Подонки Ромула. Роман. Книга третья. Глава 64

                ГЛАВА LXIV.

      Одевшись второпях, спрятала кошель с золотом и серебром под тунику, накинула невесомый ярко-синий плащ с капюшоном, а когда подошла к зеркалу глаза ее сияли радостным нетерпением - тоски, как не бывало! Заперла хорошенько дверь и кинулась на Священную дорогу - драгоценности покупать!
      А там!.. Чего только не было! Кольца всевозможные, серьги, ожерелья, сеточки золотые для волос!.. Даже короны! А от лучистых камней разноцветных можно было ослепнуть. Но Магия, если и задерживалась у сверкающих витрин, то лишь на минутку. Ноги сами несли в «Грот жемчужин», на который она столько раз любовалась издали, а подойти не решалась. Да и кто впустил бы ее с потертыми ассами в волшебную эту лавку, где над входом так прямо и написано большими буквами:

         «ОСЧАСТЛИВИТЬ  ВАС  ЮКУНД  МОЖЕТ   В  НЕСКОЛЬКО  СЕКУНД»

   Ясно, что только за большие деньги. Но уж, наверняка! Городские эдилы неусыпно за торговлей следят. Сколько раз, прямо у нее на глазах вывески обманщиков всяких срывали! А эта на Священной дороге, с тех пор как она себя помнит! Значит - никакого обмана!
    Вытащила кошель из-под туники, чтобы сразу видно было - не с пустыми руками пришла, откинула капюшон на плечи и, чуть пригладив волосы, вступила в «Грот»…
    Но тут же застыла, в растерянности, наткнувшись на пристальный взгляд худощавого, очень строгого, желтолицего иудея в тоге с узкой пурпурной каймой, который, глядя на нее в молчаливой задумчивости, почесывал седую свою бороду, иссохшей, морщинистой рукой, поблескивавшей массивным золотым перстнем.
    «Не отпущенник какой-то… Всадник римский!»  с замиранием сердца думала Магия, не зная, что и сказать…
    «Вот она какая, блудница рыжая, которую весь Рим ищет. Да не вигилы какие-то! Сам Цильний Меценат, Аттик, друг мой любезный… И даже Ливия Друзилла!.. А она, как ни в чем не бывало, по Священной дороге разгуливает? Ничего, видать, не страшится!.. И денег - полный кошель! Еще бы, самого Марка Агриппы наложница тайная! Может себе позволить!  - определил ювелир, от которого в этом Городе мало что могло укрыться, ибо знание - сила! И если его можно купить - никаких денег не жалко. Так что, приметы ее, он еще с раннего утра знал. И все совпадали! Для верности, еще раз оглядел ее, с головы до обуви, из-под приспущенных век. И даже слегка засопел. - Не зря Тит обеспокоился - с дочкой невзрачной его не сравнить!.. Есть чем залюбоваться!..»
    Но тут же опомнился, прибегнув к спасительной премудрости Соломона:
    «Что золотое кольцо в носу свиньи, то женщина красивая и безрассудная. Не пожелай красоты ее в сердце твоем, да не уловлен будешь очами твоими и, да не увлечет она тебя ресницами! Из-за жены блудной обнищевают до куска хлеба. Глубокая пропасть - уста блудниц: на кого прогневается Господь, тот и падет!»
    И, прикрыв глаза, зашептал беззвучно, чуть раскачиваясь всем телом взад-вперед.
    « С бесстыдным лицом и коварным сердцем, шумливая и необузданная! Ноги ее не живут в доме ее: то на улице, то на площади - у каждого угла строит  она ковы. Как томимый жаждой путник открывает уста и пьет всякую близкую воду, так и она, сядет напротив всякого шатра и пред любой стрелой откроет колчан свой. Да не уклонится сердце твое на пути ее, не блуждай по стезям ее, ибо многих повергла она ранеными; дом ее - путь в преисподнюю, нисходящий во внутренние жилища смерти».
