Гладиатор. Гл. 1

          Гл.1.  Письмо раба.

" Андрюха Андрюха...Куда ты подался?
Зачем ты ушёл в непроглядную мглу..?"
             Анатолий Мурашкин.
            

   Был у меня приятель на Кузбассе...
    Я полагаю, при слове "Кузбасс" у читателя возникает эдакий, навязанный пропагандой, плакатный стереотип  Саши с "Уралмаша"... Так вот... И звали его иначе,  да и на Бориса Андреева этот мой знакомый нисколько не походил.
    Такой, знаете... Совсем не выдающийся в плане внешности жалюгидный тип вечного юноши-студента, которого хочется либо пожалеть, либо пнуть. Мутно-зелёные глазки за стёклышками очков...
   Но жил на Кузбассе. А теперь живёт в Ростовской области, где-то  в окрестностях Новочеркасска.
   Ну... Как живёт? Скорее существует.
   А может и не живёт уже.
    А дело было так...

   Повадился мой товарищ пописывать стишки. С раннего возраста он имел тягу к литературному труду.
   Все мы в детстве мечтаем стать космонавтами или моряками. Мой товарищ мечтал стать поэтом. Эта мечта его и сгубила в итоге.
    Писал он откровенно слабо. Не безграмотно, нет. В плане орфографии, пунктуации и прочих, чисто технических сторон литературного быта, у него был полный порядок. Души не было в его стихах. Да и рифма хромала.
   Я так ему и говорил - "Андрей, у тебя рифма какая-то убогая, недоношенная!". Друг возражал, плёл про какую-то "плавающую рифму" и ссылался на Уитмена, мол, раз ему (Уитмену) можно, то и мне, Бабарыкину, сам Бог велел использовать этот приём.
   Махнул я на это дело рукой. Пусть пишет как хочет, мне-то что с того? 
   Помимо тяги к творческим экскрементам, Андрей страдал от отсутствия общения и постоянно допекал меня то религиозными бреднями, то бредом антиклирекальным, то разного рода безумными теориями о том, что Борис Ельцин на самом деле помер, а вместо него был двойник, Путин - тоже двойник, а наш общий знакомый, известный проповедник атеизма Евгений Малинин - агент Госдепа. 
   По итогу этот философский понос меня порядком утомил и я, грешным делом, послал литератора Бабарыкина ко всем чертям.
   Вначале - кулюторно. Не дошло... Пришлось послать некультурно, но и тут чуда не случилось. Андрей долго пытался спровоцировать меня на общение, но я держался стойко, не реагировал и через некоторое время Бабарыкин, наконец, испарился.
   Как позже выяснилось - исчез Андрей не только из моей жизни.
   С той поры прошло года три. Я уже прочно забыл его имя. Но... 
   Однажды получил письмо по электронной почте.   

   "Любый Нэсторэ!
Пробач, що звэртаюся до тэбэ,
бо нэмаэ до кого бильшэ!
  Нэсторэ! Я вскочив в вэлыку халэпу... Втик з рабству! Зараз у Москви. Намагаюся дистатыся будынку. Сяк-так нашкриб грошэнят на интернет-кафе й пышу тоби в надии на тэ, що ты отриымаешь цього лыста та видгукнэшься!
   Нэ видповидай мэни, бо грошей я бильш нэ маю!
   Чекатыму на тэбэ биля фонтану на Ярославському вокзали з сьомой до восьмой годыны ввечэри.
   Рятуй, братэ! Памъятатыму  до вику!
   Андрий.*

   Вечером я уже был на вокзале. 
   Андрей действительно ждал меня у фонтана, но узнал я его с большим трудом.
   На лавочке сидел совершенно опустившийся тип в грязных спортивных штанах, майке не по размеру и шлёпках на босу ногу. Один шлёпок был чёрный, другой розовый. На голове у Бабарыкина красовалась соломенная панама аля-Геккельбери Финн, а на носу - солнцезащитные очки с треснувшими стёклами. 
   Андрей морщил лоб и что-то старательно, по-детски высунув кончик языка, писал на обрывке бумажки огрызком карандаша. Закончив с каракулями, писатель вытащил откуда-то из-за спины холщёвый мешок и, воровато осмотревшись, сунул туда свою писанину.
   Я с интересом наблюдал за товарищем. Тот снова осмотрелся. Меня он так и не узнал. Пришлось помахать ему рукой.
   Андрей резко метнулся в мою сторону, с неожиданной для этого ушлёпка прытью. Очки слетели с его носа, явив моему взору здоровенный синяк, принялся обниматься и лопотать с сильным украинским акцентом:
   - Нэстор! Це ти? Я знав, що ти прыйдэж!
   - Привет! Что случилось?
   - Та шо... Я ж пыйсав тоби!
   Андрей спохватился, подобрал очки и водрузил их обратно на сломанный нос.
   - Да выкинь ты их! На вот - мои возьми, если хочешь. Выкинь это уёбище поломанное! 
   - Ни! Це не можно! Це моя рэгалия. И капелюх вот - це теж рэгалия.
   - Какая рыгалия?
   - Ну, евто... Нагорода.
   - За что?
   - За перемоги!
   - Какие победы?
   - Якы? Та в битви поэтив! Синяк бачишь? Теж там заработав.
   - И тапочки тоже там?
   - Якы тапочки?

