Выстраданная правда поэта Николая Денисова

       
         О чем нам плакать и тужить,
         поэтам пестрых залов?
         Рубцову негде было  жить,
         коль не считать вокзалов.

         Порой без видимых обид
         был сыт он черным  хлебом.
         Сказал: „Коль буду знаменит…“
         Но знаменитым не был.

         У нас печалей этих нет,
         мы отдыхаем в Ялте,
         квартира, дача,кабинет,
         дом творчества -  пожалте…

         Уходим тихо в мир теней
         от жизни угорелой…
         А кто нашел звезду полей
         во мгле заледенелой?

           (Валерий Хатюшин)

      
  … В  судьбе  Николая  Рубцова  высвечиваются судьбы  талантливых  русских поэтов послевоенного поколения. Они оставили нам  поэзию, одухотворяющую  сердце, и  подняли на своих плечах страну, растерзанную войной…
   Мне повезло на жизненных дорогах встретиться с одним  из таких поэтов…
   
     Однажды  Виктор Сергеевич Козырев,возглавлявший тогда бюро пропаганды литературы при писательской организации в непринужденной беседе спросил:
    — Тина,  как  Вы  оказались  в  нашем городе?   
    — Это  малая  родина  моего  отца. Здесь  он  похоронен…  в древнем  городе  Вщиже. Его предки лежат рядом… в  кургане…
   Виктор  Сергеевич,  после  некоторого  раздумья,  прочитал стихотворение,  в  котором  я услышала  до  боли  знакомое  слово:
         
         Что ты,  ветер, память бередишь,
         Обращая в грозные закаты,
         Будто стонет осажденный Вщиж,      
         Преданный огню 
                ордой косматой?
         Что дубраву ты
                бросаешь в дрожь,
          Будто пали русичи во граде?
          И трубишь,
                и сквозь века зовешь
          Пересвета с куликовской ратью…
          Свет 
              знамен славянских
                не погас:
          Сквозь пожары,моры и разрухи
          Уцелело и дошло до нас
          Все,что воплотилось в русском духе.
 
Последнее четверостишие Виктор Сергеевич произнес, словно клятву.
     — И кто же автор?
     — Завтра я познакомлю Вас с  ним.  Очень талантливый поэт…

   Договорились  о  встрече на остановке. Дом поэта рядом. Позвонили… 
   Дверь открыл мужчина лет пятидесяти,  среднего  роста,  стройный.  Черты  лица  четко  очерчены.  Глаза  смотрят с пронизывающим любопытством, словно  всю суть  человека прочитывают. Улавливаю  сходство  с  глазами  поэта  Николая Рубцова. Кто-то  оставил  в воспоминаниях о нём:  „…глаза  неземные,  постоянно  меняющиеся,  словно в  них  огонь полыхает…“
Виктор  Сергеевич, наконец,  произносит:
   — Знакомьтесь, Тина, поэт Николай Денисов.
  Мы прошли  вслед  за поэтом  и  оказались в кухне. С искренним сожалением   он  произнёс :
    — Жаль, угостить нечем…
    — Неправда,  у  Вас так вкусно пахнет борщом!
    — Наливайте!- радушно, весело предложил  поэт.

 В это время  в дверь позвонили. На лицах мужчин недоумение.
     — Наверное,  хозяйка  борща? - пытаюсь шутить, представив её реакцию на наше  столь позднее присутствие, унчтожающих запасы.
  Но вошел мужчина лет шестидесяти и привычным тоном обкомовского работника, не терпящего  возражений, произнёс :
    — Николай, ты прочитал мои стихи? Что скажешь?
   
