Повод для убийства. детективный рассказ

Иван Сарычев, тридцати лет от роду, жил в деревне сам, в своём домике, доставшемся ему по наследству от матери. Не женат, нигде не работал, получал свою пенсию по инвалидности – на то и крутился, но Ваньке хватало, он не перебирал продуктами, больше кормился кашами и супами с горохом или макаронами.

-   А чего он не женится? – спросил как-то местного деда приезжий паренёк.

-   А кому он нужон, у него ить с головушкой не всё в порядке.

-   Дурак, что ли?

-   Да не знаю, но он не такой, как все. На его глазах отец застрелился, вот с тех пор у него и сдвиг по фазе.

Да, с матерью было легче, она и постирает, и поесть приготовит, и пожалеет своё несчастное дитятко, но болезнь никого не щадит, даже тех матерей, что душой болеют за своего ребёнка, мол, что с ним будет, коли меня не станет?

Но Ванька не ударил в грязь лицом, не умер с голоду и тоски, живёт себе спокойно, на улице почти не показывается, всё телевизор смотрит, который ещё мать покупала, лет двадцать тому назад, для Ванечки, чтобы мультики смотрел, а он и сейчас их смотрит.

Рядом стояла хата пенсионерки Любови Ильиничны Кулагиной. Любовь Ильинична отличалась исключительной добротой и покладистым характером. Она помогала Сарычевым, ещё когда Светлана Геннадьевна, мать Ваньки, была жива, теперь же подкармливает и самого Ваньку, жалко ей его, и правда, ну кому он, сердешный, нужен?

А Ванька тоже хорошо относился к соседке, которую помнил с детства, как хорошего отзывчивого человека, да и мать её всё время нахваливала, а когда померла Светлана Геннадьевна, то Ванька как-то по-другому посмотрел на Любовь Ильиничну.

«Ну а что, мы в расчёте. – думал он. -  Я болен, но зато молодой, а она уже пенсионерка».

Вот и решил Ванька посвататься к соседке. Зашёл к ней на веранду, а она картошку чистила в это время. Женщина глянула на вошедшего и спросила:

-   Чего, Ванька, исть хочешь? Так я ещё ничего не приготовила. Иди домой, я кликну или сама снесу тебе в маленькой кастрюльке. Иди, иди, не мешайся.

-   Я хлеб с луком ел, не голодный.

-   Тогда чего? – женщина не отрывалась от своего занятия.

-   Выходи за меня замуж. – выпалил он на полном серьёзе.

-   Чего? – наконец, взглянула на него Любовь Ильинична. Сначала не поняла смысла сказанного, а когда дошло, то тут же зашлась громким смехом, аж слёзы у неё из глаз. Смеялась долго, запрокидывая голову назад, а когда успокоилась мало-мальски, немного грубовато ответила:

-   Ишь чё удумал, ненормальный. Ты чего, Ванька? Я нянчила тебя, с бутылочки тебя кормила, а ты жениться… Я в матери тебе гожусь, чем думал, когда такое предлагал? Иди с глаз моих, Ванька, а то обижусь ненароком и знаться с тобой перестану. – без злости сказала она.

Ванька круто развернулся, при этом окинул её ледяным взглядом, и быстро выскочил со двора несговорчивой «невесты». Женщина не видела этого взгляда, то может поосторожнее б была.

А он дома не мог унять бьющееся сердце и непомерную злобу на соседку, как могла отказать, такому молодому и пригожему, подобное Ванька не мог перенести. Потом вспомнил, как к Любови Ильиничне приезжал на мотоцикле какой-то мужик, не местный, но не суть важно. Главное, она ему улыбалась и было видно, что сильно радовалась его приезду.

«Ах вон оно что?! – догадался Ванька. – Она за другого надумала выйти, за того старика, а меня, молодого, выгнала, вроде я котёнок подзаборный, ещё соседка называется. Притворялась добренькой и пригожей, а на самом деле - предательница и змея подколодная».

