Воздух, которым дышу

Зоя Десятова
Воздух, которым дышу
Роман




Издание Санкт-Петербургского отделения
Общероссийской общественной организации
«Союз писателей России»


      


Д-37 Десятова З.Н. Воздух, которым дышу. Роман. Санкт-Петербург, 2015, - 304 с.





В очередной книге Зои Десятовой – романе «Воздух, которым дышу» показаны события, произошедшие с героями в течение одного года в Санкт-Петербурге, Москве, Израиле, Бийске. Этот полухудожественный. полуавтобиографический роман нон-фикшн – о жизни и смерти, о любви, отношении к религии, священникам и верующим, политикам и политике, актерам и писателям. Книга о молодых, что уезжают из родительского дома в поисках счастья и работы в другие города и страны, разрывая корни, с трудом приживаются на новом месте; о родителях, остающихся одинокими, и с отъездом детей, на которых «не могли надышаться», теряют смысл в жизни, мечтают перебраться к ним в том возрасте, когда многое позади...





ISBN 978-5-91404-107-3








                © З.Н.Десятова, Воздух, которым дышу, 2015








ЗОЯ ДЕСЯТОВА
Воздух, которым дышу.
Роман

(полухудожественный, полубиографический нон – фикшн)

Машу провожали  две подруги и мать – Валерия Васильевна. Февральская стужа и метель загнали их  в помещение вокзала, переполненного пассажирами. Маша стояла, перекидываясь ничего не значащими фразами с подругами, и думала о том, как бы оторваться от матери, выйти на платформу и перед посадкой немного покурить. Она видела, что мать еле сдерживается, чтобы не расплакаться, хотя дома договаривались, что  реветь на людях она не будет. Маша нервничала. Хотелось курить, но она знала, что об этом даже заикаться нельзя: мама сразу запаникует, не понимая того, что жизнь с момента её рождения довольно сильно изменилась, и дочери казалось, что  она не знала ни поведения, ни взглядов современной молодёжи.  Попросив мать постоять рядом с сумками, Маша с подругами всё же вышли на платформу.
Вскоре объявили посадку, и Валерия Васильевна, не дожидаясь, когда появится дочь, схватила чемодан и тележку с привязанными к ней сумками, и поволокла  к выходу. Электровоз подтягивал состав к платформе.
  – Вагонов нет, а посадку объявили, – ворчливо заметила мать, неожиданно появившись перед подругами.
Стоило  Валерии Васильевне выйти из тёплого помещения, как она сразу же продрогла от сильного морозного ветра, проникшего под куртку, а тут ещё курящих девушек увидела… Ошеломлённая, не проронив ни слова, встала рядом, с тревогой наблюдая за тем, что происходит.
  От неожиданного появления матери девушки переглянулись и замолчали, но сигаретки не выбросили, а, чуть отвернувшись, продолжили курить. Со стороны казалось, что её ничем нельзя удивить, поэтому старичок, оказавшийся рядом, посмотрев на девушек, обратился к ней:
– Ты – мать?
Валерия Васильевна глянула на деда, но вновь промолчала: ей и так тошно,
 оправляет дочь в Санкт-Петербург на постоянное место жительства одну, убеждается в том, что та курит, изо всех сил воздерживается от замечания, а тут ещё этот посторонний человек. Он намного старше, но это не даёт ему права лезть в чужие дела. Захотелось прикрикнуть на дедулю, но слов не нашла и она лишь ехидно спросила:
– И что?
– Мать… а стоишь и смотришь, как девки курят. Не стыдно им? Я вот при матери и в пятьдесят лет не смел закурить. Она знала, что курю, но с махрой меня никогда не видела.
– Пусть курят. Вам-то что?   Идите, куда шли…
– Никуда я не шёл. На посадку…
Маша с удивлением посмотрела на мать, которая не только не отругала её, увидев сигарету в руках, а наоборот, вроде, как и защитила.
Началась посадка.  Девушки занесли багаж в вагон, и тут же вернулись на платформу.
– Маша, – не выдержала Валерия  Васильевна. – Когда приедешь в Москву, посиди на Казанском вокзале до тех пор, пока не рассветёт, и только тогда перебирайся на Ленинградский. В переходе полно жуликов и ворья, когда пойдёшь, не останавливайся и не вступай в разговор. Помнишь, как нам предлагали бесплатные подарки. Так это днём, да мы  вдвоём были…
– Вам давали бесплатные подарки? – переспросила одна из подруг.
– Да, ну типа акции от передачи «Смак», это когда мы в гости к брату моему в Петербург ездили. Маша в школе ещё училась, – пояснила Валерия Васильевна. – В Москве, у Ярославского вокзала, какие-то парни кучу коробок ей в руки сунули и сказали, что надо заплатить чисто символическую сумму, чтобы другие люди тоже получили подарки. А я тогда, помнишь, открыла кошелёк, показала, что там одни десятки, сказала им, что возвращаемся домой, что деньги уже издержали… Рядом  милиционеры прогуливались, ничего криминального «не видели». А потом по телевизору передача была: мошенники людей заманивали подарками, уводили в подворотню и отбирали деньги. А после той передачи они переместились в переход. Так что будь осторожней! Когда ездила к брату одна, парни так же цеплялись. Я только «спасибо» им говорила… Сдай сумки в камеру хранения, а сама съезди на экскурсию. Там же, возле трёх вокзалов автобусы стоят. И время пролетит быстрее, и с Москвой немного познакомишься. А можно и до сестры моей доехать – до тёти Юли. Ну, всё, Лапочка! Главное, будь в дороге собранной. Если деньги на телефоне закончатся, звони, добавлю, – продолжала читать «нотации» мать.
– До свидания!
Девушки из вежливости слушали: мать, есть мать…
– До свидания! – улыбаясь, сказала Маша, обняла  мать,  подруг,  вошла в вагон, помахала рукой… Состав тронулся.

***
На Московский вокзал Санкт-Петербурга поезд прибывал в пять часов утра. Маша с трудом проснулась в четыре, хотя, добираясь трое суток до Москвы, вроде бы хорошо выспалась: в вагоне нечем заниматься, кроме того, как есть и спать. Выглянув в окно, увидела полуосвещённую платформу, грузчиков, снующих туда-сюда людей... Соседи по купе, видимо, студенты, бросив постели не собранными и ринулись к выходу.
Маша не торопилась выходить из вагона, ожидая увидеть в окно кого-то из родственников, и, боясь не узнать их, в полутьме старалась разглядеть редких встречающих, однако возле вагона никого из родни не увидела.
Подтянув чемодан и сумки, сказала проводникам «спасибо», вышла  на платформу и огляделась. Кроме чёрной ночи, в чужом и оттого враждебном городе, никто её не встречал. На слабо освещённую площадку, медленно кружась, сыпал сверкающий у фонарей снег. Маша стояла довольно долго, уже и пассажиры покинули платформу, и проводники закрыли двери вагонов, а она всё стояла, испытывая нарастающую тревогу.
Может, они в помещении вокзала находятся? – со слабой  надеждой подумала Маша и медленно двинулась к зданию. Грузчики предлагали довезти багаж, таксисты призывали добраться с ними по нужному адресу, женщины и парень держали  в руках объявления о сдаче комнат и квартир, наперебой предлагали жильё… Маша чувствовала, почему-то, опасность, исходящую от этих людей и старалась как можно быстрее  прошмыгнуть мимо, через кабинку с металлоискателями в зал.
Пройдя вглубь вокзала, у памятника Петру Первому осмотрела ряды с сидящими на стульях людьми, не нашла родственников, и с опасением присела рядом с женщиной, которая показалась ей доброжелательной. И вновь беспомощно огляделась. Что ей делать? Кому звонить? Матери, дяде? Или подождать? Находиться одной на вокзале для неё, впервые оторвавшейся от маминой юбки, оказалось почти что потрясением.
Неподалёку сидели грязные парни – бомжи, они разливали и пили водку по кругу из одного и того же полиэтиленового стаканчика, становились всё более развязными и агрессивными, потом начали ссориться и даже чуть не подрались между собой…
С каким-то гадливым любопытством Маша смотрела на них, а к горлу подкатывала тошнота, сердце наполнялось тупой и бесполезной яростью. Странно, что никто не встретил её. Настроение становилось всё более отвратительным, но Маша продолжала ждать, ведь не могли же её бросить на произвол судьбы? Неужели случилось что-то непредвиденное? Девушку охватил почти что животный страх.
И  всё же звонок раздался. Никита – дядин сын, её двоюродный брат! Неужели он где-то рядом? Маша встала, огляделась, радуясь, как никогда. Слава Богу! Но по телефону услышала:
– Маша, я не смогу подъехать к Московскому вокзалу. Тебе придётся до станции метро «Ладожская» добираться самой, там встретимся. Жду на стоянке рядом с метро.
– На какой стоянке, как я тебя найду? – спросила она, но телефон  отключился, и Маша в недоумении замерла. И тут же одёрнула себя: раньше времени паниковать и тратить деньги со своего телефона она не станет, вот доедет до станции, выйдет на поверхность, тогда и позвонит Никите. Девушка узнала у сидящей рядом женщины, как добраться до ближайшего здания Петербургского метрополитена и попасть на нужную станцию.
– Вас что,  не встречают? – участливо спросила та.
Но Маша не ответила: откровенность здесь показалась ей неуместной и небезопасной, девушка натянула на глаза шапку, накинула поверх капюшон, куртку застегнула на все пуговицы и двинулась к выходу. Основной поток людей двигался налево, и она, чтобы не остаться где-нибудь одной, ускорила  шаг, увидев букву «М», прошла вслед за всеми в здание метрополитена.
Маша ожидала, подав в кассу деньги, что ей, как и в Москве, выдадут карточку на поездку в метрополитен. Но увидела, как из окошечка со звоном выкатились круглые металлические жетоны. Она с удивлением рассмотрела их: прочла надпись «Санкт-Петербург», повернув другой стороной, увидела в центре «монеты» букву «М» и надпись по кругу: «для прохода в метрополитен».
Сверкали чистотой мраморные полы, блестели медью пропускные кабинки, у Маши, наконец-то, появилось ощущение праздника, которое не портили ни огромный чемодан, ни тяжёлые сумки, с которыми она еле взгромоздилась на ступени эскалатора. Опускаясь вниз, отметила, что сверху не было видно конца людского потока, настолько глубоко спускались они под землю. Через каждые два-три  метра горели продолговатые, устремлённые вверх, огромные светильники – «факелы» с крышкой, напоминающей корону.
Спустившись вниз, она  с восторженным удивлением продолжала рассматривать подземное транспортное царство: белые лепные потолочные своды в виде перевитых лентами снопов из дубовых листьев, металлические декоративные решётки на вентиляционных отверстиях, барельефы с портретом вождя революции Владимира Ленина в центре зала… Подойдя к схеме метро, вспомнила, что женщина называла оранжевую линию и легко разобралась, куда  ей  направиться. 
Одно беспокоило – как ей втиснуться в двери вагона с сумками и чемоданом?  Пришлось остановиться, чтобы передохнуть: в тёплом помещении Маше, одетой в зимнюю куртку и шапку, стало жарко. Она подумала: хорошо, что в таком виде её не видят ни друзья, ни знакомые.
Внести и поставить чемодан с сумками в вагон электрички помогли, как ни странно, гастарбайтеры. Их в метро оказалось настолько много, и они так громко,  не стесняясь окружающих, разговаривали на гортанном родном языке, что Маша не могла понять, откуда их столько занесло в Петербург?  Сказав «спасибо», она тут же отвернулась, делая вид, что разглядывает схему метро, чтобы у тех не появилось намерения заговорить или привязаться.
Чем дальше отъезжала от центра – от Московского вокзала, тем меньше становилось пассажиров. Добравшись до нужной станции, Маша  присела на деревянную полукруглую лавку и  разочарованно огляделась. Станция метро «Ладожская» по сравнению с богато украшенной станцией «Площадь Восстания» показалась ей довольно скромной. Гипсовые серые потолочные полусферы, открытая платформа с рельсами для поездов по краям, да рекламные щиты – всё просто и непритязательно настолько, что проще некуда. Ура! Наконец-то, можно считать, что она добралась до Санкт-Петербурга, и уже не сомневалась в том, что этот прекрасный город в корне изменит её жизнь к лучшему.
***
Маша поднялась наверх, но Никиту не увидела, хотя пришлось выйти из дверей станции метрополитена. Ветер оказался особенно сильным и пронизывающим. Она вернулась в помещение и стала  звонить  ему.
– Подходи. Номер машины… – начал было он. Но Маша перебила парня:
– Никита, я не знаю, где стоянка, в какую сторону идти! Жду тебя в здании метро!
Никита, наконец-то, появился, бросив «привет», взял самое лёгкое – чемодан на колёсиках и покатил его. Маша, подхватив сумки, двинулась вслед за двоюродным братом. На улице рассвело, но завесы мокрого снега стали  ещё гуще.
Вскоре Маша уже сидела в машине рядом с Никитой. Он не спросил даже, как сестра добралась до Петербурга, как нашла нужную станцию, он вообще с ней не разговаривал. Девушка сама пыталась завязать разговор, но это оказалось невозможным: парень отвечал односложно и когда запас стандартных вопросов иссяк, наступила пауза. Он что, так и будет молчать? Ей скоро будет двадцать пять, ему двадцать восемь лет, казалось бы, им есть о чём поговорить, но брат молчал, и ей ничего не оставалось делать, как принять его правила поведения.
Маша смотрела на пляшущие по стеклу машины снежно-водяные струи, представила, как тащилась бы одна по тёмной дороге под стихийным водопадом на дачу к родственникам, и радовалось уже тому, что не оказалась на улице: её везут в тёплый дом, где она согреется и впервые за четверо суток примет душ. Родственники всё же встретили её, хотя и не у вокзала. Но почему Никита так неприветливо общается с ней?
***
Через полчаса машина остановились возле огромных ворот.
– Слава Богу, приехали! – с облегчением вздохнула Маша. Никита вышел, открыл створки ворот. Его встретила, радостно и хрипло залаяла огромная, посаженная на цепь, собака. Так же молча Никита поднялся по высокому крыльцу, открыл ключами входную дверь, и, не успели они войти, как под ноги с радостным визгом бросился маленький комочек – крошечная собачонка.
– Нюша! Нюшка, иди в дом, не обтирай грязь, – заговорил с ней брат.
– Ой, какая собачка – маленькая и хорошенькая! – заметила Маша, и протянула к ней руку. Но Нюша вдруг клацнула зубками, пытаясь укусить  незнакомку, и залилась яростным лаем.
– Нюша, фу! Иди на место. Нюша, место!
Собачка неожиданно легла на спину, задрав лапки кверху и, глядя на Никиту, стала тихонько повизгивать. Маша увидела раздевалку, размером с огромную комнату, где на стояках висела одежда, разделась, поставила в угол сумки, прошла вслед за Никитой в холл второго этажа, украшенного белыми мраморными статуями. «Такие же, как в греческом зале Эрмитажа», – подумала вдруг девушка. Увидела телевизор размером в полстены, насчитала восемь дверей, ведущих, скорей всего, в комнаты… Когда-то она приезжала в их трёхкомнатную квартиру, но в этом громадном коттедже была впервые.
– Родители ещё спят? – спросила Маша.
– Нет. Они в Москве, – односложно ответил Никита.
По огромному ковру Маша прошла на кухню, куда суетливо юркнул Никита, и остановилась на пороге. Красивый стол, кожаный чёрный диван, ещё один большой телевизор, газовая плита с вытяжным шкафом, современный кухонный гарнитур из множества шкафов и полок – всё говорило о достатке в этом доме. Ах, сейчас бы кофе горячего попить, –  подумала девушка и хотела пройти внутрь, однако Никита, заметив Машу на пороге, предложил ей… показать комнату. Он повёл гостью на чердачный этаж, открыл двери в  небольшую скромную комнатку, где находился  пыльный диван со стулом, и сказал, что она будет здесь жить.
Повернулся  и ушёл … как он пробормотал:  – досыпать. Маша осталась одна. Хотелось выпить чего-нибудь горячего, помыться, разобрать вещи, которые некуда складывать, кроме стула… Необходимо  кое-что  постирать, ведь добиралась она до Санкт-Петербурга четверо суток… а первое, что надо бы сделать, спросить у Никиты, когда приедут родители.
***
Бросив сумки, Маша спустилась вниз, заметила свет на кухне, открыла двери и вновь увидела Никиту… который сидел за столом и  завтракал. Она стояла в дверях, смотрела на парня и молчала. Вначале она не сомневалась в том, что брат не только угостит её кофе, но и предложит поесть, однако увидев, как парень взял пульт управления, включил телевизор и отвернулся, будто не увидел двоюродную сестру. Маша впервые в жизни растерялась, но, вспомнив, что она бывший следователь, что ей приходилось разговаривать  с закоренелыми преступниками, а перед нею всего лишь брат, спросила:
– Никита! А кипяток-то ещё есть?
– Есть, – немного помолчав,  ответил он.
– А кофе? Или мне свои пакетики принести? – продолжала Маша. – У меня и еда осталось. Завтракать со мной будешь?
– Чай в заварном чайнике. Чашки на полке…– ответил  Никита, не трогаясь с места.
Маша налила кипятка, увидев банку с растворимым кофе, зачерпнула ложечкой порошок и положила  в чашку, села на стул и тоже уставилась в телевизор, звуки  которого разрывали тишину. Поведение брата казалось настолько диким и странным, что она не знала, как вести себя дальше.
Допив чай, Никита выключил телевизор и вышел, закрыв двери, будто в кухни никого не было. Маша осталась одна, и ничего не понимала. Такое впечатление, что её в упор не видят и не считают нужным с ней разговаривать. Стало обидно.
В растерянности она подошла к окну, за которым шёл дождь со снегом. Он долбил по плитам, по асфальтированной дороге за оградой, шумел по крыше, стучал, ревел, гремел из водосточной трубы. Серая, унылая панорама… Рядом – огороженный голый участок земли, на возвышенности чей-то недостроенный коттедж. Во дворе, растекаясь по выложенной гранитной плитке, блестела лужа растаявшего снега. Серая погода, серый вид, чужой серый мир. И зачем только она тронулась с места, оторвалась от родной земли, где родилась и выросла, и приехала к совершенно чуждым ей людям? – подумала Маша.
Вдруг увидела жавшихся под навесом кошек. Видно было, что они мокрые, им холодно, но почему они не в доме? Почему их не пускают в тепло зимой?  И вместо кошек в помещении живут хоть маленькие, но собаки… А возле будки с дворовым псом увидела одноэтажный, покрытый новой оцинкованной крышей большой дом, неужели гостевой? Но из дверей выглянула лошадиная морда.
Остро резанула жалость к себе. Ещё немного и она, не хуже матери,  расплачется. Стоп! Что бы она сделала, если бы Никита встретил приветливо, предложил с дороги  помыться, накормил?  Она составила бы план на завтра, легла спать… Интересно, когда дядя приедет? Скорей бы! Хоть определённость появится.
Маша бросила взгляд на стол, на вазу, накрытую полотенцем… Подняв край, увидела булочки с варёной сгущёнкой и творожные сочни… Рядом маслёнку с крестьянским маслом и чашку с мёдом. Она знала, что родственники держат на даче пасеку. Может, налить чаю и съесть булочку? А почему бы и нет? Оттого, что она попила кофе, сытой не стала… и настроение себе не подняла. Видимо, ей не дождаться  предложений, надо действовать самой!
Найдя чистую ложечку, Маша зачерпнула мёду, намазала им сочень и с удовольствием съела, запивая чаем. Правда, не покидало ощущение того, что ворует чужое, заметила, что торопится скорее проглотить пищу и постоянно оглядывается на дверь, боясь, что та вот-вот откроется, войдёт двоюродный брат и строго спросит, почему без разрешения сидит на чужой кухне, да ещё и ест. Отметив, что брат так и не появился, позволила съесть и булочку.  Не хотел кормить, так сама поела, придётся  без спроса  и  помыться, – вздыхая, подумала девушка.
Ах, если бы дома была хоть какая-то работа, чтобы на зарплату можно  существовать – никуда бы не поехала из родного города! Окончив юрфак, она смогла устроиться на работу следователем, но принимали её временно, на место «декретницы». Правда, в отделе кадров намекнули, что если покажет себя с лучшей стороны и если появится  вакансия, то обязательно оставят. Наивно клюнув на посулы, Маша «пласталась» и днём, и вечером, и без выходных, досрочно сдавала дела… Однако  уверенности в завтрашнем дне так и не появилось: ушедшая в отпуск по уходу за ребёнком женщина, боясь потерять  место, возвратилась в следственный отдел раньше времени. Маше пришлось уволиться: в годы перестройки не было работы даже мужчинам.
Оставшись без дел, встала на учёт в бюро по трудоустройству, но предложений по специальности так и не поступало. Полгода получала жалкие восемьсот рублей в месяц, но и эта «лафа» закончилась, пришлось идти в киоск продавать диски и сувениры, принимать заказы на изготовление фотографий, делать  ксерокопию. Денег набирала столь мало, что довольствовалась мизерной минималкой, – невесело вспоминала она.
После необъяснимого приёма сразу захотелось вернуться домой или тут же уйти куда глаза глядят. Однако таких денег, чтобы снять квартиру в Санкт-Петербурге, спокойно оглядеться и, не торопясь, найти хорошую работу, у неё не было. И всё же отчаиваться не надо. Вот появится дядя, и  нелепая ситуация, возможно, изменится.
А пока… Маша, действительно, помылась, постирала бельё, поднялась в свою комнату и развесила мокрые вещи на единственный стул, предварительно протерев  его влажной салфеткой для рук. Легла на диван и вскоре уснула.
Ей снилось, как с группой туристов их высадили на необитаемый остров, и не успели они сделать несколько шагов в плотном тумане, как на них напали. Она увидела на земле крепкую палку, подняла и стала отбиваться от аборигенов и невиданных животных, они кидались на людей и справа, и слева. Когда остались одни туристы, то начали биться между собой. Машу ранили, кровь вытекала из раны, катилась по одежде и падала наземь. Зажимая кровавую дырку, она долго шла, не зная куда,  и… неожиданно  вышла  к людям…
***
Маша проснулась от шума: лаяли собаки, слышался громкий разговор нескольких человек, она поняла, что приехали родственники. Маша спустилась на второй этаж,  умылась, чтобы предстать перед роднёй в наилучшем виде, вдруг вспомнила, что привезла  жене дяди – Ольге, в подарок лекарства, производимые в их городе  фирмой «Эвалар», поднялась наверх, взяла пакет и, спустившись по лестнице вниз, прошла на кухню.
– Добрый вечер, – сказала девушка и подала пакет хозяйке: – А это вам, Ольга Георгиевна, от мамы.
– Добрый, – ответил Вячеслав. Ольга приняла пакет. Маша  отметила, что жена брата промолчала, не сказав, ни «здравствуй», ни «спасибо».
Маша  прошла в кухню и присела на край стула, хотя её никто и не приглашал. Что это? Бойкот продолжается?
– Чай будешь? – спросил  дядя, когда племянница уже села за стол.
– Можно… – ответила та.
– Ну, что у тебя нового? – спросила Ольга…  у сына. Никита стал рассказывать, как ездил по вызову к животным, он, как и отец, окончил ветеринарную академию, и лечил на этот раз попугая… Затем разговор перешёл на поездку родителей в Москву. Ольга без умолку говорила о том, где они были, что видели… Уже и Вячеслав вступил в их разговор,  и все будто забыли, что за столом сидит ещё один человек, гостья, которая четверо суток добиралась к ним, проехав более шести тысяч километров.
Никто не налил ей кипятка, не дал ничего из того, что ели сами… Маша сидела, не понимая, что происходит, и, слушая пустую болтовню родственников, глупо улыбалась. За свои двадцать с небольшим лет, она впервые оказалась в такой ситуации. Ольга спросила мужа о добавке, и тот, вспомнив о племяннице, сказал, чтобы та положила и ей каши.
– Пост начался, мы его соблюдаем. Будешь кашу? – добавил дядя.
Маша кивнула, подумав, что еда приготовлена специально для неё. Продукты у неё оставались, но, оценив ситуацию, девушка поняла, что отдавать их в общий котёл не стоит, иначе останется голодной. За весь вечер Маше не удалось вклиниться в разговор, ей так  ничего и не сказали, не спросили, она всё же съела постную кашу, не поняв, какую именно, дома они никогда не варили каш, встала и  пожелала всем «Спокойной ночи».
 Ольга, не выдержав,  заявила:
– Знаешь, милая, чтобы ты сразу поняла, что на Вячеслава Васильевича можешь не рассчитывать, у него итак нагрузка большая,  работу ищи сама! И регистрировать тебя здесь никто не собирается, даже временно! У нас нет лишних денег. Понятно?
– Да всё мне понятно. Дядя Слава, а вы завтра едете на работу?
– Конечно.
– Можно, я с вами до станции метро доберусь?
– Но я рано встаю…
– Рано – это во сколько? В пять, шесть утра?
– В восемь уже выезжаю.
– И я поеду с вами! – сказала, а не попросила она, и вышла из кухни. На глаза навернулись слёзы, но девушка прибавила шаг, поняв, что показывать слабость здесь нельзя.
***
В то время, как Маша подъезжала к Санкт-Петербургу, Валерия Васильевна обнаружила, что телефоны брата и его жены Ольги оказались, почему-то,  недоступными. Она замерла от страха: Маша едет туда, где никого нет! А кто же тогда встретит дочь на вокзале? Валерию Васильевну бросило в жар. От нетерпения она ходила по комнате, на ходу отправляла СМС-ки то брату, то Маше, но ответа ни от кого не получала! Толком ничего не соображая, наконец, дозвонилась до племянника Никиты, сбивчиво стала объяснять ситуацию, боясь, как бы тот не бросил трубку, и узнала, что родители уехали в Москву и ничего ему не наказали.
Сдерживаясь, чтобы  не разрыдаться, Валерия начала звонить двоюродной сестре – Юлии, страшась того, что вдруг брат уехал не к ней.
– Юлечка! Привет! Решила вот позвонить. Узнать, как живёшь? Что у тебя нового?
– Да я болею всё. До больницы доползаю, до магазина еле дохожу. Когда совсем плохо – консьержку прошу кое-что из продуктов купить, за доставку платить приходится…
– Дочь-то помогает? – прервала сестру, зная, что та любит поговорить. Зловещий кошмар неведения продолжался. Валерия еле сдерживалась. Разница по времени с Москвой – четыре часа и за её окнами чернела ночь.
– У дочери своя жизнь. Нужны мы детям! Да и живут они с мужем сейчас в Подмосковье. Дачу недавно – целый дворец купили! Там и бассейн, и сауна. И дом гостевой есть. Зять-то у меня – депутат Госдумы! – хвасталась Юлия.
– Здорово! А… Слава у тебя?
– Да. С утра куда-то убежали.
– Ну, это очень  хорошо, что  у тебя, а то звоню им, пишу, и ни ответа, ни привета. Представляешь, Маша подъезжает к Питеру, а их дома нет.
– А ты что, заранее не предупредила?
– Как не предупредила? Вячеславу сообщила, когда дочь появится… Ничего не понимаю, неужели забыл? А теперь вот дозвониться не могу, трубку не берут.
– К вечеру всё равно придут, звони, – разрешила Юлия.
– Хорошо, хоть ты немного успокоила.
Время тянулось настолько медленно, что Валерия Васильевна не могла дождаться, когда пройдёт хотя бы час. Душила безысходность. Она ходила из угла в угол, со страхом представляла, как дочь окажется на вокзале такого огромного города, как Санкт-Петербург совершенно одна, и может произойти всё, что угодно... Она подходила то к окнам, то к дверям, неизвестно зачем выглядывала через глазок на площадку. Устав бродить по квартире, прилегла на диван, чувствуя, как учащённо бьётся сердце. Усилием воли пыталась успокоиться, но казалось, что никогда ранее не была так напугана, как сейчас.
Перед глазами Валерии Васильевны, пролетала вся её жизнь: где, что, и когда пошло не так? Вспомнила, как училась в институте, работала инженером в НИИ, вышла замуж за хорошего парня, родила девочку. Она знала, что муж у неё астматик, но даже не предполагала, насколько это серьёзно. Мысль о том, что молодой человек может рано уйти из жизни, оставив её одну, даже не приходила в голову! Виктор умер, когда  дочери исполнилось двенадцать лет. И теперь Валерия Васильевна пребывала в растерянности и разочаровании. В городе царила повальная безработица и, как следствие, безденежье и нищета. Городские молодые люди разъезжались по крупным городам, в основном, в Москву. А их город заполняла молодёжь из окружающих деревень… Из Москвы и Санкт-Петербурга образованное, трудоспособное население стремилось за границу… Казалось, что страна и мир состояли теперь из приезжих, переехавших и беженцев.
– Понаехали, – часто слышала она и о деревенских. А сама так же говорила в адрес приезжих из бывших советских республик – таджиков, узбеков и  других «иностранцев», которые постепенно внедрялись в их город, торговали вначале  на уличных рынках, а потом открывали собственные магазины…
***
Наконец, когда маленькая стрелка часов потянулась к полуночи местного времени,  вновь позвонила сестре.
– Ну, что, появились гости? – спросила  она, понимая, что ещё немного,  и упадёт от переживаний.
– Появились. Тебе кого дать? Ольгу или Вячеслава?
– Славу, конечно. Я с ним договаривалась! – сдерживая волнение, говорила она. Услышала, как Юля пригласила брата к телефону, отметила, как тот не торопился подходить.
– Слава! – закричала Валерия. – Утром Маша в Питере появится, а вас дома нет!
– А надо было напомнить время приезда. Я работаю, занят и всего не упомнишь. Видишь, как неудачно попала, – назидательно ответил тот.
– Я же сообщала тебе дату прибытия! И что теперь делать? – спросила Валерия, еле сдерживаясь, чтобы не повысить на него голос. Она предположила, что братик с женой уехали из дома специально.
– Я накажу Никите, чтобы встретил.
– Ну, хорошо, а то я чуть с ума не сошла!
– А вообще-то, если бы позвонила перед покупкой билетов, а не перед отъездом, я бы сказал, что не надо было ей приезжать. Нам некогда Машей заниматься!
– Ты же обещал помочь! – только и промолвила Валерия, понимая, что родной брат отказался от неё, хотя в душе такие опасения появились давно, когда она только начинала  договариваться с Вячеславом о помощи.
Валерия стала звонить, а затем писать СМСки то старшему сыну брата – Никите, то брату и, в конце концов, извела, накрутила себя так, что перед приездом дочери в Санкт-Петербург она вообще не смогла уснуть, даже после того, как племянник пообещал дочь встретить.
Утром, рассчитав, что та должна быть на месте, Валерия позвонила ей.
– Лапочка! Привет! Ну, что, как настроение? Встретил тебя Никитка?
– Встретил… у Ладожской.
– Как у Ладожской? И ты от железнодорожного вокзала, с чемоданом и сумками тащилась на метро?  – возмутилась мать
– Да.
– Ничего себе! Я поговорю с братом. Они, кстати, появились?
– Да.
– А ты чем занимаешься? – мать попыталась перевести разговор на другую тему.
– Ничем.
– Лапочка, ну, ты ни с кем там не спорь, будь покладистой, убрать там что, пол помыть, помогай Ольге, не у себя дома! Не сиди на шее, не выглядывай, покупай продукты, –  наказывала Валерия.
– Мама, давай потом поговорим!
– Тебе, что,  нельзя говорить? – наконец-то, поняла мать, до неё дошло, что дочь отвечает неохотно и односложно.
– Да.
– Не переживай заранее. Думаю, всё образуется. А я семян накупила… Весна на подходе. Мне одной тяжело будет заниматься огородом. Может, продать сад?
– Подожди продавать. Вдруг вернусь?
– Хорошо. Вернуться никогда не поздно. Но постарайся в Петербурге зацепиться, сама понимаешь, что возвращаться не за чем, да и не к кому. Что тут делать? Работы нет, денег нет, существовать? Лапочка! Давай будем считать, что у тебя всё хорошо: добралась до места, крыша над головой  есть, деньги пока есть и это главное! А я к Интернету подключилась. Ой, о чём я говорю, у меня от горя голова кругом идёт!
– Мама! У тебя-то какое горе! Всё хорошо!  У меня ноутбук или нетбук когда-нибудь да появится, переговариваться будем! Давай, пока!
– Пока!
***
Новый кирпичный трёхэтажный коттедж в пригороде Санкт-Петербурга Вячеслав и Ольга купили недавно, и очень этим гордились. Построили, наняв таджиков, дом для жеребца, прикупили ещё один пустующий участок, машины теперь есть где оставить на большом дворе. Деньги были: и сами работали, и клинику для животных держали, и полученную от сноса коммуналки трёхкомнатную квартиру сдавали квартирантам.
В нынешнем Санкт-Петербурге брат оказался случайно: когда служил в армии, подружился с парнем из Ленинграда. После окончания службы в армии они хотели отправиться на одну из молодёжных строек страны, взяв  у командира комсомольские путёвки, но судьба распорядилась иначе. Погостив у матери, Вячеслав отправился в северную столицу, где родители друга  уговорили  ребят поступать в институт. Получилась довольно интересная ситуация: готовились парни вместе, но первый же экзамен друг «провалил», а Вячеслава с тройками приняли в ветеринарный институт.
На втором курсе брат женился. Валерия Васильевна думает, что любви с его стороны не было. Видный, красивый парень оказался женатым по довольно простой причине: ему негде стало жить – мать друга отказала в проживании.
Жена его – Ольга  с детства занималась в конно-спортивном клубе, была неплохой наездницей, училась на «отлично» и поступила в ветеринарный институт по причине безумной любви к лошадям. Брат сразу же попал в обеспеченную интеллигентную семью, где в огромной  ленинградской квартире кроме тёщи – врача и тестя – академика, вскоре, один за другим, появились два наследника. Пока студенты учились, с правнуками нянчилась Машина бабушка – дочь священнослужителя, от неё  же после родственного обмена молодой семье досталась  просторная коммунальная  комната на  Васильевском острове.
И всё же Валерий изменял жене, привозил к сестре любовницу, ради него та бросала мужа. Хорошенькая молодая тактичная дама понравилась Валерии гораздо больше, чем некрасивая, вечно неухоженная Ольга. Однако Вячеслав вернулся к семье, постоянная ругань с женой вошла в норму, но семейная жизнь продолжалась. Ольга с трудом переносила сестру мужа, по её понятиям, та не должна была принимать любовницу у себя. А Валерия наблюдала за тем, как постепенно брат внутренне сдавался, соглашался с женой во всём, будто устал оправдываться и бороться за своё лидерство.
Прошло больше двадцати лет, Ольга давно не работала, сыновья выросли, один успел жениться… Валерий стал заместителем генерального директора в строительной фирме и открыл собственную ветлечебницу, но, наверное, как был для жены приезжим, так и остался.
Валерия  Васильевна вспомнила последнюю встречу с братом, то, с каким трудом пришлось уговаривать его  приютить на время Машу. Он ежедневно менял решение, ей каждый раз приходилось изыскивать всё новые и новые аргументы:
– Кто поможет, если не ты? Единственный мой родной человек! Вячеслав то обещал, то отказывал, то предлагал всё продать и переехать самой, и только потом, провожая её, произнёс те ключевые слова, которым  сестра поверила:
– Пусть приезжает, месяц поживёт, если за это время не найдёт работу, будем считать, что побывала в гостях, а через некоторое время попытку можно будет  повторить… Когда вернёшься домой, подключись к Интернету! – посоветовал на прощание Валерий.
– Зачем? На фига он мне сдался! – в сердцах, чуть не плача, причитала Валерия Васильевна.
– Будешь с Машей общаться! Чтобы деньги на переговоры не тратить!
Не нравилась Валерии Васильевне затея с переездом дочери в Санкт-Петербург, ведь она в своём городе оставалась совсем одна, однако утешало то, что поехала Маша, её единственная доченька, не к чужим людям, а к родному брату.
***
По утрам Маша уезжала с Вячеславом Васильевичем до метро. По дороге они часто останавливались в небольших, так называемых пробках. Дядя, как и Никита, громко включал музыку и молчал. Они сидели рядом в шикарном салоне огромной, блестящей, покрытой чёрным лаком, машине. Впервые, перед тем, как сесть в салон, она прочла на капоте марку «Land Rover». Музыка играла так громко, что не позволяла им разговаривать. Неужели и дядя боится, что она начнёт о чём-либо просить и пытается сразу же отстраниться от неё? – думала племянница. – Если дядька при Машке не хочет показывать хорошего отношения к родне, то наедине-то мог бы элементарно спросить что-то о матери, посоветовать, рассказать… Значит, он сам не хочет с ней общаться!
Каждый раз Маше становилось противно смотреть на его самодовольную улыбку, слышать фамильярно-снисходительный тон, видеть, как дядя выкручивается, следит за каждым своим движением, не давая возможности откровенно поговорить с ним.
Казалось, своим высокомерным молчанием он показывает, насколько племянница недостойна ни его, ни его семьи. Да и, правда, кто она такая, чтобы разговаривать,  приехавшая почти без приглашения, нищая родственница! Никогда в жизни её самолюбие не страдало от вежливого изощренного оскорбления так, как сейчас. Маша через силу сдерживалась, боясь расплакаться на глазах у дяди, унизив себя этим окончательно, или сорваться и наговорить такого, о чём потом будет сожалеть, и после чего в дом её точно не пустят. Настроение портилось, она балансировала на грани обиды и злости, боялась только одного: что не выдержит игнорирования и молчаливого давления на неё, которое увеличивалось, нарастало, как  снежный ком, и выплеснет в его уродливую маску всё, что о них думает.
Маша сидела рядом с дядей, сжавшись в комок и, казалось, задыхалась, не помнила даже, как выбиралась из шикарной машины, и только захлопнув дверцу, с облегчением вздыхала, полной грудью набирая в лёгкие зимний морозный воздух. Потом, стараясь избавиться от гнетущего настроения, оглядывала знаменитый город. Он не стеснялся показывать ей красивые и уродливые стороны: нагроможденье уникальных зданий и занесённые снегом, плохо убираемые проспекты и улицы со скинутыми с крыш сосульками. Слепая ярость не приходила.
– А пошёл бы ты к чёрту! Я – в Питере! – кричала она вслед исчезающей дядиной машине, и решительно направлялась к станции метро «Ладожская». На другой же день по приезду в Санкт-Петербург, Маша купила газеты с объявлениями о работе и сдаче комнат в аренду. Сидя в приютившей её, тёмной чердачной комнатке, она с неимоверным трудом выписывала мелко напечатанные номера телефонов работодателей, намечала, куда поедет, с кем встретится, поговорит, набрасывала план на следующий день.
На улице, выпадая из поля зрения родственников, тайком курила, обзванивала работодателей, разговаривала с матерью, чтобы никто не мог её увидеть или подслушать. Ежедневно ездила в Санкт-Петербург, и мимоходом, из окон автобусов или троллейбусов разглядывала его, восхищаясь архитектурой многомиллионного города, и вскоре забывала о родне, а вернее, гнала любые гневливые мысли в адрес дяди, что изводили её, взрывали мозг. Только сейчас Маша остро ощутила, каким потрясением оказался для неё отрыв от родного дома и города.
