Заграница

Каждый год в июне родное государство, согласно логике своего существования, изымало малолетних чад из лона семьи и отправляло за город на свежий воздух под круглосуточный надзор детсадовских нянечек. Там за короткий период сибирского лета коллектив группы должен был окончательно сплотиться, продемонстрировать готовность двигаться дальше к взрослой жизни, чтобы однажды в далеком будущем под бравурные марши влиться в ряды строителей коммунизма. Это был последний дачный сезон, впереди нас ждала школа.

В назначенный день, пригорюнившись у окна, мы с Галей удручённо наблюдали, как наши родители, пробежав несколько метров за пропахшим «пирожками на дорогу» автобусом , помахав рукой на прощанье, отправлялись восвояси. Уже в развороте их лица светлели, ласковый ветерок сдувал с них рутину ежедневных забот. Мы вытягивали шеи, вглядываясь в удаляющиеся силуэты и, казалось, видели, как на родительских затылках расцветают улыбки.
Наступало всеми долгожданное лето...
Автобус выехал из ограды детского сада и начал набирать скорость по знакомым улочкам. Засвеченные крыши домов утопали в бело-розовых облаках яблоневого цвета, отчаянно благоухала сирень, шапки калиновых кущ щебетали птичьим базаром. Еще вчера бабушка, заглядевшись на обновленный двор, сказала: "Ну и кипень!".
Вот тебе и Раз! Наконец-то, теперь я знаю название всему, что происходит вокруг. Вот и сейчас порыв ветра затормошил цветущие кусты, их краски смешались и поднялись вскипающей пеной к вершинам крон. Едва заметное облачко жёлтой пыльцы отделилось от ближайшей черемухи и поплыло вслед за нами, укрывая все на своем пути тончайшей позолотой. "Галь, видишь,- это кипень!"- повторила я понравившееся слово.
- Тень, тень, потетень среди города кипень, - тут же сочинила стишок Галя. Хорошего настроения хватило ровно на три поворота.

 Пейзаж сменился на сельский.
Одиночество и неопределенность заставили пассажиров притихнуть. При первых всхлипываниях особо нервных членов коллектива Тамара Андреевна, перехватывая инициативу, вдруг запела: «Мы едем, едем, едем в далекие края… Ну-ка, ребята, подпевайте!»
Нянечки откликнулись на призыв вожака и подхватили удалую: «...веселые соседи, счастливые друзья. Тра-та-та! Тра-та-та!»
Мы въехали в дремучий лес. Могучие сосны побежали навстречу гостям, радостно размахивая и хлеща ветвями по окнам, заставляя нас вздрагивать всякий раз, когда зеленая растопыренная лапа оказывалась слишком близко к нашим носам. На крутых поворотах автобус сердито тормозил, вздымая за собой клубы песка, тот исподтишка заметал красноватой пылью колею. "Обратной дороги не будет!" - перекинувшись взглядами с Галей, мы поделили эту мысль на двоих.
Наконец деревья успокоились и встали в приветствии на залитой солнцем поляне.
– Дети, не забываем сачки и панамки, выходим из автобуса.
Яркий свет и густой разогретый воздух при первом же вздохе вскружили нам головы. Мы сбились в настороженную стайку, впитывая в себя всё видимое и слышимое. Земля задышала под ногами. Я сделала первый шаг и почувствовала, как башмак, проваливаясь в хвойную подстилку, встретил лёгкое сопротивление до щелчка, и движение вновь продолжилось к мягкому естественному финалу. Повторный эксперимент подтвердил факт существования феномена. Опустив голову и поискав глазами источник такого чуда, обнаружила россыпь сосновых шишек на рыжей иглистой подстилке. Новая игра развеяла накатившую тоску по дому.

 Через минуту, подсчитанных и упакованных в строй попарно, нас повели к дачным домикам через хозяйственные постройки мимо ледника и раскрытого чрева кухонного погреба, перед ними  в центре двора нянечки в черных халатах, сидя кружком на перевёрнутых вёдрах, перебирали прошлогоднюю картошку. Едва разбираемый смысл тетушкиных реплик сводился к беззаботности бытия, а лёгкое замирание в мизансцене срывалось дружным хохотом. Проживаемый момент дышал полной гармонией и мне нравилась такая жизнь.
– Смотрите, это же конь! – я развела руки, сдерживая напор группы. Строй начал сбиваться с ритма, превращаться в толпу...
– Та-а-к, не отставать! Шагом, шагом, шагом!- Тамара Андреевна указала красным флажком путь к домику в лесной чаще.
Детсадовская жизнь вместе с нами выехала на природу из городской среды, сохранив при этом советские методы воспитания будущих строителей коммунизма: утренняя зарядка, учебные занятия, походы в лес за ягодами и грибами под запах одеколона «Гвоздика», сказки на ночь...

 Монотонность существования и поиски перемен привели меня к забору. В щели ограды струились сильные запахи хозяйственных дел, они ударяли мне в голову, будоража воображение. Стойло лошади, пахнущее её потом, соломой и навозом, поцокивало копытами. Влажная бочка, схваченная ржавыми обручами, подманивала к себе букетом кисло-грибных, остро-чесночных и пряно-укропных запахов. Осталось подождать сорок дней, и можно будет снимать пробу.
– Когда этот день наступит? Не важно... Просто пусть он будет.
По мере продвижения вдоль заборной щели передо мной разворачивалась картина другой жизни. «Так вот что такое «заграница»! Часто слышимое мной слово не имело конкретного смысла, речь шла о чём-то запретном, недоступном, но явно всеми вожделенном. Потому что часть населения всё же исчезала «за границей» нашей казённой жизни. Я попыталась заглушить «голос свободы». Помехи оказались невнятными, жизнь требовала перемен.
Я поклялась себе увидеть загадочную по ту сторону заборную страну, чего бы это ни стоило.