     Удалось ли ему отвести от себя наваждение с помощью горячей такой мольбы? Чужая душа - потемки. Но на Магию это подействовало очень благотворно. То, что грозный старик не гонит ее из лавки и не бросается товар свой угодливо предлагать, а молится, тихо и скромно, неведомым своим богам, как и положено в преклонные его годы, помогло справиться с охватившей ее, поначалу, робостью, не дававшей, несмотря на полный кошель и шагу ступить. Ведь жемчуг с золотом и алмазами - не стулья подержанные. Даже не постельное белье! Никаких украшений, кроме туфелек, навеки утерянных, она сроду себе не покупала. О ценах знала лишь понаслышке, из разговоров подружек по ремеслу, а о том, как отличить настоящую драгоценность от подделки, понятия не имела. И вот теперь, предстояло усвоить все это мгновенно и безошибочно - на лету!
      Глянула украдкой на все еще молящегося иудея и осторожно шагнула к сверкающим, застекленным витринам, чтобы хоть оглядеться, сердцебиение это оглушительное и дрожь в коленках унять…
      Уловив ее движение чутким не по годам ухом, молящийся приоткрыл правый глаз… Но Господь в неизреченных помыслах своих, устремленных на сугубое испытание праведников, так незаслуженно щедр, порой, к блудницам!..   Особенно если наблюдать их сзади, даже сквозь, носимые ими для пущего соблазна, тонкие шелковые плащи… Сверкнув неистовым пламенем, левый глаз ювелира, уже помимо его воли, округлился, впиваясь, как бы невидимым острым когтем в нежные изгибы ее и выпуклости, словно в цветущий оазис, представший взору того самого, гибнущего от жажды путника в безводной пустыне Син1.
     А блудница еще и клонилась грудью к витрине, изгибаясь заманчиво, выставляя округлости свои умопомрачительные, прямо в его сторону. Стоило лишь шаг сделать, чтобы всеми податливыми ее прелестями овладеть, ощутить под рукой твердеющие ее соски и лоно увлажнившееся, вдохнуть, пьянящий аромат, дыханьем прерывистым и стонами ее насладиться!..
    Но не зря тысячи солнечных утренних часов в далекой палестинской его юности, вложенной безраздельно в огранку чужих камней, тянулись уныло и медленно, как вечность. Прибыли особой не принесли, но потрачены были не впустую. Терпению, перемалывающему постепенно любые шероховатости жизни, научился. Языческий же дерзкий нахрап за скоротечность его и неосновательность лишь презирал. Недаром все детские годы премудрости Соломона осваивал.
      «Путь праведный - уклонение от зла: бережет душу тот, кто хранит путь свой!.. - сделав над собой усилие, отвел взгляд от соблазна. И тут же иные премудрости вспомнил. - А, с другой стороны…  Погибели предшествует гордость, а падению - надменность. За смирением же следует страх Господень, богатство, слава и жизнь. Сердце мудрого и язык его делает   мудрым. Ибо приятная речь - мед сотовый. Сладка для души, для костей целебна. Есть золото и жемчуга много, но драгоценней - уста разумные. От плода уст человека наполняется чрево его. Кто хочет иметь друзей,  и сам должен быть дружелюбным. Тем более, когда на страсти замешано! Разве не ясно? Блудница сея Аттику с Меценатом не по зубам. Не она ли вчера Александра цветочника навещала? Нынче же грека того и след простыл. А лавка конфискована. С Агриппой шутки плохи! А Ливия?.. А луна в небе?.. Разве бедный еврей способен мысли великой владычицы такой читать?.. Которой еще годы и годы понадобятся, чтобы мужа против лучшего его друга и надежнейшего защитника настропалить! Так что… И от блудницы этой может быть интерес. А сдать ее, кому следует, никогда не поздно». 