***
Однажды, добираясь на троллейбусе до юристов, намереваясь зарегистрироваться, Маша заметила, что проезжает мимо Эрмитажа… Когда переполненный троллейбус оказался на остановке «Университетская набережная», она не выдержала, выскочила из салона, гонимая желанием попасть в самое сокровенное, сакральное место Санкт-Петербурга –  район Зимнего дворца и Дворцовой площади. Проходя мимо Кунсткамеры, с трепетом прикоснулась к зданию и прочла на прикреплённой таблице: «Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого Российской Академии наук». Испытывая эйфорию, дошла до стрелки Васильевского острова, попросила проходящую молодую пару сфотографировать её на фоне Ростральных колонн, дошла до середины Дворцового моста, и остановилась, глядя на закованную в ледяные шторы Неву.
А вот и знаменитый Зимний дворец, тот самый, где не так давно жили цари… Вот он – всемирно известный музей Эрмитаж! Все пять зданий – вдоль набережной Невы! Маша успела побывать в одном из них, главном здании музея ещё школьницей, когда впервые приезжали в гости к дяде. И отношение к ним тогда были нормальными… Вспомнила, как экскурсовод рассказывал о том, что Екатерина Вторая, собрав первую коллекцию картин, поместила их во дворцовый флигель, дав название ermitage, что в переводе с французского языка означает келья…
Маша понимала, что находится там, где решалась судьба России, где за триста лет произошло столько исторических событий. Неукротимое желание попасть внутрь Зимнего дворца сразу и сейчас так захлестнуло Машу, что, наполненная соблазном, помчалась в сторону Дворцовой площади. Когда заняла очередь в музей, остановившись, подумала о том, что поход займёт много времени, и она не успеет сегодня попасть в юридическую контору. А сейчас у неё главные задачи: зарегистрироваться, найти работу и жильё в Санкт- Петербурге. А потом уже знакомиться с достопримечательностями этого волшебного и одновременно пока враждебного для неё города. Маша вышла из очереди и вернулась на автобусную остановку.
Однако настроение заметно улучшилось, а желание навсегда остаться в этом городе окончательно укрепилось. Сегодня надо хотя бы временно, но зарегистрироваться, а потом уж начинать искать работу! А то получается, что жить негде, работы и прописки нет, денег немного, кругом одна – ни помощи, ни поддержки, ни простого человеческого участия, а она по музеям собиралась ходить! Разговаривать с матерью по Интернету так и не пришлось: родственники не разрешили ей пользоваться компьютером, сказав, что модем перестал работать. Приходилось перезваниваться по сотовому телефону, на который мать не успевала бросать деньги.
– Мама! Привет. Я на автобусной остановке, могу свободно говорить, – наигранно весело кричала Маша. – Можешь меня поздравить: сейчас вот побывала в юридическом агентстве на Невском проспекте, сделала временную регистрацию. Вроде, как на год, тысячу двести рублей отдала, а то без регистрации на работу не берут.
–  Если эта прописка подойдёт для трудоустройства, пусть она временная, пусть даже липовая, хорошо, что сделала! Представь, если не получится устроиться на работу, придётся возвращаться домой! Ты ездишь с братом, он-то что говорит?
– Да, до метро я доезжаю с ним. Музыку включает и почти всю дорогу молчит, будто его ничего не касается. На родственников уже не надеюсь, ищу работу по объявлениям из газет. А возвращаюсь назад сама, вначале на метро, автобусе, потом пешком. Ольга дома сидит, хоть двери открывает, а то я боялась, судя по тому, как встретила, буду стучаться, а она не пустит, столько злобы в ней кипит, кажется, что вот-вот накинется с кулаками.
Маша не стала рассказывать матери, что жена брата вплотную занялась её воспитанием.
– Ты, как приехала в Петербург, заходила в какой-нибудь собор? – спросила на другой же день Ольга.
– Нет, мне пока некогда.
– Некогда, а вот надо сходить, да помолиться, поставить свечи, попросить Бога о помощи, не надеяться на Вячеслава Васильевича. Ты знаешь, что у него больное сердце.
– Да мне итак никто и не помогает, я сама ищу работу.
– Как это никто не помогает? Вячеслав Васильевич отвозит тебя каждый день в Питер, ты живёшь у нас… А какую помощь ты ещё хочешь? Сидишь и смотришь всякую ересь.
– В каком смысле? – не поняла Маша.
– Вот сейчас, что ты смотришь?
– Телевизор…
– Ну, а что по телевизору показывают?
– Дом – 2. А что?
– А то, что эту программу я даже сыновьям запрещаю смотреть, а ты – девушка.
– Бедные сыновья. А им не нужна эта программа, они порнографию смотрят, –
вдруг ответила Маша.
– Ты что наговариваешь? – ужаснулась хозяйка. – Приехала тут. Думаешь, не знаю, что ты куришь?
– И что?
– Как это что! У нас никто не курит!
– А я причём? – говорила Маша, не скрывая неприязни. Она видела, что Ольга начала злиться, лицо её покрылось красными пятнами, видимо, в таком тоне с ней никто не разговаривал и не противоречил.
– Я вот расскажу Вячеславу Васильевичу, как ты со мной разговариваешь. Как приехала  из помойки, так и катись… в свою помойку.
– Я не из помойки приехала. Я жила в отдельной трёхкомнатной благоустроенной квартире, в центре города. И что я плохого вам сделала? Можно сказать, что у вас тут чистота и порядок. Пылесос не допросишься.
– Мы раз в неделю везде моем и убираем. А ты… как ты смеешь со мной спорить?
После этого разговора Маша старалась сидеть в своей чердачной комнате, и не связываться с Ольгой, но та врывалась теперь наверх и кричала о том, что после стирки ванная оказалась поцарапанной, и она нашла даже её длинный волос.
– Я в ванной не расчёсываюсь... – оправдалась Маша.
 – А в комнате тем более нельзя чесаться. Наверное, все ковры на чердаке  запоганила.
Завидев громоздкую фигуру врага, Маша вздрагивала, задыхаясь от слепой ярости, но исправить положение уже не могла.
***
Общительная девочка, окружённая подругами и друзьями, избалованная любовью мамы, которая старалась выполнять любое её желание, она попала вдруг на чужбину. Девушка осталась не только без поддержки и помощи, но оказалась рядом с враждебно настроенными к ней, чужими людьми! Она не понимала, за что её Ольга ненавидит? Неужели за то, что покушается на её город? По вечерам, в одинокие часы, проводимые на чердаке, Маша воспринимала теперь свою счастливую жизнь в Бийске, как навсегда потерянное счастье, к которому возврата нет. Незримая черта отделила её от прекрасного прошлого, поставив перед опасным и непредсказуемым будущим.
Девушку душили горькие слёзы, но рыдать и всхлипывать, показывать врагам боль и горе она не могла, щемящее чувство тоски, разливаясь, селилось в ней, казалось, навсегда. Маша неотступно искала не только работу, но и жильё, ежедневно покупала свежие публикации с информацией о работе, подбирала бесплатные газеты из пачек, лежащих у здания метрополитена, не отказывалась и от тех, что раздавали на улицах, в них зачастую бывали объявления о сдаче жилья и вакансиях. Маша не раз слышала от дяди и Ольги об аферах при сдаче квартир и комнат в наём, не доверяла также объявлениям и на счёт работы. В одной из таких газет прочла, что требуется детектив. Неужели найдёт что-то близкое к своей специальности, или это развод? – подумала девушка.
***
С недоверием договорилась о встрече с работодателем, однако по указанному адресу попала в огромный супермаркет. Удивившись не соответствию, ещё раз позвонила, услышала, как мужской голос ответил, что всё верно, и надо подойти к начальнику охраны. Причём тут магазин, детектив и охранное агентство? – подумала Маша, не давая вырваться слепой ярости, которая теперь постоянно жила в ней. Но раз уж приехала, то спросила у охранников, где находится кабинет начальника.
Борис Петрович Меншиков, – прочла на табличке Маша. Уж не потомок ли он фаворита Петра Первого, светлейшего князя Александра, который, говорят, был сыном лавочника, сам разносил пирожки, при этом не умел ни читать, ни писать, однако считался смышлёным малым, обладал умом, быстротой реакции, и волею судьбы стал приближённым царя...
Маша постучала в дверь и, войдя в комнату, увидела серьёзного представительного пожилого мужчину.
– Здравствуйте, Борис Петрович, – сказала девушка. – А я к вам на счёт работы.
– Документы с собой? – буднично спросил тот.
Маша подала паспорт и трудовую книжку.
– Приезжая? А другую работу найти не могла? – спросил он, посмотрев книжку, где стояла одна запись: «Служила в органах внутренних дел…». И стал её, почему-то, отговаривать.
– По специальности я и не искала, – ответила  она. – Следователем меня сразу не возьмут, надо будет делать запрос в город, где я жила и работала, проходить медкомиссию, а у меня деньги заканчиваются.
– Ты и здесь не сразу получишь первую зарплату, только через два месяца, – «обрадовал» Борис Петрович.
– Ну, что теперь, – ответила Маша, думая о том, что работодатель ведёт себя довольно подозрительно, отговаривая её. – А дома, пока проходила медкомиссию и сдавала экзамены по специальности, прошло четыре месяца.
– У нас придётся два дня работать, два отдыхать, с восьми утра до десяти вечера,  несмотря на праздники и выходные, – сказал начальник и сдержанно улыбнулся ей.
– А что такое детектив? И почему в охранной организации? – спросила девушка.
– Это проверяющий. Будешь незаметно следить как за покупателями в зале, так и за продавцами, пересчитывать ценные ходовые товары и продукты, сигареты и спиртное: сколько принято, продано, сколько осталось. Формы на тебе не будет, будешь ходить в своей одежде. Целый день на ногах.
– Хорошо, я согласна, – произнесла Маша.
– Согласна?! – удивился Борис Петрович, и, вновь чуть улыбнувшись, заметил: – Думаю, ты могла бы достойную работу найти, тем более, что официальная зарплата у нас всего десять тысяч, правда, если подработку будешь брать, получишь больше. Тогда на работе придётся жить. Тогда иди в наш офис, вот тебе адрес, оформляйся, скажи, что я согласен тебя взять детективом.
***
– Мама, ну, что мне делать? – звонила  матери Маша, вспоминая эту странную встречу. – В первой же организации меня согласились принять детективом, можно хоть завтра на работу. Представляешь? Но зарплата по меркам Петербурга небольшая. А с Ольгой каждый день ругаемся. Выживает она меня. Даже не кормит. За стол сажусь только вечером, когда братик твой приезжает… хорошо, что лапша китайская осталась, завариваю, ем, – жаловалась Маша матери. – Ну, если бы жили бедно, ладно… А то дядька  на Лендровере рассекает, у Ольги с Никитой свои новенькие машины, да ещё на собственном жеребце каждый день катаются. У них огромный дом стоит в ограде, я вначале подумала, что для гостей, а там жеребец живёт.
– Маша, только не надо никому завидовать! У каждого своя жизнь. Тогда деньги за  лекарства с Ольги возьми, их, кстати, на полторы тысячи там! Уж чай-то могла бы ставить. А кем тебя предлагают взять? Детективом? А другие предложения есть?
– Была вакансия в бюро по трудоустройству, и собирались меня сотрудником взять, но потом посмотрели документы, увидели, что нет постоянной прописки ни в Питере, ни  в Ленобласти, отказали. В «любимую» милицию ходила, но бесполезно…
– А что в милиции не так?
– В отделе кадров посмотрели трудовую книжку, сказали, что им нужны рядовые милиционеры, а я офицер, а понижать в звании они не имеют права.
– Было бы хорошо в бюро по трудоустройству устроиться, начала бы работать, глядишь,  и себе что подыскала.
– В Русский музей сотрудники требуются…
– А в музее, мне кажется, одни старушки сидят.
– Хорошо, завтра ещё похожу. Детективом как-то не хочется быть.
– Сейчас тебе главное – зацепиться. Потерпи немного.
– Терпеть – силы закончились, Ольга в открытую издевается, а тут ещё собака меня покусала, говорить не хотела, чтобы тебя не расстраивать. Вчера утром с дядь Славой на машине уехала, а вечером добираюсь пешком одна, вижу, бежит свора собак, стали на меня лаять, я остановилась, одна подбежала и цапнула за ногу. Хорошо зима, за сапог укусила, не поранила, не прокусила, но синяк появился. У них по дороге никто не ходит. Все на машинах, вокруг – никого. А если бы все собаки набросились?
– Лапочка, тогда уходи от них немедленно, ищи квартиру, пока есть деньги. Звони нашим знакомым, которые там живут. Андрею, бывшему соседу, позвони, он давно переехал в Питер, опыт выживания есть, может, чем поможет. Рассчитывать на чужого человека, конечно, странно, если родные бросили, но кто знает, вдруг получится... Лизе, Ольгиной подруге позвони. Я ей помогала ей, когда к нам, на курорт в Белокуриху приезжала, может, что и подскажет. Деньги кончатся, помогать некому, надеяться не на кого, – говорила  мать, холодея от одной только мысли о том, что с дочерью может случиться и более серьезная беда.
– Сколько ты у брата живёшь?
– Неделю…
– Сейчас же звони по всем адресам, которые из дома взяла, уходи… и устраивайся на первую попавшуюся работу, тем же детективом, пока не передумали брать! – кричала, будто глухая, по телефону мать...
***
Первым, кому позвонила Маша, стал Андрей – сосед, с сестрой которого Маша дружила. Они вместе как-то встречали Новый год в квартире матери, где Андрей – высокий стройный и улыбчивый парень читал стихи Пушкина наизусть. Он предложил переехать к нему.
– Андрей! А девушка у тебя есть?
– Есть.
– И как она к этому отнесётся?
– Положительно, – засмеялся Андрей! – Я снимаю комнату за восемь тысяч, а живу сейчас у своей девушки – Кати. Она тоже приезжая, делит комнату в коммуналке с бабкой, и, пока та ездит по гостям, я там ночую. Короче, пускаю тебя на месяц. И не бесплатно. Возьму с тебя половину суммы – четыре тысячи. Согласна?
– Ура-а-а! Когда можно переезжать? – вмиг успокоившись, обрадовалась Маша, вот поговорила с земляком, и к ней сразу вернулось прежнее беспечное настроение.
– Да хоть сейчас. Кстати, я могу на машине за тобой приехать.
– Так скоро переезжать – для меня неожиданность. Вечером соберусь, и завтра утром  приеду сама. Кстати, до какой станции метро ехать?
– До Василеостровской. Позвонишь, я на выходе  встречу, – ответил парень.

***
– Мама, я переехала к Андрею, – позвонила Маша матери. – Отдала ему четыре тысячи, половину того, что он платит.
– Получается, что у брата ты прожила всего неделю. И как он тебя проводил?
– А никак. С вечера приготовила вещи, утром вынесла чемодан и сумку. А «братик» только и спросил, что, мол, зачем вещи-то взяла? Я ответила, что переезжаю, а он даже не спросил, куда? Представляешь? – не сдерживала эмоций Маша.
– Представляю. Ну, да Бог ему судья. А в какой район ты переехала? – стараясь перевести разговор на другую тему, спросила Валерия. Дочери она могла показаться бесчувственной и невозмутимой, но внутри её бушевал разрушительный, не находящий выхода, протест. Ну, что это такое? Как Вячеслав мог? Ни проводить, ни узнать адреса, ни посмотреть где и с кем будет жить племянница!
– Он снимает коммуналку на Васильевском острове, говорит, что  недалеко от Эрмитажа.
– Понятно. Скажи адрес… Настроение-то как? – нарочито спокойно продолжала говорить мать, уныло разглядывая в зеркале своё расстроенное лицо, глаза предательски блестели, изо всех сил она сдерживалась, чтобы не дать волю слезам.
– Адреса пока не знаю. Но настроение стало лучше. Купила продуктов, сварила борщик, поела. Скоро – как раз на восьмое марта выхожу на работу.
– В коммуналке-то сможешь ужиться?
– Мама! Коммуналка – это когда в одной квартире много комнатушек и столько же семей! А в комнате я буду жить одна! Соседи, конечно, косятся в мою сторону, думают, что я – девушка Андрея. У него девчонка есть, он к ней и уехал. И всё же с чужими, я думаю, общаться будет легче, чем с такими родственничками, как твой братик. Вчера вечером вышла из комнаты, сходила в душ, утром включила чайник в комнате, попила кофе. Никто ни о чём не спросил, ничего не сказал. Короче, людей полно, но по головам друг у друга никто не ходит, все по комнаткам прячутся, как крысы по норам, а что мне делать – на улице жить не будешь!
– Да… ужас, конечно, тихий, – сказала мать, не зная, как успокоить, чем поддержать дочь. – Но жить надо!
Валерия понимала, что пребывание Маши в Санкт-Петербурге, начавшееся как удивительное приключение, становится всё более неприятным и опасным для жизни событием. Валерию охватил уже знакомый, не проходящий за дочь, страх.
***
«Да! Жить надо!» – Валерия Васильевна адресовала эти слова не только дочери, но и себе. После отъезда Маши, она совсем растерялась, показалось даже, что жизнь для неё закончилась. Исчезло всё, чем дышала, что имело смысл, она жила теперь, как в глубоких сумерках, где только иногда вспыхивали мерцающие огоньки, напитанные тревогой и горем – звонки от доведённой до отчаянья дочери. Они переговаривалась по вечерам, и  Валерия проводила в ожидании весь день, с ужасом понимая, что если бы, не дай Бог, от Маши прекратились звонки, она не знала, где искать своего единственного ребёнка, и хотя адрес дочь после переезда сказала, ощущение страха не проходило.
Валерия с ненавистью оглядывала свою огромную трёхкомнатную квартиру, будто та была виновата в том, что творилось в мире. Каждый раз, проходя по залу, натыкалась на тянущиеся к компьютеру провода, всё больше испытывала чувство, что её подставили, обманули и обокрали. Она  понимала, что выбросила деньги на ветер. Это Вячеслав посоветовал ей подключиться к Интернету, и это он отказал ей в переговорах с Машей! Неужели до такой степени слушает жену, что не имеет своего мнения? – думала она о брате. Взаимоотношения с единственным родным человеком настолько ранили и удручали её, что исчезло желание даже разговаривать с ним.
Подключив к Интернету оставленный дочерью компьютер, Валерия не знала, что делать дальше. За проводку, подводку и пользование она заплатила огромные, по её понятиям, деньги, кроме того, она заранее договорилась с соседкой Раисой Андреевной, сын которой преподавал информатику в школе, что он познакомит её с основами пользования…  получается, что деньги заплачены, а надобности уже нет.
И всё же, Валерия Васильевна не привыкла бросать дела на полпути, Дмитрий открыл страничку на mail.ru, научил Валерию Васильевну перекидывать из компьютера фотографии, писать и отправлять электронные письма, ставить в блог свои заметки. Валерия пользовалась безлимитным тарифом – так называемой «безлимиткой», и могла «сидеть» в Интернете круглосуточно, однако зачем ей теперь нужен Интернет, Валерия Васильевна не понимала.
Зачастую, наплакавшись, она пила снотворное, рано ложилась в постель, но среди ночи просыпалась. Картины, одна печальнее другой, мысленно проносились в голове… и до утра она ворочалась, пытаясь уснуть. Но ничего не получалось… Однажды, чтобы ни о чём не думать, Валерия Васильевна встала, включила компьютер… увидела одноклассника Филиппа Санникова, с которым училась толи в пятом классе, толи в шестом… Он предлагал ей «дружбу», и прислал сообщение с короткими вопросами «как дела?» и «чем занимаешься?». Она вскоре поняла, что ей с ним совершенно не интересно, и переписка на третий же день заглохла.
Подписавшись на рассылку блогов двух Владимиров – Соловьева и Жириновского, вдруг оказалась в курсе обсуждаемых событий, увидела как бы изнутри проблемы чужими глазами, с радостью или возмущением читала комментарии на предложенные темы, соглашалась или нет…
Удивилась возможности людей откровенно говорить о том, что думают, спорить, получать в ответ неприятие или одобрение. Ей так захотелось  высказать по разному поводу и своё мнение, но Валерия Васильевна не решалась: а вдруг да нарвётся на насмешки? Ведь в этом бушующем море информации, знаний и страстей она делала первые робкие шаги.
***
Соседка с верхнего этажа, низкорослая скуластая, на два года моложе Валерии, женщина – Раиса Андреевна денег за помощь сына в освоении Интернета не взяла, зато часто стала бывать у неё. И если раньше их взаимоотношения ограничивались приветствиями: «здравствуйте» и «до свидания», то теперь она приходила в квартиру Валерии Васильевне почти ежедневно, как на работу, и сидела так долго, часами рассказывая о себе, что Валерия Васильевна, уже не знала, как от неё избавиться. Напрямую сказать: «иди отсюда», язык не поворачивался, а слушать вздор – всё, что приходило той в голову, надоело. А соседка, будто не понимая, продолжала говорить нудным скрипучим голосом:
– Это самое… Я первый раз вышла замуж в тридцать лет, а в наше время, сама знаешь, старой девой считалась девушка уже в двадцать пять лет, это самое… значит,  я вышла замуж поздно, все сроки прошли, а мне нагадали, это самое, что муж будет инженер и музыкант. Так оно и оказалось: он числился инженером на Сибприбормаше, а работал музыкантом в духовом оркестре…
– На чём играл? – уточняла зачем-то Валерия Васильевна.
– На саксофоне…
Соседка часто запиналась, вставляла своё «это самое», забывала тему разговора и спрашивала:
– О чём это я? Памяти, прям, совсем не стало…
– Да всё о том же, о бывшем муже, – отвечала Валерия Васильевна, и, чтобы не слушать её, открывала компьютер и специально говорила: – Так… Сейчас  напишу комментарий…
– А зачем ты пишешь туда? – спрашивала Раиса Андреевна тоном, словно Валерия Васильевна должна перед ней отчитываться…
– Тема злободневной оказалась. О Севастополе. Вот почитай.
– Да, я в компьютерах не разбираюсь.
– Причём тут компьютер? У тебя какое образование?
– Я педучилище закончила. Воспитатель. Это самое... и всегда работала по специальности, – с гордостью заметила соседка.
– Значит, читать умеешь, – ехидничала Валерия Васильевна.
– Да мне эта дребедень вообще не нравится, – отвечала Раиса Андреевна.
Валерия Васильевна хотела уточнить, что именно ей не нравится, но понимала, что такие переговоры – пустая трата времени. Тихий голос соседки порядком раздражал, но Валерия Васильевна её не перебивала, понимала, что той для чего-то нужно ежедневно рассказывать об одном и том же, без каких-либо дополнений и изменений. Раиса Андреевна увлекалась, говорила и говорила о том, как ездила по бесплатной путёвке в Болгарию, к Азовскому морю, в Белоруссию к брату, когда был единый Советский Союз, пересыпала свою речь «этим самым»… Валерия Васильевна, вперив в соседку неподвижный, невидящий взгляд, давала ей возможность выговориться. При паузе поддакивала и одобрительно кивала, будто рассчитывалась за сделанную её сыном услугу, и в то же время не слушала, о чём та говорит. Уж лучше бы деньгами рассчиталась, – подумала  вдруг она.
А Раиса Андреевна вскоре переходила на излюбленные бытовые темы: где купить недорогие продукты, где есть скидки на одежду и обувь. Она знала все магазины города по сравнительно низким ценам, любила бывать там без денег и часами рассказывала, где и что продаётся. В практичности ей не было равных. Валерия Васильевна внутренне возмущалась назойливости не интересной соседки, но каждый раз открывала двери. Очень уж хотелось вытеснить из квартиры зловещую пустоту, заглушить чувство безжизненного одиночества и чёрного, не отпускающего её, страха.
Когда Раиса Андреевна в очередной раз начала рассказывать о поездке в Болгарию, Валерия Васильевна, не перебивая и не останавливая её, решилась написать свой комментарий в блог Соловьёва. Немного погодя, обнаружила ответ.
– Раиса Андреевна, смотри, а мне ответили! Кстати, тридцатитрёхлетний украинец, – скрывая эйфорию, перебила она соседку.
– Читай сама, я очки забыла, ничего не вижу. А откуда ты узнала, сколько ему лет?
– Да он ко мне на сайт заходил, а потом через фотографию я попала к нему. Слушай, я написала, что 90 % севастопольцев хотят жить в России, а он смотри, что ответил:
– Что за скромность? Почему не все 100%? И вообще во всём мире живет 99,9%  «русских» и Россия просто обязана бороться за всепланетарное владение! А если выяснится, что есть жизнь на иных планетах, то нужно обязательно уточнить их национальность… наверняка они «русские». Для справок: в Севастополе 65%, по Крыму 5 % так называемых русских, остальные украинцы, татары, греки, итальянцы, болгары, турки, немцы… много потомков тех, кого выселила или уничтожила коммунофашистская власть, возвращаются на родину своих предков. И эта тенденция продолжается так, что не стоит бросаться устаревшими цифрами, которые некоторое время назад отображали масштабы этнических чисток среди нерусских национальностей! Этим позор гордиться!
– Представляешь, что он пишет! Ну, как это так? Наши солдаты за Севастополь столько крови пролили, и, выходит, всё напрасно, Никита, который Хрущёв, взял и подарил такой город Украине… А Ельцин, подписывая договор с Украиной после распада Союза, о Севастополе даже не вспомнил… Ну, вот как это? Я сейчас отвечу! Ругаться, конечно, не буду. Попробую написать коротко и обтекаемо…
– Игорь! Не смешите, приём дешёвый, – писала в ответ Валерия Васильевна. Раиса, Андреевна, поджав губы, продолжала сидеть. – Извините, но сведения из первоисточников. Я переписываюсь с людьми, живущими там. И в курсе многих событий. А с Вами спор неравный, потому что я не знаю, кто Вы.
Ответ последовал незамедлительно.
– Вы переписываетесь, а я провожу по пять месяцев в Крыму суммарно, в основном, в Севастополе (в настоящее время тоже нахожусь в Севастополе) и по своим служебным обязанностям гораздо достовернее владею информацией. Никаких массовых митингов никто не проводит – бегает кучка людей, как на работу с одними и теми же затёртыми лозунгами и позируют перед заблаговременно установленными камерами… реакция прохожих от равнодушия до смеха… а в РТР потом показывают сюжет с МАССОВОГО митинга севастопольцев с требованиями, которые даже не озвучивались в самом городе на «митинге».  По Крыму вообще очень редко даже такие балаганы проводятся, понимая их глупость и бессмысленность, или из-за экономии. И последнее: Из всех россиян, проживающих в Крыму только 40% хотят жить в НЫНЕШНЕЙ РОССИИ и в России вообще. Что Вам мешает приехать и на всё взглянуть своими глазами?
– Раиса Андреевна, а меня этот Игорь в Крым приглашает, ишь, разволновался, – говорила соседке Валерия Васильевна,  подумав о том, что к ней – человеку далёкому не только от политики, но и от самой настоящей жизни отнеслись серьёзно, пытаясь что-то рассказать, что она вызвала у человека горячее желание доказывать правоту именно ей.
Вдруг заметила, как соседка встала, и, сказав, что ей пора домой, направилась к выходу. Не понравилось, что перестала слушать её бесконечные рассказки? А хорошо, что появился  Интернет, меньше у меня засиживаться будет! – подумала Валерия Васильевна, закрывая за ней двери.
– Игорь, – ответила она. – И всё же Ваши высказывания голословны, а значит, недостоверны. Я точно так же могу сказать, что я олигарх. И вы ничем не сможете доказать обратное».
– Логика в ведении споров у Вас не железная, а титановая! Во всяком случае, Вы не так глупы (извиняюсь), как те 90%.
Спор между ними продолжался бесконечно долго, пока  она не поняла, что отвечать  не нужно, она старше, и должна быть мудрее. Сам факт возможности говорить обо всём, а потом даже получить реверанс от оппонента, приободрил её.
Валерия Васильевна ощутила такой огромный заряд положительной энергии, что впервые за последнее время заметила, как бьют в глаза солнечные лучи, как сверкают, переливаются на полу яркие блики, как ликует сегодняшний  день! Валерии Васильевне захотелось, наконец-то, выйти к людям, спокойно погулять по  улицам города, подышать свежим морозным воздухом… узнать, что жизнь, действительно, продолжается!
***
Валерия Васильевна вспомнила о своём саде-огороде с содроганием, осознавая, каким испытанием стал для неё отъезд Маши.
– Лапочка, привет. Как у тебя дела? – позвонила она дочери.
–Терпимо…
– Маша, я вот по какому поводу… скажи, что делать с дачей? Одной мне не справиться, может, в аренду кому сдать или продать?
– Мама, о какой продаже ты говоришь? Я в любой момент могу вернуться! На пенсию тебе одной не прожить, а если я появлюсь?
– Тогда в аренду…
– То же самое! Потерпи немного, если приживусь в Питере, тогда и продашь. А сейчас… вскопать грядки – найми кого-нибудь! Полоть траву уговори Димкину мать… Придумай что-нибудь! С каким удовольствием я поработала бы сейчас в саду! Помнишь, как весело было?
Валерия Васильевна вспомнила, как они ездили в сад не только с дочерью, но и с её шумными друзьями и подругами, с удовольствием работали и отдыхали: жарили шашлыки, загорали, купались в большой ёмкости с тёплой водой, нагретой на солнце…
– Да! Хорошо было... но мне, боюсь, не потянуть.
– Мама, продержись год, а там решим что-нибудь.
После разговора с дочерью, Валерия Васильевна не сразу заставила себя начать посадку рассады. И всё-таки однажды, решительно открыв балкон, достала ящики с замёрзшей землёй, отогрела их в комнате, добавила, купив в магазине, перегноя, облила горячей водой землю для того, чтобы убить личинки вредителей… Правда, она не знала, поможет ли это, но старалась делать правильно, так, как рекомендовали в передаче по телевизору.
С семенами пришлось повозиться: вначале она замачивала их в марганцовке, затем каждое семечко втыкала в подготовленную увлажнённую землю – перец, баклажаны и помидоры – около пятисот штук! Посадка семян – самое муторное дело – заняла неделю. Валерия ежегодно выращивала собственную рассаду. На рынке покупать  не только дорого, но и опасно: ещё неизвестно, какого сорта и качества семена брали для выращивания рассады продавцы.
Но теперь Валерия Васильевна знала: чтобы отвлечься от не очень весёлых дум, нужно сесть за компьютер, выплеснуть в сеть свои эмоциональные комментарии и получить в ответ такие же сообщения. И когда, наконец, отрывалась от экрана, удивлялась тому, что день пролетал, как одно мгновение, настолько жизнь в Интернете казалась интересной и захватывающей.
– А кто в России не причастен к взяточничеству? – писала она  на тему о взятках. – Идёт старик в пенсионный фонд и шоколадку несёт, иначе справку быстро не дадут, учатся дети, и за хорошие оценки деньги платят учителям, студенты – преподавателям в институтах. Болеет старуха, еле ходит, а инвалидность не дают, не знаете, почему? Ну и… дальше в лес, больше дров. Всех расстреливать будем, снизу доверху? А, может, ввести чувствительную для каждой категории систему штрафов, так же, по рангу?
– Конечно, работодатель сейчас старается нанять бесправных иностранцев, которые специально едут заработать. Они не живут в России полной жизнью, они только работают. Однако неоднократное лишение работодателя лицензии обосновано. Вопрос состоит не в том, что он должен думать о наших соотечественниках и платить им достойную зарплату (с какой радости?), надо сделать законы таковыми, чтобы ему было ВЫГОДНО брать на работу россиян, – уже более уверенно сообщала она в блоге  Жириновского.
– Ага. Не должен думать! А то, что в Америке минимальная заработная плата семь долларов в час. Это ни о чём не говорит? – получила она ответ от  какого-то Михаила. —  Мне, например, говорит о бюджете и пенсиях, заработной плате врачей и учителей. Нет наполненности бюджета, нет ничего! И, к сожалению, развитие промышленности тоже зависит от покупной способности населения. Хотим мы этого или нет, а бизнес нужно призывать к социальной ответственности.
– Рождение детей нужно сделать работой. И платить женщине (многие хотели бы ребёнка, но нет мужа, вообще, мужиков-то нормальных мало) ежемесячно, примерно так же, как платят тем «родителям», что  взяли детей из детдома шесть-восемь тысяч в месяц. Сейчас семья за ребёнка получает сто рублей в месяц. Считай, что РОССИЙКИЕ дети обходятся России даром. Да и не каждая кинется рожать, возиться с пеленками и распашонками. А наркоманов и алкашей надо отслеживать (как и не российских женщин),  пусть им платит то государство, откуда приехали, у нас для этого есть армия бездельников из опеки.
И вдруг Валерия Васильевна обнаружила собеседника в лице… самого Владимира Жириновского, он ей ответил, что если разделить эти деньги – сто рублей на тридцать дней... то получится мизер – три рубля в день, на которые ничего не купишь. Надо повышать статус беременной женщины, – написал он, – смотреть на неё, как на Богиню, выплачивать из материнского капитала по одной тысяче каждый месяц. Это был первый комментарий от  Жириновского, на что Валерия Васильевна обиделась: сто рублей на тридцать дней она и сама может разделить, но ссориться с ним, конечно же, не стала.
– Владимир Вольфович! – написала Валерия Васильевна уже по другой теме. – Вы занимаетесь нужным делом! Если не скажете Вы – не скажет никто! Всем известно, что среднего класса в России нет. Страна нищих (народ) и кучки олигархов. А политики только панты кидают, раздавая «лишнюю» землю. Сколько земли, а своему народу работать на  ней не дают, из-за клочка люди судятся. «Дать можно, –  рассуждают власть  имущие. – Только зачем? Глупые люди всё равно не оценят. И авторитета не добавят». Дайте людям землю, дайте работу! А то все живут одним днём! Какие могут быть дети? Какая семья? Неужели дальше своего носа ничего не видно? О будущем кто-нибудь подумал?!
– Да, Валерия, – ответил Владимир  Жириновский. – Сейчас, например, в Кемеровской области идёт раздача бесплатно участков земли. Сколько раз были проекты законов о раздаче земли. Нет, нельзя, что вы, у нас рынок, да, как же бесплатно. Теперь же они боятся выхода людей на улицы, боятся Пикалева по всей России, все трассы перекроют. Сейчас по всей стране все свободные земли будут выдавать бесплатно. Это наша программа. Мы это говорим на встречах с Президентом, с Премьер-министром, в программе написано. Идёт выполнение программы ЛДПР. Огромное количество земли, она свободная, она ничья. Но где же у людей деньги, покупать землю? Вы им ещё дайте семена бесплатно, инвентарь дайте и обеспечьте сбыт их картошки, молока, всего, что они готовы будут произвести. Мы об этом говорили двадцать лет назад, десять лет назад, чтобы это был закон и чтобы закон выполнялся.
Валерия Васильевна с неохотой занималась скучными делами, тупо глядела на свои примитивные действия по уходу за рассадой: пересаживала, подкармливала, поливала её, с ужасом думала о том, что скоро одной придётся работать в саду. А Раису Андреевну вряд ли уговорить поездить с ней в сад, она ей не подруга: ни поговорить по душам, ни посоветоваться нельзя, и помощницей она не будет. Но сейчас Валерия Васильевна обрадовалась её приходу, мелькнула мысль, что одна, чего доброго, вскоре и говорить вслух разучится.
Валерия Васильевна сделала распечатку переписки с Жириновским, и тут же похвасталась появившейся Раисе Андреевне, которая, видя, что Валерия Васильевна постоянно сидит перед компьютером, стала бывать у неё гораздо реже.
– Раиса Андреевна, представляешь, а я с Жириновским переписываюсь!
– Это самое… Нужна-то ты ему! Кто-нибудь за него пишет.
– Это блог Жириновского, кроме него и модератора никто туда не «попадает», можно только комментарии поставить, – говорила Валерия Васильевна, но сразу стало как-то скучно, она пожалела, что приветливо встретила соседку, и, понизив эмоциональный тон, продолжала разговор.
– Ты почитай! Его стиль!
– Ну, не знаю… – произнесла соседка и поджала губы.
– Ну, если и от модератора, и то достижение, – говорила Валерия Васильевна, хотя не сомневалась в том, что письма лично от лидера партии ЛДПР. Для неё это – показатель того, что рассуждает она не хуже постоянных его блоггеров.
Валерия Васильевна знала, что Владимир Жириновский объявил конкурс на лучший рассказ, стихи и поздравления в честь двадцатилетия его партии и написала короткий правдивый рассказ «Ёлка от Жириновского», а также поздравила с юбилеем, и приняла участие в конкурсе, но подозрительной соседке ничего  не сказала. Если Раисе Андреевне не нравится всё, что она делает и как живёт, – думала Валерия Васильевна, – тогда зачем приходит? Валерия Васильевна горела желанием спросить об этом вслух, но ссориться с единственной живой собеседницей не хотелось: иногда соседка приносила полезные новости о жильцах, о ЖКХ, об изменении тарифов… однако зачастую давала Валерия Васильевна пустые советы.
Какое ты имеешь право учить жизни меня, взрослую женщину? – внутренне возмущалась Валерия Васильевна, и стала пропускать мимо ушей слова соседки, нотации которой её совершенно не касались, – ну, говорит что-то женщина и пусть говорит, но, заметив, что рекомендации она настойчиво повторяла, особенно то, что не нужно долго сидеть за компьютером, Валерия разозлилась: зачем лезет, куда не просят?
Однажды Валерия Васильевна не выдержала и выплеснула на бедную женщину весь накопившийся негатив, недовольство прошлым, настоящим и ближайшим своим будущим.
Она вдруг чётко, напрямую высказала своей несостоявшейся собеседнице:
– Знаешь что, Раиса Андреевна, я не нуждаюсь в твоих советах, как бы хороши они ни были, и прошу на будущее не наставлять меня, не указывать, как мне жить дальше! Понятно?
Валерия Васильевна говорила резко, как никогда, вдруг заметила, как вытянулось лицо самодовольной советчицы, видимо, та даже растерялась. Но Валерия Васильевна вовремя спохватилась: всё же не стоит терять последнего человека, который к ней ходит, с которым она как-никак, но общается…
– Ты не обижайся на меня. Сижу в квартире целыми днями одна, иногда заносит, – тихо промолвила Валерия Васильевна, хотя она и не раскаивалась в том, что донесла до соседки всё, что хотела, и поменяла тему разговора.
– У тебя муж-то давно умер?
– Почему умер? Он живой. Мы с ним разошлись.
– У вас же двое детей, как я знаю…
– Да, как из тюрьмы пришёл, раз пять женился, и сейчас с молодой бабой живёт.
– А почему с тобой жить не стал? – спросила Валерия Васильевна, держа в душе неприязнь: пусть лучше чушь несёт, чем в её дела лезет.
– Так из-за меня и посадили его на семнадцать лет. Правда, отсидел он четырнадцать.
– Такой срок за убийство дают…
– Это самое…  его за убийство и посадили, — вдруг открылась соседка.
– Ну, ты даёшь! И кого же он убил? – улыбаясь, всё ещё не воспринимала всерьёз её слова Валерия Васильевна
– Это самое… моих отца и мать.
– Ничего себе! Расскажи...
– Это самое, отец пришёл с войны контуженный, нервный, часто срывался на матери, даже бил её, я заступалась, это самое, и мне доставались и синяки, и шишки. Мать до него встречалась с парнем, а когда я родилась, это самое… не похожая ни на мать, ни на отца, сказал, что я ему неродная. Потом родились ещё два брата и сестра. Тех он признавал за своих детей, а меня, это самое, терпеть не мог, и когда я закончила педучилище, собралась и уехала с подругой в Хабаровск, подальше от греха. Правда, отец предупредил, что если принесу в подоле, то на порог не пустит ни меня, ни приплод. Одевалась я хорошо, там продавали японские товары, это самое… женские платья и белье небольшого размера, как для японок, а я была маленькая, худенькая, и мне всё подходило. Парней было – море, меня приглашали в рестораны, на прогулки вдвоём, но я оставалась «девочкой», может, поэтому долго не выходила замуж. Короче, домой вернулась, когда исполнилось тридцать лет.
