Маленькие истории из большой жизни краснова

1. И откуда взялась такая?

Глаза зелёные, попа знатная, бюст – загляденье и улыбка… Улыбка такая, что невозможно мужику не улыбнуться. А если она рассмеётся, то кто удержится, чтоб в ответ смехом не зайтись? Рост модельный! Русоволосая красавица!  «И откуда ты взялась, весёлая женщина!?», – подумал Краснов, когда в первый раз встретились у него в поместье под Пафосом. Известно, откуда!  Марат пригласил в качестве эксперта по оценке недвижимости.  Марат управляет его счетами, без права снятия денег, но управляет. Сам Краснов уже не успевает всё отслеживать, куда там! В нефтяном бизнесе трудится, приходится по командировкам мотаться.  А Марат на постоянной связи с банками, чуть что, он хозяину звонит, а там уже дело техники и профессионального умения как разрешить внезапную проблему или просто сделать нужный перевод. У Марата есть номерные бланки с его подписью, но даже в этом случае голосовое подтверждение перевода обязательно.

Поместье в Пафосе тоже требует контроля и хозяйского догляду, хотя здесь сестра Катя управляется, а при её отсутствии Зинаида, подруга сестры, на посту.  В общем, рутинные повседневные вопросы закрываются без особых проблем, а вот концептуальные требуют внимания самого хозяина: четвёртый дом запланировал строить….  Хотя сестра Катя не одобряет:

           –  Краснов, ну куда тебе столько домов в одном месте? Земли два гектара. Сад. Фонтаны. Три готовых дома и четвёртый строить задумал. Зачем? Седьмой десяток уже разменял…
  –  Бумажная валюта не устойчива, а кирпичные деньги неподвижны… Тебе, Катя в наследство один домик отпишу, – попытался отшутиться.
–  Я на его содержании банкротом сделаюсь. Не надо!

Шутки-шутками, а надо серьёзно решать, что делать с недвижимостью. Вот так в его поместье и появилась весёлая женщина по имени Мария. Как увидел, так сразу и запал на неё!  Баба, что надо, как среди мужиков говорится. И экспертом отменным оказалась.  И шустрая, глаз-ватерпас, как Катя любит говорить. Всё примечает, всё запоминает, с ним приветлива, с Зинаидой официальный тон… А та ходит следом за ними хвостиком, ни на шаг не отстаёт, не даёт ему остаться вдвоём с Марией. А ему ух! как хочется, хотя виду не подаёт. Но глазами так и тянется к Марии… Такую не один мужик не пропустит мимо, чтобы глазами не пощупать.  А то! Вон бугорки на попе как перекатываются под голубыми короткими джинсами, а дальше голые и мускулистые ноги. …. Засмотрелся на эти ноги и за бордюр дорожки зацепился, да так, что чуть не навернулся в сторону кактуса колючего. Не хватало ещё колючек на морду набрать. И так не красавчик! И возраст уже…

– А будь неладны эти повороты. Нельзя было, что ли, по прямой дорожку
сделать. Так нет, с выкрутасами захотелось?
– А вы за меня держитесь, Андрей Ильич! – предложила Зина, – Небось, вдвоём не упадём.

  Зина тут же подхватила его под руку.

– Угомонись, Зина! – жёстко парировал, а сам подумал: «Достала уже! Самой за шестьдесят, а туда же – набивается в невесты!»
            Посмотрел виновато на Марию, как ей объяснить, что Зина никто ему! Впрочем, ничего весёлой женщине объяснять не надо. Всё видит и ждёт, улыбаясь.  И это при том, что ничего она, видимо, о нём не знает, – Марат вряд ли стал бы откровенничать. 

2. Горлица, птица благонравная

Пока общалась с Красновым думала о нём.   Видный мужчина солидного возраста. Под шестьдесят. Хотя для независимого мужчины возраст не помеха.  Следит за собой, видимо?  В меру плотного телосложения, взгляд прямой, внимательный. А если встречается с её взглядом, то тут-же начинает виновато улыбаться. Запал на неё, что ли? Уже не девочка, чтоб такие вещи не замечать. Да, удружил Маратик! Попросил поехать с ним в качестве эксперта по недвижимости вместо какого-то киприота…  Марату не могла отказать, друг всё-таки и коллега. Вот и ситуация, чёрт её возьми!  Сбежала из Москвы от мужа, с которым в браке была больше десятка лет. Свобода жизни на Кипре, достойная работа и нате вам – новые заморочки! Но нравится ей этот Краснов! Немолодой, ну и что? Сильный, уверенный в себе мужчина, и… эта беспомощная улыбка! Богатый? Нет, не в том дело… Она достаточно зарабатывает, чтоб на мужское богатство не повестись. Впервые за несколько лет обратила внимание на чужого мужчину. Только встретились, только познакомились, а уже тянет к нему. Хотя сколько времени надо знать мужика, чтоб влюбиться в него? Месяц, год, два года? Но не один же час, как с этим Андреем Ильичом случилось? Да ничего ещё не случилось, не влюбилась и даже мыслей таких нет. Хотя нет, не надо самой себе врать. Мысли есть, но и только. Любопытно ей. Мужик возрастной, но породистый. И умный. Почему решила, что умный?  В жизни состоялся, и это главное… Да ладно, всё ясно: птицу видно по полёту, настоящего мужчину – по поступкам, по манере говорить, шутить, по умению быть галантным… Женщина сразу видит своего мужчину! А Краснов её мужчина! Но тут же осадила сама себя мысленно: «Э, голубушка, что это ты размечталась?! Какой он твой мужчина? Почти в два раза старше! Видимо, жена, а то и несколько жён в его активе, бывших и настоящих! Да и Зинка эта ни на шаг его от себя не отпускает?  Видно, что она не жена, называет его по имени и отчеству, но ясно, как белый свет, что претендует на большее, чем управляющая поместьем. Ишь, прилипла к нему?»

– Машенька, не сфотографируете ли нас с Андреем Ильичом? Как мы с ним вдвоём смотримся?
–  Ой, да! Конечно, – она внимательно посмотрела на Краснова.

Насупился, недоволен. А Зина прижалась к нему и голову на плечо положила.

– Посмотрите, Андрей Ильич, как хорошо Мария кадр поймала! Красивая фотография! – елейным голоском пропела Зина.

Но Краснов перевёл разговор на другую тему: 

– Участок посмотрели, дома посмотрели, давайте, дамы, вместе пообедаем. Захватим Марата, он где-то гуляет в одиночку.

«Конечно, в одиночку! Потому что Маратик увидел, что происходит и оторвался от нас, не стал мешать в отличии от этой Зинки-резинки липучей», – подумала Мария, а вслух сказала:

             – Можно и пообедать. А за столом обменяемся впечатлениями об увиденном и услышанном.

Пафос – город прекрасной Афродиты! История на каждом шагу. Из окна таверны видно море, величественное в солнечном свете, тихое и спокойное. И слава Богу все молчат. Пауза. Даже неугомонная Зиночка притихла. «Возможно, это начало новой истории в моей жизни?»  – подумалось Марии. На перила декоративного мостика села горлица. Оперенье – желтизна с меняющимся цветом по туловищу, длинный хвост, аккуратная головка с бусинками черных глаз всё время находится в движении… Вспомнилось слышанное по радио:

Горлица, ты горлица,
Птица благонравная, –
Свадьба скоро станется,;
                Свадьба православная.

Эка придумала себе продолжение истории!  Со своим мужем никак не развяжется, а свадьба на ум лезет. Её раздумья прервал голос Андрея Ильича:

              – Маша…

Горлица, словно услышав голос Краснова, вспорхнула и исчезла:

– Что? Ой, извините, засмотрелась на птицу за окном, она улетела…
–  Маша, давайте будем знакомиться ещё раз. Я живу в этом огромном поместье один, но часто уезжаю в Россию или в США. Хозяйством занимается моя сестра Катя, Зина часто подменяет сестру, когда той надо по своим делам улетать на родину. У Зины, бывшей учительницы, масса нерастраченной энергии и любви, вот она на меня и обрушивает всё это, не спрашивая моего согласия.  А теперь к делу? Как вам мой проект с точки зрения вложения денег?

–  Малоперспективный и рискованный. Отдельно стоящий посёлок. Рядом туристический город Пафос. Конечно, красиво здесь. Сейчас это стоит денег, а в будущем? Не уверена. Нет бизнес-мотивации селиться здесь людям при больших деньгах.  Это только моё мнение.
–  И что же делать?  – озадаченно спросил Краснов.
–  Продавать сейчас на высоком рынке. В крайнем случае я на вашем месте оставила бы себе один домик, если уж так прикипели к этим местам.
–  А деньги куда?
– Ну, это уже другой вопрос. Можно рассмотреть вложение средств в строительство высотных домов в Лимассоле с учётом, что в будущем, уверена, газовый проект на шельфе будет реализован. Все стороны заинтересованы, когда-то договорятся.
–  Спасибо, Мария. Я подумаю. Ваши услуги оплачу.
– Никакой оплаты не требуется. Я здесь нахожусь по просьбе Марата.
–  Хорошо. Я найду способ.

Расставались весело. Краснов шутил, Мария улыбалась. Марат помалкивал. Зина ушла раньше.

3. В ночной тишине

Мария с Маратом уехали в Лимассол, но не убрались из его мыслей, точнее, там осталась Маша, – Краснов ходил, и ходил по саду, возвращаясь к недавней встрече. Что сказала? Как посмотрела?  Её улыбка? Её смех? Он то хмурился, то улыбался, словно вёл беседу с кем-то.  Вечером добрался до самой отдаленной границы участка и присел на огромный валун. Этот валун здесь всегда был, но ему пришлось нанять мощный трактор и подвинуть слегка камень, выровнять его.  Пожилой киприот-тракторист сказал ему на русском языке с кавказским акцентом:

– Господин Краснов, пройдёт много-много лет, вас не будет на этом свете, меня не будет, а камень здесь будет лежать. Может, тысяча лет и больше пройдёт, а камень будет на этом месте лежать!  Представляете?
– Спасибо, друг! – только и нашёлся Краснов, и пожал трактористу руку.
 