    Магия обернулась. Мучительное сомнение отражалось в ее глазах. Хотела о
чем-то спросить, но вопрос застыл на губах - слишком уж неприступным казался высокий, хмурый этот старик. А он вдруг пригладил взъерошенную бороду, улыбнулся золотыми зубами и, распахнув сухощавые объятия, сам двинулся навстречу:
      - Как привлекательна ты госпожа, миловидностью своей!
      От неожиданности она даже попятилась, с раскрытым в изумлении ртом. Но Юкунд, словно, не замечая ее смущения, продолжал, радостно обозревая ее  с ног до головы:
     - Прекрасны ноги твои в сандалиях! А округление бедер твоих, как ожерелье -  творение искусного художника! Живот твой - круглая чаша, в которой не  истощается ароматное вино!
     - Я вина не пью!- испуганно встрепенулась Магия, вскидывая ладошки, чтобы защитить себя от подобных подозрений.
     Но песнь Юкунда это не остановило.
     - Груди твои, как два козленка, двойни серны, а шея - столп из слоновой кости!.. Глаза - озера Есевонские, что у ворот Батраббима!..
     Не сводя глаз, он уже обходил ее по кругу, причмокивая восторженно языком. А она, покраснев до корней волос, готова была сквозь землю провалиться. Или просто лечь, и задрав тунику, дать ему прямо на полу, как он захочет. Безвозмездно. Только бы умолк, не смущал неслыханными такими похвалами. А ювелир обошел ее, заглянул в глаза и восхищенно всплеснул руками:
      - А нос твой  - башня Ливанская, обращенная к Дамаску!
      - Такой большой! - тут уж она испугалась по-настоящему.
      - Нет! Столь же прямой и прекрасный! - поспешил утешить ее Юкунд. И сам умилился. - А голова - как Кармил! И волосы на голове твоей, как драгоценный пурпур!
       - А что такое Кармил? - решилась, все же, уточнить.
      - Гора высочайшая, покрытая лесами кедровыми. С вершины которой, весь Иерусалим - как на ладони! А как эта местность благодатна, госпожа, как густо населена!..  Сорок тысяч воинов может выставить в войско!
      - В конницу или в легионы? - простодушно поинтересовалась Магия, чтобы уточнить материальное положение кармильских этих новобранцев.
     - В воинство храбрых и праведных мужей иудейских! - строго и назидательно поведал ювелир.
     - Но причем же тут моя голова? - искренне удивилась Магия.
     - Она как гора эта прекрасна! - вдохновенно пояснил Юкунд. И вдруг перестал улыбаться, вздохнул озабоченно. - Вот только…  Красота как всякий небесный дар, в достойной оправе нуждается! -  и снова мечтательно заулыбался. - И возвысишься ты… Как кедр на Ливане! Как кипарис на горах Емонских!.. Как пальма Енгадди! Цари увлекались бы кудрями твоими! Но!.. - казалось, он просто в ужас пришел. На тебе ведь ни единого украшения нет!
     - Нет. - печально согласилась Магия и протяжно вздохнув, развела руками. - Вот, я и хочу купить. Только… - глянула в глаза Юкунда и призналась. - Ничего в этом не понимаю. Все нравится! А что мне подойдет? И сколько это стоит… Нигде не написано.
      «Что ж… - почесал бороду иудей. - Многие погрешали ради маловажных вещей. Как среди скреплений камней вбивается гвоздь, так и грех вторгается посреди купли-продажи. Но, кто не удерживается твердо в страхе Господнем - разорится дом его. Пару тысяч сестерциев - туда-сюда - на общий баланс влияния не играет. Но если Випсаний Агриппа о бескорыстии моем дознается!.. Не думай, сколько теряешь, думай сколько можешь приобрести! Ведь поначалу, только из-за дешевизны и мнимой уступчивости моей Марк Красс Богатый доверием меня удостоил. А, вслед за ним, и Гай Юлий! Не зря закон и пророки советуют: «Сядешь вкушать пищу с властелином, наблюдай, что перед тобой и поставь преграду в гортани твоей, если ты алчен. Не прельщайся лакомыми яствами его, ибо то - пища обманчивая." А там… Будем посмотреть!»