– И тут же выскочила замуж?
– Да. Вышла замуж за Власова. Он был красивым, разведённым, в оркестре играл, на свадьбе у подруги с ним познакомились. Это самое… первенца я родила сразу, второго через два года, время-то поджимало. А муж как-то не считал, что у него двое детей, что есть жена…  Брат у него в Сочи жил, Власов заранее купил билет, у моря захотел отпуск провести без семьи. Я когда узнала, начала ругаться, сказала, что один не поедет, это самое… когда я пошла билеты брать на всех, их не оказалось – сезон-то летний. Он один так и уехал. Я потом только узнала, что познакомился там с бабой, которая жила в Киргизии, на озере Иссык-Куль, а на следующий отпуск уехал туда. Но главное, что мать и все родственники знали об этой связи, он переписывался с ней, письма приходили на адрес матери.
Но ушла от него, когда на глазах стал изменять. Поехали как-то семьёй отдыхать на озеро «Ая», а он ещё знакомую с собой взял. Я с ребятишками сзади, а он впереди её усадил, и они всю дорогу флиртовали. Это самое… я сидела на заднем сиденье вместо пустого места. А на озеро приехали, устроились в домике, он заявил, что бабу в другое место отвезти должен, короче, бросил нас, исчез, а я с двумя детьми… осталась. Это самое… я злилась, конечно, но делать нечего, думаю, раз приехали, то нечего в домике сидеть, жара – под сорок, вышли на берег, к воде. Старшему – Димке, что тебе помогал с интернетом, шесть лет, а младшему четыре года было.
Это самое… а мы круг привезли с собой, Димка лёг на него, руками гребёт и плавает у берега. Детей много, мальчишки постарше рядом крутятся, и круг у него толи отобрали, толи выпросили, и поплыли к другому берегу, а он, шестилетний, за ними. А озеро есть озеро, хоть и не сильно широкое в этом месте, но глубокое. Он плывет, а я ничего сделать не могу и второго не бросить, и тот из сил выбивается. Подумала тогда: Бог даст – выплывет, а нет, значит, утонет на моих глазах. И начала молитвы читать. Но он доплыл, забрал круг, отдохнул и на круге уже, не торопясь, вернулся назад. Я тогда на Власова смертельно обиделась. Поехали, называется, вместе отдыхать, а он так и не появился.
Вернулись домой без него, я стала собирать вещи, чтобы уйти к родителям, а тут и переписку обнаружила. Начала читать, а он совета у любовницы спрашивает: жить ли ему с такой плохой женой, как я, из-за детей, или нет. А тут он, это самое, появился, не запылился. Я стала ругаться, припомнила и «Аю», и переписку, а он взял, меня же и побил… а разводиться он не собирался. Его всё устраивало: и жизнь свободная, и семья есть. Ну, думаю, что я, последняя, что ли, чтобы позволять ему так надо мной измываться... Парни ко мне всегда хорошо относились, с уважением, а тут… сам виноват, ещё и дерётся. Утром уехала с ребятишками к родителям.
Это самое… мама как увидела меня, сразу же отправила в милицию, чтобы побои зафиксировали, да и заявление чтобы написала. И сестру – Любу попросила сходить со мной, а та идти не хотела, у неё самой ребёнок полуторагодовалый, мать её еле выпроводила, как чувствовала…
Пока мы, это самое… заявление писали, Власов пришел к родителям, меня не нашёл и стал наносить удары ножом по отцу и по матери. Мама умерла сразу, у отца глаз вытек, он выжил, но через год всё равно умер.
А у нас заявление в милиции не приняли, пошли мы с сестрой назад, вдруг вижу, идёт Власов по переходу, ведёт ребятишек, а у самого все руки в крови, я перепугалась. Любку посылаю домой напрямую через рельсы, а самой деваться некуда, подхожу к ним. Он кинулся в мою сторону, закричал, что из-за меня убил отца и мать, убьёт и меня. И только нож стал вытаскивать из пакета, Димка как закричит: – папа, не трогай мамку! Я приготовилась умирать, но, думаю, детей с ним не оставлю, стала уговаривать его поехать домой, сказала, что от него я больше не уйду.
Это самое, едем в трамвае, а там баба сидит рядом и говорит, что я плохо за мужем слежу, что у него руки в кровь исцарапаны, а мне лень за ним поухаживать.
Короче, выходим на трамвайной остановке, а его ждут милиционеры, те, что у меня заявление не стали брать. Руки скрутили, нож отобрали. Ну, наручники надели, посадили в милицейскую машину, это самое… сестра Любка успела вызвать милицию. А если бы она осталась дома с родителями, возможно, и её убил. Про себя я уже не говорю. Я тогда приготовилась к смерти, думаю, сейчас заведёт в квартиру и убьёт!
– Ой, Раиса Андреевна, какие ты страсти-то рассказываешь! – говорила Валерия, с изумлением разглядывая грубоватые черты соседки. – Сколько ты, бедная женщина, однако вынесла! А вообще, много горя достаётся женщинам России. Всё на нас: и рождение детей, их содержание, семья,  работа, жильё, а в нагрузку – непутёвый  муж.
– Да, – вздохнула  Раиса. – Пусть бы он не помогал, но не мешал работать. Я закрывала глаза на то, что бегал на сторону, приносил мало денег, видно, тратил на баб, и сказать ничего нельзя было: сразу кидался драться. Я – воспитатель, ходила на работу с синяками, но когда из-за него чуть ребёнка не потеряла, тут и выпряглась. Это самое… детей отвезла вроде в самое безопасное место – к родителям, и вот результат. Это самое… стариков убивал на глазах своих детей. Димка до сих пор заикается…
– Ничего себе! – поражалась Валерия. – И где Власов сейчас?
– Отсидел, вернулся. С Димкой они общаются...
– А с тобой?
– Со мной-то зачем?
Валерия Васильевна поняла вдруг, что Раиса Андреевна пережила такое, что не придумать, не увидеть даже в страшном сне нельзя, и во все глаза разглядывала соседку, пытаясь понять о ней что-то новое.
***
Неожиданно пришло сообщение от Владимира Жириновского:
– Здравствуйте! Поздравляю, Вы победили в конкурсе «20 лет ЛДПР – празднуем вместе!», который проводился среди читателей моего блога. Я буду очень рад видеть Вас на праздновании двадцатилетнего юбилея в Гостином Дворе по адресу: Москва, ул. Ильинка, дом 4, контактные телефоны…– прочла Валерия сообщение от Жириновского.
Во вложении приглашение. Оно не подлежит копированию и передаче третьим лицам. Это приглашение на одно лицо, т.е. для Вас. Распечатайте его и возьмите с собой на мероприятие. Перед входом Вам нужно будет предъявить приглашение и назвать своё имя. После чего Вы получите входной билет. Убедительная просьба: напишите, пожалуйста, письмо на е-мейл нашего администратора. Указав свои ФИО и контактный телефон. Так мы будем уверены, что приглашение дошло. Жду встречи с Вами, В.В. Жириновский».
Валерия Васильевна распечатала  приглашение в двух экземплярах: так, на всякий случай, а вдруг она попадёт на съезд, да ещё и с дочерью? Мелькнула мысль, что если бы не вела активную переписку в блоге и не переписывалась с Жириновским лично, никакого приглашения не последовало. Но, как бы то ни было, пропуск на руках, и почему, попав в Москву, не побывать на съезде?
Интернет для Валерия Васильевны стал новой притягательной силой – миром, который буквально ворвался в её жизнь. Вначале она с жадностью набросилась изучать людей – не уставая оценивать огромное их количество в разделе «Друзья друзей». Она беспрепятственно заходила на сайты не только «простых» людей, но и политиков, певцов, актеров, и вскоре собрала коллекцию интересных и приятных ей «друзей». Они приносили широкую аудиторию, на их сайтах можно было достоверно узнать данные о конкретном человеке, например о Дмитрии Медведеве или Владимире Путине, времени и месте рождения, увидеть их свежие фотографии, прочитать интересную запись или высказывание. Понятно было, что на сайтах известных людей хоть и стояли настоящие их аватарки – фотографии, но вели их страницы или модераторы, или вообще посторонние люди.
С утра пораньше Валерия Васильевна садилась за компьютер, ставила свои комментарии в блоги то Владимира Жириновского, то Владимира Соловьева, читала сообщения от «друзей», делала записи в своём электронном дневнике в виде небольших рассказиков, расширяла круг знакомых, заходила к новым пользователям, и приглашала их на свою страничку.
И продолжала выращивать свою рассаду. Ежедневно поливала землю в ящиках, накрытых стёклами, а когда появились и чуть подросли зелёные всходы, рассадила каждый хрупкий стебелёк в отдельные стаканчики, заняв ими все подоконники.
***
Валерия Васильевна теперь знала, что не откажется от Интернета. Оправдалось предсказание соседа: стоит только попасть во всемирную паутину – дороги назад не будет.
К  Александру – москвичу, по фотографии приятному сорокалетнему мужчине, она попала случайно, прочитав в его блоге неравнодушные зарисовки-рассказы о старой Москве, которые особенно понравились, она написала об этом и вскоре получила восторженный, чуть пафосный ответ:
– Милая Валерия! Читаю Ваш блог с интересом и удовольствием, вызванным Вашим бережным и любовным обращением с русским языком. Я с таким наслаждением рассматривал выложенные Вами фотоснимки... Валентин Распутин... Алексей Булдаков... Какое это счастье, что жива Россия, что неистребим наш дух, наша любовь к Отчизне и к настоящим людям! Очень рад знакомству с Вами, пусть заочному...
– Александр! – ответила она. – Спасибо за поддержку. Как мало человеку надо! Вы меня поддержали и вот уже прекрасное настроение на целый день! Люди не любят хвалить друг друга, поэтому Вам я вдвойне благодарна.
И сразу заговорила о том, что больше всего её волновало. Она спросила у Александра совета. Рассказала, что в декабре ЛДПР отмечает 20-летие партии, что она приняла участие в конкурсе на лучшее поздравление, получила приглашение на съезд...  Что ей делать? Считает ли он, как москвич, что можно верить приглашению, не розыгрыш ли это, не подстава, неужели её, действительно, пропустят на съезд? Чтобы не давать повода для насмешек своему новому респонденту, Валерия не стала говорить о том, что в ответ на некоторые её высказывания, сообщения писал сам Жириновский.
– Кажется, он умный мужчина, и хорошо делает, что постоянно проводит опрос среди населения. А как Вы относитесь к Жириновскому? – спросила Валерия Васильевна.
– Вам не надоели разговоры и упоминание о политических партиях и прочее? Или Вы этим живёте?
– Валерия! Мне доводилось встречаться с Владимиром Вольфовичем Жириновским. Места этих встреч были совершенно разные – это и улица, и митинг на площади, и коридоры Госдумы. Однажды разговаривали в рабочем кабинете лидера ЛДПР. Буду честным. Это интереснейший и умнейший человек. И он совсем не такой, каким нам его привыкли показывать по ТВ. Но Вы, наверняка, заметили, что таких искажённых показов руководителя достаточно серьёзной политической партии сегодня стало меньше. На одной из встреч во фракции ЛДПР в Госдуме мне был подарен диск с фильмом, снятым к 60-летию Жириновского. Лента сделана высокопрофессионально и стильно, дикторский текст за кадром читает Армен Джигарханян, по ходу действия многие наши видные политики говорят о Жириновском добро и хорошо. У меня остались очень приятные ощущения после просмотра. И я даже, грешным делом, подумал: а почему бы не показать этот фильм по телевидению? И сам себе же ответил, что показать-то можно, но тогда уже за результаты каких-нибудь будущих выборов у нас в стране никто не сможет поручиться.
– Александр, почему я спрашиваю? Мне довелось побывать на презентации книги Владимира Мединского «Мифы о России», так вот он сказал, что его рукописи предварительно прочёл Владимир Жириновский и сделал лишь небольшие замечания, которые он тут же исправил. А показывают лидера ЛДПР вместо клоуна.
Александр заверил Валерию Васильевну, что ребята в партии ЛДПР серьёзные, что раз пригласили, от своих слов отказываться не будут, что можно смело ехать в Москву – подвоха не будет, и предложил стать её сайтовским «другом». Она же, довольная результатом переписки, с удовольствием рассматривала его фотографии – в основном, панораму Москвы.
Однако от записей в блогах отойти не смогла и навязывала темы новоявленному другу: – Недавно в блоге Жириновского поднимался вопрос об ошибках в текстах и вновь отметила, что у Вас нет ошибок. Вы хорошо учились в школе, техникуме, институте? И чем сейчас занимаетесь? Вам нравится работа? Напишите. Вы не представляете, как я благодарна Вам за предложение дружбы и за то, что находите время, чтобы мне отвечать!
– Да, Валерия, безграмотность нынешнего поколения молодых россиян просто ужасна. Первое время, читая «писанину» своих молодых сотрудников, я посмеивался над их ошибками, изображая этакого добродушного дядюшку. Ну, вы, дескать, и грамотеи... Потом я стал просто злиться и раздраженно интересоваться, ходили ли они в школу вообще? Сейчас я уже и не злюсь, и не смеюсь. Я просто ОБЕЗОРУЖЕН вопиющей безграмотностью нашей молодежи. И ладно, если бы это касалось только одной грамматики, хотя это недопустимо – губится речь, исчезает язык, стирается память. Историческая безграмотность доходит до крайних пределов. Двадцатипятилетняя девушка проходит со мной через площадь Гагарина и, глядя на памятник Юрию Алексеевичу, интересуется, кем был этот человек? Что это, Валерия? По каким учебникам учатся наши дети? На чьи деньги они изданы? Ужас, что сейчас пытаются творить с нашей историей, культурой, языком, ПАМЯТЬЮ! Когда же это кончится? Мне бывает очень больно, Валерия. Оставайтесь всегда такой же чистой и верной традициям русского народа. И я просто уверен, что удача не отвернется от Вас – человека очень сильного и мужественного. Искренне Ваш: Александр.
– Александр! Вы меня так захвалили, что вновь нахожусь в эйфории. Сразу за городом Бийском, где я живу, начинается Чуйский тракт, а вдоль него располагаются сёла, в том числе и село Сростки, где родился В.М. Шукшин. Шукшинские чтения проводятся там ежегодно в день его рождения, к нам приезжали известные актеры и писатели, а мы встречали их. Фотографий очень много, надо, наверное, кинуть в домен «Мой Мир». С благодарностью, Валерия.
– «... Чуйский тракт до монгольской границы…» КЛАССНАЯ ПЕСНЯ! В армии мы пели её... Как же это здорово, Алтай! Какая земля! Какие люди на ней родились! Нет, все-таки прав был Ломоносов, когда сказал, что могущество России будет прирастать Сибирью. Удаётся её жителям сохранять в себе чистоту души. Обязательно дайте больше фотографий! Это же прелесть какая! Увидите, сколько людей Вам откликнется!
– Александр!.. Так и хочется назвать Вас по отчеству, проявляя уважение. Ваши замечательные познания впечатляют. Закрадывается мысль, что Вы имеете отношение к литературе. Грамотно писать – сейчас такая редкость. И мысли излагаете грамотно. Видела Ваши фотографии. А Вы ещё и красивый человек! И по жизни должен быть счастливым. С уважением, Валерия.
– Валерия! Я пока ещё в отпуске, догуливаю последние дни, приеду-уеду... Только что прибыл в Москву, а с рассветом опять в дорогу. Скоро осяду. Пообщаемся спокойно. Расскажу Вам о себе.
– Вы мне интересны. Буду ждать сообщений.
Всё чаще приходили на ум слова басни Ивана Крылова: «За что же, не боясь греха, Кукушка хвалит Петуха? За то, что хвалит он Кукушку!».
Валерия Васильевна понимала это, но именно этих слов ей сейчас не хватало, она рада обманываться, лишь бы отключиться от действительности, и хотелось воспринимать хвалебную оду за чистую монету.
***
В Сибири установились тёплые солнечные дни. В один из них Валерия Васильевна появилась на даче, и увидела, что снег сошёл, дорожки просохли, однако  подход к домику всё ещё залит водой. Она собралась вернуться в город, но свежий весенний воздух показался таким ароматным и дурманящим, что она села на скамеечку и огляделась. Хозяйским взглядом отметила слой сухих листьев, упавших с плодовых деревьев: старой пятиметровой груши и яблонь, а так же кустов малины и смородины… Заметила замёрзшие голые ветки вишни, увидела на плодовых деревьях зимнее утепление, его давно пора снять…
Осенью Валерия Васильевна ежегодно обёртывала рубероидом и капроновой сеткой нижнюю часть стволов молодых яблонь и слив, это защищало кору деревьев от замерзания или поедания мышами.
Участок в шесть соток показался ей огромным, и, поняв, что тянуть дальше некуда, отложила сумку, и взялась раскручивать стволы…иначе, ещё немного, при повышенной температуре и наличии дождя, кора деревьев может сгореть или подопреть.
Размявшись, Валерия Васильевна взяла из пристройки грабли, собрала в кучу и сожгла сухие листья и ветки. Потом протёрла пыль со стола и стульев в домике, помыла окна и пол, и устала так, что на следующей день с трудом поднялась.
Теперь, забывая о времени, она, чтобы справиться с работой, давала себе задание на день, все дни проводила на даче без отдыха: очищала огород от растительного мусора, копала землю, делала грядки и высаживала первые овощи: редис, лук и морковь... Одна приезжала, одна возвращалась назад и целый день молчала… Только мысли, одна печальнее другой, лезли в голову, она думала о дочери, об огромной нагрузке в саду, об одиночестве, о своей жизни, смысла в которой совершенно не видела…
Рассада её вытянулась, заняв на подоконниках всё пространство. Валерия ожидала тёплую летнюю погоду. Окончательно в грунт высаживала цветущую рассаду только тогда, когда начинал лететь тополиный пух. Однако многие огородники научились обманывать природу Сибири. Они строили самодельные теплицы, используя гибкие пластиковые дуги. Настоящие прочные металлические теплицы в садах не ставили по причине воровства. Валерия Васильевна знала, что из дач, несмотря на охрану, тащили всё, что можно продать или сдать в пункты приёма цветмета. Пластиковые дуги не воровали. Садоводы накидывали укрывочный материал, и тогда внутри самодельной  конструкции держалась плюсовая температура даже в марте-апреле.
***
Валерия Васильевна ездила теперь на дачу ежедневно, и каждый раз через силу заставляла себя копаться в грязи с утра до вечера и в солнечную погоду, и под дождём. Постепенно с трудом, но втягивалась в ненавистную работу. Хотя погода стояла не жаркая, обгорела спина, до плеч и рук нельзя было дотронуться, она не сразу спохватилась, что обгорела. Но, к своему вящему удивлению, страх, что не справится с огородом, постепенно проходил.
На деревьях и кустарниках появились зелёные листья, из земли показался щавель, ревень, стрелки лука-батуна и рассыпанный ветром по всему огороду, взошедший от развеянных семян, нежно-зелёный салат, а так же цветы: вначале огоньки, затем тюльпаны и пионы. Валерия срывала листочки мяты, смородины, малины и вишни, кипятила воду и пила ароматный, а главное, полезный зелёный чай. Появились и первые ягоды – чёрная жимолость.
А рядом кипела жизнь. Соседи по саду – чета пенсионеров, как с той, так и с другой стороны огорода, заходили в домики на отдых, на обед, и долго не появлялись. Она не позволяла себе такого удовольствия. Со стариками-соседями почти не разговаривала: не о чем, да и некогда, поэтому работала молча, не прерывалась ни на минуту, делая одни и те же движения робота – автомата. Пот застилал глаза, лицо пылало алым пламенем, но Валерия не позволяла себе отдыхать и расслабляться: она сильная, она год продержится! А потом они с дочерью что-нибудь да придумают!
А для соседей работа в саду, казалось, была в радость. Валентина – так звали соседку, как-то пригласила её в свой сад, показала цветник, рассказала о винограде, и то, с такой нежностью она касалась только что появившихся ползущих ростков винограда, показало, с какой любовью она относится к растениям и к земле!
Валентина предложила ей куст бордовых пионов, сама выкопала их, а она хоть и поблагодарила её за подарок, но в душе даже не обрадовалась: у неё растут пионы,.. и какая разница, что розовые!
Да, работать на земле, испытывая удовольствие, ей не дано. Валерия Васильевна только ждала готовых плодов и ягод, то есть того, что можно съесть, ради чего она сейчас и трудится, и ездит в сад, как в бесплатный продуктовый магазин, а сэкономленные деньги откладывает на билеты, чтобы осенью появиться в Санкт-Петербурге, а потом вернуться назад, хотя своим присутствием она, возможно, только увеличит нагрузку на дочь…
Сад-огород отнимал много времени, после ежедневных дождей, быстро поднималась трава, вновь начиналась прополка, а Валерия Васильевна с посадкой не управилась. Увидев, что осталась земля, она рассадила три ведра картошки, хотя все сроки прошли, и вряд ли она получит хоть какой-то урожай.
Валерия Васильевна пригласила в сад неработающую соседку, но та отказалась, ссылаясь на болезни.
– И что у тебя болит?
– У меня давление.
– У меня тоже повышенное давление. И что? Раиса Андреевна, ты, наверное, большую пенсию получаешь, если не хочешь подработать, а я хотела тебе часть урожая отдать.
– Пенсия у меня – девять тысяч...
– Ничего себе! Ты же воспитателем в детсаде работала! Это сколько же надо получать, чтобы такую пенсию насчитали? Я вот – была старшим инженером, а пенсия у меня всего пять тысяч!
– Ну, это самое… я работала на двух работах.
– Да… с такой пенсией можно жить.
У Валерии Васильевне никогда не было чувства зависти к тем, кто живёт лучше её,  может, соседка, действительно, трудилась за двоих, и теперь пожинает заслуженные плоды, Валерия Васильевна тоже старалась работать, но пенсионных денег было ровно столько, сколько дал Бог.
Уж скорее бы лето закончилось вместе с работой в саду, да появилась бы  возможность хоть одним глазком увидеть своего, брошенного на произвол судьбы, ребёнка, – торопила время  Валерия Васильевна.

***
– А ты изменилась, – однажды сказала ей Раиса Андреевна.
– В чём? – спросила Валерия Васильевна, хотя причину своих изменений знала.
– Не знаю, увереннее в себе стала, что ли. И выглядишь хорошо! – с недоумением говорила соседка.
– А раньше была неуверенной?
– И раньше уверенной, но теперь самоуверенной! – продолжала та.
– Ну, так это хорошо! Жизнь – интересная штука и она продолжается!
– У меня такое впечатление, что ты любовника себе завела. Глаза светятся, жизнерадостная!
– Может, и завела, только не любовника, а собеседника по Интернету.
– У-у. Это не считается, – разочарованно ответила Раиса Андреевна, надеясь на откровенность соседки. Валерия Васильевна подключилась к Интернету, открыла страницу сообщений, сказала:
– Вот это Александр. Хочешь, почитаю, что пишет. У тебя время есть?
– Времени у меня много. Читай!
– Милая Лера! – читала с выражением Валерия Васильевна. – Пишу Вам под впечатлением от только что прочитанного Вашего рассказа. Вы не поверите, но у меня, у МУЖИКА, слёзы подступали, когда читал... И читал-то ведь монолог ЖЕНЩИНЫ, а горло перехватывало... Почему? Да потому, что Вы, Валерия, жизнь нашу показали без прикрас, без вранья, без заигрыванья с читателем. Показали такой, какая она и есть на самом деле у нашего народа – простая, неприглядная, горькая подчас... Не могу больше говорить... Вы – святая женщина, Лера! Дай Вам Бог! Мне остаётся только сожалеть, что мы не встретились с Вами лет тридцать назад.
– Вот, видишь, как завернул, я – святая женщина! Потому и глаза у меня светятся, потому и самоуверенной стала!
– Где уж там, «святая»… Читай дальше.
– А я ему отвечаю: – Александр, ну, вот Вы... почти что о любви. Вы меня этим поддерживаете невероятно! Я Вас просто обожаю! Где только слова такие сильные находите? И спасибо, что мои дневниковые записи вы назвали рассказами. Конечно, не зная темы, не напишешь... И всё-таки я удивилась Вашей чувствительности, восприимчивости и умению сопереживать. Вы мне столько выплескиваете эмоций, через край! В наше время это такая редкость. Однако мне-то хотелось показать, прежде всего, движение человеческой души, эмоциональный настрой, психологию отношений между полами, а не сами действия, как таковые. На первом месте должно быть (по моим понятиям) духовное начало, которое несравнимо выше физического. И когда люди пытаются поставить знак равенства между этими двумя, совершенно различными, понятиями – это меня убивает (я не о Вас говорю). Ещё раз Спасибо. Когда это Вы успели прочитать?
– Лерочка! Я читал сегодня на работе. Начал и уже не мог оторваться. Забил КЕМ на всё!
– А про КЕМ я не знаю, хотя и догадываюсь, расскажите.
– После очередного фортеля царевича Алексея, Петр в гневе схватил перо, бумагу и начал писать: «СОСЛАТЬ АЛЕШКУ КЕМ…» Царь был очень зол, писал отрывисто, кратко, сокращал, не успевал.... Имел-то он ввиду, конечно, ту самую мать, но чиновники не поняли, вот и пришлось им создавать новый населенный пункт, который так и называется КЕМЬ (это на берегу Белого моря)… А вообще я жду осени. Люблю московские бульвары в октябре. Обязательно навещу свои любимые места, побываю в музее-квартире Маяковского в Лубянском проезде. Замечательный музей с печальной судьбой. Поэт жил в доме, стоявшем в непосредственной близости от здания КГБ. В годы реформ (вот, опять!) комитетчики прибрали дом к рукам, разместив в нём одну из своих служб. Музей уцелел просто чудом, но вход в него крайне ограничен, да и дверь черта-с-два найдёшь... Лерочка, как самочувствие? Как настроение?
– Александр! Скажите, а какого цвета у Вас глаза? А то, как ни посмотрю, Вы всё в очках и очках... В саду хожу раздетой. Сегодня не заметила, как спина обгорела. А дочь я отправила в Питер потому, что там мой родной брат живёт, однако никакой помощи от него нет. Дочь сама нашла работу, сняла квартиру, сделала на год регистрацию... А здесь я живу в трёхкомнатной квартире одна. И у дочери однокомнатная квартирка есть. А там ей в забегаловках приходится жить! И всё-таки я Ваш преданный и верный друг, почти как собака. А почему, расскажу потом.
– Лерочка, а если не секрет, что побуждает Вас провести зиму в Питере? Уж больно климат там не слишком хорош... Летом не очень, а зимой и подавно... Не тяжеловато будет после Алтая? Какого цвета у меня глаза? Никогда не обращал на это внимание, только сейчас постарался рассмотреть в зеркале. Наверное, серые. Но уж не голубые, не зеленые, не карие – это точно.
– Александр! Когда-то давно читала китайскую или японскую сказку о том, что во дворце у императора стал появляться соловей и развлекать его своим пением. Однажды император увидел эту маленькую серую птичку и был оскорблён тем, что такая серость завелась в его дворце. Соловья прогнали, а мастер сделал золотую копию. Но она не пела. Прошло время, император стал скучать по настоящему соловью и его пению. И когда соловей неожиданно вновь запел, по лицу императора потекли слёзы.
– Проси всё, что хочешь, – сказал император.
– Ты со мной рассчитался. Я видел твои слёзы, – ответил ему соловей.
Я тоже почувствовала Александр от Вас неподдельную реакцию на мой дневник (я, конечно, далеко не император), но теперь я – Ваш преданный друг на всю оставшуюся жизнь, которая продолжается и кто знает, как повернётся...
А как провести зиму в Питере, я ещё не знаю, там не будет Интернета и компьютера, в которых теперь вся моя жизнь, да и жить мне в Санкт-Петербурге негде. А на счёт адаптации… я везде себя хорошо чувствую. Я родилась в октябре и ненастная погода даже нравится, хотя настроение у меня так же постоянно меняется, как погода в октябре. Сегодня вот «я – в печали». И глаза у меня карие...
– Лерочка, я не буду допытываться, что вынуждает Вас прожить всю зиму в Питере. Но как же Вы будете вести свой дневник? А, может быть, и надо, иногда, пожить и поработать просто с листом бумаги. Уверен, что оставшиеся навечно в этом городе мой тёзка – Александр Сергеевич и Фёдор Михайлович будут  помогать Вам. Я, всё-таки, завидую Вам, Лера...  А можно я приеду к Вам в гости на выходные?
– В Интернете сейчас муссируют  тему захвата наших земель в Сибири. А про выходные... Вы хотите приехать ко мне в Питер!? КОНЕЧНО! Какой разговор.
– Лерочка, тема захвата наших земель, что в Сибири, что на Курилах, бесперспективна. Земли, думаю, останутся за нами (... но и своей вершка не отдадим...), только вот кто жить на этих землях будет? Для меня – знатока Москвы лицевой и изнаночной, стало ошеломляющим обнаружение настоящего чайна-тауна в районе Черкизовского рынка с его азиатскими закусочными, курильнями опиума, маленькими узкоглазыми чернявыми ****ьми... Меня можно ругать, но я считаю, что настоящее руководство страны (не нынешние временщики, а руководители, озабоченные будущим страны и её народа) ушло безвозвратно. Это Ленин. Это Сталин. Не буду говорить о прутиках веника, собранных воедино, но надо всегда ДЕРЖАТЬСЯ ВМЕСТЕ! Ростки великой дружбы с арабским Востоком, с тем же Китаем, проросшие много лет назад и требовавшие заботы, сегодня вырваны, как сорняки. Никто не думает о будущем. Фраза «Умри ты сегодня, а я – завтра» становится руководством к действию.
– Александр! Я далеко не политик, но и то понимаю, что времена наступили серьёзные, от таких, как я, ничего не зависит, а те, кто у власти не справляются с управлением. Всё настолько разболталось, развалилось и разъехалось, что пора, действительно, подтягивать гайки. Однако в первую очередь страдают законопослушные граждане, а криминал наглеет ещё больше. Завтра у нас с Вами юбилей. Прошёл месяц, как мы начали переписку. Это день, когда можно подвести итоги нашего общего труда — нескольких листов переписки, они принесли мне лично очень много света, радости и даже слёз.
– Лерочка, что я могу сказать? Как Гамлет: «Дальше – тишина...» Лер, а почему слёзы-то?
– Александр, а давай, в ознаменования юбилея перейдем на «ты». Почему были слёзы? Слёзы радости, конечно. Оттого, что общаюсь с тобой, оттого, что помогаешь советами, оттого, что ты – мой друг, оттого, что я к тебе стала относиться намного больше, чем просто к другу. Вот почитаю иногда твои эмоциональные сообщения, и у меня появляются слёзы на глазах. А потом хожу целый день сама не своя, ничего не вижу и не замечаю, вспоминая прочитанное.
– Лерочка, дорогая, ну, у меня опять нет слов... а мне кажется, что мы уж давно на «ты». Я, во всяком случае, уже к тебе так обращаюсь. Не заметила? Но, честно признаюсь тебе, что я первый обращаюсь на ТЫ к женщине, КОГДА ОНА МНЕ ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ!
– Да, Александр, и поэтому обратился ко мне на «ты» только сейчас.
– Милая Лера. Да я просто искренне завидую тому, как ты живёшь. Твоя жизнь наполнена смыслом и это главное!!! Ты знаешь, для чего живёшь, для чего пришла в этот мир. Твоя жизнь интересна уже тем, что она каждый день новая. А Бог видит и помогает тебе, когда это необходимо (и, наверное, не только в денежном вопросе). По роду своей деятельности мне иногда приходится общаться с власть имущими. И с теми же депутатами разных уровней (от района до страны). Поверь, я не хотел бы ни с кем из них дружить. Почти за каждым из них лицемерие, жестокость, а за кем-то, возможно, и кровь... Об отдалённости их от нас с тобой я и не говорю. Обман народа на голубом глазу стал обязательным атрибутом. Настолько всё лживо, настолько мерзко, что иногда хочется просто уехать куда-нибудь далеко-далеко и жить там, не видя и не слыша ничего. Так хочется иногда проклясть всех и вся! Нет, милая Лера, мы с тобой живём гораздо интереснее этих персонажей, пусть и не очень богато. И лишь одно убивает меня – то, что мы ВСЕГДА БУДЕМ СЧИТАТЬСЯ БЫДЛОМ. Хотя, сегодня это слово принято заменять другим. Электорат.
– Александр! Ты знаешь, что есть параллельные невидимые миры. А есть и видимые. Мы тоже живем параллельно с теми, кто живёт не по совести, те, которые лгут, изворачиваются, возможно, убивают, чтобы приобрести богатство, а с ним и власть. Им иногда хочется показать себя перед нами, покрасоваться, похвастаться своим положением и богатством. Но мы-то знаем, как мизерны и пусты их цели. А когда они не слышат или не видят должной восторженной (по их понятиям) реакции, то возмущенно отворачиваются. А на счёт уехать... Везде одно и то же. Общество настолько, не хочется сказать деградировало, но изменилось не в лучшую сторону, что дрязги, склоки, наговоры, подсиживание – есть везде. А у нищего, голодного электората это многократно усиливается. И у нас в провинции это проявляется в ещё большей степени. Так что, Александр, давай жить в своих мирах параллельно.
– Лерочка, да я не против жить параллельно, но как бы к гражданской войне не скатиться. Ведь сигналы с мест иногда бывают очень пугающими, вот ведь штука какая...
– Александр, я глубоко сомневаюсь в этом. Каждый занят только собой. Некоторые прекрасно устроены. Другие много работают, чтобы прокормиться, некоторые ищут добычу, чтобы напиться, уколоться. Многие находят себя в разврате. Я не консервативный человек, но как мне ответил (из опроса в блоге) мужчина 34-х  лет, сам, практически, молодой человек, что надо быть консервативнее, что молодёжь (по его мнению) сейчас воспринимает друг друга, как биомассу, невзирая на пол. Появляются мужские браки или женские... Им уж тем более не до изменений и революций. Старики не «выползают» из больниц: чем питаемся-то – отбросами! На достойную еду пенсии не хватает. А многие мужчины (женщинам тоже некогда – на них семья) не доживают до шестидесяти лет. И нормальных мужчин (как ты) вообще мало.
–  Да, Лера, ты абсолютно права. Сейчас в России властвует полнейший ПОФИГИЗМ. Но, в то же время, и жестокость в людях необычайно обострилась. Когда я смотрю по ТВ хронику криминальных происшествий по стране – просто одуреваю! Не понимаю причин необузданной жестокости, садизма... Не знаю, возможно, что и раньше такое же было, но мы просто не знали этого по причине жесткого прессинга СМИ цензурой? Лерочка, а ну её к дьяволу, эту политику! Что мы с тобой, ей Богу?..
– Александр – мой главный собеседник. Каждый раз вот сажусь за компьютер и отключаюсь от действительности, – с чувством прочитав написанное, произнесла Валерия. – Мужчина тратит своё драгоценное время, интересуется моей жизнью! Мне теперь есть с кем поговорить, посоветоваться!
Раиса долго разглядывала его и, вдруг заявила:
– Это самое… Он может оказаться парнем, который морочит тебе голову, а ты и рада без ума. Смотри, что пишет: «как бы к гражданской войне не скатиться»… хочет знать, что у нас в глубинке творится! – сказала Раиса Андреевна. Валерия с удивлением посмотрела на соседку, она рушила иллюзии, разгоняла окутывающий её романтический туман, где так уютно и комфортно находиться. Не скрывая досады, Валерия выключила компьютер, понимая, что жизнь без придуманной сказки  станет беззащитной, уязвимой.
Однако она не собиралась ей верить, переписку не прекращала, в жизни появилось мониторное волшебное окно, озарявшее жизнь светом и смыслом. Она продолжала ежедневно получать от Александра сообщения, читала и отвечала на них, и хотя червоточинка после разговора с Раисой всё же осталась, женщина стала чуть-чуть сдерживаться в выражениях, уходила от ненужных вопросов, рассудком понимая, что человек в Интернете – тот же призрак, ею придуманный.
Работы на даче продолжались… И каждый раз Валерия Васильевна торопилась закончить намеченное и бежала домой, чтобы поскорее сесть за компьютер. Всё лето Валерии приходилось бороться за урожай то с засухой, то с заморозками, с низкой температурой, градом и сильным ветром…
Валерия Васильевна продолжала волноваться из-за Маши, жившей  в Санкт-Петербурге, но шока и непрерывного горя, переживания о том, что всё плохо только у неё одной, она, как прежде, уже не чувствовала. Она становилась всё более раскованной и не мыслила себя без переписки с Александром. Даже чувство защищённости появилось! Маша уехала, а жизнь не остановилась и продолжается без прежнего отчаянья!
***
Маша жила теперь в комнате Андрея, в коммунальной квартире. По утрам с неприязненным чувством брезгливости наблюдала, как по щелям разбегаются шустрые тараканы, в коридоре сталкивалась с растрёпанными неумытыми жильцами, тягостно ожидала очереди в туалет, слышала за перегородками каждый звук, вздох, кашель, шёпот, произносимый по телефону разговор. Приходилось поневоле узнавать о соседях всю подноготную.
Главной в квартире считалась пятидесятилетняя блондинка Людмила, жившая в коммуналке с семьей всю свою жизнь. На тесной кухне, заставленной столами, газовыми плитами и самовольно отгороженным закутком – так называемой ванной комнатой с газовой горелкой для нагрева воды, только у неё был свой угол – стол, стул и скамейка, где Людмила проводила дневное время. Со своего пьедестала, словно страж, внимательно наблюдала за всем, что происходило в квартире. Женщина, как обычно, держала дымящую сигарету в руках, и прокуренным голосом давала «ценные» указания: куда убрать мусор, как пользоваться душем и газовой плитой. Однако, как поняла новенькая, у дамы оказалось и основное занятие – готовить пищу для своей семьи: мужу, которого Маша ещё не видела, дочери с сожителем, что жили в соседней комнате и приходящему, как в столовую, чтобы поесть, взрослому неженатому сыну, что снимал у друга комнату.
Ежедневно Людмила ходила по магазинам, приносила полные сумки продуктов, с утра начинала варить щи, борщи, жарила котлеты, толкла варёную картошку, готовила различные гарниры с подливами, далеко не дешёвые салаты из свежих овощей и фруктов, отдыхая, курила, заполняя помещение кухни дымом.
Маша два дня работала, два отдыхала, а в свои выходные дни, чтобы как можно меньше тратить денег, привезённых с собой и быстро таявших, тоже стала покупать продукты, и готовить еду впрок. Вот и сейчас она сварила яйца, нарезала крабовые палочки для салата, чтобы утром, открыв банку с консервированной кукурузой, быстро смешать все компоненты, заправить майонезом и взять с собой на работу сытный и дешёвый салат. Затем поставила варить овощной борщ без мяса с расчётом на то, что еды хватит на сегодняшний день и завтрашний вечер, когда уставшая, она приедет после работы домой, разогреет борщ и с удовольствием поест горяченького…
Узнав, что соседка работала поваром в столовой, Маша попросила рассказать в какой очерёдности бросать картошку, морковь и другие овощи в кипящую воду, но оказалось, что везде есть свои тонкости. Она узнала, что свёклу, вначале надо отварить, натереть на тёрке, в кастрюлю добавить ложку уксуса, для того, чтобы при варке не терялся бордовый цвет, и только потом бросать натёртую свёклу. Раньше Маша не готовила еду, этим занималась мама, но сейчас, когда к ней незаметно подкралась и вцепилась намертво нищета, приходилось поневоле пользоваться кухней. За повседневными делами она теряла время, но экономила деньги, которых становилось всё меньше и меньше.