Он присел на камень. Отсюда не видны огоньки коттеджей, не слышно звуков машин, голосов людей. Тишина благословенная.  Высоко в закатном светлом небе бледная луна. Далеко внизу море. Вспомнилась вся жизнь. Он, молодой и успешный учёный, уехал с женой-красавицей в Америку… Какие были перспективы! А главное, какая была любовь с женой Алёной! И всё в Америке пошло хорошо: выучил английский, преподавал в университете; Алёна владела в совершенстве английским, и она, искусствовед, стала работать в музее по специальности. Но счастье длилось недолго. Через год Алёна оставила его, забрав с собой дочь. Куда ушла, зачем?  Она просто исчезла из его жизни, и вот уже двадцать лет ему ничего не известно ни об Алёне, ни о дочери Оле. Он пытался искать их следы, но бесполезно, возможно Алёна сменила имя и его фамилию? Возможно, уехала в другую страну, допустим, в Мексику? Новая любовь у неё случилась? И где она сейчас? Жива ли?  Что с дочерью? Сколько сейчас дочери лет? Уже под тридцать должно быть. Где она?  Всё, что осталось от семьи, только записка Алёны: «Андрей, я ухожу от тебя вместе с Олей. У меня начинается новая жизнь. Не ищи нас. Прощай!»

Он долго переживал, но потом, через пять лет женился на коренной американке Джейн; любви не было, и семьи как таковой не было и нет, хотя пока они находятся в браке. И так длится уже двадцать лет. И вот она, Мария!  Весёлая, независимая!  Женщина, которую желаешь видеть, говорить с ней, иметь её…  «Дурак, – обругал сами себя вслух, – ведь ничего о ней не знаю!   Возможно, у неё куча детей и муж?»   Хотя Марат шепнул, что она свободна! Да и смотрела на него благосклонно!  Вытащил из верхнего кармана сорочки её визитку стал внимательно рассматривать. Косарева Мария Ивановна, эксперт по недвижимости, контакты. А названия фирмы нет. Впрочем, какое это имеет значение?  Главное, номер мобильного телефона указан.  И он решительно позвонил ей. В ответ тихо:

–  Да, слушаю, Андрей Ильич. Добрый вечер.

Вот так! Уже успела забить номер его телефона в память своего мобильника.
 
– Маша, не могли бы мы с вами встретиться, скажем, завтра после работы? Предлагаю поужинать вместе в вашем городе, в Лимассоле.
–  Хорошо.

              Слава Богу! Согласилась. Совсем стемнело. На небо высыпали звёзды. Ночная птица запела, подаёт два коротких булькающих звука. Что за птица? Краснов не раз слышал это пение, повторяющееся через небольшие промежутки времени, справлялся у киприотов. Говорили, что эта маленькая птичка всегда поёт после заката, привлекая пением самца. Красивая история! Возможно, придуманная? Хотя киприоты называли даже имя птички по-гречески, но не запомнил.  А если это зарянка?   Нет, зарянка заливается наподобие соловья….  Что для него значит это пение ночной птицы? Таинственные и какие-то тревожные звуки в ночной тишине?  Очень скоро Краснов вспомнит этот вечер, вспомнит огромный и вечный валун и пение птицы в вечерней тишине.





4. Перед свиданием

После звонка Краснова она долго не могла уснуть.  Нравится ли ей этот мужчина? Да, нравится! Её определённо к нему тянет. Но ведь он старше её намного. Зачем она ему? Зачем он ей? И почему она так легко согласилась на завтрашнюю встречу с ним? Ведь это не деловой ужин? Нет, определённо нет! Это – свидание мужчины и женщины, и она хочет этого свидания. А если это действительно любовь? Разве такое бывает? В тридцать два года убежала от мужа на Кипр…  Сын остался. Любовь ушла, что ещё их могло связывать? Ничего!

            Утром явилась в офис, как обычно, деловая и весёлая. Встречи с клиентами. Переговоры. Залихватски смеялась, шутила, всё, как обычно. И никто из подруг не мог даже догадаться, что она, находится в состоянии предвкушения скорого свидания с немолодым мужчиной. Только Марат посмотрел на неё внимательно, и спросил:

– Маша, у тебя всё нормально? Ты какая-то оживлённая больше, чем обычно…
– Маратик, только тебе признаюсь. Краснов пригласил вечером на ужин. И я согласилась. 
–  В первый раз увидел тебя такой, как, впрочем, и за Красновым раньше не замечал, чтоб он за молодыми женщинами ухлёстывал. Серьёзный он мужчина.
–  А я, Маратик, серьёзная? Ведь согласилась на встречу.
–  Более чем! Но ты, Маша, и весёлая женщина!  А где встречаетесь?
–  В кафе гостиницы «Four Seasons». А знаешь, Маратик, давай вместе поедем? Подвезёшь меня, и на ужин останешься. Мне так будет спокойней.
– Подвезти-подвезу к гостинице, но заходить не буду.  А если нужно, позвонишь и я тебя заберу оттуда.

После этих слов Марата она как-то успокоилась. Что это она нафантазировала себе?  Возможно, Краснов хочет обсудить с ней какой-то новый проект? А это немалые выгоды и для неё лично. Новый опыт, да и комиссионные тоже имеют значение, что греха таить.
 
С работы уехала домой пораньше, чтоб привести себя в порядок перед вечерней встречей.

4. Когда прилетают горлицы…

“Colors cafe”. Сколько раз у Краснова были деловые встречи в этом кафе пятизвёздочного отеля «Four Seasons»! Да и сам не раз останавливался в отеле. Сколько раз она встречалась с деловыми партнёрами и клиентами здесь! Уютные столики, тихая музыка, внимательные и тактичные официанты. Обычно, встречаются здесь для деловых разговоров, а ужинают и расслабляются в одном из ресторанов гостиницы.  Краснов встретил Марию у входа в отель. И вот они вдвоём за столиком.

– Андрей Ильич, у вас, очевидно, появилось желание продолжить наш вчерашний разговор? Чем я могу вам помочь? 
–  И так, и не так, Маша! Конечно, я думал над вашим предложение и в целом с ним согласен. Детали можно обсудить, но не в этот вечер. Мне захотелось вас увидеть, поговорить. Давайте в третий раз знакомиться!  Я расскажу вам о себе, узнаю чуточку больше вас. Ведь нам, надеюсь, придётся работать вместе?
–  Согласна. Давайте, – заулыбалась Мария, – начинайте первым. Где ваша семья? Дети, жена… Ведь это важно в случае продажи поместья.
–  Расскажу. Но всё поместье продавать не хочу. Оставлю себе один домик с отдалённой территорией, примыкающей к горам. Там лежит огромный валун, на котором я люблю в вечернее время посидеть. Там ночная птица поёт. Там звёзды в небе ярче. И Луна там располагается ближе.
–  О, да вы романтик, Андрей Ильич! Стихи сочиняете?
– Бывает. Но только для себя.
–  А мне почитаете?
–  Если вы согласитесь со мной посидеть на моём камне под вечерним небом.

  Краснов начал говорить об американской жизни, о Джейн, о намерении развестись с американкой, вскользь упомянул, что до Джейн была у него русская жена и дочь маленькая была, но они расстались и больше с тех пор не встречались.

–  А с дочерью?
–  Ни слуху ни духу о дочери.  Не удалось узнать, где она.
–  Печальная история. Чем-то похожа на мою. Я не помню своего отца. Всю жизнь я прожила в маленьком посёлке на Сахалине с мамой и отчимом по имени Гугдауль, что обозначает высокий. Он и был высокий ростом. Сам он эвенк, а фамилия русская – Косарев. Так когда-то записали при выдаче паспорта.
– Так вашего отца звали Иван, ведь вы Ивановна?
–  Нет, я не знаю имени моего отца. Мама хотела, чтоб у меня было отчество по имени отчима. Но представляете, как это звучало бы – Мария Гугдаульевна! Поэтому мама вписала в свидетельство о рождении имя отца Иван.
–  Невероятная история. А где ваша мама сейчас?
–  На Сахалине. В городе Оха. Живёт с отчимом, и они счастливы. Я бываю у них раз в пять лет.  Хотите, покажу фотографию мамы?

Мария пощёлкала кнопками мобильника. С фотографии на него смотрела Алёна, такая же красивая, как много лет назад! Он чуть не потерял сознание, не отрывал взгляд от фотографии и шептал «Не может быть! Не может быть…»

–  Что с вами, Андрей Ильич! Вам плохо?
–   Не может быть!  Как твоя мама похожа на одну женщину! Поразительно похожа. Сколько ей лет?
–  Пятьдесят два года. А что?
              –   Как такое может быть? У неё была сестра?
–   Нет. Мама воспитывалась в интернате. Родители рано умерли. Потом был институт.  Замужество.
–   А ваш папа кто? Где он? Как его фамилия?
–  Не знаю. Мама ничего не рассказывала. Когда я спрашивала, она говорила, что со стороны папы было предательство. Она от него ушла и оказалась на Сахалине. Остальное я вам уже рассказала.

Он сидел и молчал. И Мария молчала. Ему вспомнилась та давняя история, когда Алёна не смогла ему простить лёгкой интрижки с Джейн. Не могла и не простила. Но эта женщина, мать Марии… Как она похожа на его Алёнку!

– Маша, а как звать вашу маму?
– Алёна.
–  Алёна Викторовна?
–  Да, – Мария удивлённо посмотрела на Краснова, – Вы знали мою маму?
–  Не уверен. Столько совпадений. А фамилия твоей мамы?

Краснов перешёл на «ты» с Марией, сам не заметив это.

– Я же сказала, что Косарева, по фамилии отчима. Я при замужестве тоже осталась на своей девичьей фамилии.
–  Столько совпадений! Голова кругом идёт.  Маша, у тебя есть сестра Оля?
–  Нет, и никогда не было.
–  Прошу, позвони своей маме.  Прямо сейчас можешь позвонить?
–  Могу, но… там только четыре утра. Хотя… впрочем, не важно. Звоню.

Мария набирала номер телефона на мобильнике. Лицо её стало серьёзным, и даже каким-то чужим. Это не было прежнее лицо весёлой и беззаботной Марии. Сосредоточенное и взволнованное лицо опечаленной женщины. 
   
– Привет, мама! Мама, с тобой хотят поговорить, – сказала она и передала мобильник Краснову.
– Здравствуй, Алёна! Я случайно встретил нашу с тобой дочь Олю. Но она почему-то сейчас Марией зовётся. Почему?

Краснов посмотрел на Марию, затем встал и вышел с телефоном на улицу.  Его не было, наверно, не меньше получаса. Всё это время Мария сидела в кресле, уставившись в одну точку, словно оцепенев.