  Мы перешли с Виктором Сергеевичем  в гостиную.
   Я надеялась увидеть   большую   библиотеку, но  она  состояла из четырех очень тонких книжечек, которые одиноко лежали   на подоконнике. Стол, стул, на нём  довоенная гармонь, диван. Вот и всё…  (Николай живет  материально  очень стесненно, отмечаю про себя,но какая идеальная чистота в этой роскошной бедности)
  Спрашиваю  Виктора:
  — Откуда такая гармонь? 
  — Пусть сам поэт об этом расскажет,- и, полистав один из сборников Николая, читает:
 
             Кому  не драла рот сухая ложка? 
             С добром и лаской был и я в разлуке.
              И чтоб не плакал я 
                свою гармошку
              Мне  подарил гвардеец однорукий. 
              Меня учил он радостным мотивам,
              Чтоб не закралось в душу
                лихоманье.
              И всё страдал, бывало, молчаливо,
              Что сам не мог сыграть
                свои страдания…
         
      Николай Никитович правил тексты  недолго.  Проводив гостя,  присоединился к нам.
      — Ну, и как широки  Ваши познания о нашем городе? - осведомлённо, а потому иронично произнёс  поэт, вступая в разговор.
  Я   перебираю в  памяти увиденное и услышанное о городе, который произвёл на меня удручающее впечатление при знакомстве. За что  бы  похвалить его? (Ведь он им дорог. Не обидеть бы) И  окунаюсь в далёкое прошлое:
   — Славянская крепость Дебрянск на высоких холмах вокруг Десны. Красиво!
  Здесь строился  флот Петром Первым, и боевые корабли уходили на Чёрное море отсюда.   Знаменит город  и литьём пушек для екатерининских баталий. Эти факты -  звучное эхо имени Брянщина.
  Оно слышится и в Куликовской битве. Брянский монах-богатырь Пересвет в честном бою поборол монгольского хана Челубея и вдохновил русскую рать на победу в судьбоносном сражении,- произношу с интонацией экскурсовода.
   Тут  выражение лица  Николая Никитича  становится жестким, и слова,которые полились из его сердца, произносятся отрывисто, четко:
      
       Он первым пал
       В той битве многотрудной,
       Пронзив копьем незванца 
       На лету…
       Вскипела сеча,
       С плеч своих могутных
       Стряхнула Русь 
       Косматую орду!
       И до сих пор
       Над полем Куликовым,
       Как символ
       Непокорства и побед,
       Звучит
       То историческое слово -
       Бессмертное  то имя…
       Пересвет.
       Оратаи и ратники
       Планеты,
       Мы -
       В богатырском
       И теперь строю:
       Стояли и стоим,
       Как Пересветы,
       За матерь-землю
       Кровную свою.
 
    Так началось мое знакомство с  поэзией Николая Денисова.   
    Виктор  решил перевести  разговор  в другое русло, чтобы создать   теплую  атмосферу  для общения:
      — А знаете,Тина, Николай великолепно играет на гармошке! 
  Его и уговаривать не пришлось. Он  так ласково посмотрел на гармонь, погладил ее, взял на колени и сыграл несколько таких пронзительных мелодий!      
    Музыка вдохновила на чтение стихотворений…
   Ах, как читали поэты  свои выстраданные строки!  В них чувствовалась душа, готовая к жизни и смерти во имя идеала!    И передавалось  трепетное отношение к святыням по кровному и духовному родству. Это был истинный, а не показной бутафорский патриотизм…
    Брянская литература взрастала на  многих героических традициях…
  В древнем Трубчевске стоит памятник Бояну, певцу подвигов русских князей в героических битвах за свободу земли своей. Искры, брошенные им, с течением времени лишь разгорались…
  В Великую Отечественную - тысячи партизан, Среди них-дети вели неведомую мировой военной истории войну в тылу врага…
  Эмоции поэтов при чтении  стихотворений выплескивались через край… 
 "Мальчишки", - бодро объявляет  Виктор своё стихотворение и очень проникновенно, ярко рассказывает о трудном послевоенном детстве:

