Подонки Ромула. Роман. Книга первая. Глава 26

               
                ГЛАВА XXVI.

      Тронулись на рассвете. Впереди - Лигурий, в сопровождении четверых конных солдат, как бы расчищая путь, запряженной парой лошадей,  высокой, крытой карруке1. За каррукой ползли повозки  с книгами, прикрытыми такой же грубой, некрашеной парусиной. Тащившие их, престарелые мулы, добытые Ювентием вместе с возами, мотали длинными ушами по сторонам, то и дело норовили остановиться, не понимая, куда гонят их из родного хлева, безжалостно так нагрузив.
      Возницы покрикивали, пощелкивали кнутами. Но очень уж вяло, разделяя недоумение облезлых своих скакунов. А то и проклиная в душе, свалившуюся на них нежданно-негаданно, общественную обузу, угрюмо косились на солдат, гарцующих на сытых казенных жеребцах, по бокам каждой повозки, во избежание возможных мелких покраж, мысленно прикидывая - заплатит ли горластый начальник в рогатом шлеме хоть по паре ассов или же им с пустым брюхом от самого Рима, назад, в огороды свои тащиться?
    Надзирающий за повозками Ювентий поглядывал на возниц сзади, едва сдерживаясь, чтобы не всыпать им плетей - иначе ведь, олухам сонным, и не втолкуешь, что такое секретная операция гвардии, подробного отчета о которой ждет от него сам городской префект - Гай Цильний Меценат.
     Но от трибуна, служаки тупого, никаких указаний по ускоренному прохождению маршрута не поступало. Оно и понятно: куда спешить, когда, кроме увольнения в запас, впереди ничего уж не светит... Но какой ни есть, а начальник! И Ювентий, стиснув зубы, терпел эту черепашью езду, срывая злость на троице новобранцев, замыкавших конвой.
   - Не отставать!.. Строй держать!.. Не зубоскалить!
     Оказавшийся поблизости, трибун обернулся на этот окрик, глянул неодобрительно, но, ничего не сказав, пришпорил коня и ускакал в голову колонны. Тирон слышал пронесшийся мимо топот, но не шевельнулся - спина Постума, правившего лошадьми, загораживала просвет в обтянутом холстом, узком пространстве наглухо. Так что, сидевшему позади арестанту, кроме клочка неба над его шлемом, ничего не было видно. Да он и не интересовался обстоятельствами последнего своего странствия, а каждый изгиб дороги, на пути из Формий в Рим, знал и вслепую.
      Вот, свернули налево, значит, миновали Фунды2, притихшие по случаю нундин. Во Фрегеллах3 народ на торгах. А кто хочет продать подороже - в Теан Сидицинский подался. Он прикрыл глаза…
      Впереди, должно быть, видны уже домики Таррацины на белых крутых утесах, а дальше за Понтинскими болотами, на выступающем далеко в море, зеленом мысе, высится, вырастая из синих глубин загадочной пирамидой, гора Цирцеи4. Мраморный храм волшебницы над плоскими кронами пиний… Свежий ветерок, тихий шепот волн, скатывающихся по пестрой гальке - счастливый приют в странствиях Одиссея… Все это теперь недоступно!
   Справа от  дороги - тоже зеленые холмы. Зияют в сторону моря темными провалами пещер, будто пустыми глазницами. Иные, впрочем, не растерялись. Пещеры-то ничьи!.. Вот и устроили в них роскошные жилища, гостей, как в имениях своих, принимают…
   А слева - только представить! - бесконечный синий простор моря и небес!.. И, почти у дороги - пестрые паруса рыбачьих челнов скользят по глади Фунданского озера5, сверкающей в лучах рассвета расплавленным золотом или багряной, как кровь, когда солнце восходит красное, предвещая непогоду.
