ОДНА ОДНА

         
            «Уж и не знаю, за что это боженька так к нам благоволит», думала Иечка,  свесившись из окна и глядя на пожухлую зелень деревьев под окнами, на берёзы у дома напротив, ещё укутанные собственными золотыми листьями, на неимоверно пёстро-яркую палитру кустов  внизу, у парадной.  «И это в середине ноября – не верю!»  восклицала  она время от времени.
           Тёплая, а главное, безветренная погода, что в северной столице большая редкость, бронзово-золотистое окаймление жизни. Под ногами уже не шуршащие, хрустящие, шелестящие, радужные листья клёна, а сплошной влажный ковёр, источающий, как помнится Иечке, особый горьковато-терпкий аромат. Тут Ия грустно вздыхает: первый ковид забрал с собой её обоняние, и, казалось, навсегда. Но по прошествии года, стоя на перекрёстке в ожидании зелёного сигнала светофора, Иечка испытала момент счастья, даже не сразу поняв, что его спровоцировало. Осознав причину, она долго хохотала: это машина тронулась с места, источая запах бензина,   и он показался   ей во сто крат милее и дороже, чем некогда обожаемый французский «Клима» фирмы Ланком.
          Небо выкрашено серой краской, заметно сгущающейся на горизонте. Хотелось на волю, в пампасы. Ия процитировала про себя классиков юмора и стала собираться в путь. Хочется гулять вольготно, без обременения, а посему в один карман куртки она кладёт проездной и банковскую карту, в другой – помаду, зеркальце  и расчёску: вроде дамский минимум припасён  и можно отправляться  на прогулку в любимый парк.
          Перед выходом она ознакомилась  с прогнозом, заверяющим, что дождь начнётся не ранее пятнадцати  часов – значит, как минимум, три сухих часа в её распоряжении и зонтик можно не брать. На худой конец, дождезащитную роль сыграет  капюшон.
          В автобусе удалось занять место на передовой,  и она, сидя высоко и видя далеко, наслаждалась абсолютно всем, что попадало в поле зрения. Незадолго до конца поездки почему-то ухудшилась видимость проносящихся объектов,  и Ия поняла, как она была доверчива и легкомысленна, поверив прогнозу и не взяв зонтик.  В конце маршрута она оставалась в автобусе одна, не считая неприветливого водителя, которого ей так и не удалось разговорить, настроив на более весёлый лад.
           Накрапывает дождик, небо безнадёжно затянуто свинцом, аттракционы парка безжизненно повисли  в неподвижном воздухе, никто не выходит из метро и никто не рвётся им воспользоваться.  И  вообще такое ощущение, что жизнь замерла по чьей-то команде, и Ия осталась одна, не расслышав её.  Поёживаясь не от холода, а от этой странно-непривычной картины, она всё же  решительно направляется к своему любимцу – дворцу ББ  архитектора Штакеншнейдера.
          Каждый раз, приезжая в парк, она варьирует маршрут: сегодня на повестке дня дворец ББ, потом прогулка до РР , и наконец, достижение ЗЗ , откуда до дома уже рукой подать (длина руки – один пролёт метро).  Ия идёт по широкой дубовой аллее, ведущей ко дворцу. Как всегда, по дороге она широко распахивает  руки, пытаясь обнять весь милый сердцу открывающийся простор. По календарю уже глубокая осень, и лес стал удивительно  светлым и прозрачным.