        Та страна навсегда мне запомнится,
         не забудется мною она.
         Говорили о нас: Заполица!-
         хулиганская  сторона!"
         Проходил обыватель украдкою
         мимо  вымышленной шпаны.
         И сверкали цветными латками
         на весёлой шпане штаны…
         Да, мы с техникой виртуозною
         били по кону пятаком
         и умели солидно, как взрослые,
         затянуться лихим табаком.
         Не учил нас никто приличию,
         были игры у нас  просты,
         но зато мы одною спичкою
         зажигали в лесу костры.
         Мы любили толкучки и ярмарки,
         разбирались в звериных следах,
         и, конечно, литые яблоки
         воровали в чужих садах.
         А попавшись-молчали каменно,
         в том не чувствуя  вовсе стыда.
         Только не были мы хулиганами.
         Мы мальчишками были тогда!
         Были Кольками, Сашками, Витьками
         (до сих пор я вас так зову)
         мы плохого немало видели,
         но мы верили в дружбу свою.
         И уж если беда разбойничала
         и предательски била она-
         собиралась на свист Заполица,
         хулиганская сторона.
         И друг друга окликнув по прозвищу,
         непечатно ругнув врага,
         шла на помощь моя безотцовщина,
         послевоенная детвора…
         Где ж теперь вы, мальчишки хорошие,
         на каких километрах земли?
         Наше детство ночною порошею
         незаметно года замели.
         Но в часы неудач, одиночества,
         когда горьки участья слова,
         мне по-прежнему очень хочется
         всех вас свистом условным позвать!

    Источником их стихотворений была жизнь сложная и прекрасная, неповторимая и особенная.
    Всё, что пронеслось за эти годы по их жизни, оживало в  строчках.   
         Не даешь   
         Ни в чем себе
         Поблажки:
         Счастье — 
         В думах и делах твоих.
         Люди
         Не рождаются
         В  рубашках,
         Люди 
         Зарабатывают их.
         Под ветрами,
         В стороне суровой
         Возводили 
         Домны и дома.
         И дарила 
         По рубашке новой
         Трудолюбам
         Родина сама…
         Что везенье?
         Им везло не часто,
         Но подняли на плечах
         Страну.
         Было в том
         Их выстраданное счастье,
         Как обнова
         К праздничному дню.
               
 Стихи  поражали искренностью, невыдуманностью,
   На протяжении многих лет поэты  вверяли им свои мысли, чувства, сердечные потрясения и жизненный опыт. А сейчас доверяли мне свой душевный мир. 

  Виктор  читает вслед за Николаем  стихотворение о Блоке, читает взволнованно, оттого как-то сбивчиво  и расплывчато: 
            
             Экипаж… И огни  Петербурга… 
             И плечо у чужого плеча…
             Снег и ветер… и сивка-бурка 
              сумашедшего лихача. 
             
              Он опомнится скоро-скоро
              и увидит,что он ничей-
              и в потемках цыганского взора,
              и в прозрачности белых ночей.
            
              Ну, гони же! Летят предместья,
              годы,женщины и друзья.
              А над всем,как само возмездье -
              Блока сумрачные глаза.
 
              Жжет в груди. Вороные дымятся.
              И дробятся в снегах огни…
              Будут „Скифы“, „Россия“, „Двенадцать“, 
              а пока… поскорее гони!
 
    Закончив чтение,  он  смотрит в мою сторону, ожидая отклик.
    Его волнение передаётся: 
   
    — Власть Вашей лирики  не столько в словах,сколько в ритмах.Все слова только намек на какую-то неизреченную Вами тайну…
 
   Николай тут же заговорил о другом, любимом им
  поэте:
            
               Я признал бы улицу Есенина,
               Навсегда бы к ней душой прирос.    
               Если бы весной  вскипала зелено
               Ну хотя бы парочка берез…

                Но и все же радостью озвенена,
                Несказанным самым дорожа,
                И страдая с именем Есенина
                Воскресает русская душа.
   
      Я продолжаю  его мысль:

   — Будет  справедливо, называть улицы именами талантливых земляков, а не цареубийцы  Софьи Перовской, метавшей бомбы в царя, или председателя ВЧК Моисея Урицкого, расстрелявшего по списку полгорода и утопившего Питер в крови.А такими названиями улиц  ваш город изобилует, к сожалению.
   
     Виктор смягчает моё высказывание, прочитав  стихотворение "Старинный женский портрет". В нем тоска по красоте и духовности:
       
         В снегу трагической сирени
         смеётся женщина с холста-
         с глазами молодой сирены,
         с лицом, как спящая листва.
         
         Биение сердец расстроив,
         она блистает над судьбой
         недостижимой красотою,
         переходящей смутно в боль.
         
