тяжелое небо чернобыля этап первый

я не  автор        Стихи.руАвторы Произведения Рецензии Поиск Магазин О портале Ваша страница Кабинет автора 1 сообщение
Тяжелое небо Чернобыля. Этап первый
Игорь Лавров
   
 Пятого ноября 1986 года из Центрального военно-медицинского управления пришло распоряжение о моем откомандировании в научный центр Министерства Обороны в г. Ирпень УССР на временную должность старшего научного сотрудника. Цели и задачи определяются по месту прибытия.
   Седьмого ноября я отметил в кругу сослуживцев свое 50-летие, подал рапорт об увольнении по возрасту и на другой день  на поезде Ленинград – Киев выехал в Ирпень.
 
  Открывалась последняя страница моей 32-летней службы в рядах Военно-Морского флота СССР. Впереди заключительный аккорд: участие в работе по ликвидации последствий деятельности «мирного атома», который из-за человеческого фактора продемонстрировал акт жестокой агрессии на Чернобыльской АЭС.
 
  До Киева оставалось около часа езды. К концу пути я остался в купе один и, глядя в окно, вдруг очень ярко представил, нет, увидел маленький фрагмент своего далекого детства. Все, что было в детстве сейчас, с высоты возраста, казалось лучезарным.  Негативные эпизоды в памяти как-то потускнели. Такие воспоминания всегда наполняли душу мягкой и трепетной тоской. Перед внутренним взором проходили  картины жизни на Малой Родине, на Кубани, в  Майкопе.
 
 Поезд подходил к Киеву. Я  думал о том, с чего начнется моя работа в научном центре Министерства обороны. Центр был создан исключительно в интересах обобщения опыта ликвидации последствий масштабной радиационной аварии. Командировка не была для меня неожиданной. Напротив, с первых дней чернобыльской катастрофы я донимал начальство рапортами, в которых убеждал, что неразумно меня, врача-радиолога, прошедшего через ряд аварийных ситуаций, держать на бумажной текучке. И только спустя некоторое время я узнал, что мне в этом «помогли» друзья из ЦВМУ, с которыми я в 1984 году проходил высшую квалификационную подготовку в Военно-медицинской академии по радиационной патологии и организации медицинской защиты.
 
 Они решили «сохранить» мне здоровье: «Ты скоро увольняешься, уже достаточно нахватался на авариях. Тебе это надо?». На мою  резкую реакцию они не обиделись. И в дальнейшем по моей просьбе помогли продлить мое пребывание на ЧАЭС сверх установленного срока для завершения начатых исследований, хотя руководство относилось к таким задержкам  крайне негативно.   
 
 В Киеве  что-либо посмотреть не успел: автобус на Ирпень отходил через сорок минут. В Ирпене – небольшом и уютном южном городке – я отыскал дом отдыха ВВС, расположенный  на краю города в небольшом лесном массиве. Отдыхающих не было – все помещения были заняты офицерами научного центра. В строевой части, где я сдал командировочное предписание, меня направили к начальнику научного центра для представления.
 
 На вид ему было не более пятидесяти лет. Сосредоточенное лицо, внимательный взгляд, ладная фигура; на плечах погоны генерал-майора авиации. Он попросил меня доложить о своем, как он выразился, профессиональном статусе. Я был предельно краток. Он этим не удовлетворился и задал несколько вопросов. В частности его интересовало, какой у меня стаж работы непосредственно с источниками излучений.
 - С первого до сегодняшнего дня службы: 26 лет.
 - Когда вы сможете представить план работы на ЧАЭС?
 - Через день после детального изучения радиационной обстановки в местах работы  личного состава на третьем  и четвертом энергоблоках. 
 - Хорошо. Сейчас пройдите к моему заместителю по научной части. Он ознакомит вас с общей обстановкой, а с деталями разберетесь на ЧАЭС.

  Дежурный офицер показал, как пройти в нужный кабинет.  Я постучал и вошел в комнату. За столом сидел капитан первого ранга, лысоватый, с жестким  взглядом.   На нем ладно сидела хорошо пригнанная форма.
 - Теперь нас двое,- сказал он, поздоровавшись,- на весь научный центр я был единственным флотским офицером.
Это был доктор технических наук Волков Анатолий Николаевич, которому суждено было сыграть решающую роль в моей замысловатой карьере на гражданской службе в предстоящем десятилетии.
   
  Мне, как и всякому офицеру за время службы приходилось постоянно сталкиваться с большими и малыми бытовыми неурядицами, поэтому обстановка, в которую я попал, меня не удивила. Я вошел в помещение не более 15  квадратных метров, где находились три койки, три стула и тумбочки. Запыленное окно, тусклый свет лампочки под потолком.  На батарее носки и тапочки, на кроватях – чемоданы и портфели, на стульях и тумбочках - брюки и старые газеты. Подполковник – сосед по койке -  заметил, что я удрученно осматриваюсь.
 - Располагайтесь, лучшего не будет.
Химик принес ворох одежды и бросил на койку:
 - Это вам. Повседневная спецодежда для  тридцатикилометровой зоны.
Я приехал утром. Оказалось, что на довольствие можно стать только завтра – начпрод в командировке на ЧАЭС, питайся, как хочешь.  «Все начинается с привычного армейского бардака», мелькнуло в голове.
 - А если начпрод задержится на три дня? – спросил я. Подполковник только махнул рукой:
 - Хотите избежать бедлама в Ирпене, уезжайте в зону – там относительный порядок. И, если получите разрешение, возвращайтесь только к отъезду. Но это не поощряется.
 
