Подонки Ромула. Роман. Книга третья. Глава 86
Снег сверкал, искрился, взвиваясь мелкими смерчиками на ветру. Вокруг,
сколько хватал глаз, вздымались такие же яркие, залитые солнечным светом, золотисто-белые склоны - местами почти отвесные, изрезанные каменистыми выступами с бездонными провалами. А рядом, свисал крутыми каскадами застывший ледяной водопад.
И такая же накидка, голубая, с отливом в синеву, прозрачная как лед, развевалась на Ней, обнажая грудь, стройные ноги и все мраморное ее тело, перетянутое лишь тонким золотым пояском, - холода и он, рядом с Ней, не чувствовал. Да и необозримые пропасти с зубастыми, заснеженными насыпями, разверзшиеся в туманной дымке под ногами, ничуть не страшили. Было даже спокойнее, легче на душе, чем с иудеем в его «Жемчужном Гроте».
«Что за грот такой?» - беззвучно спросила Богиня.
Он глянул удивленно:
- Лавка ювелирная на Священной дороге, где мы встретились!..
«Нет, милый, - она слегка улыбнулась. - Мы с тобой в иных пространствах встречаемся. И никаких дорог здесь нет. Некому по ним ездить…»
Оглядевшись, заметил цепочку мелких следов, вьющуюся от ледяного водопада в заросли красноватого кустарника, напомнившему ему веточки кораллов, за которыми, совсем в другой жизни, так отважно ныряли они с Хозяином с камней у киликийского берега… И тут, на противоположный обрывистый склон выскочила серна. Порывшись в снегу на самом краю утеса, обернулась пугливо, но никакой опасности не учуяв, потопталась на месте и улеглась в сугроб, свесив копытца в пропасть. Тирон присмотрелся: полоски на заостренной ее мордочке, да и вся шерсть, были не бурые как обычно, а фиолетовые.
А Мать-Прародительница опять мысль его о той, встреченной в лавке Юкунда, уловила:
«Среди золота и камешков тех сверкающих?.. Это не я была. А то, что мы похожи?.. - глянула задумчиво вдаль, но и для себя не нашла ответа. - Быть
может, таков замысел о тебе. Не мой, конечно. Я и гадать не стану, к чему он приведет. В мире бесчисленные нити переплетаются. Но вы свободны. И только в вашей власти - ухватиться, завязать узелок или пройти мимо. В этом и смысл - не все от судьбы зависит. Ткань потому и живая, что сама себя плетет. Ткач лишь присматривает, лишние нити убирая, чтобы путаницы не случилось…»
Тирон глянул в безоблачное, ясное небо.
«Ткач?.. Так вот кто кинжалы в руки Брута и Кассия вложил?!»
«Все об отце думаешь? - глянула она печально. - Хочешь понять ради чего он жил? Как и у всех, цели его менялись - с возрастом, с ростом возможностей и сменой обстоятельств. Но, в целом, ради независимости и полной свободы. Сначала от отца, от тестя, Корнелия Цинны и от другого родственника, Гая Мария, властвовавших во времена его юности, потом от Суллы, от Красса и Помпея в общем их триумвирате. Но, освобождаясь от чужого влияния, прикрываясь независимостью своей как щитом, отстаивая ее непрерывно, он и не заметил, как она превратилась в меч - разящий и подминающий свободу других. Сначала в Риме, а там - и по всему свету, захватывая все новые пространства, подобно чуме, подчиняя своей воле и подавляя свободу других народов».
- Зачем? - он искренне удивился. - Разве его свобода от них зависела?
«В его понимании - несомненно».
Сложив губы подула слегка… И, дремавшая над обрывом, фиолетовая серна, вскочив, унеслась прочь, перепрыгивая высокие сугробы. А там, где она только что спала, снег шевельнулся и, наслаиваясь, стал сползать вниз, проваливаться широкими пластами в пропасть, а сверху сдвигались все новые, и скольжение снежной массы под собственным весом, все ускорялось… И вот уже грохотала, обрушивалась у них на глазах, стремительно уносясь вниз, бушующая лавина.