Краснов вернулся и тихо сказал:

– Маша, это наша с тобой судьба.  Невероятное совпадение! И имя, и отчество совпали, но твоя мама из другой истории. Мы никогда с ней не встречались.  И слава Богу!

Каких только чудес не бывает на белом свете, и не все они имеют счастливый конец.  Каких только совпадений не бывает!  Может оказаться так, что где-то на другом конце мира есть человек похожий на тебя, с твоим именем и отчеством, и, возможно, даже с твоей судьбой.

            Я слушал историю Марии из её уст и не переставал удивляться тому, до чего же бывает причудливой судьба. Каких только поворотов не устраивает судьба в жизни людей!  Никакой изощренный ум писателя не способен придумать такое. Думал о том, как Краснов сидел на вековечном валуне в вечернее время и слушал песню ночной птицы… Птица напророчила?  Что мы знаем об окружающем нас мире? Почти ничего. Мы ведь сами себя толком не знаем, своих родных и близких нам людей не всегда знаем.
 
Утром на мой балкон прилетели и уселись на перила две горлицы. Я верю, что, когда прилетает горлица и садится у окна, обязательно жди новостей. Но две горлицы с утра? Что бы это значило?

5. Краснов и Маша

Я слушал сидящего за столом напротив меня Краснова, и думал, что совсем не знаю его. Это наша вторая встреча, первая была в ресторане гольф клуба “МINTHIS”, в горах. Поймал себя на мысли, что несмотря на то, что много знаю о Краснове, он остаётся для меня закрытой книгой.  Но и Машу я почти не знаю. Познакомился с ней чуть более полугода назад. Уже с первой встречи Маша показалась очень симпатичной, интересной и открытой. Я имею ввиду не только внешне симпатичная, внешне – да, но бывает так, что встретил человека, и с первой минуты он тебе нравится, хочется с ним говорить, хочется смотреть на него… И неважно, кто это: мужчина, женщина – молодая или старая? Вот таким приятным человечком показалась мне Маша.   Уже в первую встречу с Марией она неожиданно для меня рассказала необычную историю своего знакомства с Красновым, как, не ожидая и даже не желая этого, влюбилась. Краснов так на неё смотрел, так с ней говорил…. И потянуло Машу к нему! Казалось, что раньше тащилась она по скучной дороге под палящим солнцем, и вот он, дуб зелёный стоит посреди рощи с поющими соловьями!  И закрутило-завертело уже зрелую женщину!  Начались отношения, если не сказать любовь. Но..   Через месяц пришло на электронный адрес послание от Оли, дочери Краснова! Столько лет неведения о её судьбе и вдруг письмо. Она приглашала отца на свадьбу!   Он улетел в Америку на целых полгода, за эти полгода от мыслей и переживаний Маша похудела, постройнела, глаза стали огромными, задумчиво-печальными даже, когда она залихватски смеялась. А потом Краснов неожиданно опять появился на Кипре, и всё продолжилось с ещё большей силой, как для него, так и для Маши.
 
И вот, после возвращения Краснова из Америки, находясь у него с Машей в гостях, я испытываю ощущение, что он чем-то похож на Машу, нет-нет, не внешне и не манерой говорить, пара – пример соединения двух противоположностей.  Краснов, степенный и рассудительный, говорит медленно, аккуратно подбирая слова, а Маша – энергичная, эмоциональная, с отменной реакцией на шутку, то взорвётся смехом, то на секунду задумается и начинает рассказывать какой-нибудь забавный случай из своей жизни.  В чём же похожесть? Они словно сделаны из теста одного замеса, и внутренне находятся в одном пространстве.  И совпадают они во многом: любят побродить пешком в горах, классическую музыку любят, Маша поэзией увлекается с детских лет, читает для Краснова русских классиков, он с удовольствием слушает, прикрыв глаза. И свои стихи, бывает, читает другу Маша… А какое блаженство сидеть на закате под соснами, смотреть на море и молчать!    Видимо, Господь не зря свёл их вместе, может быть, у Него есть для них какое-то особое предназначение, но они об этом ничего не знают и даже не задумываются на этот счёт. Маша работает в крупной международной компании, которая обслуживает состоятельных людей. Для них подбирает место жительства, помогает в приобретении домов, квартир, занимается управлением хозяйством своих клиентов, да и любые пожелания человека с деньгами исполняет: организует лечение, заказывает билеты в театр или на самолёт, устроит восхождение на гору Килиманджаро или полёт в космос….   Всё могут, – платите деньги и в вашем поместье, скажем, на Чукотке, зимой будут пальмы цвести. Маша говорит, что у неё по всему миру порядка двухсот клиентов, которых она обожает, и они любят её; бывают случаи, когда просто приглашают прилететь в гости, и она летит куда-то на край света.   Летит, потому что взаимная любовь. Среди друзей-клиентов много англичан, китайцев, вьетнамцев и, само собой разумеется, русскоговорящих, бывших граждан когда-то большой страны под названием Советский Союз.

–  Всеволод Иванович, недавно у меня появился новый клиент, китаец Николаус. Живёт на Кипре, а русский учит, – прервала мои раздумья Маша.
– Как так? – удивляюсь я, – У китайцев большинство имён начинается с буквы «Х». И зачем ему здесь русский?
– На Кипре у него много друзей из России, Казахстана. А своё имя поменял из-за неблагозвучности китайского на русском языке, выбрал новое греческое имя Николаус, а для друзей он просто Коля.

Вечно на людях, вечно в делах, кажется, что эти дела сами каким-то образом находят Машу. Она создала при школе в Лимасолле русскую библиотеку. Маша по образованию филолог, книги любит и желает, чтоб близкие ей люди любили читать, особенно, сын Алёша. 
– Беру новую книгу в руки, вдыхаю запах её и всё, я в другом измерении. А старая книга, с потёртой обложкой, – это же сказка. В каких руках она уже побывала – неизвестно, как её герои повлияли на другого человека?! – блаженствует Маша.
– Да большинство людей сейчас в Интернете, в мобильных телефонах сидят, в гаджетах разных.
– Вот я и хочу, чтоб мы, оказавшиеся на Кипре, читали русские книги! Моя мама Валентина Ивановна, не может жить без книги, а сын-школьник сидит в Интернете, в виртуальном пространстве. А там навязывают человеку мысли, стиль поведения, смерть навязывают! В общем, надо возвращаться к живой книге. Книга для души, Интернет для дела. Так я думаю.

Ещё одна мечта у Маши есть: организовать посадку деревьев по всему Кипру; сделать так, чтоб каждому хотелось посадить одно-два дерева хотя бы раз в году, вернуть Кипру то, что люди сотнями лет отбирали у него.
–  Так ведь поливать надо саженцы, – сомневаюсь.
–   Не надо. Это как раз и не надо делать. Надо посадить дерево и позволить ему выжить и вырасти без помощи человека и без надзора с его стороны.
Что-то есть в Машиной идее, хотя я не представляю, как она сумеет такое грандиозное дело осилить – добиться, чтоб оно захватило как можно больше людей и организовать их.

Андрей Ильич слушает Машу, не комментируя её фантастические идеи.  Человек опытный, он знает силу идеи, даже небольшой, всегда есть вероятность превращения её в большую мечту, которая может объединить многих людей и заставить их двигаться в одном направлении…

Рядом со мной за столом Кристи, девушка лет шестнадцати. Школьница. Дочь друзей Маши. Ей ещё год надо учиться в русской школе в Лимассоле. Я спрашиваю Кристи, есть ли у неё мечта. Есть! Хочет получить хорошее образование, состояться в профессии, побывать в Вене и Нью-Йорке. Большой мечты нет, а планы есть. Я с уважением смотрю на Кристи, фактически ещё ребёнка, но с таким серьёзным отношением к своему будущему.

Краснов, беседуя со мной, нет-нет, и обращается к Кристи с каким-нибудь каверзным вопросом, как бы тестируя её. Вот он упоминает время перестройки в Советском Союзе, называя его «семибоярщиной», и тут-же обращается к девушке:

– Кристина, ты знаешь, что такое «семибоярщина»?
– Нет, – улыбается виновато Кристи
–  Это трагическая история России. В какой бы стране ты не жила, всегда надо помнить, что ты русская, надо знать кто мы, откуда пошла Русь и как она в муках и трагедиях поднималась… За Россией большое будущее. Россия многонациональная страна, но мы, русские, статусный народ, и мы должны делать всё, чтоб всем другим народам жилось на Руси свободно и хорошо.

«Эээ.. Да ты, голубчик, ещё и патриот России, но почему тогда всю жизнь живёшь за границей?!»  Хотя в этом, возможно, есть какой-то глубинный смысл? Отсюда и его поместье на острове, обустроенное в русском купеческом стиле, отсюда и прекрасный иконостас в доме со списком иконы Казанской Божьей Матери в центре.
 
– Андрей Ильич, – провоцирую я хозяина застолья на откровенность, – наверно, тяжело жить за границей многие годы?
         –  Ну, я, всё-таки, живу не в эмиграции, часто бываю в России.  Когда-то меня, молодого учёного отправили в первую загранкомандировку в Африку, а потом пошло-поехало…. Получилось так, что пришлось основательно устраиваться за границей; в странах Юго-Восточной Азии долго находился, в Африке попадал в разные ситуации, в Америке – почти двадцать лет, и дочь там до сих пор живёт, вышла замуж за американца. Много чего было. Интересные и добрые люди встречались на моём жизненном пути. Вот взять хотя бы Павла Николаевича Титова.

Я киваю головой, думая, что мне известно это имя, но не тут-то было, это, оказывается, русский человек из тех старых интеллигентов, которые волею судьбы в своё время были вытолкнуты из России.