       Столь напряженная работа мысли никак на лице ювелира не отразилась. Разве что, украшавшая его, бурная растительность сделалась всклокоченной, Но, приняв решение блудницу не грабить, напротив, - споспешествовать всячески ее приобретениям, бороду пригладил и смиренно потупился:
       - Я лишнего у людей не запрашиваю. А ради красавицы такой, могу и прибылью поступиться. Шейку твою лебяжью грех ожерельем не обвить! И ткнул пальцем в витрину. - Вот, к примеру… Голубые и розовые жемчужины попеременно, а каждая седьмая - черная, от дурного глаза. Застежка платиновая. Сделано в Индии. Чудо!
      - Сколько же оно стоит? - пролепетала Магия, не сводя с этого чуда сияющих, широко распахнутых глаз.
      - Всего… Три с половиной тысячи сестерциев! - с трудом выдавил из себя ювелир. И чуть не поперхнулся собственным бескорыстием.
      - Три с половиной?!. - испуганно обернулась к нему блудница.
      - Это что!.. - снисходительно улыбнулся ювелир. - Некий покупатель, только за одну розовую жемчужину, правда, размером побольше… Шесть миллионов сестерциев, почти не торгуясь, выложил!..
     - Шесть?!. Миллионов?!!.. - глаза ее округлились от ужаса. - Да где же такие деньжищи сыскать?!
      Юкунд отвел взгляд в сторону:
     «Знала бы ты где!.. И с каким риском смертельным!.. Да чьими руками! Как же опасно он ее тогда подбрасывал, взвешивая в ладони!.. Чуть сердце от страха не лопнуло, что выронит ее невзначай и, не дай Господи, разобьет!.. А   
тут - мелочь заурядная, хоть и без подделки… Так может, и в самом деле?.. Ведь не вложившись - не заработаешь! Скидкой в пятьсот сестерциев Агриппу не удивишь… Тут наповал бить надо! Чтобы сразу бескорыстие мое почувствовал!»
      Мысль эта пронзила его так стремительно, что он и бороду почесать не успел. Только пригладил тщательно, а другой рукой, ласково, по-отечески, коснулся ее плеча:
      - Три  с половиной - это для всех прочих модниц. А тебе красавица… - на мгновение напрягся всем телом и, словно головой в омут нырнул. - За тысячу уступаю!.. - шагнул решительно за витрину, выдвинул поддон, ухватил ожерелье двумя пальцами и, чуть раскачивая его в воздухе, протянул блуднице. - Бесплатно, можно сказать!..
      «Ничего себе бесплатно! Да я целый ткацкий станок за сто сестерциев сторговала! – подумала Магия, но представив, что всего за десять золотых кружочков, которые и девать-то некуда, на шее ее такое сокровище окажется, да еще от порчи оберегать будет, потянулась к ожерелью и пересохшими вдруг, губами  шепнула:
      - Беру!
      Сунула руку в кошель, зачерпнула пригоршню монет и распахнув ладошку, принялась торопливо отсчитывать ауреи. Но их только восемь оказалось  - среди золота три серебряных  «ромула» затесалось. Чтобы поскорей завладеть этой красотой невиданной, не теряя времени, высыпала все монеты из мешочка прямо на драгоценную стеклянную витрину, выхватила еще два золотых кружка и протянула полную ладошку монет ювелиру:
    - Ровно тысяча!