         А было так: мирок ничтожный,
         и смена дней, и смена лиц,
         и обезумевший  художник
         среди отъявленных тупиц.

         Над грязью жизненных излучин
         дымилось мутно бытие…
         Себя надеждами измучив,
         художник  выдумал Её.

         Была несладкою победа,
         и создан так был идеал,
         чтоб навсегда барьер багета
         от мира чудо отделял.

         чтоб в нетерпении веками,
         не зная верного следа,
         такую женщину искали
         и не встречали б никогда!

  Виктора Сергеевича переполняют чувства: сожаление об уходящей молодости, неудовлетворенность духовными поисками…
 Импровизированный поэтический вечер он закончит, едва сдерживая  слезы, чтением стихотворения о матери:
   
            Далеко ты теперь далеко.
            Я люблю тебя все нежней.
            Не забыл я твоих уроков-
            Только жизнь оказалась сложней.
 
            Только сделано мною  мало,
            пусть не будет мне это виной…
            Ты мне снилась сегодня, мама,
            синеглазой и молодой!
 
  Перед  нашим уходом Николай спросил:
   - Вам позвонить можно?
  Я продиктовала номер телефона, и - о ужас!— он записал его на всю стену… 
    Уже покинув дом поэта,Виктор Сергеевич скажет:
       — В быту он беспомощен, как ребенок… Не умеет  создать нужной для жизни и работы обстановки. Вот Гетта Лаврентьевна тут и вертится… И, помолчав, добавит:
       — Он зовет её Геттой Бериевной…

    На другой день раздаётся телефонный звонок. Николай Никитович…  Настроение приподнятое! Звонит из районной газеты. Сыплются экспромты…  Едет  после  работы домой.
  Говорит:
       — Перезвоню из дома.
 Через непродолжительное время - снова телефонный звонок. На другом конце провода раздраженный женский голос:
    — Вы кто?
    — А Вы? - спрашиваю.
    — Гетта Лаврентьевна. Почему Ваш телефон записан у  Денисова на всю стену? 
    — Наверно, столько бумаги под рукой не  нашлось.
    — Он где? - продолжается допрос.
    — Едет домой,- кладу трубку.
 
     Николай позвонил через неделю и попросил о встрече.
   Он  пришел  без опоздания. Я  похвалила  его:
    — Точность - вежливость королей! 
 Но он, кивнув, прошел  в   гостиную, встал  у  окна  и словно застыл.  Что мог увидеть там?  За окном  - будничный скучный пейзаж. Но взгляд Николая выше: на кроны дуба и каштана  за окном.
    Думаю о цели его визита:  пришел помолчать… Он словно угадывает  мысли  и  произносит:
            
              Коль поверил
                в одиночество,
             Значит, лес тебе не люб.
             Я по имени и отчеству
             Знаю в роще каждый дуб.
             Им всегда, как дедам верю я -
             Свой у нас лесной закон:
             Если ты по-свойски с деревом,
             И оно отдаст поклон…
             Пусть порой бывает замятно - 
             Никуда себя не деть…
             Но с душевными друзьями-то
             И молчать,что песни петь.
 Говорю:   
    — Николай Никитович, обеденное время…  прошу к столу.- отказывается  категорично.
     Достаю из духовки пирог, наливаю чай, уже не спрашивая. К столу   присаживается  и  произносит:
        — Поэтов принято называть по имени. 
        — Хорошо!- соглашаюсь, и  радуюсь, что лед тронулся. Но тут же мелькает: не нравится отчество.
 Почему?  И вдруг вопрос:
       — Вы откуда родом?
 Не успеваю  ответить, он начинает рассказывать о себе:
      — Я родился перед войной, в Выгоническом районе. Там  работаю в газете.
 И, помолчав, продолжит: 
    — Семья жила очень бедно…
   Не дождавшись моего рождения, отец уехал на заработки в Москву.Там женился во второй раз на кремлевской обслуге…
 Письма писал матери тайно.
  Когда я родился  третьим ртом в семье, отчаявшаяся мать завернула меня в лоскут и пошла к реке…
 Дед, отец матери, Павел Кузьмич, почувствовал неладное и кинулся за ней вдогонку.  Закричал:
      — Что же  ты меня, дура, позоришь!   И принес  домой. Вырастил…
   Спустя годы я нашел письма отца. Узнал, что он жив…
       — Сколько Вам тогда было?
        — Двенадцать лет. Взял письма, кусок черного хлеба, сел в товарный поезд и поехал в Москву его искать…
        — Адрес был? 
        — Нет. На конверте  стояло вместо домашнего адреса загадочное „до востребования.“ Я в это почтовое  отделение и пришел.
  Говорю работникам почты:
        — Тут мой папка живет,- и показываю письма. Они растрогались до слез. Из письма узнали,что он работает на автомобильном заводе. И прямо на директорской машине его привезли  к почтовому отделению…
       — И его реакция?
       — Когда мы пошли к нему, он попросил:
 _Скажи жене,что ты сын соседки Нюрки. 
    Разве  о такой встрече  с отцом мечтал Николай, преодолевая это расстояние?
    В послевоенные годы у многих мальчишек отцы не вернулись с войны. Как нуждались они в отцовской заботе,как ждали их… Об этих переживаниях  исповедь Николая в одном из ранних стихотворений:
         
