Хлопушки

   Продолжение. Предыдущая часть: http://proza.ru/2023/09/12/685
               
    Начало восьмого утра. Поздняя осень насадила кудрявые тучи прямо на тускло светящие фонари Мосфильмовской улицы, хлестала и чистила щеки дождем и мокрым снегом. Прикрываясь от непогоды воротничком ветхого пальтишка, маленькая и худенькая девушка Юля шаг за шагом от начала колонны построенных парами людей неумолимо приближалась ко мне. По ее едва заметному жесту каждый спешно распахивал пальто или куртку. Юля что-то говорила, после чего один из них бодро продвигался на несколько шагов вперед, другой, завистливо глядя на оставшихся, отправлялся к автобусной остановке.

— Расстегнитесь! — Юля левой рукой прорезала пространство передо мной пополам сверху вниз, от чего меня нервно передернуло.

Пуговицы осеннего пальто, будто специально, никак не хотели повиноваться охолодевшим пальцам. А еще бросил в озноб ее вопрос:

— Сколько вам лет?

— Шестьдесят, — назвал я, не моргнув глазом, верхний предел возраста зрителей, требуемых на шоу Модный приговор, хотя мне уже перевалило за семьдесят.

Юля еще раз придирчиво оценила мое лицо, новенький джемпер и снисходительно показала кивком в начало строя, вручив «карточку зрителя». Отлегло, но я продолжал ежиться, будто только что с натягом сдал зачет именитому профессору. А, может, это просто мерзкая слякотная погода? Согревало и отвлекало от пережитого унижения предстоящее событие, возможный поворот в моей не шибко веселой жизни — я попаду на Мосфильм.



Повернувшись, я с интересом и тревогой посматривал за дальнейшей сортировкой. Ни словом, ни взглядом, ни жестом никто не выразил недовольства, будто эти люди побаивались вызвать у Юли отрицательное отношение к ним.

Охранник за стеклянной перегородкой презрительно улыбался, делился с напарником наблюдением за превращением нашей бессловесной толпы в строй, а потом опять в толпу, но уже на серой невзрачной площадке в каменной ловушке киноконцерна. Я невольно вспомнил, как проходило стадо овец из Монголии через узкий пограничный прогон, на выходе из которого его принимали русские скотогоны.

Три ярко синих биотуалета придавали праздничность в сумерках казавшемуся серым съемочному павильону. Юля уверенно провела нас через дверцу внутрь здания. Коридор, в котором мы все оказались, освещался весьма слабо, поскольку светильники были установлены высоко, под самым потолком.

— Здесь можете раздеться, оставить вещи. Биотуалеты для вас — на территории. Сюда, — худенькая Юля показала на двери с изображенными на них силуэтами женщины и мужчины, — вам ходить строго запрещено! Замечу — сразу домой! Уборщица возмущается: «ссут мимо, массовка, а кто же?»

Меня покоробило от этого циничного бесстыдного обращения со взрослыми людьми, хотелось выкрикнуть ей что-нибудь обидное.

Впрочем, ссущие правильно, уже работали за обшарпанными дверями с табличками: Звукозапись, Монтажная, Электрик, Осветители, Операторы… По другую сторону от них — две пары пока закрытых парадных ворот с картонными плакатами: Модный приговор и Голос. В конце коридора, за колоннами — ярко освещенный зал с отгороженной черными шторами гримеркой для артистов, посередине — большущий расцвеченный буфет на автомобильных колесах. На него из темного коридора жадно поглядывали пришедшие хлопать в ладоши, казалось, изголодавшие, в основном, женщины.
Целых шесть стоек на колесах с множеством вешалок моментально заполнились нашей промокшей верхней одеждой, и коридор оказался на столько узким, что приходилось вжиматься в стену, чтобы пропустить идущего навстречу. Нарядные, но почти не различимые между собой женщины — а их подавляющее большинство — расселись на стульях и заняли сумками места для сидения. Оставалось только стоять или ходить, в ожидании счастливого момента, когда нас запустят в загадочную студию.

— Да, Константин, меня Таня зовут. Я из Орла, вернее из области. — Охотно отвечала на мои вопросы более-менее симпатичная женщина лет сорока. — Мама в колхозе работала, меня в Москву отправила. Здесь все-таки праздник, и денег на жизнь дают.

