Просто хорошее кино - сто сорок семь

                Нежно любимой Тае Карпенко и прелестному фембою Элле Холливуд
     Уткнувшись бородой в схему Неплюевской линии, посапывая упорным носом, он что - то беззвучно шептал, бессильно водя грязным пальцем по замысловато разбросанным по бумаге значкам, не понимая смысла и сути изображенного. Подняв налившиеся мучительной тоской глаза к Падурову, пробормотал :
     - Открой мне очи, я, вишь, шибко грамотен был, но скитаясь - утратил.
     Лихой сотник фыркнул, ткнув острием кинжала в схему.
     - Это Оренбург, это форпосты и охранная линия, как на Дону засеки, здесь киргиз - кайсаки, там Китай. Понял теперь ?
     Пугачев пожал могучими плечами и отшвырнул пренебрежительно кудесную выдумку научных людей. Встал и прошел к окну. Колупая ногтем морозный узорец, сказал, не оборачиваясь :
     - Я звездоглядца из немцев приказал повыше вздернуть, дабы ближе к звездам, может и тебя, Падуров, башки лишить ? Ась ?
     Пугачев резко развернулся на каблуках и хитро прищурился, но сотник не испугался. Заулыбался и тоже подошел к окну. Неприятно жмуря левый глаз толкнул Пугачева локтем.
     - Хочешь - лишай, я тебе не Митька Лысов, мародерством не занимаюсь, а тебе, батюшка, скажу, что проиграем мы непременно. Этих, - мотнул головой в сторону доносящегося пьяного разгула на улицах Берды, - скотов ты палками и граблями вооружаешь, а Суворов и генерал Панин испытанные на Турецкой войне войска ведут. Да их одна рота всего нашего воинства стоит.
     Пугачев разозлился. Сжал кулак и ударил в грудь сотника, оскалясь.
     - За мной народ весь !
     - Толпа с кольями, - не унимался Падуров, хватаясь за шашку, - стадо, а не народ ! Императрица тоже народ, как и дворяне, попы и монахи, народ, государь, разный бывает.
     Он ткнул шашку обратно в ножны и вернулся к столу, поднял схему и, положив ее на стол, поставил на нее штоф водки алой.
     - Ишь, - захохотал сотник, разливая зелено вино по украденным в поместье Рейнсдорпа кубкам, - насупился. Давай чихнем лучше, Емельян Иваныч или Пётра Федотыч, мне ведь плевать, я с тобой просто погулять вышел напоследок, дай, думаю, по своей воле поживу хоть день, а там трава не расти.
     Пугачев стоя принял кубок и выпил, зажевывая сивушный дух бородой.
     - Очи тебе открыть, - бубнел язвительно Падуров, рубя луковицу кинжалом, - тоже Вий нашелся.
     - Какой Вий ? - закашлялся Пугачев, раскуривая короткую трубочку - носогрейку от чадящей на столе сальной свечи.
     - Иэх, - вздохнул сотник, тоже закуривая господскую пахитоску, из найденных в обозе разгромленного Кара припасов, - а еще с Дону. Там же рядом Сечь - то была, вечно вот вы, донские, перед Масквой стелились, то ли дело чистокровные казаки - то, они с атаманом Некрасом в турки утекли от счастьица кремлевского, с тех самых пор во всех войнах на стороне султана ходят, режут русских как свиней, потому поняли, что нелюди и холопы.
     Падуров забросил ноги на лавку, заговорил тихо, время от времени брезгливо сплевывая при особенно яростных криках с улицы, где вот уже третий месяц бездумно пировала казацкая голытьба вместо со старшиной, нисколько не задумываясь о завтрашнем дне.
     - Был такой философ, Емельян Иваныч, Хома Брут. Хома - это не диалектная производная от Фомы или Томаса, а приспособленная бурсаками к местным условиям латынь, хомо по ихнему, по латынски, означает человек, а Брутом кликали героя древнего, он Цезаря приколол. За свободу прирезал ! - заорал Падуров, пугая бесстрашного Пугачева. - Сам погиб, но стоял за волю крепко, как ты вот, Пётра Федотыч. И все - то этот Хома Брут в косяки впирался, с ведьмами гужевался, а когда гибель подошла, то узрел он Вия, тот все граял бесам, мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, откройте мне очи, не вижу, мол, ни х...я.
    - И чево ? - задышал Пугачев, хмурясь.
    - И ни х...я, - заржал Падуров, разливая по второй. - Отворили ему зенки - то, тот как глянет на философа, тут ему и карачун пришел.
    - Вию ? - не понимал ситуации Пугачев, принимая кубок недрожащей рукой.
    - Хоме, - ответил сотник, выпивая, - человеку. Понимаешь ? А через триста лет сымут такое кино, это, чтобы тебе понять, самодвижущиеся картинки, даже два раза сымут, потому говно. Не умели, не умеют и никогда уметь не будут.
    - А не хрен жопу мучать, - ударил кулаком в стену Пугачев, бросая опустошенный кубок в голову Падурова, - раз срать не можешь.
    С этими воодушевляющими на подвиг народный простыми, но святыми словами, Пугачев отправился на улицу, где как раз казнили казаки лютой смертью гнусную старушку Нину Ургант. А почему ? А я скажу. Не хрен бесталанным бездарям и ублюдкам кино пытаться делать, пейте вино и ездите на рыбалку, как и завещал всем вам, товарищи руссияне, не минуя советских, великий Бурков, а он, между прочим, Жорж.