           Шли солдаты в прожженных и пыльных одеждах,
           Облегченно вздыхало село:„Наконец!“
           Я стоял напоказ,обогретый надеждой:
           Кто узнает меня,тот и есть мой отец…
           Лишь один догадался,хромой,однорукий:
           Подошел и  упал в подорожник лицом,
           Всех потом обнимал после горькой разлуки,
           Но и он не моим оказался отцом…
 
 Эти чувства вновь, видимо, всплыли  во время рассказа… Но он продолжил:
      
    — Комната на общей кухне, где жил отец, была совсем крохотной. В нее вмещалась двухспальная кровать и тумбочка  с плиткой для приготовления пищи. Моё место по ночам было под кроватью. 
  Однажды, проснувшись, я подумал, что у деда простор,свежий воздух, живая природа. Сел в поезд и уехал домой.
   
    Закончил школу.  В ФЗО выучился на плотника.
 Дошли слухи,что на большую стройку нужны люди разных специальностей. Дед не хотел меня отпускать. Я был его любимым внуком. Да и ростом не вышел. Медленно рос на лебеде и крапиве…
  Николай сделал несколько глотков чая и продолжил:
    За первый месяц на строительстве ГЭС я получил такую зарплату, что можно было корову-кормилицу купить. И  всю отправил деду! Этим я его так напугал!
       — Да, он тут же телеграфировал:  „Коля  немедля  приезжай домой“
    В следующем  месяце  деду высылаю  зарплату  больше прежней.
   Он  снова  телеграфирует:  „Коля  деньги  целы  кому отдать“
      — Не  мог поверить  дед  в  такое богатство. 
После войны росли мы  на лебеде и крапиве…(память неумолимо возвращала к тем страшным годам)  Да еще тошнотики…
  И тут же прочитал посвящение крапиве:
      
               Её обходят боязливо:
               А вдруг да ножки обожжет?
               Для нас же ранняя крапива 
               Была спасеньем в черный год.
               Хотелось нам поесть - хоть малость,
               И помню ясно,как сейчас:
               Тогда крапива не стрекалась,
               Как будто понимала нас.
               Теперь,когда при меде-пиве,
               Серьезно шутим о былом:
              „Ведь вырастали на крапиве,
               А потому нас на излом 
               Не взять ни бурям,ни хворобам:
               Мы - дети силушки-земной!“
               Приехал в гости к хлеборобам,-
               Ковригой встретили  ржаной.
               Но как я мог не поклониться
               Былой кормилице села?
               И вдруг, пропахшего столицей,
               Меня крапива обожгла.
      