До самой полночи Ванька сидел и накручивал себя, а утром взял топор в своём сарае и пошёл убивать Любовь Ильиничну, чтобы она никому не досталась.

Любовь Ильинична развешивала во дворе на проволоке постиранное пастельное бельё. Как вошёл Ванька, она не видела, а он подкрался сзади и ударил её топором по голове. Любовь Ильинична споткнулась, подалась вперёд, но удержалась, потому что обеими руками крепко вцепилась в белоснежную материю. Затем вновь качнулась и стала приседать, уткнувшись головою в пододеяльник, оставляя на нём багровые пятна.

Ванька ретировался на задворки, понимая, что надо немедленно избавиться от топора. Он смотрел фильмы про убийства и запомнил, что от всего оружия, которым убивали людей, душегубы всегда избавлялись, чтобы их не поймала милиция.

Топор выкинул в разросшиеся возле берега камыши, вода булькнула, надёжно укрывая собой «подаренную добычу». Потом Ванька спрятался в своём доме и никому не показывался на глаза, всё ждал, когда же обнаружат мёртвую тётку Любку.

Прошло несколько часов, заметила пенсионерку почтальонка и подняла такой крик, что сразу ко двору Любови Ильиничны собралась вся деревня.
И надо же такому случиться, что в этот же день здесь произошло ещё одно убийство. На окраине, также в своём домике, была убита Савченко Екатерина Семёновна, тоже пенсионерка. У последней были украдены деньги, это подтвердила её дочь, Анна Николаевна, мол, у мамы была собрана приличная сумма, а теперь ничего нигде нету.

-   Ну вот дожились и до серии. Ещё в моей деревне этого не хватало. – с недовольством изрёк Фёдор Иванович Гладкой, местный участковый.

-   Да, получается, что орудует банда. А может один, разве трудно справиться с престарелыми старушками? – поддержал его оперуполномоченный по особо тяжким делам, Затолокин Александр Александрович, которого прислали сюда в помощь участковому. Вернее, участковый не обязан раскрывать подобные преступления, но всё же мог сильно пригодиться тому же оперу, если начинается расследование. Кто лучше участкового знает своих людей? Никто. В том-то и дело.

Но когда опрашивали предполагаемых свидетелей, то одна бабушка, живущая напротив Екатерины Семёновны, заметила, будто во двор к Савченко утром заходил её внук Игорь, проживающий в городе. Нашли Игоря не сразу, он скрывался у друзей в другом городе. Сан Саныч, как называли опера, поспел прямо к застолью и с достоинством оценил щедрость внука, угощавшего своих «корешей», на деньги убитой им же бабульки.

Игорёк оказался плаксивым трусом, сразу распустил нюни, мол, не хотел никаких смертей, бабка денег не давала, ругалась, а он разозлился и толкнул её, а она стукнулась головой об острый краешек стола. А после подумал, что теперь ей деньги точно не понадобятся, потому и забрал всё, что она накопила за долгие годы.

-   Хорошо, с этим всё ясно, ну а Кулагину за что убил? – спросил Сан Саныч.

-   Какую Кулагину? – вытаращил на него глаза Игорёк.

-   Любовь Ильиничну, какую…

-   Да я такую и не знаю.

-   Точно? – опер прищурился.

-   Не убивал я никакую Кулагину, не надо на меня всех собак теперь вешать.

Опер дёрнул головой к выходу, давая знать участковому, чтобы следовал за ним.

-   Не убивал он Кулагину. – процедил Сан Саныч сквозь зубы, когда они оказались за дверью. – Понимаешь, годы работы дают о себе знать, чуйка уже выработалась. Ты видишь, у этой бабки деньги были украдены, а у Кулагиной всё на месте, так сын её сказал.

-   Может спугнули?

-   Может и спугнули. - задумчиво произнёс Сан Саныч. – Слушай, а кто у Кулагиной в соседях, ты опросил?

-   Не успел, как раз сообщили о другом убийстве, и мы с тобой сюда поспешили.

-   Ладно, давай сходим сейчас.

-   Добре. Да там один фрукт живёт, ни до Бога, ни до людей.