6. Павел Николаевич Титов

Лицо Краснова оживилось, он посмотрел на меня, как мне показалось, испытующе, даже как-то многозначительно:

–  Как важно в этой жизни встретить своего человека. Свою женщину, конечно, важно встретить и полюбить. Но я о другом. Бывает, что в жизни наступил крах. Нет выхода. Шагнёшь вправо – пропасть, шагнёшь влево – река, полная крокодилов, сзади горный обвал, впереди тупик. Вот в такой ситуации я оказался в Африке, когда мне было двадцать три года. Один-одинёшенек, без денег, без друзей, без знакомых, в стране с межплеменными кровавыми конфликтами. Ещё вчера я был в морозной и пасмурной Москве, вечером прилетели в загадочную для меня страну; в аэропорту нашу делегацию встретили очень радушно, доставили под охраной в гостиницу; был ужин с тостами за дружбу и сотрудничество. С кем тогда только наша страна не дружила?! Даже с довольно одиозными диктаторами. Конечно, перед поездкой в Африку был инструктаж, нам объясняли, как себя вести, и что нельзя ни в коем случае делать. Нельзя было нигде и ни при каких обстоятельствах оставаться одному.  Но выйти из гостиницы и подышать перед завтраком свежим, пусть знойным воздухом, чтоб ощутить запахи Африки, посмотреть на местных людей, особенно, на стройных женщин, «загорелых» до черноты, белозубых, это ли не в радость молодому человеку?  Я открыл двери отеля и увидел её на противоположной стороне улицы– африканскую королеву в красной чалме, с серьгами в ушах в виде огромных колец жёлтого цвета…. Высокая шея, белозубая улыбка, и походка… походка женщины с танцующем телом. Цветастое платье не могло скрыть грациозность её фигуры. Она слегка повернула голову в мою сторону и… улыбнулась.  Так было или так мне показалось, не знаю. Помню, что как во сне двинулся вслед за красавицей. Через какое-то время я очнулся в шатре на глиняном полу со связанными руками и ногами. Болела голова, нестерпимо хотелось пить, я не мог сообразить, где я нахожусь и что со мной случилось.   
– Ударили по голове сзади, потерял сознание и увезли бесчувственного?  –  спросил я Краснова.
– Самое неприятное, что меня приняли за какого-то англичанина… Но это я потом узнал, – ответил Краснов и, засмеявшись, пропел слова детской песенки, – «Маленькие дети, ни за что на свете не ходите в Африку! В Африку гулять! В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие, злые крокодилы». Вот я и попал к таким большим и злым крокодилам, к несчастью своему и по глупости и самонадеянности, свойственных молодости.  И пропасть бы мне там, если бы не счастливый случай. В углу лежал ещё кто-то. Я присмотрелся и увидел измождённого человека с седой бородой, тоже связанного. Он смотрел на меня большими синими глазами, как бы пытаясь что-то сказать. 
– Где мы? – прошептал я по-английски.
– Ты русский?  – вместо ответа спросил незнакомец.
–  Да, – ответил я по-русски.
–  Не говори больше ничего. Молчи. Надо продержаться до вечера. Делай вид, что ты без сознания, – шепотом произнёс бородач и закрыл глаза.

Несколько раз в шатер заходили какие-то люди, о чём-то говорили между собой, кто-то пнул меня ногой, но я, следуя инструкциям соседа по несчастью, никак не реагировал. Было жарко, невыносимо тяжело. Я порой впадал в забытьё, порой в панику. Еле сдерживался, чтоб не заорать. Мысли, мысли, мысли...  Боже мой, какой дурак я, недотёпа, телёнок!  Мой сосед лежал неподвижно, неясно было, жив ли он.  Ближе к вечеру послышались крики, зазвучали голоса мужчин, затем хлопнули двери и раздался шум отъезжающего автомобиля. 

Прошло ещё какое-то время, исчезла светлая щель на входе в шатёр, видимо, наступила ночь. И вдруг мой товарищ по несчастью приподнял голову, а потом легко оттолкнувшись от пола, вскочил на ноги. Когда он успел освободиться от пут? И как?  Он подошёл ко мне и быстро развязал мои верёвки, перед этим приложил палец к губам. Потом наклонился и тихо прошептал: «Будем выбираться отсюда. Мужчины уехали в город на ночную охоту».

Это был мой спаситель, русский человек, Павел Николаевич Титов. На выходе из шатра он одним ударом вырубил дремлющего часового, затащил его обмякшее тело в шатёр и связал, закрыв рот кляпом. Целую ночь мы шли.  В пути он почти не разговаривал со мной, всегда был начеку, настороженно всматривался в ночную темень. К утру на окраине города Павел Николаевич отправил меня в гостиницу на машине, сам остался со своими друзьями. Перед расставанием, сказал мне всего несколько слов:

– Ошиблись бандиты. Им нужен был богатый англичанин, а твоя жизнь, Андрей, здесь и ломанного гроша не стоит. Кто за тебе вступится? Советская держава? Там сейчас свои разборки начнутся, не до тебя.
– А как же вы, Павел? – спросил.
–  Обо мне не беспокойся. Я – среди друзей. Даст Бог, с тобой ещё свидимся.

Тот жуткий случай, как не странно, не повлиял на мою карьеру. Синяк на голове был красноречивым доказательством моих злоключений, да и в полиции подтвердили, что местные бандиты похищают иностранцев с целью выкупа, ведь в стране шла почти что гражданская война. Спустя какое-то время меня отправили на учёбу в США в рамках обмена молодыми специалистами. Молодая жена, дочка, новые возможности карьерного роста. К сожалению, жена ушла от меня, забрав с собою маленькую дочь; новые чувства, новая любовь, так бывает.

В Америке случайно или, возможно, не случайно я вновь встретил своего спасителя. Как-то американский приятель пригласил меня в ресторан. В Сиэтле это было. Смотрю, за соседний столик усаживается какой-то очень знакомый мужчина. Ба, так это же Павел Николаевич! Прошло четыре года, я каждый год ставил свечку в православном храме о здравие раба Божьего Павла, просил Бога о встречи с ним. Услышал-не услышал Бог мои молитвы, не знаю, наверное, услышал, ведь встреча состоялась. И потом на протяжение нескольких лет я дружил с этим замечательным человеком, большим патриотом России. Много узнал о его судьбе, немало несчастий выпало на его долю: после гражданской войны эмиграция вместе с родителями в китайский Харбин, в 1945 году  арест в Харбине, был осужден советским судом как сын врага народа. К тому времени родителей уже не было в живых. Из лагеря сумел бежать и вернулся опять в Китай. Но во времена «культурной революции» Титов был отправлен на перевоспитание в деревню, и оттуда сумел бежать заграницу. Помотался по разным странам, испытал нищету и богатство. Когда он встретился мне в Америке, это был достаточно успешный бизнесмен, я же в то время   был, как говорят моряки, «на мели».

–  И Павел Николаевич опять помог вам, Андрей Ильич? – не выдержал я.
–  Я не знаю, как это назвать?  Он просто дал мне очень крупную сумму денег. Помог, конечно. Фактически сделал подарок, благодаря которому я сумел организовать свою жизнь в Америке, а потом и бизнес.

Во время этого рассказа Маша и Кристи сидели за дальним столиком и о чём-то оживленно беседовали.
 
– Мальчики, а давайте пить чай. Не против? –  подошла Маша к столику.
– Звучит заманчиво! – пошутил я, – Особенно, обращение «мальчики»!
–  Вот и отлично, – рассмеялась Маша, – Для меня мужчина в любом возрасте мальчик, за которым надо присматривать и которого надо беречь.
 
Маша и Кристи ушли на кухню, Краснов продолжил рассказ:

–  Я пытался вернуть Титову деньги, но он категорически отказался. В свою очередь он попросил меня дать слово, что я выполню одну его просьбу.

Я с пониманием посмотрел на Краснова. «Вот оно, – подумал я, – вот и начинается интрига. Встречные обязательства!» Так часто бывает, когда люди принимают вроде бы безвозмездную помощь, а потом оказываются в ловушке. Но всё оказалось гораздо проще.
– Павел Николаевич взял с меня слово тоже помочь когда-нибудь тому, кто будет нуждаться.
–  И всё? 
–  Да. Это было единственное условия Титова. Вскоре он умер.
–  И вы выполнили его просьбу?  – вырвалось у меня.

Я прикусил язык от досады. Зачем? Зачем задал неуместный вопрос? Но Краснов, словно не слыша моего вопроса, продолжил:

–  Знаете, Всеволод Иванович, вот это поместье – гордость и любовь моя. Здесь всё сделано в соответствии с моим пониманием, каким должен быть дом русского человека, даже если он живёт где-то вдали от России. Вечерами я люблю сидеть на скамейке под соснами, смотреть на блестящее в лунном свете море и вспоминать. Вспоминать какие-то эпизоды из своей долгой жизни. Павла Николаевича часто вспоминаю. Он не только мне помог, он в последние годы часто ездил в Россию и помогал детским домам, у него даже свой благотворительный фонд был где-то на Дальнем Востоке.
– Да, удивительный человек ваш Титов! Сомневаюсь, что в наше время возможно второго такого встретить.
   
Краснов помолчал какое-то время, а потом тихо сказал:

–  Моя дочь не так давно вышла замуж в Америке. Сюда она уже не приедет. А я хочу перебраться поближе к дочери. Если это случится, то я передал бы мои дома какой-нибудь благотворительной организации. Например, под Международный реабилитационный центр для детей, больных раком. В Москве, на Ленинском стоит весёлый домик, разукрашенный в цвета радуги. Его видно из окна машины, когда в аэропорт Внуково едешь. Онкологический центр, где дети лечатся и учатся. Знакомая долгие годы преподавала там русский язык.  Сказала, что, бывало, привыкнешь к ребёнку, а его вдруг нет на занятиях. Хорошо, если вылечился и выписался. Как-то, помнится, она спросила, где Артёмка, почему на занятия не ходит. А в ответ услышала: «Умер». Слёзы на глазах у меня выступили, когда услышал это, сердце защемило. Подумал, помогу детишкам. Помог деньгами центру!  Но деньги что? Сегодня есть, завтра истратили. А вот перекрасить мои виллы в цвета радуги, и привозить сюда детишек после операции! Российских, кипрских, любых детишек. Не жарким летом, конечно! Летом можно использовать, чтоб детдомовцы отдыхали.  Непростое это дело, но подъёмное; нужны инвестиции, нужны спонсоры, и много чего ещё нужно. Это может быть совместный кипрско-российский проект. Пока изучаю возможность реализации этой идеи. А вы, Всеволод Иванович, что думаете об этом?

Я помолчал немного, не зная, что ответить. А потом тихо сказал: «Бог в помощь вам, дорогой Андрей Ильич!»



7. Не каждому русскому заграница мёд…

В другой раз, когда мне казалось, что я уже достаточно хорошо знаю Краснова, он рассказал несколько историй из своей африканской жизни, которые меня очень удивили. Оказывается, после того случая с бандитами, он, уже живя в Америке, не раз возвращался в Африку. Какие у него были там дела? Он не говорил, я не спрашивал. Как-то вечером, после позднего ужина, сидели мы за столиком под соснами. Огромные звёзды переливались живыми красками в тёмном небе.  Несколько огоньков было разбросано низко над водой, на горизонте.