      — С отцом встречались, когда издали книги?   
      — Встречался. Привез ему „Соловьиную верность“…
      — Порадовался?-спрашиваю с надеждой хоть на какой-то проблеск в их отношениях…
      — Ещё как!  Подарил мне кепку и трусы в горошек,- с горькой иронией произнес он.
 Я предложила шампанское, видя,что боль и обида детская
не уменьшились.
      — Лучше бы водку…
 
  Продолжая беседу, Николай вспомнил, как тяжело было на строительстве ГЭС:
      — Поскольку я  был единственным  гармонистом, в клубе приходилось играть до поздней ночи. А то и до утра…
   Берия выпустил из тюрем уголовников, которые обитали  там. Ситуация складывалась криминальная. Мимо носились ножи.  Устраивались разборки. Я понял, что в этих условиях не выживу…
   
     Врач, к  которой  я обратился за помощью, пожалела меня. Дала справку,что   не гожусь для физической работы. Я уволился  и поехал  дальше, в Сибирь,  на другую стройку…
      Что   ожидало  Вас там?
      — Пришел  в  газету.  Узнал, что есть литературное объединение. Познакомился с руководителем Надеждой Зиминой.  Вскоре она  стала   моей женой.
  …Но  я всегда хотел  вернуться  на свою малую  родину.
  И, однажды, собрав  всё,  что вместилось  в два   чемодана, сели в самолет и приземлились на Брянщине…

          Скоро вновь улыбнется
          Роща после разлуки,
          И найдет меня солнце
          С поплавком на излуке.
          И с волшебными  кроснами
          Старой сказки березной,
          И в страду сенокосную
          Белозарностью росной.
          И свиданьями давними
          На росстанных дорожках,
          Огневыми страданьями
          Разьяренной гармошки.
          И напьюсь, как и раньше я,
          Из ключей самых светлых…
          Покачай меня, Брянщина, 
          На березовых ветках…

   Как складывалась его жизнь после возвращения в родные края, он говорить не захотел…    

     Николай  Никитович  встал из-за стола,подошел к книжной полке,обратил внимание на  роман Юрия Бондарева „Выбор“,который только что прочитала.
    —  Переживаю как личную трагедию, - говорю. -  Разве был выбор у безоружных семнадцатилетнних подростков, вступивших в войну,не имея опыта борьбы с отборными гитлеровскими головорезами? И попавшими в плен в первые дни войны… 
   — Похожая история  была  с учителем. Он живет  в дальнем  селе на Брянщине, - произносит  Николай с болью…   
   — Вы с ним знакомы?   
   — Виктор Козырев возглавлял тогда бюро пропаганды литературы в  писательской организации. К  нему  обратился   сотрудник силовых структур с просьбой посетить в районном центре учителя, который пишет стихи и ведет переписку с А.Солженицыным, а также имеет связь с братом, оставшемся  после военного плена  в Германии. Виктор был в очень  трудном положении с выполнением такой просьбы.  Фискальничанье он презирал. Посовещавшись, пошли на эту встречу вдвоем. 
     Мы с Козыревым и силовиком сидели в кафе,ели мороженое и получали столь необычное задание. Услышав,  наконец, что от нас требуется, я взорвался:
     — Сколько? 
     — Что сколько?
     — Сколько вы нам за эту подлость  платите? 
     — У нас нет денег… лишних.
     — Неправда,у вас есть неучтенные деньги. 
     — Ну, разве что  командировочные.
 
   Получив  задание и деньги на дорогу, купили на них несколько бутылок водки, сели в рейсовый автобус.
   Дорога дальняя… Проехав часа два, из окна автобуса увидели,   как женщины пытаются сложить стог. Посмотрели мы на их муки, попросили водителя остановиться, и пошли помогать. 
            
             Хорошо  молодому, рукастому
             Возводить крутоверхий стог. 
             Я особою силой не хвастаю,
             Но в покос не валился с ног. 
             Я в тринадцать за дедом следом 
             Подчистую валил траву.
             И со взрослыми за обедом
             Щи пустые хлебал наяву.
             Наяву!
                Кто не знает,- не верьте:
             Сыты  были мы лишь во сне.
             В пору ту,что грозила смертью,
             Туго было не только мне.
             Потому и живу, не хвастаю
             Тем, что горести превозмог…
             Хорошо молодому, рукастому 
             Возводить  крутоверхий стог.
    
       После того,как стога возвели, мы уехали из деревни  через неделю …  Вспомнили, что нам еще  нужно встретиться с учителем. И продолжили путь.