— Я третий раз сюда пришла, — кокетливо поправляла салатовый бант, закрывавший складки на шее, женщина, с которой мы были «парой» в строю перед входом. — Месяц назад приехала, у сестры живу, здесь на еду зарабатываю.

Эта плотная женщина Зоя с некрасивым по моим меркам лицом зачем-то рассказала мне о трудностях жизни на юге ее родного Казахстана, о неблагодарных детях, разъехавшихся по странам и континентам. Я внимал и сочувствовал — я ж такой же одинокий, хоть и москвич. Шепоток волнами доходил с разных сторон: «Васильев приехал, Бабкина уже здесь, Эвелина тоже…»

Я еще раз оглядел эту безропотно подчиненную унизительному распорядку массу людей. Там, откуда они приехали, условия гораздо хуже, большинство из них, видимо, только здесь увидели теплый туалет с диковинным унитазом.

Наконец парадные врата открылись. Я даже зажмурился, в ожидании яркого света за ними. Но наше вхождение в рай преграждала черная стена, на которой мигали крошечные огоньки-индикаторы, светились пара-тройка мониторов разных размеров. И только за перегородкой открылась моему восторженному взгляду первая в жизни огромная, ярко освещенная студия! Высоко под потолком — ряды софитов ослепляли, заставляли щуриться. Вдалеке, на возвышении — огромный стол и парадные кресла, почти троны для судей Модного Приговора. Вокруг, на постаментах — белые статуи богинь. Огромная стрела крана, похожая на черного питона, беспрепятственно перемещала в любой конец студии, вверх-вниз всевидящий глаз на поворачивающейся морде видео камеры.

Худенькая Юля незаметно передала нас высокой женщине Вере в элегантном черном брючном костюме. Кто-то называл ее тренером, другие — ассистентом режиссера по массовке. Черная стена, закрывавшая при входе вид студии, с другой стороны ниспадала тремя драпированными черной тканью фанерными ступенями — на них мы наконец-то расселись. Зоя, бывшая здесь не впервой, потащила меня на вторую ступень ближе к середине:

— Отсюда и видно хорошо, и можно попасть в кадр.

Однако тренер Вера, проинструктировав нас, по какому ее жесту, что надо делать, приступила к пересадке. Зоркий глаз камеры, что на черной стреле, то смотрел издали, то подлетал и буквально разглядывал каждого в упор; для обладателя уверенного мужского голоса мы уже не были сплошной массой, он мягко руководил:

— Вера! Вот эту женщину в голубом — в нижний левый угол, с салатовым бантом — вправо вниз…

— Там еще лучше, — покидая меня, Зоя улыбалась, отчего не становилась более привлекательной, — прямо рядом с главными героями.

На площадке, что между зрителями и ведущими, — суета! Рабочие привезли раму с одеждой, потом еще три и замуровывали Зою, напрочь! О, пути Господни! Так что на этой съемке она ничего не увидит и уж точно не попадет в кадр. Но зачем ей это?

Музыка, напоминавшая цирковой выходной марш. По жесту Веры — наши бурные аплодисменты. Васильев вышел к своему трону в камзоле, шитом золотом. Мы не жалели ладоней, встречая блондинку Эвелину Хромченко и брюнетку Надежду Бабкину. Все регалии Сан Саныча перечислять можно долго: искусствовед, коллекционер, создатель декораций более, чем сотни постановок в лучших театрах мира. И он говорит, советует, настаивает на своем, учит… А я, хоть и освещенный с потолочной рампы софитами, могу только с глупой гримасой шлепать в ладони под зорким оком тренера Веры.

Выступает «Обвинитель», критикует одежду своей «Родственницы-обвиняемой». Потом они переодевают ее в выбранную самостоятельно одежду, висящую на рамах. Все трое ведущих опять критикуют… и стоп! Перерыв.

— Десять минут!

Спешно одевшись, женщины встали в очередь — биотуалетов всего три, а нас больше шестидесяти. Уже светло, но дождь со снегом продолжали атаковать.

Пересадка. Меня не трогали. Спине опереться не на что — сзади ноги сидящих на третьей ступени. Появилась ломота в костях, или в мышцах… С удивлением приметил странную особенность в фигурах многих сидящих «зрителей»: при легком наклоне вперед спины не S-образной формы, а напоминают натянутый лук, подбородок опирается на грудь, но голова сохраняет вертикальное положение. Я попробовал принять такую позу — не получилось. Видимо, нужны месяцы тренировок.