   - Я ткнул пальцем в сторону его разноцветных щлёпок.

   - А... Капци... Ни. Йых я тут знайшов, у Москве. Там ми ходили босими. Капци не можно там носити. Тилько босими.

   - Ты на Украине что-ли жил?

   - Шо? Ни! Пид Новочеркасским. Я там...

   - Ладно, по ходу расскажешь. Пойдём, тачку возьмём и ко мне поедем. Поешь, помоешься, оденешься по-людски и расскажешь.

   - Навищо тачку? Я на метро можу!

   - Можу, ***жу... На метро ты в своей шляпе и капцах доедешь до первого мента.

   Андрей не стал возражать и пошёл к стоянке такси, но вдруг вспомнил про мешок и метнулся к лавке.

   - Ось! Торбу забув!

   - Да выбрось ты этот мешок! Что у тебя там? Банки?

   - Навищо банки? Там вирши!

   - Что?

   - Вирши и оливец!

   - Не парься, оливок в магазине купим.

   - Та не оливки, а оливец! Карандаш по-вашему.

   - Карандаш - тоже регалия, добытая в бою?

   - Шо? А! Ни. Це не рэгалия, це трофэй.

   - Ну ладно. Трофей это святое. Пойдём уже.

   Какой-то бомж выудил из потрёпанного баула китайскую стереосистему и из хриплых динамиков птичьей стаей полетела песня.
   Бродяги, похожие на актёров из массовки сериала "The Walking Dead", покинули насиженные места и пустились в пляс.

   "Я ем на помойках я пью из луж.
   Дождь меня мочит, дождь мне как душ.
И солнце...
   Едут машины и давят меня.
   Но вместо асфальта мне снится земля
И солнце...
   Я хлебные крошки ищу на земле
   Ты пинаешь меня, но и тоскуешь по мне
Тоже ты...
   Я грязен, я болен, моя шея тонка
   Свернуть эту шею не дрогнет рука
У тебя...
   Я самый плохой, я хуже тебя
   Я самый ненужный, я гадость, я дрянь
И-и... Я - серый голубь.
Я серый голубь.
   Я самый плохой, я хуже тебя
   Я самый ненужный, я гадость, я дрянь
Зато я умею летать!**

   Андрей с явным сожалением покидал стихийную дискотеку.
   - Нэсторэ! Дывысь як гарно танцюють ти босяки!
   - Босяки? Ты себя видел?
   - Шо?
   Дойдя до стоянки я попросил Андрея постоять в сторонке и сначала договорился с водилой.

   Когда таксист увидел моего спутника, то сначала включил заднюю.

   - Бомжей не вожу!

   - Да успокойся, не бомж это. Родственник мой. С Украины.

   - Так, я родич!

   Поддержал Андрей.

   - Тильки не з Украины. З Кэмэрава я.

   Успокоившийся было таксист, посмотрел на меня подозрительно.

   - Успокойся шеф. Это пропаганда. Запугали людей. 

   - Ясно.

   Таксист успокоился. Мы сели в машину. Водила включил музыку и матерно выругался.

   - До чего довели народ, ....расы! 

Иш как обнищали... Хуже наших бомжей одеты... А это что у него? Мешок?
   - Ага! 
   Я вынужденно включился в беседу.
   - Это у них вместо чемоданов теперь.
   - ...здец хохлы дошли.
   - Не говори, командир... Дальше некуда!

               Продолжение следует.
   
   * Перевод.
   Дорогой Нестор!
   Извини, что я к тебе обращаюсь. Больше не к кому.
   Нестор! Я попал в беду ... Бежал из рабства! Сейчас в Москве. Пытаюсь добраться до дома.
   Кое-как наскрёб денег на интернет-кафе и пишу в надежде на то, что ты прочтёшь это письмо и откликнешься!
   Не пиши в ответ потому, что денег у меня больше нет.
   Жду тебя у фонтана на Ярославском вокзале с семи до восьми вечера.
   Выручай, брат!  Век не забуду!
   Андрей.

** Пётр Мамонов "Серый голубь".

    Примечание автора:
   Здесь и далее - перевод Наталии Малютиной.
    Украинская речь дана в русской транскрипции для облегчения чтения русскоязычным читателям.