружение – «исторгните извращенцев из среды своей» – а в романе «Бесы», напротив, Юлия Михайловна пытается «возглавить пьянку». Для адекватной реакции «воспаления» у «государственного» организма должны быть контролируемые и хорошо организованные службы с всеуровневой мотивацией, включая использование «религиозного ресурса». Возможно ли в Ортодоксальном Христианстве создание монашеского ордена – «хранителей государства»? А не как в романе пьяница Флибустьеров. Враг ведь опасен – это фанатик революции, личность которого растворилась в инфернальной идее, он модернист, отказавшийся от Жизни Вечной, ему нечего терять, он все 24 часа думает о перевороте. Его финансируют кураторы из-за рубежа либо предатели здесь. Действия должны быть жесткие и чёткие – «лес рубят и щепки летят» и поставленные в суровые условия как внутри государства, так при агрессии «либеральных» соседей – мы, имеем право на деспотизм, мы строем засечную черту, чтобы «их добровольный постмодернистский языческий пожар» не перекинулся на «исконно наш лес».
Подчинённые «бесами» личности сами становятся «бесами», стремятся к доминированию в обществе с истреблением «конструктивных обывателей» и подчинением всех «индифферентных». Своими ресурсами действуют крайне редко – это теневые серые кардиналы, пытающиеся быть режиссёрами инфернального театра со сменой отработанных актёров. Дёргая за ниточки «формальных исполнителей», часто демократически избранных, они проводят «свою политику». Тут важен контроль за информационным пространством: использую технологии промывки мозгов и психологические уловки они заставляют индивидуумов «делать нужные вещи» частично лишая свободы. В чрезвычайных ситуация действуют чрезвычайно кроваво. Вербуют склонных к порокам людей в «тайные общества», применяют террористические методы. Ими хорошо освоена «практика управляемого хаоса», когда ситуация специально дестабилизируется, а потом, при достижении «нужных целей», наводится «порядок». «Бесы» на адептов смотрят как на материал, а на страну как на среду обитания. Дирижируя пороками подчинённых, одиночеством и неустроенностью в жизни, они добиваются контроля и порабощения. Ф.М. Достоевский подробно описывает «процесс наследования порочности», когда грешные родители «перевивают» свои грехи детям. Также гениальный писатель акцентирует внимание читателей на «психологическую травму» после плохого поступка у «ещё живых личностей».
А лекарство от всего этого зла, конечно христианство. Активная проповедь. Это глубинный уровень врачевания человеческой порочности и общественных язв. Все начинается с идеи и кончается идеей. А более поверхностный — это реальное устройство государственного организма и экономических процессов по христианским лекалам, формирование и популяризация «патриотической идеологии», цензура в культурном и информационном пространствах, силовое воздействие на «агрессоров» с целью защиты. Сложность в том, что «поверхностный уровень» подвержен «загрязнению». Но нет ни «чего не возможного» для верующих в Бога.