   Приехали в село к вечеру.
 Зашли в сельский клуб, где танцы были в разгаре. Сыграв на гармошке пару мелодий, расспросили,  где проживает учитель, отправились к нему. Договорились его предупредить о цели нашего визита. Постучав в дверь дома, я громко крикнул:
     — Кто  тут из Абвера живет? -  дверь распахнулась. Перед нами предстал человек,  истерзанный жизнью…
    Мы сели, выпили  водки, и  он  поведал  свою  историю: 
   — Сразу же, в первые дни войны, мы с братом пошли на фронт добровольцами. И в первом  же бою нас,  безоружных,  взяли в плен.Брат для Абвера не годился,а меня стали готовить  для диверсий на территории СССР. Как только я перешел границу, сдался.  И получил десять лет лагерей…
   После освобождения, я  уехал в дальнюю деревню. Учителей в школе не хватало. Стал преподавать  сразу четыре предмета. Женился на коллеге.
  От брата, наконец, получил весточку. Он известный художник за границей.
   - Козырев взял буклет и положил его во внутренний карман пальто…
  Просидели всю ночь, слушая человека, прошедшего все круги ада. А что им пережито? В кошмаром сне может только присниться…
   — Вернувшись в Брянск,  Виктор Сергеевич уехал в командировку,но его нашли и там. Он отдал буклет. Я мертвецки спал.Разбудить так и не смогли.
  Я видела, как мучительно трудно ему  говорить… 
     Николай Никитович подошёл к окну и отрешенно несколько минут  стоял молча. Потом тихим голосом стал    произносить строчку за строчкой:

       Выйду в поле, на росстань. Покличу коня.
       Встанет конь предо мною, как вкопанный.
       Унесёт по раздольям гривастый меня
       В мир из песен и сказок сотканный.
       Соберу в час везения все чудеса:
       Буйно море в ладонях запенится,
       И поймаю жар-птицу в рассветных лесах,
       И застану в шатре красну девицу.
       Наяву в эту сказку друзей созову,-
       А когда чудеса будут розданы,
       На крылатом коне полечу в синеву,
       Где мерцают незнамые росстани.
   
   Перед уходом Николай Никитович  подарил мне четыре сборника стихотворений:„Белозерье“, „Три капли солнца,“  „Зерна добра,“ „Соловьиная верность“.
    Я пошла проводить его… Хотелось воздуха… простора…неба над головой…
     Перечитав стихотворения поэта, я уже  смотрела на мир другими глазами…  Делюсь с Натальей Камаевой, кандидатом философских наук, социологом. Она тоже потрясена творчеством поэта. Мы заговорили о недавно изданной  книге "Соловьиная верность." Иллюстрация художника С. Рязанова наводила на грустную мысль: две белые розы, обрамленные чёрными листьями… Откуда такое предчувствие  у художника?
   
  4 октября в 1990 году при невыясненных обстоятельствах оборвалась жизнь поэта… Расследование, конечно, было, но формальное. В диагнозе усомнились все, кто знал его близко.
   Как складывалась  его жизнь  по приезде в Брянск,  я  узнаю из буклета, изданного  к юбилейной дате другом, поэтом  Александром Малаховым: 
 „К сожалению, не всегда Брянщина была ласкова к своему сыну.И возможно в этом есть какая-то доля того,что жизненный путь поэта оказался коротким. Творческий тоже.
  Но как бы там  ни было, стихи Денисова „работают“, потому что написаны они Мастером слова, поэтом, не придумывающим строчки, а записывающим их, вышедших из его сердца…“
  Среди брянских поэтов имя Николая Денисова называют одним из первых.Много раз подавал он заявление о приеме  в Союз писателей, но о том,что принят, придет  известие с опозданием… Так уж сложилось на Руси, слова признания и благодарности приходят к талантливым поэтам  только после их  смерти. Грустная „традиция“…
  Хоронили Николая Никитича не на аллее  знаменитостей центрального кладбища, а на чужом ему сельском. Понятно почему: 

         Стукнул  по карману - не звенит,
         стукнул по другому - не слыхать… 
            (Николай Рубцов)
 
