Сказ про богатыря и уныние

Было это с тобой.
Было это со мной.
Пожевало время да выплюнуло.
Пожевало да плюнуло на  берег острых камней.
На берег каменный у моста. У моста зыбкого близ реки Смородины.
Близ реки Смородины под Ракитов куст.

Прилетали змеи разные одноглавые и трехголовые по душу светлую. По душу светлую богатырскую,  богатырскую да былинную.

Воевала с ними душа, как могла. Как могла отпинывалась, как могла, отбивалася. Кидала камнями железными и кусала змеев за всё, что могла, за всё, что попадалося. И дубинами била, и булавами.

А потом прилетел  Семиглавый змей, изловчился, махнул хвостом и задел хребет богатырский и ушла силушка из него, утекла в песок. Потерял он лик человеческий: не то камень безжизненный, не то плывун-дерево треснувший.

Долго богатырь лежал без движения. Год лежал и другой. Мхом порос.

Люди мимо шли. Думали, что нашли бревно или статую. Притащили в селение.

Ткнули в землю его, авось прорастет, корешочки даст. Не случилося.

Праздник был, нацепили ленты разные — богам весть послать добрую благодарственную. Стороною ветер его обошёл, не хотел дуть. Не случилось задуманное.

На Купальскую ночь развели костёр, по углям бегали, кричали и прыгали. И "бревно мёртвое" в огонь кинули. Бесполезно, не касалось пламя его, не трогало. Не случилося.

Отнесли к воде. В половодье он шёл ко дну, не барахтался. К лету высохла река, он — целёхонек. Не случилося.

Отнесли в сторонку, положили лицом к скале и в покое оставили.  Выкинули. Ни на что не годное.

Долго он лежал, в серый камень застывшим взглядом глядучи. Начал грызть нору в скале Отчаяния. Зубы все обломал.

Залез в нору ту, лёг ничком, погрузился в тёплое мягкое  уныние. В уныние липкое, в тоску сладкую и годами отлеживался. Потому как выбор его такой был: горевать. Не отнимет выбор никто, пока сам не захочет отдать — отпустить зверя ручного — Тоску Лютую.

Чувство горькое душу опутало. Сетью тонкую, сетью прочною. Пролежал десять лет без движения. Затянулись все раны на теле и хребет зажил. Пролежал двадцать лет без движения. Налилось тело белое силою. Налилось, не шевелится.

Поначалу душа от горя забылася. Горе в ней развернулося. Стало жить внутри. Свято место — оно  не бывает пустым. Залила душу  боль свинцовая. Боль - тоска горючая зажила там припеваючи.

А пришла пора и гроза случилося. Заполыхало зарево. Осветило пещеру его, все углы её и закоулочки. И увидел богатырь наш, что живёт не он, а живут три гостьи хозяйничают: горе, тоска и уныние.

И пришёл черёд — богатырь наш опомнился. Застучал в грудь могучую, закричал зычным голосом: "Вижу вас. Загостились вы. Время ваше вышло давно. Прочь пошли по домам, к своей матери! Это место моё. Я — хозяин тут! " Разбежались звери загостившиеся.

Богатырь плечами повёл, скала осыпалась. Встал на ноги, на две, прочно встал на  своей земле. Дом отстроил добротный бревенчатый, в основании каменный.

В гости много теперь кто захаживает. И при свете дня, и в кромешной тьме и из тени лунной, полуденной. Величает всех он по имени. Принимает. Не кочевряжится. Но для каждого своё место и времечко. Гости вести несут, но не засиживаются: у себя он хозяин теперь. Ему и решать: кому сколько быть.

Было это с тобой.
Было это со мной.
Пожевало время да выплюнуло. Повидали мы разного. Да соплёй нас не перешибешь после этого. Мы — живучие и до жизни охочие. И хозяева сами себе. Так-то вот.
___________
Фото из интернета. Палех.