   Каким оно было, озеро это, когда Хозяина здесь убивали? В декабре… Скорее всего, тусклым, свинцовым… Ему голову отрезали, а они, вот так же, выставляли паруса, сети забрасывали, надеясь на хороший улов, а кто-то глядел на них, проезжая по дороге, и все в мире шло своим чередом, как будто ничего не случилось.  Как и сейчас…
   Опустил глаза и, даже в сером сумраке, разглядел на дощатом настиле коричневое пятно с неровными, словно размазанными краями. Ковырнул пальцем, но пятно давно засохло, въелось в шероховатые, плохо оструганные доски. Покосился на плоский, вросший в плечи затылок Постума.
   - Тут на полу пятно… На кровь похоже.
   - Может, и кровь… - охотно откликнулся Постум. - Не матрон на прогулки возим. - и потянулся к корзине, полной сизоватых, спелых смокв, которыми запасся в саду Цицеронов. - А фиги у вас знатные! Не хуже тускульских… - добыл, сколько уместилось в кулаке, и принялся жевать, откусывая и сплевывая черенки на дорогу.
      Сзади раздались крики, копыта застучали нестройно, вразнобой. И всю эту суматоху накрыл зычный голос трибуна:
   - Стой!
      Поспешно сунув в рот, оставшиеся в кулаке, смоквы, Постум откинулся назад, натягивая поводья, и подскакавший трибун указал ему в сторону книжного обоза:
   - Подкова отвалилась. Разберись! И у остальных мулов проверь, чтобы впредь по пустякам не задерживаться!
      Стараясь не жевать при начальстве, Постум подхватил тяжелую суму, спрыгнул грузно на землю и, позвякивая своими железками, пошел разбираться с мулами. А трибун, нагнувшись с коня, заглянул в карруку:
   -  Ты - как?
   -  Не жалуюсь. - отозвался пленник.
      Трибун кивнул печально.
    - Это пока до Рима не добрались. Передышка. - он резко осадил коня, потянувшегося мордой к запряженным в карруку кобылам. И снова заглянул к Тирону:
     - Зря ты меня не послушал! Плыл бы сейчас с Воконием!.. - глянул мечтательно в синюю даль и вздохнул. - Может, и мне стоило уйти? Бросить все к харонам!.. Антоний легион даст!.. Он возможности мои знает...
     - А как же присяга, долг перед отечеством? - удивился Тирон.   -               .    - Угомонись! - трибун снова одернул похотливого жеребца 
      - А кто сейчас в отечестве нашем консул, если на то пошло? Тот же Марк, сын Марка, Антоний!
    - Вместе с Эмилием Лепидом младшим? - насмешливо уточнил Тирон. - А ты, всадник римский, за них голосовал? Где? Когда? Может, я выборов всенародных не заметил?
      Преторианец тоскливо огляделся по сторонам, не зная, как ему возразить
    - Принцепсом назначены! - ответил за него Тирон. - Какие же это консулы? Ряженые в пурпур куклы!
    - Я на Марсовом поле не куклам  - сенату и народу римскому присягал! - оскорбился трибун. - Во второе консульство Гнея Помпея Великого и Марка Лициния Красса6. Когда Октавий, принцепс нынешний, и вовсе… Пешком под стол ходил! - помолчал и тихо добавил. - Да… Немало воды утекло… А еще больше крови. В том
числе и моей! Ради чего? Вот, режь меня ну куски - не знаю!                -   
       - Знаешь. -  отозвался Тирон, трогая повязку на голове. - Все вы это знаете… Только почему-то заслуг своих признавать не хотите.
       - Каких заслуг? - не понял его трибун.
       - На костях республики царство воздвигнуть!  Труд, можно сказать, титанический…
       - Судишь и судишь! Даже скучно становится. - поморщился трибун.- А сам-то где был? Умные книжки почитывал, когда патрон твой премудрый, вопреки всем законам и обычаям,  мальчишку сопливого претором сделал7. Что же ты его не предостерег? По-твоему он мира в отечестве добивался? А может, защиту надежную на старость себе искал?
   - О мертвых - или хорошо, или ничего! - помрачнел Тирон.