– Словно свечи кто-то расставил?  Обманчивое впечатление. Это местные рыбаки сети забросили, – пояснил Краснов.
– Надо же, Андрей Ильич, какое у вас воображение! А я, будучи моряком, смотрел и думал, в какую сторону двигаются судёнышки, и как их курсы пересекаются. По бортовым огням видно.
– Вспомнились несколько случаев из моей жизни в Африке. Бывает так, светит утреннее солнце, всё, вроде бы, спокойно… По крайней мере, так кажется человеку. А рядом иная жизнь – трагедии, страдания. Ты не видишь и не понимаешь этой жизни, но она существует.  Как-то раз на окраине города одной африканской страны я ожидал местного товарища, компаньона по бизнесу.
– В какой стране это было? – спросил я, предвкушая интересный рассказ.
– Не скажу. Ведь обязательно используете, Всеволод Иванович, мою информацию в своём писательском деле. А этот случай не красит это африканское государство, – ответил Краснов и продолжил рассказ. –  Так вот, бизнес у меня завязался там. Всё было прекрасно, соответственно, и настроение у меня было превосходное.  И я напевал потихоньку: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом…» Рядом со мной стояла арба с воткнутым в землю дышлом, нагруженная разными тюками. Я ещё подумал, что не может арба с товарами стоять одна, без надзора, возможно, хозяин лежит среди тюков и ждёт чего-то.  Вскоре из дверей здания вышел толстый араб с хлыстом в руках и, приближаясь к арбе, начал кричать. Что он кричал, было непонятно. Но одно слово повторялось всё время – «Валентина!».  И откуда-то из-под арбы вынырнула женщина в хиджабе и встала у дышла. Я заметил, что она посмотрела в мою сторону, сквозь прорези для глаз.  Или, может быть, мне показалось это? Араб ещё какое-то время кричал, стоя перед женщиной, потом она накинула на плечо верёвку, похожую на хомут, подняла дышло и покатила   арбу за город в пески. До меня ещё долго доносились крики араба.

– На рабство похоже? –  не выдержал я.
– Потом оказалось, что это законная жена араба из близлежащей деревни. С помощью моих влиятельных партнёров я нашёл эту женщину и даже встречался с ней. Русской оказалась она, рассказала мне свою историю. Валентина была родом из глухой тамбовской деревни. После школы, статная красавица, отправилась в Москву на учёбу. Экзамены провалила, и надо было возвращаться домой. Но встретился ей чернокожий студент Саид, принц из Африки, завязались отношения. Вскоре забеременела.  А у принца дела с учёбой не пошли. Не давалась ему учёба, да и на своём, арабском, он с большим трудом мог что-то написать. Саид был высоким и красивым, и, как казалось Вале, добрым он был. Получили разрешение на брак, и Валентина оказалась женой принца, да ещё гражданкой другого государства. Принца за неуспеваемость, неспособность учиться отчислили из института, молодые уехали на его родину, и там «принц» превратился в обычного парня из маленькой деревни, где мужчин было процентов семьдесят.  Поэтому Саид был очень счастлив, привезя из России белотелую жену, да и остальные мужчины из его большой семьи были счастливы. Электричества в деревне не было, ложились спать в шатре в темноте, муж каждую ночь с неисчерпаемой страстью исполнял свой супружеский долг.  Рождались дети, спустя какое-то время Валентина поняла, что отцами её детей было как минимум полдеревни местных мужчин. Оказалось, что в этом селении существовал древний обычай, – жена принадлежит всем мужчинам-родственникам мужа. К моей встречи с Валентиной у неё оказалось уже девять чернокожих ребятишек. Со временем обвыклась, стала говорить на языке мужа.  Жить было трудно. Она даже ездила в столицу, в российское посольство, просила помощи. Официально там ничего не могли сделать для неё, хотя дали адрес благотворительной организации, которая устроила мужа на работу водителем старого автобуса. Речи о возвращении в России не могло быть.

Слушая рассказ Краснова, я думал с горечью: «Глупые, глупые наши девчонки! Куда вас судьба только не заносит, в какие только жизненные перипетии вы не попадаете!  Помнится, в перестроечные годы на пляже в Греции я обратил внимание на молодую девушку, помогавшую греческой супружеской паре ухаживать за маленькими ребёнком. Заговорил с ней, она оказалась украинкой. Сказала, что хозяйка очень плохо к ней относится, просто третирует, отчитывая по надуманным поводам. «Так бросьте их!», – посоветовал я. «Паспорт не отдают, как уйдёшь?», – пожаловалась девушка.  Гречанка позвала девушку и громко отругала её. Потом та шепнула мне украдкой: «Не разрешает говорить с вами!»  Хотелось мне помочь той девушке, но что может сделать турист в чужой стране, да и ни фамилии, ни адреса девушка не успела сказать.  Я спросил Краснова, смог ли он как-то помочь облегчить судьбу Валентины из Тамбовщины.

–  Денег дал. Что ещё я мог сделать? Она сама сказала, что детей никогда не оставит.
–  Несчастная женщина.
–  Вскоре я уехал из той страны. Бизнес не заладился. С Валентиной встречался ещё раз перед самым отъездом. Помог, чем мог.
Мы ещё долго сидели на скамейке под соснами, смотрели на море, слушая пение цикад, и молчали.

8. Жуткая история

  И ещё припоминаю одну страшную историю, которую услышал от Краснова.  Я даже сомневался, стоит ли её пересказывать.

– Я стал свидетелем такого, что невозможно даже представить, – начал свой новый рассказ Краснов, – Если бы в студенческие годы в Москве кто-нибудь обмолвился о подобном случае, то не исключено, что я кинулся бы в драку с рассказчиком, обвиняя его во лжи. Я многое повидал в своей жизни: побывал в африканском плену, видел в Африке безруких и безногих детей попрошаек, которых мафия выставляла в людных местах, а по окончании рабочего дня какой-нибудь верзила собирал эти обрубки как дрова и тащил подмышкой в машину. А смышлёные глазёнки детей светились на лицах огоньками страдания, иногда, как это не странно, дети-калеки корчили смешные рожицы. Как можно специально калечить ребятишек ради денег?! Но это было, и это, наверно, до сих пор существует.

Краснов помолчал, а потом с горечью продолжил:

–  Опять не стану называть арабскую страну. Скажу только, что, как рассказывали мне местные люди, мужчин там гораздо больше женщин, найти себе жену проблема.
– Так пусть уезжают за невестами в другие места, в другие страны, где есть свободные женщины, – вставил я свои пять копеек в рассказ Краснова.
               –  Богатые так и делают. И даже имеют целые гаремы из жён, в том числе, и европеек. А что делать бедным?   Вот для них ловкие люди устраивают своеобразные публичные дома. Однажды местный бизнесмен повёз меня в отдалённое место, чтоб показать экзотику.  Зная, что я интересуюсь обычаями, он хотел угодить мне. Мы расположились на высокой стене, а внизу между какими-то зданиями, как в колодце, была пыльная площадка. 
– Что здесь будет? – пошутил я, – Коррида?
–  Сейчас увидишь. Тебе понравится, – ответил мой сопровождающий. 

Вскоре показался араб с верёвкой на плече, к которой были привязаны женщины в хиджабах. Пять женщин вереницей семенили друг за дружкой с опущенными головами. В середине площадки араб развязал женщин и выстроил лицом к стене. Потом он аккуратно смотал верёвку и сел на камень.  Женщины, молча, стояли упираясь руками о стену.  Вскоре начали появляться мужчины. Первые два подошли, передали деньги предводителю женщин, и стали позади него. Ещё один подошёл, потом ещё два.  Когда набралось пять, главарь подал команду. Каждый мужчина подошёл к выбранной им женщине, поднял сзади подол и началось…

–  И вы эту мерзость наблюдали, Андрей Ильич?
– Я стал кричать: «Idiots! Idiots! Idiots! Зачем меня привезли сюда? Вызывайте полицию!»
Сопровождающие кинулись стаскивать меня со стены. В последний момент я заметил, что старик-араб внизу звонит по мобильному телефону.
–  Быстрей, быстрей в машину! Скоро здесь будет охрана, нас всех перестреляют, – истошно вопил мой партнёр по бизнесу.

Он явно был напуган. И не без оснований, всё могло случиться, но мы успели уехать из этого страшного места. Я никогда потом ни в Африке, ни в других местах не поддавался на уговоры поехать куда-либо, предварительно тщательно не выяснив, что за место.

– Женщин жалко.  Среди них могла быть какая-то очередная Валентина!  – заметил я.
  – Могло и такое быть. Ведь тогда мы в России едва ли не молились на заграницу. Но не всякая заграница мёд, и не каждому русскому она мёд… А скорее всего далеко не мёд. Много безобразий случалось в период нашей «семибоярщины», в так называемые перестроечные годы, мафия пачками отправляла девушек за границу. Но и сейчас находятся дурочки, которые мечтают о своём принце. Откуда их, принцев, столько взять?

Я молчал. Меня аж жуть взяла от услышанного. Взошла полная Луна, в лунном свете казался сказочным морской горизонт, справа горы, внизу на соседнем участке оливковые деревья с корявыми огромными стволами, полыми от старости. «А на Кипре всё спокойненько… Ни врагов, ни друзей не видать…», – переиначил я слова известной песенки.  Прав автор, – лишь на кладбище всё спокойненько. И то говорят, что время от времени мертвецы встают из могил и по ночам шастают вокруг. Хотел сказать об этом Краснову, но не успел. Тот сам заговорил:

– Всеволод Иванович, а не пора нам ли нам чайку ароматного выпить?  Да при ярком свете. Вспомнилось непотребное. Есть вещи, которые лучше забыть поскорее. Надо бы забыть, но не могу. С тех пор прошло порядка тридцати лет, а вот, не удержался и рассказал вам эту жуткую историю. А зачем?

Мы молча шли к дому, из головы не уходило: «Зачем?» Возможно, мучают воспоминания чуткую душу Краснова, спать не дают по ночам? Вот и захотелось ему выговориться? Не было его никакой вины. Что он мог сделать? Погибнуть мог, но его африканские партнёры, не допустили этого. Наверное, у любого из нас были в жизни ситуации, тяжкие минуты, которые хотелось бы вычеркнуть из памяти, забыть навсегда. Но так не бывает, – не забудешь ничего, не вычеркнешь. У каждого в прошлом свои ошибки, свои потери и до скончания своего века с этим жить.