Но, спасшую фиолетовую козочку, Богиню это не занимало. Только взмахнула рукой, чтобы, клубившаяся в воздухе густая метель до них не долетала. Обернулась к Тирону и в нем снова зазвучал серебристый ручеек ее мыслей:
«Если Амбиориг какой-нибудь, скрываясь в галльских лесах с кучкой верных ему соплеменников, мог неожиданно напасть, он и от Амбиорига зависел. И вынужден был травить и гнать его, как дикого зверя, чтобы совершенно от него освободиться, а легионы от угрозы внезапного нападения
избавить. Воинов надо беречь, потому что воины создают власть, власть приносит деньги, а за деньги приобретаешь новых воинов. И всего этого нужно как можно больше! Он и меня пытался убедить в том, что обеспечить независимость в любых обстоятельствах может лишь абсолютная власть, на которую никто уже не посягает. Но это и Юпитеру не дано. Из милосердия, чтобы с ним не спорить, на полях сражений бесчисленных в сомнения его не ввергать, в переплетения тысяч, миллионов судеб человеческих не вмешиваться, я в Галлии, почти что его и не навещала. А он!.. И Рубикон еще не перешел, но уже не сомневался, что Рима ему не хватит - всем миром надо управлять».
- Безумие! - прошептал Тирон.
Задержав на нем взгляд, Богиня вздохнула:
«Безумие с реальностью не согласуется. А отец твой оценивал расклад сил безошибочно и всегда достигал цели. Покончив со всеми врагами, справив, один за другим, четыре триумфа, он получил, наконец, то, чего ему так хотелось, но, к сожалению, совсем не то, чего ожидал. Вместо признания и любви всенародной - всеобщую черную зависть, лесть и едва сдерживаемую ненависть… Самых близких. Вместо свободы распоряжаться жизнью своей и временем, как ему хотелось, столкнулся с необходимостью каждый шаг согласовывать с требованиями власти, казалось бы, его собственной, безраздельной, но и к нему неумолимо жестокой, всепоглощающей. А вместо безоблачного правления, в привычном кругу просвещенных аристократов, оказался в окружении, им же взращенной, грубой и алчной солдатни. Как же он был одинок! Как искал тебя, в надежде на понимание родственное и поддержку!..»
«В установлении тирании?» - гневно подумал Тирон.
«Он бы от нее отказался. После завоевания Парфии, хотел от всего отойти,
но… Ты не поверишь! Да и я…. С тех пор, как раковину мою на берег волной выплеснуло, поражаюсь накалу земных ваших страстей! Под конец, его только одно у власти удерживало - слишком Луция Суллу ненавидел, чтобы примеру его последовать. Не мог простить загубленной своей молодости, первой любви, тяжких тех лет, потерянных в нищете и бесправии… Вот и предпочел умереть, если даже самые близкие друзья смерти его желают. О заговоре заранее все знал, но ничего в защиту свою не предпринял. А я так надеялась встретить его в чертогах богов!.. После Энея, никого достойнее его в роду Юлиев не рождалось. Он ведь все мог! В поэзии превзошел бы Гомера. И в споре с Сократом легко одержал бы верх. А того, что он мог придумать… Никакой Архимед бы не изобрел! Но выбрал сражения и власть, чтобы всего достичь и… Горько в самом себе разочароваться».
- Зато Народным собранием нашим и сенатом Божественным признан. -
печально усмехнулся Тирон. - Что с ним теперь?
«Не знаю. - омрачилась ликом Богиня, глядя на обрушивающуюся, оголившую почти, соседний каменистый склон, снежную лавину. - На совете старших богов больше и не вспоминают. Но… Есть отдаленные пределы для неприкаянных душ, куда и боги не заглядывают. Такие безликие и мрачные, что в сравнении с ними, придуманный вами Тартар, вместе с пылающим дворцом Гадеса, раем светлыми покажется. Аполлон летал туда однажды на своей золотой стреле. Той, что мысль и свет обгоняет, а его больше года не было. Но, что он там видел? Даже сестре, Диане не рассказал. Юпитер наложил на уста его печать. Они тогда долго, с глазу на глаз, беседовали, после чего Всемогущий велел Вулкану моему покрыть Обитель богов невидимой сферой, навеки непроницаемой для космического холода этого и мрака. А Вулкан, спьяну как-то, мне и проболтался - Гай Юлий, отец твой Там...»
Сквозь облака искрящейся на солнце снежной пыли, он заглянул в бездну, пытаясь представить ту бесконечную, мертвую пустоту. И вздрогнул от внезапно пронзившего холода. Поднял глаза, но ее уже не было - только снежные вихри, не сдерживаемые более благодатью, клубились вокруг… Рядом, лавина, с неистовым гулом, обрушивалась… Да ветер зловеще свистел.