Пока варился борщ, Маша с каким-то непонятным любопытством, будто подглядывая в замочную скважину, поддерживала разговор, слушала рассказ Людмилы о том, как в семидесятые годы, ещё молодой девчонкой она стала лимитчицей. Оказывается, просто так приезжих в Ленинград не принимали, не прописывали, был лимит и власти давали разрешение на въезд лишь ограниченному количеству граждан. Людмила окончила профессионально-техническое училище – ПТУ, стала работать на стройке маляром, и сразу же получила место в общежитии… а когда родился мальчик, ей, как матери-одиночке дали комнату в коммуналке, где она до сих пор и живёт…
Маша не стала спрашивать, был ли отцом мальчика её теперешний муж, от него ли появилась дочь, как они получили вторую комнату, и почему застряли в ней на всю оставшуюся жизнь… Зачем ей это надо знать? –  думала она, однако нездоровое любопытство к питерцам – приезжим и коренным, грязным коммуналкам, вообще жизнь коммунальных людей не укладывалась в голове. Она родилась и выросла свободной от странных соседей, в отдельной  квартире, и попасть в зависимость, считай, в рабство, в городские трущобы, казалось ей немыслимо дикой ситуацией.
Главу семьи она не видела, тот работал в какой-то строительной бригаде на границе с Финляндией, но чувствовала к нему что-то вроде уважения: ведь он один содержал семью, где никто не работал – ни жена, ни великовозрастные дети.  Дочь Кристина примерно её возраста жила за стеной с сожителем. Просыпались они поздно, днём не выходили из комнаты, дочь, появившись на кухне, гремела кастрюлями, накладывала в чашки приготовленную матерью еду, разогревала в микроволновке… и уносила в комнату, чтобы накормить парня. Тридцатилетний сын жил где-то у друга, но  тоже кормился у матери, как в бесплатной столовой.
Чужие судьбы, чуждый мир… Маше поневоле приходилось узнавать то, что не нужно, что не должно её волновать, девушка понимала, что налаживать длительные отношения с соседями не нужно, оставаться надолго она не собиралась. Вот получит первую зарплату, найдёт нормальное жильё и уйдёт. Но окружение втягивало в свои дела,  приходилось поневоле барахтаться в том же тесном пространстве, что и жильцам коммуналки.
Однажды, выйдя на кухню, кроме сидящей за столом Людмилы, увидела  неказистого тощего полупьяного мужичка. Как всегда поздоровалась:
– Доброе утро.
– Доброе, – ответила соседка и спросила мужика: – Юрий Фёдорыч, тебе салатику добавить?
Маша с любопытством посмотрела, как тот нехотя ковырял вилкой салат. Неужели этот хилый мужик и содержит всё семейство?
– Нет, я наелся. Ты мне за пивом сбегать обещала!
– Обещала – сбегаю.
– Ну, так иди, чо сидишь?
Людмила, покрутившись зачем-то у плиты и, погремев крышками от кастрюлей, вышла.
Не успела исчезнуть за дверьми квартиры, как сосед обратился к Маше:
– Я слышал, что вы – юрист. Скажите, вот я прописан смолоду в общежитии, у меня есть там собственность? – задал он непонятный вопрос.
– Вы приватизировали комнату в общежитии? – уточнила Маша.
– Нет. Я просто там прописан.
– Если у вас нет документов на комнату, то и собственности никакой нет… только здесь.
– Здесь я даже не прописан, коммуналка – жены. Я, что, бомж? Только работаю на них…
К вечеру сосед окончательно загулял. После пива он перешёл на водку, её принёс молодой парень с пропитым тёмным лицом. Они сидели на кухне, не торопясь, пили и громко, без перерыва вели пьяный разговор, пересыпая каждое слово матом. Людмила нервничала, то уходила в свою комнату, то возвращалась, пытаясь разогнать мужиков. Но никто её не слушал. На другой и третий день история повторилась. Мужики пили, женщина уже кричала, напоминая, что пора возвращаться в бригаду, что работу за них никто делать не будет, что хозяин может их – непутёвых работников разогнать…
К вечеру шум и крики постепенно затихли, выйдя на кухню, чтобы поставить на газовую плиту чайник, Маша увидела прилично одетого пожилого мужчину, который мыл над раковиной руки. Соседей на кухне не оказалось. От чисто вымытого пола пахло хлоркой, запах алкоголя, несвежей одежды и бензина выветрился, в ванной комнате гудела стиральная машина. Хорошо, что хоть сама баба не пьёт, – подумала Маша о соседке, и увидела, как незнакомый мужчина складывает в портфель стеклянные ампулы, прибор для измерения давления… резиновые трубочки… но ничего не поняла, да и зачем ей знать, что творится в чужой для неё квартире, тут самой бы в жизни разобраться! Только потом Людмила с горечью поведала, что вызывала к мужу врача – снимать похмельный синдром, а за вызов и капельницу пришлось заплатить две тысячи рублей.
– Одна капельница – мало, – вздыхая, сказала соседка. – Ещё надо вызывать. Тысяч шесть придётся отдать.
***
Однажды вечером Маша, лёжа на диване и стараясь уснуть, услышала крики: «помогите», «убивают»! Что за шутки у соседей? Она уже привыкала к тому, что молодые по выходным приглашают к себе гостей, включают громкую музыку, разгулявшись, выходят в коридор под её двери курить, звонят по мобильнику и непрерывно разговаривают, но чтобы гулянка заканчивались дракой и криками о помощи, услышала впервые. Она не стала выглядывать в коридор: кроме неё в квартире итак много людей. Но в двери уже стучали – словно чем-то долбили по ней!
Бум, бум, бум… гремело в мозгах у Маши. И она не выдержала, встала с дивана, с трудом приоткрыла дверь в коридор, навалилась на неё…и в облаках дыма, среди толпы увидела соседку, вцепившуюся в волосы незнакомой девушки. Маша с силой толкнула дверь, и дерущиеся, расцепившись, свалились на пол.
– Кристина! Кончай шуметь! Время-то, смотри сколько! Час ночи! Мне завтра рано вставать! – крикнула Маша.
–  А ты кто такая, чтобы мне указывать! Я здесь родилась, выросла, прописана и живу, а ты кто такая? Понаехала! Ещё раз вякнешь, завтра же с треском вылетишь, – взвизгнула соседка, приглаживая растрёпанные волосы.
– Короче, я тебя предупредила, потом смотри, не обижайся! – предупредила Маша, решив, что утром пожалуется Людмиле, которая, казалось, хорошо, к ней относилась… и прикрыла двери.
– И что ты, сука, мне сделаешь?! – вслед закричала Кристина.
– Узнаешь, когда сделаю! – ответила Маша и захлопнула дверь.
Она не знала, правильно ли поступила, связавшись с соседкой, но постоянные компанейские гулянки за стеной её «достали».
Шум за дверьми чуть-чуть поутих. Маша, обложив голову подушками, думала о том, что зря не купила себе беруши. Боже, когда это кончится или нет? От дяди уходила, радовалась, что нервотрёпка закончилась. Там долго не могла уснуть в тишине, задыхалась от горьких, неприятных мыслей о непонятном отношении родственников… А тут элементарно и побить могут, а то и убить. Ведь она, практически, беззащитна перед пьяной толпой. Маша не понимала, как можно жить с чужими людьми в одной квартире? Неужели  к вызывающему, враждебному поведению можно привыкнуть? Но по силам ли ей вынести такие тягостные испытания?
Девушка долго не засыпала. Вдруг вспыхнула обида на мать – это она настояла, чтобы Маша уехала в Санкт-Петербург, это она бросила дочь на произвол судьбы! В огромном городе она всегда останется «понаехавшей». Невыносимо жить там, где никому нет до тебя дела, не говоря уже о том, что тебя никто не ждёт и не интересуется делами. Ей уже казалось, что при бешеном ритме жизни города, здоровые люди хиреют здесь не только от загрязненности и выхлопных газов от машин, проезжающих по улицам бесконечными потоками, но и от агрессии людей, прошедших школу выживания в коммунальных квартирах.
Маша уже не слышала, каким образом шум у соседей прекратился, гости вышли на площадку, а затем из подъезда на улицу… Закрывшись подушками, она всё же уснула, предварительно поставив будильник сотового телефона на шесть часов. На дежурство ей надо попасть к восьми. Ничего особо сложного в работе детектива не оказалось, кроме того, что приходилось быть на ногах по четырнадцать часов подряд, не считая времени, потраченного на дорогу. А зарплата у Маши меньше, чем у остальных, ведь у неё нет лицензии. Неужели, решив переехать в мегаполис с населением в пять миллионов жителей, она всё потеряла, а взамен ничего не приобрела?
Но возвращаться домой не хотелось, ещё верила, что повезет, а уехать назад, значит, сдаться, показать всем, что не справилась с первыми в жизни трудностями.
***
Маша продолжала работать детективом: клеила стикеры и утяжки на бутылки, следила за продавцами, но каждый раз, когда приезжали проверять документы самих охранников, её предупреждали, и приходилось прятаться, чтобы не попасться на глаза, не показывать временную, возможно, липовую прописку. Она понимала, что живёт на полулегальном положении, в подвешенном состоянии, это казалось неприятным и непривычным. Маша осваивала азы профессии, которая только казалась лёгкой. Но пожаловаться на неровные взаимоотношения со сменным начальником охраны, клиентами, на передряги охранников между собой, на невыносимые условия жилья во всё более устрашающей её коммунальной квартире было некому.
Жизнь в коммуналке оказалась на грани выживания. Она элементарно не высыпалась и ходила по залам огромного супермаркета, полусонная. Хорошо, что вокруг неё бегали толпы оживлённых покупателей, создавали  такой шум и гам, что на ходу, действительно, не заснёшь. Она возвращала себе внешнее самообладание, придавала лицу выражение весёлой беспечности, но внутри бушевала настоящая тревожная буря: сколь долго она сможет выдержать недосып, физическую и нервозную психологическую нагрузку?
Маша старалась работать, быть исполнительной и послушной, когда это требовалось по работе, но не позволяла «ездить» на себе и давать в обиду. Достаточно того, что родственники унижали! Взвинченная изнутри, она резко отсекала всяческие попытки пошутить над нею. И сотрудники, видимо, чувствовали эту нервозность, готовность дать отпор, и держались на расстоянии. А чем здешние люди отличаются от тех, с кем общалась в своём городе, начиная с соседей, друзей, коллег-следователей и мелких преступников, она знала, как разговаривать и с теми, и с другими. Она не лезла за словом в карман, а после общения с роднёй тщательно следила теперь и за своим поведением, и поведением окружающих.
Маша работала в мегазале, ходила без формы, как обычный покупатель. Непонятно почему, но делать покупки охранникам в магазине, который они же и охраняли, не разрешалось. Когда надо что-то купить, приглашали детектива, под внимательным  взором которого можно делать покупки охранникам – всё, что хотелось.
На этот раз Маша прошла к кассе со своим непосредственным начальником смены– Робертом Варавкиным. Мужику пятьдесят лет, а  любовнице, что работала под его началом в коммутаторной, двадцать с небольшим. Маша каждый раз удивлялась: зачем молодой незамужней девушке терять время с женатым мужиком, таким старым и непрезентабельным? Он частенько брал на выходные продукты – вино, фрукты и мясо, и после работы умильная парочка ехала «отдыхать». Чужие взаимоотношения вызывали у Маши неприязненные чувства, но она сдерживалась: в своих делах бы разобраться!
– Маша, поедешь с нами отдыхать? – вдруг услышала она ласковый голос Варавкина.
Она внимательно оглядела начальника: седовласый, полноватый, широкоплечий мужчина… Она не только никогда не рассматривала его, как потенциального возлюбленного, даже не смотрела на его лицо за ненадобностью, тем более, не могла представить его своим парнем. Для неё он – просто пожилой мужик, что годился ей в отцы.
– С кем это, с вами? – спросила она, сразу поняв, о чём говорил Варавкин.
– Ну, со мной и Люсей!
– А что, одной любовницы мало? – напрямую спросила она, злясь на весь окружавший её несовершенный мир. Она тут полуживая ходит, элементарно выспаться  негде, а этот боров ищет себе бесплатных девочек для развлечения!
– Ну, какие мы любовники, так отдыхаем иногда вместе после работы. А ты что,  хочешь стать моей любовницей? – спросил он при Люське.
– Только об этом и мечтаю, – съехидничала Маша, испытывая мстительную радость от того, что Люська, открыв рот от изумления, молча хлопала ресницами, не зная, как вести себя в унизительной для неё ситуации.
– Тогда поедем! – уговаривал новоявленный кавалер.
– Как-нибудь в другой раз, – ответила Маша.
Вскоре мужчина стал открыто ухаживать за ней: приносил горячий кофе, останавливал в зале, пытаясь прикоснуться или приобнять новую сотрудницу. Люську замучила ревность, и если Варавкин выходил из комнаты с мониторами, где она находилась, тут же звонила Маше, спрашивала:
– Маша, ты не видела Роберта Вячеславовича?
– Не видела.
– А ты где находишься?
– А что, по мониторам-то отследить не можешь? – злилась Маша на глупую  девчонку.
Маше нравился парень, начальник другой смены – Кирилл. Она радовалась редким случайным встречам между рабочими сменами, они оказывали столь живительное воздействие на неё, надолго вызывали неподдельное волнение и радость, что девушка, мечтая о любви, на время забывала о невзгодах. Наведя справки, узнала, что за Кириллом когда-то бегала Люська.
***
Молодая соседка, презрительно называвшая Машу «понаехавшей», казалось, задалась целью выжить её из комнаты. Барабанная музыка гремела теперь по вечерам настолько громко, что Маша, сидя на своём диване, не знала, куда деваться от сотрясавших воздух звуков ударников. Соседи то открывали двери комнаты, усиливая громкость, то закрывали, с силой хлопая ею. Толпа молодых людей в общем коридоре, видимо, специально и наперебой кричали. Ах, если бы у неё был телевизор или компьютер, и она могла бы включить их на полную громкость и оградить себя от посторонних ненужных шумов, – подумала она.
Не выдержав, поднялась, вышла в коридор, чтобы сделать замечание, но не успела. Увидев квартирантку, Кристина, подбоченилась, и, опередив её, закричала:
– Что, не нравится? Снимай отдельную квартиру. Я здесь хозяйка!
Поняв, что говорить бесполезно, Маша с трудом подавила в себе ярость, демонстративно открыла двери коридора для того, чтобы крики и шум услышала Людмила  и, увидев свет на кухне, прошла, чтобы высказать претензии.
– Людмила Ивановна! Время час ночи! Уймите своих детей! Мне завтра на работу рано вставать. Не обращаться же в милицию, – добавила она с угрозой.
– А что особенного они делают? – удивилась мать. – Молодые, вот и гуляют! А пойдешь в милицию – сама же и вылетишь! Ты здесь никто и звать никак! Понятно?
Маша вернулась в свою комнату, взбудораженная, возмущенная до глубины души. Бешенство доходило до такой степени, что от бессилия хотелось рвать и метать, биться головой о стену, нервы, казалось, не выдержат, и она сойдет с ума. Заткнув жвачкой уши – беруши уже не помогали, девушка в изнеможении бросилась на диван.
Под утро молодые, умаявшись, разошлись. Маша, не успев разоспаться, под звуки будильника с трудом поднялась. Через силу раскрыла глаза, машинально взяла полотенце, зубную пасту, щётку и толкнула дверь. Но она не открывалась. Было впечатление, что её заперли снаружи. Она дёрнула за ручку раз, другой, третий, но в образовавшуюся щель увидела, что поднятый линолеум держит двери, и не позволяет им открыться. Маша навалилась, стала биться до тех пор, пока щель не стала больше, и, обессиленная, протиснулась в коридор. Она знала, кто это сделал и откуда такое злобное поведение, но предпринять в ответ ничего не могла.
Придя на работу, Маша сразу же купила гвозди со шляпками, а поздно вечером, не обращая внимания на снующую туда-сюда молодую соседку, стала прибивать линолеум. Раньше молоток в руках не держала, и теперь она била по гвоздям, вколачивая в них всю свою злость, всё возмущение на враждебное поведение соседей, стараясь всадить столько гвоздей, чтобы их нельзя было выдернуть – через каждый сантиметр – намертво! Поздней ночью грохот стоял на всю квартиру, но что удивило её – никто ничего не сказал, и это стало своего рода, маленькой местью окружающим. Жизнь в коммунальной квартире казалась невозможной, но и уходить было некуда. И нет денег, чтобы снять другую комнату, да и где гарантия того, что другая жилплощадь окажется лучше? На хорошую квартиру нужны большие деньги. Неужели настало время всё бросить и уехать домой?
Подумав о возвращении, Маша позвонила Андрею, чтобы сказать о возможном  отъезде, но не выдержала, стала возмущаться и выплёскивать обиду.
– Андрей, я живу в твоей комнате, как в аду, ночью соседи элементарно спать не дают своими пьянками-гулянками, сплю по четыре часа в сутки, от такого распорядка днём на ходу засыпаю!
– Давай, поменяемся, – весело предложил он.
– Не поняла юмора, – ответила Маша, игривое настроение парня раздражало.
– Мы с Катькой живём до тех, пока бабуля из гостей не вернётся, она уехала, но скоро должна появиться, жить втроём в одной комнате, понятно, нельзя. Давай сделаем так: ты переходишь к бабке, где Катерина живёт, а я с ней в свою комнату. Хотя… ты можешь и отдельную квартиру снять… если деньги появились…
– Денег нет. Первую зарплату дадут через неделю. И то, если не задержат… Даже домой вернуться не на что.
– А ты что, домой собралась? Перекантуйся у бабки, пока зарплату не получишь, тогда и найдёшь, где получше. Катька давно с ней живёт, говорит, что сходная старушка.
– Давай, попробую… Деваться некуда. Хоть до получки дотяну.
Екатерина смогла договориться с хозяйкой о смене квартиранток, и Андрей  перевёз Машу на другой конец города.
– Неделю до конца месяца не дожила, с получки верну деньги, – сказал Андрей.
– Андрей, о чём ты говоришь, ты мне итак хорошо помогаешь!
***
Оказалось, что бабушка нуждалась не столько в деньгах, сколько в приятном общении. Она была блокадницей, получала большую пенсию – блокадников приравняли к участникам войны, и квартирантов держала для того, чтобы не скучать. Увидев, что девушка ничего не ест, начала её подкармливать: то каши сварит, то глазунью поджарит, то бутерброды подсунет… Но главное, Маша теперь стала хоть высыпаться.
Вечерами они частенько сидели за столом, пили чай с пряниками, Маша  впервые услышала от неё, считай, из первых уст, историю о войне, о блокаде, о том, сколько горя, смертей, и голода вынесли ленинградцы, отрезанные в войну от страны.
– Я насмотрелась такого, что и вспоминать не хочется, видела умирающих, истекающих кровью, людей, что попадали под бомбёжку, видела голодающих, глаза которых, казалось, молили о помощи или о смерти. Мне было тогда семь лет, и хотя меня все подкармливали – и мама, и бабушка, и тётя, я постоянно чувствовала себя голодной. Потом на моих глазах умерла бабушка, потом тётя, уже лежала мама, потом слегла и я. Мне стало всё равно: умру я сегодня или завтра. Но в это время прорвали блокаду, и мы с мамой остались живы, – рассказывала она.
Маша с интересом слушала рассказы блокадницы, которые казались таким далёким прошлым, как и сама эта древняя старушка. Та копалась в своей памяти, выискивала самые жуткие моменты и случаи, но Маша, пожив рядом с шумными соседями, воспринимала тихое монотонное повествование, как беседу за круглым столом.
В их коммунальной квартире две комнаты оказались закрытыми. Молодая семья уехала в Швецию, парень нашёл себе девушку с квартирой. И только одну комнату занимала пожилая семейная пара – баба огромных размеров, она постоянно застревала в туалете, и приходилось её вызволять, а муж приносил с помойки бутылки, отмывал их в общей ванной, сдавал куда-то, и на вырученные деньги покупал мясные отходы, потом весь вечер варил их, заполняя квартиру тяжёлым вонючим запахом…
Маша позвонила матери:
– Мама, я живу теперь в одной комнате с бабулей. Хорошо, что Андрей  меня на улицу не выставил. Бабушка взяла за комнату, всего три тысячи рублей. Пришлось отдать последние деньги.
– Лапочка, ну, если терпимо, живи, а если не сможешь, всё бросай и возвращайся домой. Что делать? Значит, не судьба остаться в Питере.
– Ладно, попробую дожить хотя бы до получки. Хотя не знаю, смогу ли ужиться. Я тут оптовый рынок нашла на Сенной площади, там все продукты гораздо дешевле, чем в магазинах. Но фрукты и овощи быстро портятся, ну, старые, наверное, не то, что у нас на даче, когда все овощи – прямо  с грядок…
– Лапочка, возвращайся домой, здесь и две пустые квартиры, и дача… Пенсии на хлеб хватит. Хоть скромно, но вдвоём проживём.
– Мама, ну, что ты говоришь? Мне самой работать надо. Поживу, сколько выдержу!
Маша не сказала матери, что денег хватило лишь на проезд по городу, а вот на продукты их не осталось. Хорошо, что на работе давали бесплатные талоны на обеды. Первое она съедала, второе оставляла на вечер… Молодой организм требовал еды, и девушка элементарно голодала. Прошло три дня. Просить деньги у матери не хотелось, во-первых, где она будет вылавливать их потом по Питеру, если живёт сегодня здесь, а завтра там, и деньги могут  затеряться, а во-вторых, мать отправит последнюю пенсию, а сама останется без денег, – размышляла Маша.
Прошло несколько дней, девушка поняла, что дальше голодать она не состоянии. Неужели пришло время звонить дяде? И набрала номер телефона Вячеслава Васильевича… Однако трубку никто не брал. Даже разговаривать не хочет, боится, что вернусь, – подумала она.
Никите, вспомнив его замороженные глаза, она  звонить не стала. В записной книжке нашла адрес другого двоюродного брата и позвонила на его сотовый номер телефона. Услышала женский голос.
– Аня, привет, – с замиранием в голосе сказала Маша, поняв, что трубку взяла жена.
– Привет, Маша, как дела, как жизнь, ты куда пропала? Замуж ещё не вышла? –  тараторила та. У Маши отлегло от сердца.
– Анечка! Я второй день звоню дяде, трубку никто не берёт, не знаешь, где он?
– Они на Кубу улетели. У тебя что-то случилось?
– Да… Деньги, что привозила с собой, кончились, а получка – через неделю, хотела денег у него перезанять.
– Много надо-то?
– Ну, тыщи две, может, три. Когда они возвращаются, не знаешь?
– Через неделю появятся. А денег я могу тебе дать, у нас, правда, нет,  у мамы возьму.
– Анечка! Ой, спасибо тебе большое, через неделю обязательно отдам! – сказала Маша как можно беззаботнее. Она знала, что мать Анны – коммерческий директор какого-то предприятия, и живут они далеко не бедно.
– А у нас скоро вторая доченька появится, – не могла сдержать радости Аня. – Мы  с Сашей сегодня к бабушке едем в Колпино, может, тебе картошки, морковки, свёклы, ещё чего там... привезти?
– Анечка, поздравляю с прибавлением в семействе, – чуть не плача от радости, говорила Маша. – Не надо овощей, на фиг вам мотаться с продуктами? Три тысячи мне хватит с избытком. Скоро зарплату дадут.
– Хорошо, завтра с Александром подъедем и привезём деньги, а отдашь, когда сможешь.
Маша не стала говорить матери, что заняла деньги, что голодает, что жить в одной комнате с бабулей становится всё более невыносимо.
– Машенька, ну, как у тебя дела? – звонила мать ежедневно.
– Мама, чем больше живу с бабулей, тем больше понимаю, что она тронулась умом.  Каждый день она пересчитывает свои мельхиоровые ложки и вилки, кажется даже, что проверяет мою сумку… хотя я ей и благодарна. Зарплату ещё не давали, деньги закончились, она видит, что я ничего не ем, начала меня подкармливать. Деньги получу, куплю ей торт.
– Маша, осенью я приеду, ты постарайся найти жильё, чтобы я могла остановиться у тебя. Конечно, если не найдёшь, попробую пожить у брата, но теперь не знаю, получится ли. Я готова хоть сейчас всё бросить и приехать в Санкт- Петербург.
– Где ты тут жильё найдёшь? Если искать через агентство, то им надо столько же заплатить, у меня таких денег нет, если по объявлению, то кругом подстава и обман.
– Лапочка! Я попробую поискать по Интернету. Кстати, у меня сайтовские друзья появились и в Москве, и в Питере. Попробую им написать.
– Мама, ты наивная – нашла друзей в Интернете! Да бесполезно всё это. Сегодня вот была проверка. У меня попросили паспорт, я сказала, что оставила дома. Составили акт. Сказали, что если ещё раз не будет с собой паспорта, напишут докладную и уволят с работы.
– Лапочка! Я не знаю, что и сказать, ты сама знаешь, что не надо больше попадаться.
– А ещё… у меня нет лицензии на право работы, поэтому денег получу  намного меньше, чем все остальные, правда, за два месяца. А чтобы получить лицензию, надо учиться.
– Ну, ты же работаешь… Учиться-то когда? Да и зачем тебе учиться, если в любой момент можешь сменить работу. Надо искать по специальности!
– По специальности… прописка нужна постоянная.
***
В начале лета Маше предстояло встретить очередной свой день рождения в Санкт-Петербурге. С грустью она думала о том, что отмечать его не с кем. Ни родни, ни подруг… Когда-то она по-дружески относилась к Люсии, но сейчас, когда та ревновала её к Варавкину, перестали общаться. Отказавшись от интимных услуг непосредственного  начальника, девушка, вдобавок ко всему, нажила врага в его лице, который оказался на редкость мстительным. Теперь каждый её промах, минутное опоздание и неловкий шаг вызывали с его стороны повод для враждебности и агрессии. Он чуть ли не каждую смену вызывал её в кабинет, предлагал написать объяснительную, однако Маша – бывший следователь, наотрез отказывалась что-либо подписывать.
Началась самая настоящая подковерная  война. Варавкин сам ежедневно составлял служебные записки и передавал их начальнику охраны – Борису Петровичу. Это он принимал Машу на работу, а теперь вызвал её к себе в кабинет. Поняв, что дело принимает серьёзный оборот, а защищать её некому, девушка начистоту рассказала о любовных похождениях Варавкина с Люсией, о том, как непосредственный начальник добивался её расположения, и, когда не получилось, лишил премии и старается выжить с работы.
– Теперь понятно, почему идут придирки. Я поговорю с Робертом. Работать некому, а он о себе, любимом, печётся, – проворчал Борис Петрович.
– Переведите меня в другую смену, у меня сил нет с ним работать, – попросила Маша.
– Подожди. У нас в мониторной работать некому. А ты работаешь грамотно, грубых ошибок нет. Начинай учиться у той же Люсии, я скажу ей. День, два походишь, думаю, поймёшь суть, а потом и самостоятельно начнёшь работать. Там и зарплата больше. И лицензию можно сделать.
Маша видела, что до своего юбилейного – двадцатипятилетнего дня рождения остаётся неделя. Никогда ещё не приходилось отмечать его в одиночестве. Подруги и друзья остались дома. А здесь… Не будет же она сидеть в коммуналке вдвоём с чужой бабулей и лить слёзы, захлебываясь от жалости к себе?! Торт она купит, и чаю с ней, конечно, попьют, а когда пойдёт на работу, надо будет взять какой-нибудь коктейль, угостить всех, кто будет на смене, нравятся они ей или нет… Вот подобрались же кругом такие противные люди, как в коммуналке, так и на работе…
Ей уже кажется, что в Сибири люди более искренние и открытые… Как не вязалось бытующее мнение о том, что Санкт- Петербург – город тактичных, интеллигентных людей. Взять жену дядьки – Ольгу, она коренная ленинградка, отец её бабушки был священником. Ольга носит крест на щее, постоянно ходит в церковь, знает все обряды, периодически исповедуется, причащается, молится-крестится, и, почему-то, готова «сожрать» племянницу своего мужа, а зимой запросто выгнать на улицу, – невесело размышляла Маша. – Хотя… что это она, люди – есть люди, где бы не жили, чем бы ни занимались, оставались обычными людьми со своими слабостями и недостатками, и по одному – двум людям судить обо всех нельзя.
***
Попав в другую смену, Маша дежурила в мониторной. Теперь на экранах перед ней отражались все залы супермаркета, где она не так давно бегала, поэтому знала все площадки и повороты мегамагазина. И хорошо, что она обследовала его лично! Наблюдать со стороны за потоком людей показалось ей довольно интересным занятием. Может, поначалу?
В дверь постучали, вошёл Борис Петрович. Маша приподнялась.
– Сиди, сиди… – сказал он и положил на стол конверт.
– Что это? – испуганно спросила девушка, ожидая неприятных сообщений, которые в настоящий период жизни не покидали её.
– Твоя премия, – ответил начальник. – Мы с Робертом считаемся друзьями. Не говори ему, что я дал премию. Прими мои поздравления! У тебя сегодня же день рождения!
– Спасибо! – только и промолвила Маша.
Вечером, устроив на упавшие с неба деньги небольшой ужин, она пригласила охранников.
– А давайте, выпьем! – говорила молодая дама – Ирина, с которой Маша только что познакомилась. – Новенькая?
– Скоро… два месяца, как здесь работаю, – ответила Элина.
– С днём рождения! За тебя! За нас, за питерских, которых сразу видно! Давай! – произнесла та, Маша улыбнулась тому, что её приняли за свою.
В мониторной появился молодой начальник смены – Кирилл. Он молча взглянул на новенькую, неизвестно откуда взявшуюся в его смене, девушку и целый вечер не сводил с неё глаз. Маша чувствовала его неотрывный восторженный взгляд, это окрылило её настолько, что настроение как-то сразу, впервые после приезда, улучшилось, на лице появилась искренняя беззаботная улыбка. Девушка стала шутить, вспоминать весёлые изречения, непрерывно что-то говорить. Этого паренька она приметила, когда впервые появилась в кабинете у Бориса Петровича. Ещё тогда, подумала о том, что с ним она хотела бы подружиться!
Ирина заметила заинтересованность Кирилла, и, когда тот вышел, сказала:
– Кирилл живет с бабой в гражданском браке, он, вроде как, женатый.
– С женатыми связываться стрёмно, – задумчиво ответила Маша. – Но он всё же не женат, детей нет, и мне он очень понравился.
***
Теперь она работала в разных сменах и на разных территориях мегамаркета. Чтобы заработать больше денег, девушка брала подработку и в мониторной, и в залах. И всё чаще встречала Кирилла. Они перекидывались незначительными фразами, девушка заметила, как парень меняется в её присутствии, и на душе Маши становилось теплее. В её жизни появился хоть какой-то просвет.
Однажды Варавкин, увидев её в своей смене, издалека заявил:
– Ты чего это шашни на работе заводишь?
– Кто бы говорил…, – ответила девушка.
– Я не использую сотовый рабочий телефон в личных целях!
– А кто использует? – удивилась Маша.
Не строй из себя непонятливую! От Кирилла к тебе только за вчерашний день семнадцать вызовов было.
– Мне?! Семнадцать?
– А то ты не знаешь!
– Нет, мой сотовый сам отключается. Батарейка отходит…
– Ну-ну.
Маша не только не расстроилась, что её подозревают в любовных отношениях с Кириллом, она обрадовалась тому, что об этом сказал именно Варавкин. Может, теперь перестанет козни строить? Или ещё больше начнёт лютовать? Хотя теперь и это неважно. Неужели Кириллу она так понравилась, что парень не скрывает симпатию от окружающих? – подумала Маша, и достала свой допотопный сотовый телефон. Она оторвала от листка клочок бумаги, вставила его под крышку, прижала батарейку, чтобы та свободно не болталась, и о чудо! Телефон включился, девушка увидела не принятые от Кирилла звонки. Не успела подумать, что предпринять, как телефон зазвонил вновь.
– Привет! – сказал Кирилл. – Не мог до тебя дозвониться…
– Кирилл? Привет! – ответила Маша, не зная, что сказать. – Ты звонил мне? С рабочего телефона?
– Да. Соскучился. Хочу увидеть.
– Буду в твоей смене работать, встретимся…
– Хочу видеть тебя раньше. Может, сходим куда-нибудь?
Маша ждала от парня чего-то необычного, Из сказанного Кириллом, поняла лишь, что понравилась ему с первого взгляда. Диалог ни о чём хоть и показался мечтательной девушке простоватым – парень говорил односложно, зато самым приятным с тех пор, как она появилась в Санкт-Петербурге. Разговор продолжался долго, что Маша напомнила о том, что на телефоне могут закончиться деньги.
Деньги, деньги… Долгожданную первую зарплату Маша получила, но оказалось, что ей надо купить и летнюю одежду, и обувь, ведь не могла же она увезти из дома все вещи сразу. Девушка отдала долги Анне, своей новой подруге – Ирине, у которой тоже пришлось немного перезанять, так что думать о том, чтобы снять отдельную квартиру или комнату в не перенаселенной коммуналке было рано. И всё же с деньгами стало гораздо легче, она перестала тратить время на готовку. Чаще ходила в кафе, в столовые, впервые побывала в суши-баре и там впервые пользовалась деревянными палочками. Однако от бесплатных талонов не отказалась, да и привычка экономить сохранилась: первое и второе Маша съедала, а салат, переложив в банку, оставляла на ужин.
Жизнь в Санкт-Петербурге продолжалась, о том, чтобы вернуться домой она уже не помышляла, хотя начавшееся лето – не особо тёплое, не особо солнечное, ей не понравилось. Не понятно: или весна ещё не прошла, или осень сразу началась…  низкое тёмное небо, частые дожди и вечно мокрая дорога… Редкие жаркие дни бывали, однако о том, чтобы искупаться или позагорать, Маша даже не мечтала: набрав дополнительные дежурства, она, практически, жила на работе. И особо не переживала, перейдя в смену Кирилла, она видела парня каждый раз, как только появлялась на работе. Вскоре он преподнёс ей тёплые пушистые носки, и, подавая, сказал:
– В мониторной холодно бывает, вот носки, чтобы твои прекрасные ножки не мёрзли. Узнав, что у девушки нет электрического чайника, подарил чайник и кружку с её именем… Маша с благодарностью принимала знаки внимания, удивляясь практичности и нужности недорогих подарков. Наконец-то, жизнь, хоть немного, стала налаживаться. Кирилл  подвозил её на своей машине домой, иногда стал заезжать и по утрам. То, что у парня есть сожительница, что он живёт у неё, спит с ней, поначалу не напрягало Машу, хотя у Кирилла в Санкт- Петербурге ничего не было. Родительский дом находился где-то в Ленинградской области.
– Маша, я хочу пригласить тебя на выходные к своим родителям. Это район курортной зоны. Покупаемся в Финском заливе, позагораем…
– К твоим родителям?! – поразилась она.
– Да.
– И что ты им скажешь? Как представишь?
– Как свою девушку…
Маша не верила его словам, хотя верить хотелось. Хотелось броситься ему на шею, прижаться и не отпускать от себя. Она понимала авантюрность такого визита, но добровольно отказаться от парня, который ей безумно нравился, не собиралась. Отдохнуть с любимым человеком целых три дня, да ещё у Финского залива, который она даже не видела, элементарно выспаться, просто пожить в нормальных условиях для неё – уже счастье!
– А как же Марина? Сколько лет вы вместе? – всё же спросила она.
– Два года.
– Она к родителям приезжала?
– Да.
– И как ты будешь выглядеть в этой ситуации. А я? Хотя я-то могу прикинуться, будто ничего не знаю. Слушай, а для тебя этот шаг не только рискованный, но и ответственный.
– Считай, что я везу тебя знакомиться с родителями.
– А ты их предупредил?
– Зачем предупреждать? Появимся, увидят.
С трудом дождавшись конца смены, она собралась, чтобы уехать с парнем хоть на край земли!
***
Маша сидела в шикарной машине рядом с Кириллом и не знала  куда смотреть, толи на  парня, толи на окружающий  мир. Они проехали мост через Неву.
– Знаешь, как этот мост называется? – спросила Маша, проверяя его познания.
– Конечно. Литейный!
Впервые за время проживания в Санкт-Петербурге девушка выехала за пределы города. Они  быстро мчались по европейски чистой бетонной трассе, пролегающей среди корабельной рощи – высоких, устремлённых вверх, деревьев. С изумлением Маша рассматривала и населенные  пункты: красивые высотные новостройки, коттеджи со шпилями и башенками, здания и сооружения, где располагались санатории для взрослых и детей, пансионаты и Дома отдыха с такими красивыми названиями, как «Чародейка» и «Белое солнце», от ресторанов разбегались пешеходные дорожки.
А потом она увидела залив. И чуть не закричала от восторга.  Да, это был легендарный Финский залив, уходящий за горизонт!
– Давай, остановимся, посмотрим! – предложила Маша.
– Мы не только посмотрим, мы в заливе завтра будем купаться и загорать. Доедем до дома, оставим машину, и на завтра можно хоть на целый день уйти... Сегодня мама работает, увидишь только отца и брата, а завтра и с мамой познакомишься.
Маша заметила, что Кирилл вообще-то немногословен, всю дорогу говорила и спрашивала, в основном, она. Вспомнила о Варавкине, хотела пожаловаться парню на него, рассказать о том, что пережила, однако начала рассказывать, улыбаясь, как бы мимоходом, не вдаваясь в подробности о конфликте.
– Варавкин – мужик нормальный, он, скорей всего, пошутил, – ответил Кирилл.
Ну, пошутил, так пошутил, – подумала Маша, и не стала рассказывать, что дело принимало серьёзный оборот, и какую войну потом открыл бывший начальник.
Наконец, они подъехали к белокаменному двухэтажному коттеджу. Кирилл открыл ворота… и только тут она оробела. Как ни говори, приехала в гости к совершенно незнакомым людям. Если бы парень был свободен – это одно, но когда родственники знают, что он почти что женат, как они могут к ней отнестись? Как к любовнице, бесплатной проститутке, или к наглой охотнице за богатством? Хотя богатым Кирилла, можно назвать с натяжкой, правда, необходимое у него есть: это шикарная машина – иномарка, это жильё, пусть в пригороде, пусть с родителями, но оно имеется в наличии, притом в зоне отдыха…
Да мало ли как могут её встретить? Маша пристально посмотрела на Кирилла и поняла вдруг, что находится под защитой этого симпатичного парня. И делать ей ничего не надо. Не она кому-то, что-то будет говорить или доказывать. Парень привёз, значит, он за неё в ответе. Неприятный осадок постепенно растворялся, ничего плохого не предвиделось, Маша вошла в дом вслед за Кириллом, и всё же сказала ему:
– Мне как-то не по себе...
– Проходи, не бойся, дома никого нет, мама «на сутках», отец вечером с работы придёт, – ответил он, и предложил подруге помыть с дороги руки, перекусить, а затем подняться наверх, в его комнату, оставить пакеты, надеть купальник и пойти загорать.
Маша, переобулась в туфельки на низких каблучках, предложила чем-нибудь помочь.
Но помогать не пришлось, парень поставил разогревать в микроволновку котлеты с гречневой кашей, достал из пакета нарезанный сыр, колбасу, хлеб и бутылку белого вина. Маша увидела на сушилке тарелки, вилки… и сервировала стол.