Пили чай с русскими баранками. Но прежнее весёлое и беззаботное настроение уже не возвратилось. Всё проходит, и этот вечер с горькими воспоминаниями Краснова тоже закончился.

Утром светило яркое кипрское солнце, в маленьком сосновом бору под окном моей спальни заливисто щебетали воробьи, в отдаление ворковала горлица. Всё продолжается, всё повторяется, – так было до нас, и так будет всегда.

После завтрака я уезжал в Лимассол; обнялись с Красновым на прощание, и я спросил его тихонько:

–  Андрей Ильич, как же сложилась жизнь Валентины? Так и пропала со своим «принцем»? Что-нибудь известно о ней?
– Времена меняются даже в Африке. Валентина стала членом Союза женщин Камеруна. Борется против бесправного положения женщины. Уважают её. Двенадцать детей воспитала, и с полсотни внуков у неё.

Машина легко бежала по автостраде из Пафоса в Лимассол, на душе было и светло, и печально.


9. Путешествие из Лимассола в Киккос

Дорога петляла среди гор, то на край обрыва выбегала, то между скалистых стен струилась, а то вдруг выскакивала куда-то вверх, под самые небеса, и пред глазами вставала долина с разбросанными хатками внизу. Дух захватывало от горной красоты. Слева и справа от дороги кусты, высохшая трава с вкраплением зелени и даже каких-то мелких цветочков. Попадались величавые сосны с шапками иголок в вышине, с ровными и стройными стволами светло-коричневого цвета, они посматривали на дорогу горделиво, – многое повидали на своём веку.

Тихо звучала музыка, спокойная и нежная, она соответствовала торжеству момента – мы держали путь в монастырь Киккос. За рулём блестяще-чёрного Мерседеса – Краснов, я рядом, на пассажирском месте, и Маша – на заднем сидении. Иногда мы останавливались  в небольших селеньях, ходили по придорожному рынку, что-то покупали… Было хорошо и радостно… Маша и Краснов больше молчали, а мне хотелось поговорить, и я время от времени прерывал их молчание какими-то пустыми рассуждениями о жизни кипрской, о друзьях московских или венских. Говорил и говорил, хотя понимал, что надо остановиться и внимать благолепию окружающего мира. Подумать только! –  возможно, по этой дороге ходили паломники, причисленные в более поздние времена к лику святых, искали в земной жизни уединения от мирской суеты, а получили его где-то там, в небесной обители. В древние времена в горах были лишь тропинки, вместо теперешних асфальтовых дорог, но выводили эти тропинки людей на большую дорогу чистой и вечной жизни. Сам апостол, евангелист Лука бывал на Кипре, он, по преданию, видел Божью матерь при её земной жизни, и  написал первую икону Пресвятой Богородицы, – икона Киккской Божьей матери находится высоко в горах, в Киккском монастыре. Монастырь был построен в более поздние времена, в 11-веке новой эры, как говорит предание, для сохранения этой иконы. В монастыре хранятся и другие древние иконы, мощи многих святых, в том числе, мощи святого Луки, и даже мощи Иоанна Крестителя, предсказавшего пришествие Мессии и крестившего Иисуса Христа.

Маша время от времени давала Краснову какие-то советы, где повернуть и куда повернуть, и он безоговорочно поворачивал или останавливался там, где она просила. Дорога была лёгкой, погода прекрасной, настроение изумительное, – так бывает, когда совершаешь какой-то правильный поступок. Я давно заметил, вернее сказать, испытал в жизни, что добрые дела влияют на настроение человека. Подашь милостыню благостной старушке… Вроде бы забыл, – пустяшное дело, ан, нет! Видимо, где-то там, наверху учитывают твой поступок, и ты радуешься этому неосознанно, хотя в мыслях нет ожидания благодарностей. И это главное, потому что помощь не должна быть расчётливой.

Очередная остановка. Рынок с маленькими магазинчиками и рядами столов вдоль дороги, на которых различные кипрские деликатесы выставлены: фрукты, изюм, халва, разные другие сладости, Что-то пробовали, что-то покупали, покупали не потому, что приехали сюда купить, а потому что невозможно устоять ни перед доброжелательными продавцами, ни перед их товаром. Краснов сдержанно сосредоточен, Маша сияет счастьем и, как маленькая девочка, бежит впереди нас, пробуя всё на ходу, возможно, напевая что-то про себя. Меня не отпускает болтливость, я пытаюсь комментировать всё, что встречается нам в пути, задаю Краснову какие-то вопросы. Он отвечает сдержанно, короткими фразами.
Машина взобралась, как мне кажется, на самую высокую очередную гору, а внизу – огромная долина.  Краснов прервал молчание:

–  Как думаете, Всеволод Иванович, сколько километров до противоположной стороны долины?
–  Сложно сказать. Десять-двадцать километров, я думаю.
–  И мне так кажется. Недавно мы с Машей гуляли в горах за Пафосом.  Такую большую долину, похожую на эту, что внизу, пересекли.  После обеда отправились на прогулку. Погода была превосходная: на небе ни облачка, солнце над горами от точки зенита медленно катилось к закату, тишина, ни живой души вокруг, иногда белые козы встречались, а пастухов не видели.  Не видели, правда, Маша?
–  Не видели, Андрей Ильич! Видимо, на свободном выпасе козы.

Маша обращается к супругу на «вы», как раньше принято было в старинных русских деревнях, да и сейчас кое-где этот обычай сохранён, например, у бурятов.
Я старюсь молчать, но с трудом мне это удаётся. Понимаю, что неспроста начался этот рассказ и боюсь спугнуть или, точнее сказать, боюсь отвлечь рассказчика от темы.

 – Много я путешествовал по миру, – во многих местах побывал, но Кипр… Влюбился я в остров с первых дней пребывания на этой земле, – продолжил Краснов – летом, ближе к осени в основном видится солнцем выжженный ландшафт. Иногда думаешь, что же это в горах козы пощипывают, ведь всё серо и грубо, но нет… Присмотришься и увидишь какая многообразная жизнь таится там: травка зелёная пробивает из-под камней, цветы невесть как добывшие влагу, а там ящерица на камне греется, какая-то неведомая птичка рулады выводит тонким голосочком, особенно, под вечер или сразу после заката. Я некоторых птиц научился по голосам различать. Вот так мы с Машей неспешно шли себе и шли, разговаривали, делились впечатлениям об увиденном…  Даже наблюдали охоту беркута за зайцем, не повезло серому, унёс его беркут в своих когтистых лапах.
 – Андрей Ильич, а какой ёжик нам встретился в долине среди цветов! Черные бусинки-глаза, носик чёрный, спинка в серых колючках, огромные уши, словно локаторы! –  Маша захлопала в ладоши.
 –  О, да! Гроза змей! Ежи ничуть не боятся змей и успешно охотятся на них. Очень богатый животный мир на Кипре. Кошек диких чуть не больше, чем людей! Природа такая, что всему живому место найдётся, если человек не помешает. Богом избранный остров! В каждом маленьком селении своя церквушка есть. И люди здесь очень дружелюбные, конечно, всякое встречается, но в большинстве своём народ спокойный, жизнерадостный. Солнце! Его жизненная сила влияет здесь на всё живое. Я здесь стал задумываться о том, что такое есть человек. На Кипре много разных сказаний о богах! Мы думаем, что это легенды! Нет, в основе всех этих историй были какие-то события, которые сохранились в легендах и дошли до нашего времени. Порой мы сами становимся свидетелями зарождения этих легенд, но не осознаём этого или просто разучились верить в чудеса. Примечательная история приключилась с нами в ту прогулку по горам, о которой я начал рассказывать.  Нам было хорошо вдвоём, мы не замечали времени. И вдруг спохватились, что зашли довольно далеко – на противоположную сторону огромной долины. Ведь прошло более трёх часов нашей прогулки. Стало ясно, что до темноты не успеем вернуться ни домой, ни к дороге, чтоб взять машину, а оставаться ночью в горах невозможно: змеи, дикие кабаны, да мало ли какая опасность ещё грозит. Я старался не показывать Маше свою тревогу, но, честно признаюсь, в уме несколько раз повторил молитву «Отче наш».
 –  И я молилась, просила Киккскую Божью матерь защитить и уберечь нас, – тихо произнесла Маша.
 – Ты мне никогда не говорила об этом, Маша, – с удивлением посмотрел на жену Краснов.
 –  И вы ничего мне не говорили, Андрей Ильич.
 –  Да, не говорил!  А как было об этом говорить после того, что с нами случилось? В свете лучей спустившегося к горным вершинам Троодоса солнца невдалеке показался слегка сутулый старик с окладистой седой бородой, с котомкой за плечами, в руках простая деревянная палка. Метров тридцать до него было.  Помню, как он посмотрел на меня с Машей и мелко троекратно перекрестил. Я только открыл рот, чтоб поздороваться, позвать, спросить, где можно поблизости укрыться ночью, но старик исчез, словно в дымке растаял. Я не выдумываю, Маша тоже видела старика. Подтверди, Маша. 
 –  Видела, он показался мне знакомым, словно я раньше уже встречалась с ним. Я ещё подумала, что, может быть, старик нас испугался и запрятался за куст или камень. Я стала всматриваться, пытаясь найти его, как вдруг увидела, что дом наш почти рядом, на пригорке стоит. И море отсвечивает красным закатным светом. Я даже вскрикнула от радости.  Подумала: слава Богу, кружили-кружили по горам и сами не заметили, как домой вернулись. Но Андрей Ильич приподнял меня над землёй, то есть, заставил по-другому взглянуть на это приключение.
 – Да, я ведь за ориентир взял вершину горы, чтоб в её направлении идти назад, а тут мы стоим почти возле своего дома, а гора знакомая, как ей и положено, находится в стороне.
 –  Маша, вы в молитве обращались к святому Серафиму Саровскому?  – вырвалось у меня.
 –  Да…У нас дома была икона святого. А вы, как догадались?
 –  Я подумал, что вам встретился в горах святой Серафим. Он при жизни был сутулый, и всегда носил с собой Евангелие в суме за плечами, борода седая, окладистая. Вы удивитесь, но святой Серафим Саровский иногда без всякой моей задумки появляется в моих рассказах. Не могу объяснить, как это получается.  В рассказе «Однажды в предгорье Троодос… (за секунду до обрыва)» он спас молодую пару из Москвы от неминуемой гибели в страшную грозу. А ещё раньше в рассказе «Блаженный Кирилл» герой тоже внезапно для себя оказался на другой стороне большого озера… А ведь тот рассказ я написал десять лет назад. Конечно, мои рассказы не имеют никакого отношения к вашему случаю. Но удивительно, что я от вас узнаю это новое чудо появления святого Серафима на Кипре, и появляется он в тот час, когда требуется его помощь русским людям. Что это? 
Андрей Ильич молча парковал машину у ворот Киккского монастыря.  Маша молчала. Потом в монастыре Маша, а затем Андрей Ильич приложились к иконе Киккской Божьей матери.  И я приложился к иконе, прошептал слова молитвы, обратившись к Богородице со своей сокровенной просьбой.
Обратный путь был путанным и сложным, не один раз сворачивали в сторону, приходилось возвращаться назад и искать правильную дорогу.