  Мы разговорились. У офицера была запоминающаяся фамилия - Казыдуб Валерий. Он помог мне найти столовую в городе. Быстро перешли на «ты». Когда  вернулись в Центр, Валерий поинтересовался направлением моей  работы. Узнав, что я прошел через несколько радиационных аварий и по собственным материалам защитил кандидатскую, он заинтересованно посмотрел на меня и сказал:
 - Если ты приехал, чтобы серьезно поработать, то тебе и карты в руки.
Оказалось, что Валерий - инженер-химик, старший научный сотрудник одного из НИИ Министерства обороны. Он открыл потрепанный дипломат, достал толстую тетрадь и развернул на постели картограмму на большом листе бумаги.
Это была схема сооружений 3-го и остатков 4-го энергоблоков. Я увидел на картограмме многочисленные точки с указанием мощности дозы гамма-излучения и величинами радиоактивного загрязнения в каждой из них. Точки замеров с одинаковыми показателями были объединены изодозными кривыми. О такой информации да еще в наглядной форме можно было только мечтать. Чувствовалась рука специалиста высокого класса. Мы углубились в схему расположения объектов, где были многочисленные цифры с уровнями радиации и значениями радиоактивного загрязнения.
- И это все ты делал сам?
- Нет, но  горячие точки это мои. Не хотелось жертвовать здоровьем подчиненных.
 - Значит, пришлось хватать дозы самому? И сколько?
 -Честно говоря, я и сам точно не знаю. Где-то за сорок.
 -А журнал учета доз? Тебя уже давно положено было отстранить!
 - Там этого нет, я сам вел учет.
 -А максимальная однократно?
 - Не более 5-ти бэр.
 - Надо бы обследоваться. Могу организовать.
 - Через три дня я сдаю отчет. Обследование пройду по месту службы. Тебе советую не лезть на рожон, в этом нет особой необходимости. Обстановка хоть и опасная, но довольно стабильная.
   
  Только после возвращения из первой поездки на ЧАЭС, когда Казыдуб уже уехал, я узнал, что тот за месяц пребывания в Чернобыле стал легендой в научном Центре и за его пределами. Он со своим отделом организовал планомерную и грамотную разведку основных участков ЧАЭС, с учетом меняющейся радиационной остановки, где работали воинские контингенты ликвидаторов. Это он применил, по его выражению, «первобытный» способ измерения высоких уровней радиации, превышающих диапазон измерения штатных дозиметрических приборов, с помощью индивидуальных дозиметров. Такой вынужденной «методикой» я тоже владел. Это он, навешав на себя, в общем-то, бесполезные средства индивидуальной защиты, лично провел замеры уровней радиации, имеющие запредельные величины. И при этом, как  он сам считал,  ненамного превысил допустимую дозу облучения.
 
  Валерий предупреждал меня, что в мероприятиях по ликвидации последствий аварии начинается новый этап работ, крайне неблагоприятный по своей опасности и, главное, беззащитности личного состава. Я понял это в полной мере, когда принял участие в организации дезактивационных работ на территории ЧАЭС, где ликвидаторы вручную выгребали скопления радиоактивных выбросов реактора на большой площади обширных крыш  уцелевшего 3-го энергоблока электростанции. Именно там часть своих измерений произвел Казыдуб.
   
  Но работа для меня началась не сразу, а только после прохождения через рогатки махрового бюрократизма и бессмысленного режима секретности.  Вот неполная картина неразумной траты времени, растянувшейся на три дня: заявка на пропуск; подпись начальника штаба Центра; подпись коменданта оперативной группы МО СССР; долгое ожидание приема документов начальником спецмилиции УВД Чернобыля; виза бюро пропусков той же милиции; снова к коменданту – печать на пропуске; вновь в милицию - наклейка фотографии, и наконец, упаковка пропуска в ламинат  на специальной машинке. 
 
  Ламинированные пропуска на плотном картоне в цветном исполнении выглядели привлекательно. К концу пребывания в Чернобыле их накопилось у меня около полудюжины: «Чернобыль», «Ирпень», «Всюду» и самый невзрачный и незаметный, без цветовой гаммы «Временный пропуск» - непосредственно на ЧАЭС и в реакторное отделение, который  оформлялся уполномоченным КГБ, кстати, без всякой волокиты. Я не удержался и спросил майора, который перед выдачей пропуска долго сверялся с какими-то бумагами:
  - К чему вся эта пропускная волокита? Такая потеря времени.
 Майор пристально посмотрел на меня:
 - Уж вам-то, полковник, такие вещи надо знать. Угроза терроризма сохраняется всегда.
  - А что, террористы могут взорвать взорванный реактор?- прикинулся я  наивным. Майор укоризненно покачал головой:
 - На территории еще два действующих энергоблока.
 - Но ликвидаторы не ведут там работ.

  Я прекрасно понимал беспредметность разговора. Не спеша продел шелковый шнурок в специальное отверстие на пропуске, и как меня научили опытные ликвидаторы, надел на шею: это было удобно при прохождении ряда КПП. Не удержавшись от минутной дурашливости, я, уперев взгляд в стену, где висел портрет Горбачева, размашисто перекрестил пропуск и застегнул бушлат. Особист оказался не без юмора и деловито спросил:
 - Вы член партии?
 - Взносы плачу.
 - Перекрестите заодно и другое место, чтобы вас за него ненароком не взял замполит.
   Наконец многополосная дорога бюрократических препятствий преодолена. Впереди Чернобыль,  ЧАЭС, Припять, Рыжий лес.
   Наутро предстояла поездка в зону отчуждения, на которой вот уже несколько месяцев было сосредоточено внимание всего мира.

 


© Copyright: Игорь Лавров, 2020