Пир продолжался около часа, Маша, заполняя паузы, продолжала много говорить, не касаясь таких скользких вопросов, как его отношения с гражданской женой, а немногословный Кирилл почти не разговаривал. После обеда они поднялись в комнату, чтобы переодеться, но, занявшись более важными – любовными делами, загорать в этот день так и не пошли.
Давно она не чувствовала себя такой счастливой, парила над землёй, чисто физически воспринимая любовь. Рядом с парнем, который не кормил разговорами, а доказывал свои искренние чувства делами, она совершенно расслабилась. Маша не собиралась думать и анализировать, что будет дальше, она ловила каждый миг настоящей жизни. Единственное, что  знала точно – это не последняя встреча, продолжение их любви будет, и надеялась, что вскоре они вообще окажутся вместе.
Поздно вечером посидели на лавочке перед домом и даже покурили вместе с отцом, который показался Маше очень добрым, может, потому, что был он немного пьяненьким. Потом подъехал на машине брат Кирилла – Андрей, с интересом глянул на девушку, поздоровался, поговорил о чём-то с отцом и уехал…Что-то будет, когда появится мама? Может, завтра с утра пораньше убежать загорать? – подумала Маша.
– А когда мама с работы приходит? – спросила она у Кирилла.
– Когда как, но не раньше одиннадцати часов. Успеем позавтракать, если не хочешь встречаться, уйдём к заливу загорать. Потом познакомишься, когда вернёмся.
– Ну, если ты в этом ничего особенного не видишь, то я – тем более. Я – девушка свободная.
– Так и я в браке не был.
– Вот и договорились.
– О чём?
– О повестке дня…
Маше нравилось в этом парне абсолютно всё, и то, как он выглядит, как одевается, как ведёт себя, даже своей немногословностью он ей импонировал. Теперь девушка понимала, что по доброй воле от парня не откажется.
***
В воскресный день ребята уже купались в заливе, готовили и ели шашлыки, лежали рядом на пляже, с нежностью прикасаясь друг к другу. Маша мечтала о том, чтобы эти выходные никогда не заканчивались. Она ни на миг не пожалела, что приехала с Кириллом, ощущая себя любимой и счастливой. Наконец-то, в её жизни появился просвет. Она не боялась уже встречи с мамой Кирилла, полагая, что та не сможет испортить всего того удивительного и невероятного, что произошло в её жизни. Пришла Маша с залива расслабленной, загоревшей, даже уставшей отдыхать. Маму Кирилла она всё же увидела и тут же поняла, кто в доме хозяин. Эта красивая и властная женщина только глянула, как мужчины подтянулись, а отец стал оправдываться, объясняя, почему он не успел что-то сделать.
«Свекровь» внимательно осмотрела новую невестку, ответила на её приветствие, пригласила за стол. Маша молчала, не зная о чём в такой щекотливой ситуации можно говорить, однако Кирилл, поднимаясь наверх, отказался ужинать.
– Мама, мы потом спустимся и покушаем.
Но выходить из комнаты они не стали. Кирилл принёс чай с булочками. Впереди им светила божественная ночь, и впустую тратить время они не собирались. За всё время общения, никто из них уже не вспомнил ни о родителях, ни о «жене», хотя она-то, наверное, вряд ли забыла о том, что любимый куда-то исчез на целых три дня… Но вины своей не чувствовала. Маша- то тут как раз не при чём. А приехала она не в какую-то подворотню, или на природу, куда вывозил  Варавкин  Люсию, а привёз Кирилл её домой, показал самым родным и близким людям – отцу, матери и брату. И для неё это дорогого стоит.
Маша ехала назад, и расслабленно посматривала на своего любимого, который сосредоточенно вёл машину. Не стала спрашивать о том, как он будет выкручиваться или оправдываться перед «женой», что предпримет сожительница: выгонит ли его, простит ли на первый раз. Это не её забота. Она так хорошо отдохнула на берегу залива, надышалась морским воздухом, поплавала, позагорала, а главное, сменила обстановку, и на будущее не откажется от повторного приглашения. Кирилл, ловя её взгляд, лишь улыбался. Изменится ли теперь её жизнь? Будут ли они  вместе? – сомневалась Маша, поглядывая на проплывающий мимо залив.
Вспомнила свою комнату, где жила вместе с бабулей, и в которую так не хотелось возвращаться! По вечерам ей приходилось ожидать, когда старушка заснёт, и только услышав негромкий храп, Маша поднималась и без контроля ходила по комнате, выходила в кухню покурить и поесть, поэтому возвращаться назад не хотелось. Не хотелось и отпускать  любимого к другой женщине, расставаться с ним. Но делать нечего. Она не будет заглядывать в будущее, торопить события, посмотрит, как будут развиваться отношения дальше.
***
– Мама, привет! – хотела поделиться радостью Маша, но тут же осеклась:
а что она скажет ей, что связалась с женатым мужчиной?
И решила пока ни о чём не сообщать, лишь спросила:
– Как у тебя дела?
– Какие дела? Работаю в саду, как лошадь. Таскаю на себе огурцы и груши, каждый раз, иногда по два-три раза в день набиваю полный рюкзак и вёдра, еле-еле взгромождаюсь на ступени трамвая, потом с трудом сползаю с него, тащусь на свой третий этаж, а вечером начинаю переработку. Одних груш уже сорок ведер перевезла, представляешь? – жаловалась Валерия Васильевна.
Лето было в разгаре и она, действительно, ежедневно закатывала в стеклянные трёхлитровые банки огурцы, делала компоты из груш и яблок, варила варенье, овощные салаты и закуски, морозила ягоду – свежую  клубнику и смородину, а малину дополнительно пересыпала сахаром. Валерия открыла небольшой «перерабатывающий заводик» на дому, и так была занята работой, что к ожидавшему её компьютеру с трудом прорывалась.
– Мама, как бы я хотела всё это попробовать! А помидоры спеют?
– Помидоры только начали краснеть. Представляешь, сколько у меня осталось банок прошлогодней давности! Не знаю, что делать со старыми запасами, я и так стараюсь допить компоты, доесть салаты и замороженную ягоду. Денег на питание уходит минимум. Даже хлеб не покупаю, заказала мешок муки, поставила на балкон, и теперь готовлю тесто, стряпаю пироги. Не съем сама, придётся раздавать знакомым и соседям. Тебе вот есть нечего, а я не знаю, куда продукты девать!
– Начинай продавать…
– Я бы с удовольствием, но для этого тоже время потребуется. Целый день в саду, а вечером заготовки делаю.
– А ты не делай заготовки, свежими продавай.
– Маша! Cвежими… Тогда я буду торговать на рынке с утра и до вечера. А мне… ещё в компьютере хочется посидеть: я там общаюсь с друзьями, пишу в блоги, в Википедии вот недавно прочитала информацию о Париже, посмотрела фотографии соборов и строений, и так захотелось попасть в Европу и Париж. В прошлом и позапрошлом столетиях, ты знаешь, что люди  всей планеты рвались в Париж, чтобы посмотреть на чудо-город. Помнишь,  поговорку: увидеть Париж, и умереть.
– А деньги у тебя есть? – перебила  Маша.
– Я экономлю на всём, на чём только могу, осенью надеюсь попасть к тебе, заеду в Москве к сестре. Есть, конечно, ещё одна мечта – попасть за границу. Я взяла за правило каждый месяц откладывать большую часть пенсии на книжку, мечтаю накопить не только на стоимость билета до Питера и обратно, но и на поездку по Европе. Но никому об этом не говорю, ты первой  узнаёшь о моих планах, – рассказывала мать.
Она не хотела говорить об этом дочери, у которой итак всё не ладилось в Питере. Работу она нашла, крыша над головой есть, но всё это настолько зыбкое и не столь хорошее, как бы хотелось. Хотя, по большому счёту, а что не так? С чего-то начинать надо! А там всё от неё зависит. Ну, а не сможет выдержать столичной жизни, вернётся домой, где есть две благоустроенные квартиры, дача, машина и гараж, –  успокаивала себя Валерия.
– А где ты в Питере жить собралась?
– Не знаю… Я сайтовским друзьям написала в Интернет, попросила поискать нам жильё в Санкт-Петербурге.
– Мама, ты в некоторых вещах такая наивная. Нашла друзей в Интернете!
– Маша, ну, а что делать? Мне в Питере жить, действительно, негде, ты сама ютишься в комнатушке, притом не одна. С братом, после того, как тебя выгнали, даже общаться не хочу…
–  Я сделала рассылку «знакомым», кто заходил на сайт, даже зятя нашла, парень посмотрел твою фотографию, готов взять к себе «навсегда». А сам живет с мамой. В общем, смех и грех. Или... что?
– Мама! Ты что, совсем? Убери мою фотографию сейчас же!.. Валерия Васильевна не стала говорить, что просила совета даже у Александра, который написал, что даже и не знает, как быть со съёмом квартиры в Питере, что одно время помогал своей бывшей сослуживице найти квартиру или, хотя бы, комнату в Москве через Интернет, и что это такое болото, что сплошь посредники, аферисты, кидалы и прочая шваль, что он так и не нашёл ничего, хотя предложения были, но цены запредельные... Но всё же он попробует: хоть и по Интернету, всё же из Москвы до Питера ближе, чем из Бийска…
Валерия Васильевна, действительно, написала и отправила больше пятнадцати писем своим сайтовским друзьям, живущим  в Санкт-Петербурге.
 И только двое из них откликнулись. Особенно заинтересовала её Татьяна Мокина, она оказалась агентом по недвижимости.
– Маша, всё же не такая  я наивная, как ты посчитала. Я нашла «подругу» на сайте, она и сдаст мне комнату в Санкт- Петербурге.
– Кто она? Когда можно будет заселиться?
– Татьяна почти что наша землячка – родом из Новосибирска, она пообещала, что когда приеду в Питер, заселит меня  в комнату, которую она только что купила на Васильевском острове. В комнате до сих пор держится резкий неприятный запах. Татьяна  приобрела её у бабки, которая держала десять кошек, пообещала заняться ремонтом: очистить и покрасить пол, переклеить обои на стенах. Оказалось, что заселить квартирантов без разрешения соседей по коммуналке нельзя, Татьяне пришлось всех, живущих в квартире, жильцов упрашивать и уговаривать, их там оказалось четыре семейства. Конечно, неизвестно, как она смогла получить разрешение, но всё же получила. А мне она дала номер сотового телефона.
– Мама, поговори с ней… скажи, пусть меня пустит на квартиру. Я сама ремонт сделаю!
– Маша, ну, хорошо, я дам тебе номер телефона! Сама с ней поговори!
– Танечка! – написала тогда Валерия. – У меня  к Вам большая просьба. Вновь на счёт квартиры. Маша говорит, что звонила Вам, и Вы ей что-то нашли, и её устраивает. Только денег у дочери мало осталось, а ей, оказывается, надо отдать и за квартиру, и столько же заплатить агенту. Помогите ей! Она отдаст деньги за квартиру. С первой же получки отдаст, не обманет. Мы в этом отношении люди надёжные, а с деньгами пока не очень. Я в декабре приеду, привезу деньги, и если не она, то я с Вами обязательно рассчитаюсь.
Валерия написала Мокиной и попросила заселить Машу до её приезда, передав совершенно незнакомой даме номер телефона дочери. И Татьяна, не делая ремонта, сдала Маше огромную, по меркам коммуналок, более тридцати квадратных метров, комнату всего за три тысячи рублей, с условием, что та покрасит пол и переклеит обои.
– Добрый день! – ответила  Татьяна Мокина. – В четверг вечером девочка может заехать в мою коммуналку на Василеостровском. Соседи не возражают, но дом я планирую по возможности скорее расселить, и она в этой комнате тоже долго не задержится (два-три месяца). Комната очень дешёвая, и у неё будет время собрать деньги на достойный вариант.
– Спасибо большое, Татьяна Владимировна! С меня ещё презент!
Валерия Васильевна, наконец-то, с облегчением вздохнула. Теперь ей есть куда осенью приехать, чтобы пожить вместе с дочерью.
– Как дела, Маша?  – позвонила Валерия Васильевна дочери.
– Ну, что, я заселилась. Соседи мне понравились, хотя и встретили настороженно. На кухне чисто, никто целыми днями там не сидит, у каждого по огромной комнате, и постепенно, как показалось, стали привыкать ко мне. Я лишний раз стараюсь не выходить из комнаты, в ней есть небольшая электрическая плитка, готовлю простенькие завтраки и ужины на сковороде, например, жарю яйца с колбасой, кипячу воду в электрочайнике…, хотя на кухне есть и  газовые плиты. Никто не шумит, не кричит, не собирает компании. Наоборот, соседка, живущая за стеной, сделала мне замечание, чтобы не хлопала дверью.
– А ты старайся придерживать двери. Теперь хоть высыпаться будешь, – отвечала ей  Валерия.
– Я покрасила пол на два раза и собралась менять обои, но кошачий  запах так и не проходит. Сплю на диване без ножек, считай, на полу, чувствую мерзкий запах.
–Ты обои-то снизу обдери. Будет некрасиво, зато запах уменьшится.
– Мама! Для меня эта комната – уже счастье. Живу одна. Проветриваю!
– Ну, Слава Богу! – вздохнула с облегчением Валерия и написала  Александру:
– Моя «подруга» по сайту – Татьяна сдала в Санкт-Петербурге дочери  отдельную коммуналку всего за три тысячи рублей, она агент по недвижимости. Бывают ещё хорошие люди, как ни странно! Эта комната, одна из четырех. Правда, общие кухня и санузел.
– А что такое отдельная коммуналка? Не обольщайся. Питерские коммуналки – это АД! А ты жила в коммунальной квартире когда-нибудь?
– Я поняла, что это – отдельная комната. А раньше дочь в комнате вместе с бабушкой жила. Я в коммуналке никогда не жила, даже не знаю, что это такое. Купила отдельную кооперативную квартиру, когда мне было двадцать лет. А теперь жду – не дождусь, когда приеду к дочери. Может, и тебя увижу…
– Лерочка, поверь мне, ТЫ ВЗВОЕШЬ на третий же день жития в питерской коммуналке от грязи, клопов, тараканов и алкашей-соседей... Скорее всего, такая комната в этой сраной коммуналке стоит вообще копейки, а с вас аж три штуки запросили. Лерочка, спустись на землю, а то очень больно падать будет потом! Дома надо жить! Где родился там и сгодился. Какого хрена ты в Питере забыла? Этот город тебя выдавит! У тебя совсем другой уклад жизни, – «обрадовал» её Александр.
– Нет, дочь жила поначалу в такой же коммуналке за восемь тысяч рублей. А здесь надо наклеить обои и полы самой покрасить. Ну, «срач», как дочь сказала, конечно, есть.
– Что ж, если хочешь потратить деньги, нервы, здоровье… Дело твое.
– Да какие деньги – три тысячи. Я могу и у брата в трёхэтажном коттедже немного пожить, когда приеду! Александр, ну, что теперь! Не у себя же дома!
– Поясни, почему?
– Сашенька, хорошо, что ты обо мне переживаешь, но не надо, я не пропаду, а где-то «болтаться» мне всегда нравилось. Это моя стихия– Воздух. И не думай, что меня можно выдавить! Я хоть какое-то время буду находиться рядом с дочерью, она живёт сейчас недалеко от Эрмитажа. И еду я не насовсем! В гости!
– Эрмитаж тебе надоест уже на третий день... А дальше? А он тебя примет, брат-то? Лера! Сними розовые очки!
На этот раз Валерии Васильевне не понравился диалог с Александром. Может, настроение у человека оказалось плохим, может, не понравилось то, что без него смогла найти и друзей, и квартиру… странным показалось и то, что мужчина не хочет, чтобы она приезжала и жила в Санкт-Петербурге. То хвалебные оды пел и хотел с ней встретиться, то пишет, что сидела бы лучше дома. Как бы то ни было, но идиллия оказалась нарушенной и она, действительно, сняла розовые очки по отношению к своему респонденту. Но отступать от своих планов не собиралась.
***
После того, как перешли на «ты», Александр всё чаще позволял себе фривольные слова, которые вписывались в диалог, подходили ко времени и к месту, но коробили её, хотя поначалу Валерия Васильевна вида не подавала. А когда перешли на общение в Агенте, где можно вести мгновенный обмен информацией, человек настолько расслабился, что стал увлекать её в сторону чувственных отношений. Впервые прочитав несусветные, по её понятиям вещи, Валерия растерялась: переписка с Александром сразу приняла, неприемлемый для неё, интимный характер.
Валерию вполне устраивало то, как они общались раньше: информационный обмен, наполненный чутким отношением к умному, достаточно эрудированному мужчине, москвичу, которого собиралась увидеть по приезду в Москву. Александр обещал экскурсию и отличные фотографии на память. Валерия не понимала, как можно быть настолько откровенным с чужим, например, как она, человеком.
Мужчина просил поставить вебкамеру, чтобы переговариваться по Скайпу и видеть друг друга. Валерия уже собралась купить и даже договорилась с Димкой поставить её, но раздумала: если сейчас в каждом сообщении сквозит этот неприкрытый, сексуальный интерес, то, что будет, если появится камера, и они увидят друг друга?! Валерии Васильевне итак некогда: большую часть времени проводит в саду, дома делает заготовки, до Интернета с трудом добирается только ночью, а тут придётся дополнительно тратить время для того, чтобы хорошо выглядеть перед экраном. Но больше всего смущало то, что с вебкамеры, оказывается, можно сделать фотографии, и поместить их неизвестно куда. А на это она не пойдёт, значит, придётся выкручиваться, не поддаваться на уговоры «другана», хотя долго отнекиваться не сможет, надо или ругаться, или принимать правила его игры. Она надеялась всё-таки встретиться с ним и старалась не  ссориться. Но разговор получался как слепого с глухим. Только кто из них кем был, она так и не выяснила.
– Лерочка, дорогая моя, привет! Как твои дела, зайчик мой?
– Нормально. Как ты, где был?
– На совещании, опять накачку делали…
– Тебе?
– Пока всем в общих чертах, персоналии будут позже. Ещё до пика не дошло.
– Понятно, значит, настроение не очень?
– Да ты чего? Всё зашибись! Нам не привыкать.
– Ты очень быстро пишешь. Молодец.
– Мы вообще ОЧЕНЬ подходим ДРУГ ДРУГУ!!! Какие у нас с тобой общие интересы! Я даже сейчас завожусь!
– Ты съезжаешь!
– Лерочка, я не съезжаю, просто я хотел успокоить тебя, чтобы ты не волновалась понапрасну и не переживала. Нам будет очень хорошо с тобой, родная моя, когда встретимся. Ты не пожалеешь.
– Свежо предание. Увидимся, посмотрим. Или ты в этой области специалист? Саша, тебе надо работать в агентстве – секс по Интернету! Ты работаешь не там...
– Лерочка! Родная моя. Многие из нас работают не там… ты тот тип  женщины, которую я обожаю и всегда искал.
– Ну… я же не отказываюсь… встретиться.
– Лерочка! Ну, опять ты принимаешь меня за виртуального! Я ЖИВОЙ, РОДНАЯ МОЯ! Вот приедем ко мне в офис и убедишься сама, что ЖИВОЙ. Так жаль, что у меня диван забрали….
Она понимала, что их отношения скоро закончатся. Понятно, что человек провоцирует её, смотрит, до какой степени можно дойти. Хотя и она лукавит. Внимательно наблюдает за собой, за мужчиной, за невинной вроде игрой на своих и чужих чувствах, хотя уже понимает, что зацеплена, и каждый раз ждёт этих вроде фривольных, но завораживающих слов. И сама вошла в роль, и, хотя и осторожно, но подыгрывает ему.
И вдруг пронзило неимоверное желание воплотить в жизнь то, о чём написал Александр. Она и стыдилась своего желания, и боялась того нового, что возникло в ней, и понимала, что разговоры на сексуальную тему всё больше возбуждали и притягивали её к виртуальному мужчине с неимоверной силой. Валерия не понимала, что происходит, постоянными, неизбежными спутниками стали для неё настоящие слёзы, она включала на полную громкость музыку, качаясь в компьютерном кресле, упивалась жалостью к себе, а душа трепетала от сладкой безысходности.
С Сашкой она теперь постоянно спорила, но интерес к нему не пропал и от переписки с ним Валерия не отказывалась. Мужчина тоже не оставлял её в покое. Новый этап в общении продолжался на другом уровне: полу-интимном, полу-ругательном… но притягивал с ещё большей силой. Если раньше переписка составляла по одному сообщению за сутки, то теперь они общались по часу, иногда по два и если в один из дней поговорить не удавалось – это событие казалось из ряда вон выходящим. Эта привязанность и пугала, и радовала. О потери времени говорить не приходилось. Но главное, что мужчину интересовало, это  виртуальная любовь – ВИРТ. К своему ужасу, Валерия стала привыкать и к его нескромным предложениям, которые уже не шокировали. Валерия знала, что никогда не скатится до его предложений, однако и терять его не хотела, поэтому пыталась то подколоть, то разозлить, прикинуться непонятливой, говорила о чём угодно, только не о сексе.
– Александр, о сексе мы не говорим!
– Тогда о чём?
– Вот именно, что больше не о чем!
– Лерочка, а ведь, по большому счёту всё в мире вокруг этого и вертится… Сама подумай, пофилософствуй… Все песни, книги, фильмы, научные открытия, даже войны.
– Да, наверное, но не всё же!
– Нет, Лерочка! Всё в мире крутится вокруг этого.  Ты подумай поглубже, отбрось всю возвышенную лирику и шелуху и убедишься, что я прав.
– Но… секс – одно, а чувства, любовь – это другое, а ты путаешь, для тебя это равнозначные понятия. Хочешь сказать, что без ВИРТа мы не будем общаться?
– Лерочка! Ты не должна быть институткой, девочкой с бантиками… Ты забыла, где мы живём? Ты забыла, кто мы? Лично у меня ничего не разлаживается по отношению к тебе.
– Обиделся?
– Какая обида? Господь с тобой... Как говорится, не считай себя святее папы римского. А ты не подумала о том, что сама угодила в ловушку?
– Я об этом думала…
– Думала, да не о том... Я имею ввиду другое. Ты очень многое высказала в своем письме, но высказала-то не мне, а тому образу, который создала. Ты ведь не видела меня ни разу, не слышала моего голоса... Лера, А ЧТО, ЕСЛИ АЛЕКСАНДРА всё-таки НЕТ?
– Пусть и нет. Я адресовала только ТЕБЕ. А ты думаешь, что ты полностью прав?
– А что если ты проводила свой эксперимент со мной, а я – свой? Я – профессиональный психолог.
– Твои проблемы. Возможно, ИНЕТ только этим и занимается, что пользуется друг другом! Я знаю, ты хороший психолог, однако съезжать не надо было, совсем-то уж.
– Лера, ты опять не о том... Тебе это простительно, ты делаешь в инете первые шаги. А на что съезжать, поясни?
– А ты? Профессионал?
– А как ты думаешь? Почему я так быстро печатаю?
– Обзываться не надо было.
– ОБЗЫВАТЬСЯ?! Не понял… И как же я тебя обозвал?
– Ты же говорил... А, давай не будем, что вспоминать опять?
– Лера, такого не могло быть никогда! Я не могу обозвать женщину. Возможно,  тебе что-то показалось... Тебе же показалось, что я пьяный... Мне так смешно было...
– Саша, мы прекрасно понимаем, что. Мне вновь тебе объяснять. Знай, что я к тебе очень хорошо отношусь и надеюсь встретиться.
– Лера, не говори намёками, я этого не люблю и не признаю. Напомни мне, как я тебя обозвал, или же я буду считать твое обвинение не просто голословным, а навязчивым бредом или даже какой-то манией с твоей стороны.
– Ну, я считаю, так недопустимо писать:  «Начальство …дюлей всем давало...», «Пока дошел до офиса – вымок, как х...». Мне надоело слушать, как ты материшься.
– Тебя покоробил мат? Девочка моя! ЭТО НЕ САМОЕ СТРАШНОЕ ОСКОРБЛЕНИЕ В ЖИЗНИ!
– А я… просто не матерюсь.
–Кстати, о мате…Знаешь ли ты историю происхождения расхожей словесной трёхэтажной конструкции об интимных отношениях с матерью собеседника?
– Нет, конечно!
– Это исходит от древних славян, и когда один мужчина говорил другому, что имел отношения с его матерью, это означало близость, кровное родство, готовность отдать жизнь за тебя! А со временем всё перевернулось с ног на голову… Наверняка, такие, как ты, Лерочка, и перевернули…
– Опять смешишь…
– А как на тебя не злиться, если ты такая упёртая. Лерочка, ты прям, как тургеневская девушка… Такая наивная.
– Да и впрямь. Мы с тобой живём в разных измерениях.
– У вас другая жизнь, другая система координат…
– Такая же, как и у вас, только я не такая, как все, даже по бийским меркам. Не от мира сего, а ты принимаешь меня за обычную.
– Тогда я уже не знаю, как мне теперь с тобою общаться? Вроде писал, как думал, как чувствовал… а теперь придётся наступать на горло собственной песне, как говорится. Если хотел, то писал «хочууу». А тут: не думай обо мне, как о женщине. Педиком заделаться что-ли?
– А я не хочу ВИРТом заниматься!
Мужчина понятно, что играл в любовь, а ей, наивной, так хотелось  настоящих чувств! С подозрением разглядывала фотографию Александра. Высокий, стройный, настоящий представитель славянской национальности, сорокалетний мужчина, с тонкими чертами лица, светловолосый, с большими серьезными, чуть печальными серыми глазами. Хотя фотографию – аватарку, понятно,  можно поставить любую, – размышляла Валерия Васильевна. Она не знала, как повела бы себя, если бы не считала, что общение с Александром – это подвох, за который ей придётся потом расплачиваться.
Вспомнила о том, как Александр впервые заговорил  о виртуальной «любви». И как разболелся низ живота, у неё давно не было мужчины… муж умер молодым, десять лет назад, постепенно чувственность угасала… и угасла настолько, что она не возбуждалась ни от мужских комплиментов, ни, тем более, от вида мужчин, что обращали на неё внимание, намного старше её, казавшиеся больными. И разницы не было, что они там говорили. Она жила, давно не испытывая  никаких чувств.
***
Однажды к ней на сайт зашёл бывший одногруппник – Сергей Кантемиров, с которым Валерия училась в Технологическом институте, но как не силилась, вспомнить его образ, так и не смогла, заглянула на страничку. С величайшим интересом прочла анкету, отметила сходство с Сашкой. Сергей – такой же высокий, светловолосый и сероглазый, одного года и месяца рождения и поразилась этому. Но, в отличие от Александра, в графе о семейном положении, увидела, что тот находится в активном поиске. У него что, нет жены?
Однокурсник написал:
– Здравствуй, Валерия. Пожалуйста, добавь меня в список контактов.
– Каким образом ты хочешь общаться: по интернету, по телефону, встретиться лично? – спросила она в ответ, подумав, а почему бы не пообщаться?
– Хоть как. Позвони по телефону… – прочитала она в сообщении. Сергей дал ей номер домашнего телефона. Валерия сообщила свой, удивившись лёгкости и поспешности с какой и она, и Сергей пошли на контакт.
Позвонила ему первой, услышала мужественный грубоватый голос, который несколько озадачил своей негибкостью и прямолинейностью. Мужчина предложил встретиться.
– Приходи, – только и сказала Валерия, наверное, удивив его согласием.
***
Валерия открыла двери и увидела однокурсника – симпатичного мужчину с алыми розами в руках. Под её пристальным взглядом Сергей смущенно улыбался. Визуально он ей сразу понравился. Она, наконец-то, вспомнила его молоденьким, наивным и вечно улыбающимся студентом. Улыбнулась в ответ, предложила входить. Ещё на сайте она отметила, что Сергей, как и Сашка на три года моложе её. Он поступил в институт, видимо, сразу после окончания школы, а она успела потерять время: выйти замуж, родить ребёнка и была на тот момент замужем.
– Ну, рассказывай, как живёшь, чем занимаешься? – спросила она, нисколько не стесняясь и не чувствуя к нему ничего, кроме обыкновенного любопытства, и поразилась этому.
– Нормально… работаю, – ответил Сергей и замолчал.
– Сейчас поставлю чайник. Чаю попьем! – сказала Валерия. И отметила, что человек он неразговорчивый. Сидели, пили чай… ей пришлось непрерывно говорить, не чувствуя у Сергея желания что-либо рассказывать. Единственное, что он сказал, вернее, сделал замечание:
– Трубы, идущие к батарее и от неё, должны быть одного размера, иначе холодно будет. А у тебя они разные.
– Так оно и есть. Но теперь ничего не поделать, – ответила Валерия.
Когда она села за компьютер, чтобы показать мужчине свою страничку, компьютерный стул просел, упёршись стержнем в пол.
– А стул можно наладить, стянуть хомутиком, проваливаться не будет.
– Ты сможешь наладить мне компьютерный стул?!
– Да, хомут надо купить.
– Какой хомут?
– Я куплю сам, приеду в следующий раз и поставлю. Ладно, я пошёл, мне вечером дома надо быть.
– Хорошо, – согласилась Валерия, удивившись тому, что Сергей надолго не задержался.
Показалось странным и то, как вёл себя Сергей: сдержанно и немногословно. Больше внимания проявил к её вещам, чем к ней самой. Удивилась и… пожаловалась Александру.
– Он сегодня придёт? – написал тот в ответ. – Ты обещала что-то ему?
– Нет, сегодня уже не придёт, в понедельник.  Можешь на него посмотреть в инете.
– А как его увидеть?
– Он мой «друг» по сайту. Посмотри! Он твоего года рождения.
– Как его зовут? Где его найти?
– Сергей Кантемиров, посмотри и скажи что-нибудь.
– Посмотрел. Нормально. Главный инженер – мужик серьезный! Опять же «мужчина в активном поиске»...  Ты, самое главное, не бойся ничего и всё ему разрешай!
– Да, он и, правда, инженер на полимерах. Он практик, в производстве отлично разбирается. Я поняла, что он тебе не понравился.
– Лера, я не педик, чтобы оценивать мужиков.
– Сашка! Ну, ни тебе же с ним общаться! Скажешь, не связывайся – не буду, ещё не поздно отказаться!
– Нет, Лерочка, я так не скажу. Мужик видно, что скромный, стеснительный... Если ты ему не поможешь, то он уйдет ни с чем...
Валерия понимала всю абсурдность ситуации, но не знала, что делать. Сергей понравился, было приятно смотреть на него и слушать практичные советы. И теперь с помощью настоящего мужчины она попробует успокоить своё тело, оно начинало беситься, требуя разрядки. Понимала, что Сашка издевается над ним, над ней, но виртуального мужчину, который разбудил в ней женщину, она ни разу не видела… Да и почему она должна стесняться, закрывать себя в четырёх стенах в сорок пять лет, ну, а Сергей – мужчина  давно знакомый, она к нему испытывает симпатию… А вдруг потом он станет родным и близким, тем более, что мужчина свободный. Хотя… пока Сашка будет находиться рядом, Кантемиров постоянно будет проигрывать... Ах, если бы он умел разговаривать так же хорошо, как виртуальный «друг».
– Ну, что, когда с мужиком встречаешься? – спросил вечером Александр.
– Завтра. Уже пообещала и отказываться нельзя.
– То есть, он у тебя спросил: «Лера, ты мне завтра дашь?»
– Почти, но спросил немного не так…
– Смотри, какой вежливый мужчина...
– Он спросил: «а защитные средства брать?» А я засмеялась, поняв двусмысленность ответа.
– Чувствую, что вы ночью не заснёте...
– Я ответила: позвони завтра, подумаю. Саща! Ну, что ты допытываешься! Допрос?
– Я пытаюсь тебя поддержать, ободрить... Напрасно отказываешь мужику, Лерочка! Он же к тебе с лучшими чувствами... Может, это половинка твоя... Ты не бойся его... Просто посидите, чайку попейте… поговорите о том, о сём... А там уже – как получится. В любом случае будет здорово. Вот мне, например, очень нравится, когда к сексу переходишь не сразу, а лишь после десятой-двадцатой встречи....
– После двадцатой встречи? Ну, ты – лгун ещё тот!
– Лерочка, Я тебя не понимаю! Ты что? Девичью честь бережешь? Мужик-то хороший, добрый, отзывчивый – сразу видно...
– Поймёшь это лет через пять! Но я же не отказалась! Если с ним со скуки не сдохну! Единственное, за последние годы у меня много мужской работы накопилось. И машина у него есть, говорит, мою картошку перевезёт. Но мне и это до лампочки! По ведру сама на трамвае могу перевезти, при желании.
– Ты имеешь в виду, что через пять лет я буду импотентом?
– Нет! У тебя тренажеры есть, кстати, не останавливайся, тренироваться надо, а я форму потеряла, вот и боюсь. Ну, всё тебе разжёвывать!
– Женщине не надо никакой формы! Ты, прям, как девочка...
– И всё-таки ты бестолковый, а, может, потому что не женщина. Не понимаешь Ничего!
– Да всё я понимаю... Я с разными был... и с молодыми, и со старыми.
– Наконец, рассмешил...  Разница есть?
– Есть! Но не в пользу молодых! Скучные они... вялые... как рыбы какие-то. Сделай разведку боем – это военный термин. Но имеется ввиду, что надо скромно, но с напором... дать понять партнеру, что ты хочешь и можешь большего.
– Дать понять или сказать в открытую, ещё спросить о его фантазиях?
– Можно и сказать, а можно и дать понять… Ты же ещё не знаешь, какой он в постели... А будет скучно с ним – пошли его на хрен и не жалей!
– Если с ним не получится, завяжу и вновь надолго.
– Завязывать нельзя! Помнишь, как у Баркова «...без еб.., милая, зачахнешь, и жизнь те будет не мила...»
– Ну, если решусь, конечно.
Валерия не понимала, зачем она говорила Сашке о другом мужчине, скорей всего, пыталась вызвать ревность, после того, как он начал рассказывать ей о своих похождениях. И поняла, что вызвала её до некоторой степени, тому небезразлично, что женщина, с которой он переписывается, нашла реального мужика. Она и сама не знала, чего хотела. Хотя… почему  не знала? К Сергею надеялась постепенно привыкнуть. Он ещё не успел раскрыться. Включился Агент.  Лера увидела Кантемирова.
– Доброе утро, Лера. Как спалось?
– Сергей, привет. Сейчас, подожди. Я с соседкой по телефону говорила. Хотела тебе позвонить…
– А я завтрак готовлю.
– Молодец, себе? А я думала, что ты раздумал общаться!
– Это почему такие тёмные мысли?
– Ну, не знаю. Считай, впервые встретились…
– Не забывай добавлять: через двадцать лет.
– Да. Конечно. Мы же изменились, я помнила тебя, считай, парнем!
– Пойду, сброшу лук.
– А я получила такие слайды! О городе Чикаго. Вообще! Придёшь, покажу!
– Приглашение принимается. Встреча может состояться… после работы.
– Ну, конечно, потом переговорим.
– Пойду, позавтракаю, до встречи.
– До свидания.
И встреча всё-таки состоялась. Сергей достал бутылку вина… всё так же сидел, говорил отрывисто и односложно, больше молчал… принёс, действительно, хомутик, перевернул компьютерный стул, закрепил хомут, предложил Валерии опробовать сиденье. Теперь оно не проваливалось, не покачивалось, и сидеть стало удобно. От радости, что, наконец-то,  избавилась от продолжительного неудобства, она включила через компьютер музыку и тараторила, не переставая, обо всем, что её волновало и задевало, хотя вскоре создалось впечатление, что говорит сама с собой. Это совсем не устраивало: даже при общении с Сашкой, она чувствовала в ответ живейшее участие собеседника. А тут сама и спрашивала,  сама отвечала.
Но настроение было хорошее, вспомнив Сашкин совет, она положила руку на мужское колено... Но тут раздался звонок: один, другой, третий. Зазвонил включённый Агент, и Валерия знала, кто это – Сашка! Глянула на Сергея, пришлось признаться, что она переписывается с мужиком по Интернету.
– Но если компьютер выключить, то и музыка исчезнет, – сказала она ему. – Выключить?
– Ответь ему.
– Зачем?
– Звонить не будет.
– Будет звонить без перерыва, а говорим мы с ним по часу, по два…
– О чём?
– Да, о чём только не разговариваем. Ответить? А тебя это не будет шокировать? Могу сказать, что ко мне соседка пришла, чтобы отвязался.
– Напиши ответ. Даже интересно, о чём можно говорить по два часа.
Валерия села за компьютер и… тут же забыла, что рядом сидит гость. Она так увлеклась, что  перестала обращать внимание на сидящего рядом Сергея, который внимательно наблюдал за перепиской, тем более, что она касалась лично его.
– Валерия, привет! Твой господин Кантемиров выставил мне претензию, типа, на хрена ко мне на страницу заглядывал? Уясе!
– Александр, привет! Ну, что ты звонишь, я же на связи!
– Я написал про твоего другана и его претензию ко мне, а ты мне в ответ – привет...
– А что ты ещё хотел? Поздороваться же надо!
– Поздоровалась и пиши дальше, что ты думаешь о пассаже своего дружбана Кантемирова?  А ты молчишь и только на будильник жмёшь... Не этично это, Лерочка.
– А что тебе не понравилось? Ты же к нему заходил, не я?
– Заходил по твоему совету. Ты же сказала сама: посмотри на него.
– Ну, не будем о грустном. Как у тебя дела?
– Работаю в полном режиме. А как ты? Готова принять гостя? Ну, говори откровенно. Как бы я хотел сейчас с тобой оказаться!
– Извини, звонок в дверь. Потом расскажу!
– Лера, кто там?
– Соседка.
– А ты уж напряглась? Думала, твой друг, Сэм Брук?
– У меня музыка играет, поэтому компьютер не выключаю.
– Лерочка, это я ко вчерашнему разговору об интуиции... К ней надо прислушаться...
– Саш! Да забудь ты о нём!
– Ко мне на страницу тоже иногда заходят посторонние, незнакомые мне люди... Но моя реакция адекватна: я тоже зайду к ним, но с добром... поставлю хорошие оценки их фотографиям... женщине пошлю букет роз... А господин Кантемиров ворвался ко мне с криком: «Чем обязан?»
– И что?
– Не знаю, Верочка... Не хочется думать о плохом...
– В смысле?
– Я – свидетель...
– Да и хрен с ним! А ты ему чем-то можешь нагадить?
– Он очень болезненно среагировал на мой заход к нему на страницу... Это нездоровая реакция... Он опасается меня, как свидетеля, посвящённого в ваши с ним отношения. Остерегайся его... Он что-то замыслил... Ты же знаешь, что я тебя люблю!
– Почему? Моё отношение к тебе нисколько не изменятся, если даже...
– Лера, надень очки! Я же написал: я тебя не ревную. Но мне думается, что тебе надо его опасаться... Сегодня у меня возникло такое подозрение.
– Я же тебя ни к одной пассии не ревную. Жизнь, есть жизнь!
– Нисколько не ревную.  Хочу узнать, как пройдет ваша встреча.
– При чём тут Кантемиров? Тебя это волнует?
– Я тебя подстраховываю...
– В  каком смысле?
– Если он будет тебя насиловать.... я буду орать...
– Сашка! Я не думаю. Насиловать его… придется мне!
– Ой, как бы я хотел быть на его месте!
– Саша. Соседка сидит и читает твой текст. Пока!
– Лера, а неужели это так интересно читать то, о чём мы с тобой беседуем? Или это доставляет тебе наслаждение? Какую цель ты преследуешь, когда знакомишь людей с нашими разговорами?
