Свобода. Часть первая

      Пурга завывала в тайге несколько дней, устраивая дикие пляски со снежными вихрями, пригибая к земле низкорослые деревца, загоняя все живое в норы и лежбища.
      Наконец ветер стих. С рассветом красное мглистое солнце низко повисло над горизонтом, чтобы на некоторое время озарить тайгу скупым холодным светом и затем снова исчезнуть за край земли, уступив место долгой полярной ночи. Тоненькие сосенки и елочки, расправив после пурги заснеженные ветки, замерли в загадочном безмолвии...
      Оленья упряжка неслась по тайге, оставляя на снегу четкий след от нарт. Олени бойко бежали, повинуясь уверенной руке каюра. Нарты легко скользили по снегу. Впереди, свернув хвосты колечками и весело оскалив зубы, бежали две остроухие собаки.
      Дедушка Ёртя, помахивая хореем, кричал на оленей:
- Хей! Хей!
      Снег из-под оленьих копыт летел на кисы и полы малицы старика, снежная пыль искрилась в глубоких морщинах на его лице. Дедушка Ёртя направлялся в стойбище рода Хадко, которое кочевало там, где заканчивались кочевые угодья ненцев и начинались места проживания остяков.
      У Ёртя было очень важное дело – он хотел сосватать свою младшую дочь Хаднэ одному из сыновей Хадко. Род Хадко был богатым – много оленей паслось в их кочевьях. Поэтому, дедушка Ёртя надеялся получить хороший калым за дочку.
      Хаднэ была красавицей! Брови, как стрелы! Глаза – горящие угольки! Черные густые волосы блестят, будто сапожный вар, которым русские смазывают свои сапоги. А как Хаднэ пляшет! Ёртя всегда любовался танцами дочери. Рукава ее малицы, расшитой разными узорами, развеваются, как крылья большой птицы, по земле мягко передвигаются кисы, мелькают в танце черные тугие косы. Шибко хороша Хаднэ! Единственная радость у дедушки Ёртя! Но ничего не поделаешь, замуж, однако, надо отдавать дочку. Хороший калым получит Ёртя за такую красавицу! Двадцать оленей решил он просить за дочь и никак не меньше.
      От таких мыслей морщины на грубом обветренном лице старика разглаживались и глаза блестели как в годы далекой молодости.
      Дедушка Ёртя не был богачом, но и не нанимался от нужды пасти чужих оленей. Русские назвали бы старика середняком – у него были свои кочевья, небольшое стадо оленей, собаки и стойбище в два чума. В одном он жил сам - с женой - старой и сухой, как осенний ягель, и юной дочерью, которой шла шестнадцатая зима. В другом чуме стойбища старика жил его взрослый сын с семьей – женой и детишками.
      Шибко хорошо жить на земле, улыбаясь, думал дедушка Ёртя. Шибко красиво светит солнце, блестит снег и шибко бойко бегут олени.
      Без конца и края раскинулась ямальская лесотундра. Где-то там далеко в полуденной стороне течет Великая река, которая затем поворачивает на закат солнца и дальше впадает в Ледовитое море. Русские эту реку зовут Обь. А в самой середине ямальской лесотундры растеклось священное озеро Нумто, из которого тоненьким ручейком вытекает, а затем разливается в могучую ширину величественная река Надым.
      Но не всегда у старика было хорошее настроение. С недавнего времени его стали посещать тревожные мысли. И было от чего волноваться дедушке Ёртя. Уже прошло два лета и две зимы, как перестали ездить по стойбищам царские сборщики ясака. До ненцев доходили вести, что русского царя больше нет, что царя Николу убили какие-то большевики. Кому теперь платить ясак? Большевикам? Время шло, но эти самые большевики не показывались, только слухи про них бродили по тайге…
      Справа от оленьей тропы показалось замершее озерцо. Сухие сгнившие деревья, торчали по берегам озера одинокими столбами, словно идолы бога Нума. Ёртя со страхом посмотрел на них. Старик был крещеным, но одинаково боялся и доброго Христа и строгого Нума.