* *
*
- Такая жара, а ты, словно от холода, дрожишь!.. - поправляя одеяло, склонилась над ним, и огненные пряди скользнули по щеке невесомо. А вокруг все раскачивалось и плыло…
Но лицо это не только в толпе, в любом бы урагане узнал. И сострадание ее - темные, расширенные, как от боли, зрачки с изумрудной, сияющей каймой. Только сейчас не было в них той непостижимой, звездной глубины, от которой немеешь. Не истина вечная - надежда светилась в этих глазах, доверчивость детская, а не безмятежная умудренность. И еще алый румянец, разлившийся, как по небу - рассвет…
- Милостивая!
- Никак в себя не придешь? Так только в Венере, Великой Богине обращаются. А я… Просто Магия - едва выговорила растерянно.
Но не беззвучно. Как и постукивание ткацкого станка за стеной, голос ее не в сердце – в пространстве, их разделявшем, звучал. А дыхание, слетавшее с ее губ, не гиацинтом - яблоком свеженадрезанным пахло! И от волос рыжих - едва уловимый, пьянящий тонкий аромат, а вовсе не тот, дерзкий запах мирта… Нет, не обманула Богиня. Ни в какой лавке ювелирной, она не была. Да и не пожелала бы в мире людей появиться…
Он слабо улыбнулся:
- По-гречески, Магия - значит волшебство. Красивое имя. А я - Марк Туллий Тирон. - и невольно снова поежился от холода, выстудившего в заснеженных тех горах каждую клеточку его тела.
Она коснулась его плеча:
- Ты же - ледяной!
И, откинув одеяло, принялась растирать плечи его и грудь ладошками. Но тепла их было недостаточно - казалось, он промерз насквозь. Но где? В лектике, пока его везла было так душно, что ей пришлось обмахиваться полосатым тем полотенцем, которым ювелир голову больного обмотал, хотя все оно чужим потом чьим-то пропахло. А здесь, взмокшая на ней туника, от невыносимой жары к плечам и даже к груди ее прилипала. Только ладошки стали прохладными, растирая озябшее тело.
И ощущение это, как всякая прохлада в жару, было приятным. Да и тело Тирона этого, несмотря на болезнь, оказалось упругим и мускулистым. Почти как у Агриппы, когда он мчался с ней через форум, и в прекрасном том сне по берегу багрового моря…
«Где он теперь? За горами неведомыми с далматами какими-то воюет… А вернется? Как его повидать? На колеснице триумфальной, недосягаемого, как Отец Юпитер?! - подавив вздох, глянула из-под ресниц на Тирона. - А его и на аурее сразу можно узнать! Видела бы Лаида как он в постели моей лежит - с ума бы сошла от зависти! И тоже Марком зовут…
Откинув одеяло подальше, она уже растирала его торс. И быстрые ладошки ее скользили все ниже… Тирон кашлянул смущенно - на нем и
туники, почему-то, не было.
- А одежда моя где?
Магия приостановилась, не зная, как сказать, что одежду его пришлось снять, чтобы отстирать пятна, оставленные на тунике и плаще ужасной кровавой пеной, пузырившейся на его губах во время припадка. Хотелось поскорее об этом забыть. Вот и не стала ничего объяснять, сказала просто:
- Я ее выстирала.
И, сообразив, что одними ее ладошками, в которых тепла почти не осталось, его не согреть, сбросила, не раздумывая, влажную от пота тунику и юркнула под одеяло - прямо к нему на грудь. Прильнула, прижалась всем телом, обхватив ножками его бедра:
- Так быстрее согреешься!..
Он чуть не задохнулся от неожиданности, от захлестнувшего его тепла,
нежности ее и невыносимого соблазна – застыл, шевельнуться не смея.
Магия поняла это по-своему. Провела ласково пальчиком по его щеке:
- Не думай, я денег с тебя не возьму. Мне и своих хватает!
В растерянности не знал, что ответить. Но ей и не нужно было слов. Телом чувствовала, как напрягся, затвердел его фаллос. И вовсе не как лед! Прикосновение его было горячим и таким настойчивым, что противиться она не могла. Хотелось поскорей покориться, отдаться ему во власть…
Тирон убрал, упавшую ей на лоб, огненную прядь, едва касаясь провел пальцами по ее щеке, заглянув в глаза, припал губами к ее губам так осторожно и ласково, что у нее дыхание перехватило.- никто так ее не целовал.