    Юкунд был сражен. Нет, не количеством монет. Четыре, с небольшим, тысячи сестерциев, как он мгновенно определил - не такая уж сумма для главнокомандующего всеми войсками Рима. Но, как она с ними обращалась!.. Сгребала с витрины в кошель как… Скорлупу яичную. А это же - золото! Деньги!!! Даже обидно за них стало…
     «Легко достались! Ножки пошире раздвинула, прижалась понежней, попой под ним крутнула… Вот, с утреца, и сыпнул ей в кошель, не глядя. На мелкие причуды. А где же еще девчонке деньги такие взять, как не у покровителя, от ласки ее ополоумевшего? Другого кого, она бы уже до костей высосала! Да и у кого теперь столько ауреев несчитанных под рукой, если не у Аттика, не у Мецената, на Главке своем помешавшегося, не у Октавиана, в Риме отсутствующего, не у Ливии его благоверной и не у меня? Только у Марка Агриппы!
       А Магия, завладев ожерельем и позабыв кошель полный золота на витрине, срывая на ходу плащ и отбрасывая его, впопыхах, в хозяйское кресло метнулась к зеркалу, выпрямилась перед ним…
       Так, что старый ювелир узрел, наконец, во всей красе, и бедра ее и будоражащие эти, нежные округлости, к которым он, вопреки всем предостережениям царя Соломона, так бы сейчас, пав на колени, и приник, если бы не грозный Випсаний Агриппа!..
      А высокая ее, часто вздымавшаяся грудь, под тонкой розовой тканью, плотно облегающей туники, с лиловым пояском, подвязанным так высоко, что он и заострившиеся  соски ее видел!..
     «Воззри, Господи! - беззвучно взмолился ювелир, опаленный жгучим  этим соблазном. - Ибо тесно мне, волнуется во мне внутренность, сердце мое перевернулось!.. Спаси раба твоего, укрепи его в воздержании, утверди в Страхе Твоем и помилуй! Ибо тяжки испытания ниспосланные Твои и сердце мое изнемогает!..»
      От волнения, она не могла отдышаться и сдержать себя тоже не могла - вскинула плавно руки, поднося ожерелье к глазам, всматриваясь в голубовато-розовые его переливы. Нагнув головку, защелкнула его дрожащими пальчиками на затылке… Да так, перед отражением своим и застыла - даже руки опустить позабыв.
      «Куй железо, пока горячо! - сказал себе Юкунд, милостью Божьей совладавший-таки с порывами плоти, и оценивая чудное видение в зеркале  уже не столько эстетически, как по-деловому. - Чем больше побрякушек на себя нацепит, тем лучше дела мои пойдут. Мне ли блудниц не знать? Так к нему и заявится, чтобы в золоте и жемчугах перед ним повертеться, пока не раздел… Заодно и самолюбию его польстить - вот, мол как осчастливил - горю, просто истекаю любовью! Но денег-то не осталось…Чему же ей завтра радоваться, если не наполнит он вновь, не столько лоно ее, сколько кошель, прорву эту бездонную. И это лишь начало. Ни ему, ни сундуку его фамильному покоя теперь не видать! Ту же Сервилию вспомнить… С колечка сапфирового началось, а чем обернулось? Не то, что расплачиваться, в витрины заглядывать разучилась! Сам стал сюда ходить, чтобы не деньгами, но дарами изысканными, вкусом своим утонченным восторги ее возбуждать. Широтой души небывалой? А, по сути, властью безграничной над телом ее упиваться…»
    Стоя перед зеркалом, Магия никак опомниться, не могла, И ювелир решил
не терять время попусту. Окинув взглядом свою сокровищницу, выбрал, хоть и поспешно, но очень обдуманно и подступил к ней с новыми приманками.
    - Примерь, красавица! Голубое и розовое к тунике твоей идет, А это...