Сан Саныч уже в атласном пиджаке с трехцветным замысловатым орнаментом. Другая пара «Обвинитель и обвиняемый». Эвелина и Бабкина тоже поменяли наряд. Еще одна программа. «Сколько сегодня? Три, четыре?» — шепоток вдоль ступеней. А время — начало пятого…

Сидеть становилось нестерпимо: мышцы ягодиц промялись до костей, позвоночник так и хочет свалить туловище в сторону. Руки то и дело надо вытягивать для аплодисментов, а на них так хотелось опереться.

Перед перерывом по команде невидимого режиссера Сан Саныч сошел с пьедестала в зал, встал к нам левым боком, глядя в стену, где, видимо, вмонтирована камера, со сдержанной улыбкой произнес слова рекламы какой-то парфюмерии. Несколько дублей. Он повернулся, кажется, обратился прямо ко мне:

— Вот так! За несколько минут вся наша сегодняшняя съемка оправдана.
Довольный шоумен ушел из студии через отдаленную дверцу на перерыв, откуда доносился запах недоступной нам пищи.

Я вышел в тот самый тесный коридор, где женщины уже поглощали припасенные булки и бутерброды, запивая их соком из пакетов, просто водой из ПЭТ бутылочек. Попытался общаться. Все приезжие. Некоторые говорят, что интересуются модой, другие хотят только этих крохотных денег. Ужасно болела, ныла спина — когда же все это кончится!

А закончилось все эта добровольная пытка в половине двенадцатого ночи показом переодетых стилистами «Подсудимых» и проходом «Моделей» в красивых нарядах, разработанных под руководством несравненного А. А. Васильева.

Отточенными движениями худенькая Юля выдергивала из пачек по две сторублевки и одну пятисотенную, вручая, лепетала: «Спасибо».

Видимо, давно знакомые между собой «Артистки массовых сцен», выбравшись на волю, забились в подошедший городской автобус, громко переговариваясь. Зоя время от времени доставала мобильник и, взглянув на экран, оповещала какую-нибудь подругу о ближайших «хлопушках». В сравнительно пустом зале перед самым закрытием метро вся эта недосушенная масса разбежалась по трем разным направлениям и уровням.

В начале второго ночи упал на диван. Картины нового, неведанного ранее мира с яркими софитами, летающей по залу камерой, затаившимся режиссером, актерами не давали уснуть, а потом еще снились, снились…

Физические страдания от прострела спины, общей усталости продолжались еще пару дней. Я преодолевал боли в позвоночнике при помощи известных упражнений: перекатывался на спине, прижав к груди ноги, вытягивал руку и ногу, стоя на коленях, — в общем, не ленился. До сих пор не пойму, что меня тянуло еще и еще записываться, подвергать себя четырнадцатичасовым мучениям Модного приговора. Может, причастность к какому-никакому коллективу? Стремление здесь, в Москве совершенно без возможности как-то повлиять на общую обстановку, понять людей, приехавших из разных мест. Или праздничная обстановка за невысокой перегородкой в нескольких метрах от меня? Скорее всего, после многих лет тяжелой и нелюбимой работы инженером, предпринимателем теперь мне совсем не надо было ничего уметь и напрягать мозги — хлопать в ладоши на радость режиссеру по команде тренера и получать немного денег.

— И где тебя носит по ночам? — Соседка Наталья встречала меня с иронической улыбкой у приоткрытой двери своей квартиры, — опять бабу себе нашел?

— Целый гарем завел, — мне даже приятно было пообщаться с этой домовой активисткой, — штук пятьдесят красавиц.

— На что содержать будешь? — Она подтянула кулачек правой руки к тому месту, где когда-то была талия, — пенсия, поди, не больше моей. А здоровья хватит?

— Они сами себя обеспечивают, а вот здоровье, да…

— Ну-ну, — Наталья, ничего не поняв, плавно скрылась за дверным проемом, щелкнул замок.
За три посещения «хлопушек» я видел одни и те же лица людей, нежелающих никакой другой работы, смирившихся со своими нищенскими доходами и приспособившихся к постоянному унижению, непомерным физическим страданиям. В моей душе зародился протест: неужели в этом мире кино не найдется более достойного места! Да! Надо только преодолеть еще одно препятствие — найти, наконец, настоящий «кастинг» и решиться, пройти его.

    Продолжение http://proza.ru/2023/01/05/839