В спальню испуганно впорхнула Нейт:
- Госпожа, там тебя сенатор спрашивает!
Тирон слышал взволнованный этот шепот, но не воспринимал. Только губы и шелковую прохладу волос ее ощущал, пьянящую невесомость и нежность ее тела пронзительную. Весь мир в эту минуту в ней заключался. И не было за пределами ее тела никаких стихий, ничего более божественного.
Но Магия, почувствовав в голосе Нейт неведомую опасность, не могла безмятежной радости предаваться. Высвободившись из его объятий, вскочила, и накинув лишь синий свой плащ, метнулась в прихожую.
Тирон глаз с нее не сводил, а когда она исчезла, вздохнул, задумавшись о странности расставаний и встреч. Были и останутся тайной непостижимой, вопреки всем гороскопам и оракулам и даже откровениям Милосердной Богини.
«Узелок завязать? А если вся жизнь поперек течет - как ему не развязаться?»
В прихожей упоминали некоего цветочника и еще каких-то калек - глухонемого и одноглазого. Тирон прислушался, и голос гостя показался знакомым. Не мог удержаться, чтобы на него не взглянуть. Но как ни озирался - нечем было наготу прикрыть. Поднял тунику, оброненную ею на пол, повесил аккуратно на спинку кресла и, вместе с легким головокружением, от едва уловимого, но незабываемого теперь ее запаха, испытал жестокий соблазн. В жизни чужого не брал. С Туллией, как ни любил ее, никогда мыслей таких не возникало - захотелось вдруг тунику эту с собой унести. Хоть частицу прелести нежной ее сохранить! Едва удержался, да и то, лишь потому, что спрятать некуда было…
А гость, похоже, прощался. Боясь упустить его, сорвал с кровати пестрое одеяло и, запахнувшись в него, шагнул в прихожую.
Новий Нигер, уже от двери, обернулся на его торопливые шаги и глазам не
поверил.
- Луций! - Тирон бросился к нему, радостно раскрывая объятия, и одеяло египетское, скользнув с его плеч, упало на пол.
- Марк! - Новий шагнул навстречу, стараясь не замечать его наготы, нелепой, конечно, но вполне объяснимой присутствием рыжей хозяйки, так старательно кутавшейся в длинный плащ, что не нужно было всю жизнь криминальным дознанием заниматься, чтобы понять, как не вовремя он их потревожил, поскольку и под тонким шелковым ее плащом никакой одежды не просматривалось.
- Невероятно! - подхватив с пола одеяло, Тирон прикрылся, как мог.
- Немыслимо! - весело присматривался к нему Новий, поражаясь столь счастливому стечению обстоятельств. - Как ты Египта избежал? Вепри, конечно, ослы. Но от Луцилия ускользнуть!..
Взглянув на Магию, ловившую каждое их слово с непосредственностью ребенка, Тирон решил, что не следует в мрачные тайны эти ее посвящать.
- При случае расскажу. Луций, я ведь за письмами! Десять лет в безвестности пролежали. Чего ждем? Пока Аттик до них докопается?
Услышав ненавистное имя, Магия встревожилась, но сообразив, что Аттик не может быть другом Тирону, коль тот его опасается, решительно встала с ним рядом, для совместного противостояния чудовищу. Оценив душевный ее порыв, Новий не сдержал улыбки, а Тирона поспешил успокоить:
- Едва ли. Я их в надежнейшем месте укрыл!
Но, вместо благодарности, лишь на кривую улыбку Тирона наткнулся.
- Еще лет на десять? Нет, Луций! Не прятать их надо, а публиковать! Немедленно. Чтобы вместо помпезных анналов и «портретов» подкрашенных, правду о жизни хотя бы одного достойного римлянина Городу и миру открыть!
- Скрибов будешь нанимать, пергаментом, чернилами, принадлежностями
письменными обзаводиться? - поинтересовался Новий и, понизив голос, предупредил. - Да тебя не то, что в Риме - по всей Италии ищут! И уже не рабы Аттиковы - государство!