   - Вспомнил! - усмехнулся трибун. - А что же ты Цезаря покойного безжалостно так клеймишь? Не к лицу это тебе…
   - Истина нелицеприятна - отрезал Тирон, отворачиваясь.
   - Все-то ты знаешь… - трибун вздохнул и, покосился в ту сторону, откуда доносились голоса, глухие удары молота о копыто…
     Возница и два солдата придерживали мула. А Постум, усевшись для удобства прямо на мостовую, старательно приколачивал подкову. Ювентий надзирал за работами с коня, давая ненужные советы. Но не подкова его беспокоила, а, слишком уж, затянувшееся общение трибуна с арестантом. Ведь, что может быть общего у явного заговорщика против законной власти, да еще бывшего раба с начальником гвардейского конвоя? Вот он и присматривался, косился издалека в сторону карруки. Жаль только - расслышать ничего не мог. Подъехать бы поближе - да повода не было!
   А трибун, молчал, задумчиво поглядывая на строптивого арестанта. Наконец решился на обходной маневр:
   - Просвети невежество мое. Если два человека, к примеру, похожи не только лицом, но и жестами некоторыми, нотками в голосе, осанкой… Даже болезнями! Кем они друг другу доводятся?
   - Родственниками, видимо. - пожал плечами Тирон. - Брат на брата, сын на отца похож. Что же тут непонятного?
   - Непонятного? – повторил трибун, озираясь по сторонам, хотя поблизости никого не было. Только кобыла, та, что посветлей, позвякивала упряжью, отмахиваясь хвостом от слепней.
     - А ты Божественного Юлия вблизи видел? - осторожно спросил
преторианец.
      Пленник вскинул недоуменный взгляд, хотел ответить. Но не успел. Ювентий подлетел к карруке на всем скаку, словно с донесением срочным с поля боя, выкрикнул хрипло, воинственно:
     -  Постум подкову прибил!
     - Чего орешь, придурок?! - трибун окинул его хмурым взглядом вплоть до конских копыт и принялся осматривать каждое из них в отдельности, поочередно. Да так придирчиво, что сбитый с толку Ювентий тоже глянул под ноги коню и ничего предосудительного не обнаружив, решил, на всякий случай, прикрыться служебным рвением:
    - Трогаемся, командир?
      Начальственный взгляд медленно скользнул вверх, на его шлем с рожками, начищенный до такого блеска, что трибун зажмурился.
    - Надоел ты мне, Ювентий  - сил нет! А когда по нужде иду, тоже за мной надзираешь?
    - Я?.. - только и смог произнести испуганный корникулярий.
    - Ты, гнида! Кто же еще? - зарычал трибун. - А цвет дерьма моего
словесно описываешь или в натуре к доносам паскудным своим присовокупляешь?
      Корникулярий в ужасе покосился на карруку, где сидел и слышал все это арестант. А трибун двинул на него коня и Ювентий едва успел, дернув гнедого своего за узду, отскочить в сторону. Но трибун не унимался, наезжал, сталкивая его с дороги.
   - Знаешь, сколько я надзирателей таких повидал? И чем все они кончали?! Ты ведь с товарищами в палатке спишь, крыса?. А вдруг не проснешься?.. - и внезапно ухватил его могучей своей дланью за горло. - Давай сюда зеркальце свое поганое!..
     - Кка-к-кое… зз-зерк-кальце?! - заикался, задыхаясь уже Ювентий.
     - То самое!.. - трибун встряхнул его и чуть ослабил хватку. - В которое ты, гадина ползучая, косишься всякий раз, как спиной ко мне поворачиваешься! Думаешь, я слепой? 
       Ювентию ничего не оставалось, как вытащить из-за пояса небольшое круглое зеркальце и протянуть его дикому этому зверю.
   - Пошел вон! - трибун оттолкнул доносчика, сунул зеркало в складки плаща. - Пусть Постум всех мулов проверит и - вперед!
   - Слушаюсь! - пролепетал Ювентий, опасливо объезжая разгневанного командира.
