***

Рваный день похож на рваную страницу книги. Собирая измятые обрывки в целое, даже в случае успеха, ты не всегда в состоянии до конца понять смысл прочитанного. Он потом проявится, если ты читаешь книгу внимательно. Обязательно проявится и добавит осознания в сюжет. В книге нет проходных страниц. Они все делают сюжет. Все…
Ненадолго заезжали в парк. Дэна прихватило на выходе из офиса, нужно было отдышаться. Минут двадцать он сидел на скамейке с таблеткой под языком. И я рядом с ним, готовый немедленно сорваться, если вдруг чего.
Эти двадцать минут в парке – помятый клочок страницы дня. В нём и был главный смысл всей страницы. И в строчках был, и между строк.
«Дэнушка, дыши. Дыши спокойно. Серёжа, это просто осень вспомнила, что бывает не только золотой.»
Да, она права - не только… Она чаще всего всегда права. (Спасибо, Светлая.)
Ноябрь… Не этот. Другой. Тот, в каком осталось совсем немного времени до встречи у лужи. Он такой же неуютный, но тёплый. И пахнет так же – прелой листвой. И я такой же, как и сейчас: вопреки всему, верящий, что жить – это хорошо. Просто жить. Верю в это, но не верю никому. Абсолютно никому. И это самый объёмный урок на выживание. (Спасибо, отец.)
Верю ли я сейчас хоть кому-то? Несомненно да. Тот, кто забрал у меня большую часть веры, тот и вернул её. Вернул потерянный обрывок важной книжной страницы, позволив тем самым перевернуть её, чтобы можно было читать-писать дальше. (Спасибо, Дэн.)
Ноябрь… Тот ноябрь. В каком я уже понял, что все начальные страницы моей книги измяты, порваны, раскиданы. Их нет. Просто нет. Смирился? Тоже - нет. Но знаю, что надолго меня не хватит, ибо я один на один с легко перемалывающей адовой машиной мира. Мог ли я предположить, что кто-то душой полезет в горящий пепел, чтобы вытащить тлеющие обрывки и начать собирать, разглаживать, склеивать? Нет, не мог.
"Обречённый". Пустой круг на груди Нага... Сложно ли провести параллель? Да. Но не всем. Для тех, кому не сложно это сделать, я и пишу, и буду писать для них. И для того, кто поставил в пустой круг свои крылья. На тот момент он один понимал, что не будет начала, не будет и книги, что мои силы ушли на то, чтобы вылететь-выползти из огня.
Да, рукописи не горят, а вот люди… (Спасибо, Тал.)
Сейчас мы трое разглаживаем, склеиваем и читаем, и пишем. Пишем свои книги, пишем общую, читаем… Я не могу сказать, что читаем мы «чужие». Наверное, правильнее будет сказать: «Избранное».
Да, так будет правильно.
Ну вот и написал, что хотел. Написал отстранённо, сжато, иносказательно, по максимуму пропитав абзацы всем тем, что мне важно. Важно в строке, важно в жизни. (Спасибо, жизнь.)
Немного из Кинга. Пожалуй, что мне… Не только мне, это можно взять эпиграфом к жизни в творчестве.
«Писательство - это не зарабатывание денег, не добыча славы, женщин или друзей. Это в конечном счете обогащение жизни тех, кто читает твою работу, и обогащение собственной жизни тоже. Оно чтобы подняться вверх, достать, достичь. Стать счастливым, вот что. Стать счастливым. Часть этой книги - может быть, слишком большая - о том, как я научился это делать. Многое из этого - о том, как вы сможете делать это лучше. Все остальное - и, наверное, лучшее - разрешительный талон: ты можешь, ты должен, а если у тебя хватит храбрости начать - ты будешь. Писательство - это волшебство, как вода жизни, как любой творческий акт. Вода бесплатна, так что пей.
Пей и наполняйся.»
Да, пей и наполняйся – это и есть эпиграф.