– Саша, да никто никого не знакомит! Я пошутила. А ты почему целый день в Агенте?
– Агент у меня всегда включен... он мне не мешает...А давать читать другим – наслаждение вдвойне? Я уже начинаю сомневаться в тебе... Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?
– Ну, Саш! Я была занята!
– Лера, у тебя всё в порядке с головой?
– Голова на месте, – подсказал сидящий рядом Сергей, и Лера написала эти слова. Выходило, что и он увлёкся чужой перепиской.
– Во сколько придет господин Кантемиров?
– Саш, ну, тебе это важно?
Сергей всё же сообразил, что женщина завязана и на Интернете, и на виртуальном мужчине… С неожиданной решительностью он потянул её со стула. Валерия виновато глянула на него и удивилась смелости, с которой тот поднял её, прижал к себе под пронзительный звонок будильника, что разрывался под Сашкиными пальцами и музыки, что беспрерывно продолжала играть. Они стояли рядом и танцевали – качались в такт звуков, исходящих из компьютера и она не сразу заметила, как оказались возле спальни.
И всё, что происходило дальше, казалось, мало её касалось. Будто со стороны наблюдала, как Сергей раздевал её, а она прислушивалась к звонкам и недоумевала, почему они не отключили Интернет, из которого подглядывал и подслушивал за ними Александр. И только потом, отдавшись давно не испытанной страсти, она заметила живого человека,  находящегося рядом с ней. Сергей вскоре начал собираться домой.
–  Ты куда-то торопишься? – спросила она.
–  Вечером  жена позвонит, я должен быть дома.
–  Жена?! А как же… в активном поиске?
–  Я женат. Двадцать лет вместе.
–  А зачем  тогда пришёл… ко мне?
–  А ты против?
–  Нет, но…как-то… надо было сказать, что женат…
–  А вдруг бы ты не захотела встречаться?
***
С Сашкой она продолжала общаться, не признаваясь, что произошла близость с Кантемировым, иногда досадливо отвечала на звонки Сергея, который своими разговорами прерывал их переписку. И не могла в себе разобраться. Близость никак не сближала, а известие о том, что он женат, даже рассердило её. Валерия Васильевна почувствовала себя всеми обманутой. Что за мужики пошли! Ну, вот зачем он приходил тогда к ней, если есть жена? Все мужики – предатели…
Однако она получила то, что хотела от мужчины – и, хоть немного расслабилась. Но говорить об этом виртуальному, неравнодушному к ней, Александру не будет. Мужчины – все собственники! Валерия прочитала высказывание Александра о бывшей виртуальной подруге, что та «ссучилась и скурвилась»… Но обманщицей себя по отношению к Александру не чувствовала: до ВИРТа у них дело не дошло… хотя одиночество становилось острее, чем раньше, до появления в её жизни Сергея Кантемирова!
Вспомнила изречение Фромма: «Половое влечение создает на миг иллюзию единства, однако, без любви это единство оставляет такими же чужими друг другу, какими они были прежде».
Сергей приходил редко, два раза в неделю, постоянно рвался домой, поэтому  в данный момент мужчина казался ненадежным, необязательным… она знала, что ни дружбы, ни любви у них не получится, поэтому анализировать ситуацию, вызывать мужчину на откровенность,  ей не хотелось, стоит ли тратить свое драгоценное время на женатого мужчину, когда главное для него – семья, ради которой он готов на всё. Однако с его помощью Валерия сняла возбуждение, стала более спокойно реагировать на Сашкины сексуальные высказывания.
Сергей часто звонил ей по телефону, изредка появлялся, ненавязчивая непонятная ситуация – отношения с Кантемировым постепенно вписались в её жизнь, стали привычными его звонки и неоднозначное поведение. Мужчина старался устранить неполадки в квартире: электропроводку, механику, возил на своей машине овощи из её сада-огорода, поднимал их на третий этаж. Сергей помогал ей практически во всём и постоянно старался пригласить Валерию в свою квартиру. Жена, оказывается, часто и надолго уезжала в командировки, а ему, чтобы не вызвать ненужных подозрений, надо было перезваниваться с ней по домашнему телефону. Валерия каждый раз наотрез отказывалась. Как это она появится в чужой квартире, ляжет в чужую постель? Но больше всего Валерия поразилась тому, что Кантемиров показал жене её фотографию.
– Жена сказала, что ты хорошая женщина, одно плохо, что постарше меня.
– Она что, друзей тебе выбирает? И теперь ты откажешься от меня?
– Нет…
Сергей не стал объяснять подробнее. И только потом она поняла почему.

***
Валерия продолжала заходить в гости к новым сайтовским друзьям… она показывалась на их страницах, как бы приглашала к себе в гости. Неожиданно откликнулся мужчина, назвавшийся Странником, и с первого же сообщения заинтересовал её.
– Прочёл в твоём блоге две короткие записи о поездке в Прибалтику, и о подруге, что потом стояла под дождём. Скорее грустно, и, похоже, что у всех остальных вокруг всё то же самое. Но ведь жизнь, это когда много света, смеха, игры, и смерти..., и стихов. Я посылаю тебе что-то вроде визитной карточки. Чтобы мимо глаз мелькнуло что-то узнаваемо свое, которое где-то там, за тридевять земель, а сейчас выздоравливает после ранения в Африке в госпитале ВМФ в Риме. Когда-то на Алтае у меня было много друзей экологов, но как-то стало мне не до писем.
– Здравствуйте, Незнакомец! Странно, что Вы пишите мне, странно, что хотите, что-то услышать в ответ. Вы самодостаточный, если не сказать самонадеянный человек, хотя на мнение людей Вам, возможно, и наплевать... Не достаёт общения? Хотите знать о себе то, что знаете и без меня! При первом чтении Вашего рассказа, несмотря на лёгкую иронию и желание показать, что всё хорошо, остается тяжёлое впечатление. И стихи Ваши не легковесны. Заставляют задуматься, полны философского смысла настолько, что дух захватывает. Да что мне говорить об этом. Вы и сами всё знаете!
– Я – Странник, так меня называют на протяжении вечности мои друзья. А я Странник – это случайный попутчик, как в поезде, посидел рядом, поговорил, а потом вышел и растворился за окном, то ли был, то ли нет. Почему написал? Вы сделали запись в моей гостевой книге. Заглянули на мою страницу. Я решил спросить: – Что случилось? Но я не просто самонадеянный человек, я тот, про кого говорят, что  «у него нет нерешаемых задач!» Хотите меня во что-то втравить, скажите мне, что эту проблему невозможно решить.
– Странник, а вы ещё и человек-загадка. Ну, или хотите показаться им. А Вам, действительно, можно подкинуть неразрешимую проблему, так она у меня есть... Но о грустном не будем. Я недавно в Интернете и удивилась тому, что не так уж много интересных, а главное, умных людей. А Вы, действительно, в госпитале, или так, пофантазировать захотелось?
– Как говорит иногда моя жена: – Твоей жизни хватило бы на пятнадцать человек, и им бы не показалось мало, да и у тебя бы с избытком осталось. Фантазировать мне не нужно. Я просто два месяца работал этим летом в Африке, в бывшей золотой Южной Родезии, ныне Зимбабве. Я по специальности геофизик, занимаюсь созданием специальной системы мониторинга. Есть авторский патент на систему раннего предупреждения землетрясений, что РАН РФ признано научным открытием, а институт МЧС взял, наконец, эту вещь на вооружение. Обычно, я не ищу приключений на свою голову, я очень ценю свое рабочее время. А тут за день до отъезда, возвращаясь ночью на машине, попал под обстрел, и получил «русскую» пулю из калаша в плечо, от какого-то дикого африканца. Меня прооперировали на американском корабле, а потом перевезли в Рим, потому что я не хотел в американский госпиталь, а в Риме у меня должны были быть после Африки лекции для студентов. Так что я уже больше месяца здесь пробыл, теперь буду жить в гостях у очень молодой графини – моей студентки, в пригороде Рима, в её родовом замке. Я живу по правилу: ЖИЗНЬ – ЭТО ТО, ЧТО ТЫ УСПЕЛ СДЕЛАТЬ!!! Это для того, чтобы вы поняли, какого жуткого жадину вынесло к Вам течением. Всего доброго. Странник.
– Странник, ну, вот, теперь Ваша легенда становится почти что похожей на правду. Я поняла, что Вы  неординарный человек, бываете и находитесь там, где мне и не снилось (я всегда откровенна, зачастую это вредит, но меняться не собираюсь, мне комфортно быть такой, какая есть). А попала я к Вам, действительно, случайно. Пишу свою версию, в ответ на Вашу откровенность. Как Вы поняли, живу я в Алтайском крае. Единственное, что радует: в Интернете  знакомлюсь и  нахожу  умных  людей. У Вас очень интересная, я бы даже сказала роскошная, по сравнению с некоторыми (взять меня), жизнь. Пишите, если Вам есть о чём рассказать! Я поняла, что  Вы живете в Москве.
– Моя семья не живёт в Москве. Мы живём уже почти двадцать лет за рубежом. У меня три взрослых сына. Старший женат, работает на «Дженерал Электрик», у него две дочки. Средний и младший ещё не женаты, но работают, они инженеры-электронщики.
– Странник! Сегодня... мне высветилась табличка «Вы, кажется, знакомы?» «Хотите дружить?» И я отправила Вам предложение о дружбе.  Так у меня появился В. Жириновский (я подписана на рассылку его блога, иногда комментирую затронувший меня вопрос и получаю ответ).  Одновременно с Вами вчера показали и Дмитрия Медведева, написали, что у меня с ним два общих друга... Мне, конечно, не очень нравится, что мой сайт постепенно разбухает. И не с каждым я готова дружить…
– А так просто, без всяких регистраций, мы друзьями быть не можем? Друзья требуют внимания. А я уже не успеваю просмотреть, какие вопросы задают мои друзья. Понимаешь? Моя жена, говорит, что на белом свете я Единственный. Но ты же знаешь, что мудреца не спасает его мудрость, она помогает только другим. Как тебе мой «ДОМОВОЙ» или «МАМА», и все это в несколько строк.
– А твои «Домовой» и «Мама» прекрасны. И знаешь, почему? Короткие рассказы написать так, чтобы они полностью подчинялись законам написания рассказов, очень трудно и редко кому удаётся с этим справиться. А тебе удалось. Интересные материалы, если сможешь, высылай! Как дела со здоровьем? И потрясена тем, что ты передумал и мы теперь друзья. Не пойму только: хорошо это или плохо. Но, как бы то ни было, спасибо «за дружбу». Друзья на сайте – это не более,  чем игра. Никто друг другу не может быть должным. Неужели ты до такой степени ответственен? Кстати, я тоже всё принимаю за чистую монету и если что-то пообещала, стараюсь выполнить.
– Знаешь, мне всегда говорят: – Мне тебя Бог послал! Не понимая, что я появился только потому, что у тебя в этом была потребность. Я всегда говорю: ЖИЗНЬ – ЭТО ТО, ЧТО ТЫ УСПЕЛ СДЕЛАТЬ! А что не успел, уже не твоя жизнь. Мне скоро предстоит длинный переезд. А я собираюсь уходить с этого проекта.
– Ну, что же... Иди! Вперёд идущий. А тебе спасибо за те эмоции, которые ты мимоходом подарил.
– Я не оставлю тебя…
***
Начинались Шукшинские чтения, они ежегодно проходили двадцать пятого июля, в день рождения Василия Шукшина. Валерия разыскала цифровой фотоаппарат, увидела, что тот не работает…  Как дочь уехала в феврале, так  в руки его не брала. Наверное, батарейки сели, – подумала она, и попросила совета с Александра.
– Батарейки замени ОБЯЗАТЕЛЬНО! А лучше всего – поменяй их на аккумуляторы (они выглядят так же, как батарейки). Я так сделал в своём фотоаппарате. Так удобнее. Батарейка сдохнет внезапно и что делать? А аккумуляторы поставил с вечера на подзарядку (они продаются в комплекте с зарядным устройством), а утром вставляй в аппарат и – снимай... Лерочка, буду ждать снимки с НЕТЕРПЕНИЕМ! А вообще, фотографируй больше и присылай без стеснения. Сюда – не надо, не хрен посторонним глазеть! Шли на мой е-mail. Расскажешь потом, кто был. И фотографируй КАК МОЖНО БОЛЬШЕ! Это же потрясающе,  Лерочка! ШУКШИНСКИЕ ЧТЕНИЯ! В моей библиотеке Шукшин зачитан до дыр! А такие его вещи, как «До третьих петухов» или «Энергичные люди» перечитываю постоянно. Помню, сын был ещё маленький,  и я ему читал эти произведения. Он так хохотал!
Шукшинские чтения начинались в столице Алтайского края –  Барнауле, потом плавно перемещались во второй по величине город Бийск, где жила Валерия Васильевна. Она пыталась успеть побывать везде, три дня ездила по мероприятиям и фотографировала всё, что попадало в поле зрения, ставила фотографии в Интернет, по вечерам пересылала всем знакомым: дочери, Александру, Сергею, Страннику, ставила на свои сайты. Мероприятия проходили во всех библиотеках города, институтах, колледжах, даже в детской воспитательно-трудовой колонии имени В.М. Шукшина.
Для Валерии Шукшинские чтения начались в колонии для несовершеннолетних. Сорок лет назад Василий Шукшин встречался здесь со взрослыми заключёнными (раньше это была тюрьма) и, по словам матери, вернулся настолько расстроенным, что долго не мог прийти в себя и успокоиться, а потом вышел в свет его фильм «Калина Красная». Анастасия Пряхина преподавала тогда заключённым русский язык и литературу, а затем создала в колонии музей имени В.М.Шукшина, и, став его бессменным директором, издала несколько книг: «Родословная В.М.Шукшина», где собрано более полторы тысячи родственников, «Шукшин-гость НВТК», «Путеводитель. Шукшинские адреса на карте Бийска». Это она пригласила Валерию в колонию.
Валерия взяла с собой фотоаппарат даже за колючую проволоку, в тусклом зале увидела совершенно молодых парней. Пряхина сидевшая рядом, глазами показала на одного из них, и написала на листке бумаги, что этот новенький, убил семью из четырёх людей, приехавших на машине отдыхать на берег Катуни.
Валерия Васильевна исподтишка глянула на убийцу и изумилась, увидев худощавого мальчишку четырнадцати-пятнадцати лет, с ясными глазами и симпатичным лицом. Выступающие говорили правильные слова, пели песни, романсы, читали стихи… Воспитанники хлопали в ладоши.  И каждый думал о своём.
На следующий день двадцать пятого июля, в субботу, как раз в день рождения Василия Макаровича Шукшина Валерия Васильевна попала в делегацию писателей. Второй день шёл дождь, писателей небольшими группами развезли по сёлам: Сростки, Смоленское, Верх-Обское, Катунское – вот неполный список населённых пунктов, где их ждали. Хмурое холодное утро, низкие тучи над городом и дождь не помешали им добраться до села Верх-Обского – родины Михаила Евдокимова, так недолго пробывшего губернатором на Алтае. Их ожидали в библиотеке села. Актовый зал был переполнен. Валерия Васильевна удивилась этому. Обычно в небольших сёлах и людей немного. И публика оказалось активной и эрудированной – это приехали отдать дань памяти Михаилу Евдокимову, а затем попасть на Шукшинские чтения, учёные из Новосибирского Академ-городка. На берегу Катуни они разбили палатки, и жили, практически, под открытым небом.
Валерии Васильевне пришлось стать ведущей, она по очереди представляла гостей из Москвы, Омска, Кемерово, они говорили о Шукшине, вспомнили Михаила Евдокимова… читали стихи, пели романсы… Потом делегацию пригласили  в новый, только что открытый музей Михаила Евдокимова, подвели к построенному им коттеджу на берегу реки, где летом теперь жила жена Галина, и остановились у могилы Михаила Сергеевича на местном кладбище.
Вечером того же дня в Бийске Валерия Васильевна успела побывать на традиционном Шукшинском кинофестивале.
***
И всё-таки на третий день Шукшинских чтений погода порадовала. Тучи разлетелись. Горячее солнце обогрело и землю, и людей… из Бийска на автобусе делегацию писателей подвезли к селу Сростки, к музею В.М.Шукшина бывшей одноэтажной школе села. Пройдя по пустынным залам, в которых не раз бывали, Валерия Васильевна посмотрели обновлённую экспозицию…
Специально к Шукшинским чтениям открыли новую красивую, только что освящённую церковь Святой великомученицы Екатерины. Боясь оторваться от автобуса, Валерия не стала в неё заходить, хотя очень хотелось. Автобус поднялся на гору «Пикет» к памятнику В.М. Шукшина. Вдыхая полной грудью свежий воздух, люди разбрелись по горе. Некоторые нашли в траве и сорвали увядающую клубнику. Внизу, как на ладони, село. Сростки! Валерия Васильевна сделала несколько снимков. Отметила помпезность эстрады, раньше она была проще, из обыкновенных струганных досок и без крыши. Напротив – огороженная многоярусная ложа для избранных зрителей. Это, конечно же, администрация, артисты и писатели из Москвы, пресса, близкие родственники В.М.Шукшина, где был, кстати, и родной его племянник – Сергей Зиновьев.
 Делегацию писателей Алтайского края предупредили, что на высокий помост они, скорей всего, не войдут, и придётся сидеть со всеми вместе на траве. «Возьмите с собой куртки и зонты», – посоветовали организаторы праздника… Да и правда, кто они такие – алтайские писатели из глубинки – и какое отношение имеют к ШУКШИНСКИМ ЧТЕНИЯМ, когда такие важные гости собрались?
Настроение от этого не испортилось. Небо над головой чистое, памятник Шукшина рядом, село смотрит на гостей с надеждой… И все же нам досталось место на «высоком» помосте, напротив эстрады. Огромная огороженная лентами площадка, которую обычно занимал НАРОД, пуста, теперь ОН где-то там, далеко. Однако действо на сцене развивалось прямо перед глазами. На сцене появились вначале военнослужащие спецкараула Президентского полка Службы коменданта Московского Кремля. Прозвучала поздравительная телеграмма от Президента РФ Дмитрия Медведева, премьер-министра Владимира Путина, мэра города Москвы Юрия Лужкова и других. Праздник открыл губернатор Алтайского края Александр Карлин.
И первой на сцену пригласили Лидию Федосееву-Шукшину. «Моей первой просьбой, обращенной к губернатору Александру Карлину, была просьба сделать Год Василия Шукшина всероссийским. Слава Богу, что Василия Макаровича так любят в Алтайском крае! Низкий поклон его землякам за то, что вы делаете по сохранению памяти о нём. Шукшин даже не думал об этом, он просто работал. Какое счастье, что есть Алтайский край! Вправду говорят, что возрождение России начнется с Алтая. И оно уже началась – со Сросток», – сказала она.
Потом один за другим выступили московские писатели, речи которых уже звучали в Бийске, губернатор торжественно вручил всероссийскую литературную премию Шукшина писателю из Воронежа – Ивану Евсеенко… На сцену поднимались артисты, в основном, те, кто был связан творчески с Шукшиным. Это, режиссеры Ренита Григорьева и Лидия Боброва, народные артисты России: Лидия Федосеева–Шукшина, Алексей Булдаков, Людмила Зайцева, Александр Панкратов-Черный, Валерий Золотухин и актриса Ирина Линдт с сыном Иваном, засл.артист России Алексей Ванин, артисты Алексей Аравушкин, Сергей Амосов, сыгравший в фильме «Праздники детства» и фильме «Верую», бывшая актриса, матушка Ольга Гобзева, которая тут же стала просить на что-то деньги.
По итогам ХI кинофестиваля фильму – победителю «Верую» и режиссеру Лидии Бобровой вручена ваза из яшмы – копия царицы ваз, символа Алтайского края, хранящейся в Эрмитаже. Немного рассмешил всех представитель французской делегации, вице-президент Регионального совета Франш-Конте Пьер Маньен-Фейзо, сказав о том, что в фильме Шукшина «Калина Красная» человек, который провёл несколько лет в тюрьме, вернувшись, захотел купить корову французской породы, заняться сельским хозяйством, а когда подходил к березкам, то в знак признательности повесил на вершину свои шляпу и галстук.
Валерия только успевала фотографировать, будто это было её работой, предвкушая, что порадует свою дочь и «друзей» из Интернета уникальными фотографиями. Шукшинские чтения закончились пиршеством на берегу Катуни. Теперь все гости сидели за одним столом и можно было пообщаться как с Губернатором, так и с народными артистами. Валерия, воспользовавшись этим, постаралась со всеми значимыми лицами сфотографироваться.
Получив фотографии, Александр написал ей:
– Слушай, а в президиуме на сцене, кажется, Федосеева?  А, ну да, конечно... Как же я не понял? Если там был Алибасов... Слушай, Лера, по-моему, она «жучара» ещё та... Да? Нет? Я тут посмотрел в субботу фильм Маши Шукшиной «Расскажите мне об отце» и чего-то мне как-то не того...
– Известных людей было много, например, народная артистка Людмила Зайцева, мы с ней даже немного поговорили на банкете, Лидия Шукшина, Валерий Золотухин, Алексей Булдаков… Блондинка, которую ты заметил – жена председателя клуба Шукшинистов, они мне дали адрес с просьбой выслать фотографии. Я сидела за столом рядом с ними. Они из Самары – родины предков В.М.Шукшина. Жена Ванина тоже блондинка, это где они пляшут. Ему уже за восемьдесят. Снимки вечером ещё пришлю. Фотографий много, но когда люди выпили и расслабились... Одни разделись и полезли купаться в холодную Катунь, другие – кто во что горазд... ну,  в общем, сам понимаешь. Конечно, я не скажу про себя, что красивая, но симпатичной меня назвали, кемеровчанин лет сорока сидел в автобусе рядом со мной на одном сиденье, а я когда-то жила в городе Междуреченске, а он всем потом объяснял, что мы с ним земляки и вместе сидели, он имел ввиду, что сидели рядом в автобусе... Когда его спросили, где он сидел, он ответил: – «Ну, это давно было...». А когда фотографировались с Бари Алибасовым, он высоким оказался, обнял меня, голову прислонил… нас несколько раз сняла знакомая. А когда сказала, что можно расходиться, Бари ответил, что мы еще в процессе, и  продолжал стоять, и обниматься, а потом, когда возвращались назад в Бийск, наши шукшинисты смеялись, типа, или за свою принял, или с Шукшиной перепутал. В общем, смешных моментов было много.
 – Алексея Ванина я тоже узнал. Слушай, а классно пристроился мужик, скажи? Он ведь кроме, как в «Калине красной» нигде больше крупно не снялся. Так... эпизодики... А вот, поди ж ты... Теперь можно и купоны стричь. Слушай, Лер, а многие, наверное, сейчас греются у этого огня? А так ведь всегда было. Что после смерти Высоцкого целый сонм друзей, что после Шукшина...
И вдруг получила предложение от Странника:
– А напиши о Шукшине. Пиши искренне, грустно, если грусть есть. И я помещу это под твоим именем. Везде, где сочту нужным. А это Америка, Канада, Израиль, Франция. Когда это выйдет, ты поставишь это у себя на «Алтайских страницах».
– Странник! Я полностью положусь на тебя, доверюсь твоему уму и советам. Никогда они не были поданы мне в извращенном виде, как зачастую это делается. Если во времени не ограничиваешь, то все равно постараюсь написать как можно быстрее.
– Как напишешь, так и будет. Пиши о том, что видела, о том, о чём думала, и о чём думала потом, что было раньше и что есть теперь. И если бы Шукшин-памятник встал и пошёл босиком по земле, то к кому бы он пришёл? А узнали бы сегодня Шукшина, как не признали бы Христа, приди он в теле негра... У редакторов объём идёт в знаках – от трёх с половиной до пяти тысяч знаков. Это страниц пять (условно). В данном случае речь идёт о твоём имени. Потому я не знаю, как они тебе перешлют гонорар, и сколько это будет. Знаю, что любые деньги не будут лишними.
– Странник! Немного рассмешил. Только не справиться мне, наверное, с этим. Тут надо резко. Вот ты бы потянул!
– Вообще, пиши статьи… Статьи о чем? О судьбах литературы из глубинки? О рефлексующих жителях столицы? Или о том сумасшедшем времени, что называется «концом времен»? У тебя и у Шукшина одни ощущения, одна география, одна земля и одни картины перед глазами. Продолжи его мысли, развей их в сегодняшний день, и не говори, что это Он, это ты, потому что мысли сегодняшние, а Он, потому что ты –преемница того, что пришло по наследству. Ведь для всех остальных он только памятник. Памятник лицемеры могут любить, он им не может возразить, а ты можешь написать, что этот памятник думает. Например: – Приехала моя жена, и взобралась на сцену, а я думал, что сядет она возле моих ног, прислонится плечом, и вздрогнет подо мной земля...
Ты меня поняла. Вот твоя планка, и по исповедальности, и по тону, и по ощущениям. Ниже нельзя. Предельно откровенно. И когда хочется матом, трехэтажным, напиши: – И куда же Вас понесло за приключениями на свою задницу?! Зачем же голову-то в петлю? Вечная русская проблема. И какая была польза от подкованной Левшой блохи? Краткую биографию на три строчки. Родилась... Живу. Пишу. От сотворения мира...
– Странник! Ты натолкнул вновь на мысль. А ведь Лидия Федосеева-Шукшина не одна приезжала, а с Барри Алибасовым. Он у меня на фотографиях есть. И меня это неприятно поразило. Он (Шукшин) ей жизнь отдал, известной сделал, а она на его восьмидесятилетие привезла своего любовника. Извиняюсь, конечно. Странник, а ты уже на расстоянии мои мысли угадываешь. Хорошо! Я попробую. Если не понравится, хоть мнение своё потом скажешь. Ты же журналист, не я!
Валерия засела за статью. Дело для неё было новое, никогда ещё не писала она ни статей, ни репортажей. И вновь показалось, что всё будет не то и не так. Она старалась вложить и своё восприятие Шукшинских чтений и внешнюю их сторону, и субъективное мнение окружающих, и через несколько дней выслала написанную статью, назвав её: «Не столько о действе, сколько об отношении к нему». Вот концовка этой статьи:
«…К памятнику Василия Макаровича возложили цветы – белые ромашки. Шукшинские чтения завершились. А для меня этот год стал юбилейным – десять лет подряд приезжаю на Шукшинские чтения и вижу, что народный праздник постепенно становится всё более помпезным и… административным.
Сидела потом на берегу Катуни, смотрела на волнующуюся реку и всё ненужное, наносное утекало вместе с потоками воды прочь. И только теперь поняла, почему Шукшину была дорога и эта река, и село, и его гора Пикет. Это здесь он оставлял свою боль, здесь черпал вдохновение и восстанавливал силы для дальнейшей работы, неся на себе добровольно взваленную непомерную ношу! Всё, что говорили с высокой трибуны выступающие, уже забылось. И осталось вечное: Катунь, Сростки и Пикет – истинные ценности как для Василия Макаровича Шукшина – АКТЕРА, РЕЖИССЕРА И ПИСАТЕЛЯ, так и для нас, ищущих себя в Шукшине!»
Валерия Васильевна отправила своё творение Страннику. Но не получила ни ответа, ни какой-либо другой информации. И написала ему:
– Странник! Ну, ты бы хоть высказал... свои впечатления, понравилась статья лично тебе, нет? Правил ли? Какие фотографии отправил? Как чувствуешь себя? Не в настроении или устал?  Знаешь, честно признаюсь, я внутренне засомневалась. И сегодня извелась, думаю, почему не проявляешься? А у нас сегодня целый день идёт дождь и настроение соответственное. А куда разослал? И... заранее спасибо.
– Я разослал сегодня твою статью. Сегодня воскресенье. Завтра её уже получат. Теперь будем ждать ответа. Там стоит твой обратный электронный адрес. Поэтому писать будут тебе. Я хотел вмешаться в твой текст, где-то его сократить, в пользу самого Шукшина, Алтая, и той незавидной судьбы этой глубинки. Но потом подумал, что это сделают и без меня, и отправил по русскоязычным газетам и сайтам Америки, Канады, Израиля. Потому что, как выясняется сегодня полно русских общин по всему миру, вот только Василий Шукшин жить бы там не мог. Есть такая байка: лежат двое новых русских на пляже, то ли в Маяйями, то ли на Багамах, то ли вообще на каких-то Маркизовых островах и один другого спрашивает: – Вась, а Вась! А ты по родине не скучаешь? – Да что, я еврей что ли, по родине тосковать!
Так вот Шукшин  без Родины сдох  бы от тоски. А ей он и даром не был нужен. У него было сердце. А родина у него бессердечная! Ты не обижайся на меня, за мои слова, я знаю, что говорю. И ты знаешь, что я прав. Сегодня что-то хватануло сердце, так я про себя пел, пока не отпустило: – А папа в трусах, стоит на лесах, и кисточкой красит стены...
– Читаю приходящие по подписке, на которую ты порекомендовал подписаться, статьи об Израиле. Все это очень интересно, дальше в лес – больше дров, но я понимаю, что и у вас сейчас многое меняется, судя по информации, ну, например, гомосексуалисты и лесби тоже у вас проявились (статья «Плесень»); как военные пытаются использовать служебные автомашины – ну, всё, как у нас. Очень понравилась статья Исаака Лифшица «Введение в катастрофу». Тоже проблемная...
И вдруг переписка прекратилась. Прошёл день, другой, третий… Валерия Васильевна встревожилась. Куда человек исчез? Всё еще не веря, что её кинули, но чувствуя подвох, она  написала:
– Странник ты совсем загрустил... Да я ещё тут... Свои сообщения ты пишешь без ошибок. И как ты мог спутать ГРИНЛАНДИЮ с ГРЕНЛАНДИЕЙ. Гринландия –  это в Феодосии, а Гренландия в Северной Америке, относится, вроде, к Дании. А ты пишешь именно о Гринландии. что ты именно там и живёшь. Ты знаешь, что я человек открытый (и даже слишком), поэтому, сомневаясь, сразу пишу.
Ну, во-первых, читателям не надо разжевывать материал, они сами поймут, нужна только информация, потому что степень восприятия у каждого разная. А во-вторых, ты неправильно написал слово «МАЙЯМИ». И еще... Есть Маркизские острова, а не Маркизовы. Маркизские острова – Позже де Нейра открыл ещё несколько островов, которые назвал в честь вице-короля Перу маркиза Мендосы. Климат на островах экваториальный, сами острова покрыты дождевым экваториальным лесом. Ну, что молчишь?  ru.wikipedia.org/wiki/Маркизские_острова.
–  А ты попробуй печатать на английской клавиатуре вслепую, помня построение русской клавиатуры на память. Когда глаза не болят, я могу текст пересмотреть, но если пишу в окне, где всё так мелко, где буквы иногда не те. А пишу я почти с закрытыми глазами. Мои названия, не географические, а обиходные, так их называют те, кто там живёт, а я не живу, я проезжаю, или прибываю. Но это неважно. Моя научная станция стоит в Гренландии, почти на трассе миграции белых медведей. Феодосия – это тоже хорошо. С покойной Ниной Николаевной Грин я общался в 1967 году в Старом Крыму, тогда там сделали музей. Тогда туда приезжал Виктор Шкловский,  и я ему сосватал знакомую француженку, дочь генерала, чтобы он был руководителем её научной работы по литературе. Почему я это сделал? Потому что мне понравились её переводы Марины Цветаевой на французский язык.
По поводу разжевывать, позволь судить мне. Читателю, который знает о чём речь, не надо ничего объяснять. Читателю, который родился, когда Шукшина уже не было, несколько слов по касательной сказать надо. И потом не забывай, это я живу за границей, и мне должно быть невдомек, как гости заняли горницу (трибуну), а хозяев оставили на улице. И уже одно это объясняет, какой силы была горечь у самого Шукшина. Странник
– Странник! Для меня неважно, где ты живёшь и чем занимаешься и сколько тебе лет. Мне с тобой просто было интересно! А живёшь ты на Украине и лет тебе, судя по стихам, этак немного за сорок пять. И фантазер ты хороший... И смотри, что ты прислал...  вновь Феодосия!
– Всего самого доброго. Спасибо за фантазию.
– А тебе спасибо за учебу.
Странник исчез, как будто его никогда и не было. На другой же день она увидела, что он ушёл из друзей и прекратил с ней всяческое общение. Шли дни… человек исчез так же быстро, как появился. Валерия Васильевна ничего не понимала, так хорошо ежедневно общались в течение месяца, и вдруг сразу все оборвалось, закончилось. Валерия Васильевна злилась, ей казалось, что с ней несправедливо обошлись.
Кажется, человек её обманул  и «кинул» – не отправил статью  вообще. Валерия не знала, что с ней происходит. За короткое время она настолько к нему привязалась, что даже Сашкины ласковые слова не выравнивали её неуравновешенного настроения, будто она потеряла в жизни настолько ценное и необходимое, как вода, еда, и даже воздух. И Валерии, действительно, стало трудно дышать без человека, к которому ни чувственности, ни влюбленности и близко не испытывала. А он, скорей всего, даже статью не отправил… Никто, никогда ещё не платил ей за публикации, а тут вдруг… понадеялась, что кто-то, где-то, за неё что-то сделает. Не много ли захотела получить от виртуального человека, с которым познакомилась всего лишь месяц назад?
И всё же было жаль, что потеряла и его, и дружбу с ним, того, у которого нет ни имени, ни фамилии, ни фотографии! Вместо фото – просто  голограмма … и все! – размышляла Валерия. – А ведь вроде нашли общий язык, он казался интересным собеседником, да и репортаж о Шукшине был написан с его подачи. Прошла неделя, другая, но никто ни из Канады, США, Франции не проявился, как и сам Заказчик статьи. Он исчез не только из респондентов, но и её убрал из своих «друзей». Хорошо, хоть в чёрный список не занёс, она заходила сайт, видела, что он ежедневно появляется, и ничего не понимала.
Странные дела творились при общении в этом интернете. Вроде общения виртуальные, только почему чувства настоящие? Реальные эмоции? Может, потому что всё впервые, а она не привыкла ни к обману, ни к подставам. Никто ещё не успел её проучить, потому и такая доверчивая. И всё же… плохо думать о человеке не хотелось. Даже пусть обманул, но вдруг статья где-то, да появится и кто-то, да прочтёт её! – с горечью думала Валерия. И… начала переговоры с Александром.
– Александр, ты говорил, что постоянно печатаешься в какой-то Московской газете, что, вроде, друг  у тебя там главный редактор. А можешь взять статью о Шукшинских чтениях, мне так хочется рассказать о том, что видела… и, если есть возможность, скажи,  каков объём нужен для газеты, – спрашивала она у Александра.
Репортаж уже написан, и выслан Страннику. Если заказчик статьи от неё отказался, то на москвича, который казался ей довольно ветреным и не искренним, она вообще не надеялась. Спросила она так, на всякий случай, что будет, то и будет. Если и Александр откажется, то поставит материал о Шукшине в свой Живой Журнал и на этом её журналистский опыт закончится, не начавшись. А, может, она просто плохо её написала, ведь Валерия не журналистка, а захотела, чтобы её первую статью опубликовали во всех передовых странах мира? Ведь не мог же Странник её не выслать, если сказал, что переслал? Или отдал под чужим именем? Человек, который пишет такие светлые рассказы и душевные стихи, плохого сделать не может! Нет, тут что-то не то, и не надо было с ним ругаться, оскорблять своим подозрением. Может, обидевшись, он тогда и не стал делать рассылку по адресам? Было странно и то, что из-за какой-то виртуальной голограммы (из-за Странника) она испытывала самые настоящие искренние чувства: обиду, и злость – всё то, что бывало при общении с живым человеком. Он задевал в ней самые больные, чувствительные струны, а она, не зная ни фамилии его, ни имени, не видя фотографии, к нему отнеслась с полным доверием!
И сейчас единственное, что убивало – исчез собеседник, с которым чувствовала себя комфортно.
– Присылай, – неожиданно согласился Александр, – Вот и славно будет, как раз к прошедшей дате. Москвичам интересно почитать материал с места событий. Лерочка, что касается объёма, то не больше двух листов (машинописных, конечно же, не печатных). Редактор кромсает меня нещадно, но я не ропщу, спасибо и на этом. А фамилия твоя будет обязательно, газетку я тебе пришлю.
– Хорошо! Когда тебе нужен материал? Сколько времени даёшь и каков нужен объём? Надеюсь, что и моя фамилия будет стоять... рядом с твоей? И про какие деньги ты говоришь, если у нас в единственной газете «Бийский рабочий» публиковать и бесплатно не хотят! А на счёт Федосеевой ты заметил здорово. Она не вышла на поляну и ни с кем не захотела фотографироваться. А потом «умотала» с губернатором, бросив Алибасова. Впечатлений, конечно, много, но и размышлений по поводу и без... тоже много. А фото ещё вышлю, сам выберешь.
– Лерочка, а что значит «официальная версия». Пиши, как есть. Наш редактор, хоть и цербер, но мужик в этом плане нормальный. Продвинутый, как сейчас молодежь говорит.  Слушай, а мы с тобой продвинутые? Или сдвинутые? Что касается сроков – постарайся до конца этой недели. Газета верстается в первых числах месяца. То есть, в августе выходит номер за июль. Лерочка, не четыре, а две страницы. Прости, я их листами назвал, оговорился. И фото обязательно! Что касается фотографий для публикации. Никаких рож и крупных планов. Только общие планы: народ и Шукшин, Катунь и Шукшин, гора Пикет и Шукшин... В общем, ты поняла...
– Александр! Ну, ты меня рассмешил, как всегда. Может и сдвинутые, а может и продвинутые, и всё же шагаем чуть впереди некоторых.
Статья уже была написана, Валерия подогнала по объему до двух листов и отправила по электронной почте Александру.
– Лерочка, родная, всё прочитал, всё замечательно, спасибо, молодчинка!!! Теперь буду думать, как лучше преподнести в газету. Наверное, сделаю как бы интервью с тобой,  разобью твой материал на несколько блоков и придумаю к ним свои вопросы к тебе. Ты не против? Очень хорош снимок, где две бабешки в белом стоят у памятника!
– Александр! Ты меня порадовал. Делай, как тебе удобнее... Заранее спасибо. А бабёшки... одна из них справа – народная артистка России Людмила Зайцева. С любовью!
–Ух, ты... Слона-то я и не приметил. Разве ж это Зайцева? Там молодухи стоят, а Зайцевой твоей, поди, уж семьдесят...
– Лерочка, ещё один вопрос тебе, может быть, не очень приятный.
– Я посмотрел на фото могилу Михаила Евдокимова. Как про актера не могу сказать ничего плохого, мне кажется, что в последние годы кино открыло новые грани его таланта, которые затирал пресловутый «Аншлаг». Тот же фильм «Не валяй дурака» являет нам Евдокимова, как актёра высокого драматического, даже трагедийного накала. Но я хочу сейчас спросить тебя о его губернаторстве. Тебе, как коренному жителю Алтая, видно и известно то, что неведомо нам, москвичам, смотрящим на российские дали через телевизор. Мне, почему-то, кажется, что губернатор Евдокимов был никакой. Это так?  Лерочка, я понимаю, что землячество – великая вещь, но давай объективно, по-честному и без обид.