- Тем более! - ничуть не устрашился Тирон. - Если времени не остается… Должен успеть! А там - будь что будет. Хотя…- словно удивившись чему-то,
невесело улыбнулся. - Никаких злодеяний не совершил. А отцов и боги всевышние не выбирают.
- Так ты знаешь?.. - заглянул ему в глаза Новий.
Тирон, молча, кивнул и, отводя взгляд, признался:
- Не знаю только… Как с этим жить?
- Не просто. - искренне посочувствовал ему Новий. - Но лучше подумай о том, как тебе выжить. Октавиан уже в Городе!
- Что это меняет?..
Новия поразила его наивность и полное пренебрежение смертельной опасностью:
- Да одного взгляда, не то, что слова его достаточно, чтобы!.. - и не договорил, заметив испуганный взгляд Магии.
Тронул ее ласково за плечо, заставив себя улыбнуться:
- Прости, что в доме твоем распоряжаюсь. Но, боюсь, другой возможности судьба не предоставит. Позволь нам где-нибудь, с глазу на глаз, поговорить!
Не хотелось в неведении оставаться, но как возразишь? Звание его сенаторское, седины и голос проникновенный внушали доверие. Но кого же тогда и полагаться, если не на него? Кивнув, скользнула во вторую комнату, где перестук ткацкого станка тут же прекратился. Нейт и Сихмет вышли, а Магия пригласила гостей:
- В триклинии вам удобней будет.
Но, кроме кровати рабынь, ткацкого станка, столика и двух складных стульев, в комнате ничего не было. Новий с Тироном переглянулись и она, заметив это, смущенно пожаловалась.
- Возлечь тут негде, можно только присесть. Но арендатор, все равно, комнату эту триклинием называет…
Сняла, висевшую у окна тунику Тирона. Тронула сушившийся рядом плащ, а тунику протянула Тирону.
- Вот! Уже высохла. А плащ пусть еще повисит. Располагайтесь.
И вышла. Отойдя к ткацкому станку, Тирон надел тунику и огляделся -
куда бы пристроить одеяло. Положил на стул и обернулся к Новию.
- Где письма Луций?
- Там, где никто их не найдет. В Портике Свободы, у Поллиона. С его помощью, когда скажешь, из Рима вывезем. В Капую, в Неаполис. Там и опубликуем. С тобой - сложнее. Стража у всех ворот!
- Я на Авентине комнату снял. Могу там переждать.
- Не дойдешь. - убежденно покачал головой Новий. - Соглядатаи повсюду. Жди меня здесь!
Магия заглянула в комнату. Уже в розовой тунике, сверкая кольцами, жемчужным ожерельем и золотыми змейками на запястьях. Подхватив одеяло, освободила стул для Тирона.
- Мне с рабынями выйти нужно. Вы ведь меня дождетесь?
- Я - едва ли. - откликнулся Новий. - Но, если не возражаешь, к вечеру еще
раз загляну. - и кивнул в сторону Тирона. - А гость твой никуда не денется. В Городе лишний раз светиться ему не нужно, пока я не вернусь. Так что, непременно тебя дождется. Но, чтобы и с тобой по дороге никакой беды не случилось… - окинул взглядом ее драгоценности, снял свой золотой перстень и отдал Магии. - В арке пятеро моих рабов. Передашь им кольцо и скажешь, что, троим, велено тебя сопроводить. С ними ни о чем не тревожься.
- Не знаю, как благодарить, сиятельный! - пробормотала Магия, сжимая в кулачке перстень. И обернулась к Тирону. - Я скоро вернусь!
Устыдилась своих слов и убежала. Новий проводил ее взглядом:
- Милая малышка! И, вроде, не глупа. А, что тут из-за нее творилось! Начиная с Аттика, вплоть до Ливии Друзиллы!.. Весь Город охотился!
- Весь Город? - изумленно вскинул брови Тирон. - В связи с чем, Луций?
- К ней печать Марка Антония случайно попала. Как-нибудь расскажу! - отмахнулся Новий. - Сейчас, как будто, улеглось. Но украшениями такими сверкать… Ненужному риску себя подвергает!
Тирон кивнул, молча с ним соглашаясь, а Новий подошел к станку, провел рукой по яркому восточному орнаменту на, готовой уже, полосе ковровой ткани, по свисавшим вниз разноцветным нитям.
- Но, если рабыни ее такие чудеса производить могут… Бедность ей не грозит.