    На вечер памяти  Николая Денисова  во дворец культуры пришли друзья, земляки, все, кому дорого его творчество.
   Вдова Надежда Андреевна Денисова(они, к сожалению, расстались)  талантливая  журналистка, вспоминала многие эпизоды  их  совместной жизни, из которых мы узнали, что был он оптимистом, обладал необыкновенным чувством юмора.  И  процитировала  его экспромты.
   Дочь Оксана читала посвященное ей стихотворение…
   Шестилетний внук Андрей, так поразительно похожий на деда,покорил всех проникновенным чтением его стихотворений, и был встречен теплыми и очень долгими
аплодисментами.
 Друзья-поэты делились воспоминаниями, читали свои посвящения…
     Земляк Николая Никитовича, талантливый ученый,  директор областного краеведческого музея, Владимир Петрович Алексеев, исследовал родословную  поэта до  шестнадцатого века. И порадовал тем, что создал мини-музей в школе,где учился Николай.
    Директор школы Татьяна Сафронова  рассказала о том, как берегут земляки  память о  поэте.
  В школе, где он  учился,  учрежден ежегодный поэтический праздник по окончании Успенского поста.
    И вот мы едем  на родину Николая Никитовича  в День Успения Пресвятой Божией Матери. По пути  заходим  в храм в честь Николая Чудотворца. Помолившись о поэте  и, получив благословение настоятеля храма, следуем дальше. Кто-то из поэтов заметил:
   — Николай Денисов тоже был чудотворцем, только в поэзии.
     У школы собрались жители близлежащих сел. Настоящим подарком для них было разрешение властей назвать улицу именем поэта. И там, на зелёном лужке, возле одного из домов, состоялось торжество открытия улицы имени поэта Николая Денисова. И было так жаль, что он не узнает о сиянии своего яркого имени и об опоздавшей благодарности…
    Выступали коллективы самодеятельности. Сколько талантливых людей было представлено на этом празднике! Русская душа воскресала с именем поэта.
 Композитор Михаил Аксенов в ходе праздника исполнил песни на его стихи.
  Владимир Алексеев провел экскурсию по мини-музею. Здесь поэт учился, Здесь разместились его поэтические сборники, письменный стол, подаренный вдовой, и многое другое, что расскажет нам о нём, о его творчестве.
  И как это важно,что в наше рыночное время, когда настоящую литературу с разрушительной силой теснит рыночный ширпотреб, низкопробные бестселлеры ,а дети заражены вирусом компьютерных игр, звучит  слово настоящего художника. Оно обозначает нравственные ориентиры, развивает мышление, поддерживает людей в трудные минуты, заставляет сопереживать,сострадать, плакать над любимыми страницами книг, восхищаться подвигами, удивляться силе человеческого духа…
   Мы узнали, что родился Николай Денисов первого августа в тысяча девятьсот тридцать восьмом году в селе Малый Крупец, В родном селе школы не было, ему приходилось ходить в орменскую.
  По окончании торжества  с Владимиром Петровичем Алексеевым   едем в село Малый Крупец, чтобы увидеть место былого дома, где родился Николай Никитович…
 Оно  заросло лопухами и кустарниками… И особенно много было  крапивы…          
   И, конечно, мы не могли не поклониться „былой кормилице села“…
    И вдруг послышались в начале едва различимыые, потом всё нарастающие звуки гармони. И строки  стихотворения Николая полились на фоне этой музыки сами собой:
         
         Гармонь моя - задорная душа!
         Распахнуто-крыластыми мехами, 
         Разливистыми нежными ладами
         Ты, как любовь, собой не дорожа,
         Сводила нашу молодость  с ума.
         Когда все горевали
                громко пела.
          В людские слезы
                верить не хотела,
          А после разрыдалась и сама.
          По вечерам
                вздыхала, как вдова,
           Безудержно ночами голосила,
           И что-то неразборчиво басила,
           Не находя утешные слова...
           Ведём с тобой 
                сердечный разговор,
           Ты даришь мне
                отрадные минуты:
           И за любовь
                несбывшуюся чью-то
           Ты всей душой
                страдаешь до  сих пор.

       
 …