Дезинфекция. окончание

                Берегись. Идет Третья мировая

       Десять лет я уже отбываю срок. Осталось еще одиннадцать. Наверное, моя тюрьма самая комфортабельная в мире. Ведь она построена только для меня одного. Власти моей страны посчитали меня самым опасным  преступником, которого невозможно держать в тюрьме вместе с обычными заключенными. Но мне все-таки кажется, что  мое тюремное отшельничество вызвано их страхом, страхом перед Идеей, что я нес в разложившееся общество, забывшее свои национальные корни, в общество, которое под влиянием марксисткой идеологии решило растворить себя в мировом социуме для достижения ложной гармонии бытия. Именно поэтому у меня жесткое ограничение в пользовании всемирной паутиной. Я могу плавать по интернет волнам только в одну сторону. То есть только читать и смотреть информацию. Любой мой выход в интернет-пространство строжайше запрещен. По этому поводу суд даже издал отдельный акт. Этим решением он  изолировал меня в отдельном тюремном корпусе с жестким лимитированием просмотра телевидения и пользования интернетом. Несколько лет после моей акции на острове Утойя средства массовой информации бурлили. Каких только прозвищ не давали мне таблоиды! Маньяк, убийца – самые мягкие из них. Однако вместе с продавшейся мулькультуризму либеральной прессой наконец-то стал слышен хоть и слабый поначалу, но становящийся все сильнее и сильнее голос настоящих патриотов, видящих мою Цель и понимающих мою Идею. Именно они меня назвали «Последним Белым Рыцарем Европы», а мою речь, которую я произнес в последнем слове на суде, восприняли как основу возрождающейся идеологии белой расы. Это вызвало такую ненависть всех европейских леваков, что некоторые из них стали требовать пересмотреть норвежские законы, по которым мне дали максимальный срок – 21 год. Им хотелось засадить меня на пожизненное. Но потом, с течением времени имя Андреаса Брейвика понемногу ушло из медийного пространства, меня вспоминали все меньше и меньше. Общество озадачилось иными заботами – у них была мировая политика, потом Пандемия. Сейчас уже второй год идет боевое столкновение на Востоке Европы, в которое, так или иначе, втянулись практически все мировые державы. И вот недавно полыхнула пламенем бойня, претендующая по своему развитию на мировую, на Ближнем Востоке. Одновременно из всех щелей нашей толерантной Европы полезли десятки тысяч приверженцев радикалов, которые только и ждали удобного случая. Для меня, который вот уж который год из окон своей трехкомнатной камеры может наблюдать лишь один и тот же пейзаж одного из норвежских фьордов, это не стало нежданной новостью. Я это предвидел, я об этом говорил толстолобым судьям, прокурорам и представителям прессы, малую толику которых все ж таки допустили на заседание, где я произнес последнее слово. Однако тогда это воспринималось только как мысли маньяка, одурманенного жаждой убийства, как оправдания неудачника, который не смог занять достойную нишу в социуме, воспылав ненавистью к темнокожим своим согражданам, которых в отличие от него левацкое государство лелеяло и опекало. Потом в той же Франции начали стрелять, резать головы учителям и открыто выступать против существующего порядка, разъедая его и меняя на свой в религии, в стиле жизни, в обычаях. Тогда многим стало понятно, что я оказался прав, говоря о провале европейской политики мультикультурности. И некоторые  вспомнили обо мне в своих поисках выхода. Но это были лишь сожаления о том, что, мол, не так уж был и не прав этот господин, который  на манер Железной Маски, заперт сейчас от всего белого света.