      Собаки, бежавшие впереди упряжки, вдруг замерли, навострили уши, затем разразились отчаянным лаем, будто почуяли нечистую силу. Дедушка Ёртя стал колотить хореем по спинам оленей, чтобы быстрее проскочить это мрачное место. И тут старик увидел на кого лаяли собаки. На берегу озера под старой сухой лиственницей лежал занесенный снегом человек. Из сугроба виднелась его голова и плечо.
- Осподи, Сусе! - вспомнив Христа, пробормотал старик.
Ёртя, натянув вожжи, остановил оленей, осторожно слез с нарт. Олени шумно дышали, пар клубился из ноздрей. Собаки, увидев, что хозяин идет к ним, радостно завиляли хвостами. Но оглядываясь на сугроб с человеческой головой, глухо рычали.
      Взявшись за нож, висевший на поясе, старик, мягко ступая кисами по снегу, приблизился к человеку под лиственницей. Из сугроба виднелась мужская голова в необычной суконной шапке с козырьком и ушами. Ресницы, усы, борода — все было во льду. По виду это был русский.
- Эй! Живой? Мертвый? - Ёртя рукавицей потрогал плечо человека.
Человек не подавал признаков жизни. «Ой, как нехорошо! Шибко нехорошо! Замерз человек!» - со страхом подумал старик. Он много видел смертей за свой век, но всякий раз испытывал страх, когда тайга вот так просто забирала человеческую жизнь. Откуда взялся в тайге русский человек? Куда направлялся?
      Тут дедушка Ёртя заметил, что сухие деревья-идолы чем-то посечены, будто изранены огромными когтями. Словно здесь на замерзшем озере произошла битва богов и демонов. Злые духи повержены, лежат теперь на льду, заметенные снегом, а израненные боги, превратившись в деревья, сурово стоят и переводят дух после тяжелого сражения.
      Дедушка Ёртя оглянулся. На льду озера, в самом деле, виднеются сугробы, похожие на занесенные  снегом могилки. Ёртя удивился. Пурга не оставляет снежные намёты на открытых местах — продувает насквозь.
      Старику вдруг показалось, что из сугроба на льду озера выставляется человеческая рука. Низко висящее солнце светило прямо в глаза, не давало разглядеть как следует. Чтобы лучше видеть, Ёртя скинул с головы капюшон малицы и сощурил без того раскосые глаза. Ему не показалось — из снега виднелась рука человека.
      Дедушка Ёртя опасливо подошел к сугробу, рукавицами разгреб снег. Под снегом лежал мертвец в остяцкой малице. По лицу и светло-русой бороде можно было определить, что он тоже был русским. Его голова была свернута набок, словно он перед смертью хотел почесать бородой плечо. Синие пальцы мертвеца сжимали приклад винтовки. В его голове зияла аккуратная черная дырка от пули.
      Старику стало не по себе. Он попятился и запнулся о другой снежный холмик. Еще один мертвец! Ёртя понял, что это не сугробы, а заметенные снегом мертвецы. Старик бросился бежать к своим нартам, путаясь в широких полах малицы.
      Собаки по-прежнему скалили зубы, глухо рыча на озеро. Старику до упряжки оставалось несколько шагов, когда прямо перед ним шевельнулся сугроб и из-под снега раздался громкий стон. Собаки отпрыгнули и снова разразились неистовым лаем. 
      Дедушке Ёртя хотелось броситься в нарты и пустить оленей вскачь, чтобы как можно скорее покинуть озеро с мертвецами. Но под снегом стонал живой человек и по древнему закону тайги его нельзя оставлять умирать.
      Старик подошел и стал осторожно разгребать сугроб. Из-под снега показался воротник тулупа, затем Ёртя нащупал голову в шапке, очистил ее снега. Человек лежал на животе, поджав под себя руки. Дедушка Ёртя с трудом перевернул его на спину.  Он увидел белое бескровное лицо с льдинками в бороде, торчащие из под шапки смерзшиеся темные волосы. Этот тоже был русским. Тулуп на его груди задеревенел пятном бурого цвета.  Похоже у него была прострелена грудь. Что здесь  случилось? Почему русские постреляли друг друга?