11. Венское настроение

Рано утром в начале ноября я прогуливался по аллее городского парка в Вене. Погода раннеосенняя – кроны деревьев только стали золотеть, но некоторые кусты, нежные по природе своей, стояли во всей красе великолепного осеннего багрянца.  Аллея парка усыпана чистыми, разноцветными листьями, похожая на красивую ковровую дорожку, сотканную вдохновенным мастером.  На асфальтовых дорожках попадались лужицы и в них тоже плавали листики, словно какие-то диковинные рыбы.  Нет, это не затоптанный ногами, сбитый в кучи мусор из опавших листьев, какой мы видим на городских улицах, это – чудо венской осени.

Крапал мелкий дождик, но было тепло и комфортно, – легкая куртка с капюшоном, захваченная из Москвы, оказалась как нельзя кстати. Настроение было прекрасное, – я смолоду люблю гулять под небольшим дождиком. Людей немного, а те пешеходы, кто попадается на пути – либо спешащие по своим каким-то неотложным делам, либо такие же как и я любители печальной осенней погоды, когда мысли приходят негромкие о жизни с её неизбежным земным концом для всего живого –  людей, зверей, деревьев, цветов, а настроение прекрасное. Вспомнилась песня, которую поёт мой друг актёр Николай Сахаров:

Люблю гулять по мокрым улицам,;
                Когда косой гуляет дождь.
Когда вся улица сутулится,
Когда её бросает в дрожь…

Песня без печали, даже оптимистичная, – герой любит, когда лужицы брызгами взрываются, когда птицы под дождиком поют, любит жизнь во всей её красе с радостями и печалями.  Да – и с печалями… А куда от них деться?  Хочешь-не хочешь, а печалиться иногда приходится. И не только. Бывает такое, что на душе кошки скребут, бывает, что разочарование приходит в дружбе, в близких людях; бывает, что сам не так поступил с друзьями, и осознание своей вины перед близкими нестерпимо. Порой хочется выть волком от обиды на себя самого, от досады, что ошибку мог бы, возможно, исправить, но ничего, что случилось, уже не вернуть назад. С этими мыслями тихая печаль стала ко мне возвращаться.  Навстречу попался мужчина примерно моего возраста, без куртки и без головного убора. Идёт и улыбается сам себе, седые волосы намокли, мокрые капли стекают по худому лицу, а глаза блестят каким-то нездешним, неизведанным светом. Поравнялся со мной, приветливо поздоровался, и пошёл дальше, неся свое счастливое настроение кому-то. Куда? Кому? Одно ясно, в мыслях человек держит что-то особенно важное и дорогое для него, и ни лужи, ни дождь, ничто на свете не может его вывести из этого состояния. Недавно я услышал фразу, которая меня поразила простотой и огромным человеческим смыслом: «Думай о ком-то хорошо, а дальше будут ангелы работать!» Может быт, невидимый ангел сейчас шагает рядом с человеком под дождем и поддерживает его?!
 
Вспомнился вчерашний сон. Увидел человека из приморского города Находка. Ещё подумал, что очень хорошо знаю его, а имя припомнить не могу. Не первый раз этот тип во снах навещает меня, и всегда – как в первый раз. На утро вспомнил, это был Толя Черновол, балагур-бизнесмен, известный среди друзей как Блэк Бизон. Так вот, стоял он в плаще брезентовом, в фуражке морской, с раскрытым зонтиком в левой руке, стоял под мелким моросящим дождём и с печалью смотрел на меня. Не к добру это, когда Черновол во сне приходит печальным, непременно быть беде. А когда является весёлым балагуром, то можно не беспокоиться, таким в жизни он и есть. Балагурит всегда и везде, даже когда произносит речь на серьёзном собрании.

Мои мысли перекочевали в Подмосковье, где проживает мой друг Витя Светличный. Как он там? Как мне не хватает телефонных разговоров с ним! Раньше много общались: говорили о жизни, о поэзии, о песнях. Витя очень любит морские песни, написанные на мои стихи!  Подружились поздно, встречались редко, смолоду были знакомы шапочно. Витя был главным диспетчером Магаданского торгового порта, и мне, как капитану судна, приходилось по делам встречаться с ним. Я больше знал его брата, известного морского капитана Олега Бычкова, щедрой души человека. А ещё я знал Эдика Бычкова, младшего брата, когда он был третьим штурманом. Знал отца семейства Николая Ивановича, он был санитарным врачом в порту Корсаков. Великолепное время, и – великолепная морская семья Бычковых! А с Виктором я подружился уже в Подмосковье, в городе Пушкино, как-то Олег нас свёл. Олег всегда говорил о Викторе как о своем брате и какое же было моё удивление узнать, что Олег и Витя являются просто названными братьями, – когда-то учились в Сахалинской мореходке вместе. Витя из Приморья приехал на учёбу, и семья Бычковых приняла нового друга Олега как родного. Нет давно Николая Ивановича, несколько лет назад ушёл из жизни Олег, Витя ухаживает за его могилкой – прибирает, цветы носит, поминает в храме. А Эдик был строптивым, гордым, вспыльчивым и пропал в водовороте жизненных обстоятельств, когда разрушилась великая страна и все связи порушились. Пропал Эдик и всё, не осталось ни следов, ни слухов. Но после смерти Олега Витя разыскал следы младшего брата, – нашёл его похороненным в общей могиле в отдалённом районе Подмосковья. Разыскал и добился перезахоронения в отдельной могиле, и все сделал за свой счет, через год памятник поставил на могиле Эдуарда Бычкова, бывшего морского штурмана, закончившего свой земной путь в одиночестве. Семьи своей у него не было. Но благодаря Виктору, вернулся к родным людям посмертно. «Господи, какие мысли ты привнёс в мою голову осенним утром в венском «Штадтпарке…», – подумалось мне. Почему я вспомнил Витю Светличного и его семью? Потому что свою вину чувствую перед ним? Пару месяцев назад Виктор прислал мне большое электронное письмо со своими рассуждениями о политике, о людях, о человеческой подлости правителей… А я отмахнулся, и просил Витю не вовлекать меня в политические дискуссии, мол, есть мне чем заниматься в этой жизни и без политики. Через три дня пришёл очень вежливый и холодный ответ от Виктора, типа, не буду отвлекать от твоих дел, и беспокоить больше не буду. И всё. Прекратились наши многочасовые беседы по телефону, встречи прекратились. Изредка Витя сообщит мне какую-нибудь новость, я ему напишу, но нить дружбы разорвалась. Не сумел я понять друга, не сумел с ним просто поговорить, и ничего уже не вернуть. О таких, как он, говорят: «Человек-кремень». Подумалось, смог бы я вот так просто отдалиться от друга из-за расхождения с ним взглядов на политику? Хотя, скорее всего дело не в политике, а в отсутствии моего внимания к тому, что беспокоило в то время Виктора. Конечно, я сам во всем виноват. Пандемия мир изменила, характеры людей поменяла, последние два года все мы живём с ощущением подступающей опасности к каждому из нас. Люди болеют, люди умирают… Нет. Не прав я!   Вернусь в Москву, и поеду к Виктору в город Пушкино, без звонка поеду.

Когда я открывал дверь квартиры, услышал мелодию забытого дома мобильника.  Кинулся к нему с мыслью: «А вдруг это Виктор звонит?!» Но услышал голос Краснова:

– Здравствуйте, Всеволод Иванович! Где я вас застал? Не в Вене часом?
– Андрей Ильич?! Вот так сюрприз! Доброе утро!  –  обрадовался я, – Угадали! В Вене я. Но собираюсь к вам, на Кипр. Не терпится уже свидеться.
– А давайте мы с вами сегодня вечером встретимся в ресторане гостиницы «Бристоль»! Я только что прилетел в Вену. Не против?
Вот это да! – встреча с Красновым в Вене. Не зря ночью мне снились две сидящие на подоконнике горлицы, хотя они были какие-то нахохленные и неподвижные. Увидели меня и упали вниз, вместо того, чтоб вспорхнуть вверх. Чтобы это значило?  И вот оно – предстоящая встреча с Красновым! Два года не виделись. Думал о Викторе Светличном, а позвонил друг новый. Друг – не друг, а человек хороший. И какую богатую жизнь Андрей Ильич прожил. По миру помотался, опасностям подвергался… Интересный собеседник, рассказчик превосходный…

12.  Старик со шляпой в руке…

Целый день я жил в ожидании встречи с Красновым. Узн;ю последние кипрские новости из Лимассола. Говорят, что облик города сильно изменился: настроили много высотных домов, несмотря на пандемию, или потому что пандемия случилась, на остров приехало много новых инвесторов из России, из Китая, из Украины. Покупают квартиры, дома… Добавилось суеты, шума. Но пока Кипр привлекает иностранцев, особенно, туристов, и остаётся этаким тихим пристанищем в неспокойном мире. Города изменились очень, но отдаленные горные деревни сохранили свою кипрскую патриархальность, тишину сохранили, размеренность спокойной жизни. Я бывал часто в горах, у моего кипрского друга Атоса, поэтому знаю не понаслышке уклад деревенской жизни. Но и Лимассол я люблю, люблю прогуливаться по утрам по набережной, наблюдать, как рыбацкие судёнышки выходят в море, как солнце выплывает из моря, люблю рассматривать стоящие на рейде огромные океанские корабли, люблю стайки парусов, бегущих под ветром. Царящую на набережной атмосферу непосредственности и доброжелательности люблю. Взглянешь на идущего навстречу человека, неважно мужчина или женщина, он обязательно тебе улыбнётся и поздоровается.