-   Это как?

-   Да маленько больной на голову.

-   Чё, серьёзно? Так, может это он соседушку приговорил?

-   Та нет, он никогда никого тут не трогал, тихий, как мышка.

-   В тихом омуте…

-   Да знаю, что черти водятся. Это не про него, Сан Саныч. Он сам людей боится. Бывало, ещё малой он был, схватит мамку за ногу и прячется за её платьем. От него нет вреда, честно, да сам сейчас всё увидишь. Не мог он Любу жизни лишить, она же его подкармливала, потому не вижу смысла.

-   В этом ты прав, у каждого преступления есть свой мотив.

Ванька видел в окно приближающихся мужчин. Участкового он знал, а с другим не был знаком, но понимал, почему идут к нему, это из-за убийства тётки Любки. Без страха парень-переросток вышел на порог и так сильно смог себя убедить, будто он тут не при делах, что даже сам поверил.

Мужчины поздоровались, Ванька кивнул им в ответ.

-   Вань, ты тут никого не видел, может кто во двор к Любе заходил? – спросил участковый.

Ванька театрально пожал плечами, мол, кто его знает. Дурак дураком, а инстинкт самосохранения работает у него дай Боже.

-   Да вроде никого… Какой-то мужик приезжал на мотоцикле, так это было давно, несколько месяцев назад. Дядя участковый, а вы уже нашли убийцу?

-   Вот, ищем.

-   Я не убивал. – очень правдоподобно заверил Ванька.

-   Да мы в курсе. – махнул рукой участковый и мужчины направились в участок.

-   Фёдор Иванович, если честно, мне не понравился этот шизик или кто он там, извини.

-   Почему?

-   Да какой-то он мутный, я бы сказал, не шибко искренний.

-   Понимаю, ты готов каждого подозревать.

-   Такая у меня работа.

-   Слушай, чтобы развеять твои сомнения, я могу тебе порекомендовать Нину Егоровну Орлову, это психолог, которая периодически наблюдала нашего Ваньку. Она из города, но каким-то образом, уже не помню каким, у меня оказалась её визитка. Позвони и переговори.

-   Идёт. – с улыбкой согласился опер. С участковым они давно знакомы, когда-то вместе работали в одном отделе.

Сан Саныч позвонил Орловой, представился и назвал причину, по которой им надо бы встретиться и срочно прояснить назревшие вопросы. Нина Егоровна призналась, что в данный момент она немного занята, но где-то через часик точно освободится.

-   Хорошо, я не против. – радостно произнёс опер, он и не надеялся, что ему назначат встречу сегодня, а, например, не через неделю. – Мне всё равно ещё нужно будет полчаса до города добираться. Нина Егоровна, где находится кафе «Два лебедя» знаете?

-   Это которое новое, возле ж/д вокзала?

-   Оно самое.

-   Знаю. Как раз и мой отдел не так далеко от вокзала.

-   Я в курсе, потому и назначаю встречу в этом кафе.

-   Хорошо, я буду обязательно.

Участковый объяснил Сан Санычу, что один разок встречался с Орловой, мол, у неё длинные белые волосы и красивые карие глаза. Это была примерная ориентировка.

Опер заметил у входа эффектную женщину, блондинку, ухоженную и одетую по моде, не взирая на возраст, а Нине Егоровне уже было за пятьдесят.

-   Нина Егоровна? – опер привстал со своего места. Она повернула голову на оклик и сразу улыбнулась. Сан Саныч придержал стул, на который присела Орлова, сам уселся напротив и предложил Нине Егоровне кофе.

-   Или шашлычок? – продолжил он.

-   Спасибо, я только с обеда. – женщина всё ещё улыбалась.

-   Да и я по дороге съел несколько бутербродов. Ну, тогда к делу. Нина Егоровна, скажите, способен ли Иван Сарычев, о котором я упоминал по телефону, допустим, на убийство?

-   Знаете… - Орлова сделала паузу, о чём-то задумавшись. – Иногда мне кажется, что не так уж он и безопасен.