      Дедушка Ёртя осторожно расстегнул верхнюю пуговицу тулупа и приложился ухом к груди русского. Сердце чуть слышно билось. «Слава, Осподи! Живой! Шибко хорошо!» - обрадованно подумал старик. Но потом спохватился — придется везти этого русского к себе в стойбище. Нельзя ехать с ним к Хадко. Что это будет за сватовство! Старый Хадко, пожалуй, не поймет и рассердится, если Ёртя приедет свататься вместе с полумертвым русским. А если бросить русского и ехать своим путем? Все-таки двадцать оленей, это уже богатство! Старику не хотелось расставаться с мыслями о таком хорошем калыме.
      Дедушка Ёртя присел на корточки, размышляя. Его длинные седые волосы вылезли из под капюшона малицы, спустились на лицо.
      Заиндевелые ресницы русского дрогнули, распухшие обмороженные губы что-то прошептали. Он снова застонал.
      Нельзя русского бросать, подумал Ёртя. Нельзя нарушать древний закон тайги, а то духи разгневаются и будут насылать беды на семейство старика. Не будет потом удачи в охоте, не будет ловиться рыба, будут болеть олени... Придется немного обождать с замужеством Хаднэ. Дедушка Ёртя вздохнул, вспомнив о калыме за дочку...
      Он подвел упряжку поближе и стал затаскивать русского на нарты. Одна из собак не унималась, продолжала лаять. Старик прикрикнул на нее. Собака, не обращая внимания на окрик хозяина, подбежала к тому месту, где лежал русский и начала лапами разрывать снег. Из под собачьих лап показалась рука, плечо. Еще один русский. Он тоже был жив...
      Дедушка Ёртя с трудом уложил обоих раненых русских на нарты. Крикнул на оленей, взмахнул хореем и пустился в обратный путь к своему стойбищу.  Собаки опять весело побежали впереди.
      Старик гнал оленей, изредка оборачиваясь на раненых. Оба были без сознания. Второй русский был совсем молодым. Ёртя увидел, хоть и обмороженные, но круглые и гладкие щеки; светлые кудрявые волосы. Наверно, ему идет двадцать вторая или двадцать третья зима, подумал Ёртя. На этом русском был добротный полушубок, перетянутый кожаными ремнями, синие штаны и сапоги из черной хорошей кожи. Штаны русского были в крови — видимо прострелены ноги. Шапки на нем не было и дедушка Ёртя накрыл его оленьей шкурой, чтобы не застудилась голова.
      Солнце село. Небо над тундрой расплескалось яркими багряными красками. Скоро наступит долгая полярная ночь. Казалось, что низкорослые худенькие деревца потянулись к небу, чтобы напоследок еще разок увидеть солнечный свет.
      Дедушка Ёртя помахивал хореем на оленей. Старый бык-коренник, издавая хриплые звуки вожака, сильно тянул упряжку. Олени, задрав рогатые головы, повинуясь вожаку и окрикам каюра, быстро бежали вперед. Снег летел из под копыт.
      Ёртя, собрав на лице все свои морщины, думал. Зачем русские на озере убивали друг друга? Что же там произошло? 
      Раньше, когда дедушке Ёртя приходилось бывать в Обдорске* на ярмарках, он видел, как русские по пьяному делу бьют друг другу морды. Причем бьют так, что вылетают зубы и кровь алыми брызгами летит на снег.  Конечно, бывало, что  в пьяной драке где-нибудь в кабаке убивали русские своего же мужика до смерти. Но все это было по дурости, из-за водки… А чтобы вот так, словно на войне, устраивая побоище со стрельбой, Ёртя такого про русских не помнил. Что-то нехорошее случилось в русском государстве…
- Ай-ай-ай!  Видать совсем озверели русские без царя! Был бы жив царь Никола, никто не стал бы стрелять друг в друга… - качал головой старик.

                *   *   *

*Обдорск — так до 1933 года назывался Салехард.