Тирон не ответил, разглядывая пестрый вавилонский узор…
- Марк, кто тайну тебе открыл? - неожиданно спросил Новий. - Луцилий?
Тирон глянул на него, усмехнулся задумчиво:
- Есть и более авторитетные свидетельства… Которым невозможно не верить…
Отошел к окну, снял, чуть покачивающийся на вешалке, плащ. Глянул в открывшийся перед ним простор - Марсово поле, зеленевшие за Тибром, Цезаревы сады с мраморными портиками, беседками и статуями… Тихо произнес:
- С отцом я уже никогда не встречусь. Ни здесь, ни в вечности. Хотелось бы мать повидать! Хоть издали… Пока это возможно.
- Риск слишком велик! - взволнованно подступил к нему Новий.
- Вся жизнь моя теперь - смертельный риск… А каждый вздох - угроза отечеству. - печально усмехнулся Тирон, кивая в сторону форума и Палатина. - Иначе, думаю, он и не мыслят!
На это Новию нечего было возразить. Выглянул в окно, и что-то увидев,
воскликнул:
- Хвала Юпитеру, что провожатых ей дал!
- А что там? - встревожился Тирон.
- Видишь двоих у храма Изиды. Один - без глаза.
Тирон присмотрелся:
- Отребье какое-то!..
- В том-то и дело! - взволнованно подтвердил Новий. - Одноглазый этот… Ее преследует.
- Почему? - удивился Тирон.
- Грабитель! - не стал вдаваться в подробности Новий.
И как бы в подтверждение его слов, Циклоп резко отвернулся, скрывая свое лицо - заметил, видно, выходившую из арки Магию. Дернул за плечо подельника, чтобы и тот затаился.
Тирон попытался заглянуть вниз. Но, из-за широкого карниза видна была только противоположная сторона улицы, где одноглазый, не замеченный, судя по всему, Магией, немного выждав, двинулся вместе со вторым негодяем, за ней.
- Пока она не одна, мразь эта к ней не сунется. Но в дальнейшем… - хмуро глядел им вслед Новий.
- Да я с ними сейчас покончу! - накинув влажный плащ поверх туники, Тирон шагнул к двери.
Но Новий встал у него на пути:
- Нет, Марк! Приметы твои по всему Городу. Первый встречный вигил схватит!
- Что же мне? - возмутился Тирон. - Ждать, пока ее за побрякушки золотые зарежут?!
- С этим сам разберусь. А ты жди здесь, пока я с Азинием встречусь и сразу вернусь. - предложил Новий.
Тирон в нем не сомневался, но тревога смутная не покидала. Может, из-за глупышки рыжей, драгоценностями, как деревце еловое в Сатурналии, украсившейся?
- Хорошо, . Но, чтобы ей… Ничего не угрожало.
Новий посмотрел на него внимательно и пообещал:
- Сделаю, что смогу, Марк!
И не обманул. Пустившись с двумя рабами по следу одноглазого, тут же, на углу Латинской встретил знакомого вигила. И тот, чуть прихрамывая, с дубинкой на плече, присоединился к погоне, которая, впрочем, не затянулась.
Сопровождаемые рабами Новия, Магия со старухой и Нейт задерживались
у прилавков, любимых груш сирийских по дороге купили. И остановились у
колонки с головой ушастого мраморного зайца, чтобы их помыть. Кравшийся
за ними, Циклоп остановился неподалеку, выжидая.
Осторожно приблизившись сзади, Новий шепнул что-то рабу, тот свистнул условным посвистом и, охранявшие Магию рабы оглянулись. Новий указал им на одноглазого и тут же его окликнул:
- Эй, Полифем!
Циклоп на сразу сообразил, что это его зовут. И Новию пришлось окликнуть его погромче. Обернувшись, Циклоп шагнул было в его сторону, но увидев рядом с Новием вигила и двоих плечистых рабов, почуял нутром угрозу и заметался. Хотел укрыться в толпе, все прибывавшей, по мере приближения к форуму. Но навстречу ему двинулось еще трое загонщиков, и одноглазый кинулся в узкую боковую улочку, надеясь затеряться в сутолоке между Портиком Помпея и цирком Фламиния. Но рабы Новия были проворней, догнали, сбили его с ног… А тут и Новий подоспел, пока тот из лужи зловонной выбирался. Так что, вигилу, которому Новий аттестовал его, как ближайшего подручного убийцы Штыря, для препровождения в Мамертинский Карцер, пришлось накинуть на шею Циклопа тугую пеньковую петлю и тащить его в тюрьму, угрожая дубинкой издали, чтобы от зловония, источаемого, искупавшимся в луже, злодеем, не задохнуться.