      Из-за того, что обо мне с течением времени стали забывать, мне все больше и больше удавалось проводить время в интернет пространстве. На это моя охрана, давным-давно уже переставшая видеть во мне спятившего идиота с ружьем, смотрела сквозь пальцы. После того как начался этот бардак в Европе, а особенно после того как радикалы начали вырезать «богоизбранный народ» в палестинских пустынях, я отметил явные акты противодействия установившему  европейскому либеральному порядку. Причем информация исходила, как правило, не из правительственных источников. Подробности я черпал в социальных сетях. Неизвестные группы в Париже, Греции и даже в далекой России произвели акции направленные на защиту белого населения. Причем акции носили, судя по тем эмоциональным обрывкам, что выкладывали в сеть очевидцы, явно профессиональный и организованный характер. На уровне правительств эти моменты яростно отрицали. Значит, скорее всего речь шла либо о работе их спец. служб, либо иной глубоко законспирированной организации, обладающей, впрочем, неплохой материальной базой. Мне как стороннему наблюдателю только и оставалось наблюдать динамику этого процесса. После состоявшихся трех жалящих ударов, государства никак не могли внятно объяснить произошедшее. Радикалы, также не получив объяснений и не понимающие причин такого жесткого противодействия на время затихли, по крайней мере, в Европе. Хотя, мне было абсолютно ясно, что данное затишье временное. Сейчас идет осмысление, перегруппировка сил и выработка стратегии. Потом противники нанесут по телу той же Европы такие змеиные укусы, что проведенные неизвестными акции могут показаться детской игрой в крысу. Вряд ли эти ребята смогут оперативно среагировать на такие нападения, если они будут исчисляться десятками и сотнями, не говоря уже о том, чтобы нейтрализовать их. Активно подавить надвигающееся противостояние возможно, только обладая государственной силой, а государства, как и в мою бытность в этом совершенно не заинтересованы. Они будут вкидывать миллионы в братоубийственную войну на европейском Востоке, не обращая внимания на укусы кобр в свою спину.
      Сегодня, я особо уже не таясь, включил компьютер, дабы проанализировать социальные сети мира, который, по моему мнению, неуклонно закатывался в задницу. От чтения меня отвлек непривычный шум, явно не свойственный нашему тихому заведению.
      Я встал из-за компьютера, чтобы выяснить у охраны, что там у них такое стряслось. Дверь, запираемая снаружи, резко распахнулась и в мою комфортабельную келью быстро прошел человек в черной экипировке, держащий  в руках укороченный автомат, который  используют в основном спецподразделения. Я похолодел. Почему-то я был в полной уверенности, что это представитель одной из радикальных группировок, решивших свести со мной счеты. Я отступил назад, но куда мне бежать, кругом зарешеченные окна, да спартанская обстановка моей трехкомнатной камеры с привинченной к полу мебелью.
-   Здравствуйте, мистер Брейвик! – раздался голос, приглушенный черной полумаской, скрывавшей лицо говорящего.
     Говорил он по норвежки с небольшим  акцентом, свойственным, впрочем, скандинавским народам.
-    Да. Здравствуйте, - ошеломленно ответил я на приветствие.
     Мой незваный посетитель опустил автомат:
-    Я пришел за Вами. Пришло время и Вам  встать в ряды армии белого мира. Если, конечно, Вы не хотите наблюдать за его кончиной из стен этой комфортабельной каталажки!
     Сердце мое бешено забилось:
«    Неужели свобода?!».
     Но все же я не мог удержаться от вопроса:
-    Скажите хотя бы кто Вы?
-    Лично я и те люди, которые пришли со мной дать Вам свободу, представляем «армию Одина». Быть может Вам из-за тюремной изоляции не известно о существовании ее?
-     Приходилось натыкаться на упоминания в интернете пару раз. Официальные СМИ, к которым я в основном имею допуск, не особо любят Вас и Вам подобных!
-     Тем не менее, мистер Брейвик, мы с Вами одной крови, как говаривал герой Киплинга, и если Вам не дорого Ваше теперешнее жилище, то на сборы у Вас есть пять минут!
      Я кивнул, осмотрел пристанище последних десяти лет моей жизни. Что мне нужно из этого тюремного минимума, что мне разрешали держать леваки? Нет, пусть все останется здесь в этой прошлой жизни, и я решительно шагнул к выходу…

       ВМЕСТО ЭПИЛОГА

      Если Вы меня спросите – Где здесь мораль?
      Я направлю свой взгляд в туманную даль,
      Я скажу Вам – как мне не жаль,
      Но, ей Богу, я не знаю, где здесь мораль,
      Но так мы жили, так живем, так и будем жить, пока не умрем.
      И если, мы живем вот так – значит, так надо.  ( Майкл Науменко)