   - И запомни! - крикнул трибун ему вслед. – Из гвардии я тебя вышибу, клянусь Геркулесом!
    «Еще поглядим - кто кого! Только бы до Рима, до Цильния Мецената добраться…» - думал Ювентий, в бешенстве одергивая плащ и подъезжая к вспотевшему от усердия Постуму с грозным, начальственным видом.
      А трибун вернулся к повозке.
    - Ненавижу доносчиков1
    - Придется терпеть. - отозвался невидимый Тирон. - Без них ваше царство не устоит.
    - Не мое это царство! - взволнованно зашептал трибун, снова заглядывая в карруку. - Не мое! Плевать мне на них! Вот доедем до Таррацины, найдем корабль!.. Лигурий меня поддержит! С нами уйдет. И пропади  все пропадом! Дней через пять будем в Египте! А там!...
   - Антоний легион даст?  -  насмешливо напомнил Тирон.- Убийца  кровавый, без чести и совести! Да что о нем говорить?!. Животное!
   - Уж очень ты строг. Хотя… - трибун призадумался. – Цезарь иной раз… Так его и характеризовал. В Галлии еще… Прямо перед строем. - вытащил из плаща зеркальце Ювентия и бросил Тирону. - Возьми…
   - Зачем? – удивился тот, разглядывая отшлифованный кусочек бронзы. - Перед палачами прихорашиваться?
   - До них еще доехать надо!.. А по пути… Всякое может случиться.Дороги. - он вдруг подмигнул пленнику. - Они не только в Рим ведут. Ты взгляни на себя… Повнимательней. О жизни, да и о смерти подумай. И знаешь, что я тебе посоветую? Постарайся Цезаря нашего вспомнить. Только без предвзятости республиканской, просто по-человечески!.. Живое его лицо. Не в колеснице триумфальной, не на форуме. А, скажем… В приватной обстановке, рядом с твоим патроном. Без всяких лавровых венков.
     Сзади послышалась тяжелая поступь, позвякивание инструментов. Постум возвращался… И трибун развернул коня ему навстречу:
   - Порядок?
   - Теперь уж… Не отлетит… - сопя и отдуваясь, доложил возница.
   - Надо будет тебя наградить. - поощрительно кивнул трибун и, пока Постум взбирался на повозку, объехал ее сзади, вытащил меч и, воткнув его в холст, резанул вправо и вниз.
    Возница и пленник с одинаковым интересом следили за умышленной порчей казенного имущества. А трибун заглянул в образовавшуюся дыру и пояснил:
   - Темно в повозке твоей, Постум, как в склепе! А он, пока что, не осужден…. Глядишь, еще и наверху окажется. - обернулся к Тирону, и кивнул на зеркальце в его руке. - Если к самому себе приглядится и кое-кого вспомнит. Кстати… Тут теперь посветлей, а путь неблизкий…- лицо трибуна исчезло, а вместо него, в дыре появилась рука со свитком. - Успеешь и письмо друга своего судейского дочитать. Держи!
      Тирон зажал свиток в руке, а в холщовом окошке снова возникло лицо трибуна:
   - Не знаю, обратил ли ты внимание. Он тут о важном каком-то деле  упоминает… Вот провалиться мне на это месте!.. - просунув в дыру палец, он ткнул им в сторону зеркальца в руке Тирона. - Если не о том же, что и я… Подумай! Пока время есть…
      Тирон хотел о чем-то спросить, но лицо трибуна и указующий его перст исчезли. А спустя мгновение, он возник уже рядом с Постумом - величавая, недоступная мелкой житейской суете конная фигура в сверкающем панцире и пурпурном плаще, с высоким черным гребнем из страусовых перьев на шлеме - воплощение воинственной доблести и величия Рима.
       Мрамора паросского! Лишь мрамора не хватало, чтобы мощь эту и великолепие запечатлеть!
       Нагнувшись в седле, коснулся плеча возницы:
     - Трогай Постум! Дашь знать, если арестанту чего понадобится…