-   Почему? – напрягся опер.

Орлова вновь замолчала, потом вздохнула и продолжила:

-   Однажды он нарисовал козла, представляете, с большими острыми рогами.

-   И что в этом опасного?

-   А на рогах мужчина. Нанизан на рога, понимаете? И везде кровь красным карандашом. Я у него спрашиваю:

-   Ванечка, почему такой рисунок трагический?

А он:

-   Этот дядька хотел убить козла, но у него ничего не получилось. Козлик его опередил.

Вы понимаете, какие у него мысли? Кровь, убийство. Разумеется, ему можно посочувствовать, ведь ребёнок был свидетелем самоубийства собственного отца, но обычно детки стараются забыть подобные ужасы, а он, наоборот, лелеет все свои воспоминания.

-   Нина Егоровна, вы прекрасно были осведомлены, что Ивана, возможно, стоит опасаться. Почему не забили в колокола, почему он до сих пор находится на свободе?

-   Потому что эти признаки у него не так уж и ярко выражены, второй рисунок был усыпан цветами, нарисованным солнышком и деревьями с гнёздами птиц. Знаете, сколько находится на свободе, с такими задатками, как у него? Даже больше, чем хотелось бы. Но это не так страшно, поверьте. Есть ещё пассивная сторона, это те, которые муху от себя не отгонят и, представьте себе, именно такие чаще всего и совершают преступления.

Сан Саныч вернулся в деревню в плохом расположении духа. Он уже знал, кто убийца, но ему не хотелось разоблачать больного человека.

«Что ему не хватало, жил бы себе и жил…» - Сан Саныч вздыхал и посматривал на небо, там собирались тучки, а дождь совсем не нужен, началась уборка урожая.

-   Пошли к твоему Сарычеву. – сказал опер участковому.

-   Зачем? – удивился Фёдор Иванович. – Мы же были у него.

-   Помню. Пошли, ещё раз сходим.

-   Ну и что ты ему скажешь? – допытывался по дороге участковый. Его понять можно, каждый участковый горой за своих местных жителей.

-   Не знаю.

Фёдор Иванович с недоверием поглядывал на опера, мол, стареет и заодно дурнеет.

-   Ну чего косишься? – оборонялся опер. – Между прочим, Орлова не даёт сто процентов, будто Ванька никого не уконтропупит.

Участковый лишь нервно вздохнул, в науку он верил.

Когда добрались до домика Ваньки, то уже почти стемнело. Видно, что последний готовился ко сну, закрыл ставни от улицы, сквозь щели которых просматривался свет, пробивающийся из окна, наверное, Ванька включил лампочку в зале. К вот этим щелям и приникли стражи порядка.

Ванька метался по комнате, заламывая себе руки. Он разговаривал вслух, сам с собою.

-   Дура! – перешёл он на крик. – Зачем не согласилась выходить за меня? То бы жила, а теперь лежишь в гробу. А кто меня кормить будет? Дура!

Мужчины переглянулись. А вот и мотив.

Участковый пригорюнился, признавая правоту опера, а тот нехотя усмехнулся, мол, говорил же тебе.
Фёдор Иванович постучался в окно минут через пять, когда Ванька перестал разговаривать, тот сразу выскочил на крыльцо. Опер забрался к нему на порожки, чтобы Ванька не дал заднюю и, глядя ему прямо в глаза, спросил:

-   Топор куда спрятал?

Ванька растерялся, руки его задрожали. Ну не осталось у него больше моральных сил, дабы казаться невиновным. Также и ума не хватило.

-   Откуда вы знаете? – проблеял он.

-   От верблюда. Знаешь, такое животное? – Сан Саныч схватил Ваньку за руку и потащил в участок.

Несостоявшегося «жениха», конечно, не посадят в тюрьму, но в ближайшее время определят его в специальное заведение, где ему и место, откуда, практически, невозможно будет сбежать. И поселится Ванька там на всю оставшуюся жизнь. Что ж, надоела воля, значит, теперь только сюда…