Редкость исключительная! Жемчуг  изумрудный - под цвет твоих глаз! И браслеты на запястья твои благоуханные! Старинной этрусской работы с яркими, чистейшей воды, камнями! Парные. От всех напастей защита! И тоже… Под цвет глаз. А еще… Перстни для пальчиков твоих тонких! Сапфир в обрамлении алмазном, рубины - пурпурный и розовый, большой изумруд… Да какой огранки, взгляни! А это - селенит, камень Дианы, мягкий и теплый! Ты прикоснись! Чувствуешь? Так он и зимой тепло сохраняет. Хозяйку свою красивой и нежной делает. От женских недугов избавит, взбодрит, дурные мысли прогонит и навредить ей не даст! А греки…- он понизил голос таинственно. - Еще в незапамятные времена, с помощью его, девственность возвращали! - помолчал, любуясь произведенным впечатлением, и деловито добавил. - Оправы: золото и платина. Выбор - за тобой! Но я бы, на твоем месте, ни от чего не отказывался!
      Сопротивляться его напору Магия уже не могла -  глаза от восторга закатывались. Только пожаловалась робко:
      - У меня денег не хватит!..
      - Еще и останутся. - утешил ее Юкунд. - Я лишнего не возьму! Как дочери своей уступаю…
      Магия взялась нерешительно за массивный браслет-змейку с тончайшей - от пасти до хвоста гравировкой, как бы чешуей. Не только в глазах змейки, но и по всему телу ее рассыпаны были изумруды. Надела браслет на руку и грустно усмехнулась, скромную свою гадючку вспомнив, о потере которой в «Хиосском из Ареуции» горько так сокрушалась… А ювелир, сунув ей и второй браслет, да еще кольца, не спрашивая согласия, уже подвешивал к ушкам ее, действительно роскошные серьги с крупными каплевидными жемчужинами, изумрудного отлива, в серебряной оправе, цокая восторженно языком. А про себя размышлял:
     «Всякий - друг человеку, делающему подарки. Подарок тайный гасит гнев, а дар в пазуху - и сильную ярость. Человека доброхотного дающего, любит Бог, и недостаток в делах его восполнит».
     Развернув блудницу к себе лицом, отступил  шага на два, разглядывая ее как собственное творение. Но что-то его смущало. Даже поморщился слегка. И Магия, ловившая каждое его движения, встревожилась:
     - Не подходит?
     Ювелир почесал бороду с некоторым разочарованием:
     - Все подходит, красавица! Прекрасны ланиты твои под подвесками и
шейка твоя в ожерелье! Вот только оправа… И жемчуг, и работа чудесные, но… Не красит волосы твои огненные серебро! Придется исправить!- кинулся к ней и, снимая серьги, вновь воодушевился. - Золотые подвески сделаем тебе с алмазными  блестками. А жемчуг тот же останется. Без них, тебя уже и не мыслю. В нундины будущие за ними придешь!..
      Покосился тревожно на входную дверь, на оставшийся без присмотра, кошель с деньгами и, взяв ее за руку, подвел к витрине. Магия поняла это как знак того, что пора расплачиваться. Спросила упавшим голосом:
    - И сколько я должна?
    - За подвески? Не знаю, во что работа встанет, но… Жемчужины крупные. Цвет редкостный, каплевидность, - он на мгновение задумался, но тут же взял себя в руки. И объявил, ушам своим не веря. - Тысячи в полторы это тебе обойдется. Я их пока не беру. Заплатишь, когда будет готово. А перстни и браслеты?.. - тут он задумался поглубже, даже вздохнул, но второй вздох подавил в себе решительно.  -  Две с половиной тысячи сестерциев за все! Пятьсот у тебя еще останется, как я и обещал.
     Магия кивнула как завороженная. Отложив змеек и кольца в сторонку, снова высыпала достояние свое на витрину и принялась аккуратно передвигать золотые кружечки пальчиком поближе к ювелиру. А тот, пока она считала, вдруг расфилософствовался вслух, печально покачивая головой, не забывая при этом, каждую монетку пристальным взглядом сопроводить, чтобы медь золоченая никак среди них не просочилась.