Поощрив рабов за верную службу, Новий отослал их к Магии, изъятия Циклопа с лихого его поприща, и не заметившей, поскольку подельник его, в суматохе, скрылся. Сам же поспешил за арестованным, чтобы, обойдя Фламиниев цирк, выйти вдоль северного склона Капитолия к Карцеру и старым рострам, откуда до Портика Свободы было уже рукой подать. Рад был, что сократил путь и сможет скорее увидеться с Азинием Поллионом.
Но избрав кратчайший путь, он разминулся с лектикой Мецената, свернувшей, как раз, с форума на Латинскую улицу, и направлявшейся, в сопровождении восьми ликторов к храму Изиды. Не для молитв Госпоже всех стихий, разумеется, и не ради обретения маата… А прямиком к той инсуле, которую Новий недавно покинул, где ждал его возвращения Тирон.
Всю дорогу, еще с Эксвилина, от самого черного дворца, префекта терзали сомнения. Загодя послав людей на Латинскую, он без труда выяснил, где и с каких пор снимает квартиру рыжая красотка, приютившая у себя припадочного иудея, которого, в любом случае, необходимо было изолировать:
«Хватит с нас одного Тирона!» - повторял он мысленно неоднократно.
Но чутье совсем иное подсказывало. То, о чем и думать не хотелось. Вот он и старался отвлечь себя чем-то совершенно безотносительным. Вспомнил, что фразу эту, чуть ли не ежедневно вбивал в голову совсем еще юного Гая Октавия, отчим его покойный Марций Филипп, предостерегая от вступления в права Цезарева наследства. Конечно, в ином несколько варианте.
« - Хватит с нас одного Катона!» - настойчиво долбил заботливый отчим.
« И ошибался. Где бы мы были, если бы Гай тогда его послушал? – задавался чисто философским вопросом префект. И тут же сам себе отвечал: Там где и сейчас можем оказаться - на свалке. Стоит только Тирону этому с Геркулесом и ведьмой его крючконосой столковаться. А следовательно… Воспрепятствовать такому союзу необходимо. Любой ценой!»
Тут у него ни малейших сомнений не было. О другом душа ныла. Если иудей тот Тироном окажется, а рыжая малышка - рядом… Ее ведь тоже брать придется! И не для разговоров. И ей одна дорога: камень на шею и - в Тибр!
«Но Вергилий!..»
Простодушное лицо поэта стояло перед глазами неотступно - доверчивое, улыбающееся. И неумолимое как лик Медузы, заставляя сердце префекта замирать, проваливаться в леденящую душу пустоту и, не достигнув дна ее, каменеть в отчаянии.
И неважно было - обещал он что-то словесно или нет. Достаточно того, что просил увезти ее из Рима… Значит, взял под свою опеку, пытался спасти! А теперь, своими, можно сказать, руками жизни ее лишить? Целесообразность политическая, ответственность перед Гаем… Но как, после этого, Публию в глаза взглянуть?..
Места себе не находил. Вскочил с ложа, выглянув из-за пурпурной завесы, ткнулся взглядом в безликую уличную толпу. Присел в кресло в мрачно задумчивости.
«Хватит с нас одного Катона?.. А если бы их было несколько? Хватило бы на них одного Цезаря, Помпея или Суллы? Едва ли… Не рвущихся к власти, но безраздельно, веками царствующих уже Тарквиниев со всей их родней, стражей и войском наемным оказалось недостаточно, чтобы загнать в стойло, не такой уж и многочисленный, в то время, римский народ, вовсе не из Катонов, состоявший. Из простых смертных, имевших достоинство и требовавших только одного, чтобы с ними считались, а не как скот пасли. В чем же мое достоинство? Любой ценой рабски за власть держаться?..» - но так и не нашел ответа. Лектика мягко опустилась и встала.
Выглянул и ничуть не обрадовался тому, что его доставили прямо к лестнице, у подножия которой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, подобострастно кланялся ему арендатор. А ликторы, стараясь не топать и не греметь амуницией, уже поднимались наверх. Времени на раздумья не осталось.
Свидетельство о публикации №223110800022