Для вылазки за кордон мне нужен был подельник. Зарождающаяся интуиция нашептывала: «Места там темные, тропы нехоженые, так что, Маруся, одной тебе не потянуть».
– Галя! – я подергала подол цветастого платья. – Пойдёшь со мной?
– Куда? – Галин оживившийся взгляд говорил мне, что вопрос был задан риторически и ответ на него не принципиален. Я поманила пальцем, тут же прижала его к губам: – Тсс! В заграницу.
Поиски дыры в заборе по принципу «если голова пройдёт, то пройдёт всё остальное» быстро увенчались успехом. Одна из досок пропеллером развернулась вокруг гвоздя, подмигнувшего нам на утреннем солнце, и образовала узкий лаз. Незаконное проникновение на территорию сопредельного государства состоялось. В узком туннеле между забором и белёным срубом бани было сыро и прохладно. Известка пачкала нам платья, паутина цеплялась за волосы, ящерицы шныряли под ногами. Мы тихо попискивали, боясь обнаружить своё присутствие, но уверенно продвигались по намеченному плану к конюшне. Гнедой конь, под стать рыцарю в золотых доспехах, оказался коричневой лошадью с жеребенком. Шумно дыша, она постоянно обнюхивала детеныша, трогала губами, а при нашем появлении даже тихонько заржала. Мы немного постояли, впитывая их тепло, просунув руку в щель, потрогали теплый шерстистый бок малыша. В тупике нашего лаза блеснули окна полуразрушенного сарая. Между створками приоткрытого окна мы увидели сплетенные в кольцо травинки, веточки и птичий пух. В центре постройки в небольшой ложбинке лежало несколько крохотных белых яиц.
– Их бросили родители? Насовсем? – Галины глаза вспыхнули ужасом и начали наполняться подозрительной влагой. – Что теперь будет? – маленький носик сморщился, готовясь пролиться соплями.
Для сохранения здоровой атмосферы в экспедиции от меня срочно требовалось конструктивное предложение. – Могут быть у родителей дела? – Галя согласно выдохнула.
– Яйца же все равно никуда не денутся! – весомый аргумент нормализовал обстановку.
Постояв перед наивным натюрмортом в ожидании озарения, мы, не договариваясь, выкинули руки вперёд. Схватив гнездо, потянули его к себе, одно яйцо покатилось, проскользнуло между пальцами, коснулось коленки и «Хрясь!» разбилось... тайна исчезла.
– Ой-е-ей! – слезы подруги все-таки пролились в неконтролируемой эмоциональной реакции, – Теперь одного не хватает!
– Не реви, это же птицы, они не умеют считать!
Мы запихали остатки семейного очага на прежнее место, навели красоту, прикрыв яичницу листом лопуха, и пристыженные, в надежде «До новых встреч!», удалились восвояси. Мы не знали слов, определяющих наш поступок, но осознавали ответственность за содеянное.
В последующие дни тема «Исхода» не обсуждалась, совместные игры потеряли свою привлекательность. Пытаясь забыть пережитое, я искала радостей в границах дозволенного.
– Буду «как все», – определяясь с чего начать, мой взгляд метался по детской площадке и остановился на качелях. Вот достойное место для легкой грусти и сочувствия самому себе. Мерное покачивание должно было вконец убаюкать мою совесть и позволить начать жизнь заново.
Так оно и случилось.
Простив себе прошлые грехи, надеясь, что «осталось ещё на что посмотреть», пополдничав и набив карманы хлебушком, я потащила Галю мириться с безвинно пострадавшей семьей. Не то чтобы она сопротивлялась, но некая отчужденность чувствовалась в рукопожатии подруги, пока мы пробирались сырым лазом к месту прошлого преступления.
– Какое счастье! – в гнезде ворковал белый голубь. При виде нас он закрутился на месте, из-под его брюха выглянули голые малыши с водорослями вместо перьев. Они имели устрашающий вид, громко орали, разевая жёлтые клювы, и таращили на нас синие полусферы закрытых веками глаз. Правды ради пришлось принять Мир таким как есть... Мы почтительно положили дары волхвов у подножья гнезда и с большими извинениями откланялись, обещая ежедневно справляться о здоровье малышей. Следующий этап развития малюток и вовсе нас шокировал. Однажды их лиловые конечности (которые и крыльями-то не назовешь) вдруг выстрелили здоровущими иглами. Птенцы «Голубя Мира» стали походить на детёнышей «Змея Горыныча». Меня чуть не стошнило. – Ой, больше не пойду на них смотреть... – но и это было проходящим...
– Конечно, пойдешь! – подтолкнуло меня любопытство. – Дальше будет всё только интересней!
Птенцы росли, иглы, словно ветки вербы, распускались пухом. Крохи превратились в молодых голубей. История начала напоминать мне сказку о гадком утёнке со счастливым концом.
Наступил прекрасный и немножечко грустный день, когда, придя к птенцам, мы обнаружили гнездо пустым. Помолчав, взявшись за руки, мы вернулись из «заграницы» домой, неся в багаже тайну рождения новой жизни.