С этими мыслями о Кипре, о друзьях-приятелях после завтрака я отправился в офис Western Union,  – надо было перевести деньги одному хорошему человеку в Киеве, попал мой товарищ в беду – подхватил где-то вирус ковид, и жену заразил. Слава богу, что есть такие пункты пересылки денег, – в течение часа адресат их получает в любом конце света. Мои мысли переключились на то, чтоб поскорее оформить помощь другу.  На имя нашей общей приятельницы пошлю, сообщу ей код отправки…  А уж она разберется, что делать дальше. Дождь прекратился. Редкие лужицы блестели в солнечных лучах, настроение было превосходное. На подходе к Штефансплац увидел впереди стоящего старика со шляпой в руке. Виновато улыбаясь, он протягивал шляпу прохожим. Это ещё одна примета жизни красавицы-Вены – нищие. Здесь они тихие и благопристойные, одетые в опрятную и чистую одежду. Не так много нищих в Вене, но всё же… Обычно в кармане я всегда имею мелочь, и подаю просящему, а тут ничего не оказалось. И в кошельке были только крупные купюры. Интуитивно, не задумываясь, я перешёл на другую сторону улицы, ускорил шаг и, пряча глаза от старика, пошёл дальше. Настроение испортилось. Старался успокоить себя, мол, разменяю деньги и на обратном пути подам старику купюру, поговорю с ним… А если он вообще не нищий, а попавший в беду человек? Почему я не остановился? Не поговорил со стариком? Метров через пятьдесят я перешёл ещё раз улицу и почему -то обернулся. Старик стоял на месте со шляпой в опущенной вниз руке, стоял и смотрел мне вслед. Стыд прожёг мою душу! Господи, да что же это со мной произошло? Почему? Нет, чтоб вернуться к старику, я опять сделал ошибку – почти побежал к пункту отправки денег. Деньги отправлял для товарища в Киев, а из мыслей не выходила фигура старика со шляпой в руке. На обратном пути старика не оказалось на том месте, нигде его не оказалось. Я обошел в округе все улочки и переулки, но не встретил его. Так хорошо начиналось утро, и такое позорное для меня продолжение. Было обидно за самого себя, было стыдно, и никакие мои добрые помыслы и поступки уже не могли вытеснить из моей памяти старика со шляпой в руке.

13. Когда дружба даёт трещину…

Вечером Краснов встречал меня в ресторане гостиницы «Бристоль». В свое время я останавливался в этой гостинице не раз. Великолепие классического стиля. Дружелюбный персонал. Чинная и благородная публика. Обычно я только завтракал в кафе на втором этаже, а ресторана старался избегать, так как чувствовал там себя не совсем в своей тарелке. Обедал или ужинал где-нибудь на улице в простых кафешках, где и еда вкусная, и посетители такие же как я – простые и непритязательные. Но и невозможно оставаться безразличным к праздничной атмосфере гостиницы Бристоль. В ресторане тихая музыка звучит… Интерьер продуман до мелочей. Я люблю рассматривать детали интерьера: старинные картины на стенах, живые цветы, люблю наблюдать за работой официантов, поражает их предупредительность, умноженная на чувство собственного достоинства. Нет, невозможно не любить такое, и я, бывало, позволял себе приглашать добрых венских друзей на ужин в гостиничном ресторане. Вот, и Краснову, как я понял, хотелось пообщаться со мной среди этого классического благолепия.

После взаимных приветствий, Краснов посмотрел на меня и неожиданно спросил:

–  Что с вами, Всеволод Иванович? Неприятности? Выглядите вы грустным, и даже озабоченным, я бы сказал.
– Есть такое… Возраст, наверное, своё берёт.

И я почти взахлёб стал рассказывать историю старика со шляпой. Краснов внимательно меня слушал, не перебивая и ничего не спрашивая.

Закончив рассказ, я облегченно вздохнул:

–  Рассказал и полегчало. Такое чувство, словно исповедался.
– Не принимайте, Всеволод Иванович, так близко к сердцу, каждый случай своих ошибок и неудач.  Главное, не повторять их. Да и не велика ошибка. Всё поправимо. Грехи уравновешиваются наши благодеяниями. Знаю, что вы сторицей воздадите людям, нуждающимся в помощи. Человеку свойственно ошибаться.
–  А вы, Андрей Ильич, ошибались в своей жизни?
–  Много раз. И не всегда осознавал свои поступки. Когда понимаем свою вину, понимаем и каемся, тогда ничего страшного. Будет всё хорошо.
  –  Не просто это, научиться понимать свои грехи, каяться и не допускать их повторения.
  – Я в последние годы взял за практику перечитывать Еванглие. Перечитываю какие-то отдельно взятые разделы и обязательно нахожу что-то новое. И часто ответы нахожу на свои вопросы.

  Краснов помолчал немного, а потом продолжил:
– Страшно другое. Свои грехи можно отмолить, исправить. Страшно близких людей терять. Когда ничего уже изменить нельзя.  Я не о смерти, или не только о смерти.Мне до сих страшно вспоминать свою первую жену. Что случилось? Почему она ушла от меня. Чем я её обидел? Или это была ошибка, необдуманный поступок с её стороны? Время потеряно, дочь без меня выросла. Слава Богу, что дочь недавно нашлась, нашлась уже взрослой. А вот где её мать, до сих неизвестно. Дочь воспитывалась у чужих людей.

Подошёл официант и мы заказали лёгкий ужин. Потом Краснов продолжил:

–  Исчезновение жены – моя личная трагедия, которая останется со мной на всю оставшуюся жизнь. Были и другие потери. Я недавно разочаровался в друге. Поверьте, Всеволод Иванович, что это тоже больно. Больно разочароваться в близких людях, очень непросто понять их, а ещё сложнее простить.
– Как мне это близко!  – не выдержал я, вспомнив о Викторе из Пушкино.
– Я постарался друга понять и простить, хотя… Не понимаю, что с ним произошло. Не уверен, что дружба останется прежней. Даже уверен, что мы стали другими. Казалось бы, в основе моего разочарования – мелочь, сущий пустяк. Друг мне соврал. А вдруг он всё объяснит? Может, всё по-другому было, а не так как я понял.
– А что было? Если не секрет, расскажите Андрей Юрьевич.
– Вам могу рассказать, хотя даже Маше не рассказывал. История и простая, и сложная. С юности знаком с другом, со студенческих лет. Но по-настоящему подружились, здесь на Кипре. Петя переехал на остров из-за льготного налогообложения. В Пафосе поселился с молодой красавицей-женой. А я, как вы знаете, чуть подальше от Пафоса. В общем стали встречаться семьями и крепко подружились.

Зазвонил мобильник, Краснов тихонько ответил, затем извинившись, ушёл из ресторана, на ходу бросив:

– Маша звонит. Я скоро.

Что с нами происходит на старости лет?  – подумалось мне. Со мной? С Красновым? Какие-то мелочи, не стоящие выеденного яйца, возводим в проблему. На меня Виктор разобиделся. Перед Красновым друг в чем-то провинился. Что за трагедия? В молодости всё было просто. Никто не зацикливался на таких мелочах. Поругались-помирились, мало ли что в жизни бывает? Из-за девушки случалось могли повздорить, но чтоб так серьезно? Да, нет, не было такого. Подступившая старость делает нас такими обидчивыми? Да, нет, не может быть. Или время такое – напряженное и опасное? А если это влияние ковида? А что? Вполне возможно! Стал перебирать в уме своих друзей-товарищей. О, Господи! У многих нервы на пределе. Меньше стали встречаться, больше стали опасаться за свою жизнь и жизнь близких.  Меньше стали доверять друг другу. Наверное, вирус с нами играет, как с маленькими детьми? Этакий невидимый монстр, хитрый и изворотливый, живучий и беспощадный к нам, людям.  «Стоп, стоп, стоп…   – спохватился я, – Этак ты, Мареев, навыдумаешь, сам себе пугаешь!» В это время появился Краснов, весь сияющий как начищенный воскресный самовар.

–  Хорошие новости? – обрадовался я.
–  Очень хорошие. Покупатель на мою вторую виллу нашёлся. Лох он, конечно!  Не торгуясь, согласился на мою цену, а я её завысил почти вдвое. Юристы договор готовят.

Я с удивлением, посмотрел на Андрея Ильича, – радуется, что по завышенной цене виллу продаёт. А как же давнишние планы о выкрашенном в цвета радуги доме-больнице для реабилитации больных раком детишек?

– А с другом как? С Петей?  –  спросил я.
–  Дружба дала трещину, но подлатаем…
–  Чем же друг провинился перед вами, Андрей Ильич? Интересно же. У меня тоже дружба разладилась с близким мне человеком.
–  Ничего такого сверх естественного. Стал Петя меня сторониться. Несколько раз собирались встретиться, он не смог или не захотел. А однажды обманул меня. Как-то звоню ему в очередной раз, а он отвечает, что находится в Москве с женой. Договорились созвониться через неделю по возвращению его из Москвы. Через неделю я позвонил, ответила Лилия, жена Пети. Я как раз в это время в Пафосе был, на машине ехал.
– Лия, – спрашиваю, – Вы на Кипре?
  – Нет, – отвечает, – мы летим из Москвы в Афины.
–  А когда на Кипре, будете? Я собираюсь в Москву.
–  А мы потом в Швейцарию полетим.
–  И когда возвращаетесь?

Я слышу, как она спрашивает у Пети: «Когда мы возвращаемся на Кипр? И ответ его слышу: «Через две недели».
–  Через две недели, – повторяет мне Лия.

И тут я вижу их обоих, стоящих у своей машины в центре Пафоса. Обманули меня? Зачем?  И что этот обман значит? Видимо встречаться не хочет со мной, или не может? – заулыбался Краснов.

–  И что потом было? –  вырвалось у меня.
–  А ничего и не было? Мелочь. Обманул друг, значит, так ему было нужно.

Ужин прошёл как-то скомкано. Говорили-говорили, а о чем и не вспомнить уже. И в чём дело, так и не пойму. Хотя… Наверное, моё предположение верно. Не иначе как это происки вируса. Видимо, вирус не просто убивает людей, а меняет их человеческую сущность. Ковид мир людей поменял. Кто знает, что нас ждёт в ближайшем будущем?  Сохранимся ли?  Хотя возможно, человечество раскроет секреты этой напасти, и найдёт против неё противоядие. Будем надеяться, что так и случится.

А с Красновым потерялась связь. Вот и не верь после этого в приметы – две нахохленные горлицы во сне… На мои звонки Краснов отвечать перестал. Но я надеюсь, что разыщу его. Мало ли что с ним могло случиться? Вдруг он в беде, и ему требуется моя помощь?