– У меня есть свое мнение. И я попробую объективно, без эмоций. Прежний губенатор – Суриков уже всех достал. Другого авторитета не было. И когда появился Евдокимов, которого народ знал и любил, люди провели акцию протеста – выбрали его. Но штат, или, как говорится, команда, осталась прежней во главе с Назарчуком. Любой на его месте ничего бы не мог сделать. Представь себя в стане врага, когда тебе не дают что-то делать. Я бы на его месте в первую очередь разогнала всех КЕМ! И судить о способностях не стоит, любой, и даже ты, был бы связан по рукам и ногам. У Евдокимова высшее экономическое образование, мужик он умный. Это говорит не о его способностях, а о том, что он не политик, поэтому и лезть в политику не надо было. Я тебе высказываю свое, субъективное мнение. Александр, ну, у нас переговоры сегодня с тобой идут – одновременно пишем!  Я могу сказать, если хочешь, и версию того, как он погиб.
– Да, Лерочка, ты абсолютно права, как всегда. Соваться в политику, не зная и не соблюдая её сучьих законов – самое последнее дело. И очень опасное дело. Любовь народа, популярность среди людей – это здорово, но не у нас. Сколько их было – таких людей, прокатившихся на волне любви и обожания, и что с ними стало потом. Это и личная трагедия человека, и беда народа тоже. Конечно же, бывают исключения. Тот же Рейган, да? Но там ведь совсем другой уклад жизни, другой норов. Не зря же Симонов написал: «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока...» А про гибель Евдокимова, всё-таки, расскажи. Мне думается, что это заурядная автокатастрофа...
– Он погиб седьмого августа. С седьмого по девятое августа в Верх-Обском будут идти дни памяти. Приезжает много артистов, «Аншлаг» будет. В этом году ожидают Маршала, Михайлова, ну, может, ещё кто из его друзей приедет, дословно не знаю. А на счёт гибели могу сказать только факты, о которых потом много писали в местных газетах. В день трагедии ему дали другого водителя, и отменили сопровождение. Вот и всё.
***
Жизнь продолжалась. Шукшинские дни закончились, затем ушло время на написание статьи и её рассылку... Валерия Васильевна за это время не ходила в сад, и, придя в огород, ахнула: трава стояла стеной, она выросла даже там, где её никогда не было – у калитки на входе и у дверей домика. Борьба за урожай продолжалась.
Ежедневно она продолжала разговаривать с дочерью. Маша перестала жаловаться на жильцов в коммуналке, на неурядицы и нехватку денег, видимо, жизнь постепенно налаживалась. Сергей по-прежнему появлялся, приезжал в сад, забирал кабачки, картошку, капусту… укладывал в багажник своей машины и отвозил в её квартиру. И никогда не оставался ночевать, торопился быстрее попасть домой. Валерия Васильевна не удерживала. Но помощь охотно принимала. И так же, безотказно, встречала его самого, хотя встречи бывали редкими. И ни о чём уже не расспрашивала. Во-первых, мужчина, в отличие от неё, работал, а она только что ушла на пенсию по так называемой вредности и занималась теперь садом-огородом, а во-вторых, она знает, что у мужчины семья, о которой тот беспокоится.
Вот только зачем Сергей бегает к ней от жены? Такие мужчины особым уважением у Валерии никогда не пользовались, в душе она презирала их, но себя оправдывала: в сорок пять лет ей нужен мужчина. Зачем добровольно отказываться от живого любовника, не Виртом же ей заниматься с Сашкой на глазах у всего Интернета!
И всё-таки Валерия Васильевна дожидалась, когда выйдет газета. Казалось, она зациклилась на ней, и будто от того, выйдет написанная ею статья или нет, зависит дальнейшая собственная судьба.
– Александр, я вспомнила о статье, которая у нас с тобой, по-моему, зависла. Займись после выходных. Или всё уже... поезд ушёл?
– Лерочка, статья давно уже отправлена главному редактору газеты. Только он молчит чего-то и телефон не берёт... Ладно, у нас в районе сейчас много мероприятий предвыборных проходит, на которых он должен присутствовать, я его там выловлю...
– Вижу, тебя на сайте. Была в саду. Чего только оттуда не натаскала и все валяется. Я не люблю в земле копаться, просто приходится... А днём вновь ИНЕТ отключали. ЖИТЬ В НЁМ НЕ ДАЮТ! Но настроение отличное. А я своим знакомым сказала, что еду на празднование 20-летия ЛДПР, возможно, одна из  Алтайского края, выиграв конкурс, так вместо поздравлений... сказали: ну, и нечего хвалиться! Как всегда. Хочешь знать кто такой Бог? Могу прислать статью. Мне лично ничего не понятно.
– Лерочка, привет! С урожаем голову не ломай – перегони на самогон и вся любовь... Про ЛДПР не сумлевайся и поезжай, они ребята хваткие, слово держат. А своих… в задницу пошли, злые они, я это ещё на фото углядел только говорить тебе не стал. Такие мужики желчные, чувствуется... Про Бога – спасибо, не надо. Мне бы чего попроще, а этого, боюсь, не потяну. А вот то, что жить даже в Интернете не дают – это совсем плохо... Лерочка, нам надо с тобой чего-нибудь придумать, типа, как ЖИТЬ в Интернете...
– НАМ С ТОБОЙ! Какие слова ты хорошие придумал, объединив нас двоих. А мужики эти не наши, все злые – сплошь от вас, из Москвы. А из наших только трое и было. Две бабешки (одна из них я), да мужик, который совсем больной. А мне и на ваших, и на остальных... наплевать. Я тоже живу автономно, сама по себе и никто мне не указ.
– Погоди, ну, я же твой ролик по два раза на дню смотрю и вижу – там такие пидарчуки сидят, лица у всех злые, костистые... Я про мужиков.
– Александр! Ну, что ты на них телегу катишь! Это те мужики, что в библиотеке были? Так это, наверное,  бийские писатели. Но ты же знаешь, что все хорошими и не могут быть! ГЛАВНОЕ, ЧТО МЫ С ТОБОЙ ХОРОШИЕ! ОСОБЕННО  ТЫ – СУПЕР! Так ведь? А с остальными можно и разобраться!  Слушай, а мне и правда, становится все интереснее, как мы встретимся. Наверное, сразу в объятия, или сделаем серьезные рожи и перейдем на «Вы».
– Ещё бы! Взрослые ведь люди, не дети! За кого ты меня принимаешь, Лера? Слушай, только что получил СМС от главного редактора нашей газеты. Дословно: «МАТЕРИАЛ ПРО ШУКШИНА ПОЛУЧИЛ. ЗА…БИСЬ!».
– Знаешь, Александр, лишь бы газета вышла, а то уже сказала своим... Последнее время я и, правда, стала много лишнего говорить. Пора завязывать. А комментарии твоего редактора тоже... зашибись! Ну, приеду, обмоем это дело.
– Обмоем, конечно же... И не только газету... Лерочка! Ты необычайно притягательная женщина! Тебя невозможно не любить и не восхищаться тобой и постоянно чувствовать, ощущать, прикасаться к тебе! ХОТЕТЬ ТЕБЯ ВСЕГДА! Вот, как я, например.
– Когда газетку вышлешь? Может, адрес дать? – спросила она у Александра, узнав, что материал в газете опубликован.
– Отправил. Можешь читать.
– Александр, а увеличить как-то можно? Может, отправишь ещё по электронке! А вообще, МОЛОДЕЦ! СПАСИБО!
– А я тебе как отправил? Не по электронке разве? Виват, мадам!
– Сашенька! Ты отправил по сообщениям, а помнишь, мы посылали друг другу письмами…
– Аааа... понял, понял......щщяс попробываю...
– Давай. И покрупнее, а то нельзя прочитать.
– Опять зашёл... адрес, блин, забыл...
– А ты что, прямо сделать не мог? Получилось боком. Как я распечатку сделаю?
– Лерочка, а ты не бойся... Распечатай... А когда будешь читать – повернёшь листочек, как тебе удобно... Я о.уеваю!
– Знаешь, до сих пор не верила, что ты существуешь. ПРИЯТНО ПОРАЗИЛАСЬ! Уже распечатала! ЛАПОЧКА! СПАСИБО!
– А как я был поражен! Неужели ты собиралась читать с монитора, повернув голову набок, или завалив набок монитор? Ведь если будешь распечатывать на бумагу, то какая, хрен, разница. Обычно говорят так: Какая разница? Одна – дает... другая – дразнится...
Александр продолжал настаивать на том, чтобы она поставила веб-камеру и подключилась к Скайпу, чтобы видеть друг друга. Ему, видимо,  надоела упёртая  женщина, он понимал, что Валерия лукавила, делая вид, что не понимает того, что от неё требуется, а он с ней столько времени потерял, что начинать новую игру ещё с кем–то не имеет  смысла. Для чего, вообще-то, нужна женщина? Для радостного времяпрепровождения, а не для того, чтобы мужчину ругали, – невесело думала Валерия.
Как только Александр начинал писать о сексе, Валерия кидала ему вопросы, отвечая на которые, мужчина отходил от темы. Вопросы ставила каверзные, заводила мужчину на разговор, провоцировала его, сама получала неприятные ответы и в итоге они ругались. И сама вела себя, как маленькая: сердилась, спорила, пыталась что-то доказать мужчине.
Надо бы жить спокойно, радоваться тому, что человек реален, что он рядом, всегда откликается и помогает советом, но за это время столько накопилось, видимо, неприятных высказываний, что Валерия не выдержала:
– Александр! Опять матерки начинаются! Не пиши мне такие вещи! Мне это неприятно. Да и всё прочитывается! Во-первых, вспомни о фотографиях, которые исчезли. Если уж обыкновенные фотки удалены, то, что говорить о том, о чём ты пишешь…
– Лерочка, солнышко, не волнуйся понапрасну! Фотографии исчезли после какого-то технического сбоя, всего лишь. Никто нас не читает!  Лерочка, ну, ты, как девочка… чего боишься-то? Ты, прям, забитая какая-то. Напугал что-ли, кто-то? Обольстил? Сделал своё чёрное дело и  бросил?
– Не смей писать такие  сообщения! Пьяный, что ли?
– Лерочка, ты помнишь строки, которыми Николай Васильевич заканчивает свою «Повесть о том, как поссорился И.И. и И.Н.»? Лучше бы фотку голой бабы прислала.
– Сам вот снимись голым и пришли!
– Какая же ты запуганная! Мдаа…
– Александр! Помнишь, как хорошо мы начинали переписку. Я плакала от счастья и открывала  ДУШУ. А ТЕБЕ, нужно было совсем другое! Я не ханжа, и тоже далеко не Ангел, но в пределах переписки ведут себя соответственно (мне так кажется). Это я позволила тебе распуститься! И это было здорово до некоторой степени! Но пора тормозить. Во-первых, прекрати материться! Вообще не понимаю, как тебе удавалось корчить из себя правильного, идеального и СПОКОЙНОГО мужчину? Предлагаю отойти от приземленности в отношениях!
– Ни фига себе! Да, Лерочка, быстро ты мне приговор вынесла. Ну, что ж... Жаль...
– Ты бы сам мог догадаться, что в Интернете я не развлекаюсь, а познаю его мир. Я общаюсь с людьми, и попадаются довольно любопытные экземпляры. Хочешь, скажу, что о тебе думаю. По старой дружбе. Всё-таки я тебя выделяю среди всех. Есть ещё один любопытный человек, но он больше философствует, пока не пойму, что ему от меня надо, знаю только, что не интима, но думаю, тоже разберусь! Александр, не относись ко мне, как к женщине, с которой можно развлечься, это не тот случай!
– Валерия, я читаю тебя, и мне делается страшно. Препарировала меня, как лягушку, а после выбросила, но уже не как лягушку, а как использованный презерватив... А особенно меня поразила твоя фраза: «...но думаю, тоже разберусь...» И очень неприятно читать: «... не относись ко мне, как к женщине...» ЛЕРА! КТО ЖЕ ТЫ? МОНСТР? ДЬЯВОЛ? Господи, как же это страшно... А чего же стоят твои слова о преданной дружбе, о твоем умении дружить? Что это было? Наживка? Чтобы поглубже заглотнул и раскрылся?
– Александр! Ты сам переступил ту грань, которая отделяет нормальные человеческие отношения от вседозволенности. И как я могла тебя остановить, если ты меня даже не слышал? Я говорила: не надо писать гадостей, а ты продолжал это делать! Просил выслать голых баб, пошлил в мой адрес! О каких чувствах можно говорить, если мы не понимаем друг друга?!  Правда, сейчас я немного озадачена: такой реакции на своё послание не ожидала, посчитав тебя немного поверхностным человеком. Просто я показала, что могу тоже быть жёсткой! И как это неприятно!
— Лерочка, давай договоримся с тобой следующим порядком. У меня в роду дворян не было, у тебя, надеюсь, тоже. Давай не будем строить из себя чистоплюев и ханжей. Я такой, какой есть и менять меня уже поздно, и если тебя это не устраивает, то давай, стукнемся задницами и – адью!
Александр, действительно, тут же ушёл из друзей и занёс её в чёрный список. Прошла неделя, другая, Валерия заскучала, и попыталась зайти к нему через общих друзей, посмотрела его новые фотографии, знала, что отметилась на сайте, но, не дождавшись какого-либо движения в её сторону, расстроилась: уже второй интересный виртуал убегает!
И вдруг зазвонил Агент. Это был, пропавший на полмесяца Александр. Валерия приятно удивилась его появлению, но не обрадовалась странному обращению:
– Валерия, привет... Гуляем день... гуляем ночь... и снова ночь. А я не прочь, и Вы не прочь, и все не прочь...
– Привет! Возвращаешься? САШКА! ТЫ НЕНОРМАЛЬНЫЙ! Вновь мне пишешь всякую Дребедень? ТЫ САМ УШЕЛ! – ответила Валерия, хотя и переживала из-за его отсутствия.
– Ой, мля.... как и не уходил... Звони мне сразу же, как приедешь в Москву.
– Приеду в пять утра. Конечно, сразу и позвоню... по сотовому!
– Только не в пять!
– Чтобы подскочил... от радости! Шучу, конечно, – игриво ответила она и тут же одёрнула себя, подумав: а ведь она сама провоцирует мужчину, а потом что-то ей не нравится. Но он обрадовался и подыграл.
– Чтобы подскочил от преддверия...
– Надеюсь, что встретимся, только не сразу.
– Валерия, а твоя дочь кем работает? Следователем?
– Детективом. Следователем она в Бийске работала. – Аты куда сбежал?
– Никуда не сбежал. Народ приходил ко мне. – А что в Бийске работы следователю нет? Почему в Питер свалила? Почему вы все в центр, как мухи на г…о, летите, патриоты вы, хреновы? Где же ваши корни, сибиряки?
– Так к таким, как ты, поближе.
– Понаехали тут...
– Работы, Сашенька, нет совсем. Она временно работала.
– Нет, я серьезно. Ведь такая преступность в стран! Неужели ей в Бийске нет работы? Не ври! Не верю!
– Я тебе честно говорю. Только по великому блату. У нас вообще работы нет. Оборонка накрылась и все!
– Причём тут оборонка? Что ты мне лепишь туфту? Я и без тебя знаю, что заводы стоят. Я про милицию говорю. Там всегда люди нужны! Что же дочь туда не пошла?
– Она год там работала, пока баба в декретном была и всё. Оборонка притом, что все МУЖИКИ в милицию полезли.
– Ходят ко мне тут и ходят... Ну, ладно... А в Питере-то дочь по специальности работает или нет?
– Это допрос? Я же тебе уже ответила: работает детективом, конечно, по специальности! ДОСТАЛ!
– Вот это правильно! Только расплывчато как-то... Что это такое? Звучит, как старший помощник младшего дворника. И вообще я ВАС НЕ ПОНИМАЮ! Столько городов в России! Почему обязательно в Москву или в Питер? ПОНАЕХАЛИ ТУТ!
– Потому что там работу можно найти. Ты меня-то, почему спрашиваешь? Вот встретимся с дочерью – узнаю. Я тебя не спрашиваю, кем твой сын работает!
– Почему не в Воронеж... в Смоленск... или в Нарьян-Мар?
–А там есть, где работать? В Питере брат живёт! Что не ясно? Ты вроде не бестолковый!
– Ну, и что, что брат? А без родни что, СЛАБО? Привыкли с пенечка …ть! Эх ВЫ, СИБИРЯКИ!
– Да от брата и помощи-то нет. А ты сам не из деревни примотал? Она же не в МОСКВУ ПРИПЁРЛАСЬ?
– Я коренной москвич! С вас станется! Вы и в Москву припрётесь, у ВАС НЕ ЗАРЖАВЕЕТ.
– Сашенька, да, и я скоро и припрусь! Ты же пригласил!
– Вы, блин, как евреи! Всё готовы захватить! Вас в дверь, так вы – в окно...
– Верно мыслишь!
– Вы, писарчуки, ВСЕГДА БЫЛИ ПЕРВЫМИ СТУКАЧАМИ!
– ВРЁШЬ, как всегда!
– Ваш мудозвон Солженицын и был первым стукачом!
– Не мои проблемы…
– А как тот же ваш Шукшин всех во ВГИКЕ гнобил? Уже легендой стало! НЕ знала? Исполать тебе!
– Переведи! На русский язык!
– Это, типа, да здравствует! А ты на меня стучишь. Сама признавалась.
– Вот врать! У нас может, и стучат, но ...только не я! Я итак все и всем рассказываю.
– Это мудаки-демократы и суки либералы, которых ты так любишь, придумали термин стукачество... А есть просто ИНСТИТУТ ОСВЕДОМИТЕЛЬСТВА, и он необходим для нормального развития страны. А о Шукшине, действительно, очень плохо отзывались. Имеется ввиду, его учёба во ВГИКЕ. Похоже, он страшно ненавидел и завидовал тем, кто не от сохи... Вот и гнобил их всех по партийной линии, мудила... В кепке ходил, в кирзачах... А они-то, москвичи, в костюмах... галстуках... И как только объявили борьбу со стилягами, как проповедниками растленного западного образа жизни, он и решил на этом сыграть... За счёт партийной принципиальности и в институте удержался, а то ведь хотели коленом под жопу дать...  Вот так у нас и появлялись «гении» литературы. Да это я просто так вспомнил... Сейчас ведь 90 лет ВГИКу отмечают... У меня ведь друзья в разных областях... и юристы, и киношники и музыканты…
– Сашенька, ты сегодня странный, выпил что ли? Или со мной встречаться раздумал? Я знаю, что никому не нужна. А так хотелось бы!
– Ладно. Не грусти. Всё у тебя впереди.
– Сеанс закончен? Зато поговорили... думаю, у нас с тобой ничего не получится: уровень не тот. Мне до тебя, как до Луны.
– Я предпочитаю женщин поскромней.
– Ой! Я забыла, что ты святой!
– Я не святой, но я различаю где, когда и с кем… Я был в Кремлевском Дворце съездов на встрече выпускников ВГИКа  разных поколений. Ну, везде, наверное, одинаково:  тусовки, банкеты и т.д.
– Понравилось? Расскажи немного.
– А чего там рассказывать? Обычная пьянка... и млядство...
– Потусовался?
– Я не млядун.
Информация о Шукшине поразила её, но Александру она теперь не верила, возможно, что Василий Макарович и был принципиальным партийцем, но не более того. Да и печататься он начинал с трудом: его рассказы не сразу увидели свет в журналах. И всё же Валерия понимала, что виновата сама. Если бы не подкалывала мужчину, не ехидничала, не лезла под кожу, они, скорей всего, и не ругались бы. Но теперь уже ничего поделать нельзя: оба столько наговорили друг другу нелицеприятных вещей, что обойтись без перепалки уже не могли.
На другой день мужчина вновь ушёл из друзей, правда, не стал заносить её в чёрный список. Валерии стало понятно, что о встрече с ним в Москве, даже и думать нечего.
***
 Валерия Васильевна приходила домой, бросала в кухню принесённые овощи, перекусывала и, тут же садилась за компьютер: просматривала почту, отвечала на письма и сообщения, делала записи в свой блог, просматривала интересное в чужих блогах, и сидела в Интернете до тех пор, пока не чувствовала себя совершенно опустошённой. И только глубоким вечером Валерия вспоминала об урожае и начинала заниматься заготовками.
Иногда она не выдерживала добровольно – принудительного режима, бросала сад на весь день, давая себе отдых, валялась на диване, ворочалась с боку на бок, смотрела передачи по телевизору – всё подряд, лёжа, ела и думала, думала…  всё о том же, что живёт расписанной по часам, загруженной работой жизнью, смысла в которой нет.
Эти часы становились самыми невыносимыми и несчастными для неё: Валерия беспощадно анализировала своё существование, понимала, в какую пустоту попала, и сердце её всё больше каменело. Женщину охватывал какой-то, леденящий душу, смертельный ужас, и, оцепенев, она долго лежала без движения, не находя выхода из своего паршивого настроения. Она уже поняла, что единственный выход – занимать себя работой настолько, чтобы не оставалось времени для горестных мыслей. Казалось, одиночество придавило её ледяной глыбой намертво и никогда ей оттуда не выбраться. Резко поднявшись, Валерия кинулась к компьютеру, чтобы пообщаться ХОТЬ С КЕМ-НИБУДЬ!
Долго без общения Валерия уже не могла и первая вновь написала Страннику. Она понимала, что тот вряд ли ответит, но вдруг подумала о том, что мужчина не откажется от общения с ней. А у неё никогда не было знакомых евреев. И почему бы не узнать его поближе?
– Странник! Давай продолжим игру, ой... общение. Мне без тебя совсем тошно. Ты ушёл из друзей, но в сообщениях-то остался! Я от тебя много почерпнула... Начнём сначала? Как будто ничего и не случилось... Неужели ты такой обидчивый? Разве бывает так? Я тебе искренне прощаю все! И ты меня должен простить. Помнишь, обещал, что не оставишь...
– Так уж сложилась моя жизнь, (вся жизнь игра!), что я не играю. У меня нет на это времени. И ещё, я не люблю не искренность. Я, конечно, обещал помочь тебе, но я способен уйти, не оглядываясь. Меня не за что прощать. Это я не прощаю. Моя жена говорит: – Вчера ты с ней чуть ли не целовался, если уже спал, и она звонила, ты поднимал трубку, и вдруг отрезал, как будто её никогда не было. Я не хвастаюсь. На белом свете есть достаточно людей, кому может понадобиться моя помощь. Почему возле меня всегда Кот? Потому что он за всю свою жизнь мне не сказал ни одного дурного слова. Кусал, дергал, но всегда он меня берег. И те, кто меня знает, стараются так же. Те, кто звонит, ссылаясь на меня в бывшем Союзе, получают либо работу, либо помощь. Их берут работать редакторами газет, в универы преподавателями физики, в Академию наук, в аспиранты. Имя, которое спустя двадцать лет открывает двери! В Германии под это имя давали кредиты тем, кто приходил в Дойче Банк. Думаешь, мне нужно перед тобой выпендриваться? Мне от тебя ничего не нужно.
– Странник! Да и мне от тебя ничего не нужно, кроме общения. У нас вновь гроза выбила всю связь на три дня.  Понимаешь, ты говоришь, что веришь в БОГА, но тогда как объяснить твою чрезмерную гордыню. Встал, ушёл из друзей, хлопнул дверью! Даже Бог прощал заблудших, выходит, что ты себя мнишь выше Бога? А ведь это один из смертных грехов. Я не хочу спорить с тобой. Мне просто интересно, что ты скажешь на это? Ну, а если не ответишь, буду считать, что приём окончен. Всего тебе! Удачи, Здоровья, благополучия и ЛЮБВИ, в которой, как я поняла, ты очень сильно нуждаешься! Твоя недолгая попутчица, Валерия.
– Атеизм атеизмом, но Бога, когда удобно, вспоминаешь. Ты плохо знаешь суть Б-га. Он не прощал ничего, и держался очень жестоко. Он мог тысячу раз уничтожить еврейский народ. И зная это, Моисей не спал, и был как страж у своего народа, чтобы в случае чего за него заступиться. Даже со своей женой он не спал, потому что, после этого необходимо было войти в ритуальный бассейн, чтобы предстать перед Б-гом во всей чистоте. Если ты мне приведёшь хоть один пример прощения Б-гом заблудших, я попробую с тобою этот вопрос обсудить. Но Садом и Гаморру  сжёг небесным огнём, там не было ни одного праведника.
Моя гордыня объясняется тем, что я от себя требую по высшей мере, и пробую требовать это с других. Я не выше Б-га, я с ним на равных. Потому что, создавая свое любимое творение, он сказал: – Я не потребую от тебя больше, чем написано в этой книге. И знай, что тебе единственному дарована свобода. Береги её!
– И ещё: ты подкинул мне свою статью... Я внимательно прочла. Высказывать мнение пока не буду. Оно противоречивое. И не по теме. Хотя... ты пишешь «если нет моей статьи, меня начитают искать»... Твои статьи (по большому счету) я не читала, поняла лишь, что ты имеешь отношение к посланной. Не зная их, как я могу судить, что ты пишешь ТАКИЕ! статьи. Поэтому для МЕНЯ утверждения ТВОИ голословны. Я тоже могу сказать о себе всё, что угодно, и ты не сможешь доказать обратное. И еще: Библию-то я все-таки читала и даже с карандашом в руке.
– Нет, я просто послал статью человеку, который любит Константина Симонова и его поэзию. И потом это не статья, а интервью. Я такие вещи не пишу. Я пишу об Америке, Израиле, Европе, иногда о России. А если ты читала Библию с карандашом в руках, но сама, то это все равно, что ничего. Изучать её нужно с человеком, который знает тексты на память. А голословны или нет, давай не будем, ты ведь ничего не знаешь.
– Странник! Я удивляюсь тому, что ты сегодня так спокоен. Просто в приложении к статье был Гость, которого я приняла за тебя. А на счёт любви... если ты считаешь себя равным Богу, то естественно, у тебя есть потребность и желание быть всеми любимым. Но многие не признают и даже принижают чужие заслуги, может, ты и достоин всемирного признания и любви, но этого не происходит и появляются комплексы, которые ты проявляешь (уход из друзей, хлопанье дверьми и обида). А обида эта с годами может расти и расцветать махровым цветком к людям, которые не оценивают тебя по достоинству... Конечно, мне не очень понравилось, что ты меня бросил, поэтому напоследок и захотелось всё высказать. Меня тоже частенько заносит... Кстати, заходила на твой Блог, чтобы познакомиться с твоим творчеством, но единственное, что выяснила,  это то, что глаза у тебя серые. Валерия.
– А вот нуждаюсь ли в любви, я никогда не задумался. Свою жену я люблю с детства. У меня есть дети, внуки, семья, а, главное, любимая работа. Есть радиопередачи с 16 до 17 в прайм-тайм по Америке на пять штатов. Есть свои литературные и газетные страницы, и если нет моей статьи в течение недели, то меня начинают искать и всем интересно мое мнение. Стоит мне его высказать, и растиражированное прессой оно становится мнением всех, кто меня знает.
– Ты пользуешься тем, что я ничего не знаю о Боге. А сам в рассказах пытаешься не написать, а ПОКАЗАТЬ, какой ты (герой) хороший. Если ты не считаешь, что это гордыня, тогда... Кстати,  и почему ты посчитал меня не искренной? Разве я не выворачивала (перед тобой) душу наизнанку. Разве можно обвинить меня в неискренности? Разве я лгала или что-то скрывала? Я ничего не понимаю. Странник, а ты хочешь сказать, что всю Библию знаешь наизусть?
– Я знаю Книгу (Библия, от слова библос – книга, с греч.) Когда-то мог цитировать на память с любого места. Сейчас я не могу сказать, что знаю, но понимаю смысл сказанного там глубже, чем ранее.
– Странник! Вижу, что чуть-чуть перестал на меня сердиться, конечно, особо доверительных отношений, как раньше, у нас нет, зато многое становится понятней (в отношениях). А в христианской Библии не то же самое, что в Торе? И до какого момента эти две Книги не отличались друг от друга, где начались расхождения, ты знаешь? Если скажешь, что отнимаю у тебя время, я не обижусь. Иногда я говорю  невпопад.
– А ты не говори ничего невпопад... И все будет нормально. Но дело не в тебе. Я тут подумал. Давай я тебе пришлю один материал, это интернет-информация по Израилю, там будет адрес, ты напишешь, что просишь себя подписать, и будешь иметь ежедневно двенадцать-пятнадцать материалов самых разных авторов. Глядишь, появится ощущение, что ты живешь не в Бийске. На фоне той информации, что есть на эту тему у вас, ты будешь всё знать так, как будто сама здесь живёшь. Вчера был в глазного врача. Операцию назначили на семнадцатое сентября, на семь часов утра. Я думал, что сумею сделать её пораньше. Сейчас пришлю материал. Уже перегнал его на майл.
– Лапочка, а ты не соглашайся на местный наркоз. Весь испереживаешься. Вот у меня фантазия так работает, что я всё представляю, как будто вижу изнутри, поэтому ещё больше волнуюсь. И ещё, может, посоветуешь, куда в Интернете можно поставить свои заметки, дашь мне какие адреса. Посоветуй, только от души!
– А ты заведи «ЖЖ», живой журнал. Или напиши в поисковике: русские литературные журналы Америки. Или Франции. Или Канады, Или Австралии. В Америке, например, в каждом штате своя пресса. Понимаешь, нужно подружиться, и послать что-то короткое. Есть множество бумажных газет. Мои статьи политические, не очень приятные, и их берут. Только прочитав несколько раз, видят, что я прав. А вначале такой протест... Я поищу. Только тебе нужно для начала самой посмотреть, что они там печатают. А что, я тебе что-то даю не от души?
– Странник, видела  комментарий  на  статью: «Очень мудро! Было бы неплохо посмотреть, как евреи со всего мира будут жить в Израиле и желательно, чтоб они не вывозили ценности из стран проживания».
– Евреи, даже голые, босые, самая большая ценность на свете. Потому, что пока они есть, у всех есть все. А как они переедут, то вам не поможет даже оставленное ими добро. Вон, в пятидесятых годах арабы выгнали из своих стран восемьсот тысяч евреев, присвоив их имущество, в виде домов, земель, банковских счетов и золота по тем временам на сумму свыше пятидесяти миллиардов долларов. Ну, и что? Арабы стали жить лучше? Как жили в песках, так и живут. Настроили себе городов, а женщина, как была никем, так, гаремной служанкой и осталась. Вы, наверное,  никогда не видели рая? Постарайтесь попасть в Израиль, хотя бы на день, но чтоб у вас не возникло кошмарного желания остаться...
Они совершенно спокойно проживут и сами. Каждый станет монополистом в своей области, и мы будем стоять к ним в очереди, чтобы научиться уму разуму. В бывшем СССР в редком человеке нельзя было обнаружить еврейские корни в анализе ДНК.
Слушал тут Кара-Мурзу о пакте Молотова-Риббентропа. А ведь никто не сказал, что у Сталина времени было больше чем у Гитлера, и потому он более страшный человек. Гитлер убил, а этот убил ещё больше. И народ, который любит подобного деспота никогда нормальным не будет. Это как карма.
– Странник! Да кто же это любит Сталина?! Только старшее поколение, те люди, которых почти что нет! Очевидцев остается всё меньше, и правду о войне они не сказали, и никогда уже не скажут! Да и тогда я думаю, были те, которые могли разобраться, кто есть кто. А люди, жившие в войну… Бедный, нищий, голодный народ, хорошо, что он не осознавал той глубины пропасти, в которой жил, занимаясь заботой о хлебе насущном. Ему не было дела до политики Сталина.
Сегодня последний день лета, которого не было. И пролетело оно так же быстро, как проходит и наша жизнь. Не успеешь оглянуться и на улице уже холод, зима... старость и никакого желания к чему бы то ни было... потому и становится зябко. У меня ситуация гораздо сложнее. В своём городке я не нашла ни единого человека, с которым можно просто поговорить. Поначалу пыталась с людьми казаться заинтересованной, но насилия над собой долго не выдерживала. А теперь живу сама по себе. В мире, полном людей, я одна. А сейчас мне это даже нравится. Я свободна от каких-либо привязанностей. И оглядываясь на недавнее прошлое (летние месяцы), я понимаю, что этот период для меня был счастливым. Это знакомство, с тобой – умным Человеком, каких не так много даже в Интернете.
– В мире, полном людей, людей всегда много, а человеков мало. Вот в чём твоя проблема. Глубинка живёт по своим законам. Знаешь, попробуй жить так, как будто старости нет. Не говори «Ой!», не жалуйся: «Ох, мне плохо!», «Зябко!». Наоборот, пойми, что именно сейчас, когда времени чуть больше, некогда болеть, а надо успеть что-то досказать. Я самый земной, самый тёплый, самый лучший и самый неповторимый, говорят,  что единственный, называют чудом. И говорят, что всегда полон неожиданностей. Я не только люблю готовить, но и сыновей этому научил. А ещё я умею стирать, вывешивать белье, гладить, варить и даже вкусно, и много ещё чего я умею, моментами забываю. Умею приводить в порядок дом, мыть полы, трусить ковры, белить стены, штукатурить, валяться на диване, и не спать по ночам, когда работаю.
– Странник! Ну, ты даёшь! У меня нет слов! А я бытом занимаюсь нехотя, считаю, что это пустая потеря времени и делаю всё для того, чтобы быстрее освободиться и сесть за стол – писать на компьютере, который целый день включен. Помимо дел слушаю музыку и отвечаю тебе, иногда делаю уборку, как попало, создавая видимость для самой же себя. Но вот начались заготовки,  и мне просто ПРИХОДИТСЯ этим заниматься. Сегодня с утра сидела и писала, а сейчас закатываю под крышки томатный сок. Счастливая у тебя жена – у неё есть ТЫ!
 Внимательно и с удовольствием прочла  твою статью, как бы она не называлась. Не вижу никакого криминала. Все понятно и последовательно. Вот эти значки, видимо, ссылки на какой-то текст (;;;;;). Хотела бы понять, почему никому (даже в Израиле) не нравится истинный Сионист? По-моему, это здорово, когда человек предан своему делу, понятиям, ИДЕАЛУ!
– Это не простой материал. Это материал, который с трудом пробивается в свет. Я рад, что он появляется благодаря мне. Видишь ли, Муссолини в свое время изобрел такое слово – фаши(зм), на самом деле это был лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Фаши – это объединение, пучок из народных синдикатов, у нас их называют – министерствами, для управления народным хозяйством. Точно так же, Теодор Герцель взял слово «сионист», как обёртку, не наполнив её истинным религиозным смыслом, сделав его «светской» обманкой, то есть, выхолостив смысл. Ведь в КНИГЕ написано, что для еврея, ЕГО страна может быть только в границах, что даны ему ВСЕВЫШНИМ, потому, что если это не так, то Он оскорбляет Имя Всевышнего, и если в своем поколении он ничего не исправил, то он виноват так же, как и все те, кто был до него. Вот меня называют сионистом, без всяких улыбок, и моего друга тоже. Таких людей очень мало. Потому что мы говорим: – Вы нас ограбили, верните, потому что иначе война. И любая война, которую вы первыми начнёте против нас, со всеми своими сателлитами, заставит нас применить такую силу, что всю оставшуюся жизнь вы будете работать, чтобы заработать на лекарства, чтобы поправить здоровье, или продлить свою жизнь. Всё, о чём думает мир, и к чему он нас пытается подтолкнуть, нас не интересует, нас интересует только судьба нашего народа, и ничья больше. Останется только Один, все остальные уйдут со сцены, как написано в Книге. Я не знаю, как ты воспримешь эти мои слова, но они отражают то, ради чего я на свете.
– Странник, я поняла,  что у тебя есть ЦЕЛЬ в жизни, это ВЕЛИКАЯ ЦЕЛЬ, ради которой стоит жить! Я не знаю, достижима ли она для тебя и сбудется ли? Но вижу, что ты стремишься к ней со всей СИЛОЙ, на какую способен! Я в таких случаях говорю, что это БОГУ решать, но я тоже ещё не оставила НАДЕЖДУ и пытаюсь идти к своей ЦЕЛИ, которая у меня есть и со временем не становится ближе. Потому и воля сдает... но потом собираюсь и придумываю каждый раз выход из тупика.
НЕ знаю, проще ли тебе?! Наверное, труднее, я  беспокоюсь только о себе, а ТЫ ОБО ВСЕМ НАРОДЕ! Я это раньше поняла о тебе и радуюсь, что имела счастье познакомиться с таким человеком, как ты!!
– Знаешь, я не думаю, какая это цель. Это моя задача, она мне по плечу, я её могу нести, и знаю, как это должно выглядеть. Я всегда очень конкретен. То есть я ничего не начинаю и не строю планы, если у меня нет цепочки из людей, которые будут ответственны за ту или иную позицию. Так работают все нормальные хозяйственники. Сначала ставится задача, потом пути, по которым нужно двинуться, чтобы её решить. Всё, что кажется сложным, разбивается на прямые отрезки, которые проходить легче, чем сложные и сразу. В тот момент, что я произношу Слово, и выпускаю его из своих уст или из-под своего пера, я его из вербального, превращаю в материальное, так как оно проникает в сознание других, а значит, будит. К примеру, есть такие, что сидят и ждут помощи от Бога. Я говорю им: – Напрасно! Пока вы сами не войдёте в море по самые ноздри, море не расступится! То есть сначала вы должны поверить в первую очередь в себя самого. Да, и не пой мне дифирамбы, а то сбегу... Я это и вправду не люблю. Хорошо?
– Странник! Только не подумай, что меня можно приравнивать к твоим студенткам, ну, к тем, что влюбляются в тебя. Во-первых, у меня возраст не тот, во-вторых, я даже не видела твоей фотографии. Просто мне с тобой интересно общаться, а дифирамбы...
Разве я сказала что-то лишнее? Все совершенно искренне, притом от радости, что ты вернулся! Может, думаешь, что это возлагает на тебя какие-то обязательства? Так нет, какая мне выгода от того, что я, как тебе кажется, превозношу тебя? Это моя манера общения (хорошо, что не ругаюсь, помнишь?) А на счет сбежать... ты итак убежал из друзей... Но спасибо тебе за инструкцию к действию. Она пригодна, видимо, для всех и для меня тоже. И вновь хочется сказать, что за то время, когда  ты пропал из видимости, показалось, что я потеряла точку опоры. И это плохо лишь для меня — излишняя привязанность (или зависимость) ни к чему хорошему не приводит. Но постоянно об этом говорить я не собираюсь. Можно, я спрошу тебя еще об одном (можешь не отвечать): вы отстаиваете интересы только Словом (статьями) или у вас, как говорится, есть партия или объединение? И где ещё можно почитать о сионизме, ну, кроме той, что прочитала? Искала по Интернету, но всё как-то непонятно и неопределенно. Может, не там искала? И зачем мне это надо? Просто мне интересно всё, что связано с тобой (знаю, что ты вновь возмутишься).
– Я – человек конкретного действия. Моим мнением интересуются. Одни называют экстремистом, другие ругают. Я работаю с молодежью, с солдатами, с резервистами, со студентами. Для этого у нас имеются несколько интернет- сайтов на разных языках: русском, иврите, английском. Помимо этого существуют ЛИКБЕЗЫ ПО СИОНИЗМУ. Партий я не создаю, я знаю, что любое общественно - политическое движение, если оно массовое и наполнено внутренним содержанием способно решить эту задачу, если всё сделано правильно. Тогда оно способно внести свои голоса, как голос одного человека. Посмотри в интернете материал: «В защиту еврейской истории», так и набери в поисковике. Тот материал написан сионистами. Там два автора.
А вот зачем это надо? Скорее всего, для того, чтобы мир стал совершенным, чтобы в нём было больше света. Кстати, одно из имён Всевышнего – Свет, и одно из моих имен такое же. Так меня звала мама, отец, брат, родня. Только «Свет», это перевод моего имени с моего первого языка.