     - Коротка и прискорбна жизнь, и нет человеку спасения от смерти. Случайно мы рождены, а будем, как не бывшие; дыхание в ноздрях наших - дым, а слово - искра в движении сердце. Угаснет тело - обратится в прах, и дух рассеется в воздух. Имена наши забудутся, никто не вспомнит о делах наших; и жизнь пройдет, как след облака; растает как туман, разогнанный лучами солнца. Ведь жизнь наша - прохождение тени. И нет возврата от смерти! Ибо положена печать, и никто не возвращается…
     Отсчитав двадцать пять тонких кружочков с профилем Весты, глубоко опечаленной, схожими, скорее всего, примордиальными2 соображениями, весьма далекими от забубенной  повседневности римских путан, все еще не веря своему счастью, Магия покосилась на ювелира опасливо:
      - Две с половиной тысячи, как ты сказал. Пересчитывать будешь?
      - Зачем, красавица? Я тебе верю! - расплылся в золотой улыбке Юкунд, одним неуловимым движением сгребая монеты с витрины, ссыпая их в ящик, запирая его на ключ и пряча ключ  в складках своей тоги.
     Только после этого подвинул к ней браслеты и кольца:
     - Носи на здоровье!
     Первым делом браслеты надела и глядя в смарагдовые глаза змеек, так красиво обвивших ее запястья, чуть не расплакалась. С кольцами было сложней. Хотелось все сразу надеть. Но… На который палец - какое? Ясно, что розовый и пурпурный рубины - на разные руки. А остальные? Как-то они должны  между собой сочетаться, но как? Этого она пока понять не могла. А ювелир, стараясь не думать о понесенных убытках, тоже расчувствовался в предвидении светлого будущего под могучим крылом Випсания Агриппы.
     - Так будем же наслаждаться благами настоящего, и спешить пользоваться миром, как юностью своей. Преисполнимся дорогим вином и благовониями, да не пройдет мимо нас весенний цвет жизни. Увенчаемся цветами роз, прежде чем они увянут! Пусть никто не лишает себя участи в наслаждении и везде оставит следы веселья своего. Ибо это удел наш и наш жребий!..
    - А зачем ты мне все это рассказываешь?  - слегка удивилась Магия и чтобы сгладить неловкость, ласково добавила. - Дедушка…
    Юкунд словно в стену невидимую уткнулся. Оскорбился смертельно. Но виду не подал. А о безднах терпения всепоглощающих, которым конца и края в нем не было, блудница и не подозревала.
    «Застонет еще под ним! Вот тогда он «дедушка» этого ей и припомнит. А пока…»
      Только добродушно улыбнулся: 
     - Чтобы ты смысл счастья узрела. Не предавайся печали душою твоей и не мучь себя мнительностью. Веселье сердца - жизнь человека. Утешай сердце свое и удали от него печаль. Ибо печаль многих убила, а пользы в ней нет. Как моль одежде и червь дереву так печаль вредит сердцу. Бдительность над богатством изнуряет тело, и забота о нем отгоняет сон. А бдительная забота и вздремнуть не дает!
    - Это я и сама почувствовала. - кивнула Магия. - Только насчет вина не согласна. - и, представив пьяную мать, тяжело вздохнула. - Ничего хорошего в нем нет.
     - Смотря, что пить! -  слегка прищурился, ласково присматриваясь к ней, иудей. - Приходи, как-нибудь под вечер. Я тебя таким идумейским, сладким да выдержанным угощу!.. На седьмом небе окажешься! - и, не удержавшись, тронул ее ладонью пониже спины, сжал слегка нежную эту плоть, от незащищенности и податливости которой по телу его словно молния пробежала.