           Подойдя к дворцу, Ия недоумевает: вместо тропы, ведущей к Неве, проложена бетонная трасса – видимо, планируется гигантский ремонт,  и дорога проложена для тяжёлых грузовиков. Но Иечку ни открывшаяся картина, ни намечающаяся перспектива не радуют, а напротив, весьма огорчают. А как же милая сердцу слегка  покосившаяся от возраста гранитная скамья, а как же недостающие звенья старинной чугунной ограды, а как же подмываемые водой, сползающие в воду кусты и деревья? Как Иечка  без них обойдётся? Как как, скажете вы – благоустройство!  Но Иечка переживает, ибо прервётся естественный ход жизни, период  старения. Или старины, если хотите. И тут вдруг Ия с ужасом подумала, что, наверное, ей хочется сохранения старины, потому что она сама уже не новая, но не хочет  насильственного обновления. Она не хочет замурованной, обезличенной набережной, когда здесь станет всё как везде. И это ужасно. Это как если бы всем старикам надели на лицо идеальную маску, лишённую морщин, впалого рта,  проваленных глазниц и набрякших век. Вот описала Иечка весь этот ужас и подумала, а, может, маска всё-таки лучше…
          Предаваясь рассуждениям, бросая прощальный взгляд на пока-оставшиеся приметы прошлого, шла Иечка теперь под проливным дождём сквозь Приморский парк. Ей даже не хотелось прибавить шаг, потому что вокруг царила сказочная тишина: замершая листва, ни души. Не считая встретившейся за всё время Ииной прогулки женщины с коляской, мужчины с собакой,  ещё одной женщины с палками для скандинавской ходьбы и пожилой пары,  одна Ия была одна.
          На противоположном берегу Невы виден Иечкин дом, слева лениво плещется река, справа на километр тянется парк. Она неспешно идёт вдоль сегодня-совсем-не-загруженного-машинами шоссе под дождём, который  то усиливается, то делает передышку.
          Вот и РР. Навстречу промокшей Иечке устремляются девушки с дежурными вопросами,  от которых она отмахивается со словами: «Нет-нет, у меня свой столик».  Но «свой столик» оказывается занятым, и  Иечка пьёт эспрессо с горячим молоком и заварным пирожным наверху, в таком же уютном зале с огромным абажуром над каждым столом и  полным отсутствием других клиентов: Иечка одна одна.
          Ну, вот: куртка слегка подсохла, но надевать холодно-мокрую одежду не очень приятно. Дождь, похоже, прекратился, и Ия устремляется к заветной  цели: пройдя километр по прямой, она упрётся в станцию метро «Зенит», проедет одну остановку и очутится дома. Home, sweet home!
          Картина резко изменилась: кончилось дорогое для Иечки умиротворение, создаваемое изобретательной природой, умеющей очаровывать в любое время года, и показала своё лицо цивилизация двадцать первого  века.  Справа тянутся гигантские конструкции нового стадиона «Зенит Арена», обнесённые сеткой. Вокруг –  огромные заасфальтированные площадки  с непонятными для непосвящённых, вроде Иечки, постройками.  Над  всем этим асфальто-бетонно-стеклянно-футбольным  миром  возвышается  чудовищных размеров сооружение. Ия испытывает жуткое ощущение животного страха, идя под тяжестью давящих на неё гигантских лап, поддерживающих извивающееся  тело вантового моста.  Она идёт по безлюдной асфальтовой пустыне, но знает куда – пробный шар был уже как-то раз брошен. Метро где-то здесь,  в одном из неказистых строений. Но, видимо,  чтобы запутать врага  и чтобы немец не прорвался, нигде нет никаких указателей. Нет и привычной буквы М, сейчас, правда, стилизованной под ушедший с рынка Макдональдс.
           Оставалось метров пятьдесят  до предполагаемого входа, когда дождь припустил, как говорят, чисто конкретно.  «Ничего, --  успокаивала  себя Иечка,  -- в метро просохну».