     Но тут он ошибся. Слабина ее не в тылу, все больше по фронту располагалась. А за попу хватать каждый норовит  - что молодой, что старый. И радости от этого никакой, одно беспокойство. Отшатнулась, будто обожглась и холодно пояснила:
    - Я украшения покупать пришла, а не продаваться! И уплатила честно, как условились, - нанизала все кольца на пальчики, как попало. Сгребла оставшиеся на витрине монеты в кошель. На ходу уже, сдернула с кресла свой плащ, решительно накинула его на плечи. - А за подвесками могу и не приходить, если ко мне тут приставать будут!
   - Что ты, красавица?! Господь с тобой! - испуганно замахал руками ювелир, представив, искаженное гневом, лицо Агриппы. - Приходи непременно! В нундины, как сговорились. Богом клянусь, никто тебя не тронет. А я, грешный, волосу с головки твоей пасть не позволю! Пылинку даже, если позволишь, с плечиков нежных твоих сдую!..
    - Я подумаю. - Магия глянула строго, запахнула плащ и гордо покинула лавку.
    Юкунд хлопнул в ладоши и тут же, из заднего помещения выглянул худощавый, средних лет иудей, двоюродный его племянник - босой, в штопаной бурой хламиде.
    - Видал? - спросил ювелир по-арамейски, не оборачиваясь.
    - Еще бы!.. - ответил на том же языке племянник и, хмыкнув, зажал рот ладонью, едва сдерживая смех.
    - Весело тебе? - хмуро воззрился на него ювелир. - Ты сколько граней отшлифовал?
    - Две, дядя Ефраим… - потупившись, признался племянник.
    - С самого утра?!. - возмутился Юкунд и, подскочив к нему, ухватился морщинистой, но крепкой еще рукой, за правый его пейс. - Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, познай, как он трудолюбив! Нет у него ни начальника, ни приставника, ни повелителя!.. - при каждом слове он с силой встряхивал вихрастую голову племянника, тронутую уже сединой, пригибая ее к полу. - Но с лета заготовляет он хлеб свой, собирает во время жатвы пищу свою! Доколе же ты, ленивец, будешь спать?! Когда встанешь от сна твоего? Немного поспишь, немного подремлешь, немного, сложа руки, посидишь!.. И придет, как прохожий, бедность твоя, и нужда твоя, как разбойник!..
      О том, чтобы вырваться, племянник и не помышлял. Терпел пытку стоически, пока дядя не устал, не пристукнул костяшками пальцев по его темени, отталкивая повинную голову прочь.
     - Ладно. Сейчас за блудницей беги! И по сторонам не зевай, смотри в оба! Все выясни: с кем по дороге встретится, куда заглянет, а главное - где живет?
     - Лечу! - шмыгнул носом племянник. И выбежал из лавки…
     Вслед за ним и ювелир, оправив тогу, неторопливо вышел на улицу. Огляделся по сторонам, поморщился от невыносимого этого столпотворения, шума и гама несмолкающего. Обернулся в сторону форума, качнул головой укоризненно:
      «Надежды их суетны, труды бесплодны, дела непотребны. Жены их несмышлены, дети злы, проклят род их. Ибо надежды нечестивого исчезают как прах, уносимый ветром, как тонкий иней, разносимый бурею, как дым
рассеиваемый, и проходит, как память об однодневном госте…»
     Пробегавший мимо, дерзкий отпущенник задел его плечом и, злобно сплюнув, припустил во всю прыть, в сторону Эмилиевой базилики. Ювелир сжал губы, глядя ему вслед - как ни велико было терпение его, однако, и оно не бесконечно. Недобрый огонь, полыхнув в глазах, стал медленно разгораться:
    «Вот возьмет Он всеоружие – ревность Свою и тварь вооружит к отмщению, строгий гнев свой изострит, как меч, и мир ополчится с ним против этих безумцев. Понесутся стрелы молний из облаков, как из туго натянутого лука, полетят в цель. И как из камнеметного орудия, с яростью посыплется град, вознегодует на них вода морская и реки свирепо потопят их. Восстанет против них Дух Силы и, как вихрь, развеет их!..»