           Метро не подаёт никаких признаков жизни. Ия подходит к предполагаемой двери, оказавшейся закрытой. Не теряя надежды на чудо, она, прижимаясь к стене  и  норовя  укрыться от дождя, огибает здание и, о радость, натыкается на пожилую пару, стоящую с подветренной стороны, слегка защищающей  от дождя. Мужчина радостно-уверенно сообщает ей, что этот  вход сегодня закрыт и надо обойти здание. Ия бодро держит шаг, обходит небольшой домик, чтобы убедиться в отсутствии чего-либо, хотя бы отдалённо напоминающего дверь, пусть и закрытую. Но перед её взором сплошная стена.
          Метрах в двухстах – такое же по красоте, размерам  и предназначению сооружение. Пробежав с мирово-рекордным временем это расстояние под проливным дождём, Ия, наконец, заметила слегка приоткрытую дверь входа в метро, куда она с радостным воплем и устремилась. Внутри у турникета стояло три дюжих униформенных молодца  с засунутыми в карманы руками, с изумлением взирающих на одинокую мокрую курицу.
          Ей хотелось много им сказать, но она с трудом себя удержала. Памятуя опыт прошлого раза, Ия,  не глядя,  встала на эскалатор и спустилась на платформу, где её ждал сюрприз. Во-первых, на длиннючей  пустынной  платформе не было ни души -- ни пассажиров, ни работников. Ия пялится на указательную табличку,  которая гласит, что следующая остановка Беговая; она же и конечная. А Иечке надо добраться до Приморской, и это в обратную сторону.  Значит, не та платформа, и ей следует  двигаться в сторону конечной станции Рыбацкое.  Ладно. Она ищет глазами соответствующий указатель. Ура! Есть! На табличке нарисованы ступеньки, бегущие вверх. Два больших лестничных пролёта преодолены Ией успешно, она опять на платформе. И что же она видит на указателе? Следующая остановка -- Беговая. Опять возобновляется поиск Рыбацкого -- неустанный бег по ступеням вверх-вниз только для того, чтобы каждый раз тут и там видеть бегущие ступени,  указывающие: Рыбацкое – вверх. Или вниз.  И чтобы  бездыханно добравшись туда, прочитать – Беговая!  Как в известном фильме – «Замуровали, гады!» Да и сказать некому. При всём желании.
           Слава богу, ничто, не терпящее отлагательств,  в голову Иечки не ударило, и она могла рассуждать здраво. В конце концов, здравый смысл повелел ехать до Беговой, а там пересесть на поезд в обратном направлении, что Иечка, в конечном итоге,  и сделала.
           А загадка всё-таки осталась, как и  ощущение невыясненности,   и,  придя домой, Ия неожиданно сделала то, чего не делала до сих пор: она сделала под Хармса . Кстати, помните, как это у Маяковского: «не делайте под Маяковского, а делайте под себя »?  Хорошо, что Иечка смогла и от этого удержаться на злополучной станции «Зенит». А вот то, что не удержалось:

     Я одна была одна
     В этот день промозгло-серый
     В осень-парке отсырелом
     На окраине земли.

     Ещё маленькая горстка:
     Кто с коляской, кто с собакой,
     Но так грустно-горделиво
     В нём шагала только я.

     Вот и «Русская Рыбалка»,
     Что всегда на полдороге
     Кров даст, отдых и напиток
     Что воротят тебя в жизнь.

     А потом опять дорога,
     Безуспешный поиск счастья,
     Заодно и  Метростроя
     Заколдованный «Зенит».

     И уехав  в нетудатье
     В поисках прямой дороги
     Возвращаешься обратно
     Без зонта и под дождём.

     Лишь тогда  и понимаешь,
     Что ты любишь этот дождик,
     Этот мрак и беспробудье,
     Когда светит рядом дом.

1 Белосельских-Белозерских
2 Русской Рыбалки
3 Злополучного /Загадочного/Заветного «Зенита»
4 Даниил Хармс, русский советский писатель-авангардист, абсурдист  и пр.
5 Владимир Маяковский в свое время был очень популярным, и молодые поэты старались писать "как Маяковский". Однажды на слете молодых поэтов В. Маяковский выступил и прочитал стихотворение: «Не делайте под Маяковского...»