А обязательства я беру на себя сам, особенно когда есть необходимость помочь человеку выйти из некой чащобы, куда его забросило без его ведома. Потому и Странник, что странствую в подобных поисках по свету... В этом назначение Странника. Прививать всем, с кем столкнёт его дорога, интерес к самой дороге, по которой уходит человек, тая в дороге, срастаясь с нею, сам становясь дорогой, по которой движется затем мир. Может, для тебя это странно, внове и непривычно, но поверь мне, что на белом свете очень много интересного, и самое интересное – люди.
А по поводу возраста, так мне ещё в тридцать лет женщины лет семидесяти-восьмидесяти говорили: – Так бы эти честные глаза и повыцарапывала! А это были умнейшие женщины того времени, я потом таких не встречал. Мы сидели и гоняли чаи с сушками, и я потом уходил думать дальше. Лет до семнадцати-девятнадцати мне было сложно с девочками, женщинами, я же уехал в шестнадцать лет далеко от дому, просто они меня воспринимали, как некую свою собственность. Они ходили на свидания, а я должен был их встречать, чтобы они нормально дошли до общаги. А потом мне стало так легко, что я мог любую обнять, сказать, что я думаю, и чувствовать себя свободным. Просто перешёл в другое состояние. Это было давно. А мою фотографию вообще никто не видел. Вживую всего несколько человек. Но когда-то я был голосом в эфире и, как ни странно, есть люди, что это до сих пор помнят.
– Странник! А я с тобой полностью согласна. Я до сих пор не устаю изучать людей. У каждого свой мир, в который хочется заглянуть и узнать о нём как можно больше. А ты впереди идущий? Пусть я не видела мир, но люди вокруг меня живут… Спасибо за статью. Попробую сейчас почитать. Потом скажу, что будет не ясно. Тебя в авторах, «конечно же», нет. И этим ты интригуешь меня всё больше и больше. Кстати, а тебе перешли по наследству те земли в Палестине, что покупал ещё Дед? (не хочешь, можешь не отвечать).
– Мне ответили, что один участок под Аманном (Иордания), а второй под Дамаском. Естественно, что я их не получил. Но я их себе верну. Понимаешь, мавры жили в Испании восемьсот лет, но не имели на это ни исторического, ни юридического права, и испанцы их выкинули. Арабы пришли на Святую Землю как агрессоры, и живут на ней тысячу лет, но у них, как и у мавров никаких прав на неё нет. А зачем тебе хочется прочесть мои тексты? Знаешь, несколько моих друзей журналистов в Молдавии, когда читают мои материалы, говорят, что иногда за меня боятся, мол, пишу очень резко. Я тебе что-нибудь сброшу.
Странник прислал ей свою статью, и, действительно, статья была очень резкой, касалась политики Израиля, работы премьер-министра, где он называет его и правительство нелицеприятными словами. А через неделю Валерия получила эту же статью по рассылке, на которую она была подписана, под его настоящими именем и фамилией. Теперь она знала, с кем переписывалась. Это был выходец из Молдовы, где он родился и вырос, и живущий в Израиле двадцать лет. Она не знала, как к нему относиться. Ей нравилось с ним общаться, переписка казалась интересной, необычной, таких оригинальных людей она пока ещё не встречала. И с удовольствием продолжала изучать и его, и евреев.
– Странник, в рассылке я прочла твою статью ещё раз. Скажу одно: теперь я знаю кто ты!
– Ну-ну!!!
– Странник!  Надеюсь, что ничего не изменится, но ты сам прокололся – выслал мне почитать статью, а потом она пришла ко мне с твоей фамилией второй раз уже по рассылке. Не поняла твоего изречения «ну-ну».
– Ладно, тогда погуляй в Живом журнале. Он начат с две тысячи пятого года.  Там достаточно много всякого разного, во всяком случае, поймешь, что меня интересует, что волнует, о чём думаю, увидишь какие у меня друзья, которых я в глаза не видел. Заходишь в АРХИВ, выбираешь год, и идёшь по этапам. Если нет, пойди в материалы через ИЗБРАННОЕ. Почему-то хотят выйти в свет через меня, наверное, у меня рука легкая, или просто добрая.
– Странник! У тебя же скоро день рождения! Потом поздравлю! А нашему городу сегодня отмечали триста лет, я бросила новые фотографии. Настроение неоднозначное. Кажется, нет полноты жизни, хотя вроде и праздник. Вычитала, что духовой оркестр Израиля прошёл сегодня по Красной площади. Сегодня ещё и день Москвы.
– Моя жена говорит, что я – та ось, вокруг которой всё вертится, и без одобрения которой ничего не происходит. Ты это себе представляешь? Ты знаешь, есть такая категория людей, которым кричи – не кричи, не услышат, потому что слышать не хотят.
А когда начнут их убивать, то никто им на помощь не придёт, как не пришли они. Сегодня читал интересную лекцию о Боге. Вообще то, меня больше всего интересуют евреи, я каждый раз понимаю это всё больше. До всего остального мира мне нет дела, как ему нет дела до меня.
– Странник, привет. Жена у тебя мудрая, она знает, что говорит! Сегодня ещё раз просмотрела материал об Израиле! Впечатляет. Спасибо, что выслал, теперь тоже буду недалеко от «оси, вокруг которой всё вертится». А сегодня я занялась бытом. На соковыжималке выжимаю сок из красной смородины. И важнее дела нет. А Интернет включила ради музыки. Увидела твое сообщение.
– Получил письмо из твоих краев. Уже ответил. Посмотри, что их интересует:
«Сибирское отделение Академии наук предсказывает, что у нас тут на Алтае будут сильные землетрясения, но неизвестно когда. А у вас лаборатория по землетрясениям, так? Если есть что предложить и есть желание это сделать, я мог бы попробовать связать Вас с руководством Республики Алтай. А там, гляди, и выйдет что-то путное для людей.
Желательно иметь оперативный ответ, т.к. скоро покину столицу республики и уеду в свою деревню».
– Странник! И что ты ответил, напиши и мне! Республика Алтай недалеко от Бийска. До их столицы – Горно-Алтайска от нас всего сто километров. За шесть последних лет уже было два землетрясения. Люди в Бийске выбегали на улицу, а в самой республике были разрушения.
– Я им сказал, что нужно сделать, и если они готовы финансировать договор, а это не коммерция, а только технологии и шесть станций, то это пять-шесть миллионов долларов, потраченные на себя же. Деньги сейчас, при финансовом кризисе, как ни странно есть, и в банках тоже есть. Если проект будет коммерческим, то стоимость увеличится в разы. А так, за пять суток люди будут знать время, место, и силу толчков, что позволяет отключить свет, газ, вывезти людей, животных, и не вести занятий в школах и детсадах. Короче, я им послал ссылки и отзывы на методику из РАН, МЧС, и прочее...
– Странник! Ты меня разочаровал. Это всё бесполезно! Попомни мои слова! Никуда и никто такие деньги платить не будет. У них там большие разрушения были, и до сих всё так и осталось. Уверяю тебя – тратиться никто не будет!
Читала вот недавно повесть Солженицина и знаешь, что подумала? Сейчас я живу так же, как жил он. И знаешь, почему? Во-первых, так же идёт борьба за то, чтобы не остаться голодной. Работаю по пять-шесть часов в саду-огороде (правда, успокаиваю себя тем, что это своего рода гимнастика). А когда не смогу работать? И если он жил в сообществе таких же сотоварищей, то я сижу одна в карцере-одиночке, притом пожизненно. Людей вижу в трамвае, когда еду в сад или из окон своей квартиры. Да и что мне делать за пределами своего места проживания — квартиры) или места нахождения – огорода. Ну, бываю иногда в библиотеках на каких-либо встречах, для них – галочка о проведённых мероприятиях, для меня – просто посидеть для количества. Но я тебе не жалуюсь. Когда-то ты сказал, что в Израиле – рай, а для меня попасть в рай – это добраться до Санкт-Петербурга и увидеть дочь. Вот тебе и аналогия с повестью Солженицина. За окном хлещет дождь, может, поэтому сегодня грустное настроение.
– Тебе повезло в одном, на твоей фотографии ты отдалённо похожа на мою маму, и я очень долго всматривался, прежде чем признать отдалённое сходство. А потом я задал тебе свой вопрос о твоей бабушке. Ну, да ладно. Дикие земли, которые впоследствии стали именоваться Русью, в глубокой древности, в четвертом веке нашего времени говорили на языке иврит, и это то, что не нравится российским националистам и историкам. Очевидно, именно из-за этого, из-за смешения множества кровей Русь и получилась такой талантливой и разнообразной, вот только с настоящими хозяевами ей не повезло, нет дороги к дому, нет крыши над головой, и нет потому и дороги к ДУШЕ. А то, что есть, обречено маяться между небом и землёй, осознавая силу свою неизбывную, не зная, откуда она, и топя её в свой безысходности, потому что выход Душе для её развития закрыт, толи в водке, толи в грязи. Никогда не прощу Лескову его Левшу. Я себя почувствовал лично оскорблённым, когда Левша замерз пьяным под забором. Утром писал стихи и фотографировал рассвет над морем и облака над заливом. Это не мой комп, старый и барахлит. Потому и не отвечаю так быстро.
– Странник! Я ответила письмом на твою информацию. Надеюсь, получишь. Если не получишь, тогда повторюсь. Мою бабушку звали Натальей  Абрамовной. Значит, отца бабушки  – Абрамом, но это не значит, что он был евреем. Это имя, я думаю, могли дать по святцам. Бабушка умерла при родах, её имя осталось в свидетельстве о рождении мамы, которая росла потом сиротой. Я пыталась узнать что-то о бабушке, но бесполезно, слишком поздно начала искать. Да, ты видел мои фотографии, я такая, какая есть, однако, я не видела твоих фотографий, хотя по большому счёту, это мало что изменит: не думаю, что отношение к тебе изменится. Лучше, чем я сейчас отношусь к тебе... просто не может быть. Конечно, я польщена тем, что ты смутно уловил сходство со своей мамой, и даже немного шокирована. Спасибо. Тогда, может, переведешь слово (имя) «Свет» на свой первый язык? И можно ли будет мне зарегистрироваться?
– Где зарегистрироваться? В моём журнале? Там, скорее всего,  тебе предлагают открыть свою страницу в ЖЖ, в этом журнале, а потом обозначить меня, как своего друга, и тогда мои материалы, автоматом будут в твоём журнале, в твоих папках.
«В 1982 году, в Париже, художница Раечка Сафир, рассказывала мне, гуляя по городу, как она шла по этим улочкам с Мариной Цветаевой и её подругой, Аделаидой Скрябиной, вышедшей замуж за бессарабского поэта Довида Кнута (почитайте его стихи, и вы поймёте о чем я говорю) в те предвоенные, 30-е годы ХХ века, и стала Саррой Кнут. Было голодно. И порою нечего было есть. Довид работал журналистом и подрабатывал в кафе, и заполнял автоматы пакетиками с различными орешками: грецкими, фисташками, арахисом, лещиной. Они приходили к нему в конце работы, и он отдавал им оставшиеся в автомате несколько пакетиков с орешками, затем закладывал туда новые, и, выпив по чашечке кофе, такие же голодные, чтоб не сказать хуже, жители предвоенного Парижа возвращались к себе домой. Марина вернулась в Россию, где её мужа сотрудника НКВД Серёжу Эфрона, чекисты расстреляли. Аделаида Скрябина, дочь знаменитого русского композитора, погибла, спасая еврейских детей, перевозя их из Франции в Швейцарию. Довид Кнут после войны издал свою книгу хороших стихов, и с дочками Скрябиной переехал в Израиль. Художница Раечка Сафир скончалась в Париже три года назад. Одна из дочерей Скрябиной стала выдающейся разведчицей МОССАДа».
– Странник! Спасибо тебе за журнал, потом мне очень понравился разговор, ОСОБЕННО об амулетах «другие пишут книги, а это и есть, в сущности, их амулеты... это убежище против того всего, что нас так пугает, когда мы об этом думаем» и это так созвучно с моей позицией. И со своими амулетами мне в жизни комфортно. Да, независимо от того, как ты сейчас воспринимаешь то место на Земле, где родился и вырос, и как относишься к этому (думая критически сторонним умом) память всё ещё держит (вновь прочла твое стихотворение, почувствовав БОЛЬ), да и будет держать до конца дней воспоминания о родине. И ностальгия, думаю, тебе знакома не понаслышке. Не хочешь хоть ненадолго приехать на родину, пройти по тем местам, которые были тебе памятны... взглянуть хоть одним глазком... Хотя теперь и там перемены. Отдельное, непонятно кем непризнанное государство... Странно всё это, как у меня – человека без родины, и ностальгия непонятно к чему – всё не то (как у Высоцкого) и всё не так, как надо. Да я уже писала тебе об этом. И родина у меня там, где есть стол, компьютер, место ночёвки, хотя, наверное, так не бывает.
– Я когда-то говорил, что это моя палатка, в которой моя любимая, мои дети, что сидят у меня на плечах, поверх рюкзака, мои звери, которые мне верят и без меня скучают, моя работа, те люди, которым я нужен, тот сад, в котором я копаюсь, то поле,  в котором люблю провожать закат, те дороги, по которым ходил, и могу через годы пройти с закрытыми глазами, мои блокноты и записные книжки. Там где все это будет, там и могу жить. Впрочем, я привык и к автономному плаванию, когда вокруг никого нет.
– Странник-Лапочка! Вчера я почти не подходила к компьютеру, потому что целый день была в саду. Убирала помидорные плети, начала копать картошку (семь ведер), два из них увезла на трамвае домой... остальное постепенно перевезу. Но сегодня (выходные) продолжу копать (из шести  соток – три засадила картошкой). Но статью твою и коммент успела прочитать. Здорово ты пишешь, говоришь, невзирая на лица! Ты не голословно «наводишь» критику, говоря, что правительство пользовалось преступными мотивами... но ты доказываешь документально, как это надо  сделать, указываешь на нарушение законов. Отрицать можно всё, но когда это доказательно! Здорово! Молодец! Это какую работу надо проделать, чтобы найти, изучить документы по теме! И еще: мне очень понравилась твоя статья, что читала вчера! Сквозь зубы читают? Уж на что я не политик и то она мне показалась настолько аргументированной! Ты писал, как теорему доказывал. Из одного следовало другое. Ни дать, ни взять! Хотела комментарий бросить, но думаю, пока недостаточно подготовлена. Еду копать картошку, а что ещё остается делать? На данный момент это труд, которого я достойна!
– А как тебе остальные материалы рассылки? Не слишком много? Не странно ли, живя в Бийске читать об Израиле и его проблемах? Вот я о чём? Зайди в АРХИВ. Прочитай там мою: «НЕИЗВЕСТНАЯ ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ ГОСУДАРСТВА ИЗРАИЛЬ». Интересно, что тебе придет в голову после этого. Как погода? У нас жарко, плюс тридцать пять. Душно. Обещают к ночи дождь.
– Вечером прочла твою статью: «НЕИЗВЕСТНАЯ ИСТОРИЯ...» И поняла, что могу попасть и почитать всё, о чём ты написал в твоём журнале за все пять лет. И это здорово!
А в голову мне пришло вот что: твоя статья – это только начало энциклопедического труда, возможно, ты и дальше развивал, описывал за пластом пласт «эту историю»», но я этого пока не знаю. Хочу сказать, что труд очень серьёзный, где по косточкам разобраны и по полочкам разложены основные понятия (кстати, я ничего этого не знала) и об образовании, первичном отношении между мусульманским миром и еврейским, как потом всё повернулось, об архивах, указаны имена, о нефтедолларах и т.д.,  просквозила мысль об угрозе всему миру, как будто ты предвидел... Всё это актуально и в наши дни! Я думаю, тебе надо написать, возможно, даже свою КНИГУ на эту тему, а та статья пусть будет началом (мне почудилась незаконченность, незавершенность). Труд, конечно, будет глобальный... но тебе по плечу. И НИКТО, кроме тебя, не справится! Взгляд на всё происходящее у тебя особенный, отличный от остальных авторов, которых я читаю, может, ещё и потому, что ты оказался на грани двух миров. От одного берега ушёл, а к другому не совсем прибился! Потому и читают тебя «сквозь зубы», но вот и пусть читают!
– В «НЕИЗВЕСТНОЙ ИСТОРИИ» написано девять частей. Ты прочла всё? Она действительно не окончена, потому что отвлекся в сторону. Начал писать в то же время «Страницы вырванные из Всемирной истории». Очень необычная вещь, но я уже проверил на историках и писателях, ощущение потрясающее, они сказали, а где ещё? Но это пока в компе, и не в журнале. Ты знаешь, есть выражение: – «Нет Пророков в своем Отечестве!» Просто я не всегда могу писать. Сейчас свободен перед операцией, вот и выплёскиваюсь.
– Странник! Тебя устроило то, что пришло мне в голову? Я подумала, что ты можешь обидеться, если скажу о незавершенности, но все равно сказала. И рада, что это действительно так! Я понимаю, что сейчас, в преддверии операции ты волнуешься и, возможно, переживаешь, но думаю, всё обойдётся! Неужели потом ты поедешь на свою станцию? Пусть тебе БОГ даст здоровья, и ты завершишь то, что задумал, а я буду твоим неравнодушным читателем, надеюсь так же многому от тебя научиться, да и уже учусь, как ни странно это может прозвучать. Я всегда была хорошей ученицей, лишь бы учитель... сам хоть что-то знал. Мне тоже нет смысла размениваться по мелочам. Я буду стараться не тратить ВРЕМЯ на пустые занятия. Не всегда получается. Сад отнимает время! И понимаю, что тоже надо собраться! У тебя уже есть тема для очередной статьи?
– Мне никогда не нужна тема для очередной статьи. Это может быть выступление на радио, беседа двух комментаторов, подслушанный разговор на улице. Я способен моментально перекинуть все мостики, досказать то, о чём не произнесено ни слова, надавать оплеух, назвав всё своими именами. Творчество  журналистов интересно своим отношением к Святой Земле.
– Странник-Лапочка! Ничего, что так тебя называю? У меня нет претензий ни к миру, ни к людям. Я никогда ничего не прошу и стараюсь относиться к человеку тактично, не мешая ему. И сильная. Я выдержу, скорей всего, неприятности, равнодушное и негативное отношение к себе, и привыкла жить в этом огромном враждебном мире одна, но вдруг, если ко мне проявят участие или окажут даже небольшое внимание, это выведет меня из равновесия. И плачу я только от счастья. А это бывает настолько редко… Я давно живу другими понятиями и снисходительно отношусь к слабостям других, воспринимая их такими, какие есть. Я заходила к  Виктору Эскину, не знаю, на какой сайт или журнал. Увидела, что он тоже берёт на себя много работы. Там ещё у него какие-то проблемы были... То, что ты прислал, я прочитала. Хотелось бы почитать и твоё. Но сайт Эскина присылай. Он очень интересный публицист. Потом и поговорим.
– Авигдор (Витя) Эскин сидел в тюрьме в СССР и за то же самое сидел в тюрьме в Израиле. А ты говоришь какие-то проблемы. А моё письмо в газете с требованием его выпустить было первым и единственным, и его выпустили.
А мне все равно, как меня называют.
– Странник! То, что не побоялся написать письмо – у меня нет слов! Не буду спрашивать, за что он сидел. Если захочешь, можешь сказать в двух словах. Как можно сидеть в таких разных странах за одно и то же?!
– В Союзе он сидел за свою преданность Сиону, в Израиле  хотели бы забыть о сионизме, а он им это напомнил. Видишь ли, сионист не может жить в границах той страны, которая определена ему «международным сообществом». А политики, имея власть, могут, у них нет веры в правоту своего мира. А у меня она есть. Есть границы страны, описанные в Ветхом Завете, и не исполнить эту волю, значит не соблюдать требований Всевышнего. А это все равно, что нанести Ему оскорбление. По-иному, позволить глумиться над Его именем!!! За то, что ты это позволил, не предотвратил, положена смерть. И тому, кто это сделал – смерть! Ну и что, что политика? Ну и что, что мир против? Есть такое требование и его необходимо выполнить, иначе ни тебе, ни твоим детям не жить, да, мир создан для тебя, но для того, чтобы ты его отмыл от грязи. Не можешь, то весь мир станет твоим врагом, и либо сдохнешь, либо сделаешь предназначенное.
– Странник! Мне уже кажется, что я тоже скоро начну разбираться в тех политических событиях, которые происходят в твоём мире, узнавать в лицо тех людей, которых я видела, БЛАГОДАРЯ ТЕБЕ, у меня появилась возможность читать серьезных авторов... А Эскин, наверное, был и будет, (думаю) тебе очень благодарен за то, что ты его вытащил из тюрьмы, хотя я и поняла, что ты сделал это во имя Всевышнего.
– Меньше всего я думаю об Эскине, и о том, что уже когда-то сделал. Важно,  буду ли я так поступать впредь? Знаешь, некогда жил на света Ахад Ха-Ам. Это один из моих учителей, что-ли. Только он умер в 1928 году. Но написал удивительные статьи. В частности о сионизме, и о том, в чём ошибка Теодора Герцля провозгласившего в Базеле идею о создании еврейского государства. Вся беда была в том, что и Герцль, и все его сотоварищи были ассимилянтами, им это еврейство даром не нужно было. Они думали, что они создадут государство, вырастят нового, по их планам человека, и вернутся в Европу, жить среди всех остальных народов, и никто не признает в них евреев! На что Ахад сказал: вы не являетесь носителями еврейской культуры и языка, вы оторваны от традиций. Та страна, которую вы захотите построить, будет какой угодно, похожей на что угодно, на Германию, Австрию, Венгрию, Англию, но не на Израиль. Каждый из вас является носителем культуры тех стран, откуда вы вышли, и все это не связано с еврейством, с верой, с Книгой, с еврейской идеей, с заповедями. И вы будете ненавидеть все еврейское, хуже самых страшных врагов. Так оно и получилось. Я не знаю, интересно ли тебе это, и что ты в этом понимаешь? Не слишком ли настойчиво я в тебе прорастаю, не задавил, не придушил, ты говори, потому что это совершенно иной взгляд на мир, и это иногда больно, если имеешь к этому отношение. Главное, ни когда успел написать, главное, о чём думал, когда писал. А я порою пишу, как говорю, это стиль пульсара, и человек должен ощущать не только чтиво, но и ярость в груди.
– Странник! Если уж не понять то, что ты говоришь! У меня с тобой полное единодушие (ты знаешь, что я тоже могу быть противной, не принимаю на веру многое). Я бы не сказала, что ты прорастаешь (хотя, а почему бы и нет?), и ты не только не задавил, не придушил, а я, наверное, даже начинаю расправлять крылья, хотя я не люблю это слово и выражение, может, радуется ДУША (которой у меня, по-твоему понятию  нет – я же не еврейка)? Но что бы то ни было, ты вдохновляешь меня на многое. А скоро я уезжаю к дочери в Санкт-Петербуг…
– Если ты думаешь, что тебе будет не хватать разговоров со мной, перепечатай «Нескучного собеседника» от ответов и вопросов, из этой переписки, и время от времени заглядывай сюда, и ещё, читай  Книгу. Думаю, что в Питере или в Москве ты её найдёшь. В Москве сходи в Синагогу. Там тебе подарят её.
Не всякому высказыванию Странника она доверяла, воспринимая его отождествление с Богом критически, но не противоречила: мало ли что может быть на этом свете? Главное, появился человек, неравнодушный к  её жизни, он давал ей практические советы, помог открыть новый сайт, Живой журнал, он высылал ей интересные видео, слайды и редкие фотографии. Однажды выслал видео о своём гараже. Машины въезжали на первый этаж, их автоматически поднимали наверх или опускали вниз, чётко ставили на свои места, впечатление было ошеломляющим, и чем дальше  смотрела, тем более злилась на Странника: зачем выслал, унизить тем, как здорово он живёт в своём Израиле, ткнуть носом, что прозябает она? А когда увидела присланные слайды о Чикаго, из глаз брызнули слёзы. Неужели бывают такие, настолько красивые города, такие счастливые люди, неужели можно так весело и раскрепощённо себя вести? Потом получала от него удивительные фотографии городов, стран, людей, различные энциклопедии…  И понимала, что отношение Странника к ней тоже довольно странное, однако человек показывал ей все грани мира, а она прощала снисходительное к себе отношение.
***
Лето пролетело, как единый миг. Каждый день Валерии Васильевны был расписан по часам. Поездка в сад по расписанию, как на работу, занимала весь день. Наливались соком капуста, помидоры, посаженный повторно редис, зелень, цветы – всё это требовало полива и, как следствие, прополки. Свежую воду из скважины получали не только овощи, но и трава. Валерия не успевала дёргать стоящую строем траву на дорожках, пропалывать грядки. Времени в саду приходилось тратить всё больше, она уставала бороться с быстро растущей травой. Сентябрь выдался жарким, дождей почти не было, поэтому полив длился по два часа. На весь огород нагретой воды из ёмкости не хватало, приходилось поливать подаваемой из скважины ледяной водой. Стояла жара и, наверное, поэтому растения выдерживали холод, вода охлаждала не только огненную землю, но и корни растений.
Когда Валерия начинала хандрить и переживать, как она несчастна и одинока, то бросала сад и чтобы прийти в себя, валялась на диване. Однако больше суток не выдерживала, уходила с головой в работу, это лекарство от уныния и одиночества помогало безотказно. Впереди медленно, но верно приближался просвет – поездка к дочери. Осталось пережить каких-то два месяца… Цель есть, и она выдержит!
Однажды вечером включила компьютер и увидела сообщение от неизвестного мужчины – Аркадия. Он сам зашёл к ней на страничку, оказался её одногодком и почти что земляком.
– Валерия! – писал он ей. – Мир тесен. Последний город проживания родных –  Бийск. Я сам сплавлялся по реке Бии с Телецкого озера. Дед – служивший в Лейб-Гвардии Преображенского полка, был священником в городе Бийске, где и умер в 1934г.  А бабушка – регентша церковного хора в его церкви. Из Бийска семья переехала в Москву, где я и родился. Связи с роднёй утеряны. Может, сможете узнать что-либо о деде – Ильницком Викторе Александровиче. Был арестован в 1934г., отпущен умирать домой, священник города Бийска. Хотелось бы хоть что-то узнать о последних годах жизни деда: где служил, в какой церкви? И как он вообще стал священником? Буду благодарен.
– Аркадий! Я ходила в церковный музей, отдала распечатку Вашего текста, мне пообещали разобраться. Но прошло полмесяца, и, как говорится, воз и ныне там. Извините, но пока я не могу добыть сведения о Вашем деде, поэтому и не отвечаю. А у меня родной брат давно живёт в Санкт-Петербурге, дочь уехала к нему, двоюродная сестра и племянница давно живут в Москве. Я бываю у них раз, когда и два раза в год. Броуновское движение продолжается... Придётся сходить ещё раз в церковь (каюсь, я там редко бываю), притом в другую, у нас их две, насколько я знаю. А корни свои знать необходимо. Я приезжаю в Москву к сестре в начале декабря. А по Вашей просьбе специально схожу в церковь. Потом встретимся и поговорим.
Перед поездкой Валерия, действительно, съездила в Успенскую церковь. Зашла в храм, спросила, у кого можно узнать о церковном архиве.
– А Вы зайдите к отцу Ермогену. Выйдите из храма, повернёте направо, увидите одноэтажный дом. Он сейчас там.
– Спасибо, – ответила Валерия, радуясь тому, что священник на месте.
Завернув за угол, увидела старенький, окрашенный синей краской, в тон стоящей рядом бело-синей церкви, деревянный дом, поднялась по скрипучим ступеням... Просторное помещение казалось пустым и неухоженным. Седобородый  пожилой мужчина – священник предложил ей пройти и присесть на стул.
Отец Ермоген был не просто полным, его большой живот, обтянутый каким-то неряшливым, если не сказать, грязным жилетом, настолько выдавался вперед, что, казалось, ему тесно сидеть за столом. Карие глаза на полном, нездорового цвета «бабьем» лице, длинные полуседые, будто грязные, волосы… Однако священник доброжелательно предложил ей войти. Валерия Васильевна в ответ улыбнулась сдержанно, давая понять, что не собирается вести себя по-особенному, хотя он и батюшка. Никакого волнения или трепета при виде священнослужителя не испытала, даже в том случае, если бы тот оказался в богатых позолоченных одеждах. Она пришла по делу. Поздоровавшись, она представилась.
– Дело в том, – сказала она, – что я уезжаю в Москву, потом в Санкт-Петербург. Билеты уже купила. Житель Москвы попросил  найти в архиве Успенской церкви сведения о своём  деде – бывшем священнике, который служил здесь где-то до 1934 года… Сейчас все собирают свои родословные, поэтому и внук попросил информацию о родственнике.
– Весь архив до 1947 года сожжён, поэтому ничем помочь не смогу, – произнёс священнослужитель.
– Отрицательный ответ – тоже ответ, – заметила Валерия. – Приеду, так и скажу.
– Ты верующая? – вдруг спросил он, внимательно оглядывая её цепким взглядом.
– Я крещёная. Иногда хожу в церковь. Ставлю свечи за здравие, за упокой… – говорила Валерия, с критическим любопытством осматривая священника, и окружающую его обстановку. Она впервые так близко общалась с духовным лицом.
– Крест носишь, молитвы знаешь, читаешь? – поинтересовался священник.
– На обряды времени не хватает, – ответила она, хотя  причина была, конечно, в другом: просто у неё нет доверия ни к церкви, ни к священникам, нет и воспитания в вере, не приучена она к каким-то ритуалам, и считает, что многие люди лицемерят, устраивая показуху, когда в душе нет веры.
– Значит, ты не верующая. Мне хотелось повернуть тебя к Богу лицом. Можешь поставить свечи Иоанну Кронштадскому и Ксении Блаженной в Санкт-Петербурге?
– Хорошо! – сразу же ответила Валерия Васильена. Она никогда не отказывалась от поручений, хотя не понимала, зачем люди нагружают её своими проблемами?
– Принеси мне три большие свечи, – обратился он к молодой женщине в тёмном платке, что молча сидела в смежной комнате. Когда та вышла, сказал:
– Поставишь свечу ещё и Cергию Радонежскому в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.
– Хорошо, – вновь согласилась Валерия, понимая, насколько это ответственно. Поднявшись, отец Ермоген взял книгу с полки, и Валерия увидела, что это Достоевский – любимый ею писатель. Он и Михаил Лермонтов, которых она выделяла среди прочих русских классиков. Ей казалось, что они были близки ей по духу и понятию – родственные души.  Увидев священника с книгой, Валерия простила ему всё: и огромный живот, и неряшливость в одежде, и, как показалось, провинциальную духовную отсталость. Только потом она узнала, что отец Ермоген – доктор богословских наук. Священник говорил теперь о Достоевском, о том, что он похоронен в Санкт-Петербурге, что надо бы и ему поставить свечу за упокой… Валерия мысленно поблагодарила его за напоминание. Вот к Достоевскому-то на кладбище, она обязательно сходит!
Вернулась женщина, принесла завернутые в бумагу свечи. Священнику показалось, наверное, что Валерия была не в восторге от того, что брала на себя добровольные обязательства, поэтому он уточнил:
– Ты точно исполнишь обещание?
– Да! Я делаю то, что обещаю! Не буду же брать свечи для того, чтобы выкинуть? Это кощунство, – с горячностью заверила она священника.
– Я оплачу тебе поездку от Москвы до Сергиева Посада и обратно до Москвы. Желаю тебе уехать и вернуться назад, – сказал на прощание отец Ермоген и вручил ей пакет со свечами.
Работы в саду не становилось меньше. Валерия уже собиралась в дорогу: купила новую одежду для поездки в вагоне поезда, приготовила подарки – лекарства от находящейся в Бийске фирмы «Эвалар» своей сестре и трёхлитровую банку алтайского мёда дочери.
***
Валерия Васильевна долго выбиралась из своей Сибири. Дача требовала работы даже в октябре, надо было перекопать землю, обвязать под зиму кору молодых деревьев так, чтобы она не подмёрзла и не досталась мышам… Собиралась она уехать в ноябре, но получилось только в декабре. Дочь, к которой она рвалась, снимала теперь большую комнату в коммунальной  квартире на Васильевском острове, поэтому Валерия надеялась остановиться у неё, а в Москве пожить у двоюродной сестры.
Две сумки – одна с одеждой для себя и дочери, другая с продуктами, которых накупила в дорогу на трое суток, оказались настолько тяжёлыми, что пришлось попросить Сергея Кантемирова проводить её. Он довёз Валерию до вокзала, занёс сумки в вагон, поставил их и тележку под сиденье…и топтался рядом… Подходили и ставили свою поклажу соседи по купе – трое мужчин разного возраста, и, чтобы не мешать им, она позвала Сергея на перрон. Не зная, о чём в этой ситуации говорить, пыталась попрощаться и предложила уехать, не дожидаясь отправления поезда, но мужчина отказался. Она, помолчав, стала рассказывать  об отце Ермогене, о своём опрометчивом обещании стать «паломницей»… Они стояли до тех пор, пока не объявили отправление. Валерия Васильевна подала руку, не делая попытки обнять, а тем более поцеловать мужчину, и направилась к вагону..
Показалось вначале, что с соседями  ей не повезло. Валерия Васильевна попала в плацкартный вагон, с одними мужчинами в купе. Когда поезд тронулся, проводники ещё раз проверили билеты, забрали копии, раздали постельные принадлежности… и когда обнаружилось, что все ехали до Москвы, Валерия обрадовалась: смена пассажиров для неё всегда была крайне неприятна. Тяжело попадать в одно купе с маленькими детьми, а ещё хуже с пьющими всю дорогу мужиками, новые пассажиры устанавливали собственные правила, устраивались по своему усмотрению, приходилось каждый раз заново приспосабливаться к поведению соседей, а иногда и опасаться их.
Сейчас Валерия не торопилась переодеваться: перед мужчинами не разденешься, а туалет пока ещё закрыт – санитарная зона. Сидела на своей нижней полке-сиденье и смотрела на мелькающий за окном пейзаж.
Вначале медленно, а затем всё быстрее и быстрее мелькали знакомые дома города, садовые участки, дачи и домики, затем поля, леса, редкие поселения. Просторы Сибири – необъятной родины – распахивали перед Валерией свои невесёлые картины. Она ездила к сестре и брату не часто и видела, как год от года дома вдоль железной дороги всё более ветшают, а затем и вовсе разрушаются. Будучи когда-то инспектором по закупкам и качеству сельхозпродуктов Валерия Васильевна ездила на хлебоприёмные пункты, склады которых засыпали до крыши зерном, в основном, пшеницей, в меньшей степени, рожью, гречихой, ячменём, просом и овсом. Зерно на складах очищали, сушили, отправляли в европейские тогда ещё демократические страны – Болгарию, Польшу, Чехословакию, Германию. Валерия Васильевна выписывала сертификаты на отправленную в вагонах пшеницу, следила, чтобы качество пшеницы соответствовало ГОСТам или Техническим условиям.
Теперь зерновые склады зияли пустыми окнами и дверьми, провалившимися крышами и упавшими заборами. Куда всё подевалось? Почему в деревне не стали выращивать зерно? Не пашут, не сеют, не убирают урожай, тогда чем занимаются? Где люди работают? Валерия вспомнила, что долго державшийся, единственный в городе сахарный завод, в этом году обанкротился, и сотни людей потеряли работу. Почему? Ведь сахарную свёклу сажать не перестали! Вспомнила передачу по местному ТВ о том, что выращенную свёклу некуда девать, что везти её пришлось за сотни километров в другой город края, а там принимать отказались: своей полно, а можно было и не возить, сразу выбросить – всё равно пропала… Потом уже, в Санкт-Петербурге, увидев сахар по цене намного дешевле, чем в Бийске, Валерия удивилась и долго возмущалась в душе: – «Ну, почему так-то?»
– Я еду в Москву на недельный семинар, потом вернусь, соберут совещание в Барнауле, там доложу, что нового услышу. Я контролирую работу транспорта... – рассказывал один из мужчин постарше – Виктор.
– Неужели в командировку? – удивилась Валерия. – А разве сейчас бывают командировки? И что, ещё и оплачивают?
– Иначе бы не поехал. Был у нас муниципальный транспорт, а теперь его нет, – усмехнулся Виктор.
– И куда делся? — поинтересовалась Валерия.
– А вот…
– А я танкист, – сказал двадцатилетний паренёк. Он ехал в воинскую часть, где проходил срочную службу, а потом заключил контракт на продолжение службы.
Валерия Васильевна внимательно посмотрела на него и подумала о том, что внук соседки, такого же возраста, как он, выглядел гораздо моложе, и отношение родителей к нему такое же, как к ребёнку, каковым он не казался, а был.
Парень продолжал рассказывать, что в танке задраивают люки и опускаются в реку.
– Танки плавают? – удивилась Вера.
– Нет, мы катим по дну реки.
– И вода внутрь не попадает? Не страшно ехать по дну? – спросила Валерия, стараясь смотреть на взрослого ребёнка спокойно, не показывая смятения и ужаса от того, что он рассказывал о службе в армии.
Третий – Виталий показался «тёмной лошадкой». Он ехал из Белокурихи, где они с друзьями купили участок земли с домиком, хотя жить там не собирались. Зачем, для какой цели, Валерия не поняла: говорил он с неохотой и обтекаемо. Сказал, что живёт с матерью в Москве, они снимают квартиру, что сами из Прибалтики.
Ехать предстояло долго, трое суток, поэтому спутники понимали, что всё это время им придётся вынужденно общаться друг с другом.
Если танкист Андрей казался таким, как на ладони, и говорил лишь о своих танках, то Виталий поначалу вообще молчал и только потом, когда Виктор купил мужчинам пива, он разговорился, и стал яростно спорить с Виктором.
Разговор начал Виктор, сказав, что до капитализма в России ещё далеко.
– Я тоже считаю, что капитализма, как такового, у нас нет, – поддержала его Валерия.
– А что же тогда? – поинтересовался Виталий, переключившись с Виктора на неё.
– Я думаю у нас сейчас затянувшийся переходный период. Социализм закончился, но люди привыкли ждать помощи от государства, ждать субсидий, добавок к пенсии, а дать работу – организовать рабочие места ни местные власти, ни сами нуждающиеся не могут. Люди ни к чему не приспособлены и до сих пор получают мизерные подачки, предпочитают ругать правительство, жить в нищете и ждать, что кто-то, что-то им даст, – продолжала Валерия.
– А у богатых, и тех, кто у власти, и успели ухватить в период перестройки кусок пирога побольше, свои проблемы. То, что успели хапнуть вовремя, сейчас проживают, зачем им делать какие-то усилия, организовывать рабочие места, для кого и для чего им стараться – на их-то век всего хватит! Те, кто пошустрее, и до сих пор имеют доступ к сырьевым ресурсам, продолжают разворовывать Россию, а не имеющий доступа к российскому богатству – народ не понял, куда попал, и живёт в нищете, – подхватил Виктор
– У нас есть олигархи и нищие, а среднего класса нет, если не считать  администраторов, депутатов и судей. Посмотрите, где в Бийске работают? Там же, где и раньше: в милиции, охране, торговле, больницах, школах, тюрьмах… Где ты тут капитализм увидел? – продолжала Валерия, возмущаясь до глубины души. – Если бы всё нормально с работой было – дочь не отправилась бы в Питер. Теперь вот еду к ней!
– Что вы мне рассказываете только о плохом? Работы в вашем крае нет, капитализма нет, всё разваливается, а как же вы сами живете?
– А кто как! Я вот живу на пенсию в пять тысяч рублей… разделить, если на тридцать, что получится?  Хватает только на то, чтобы отдать за коммунальные услуги, за Интернет, за сигнализацию, за проезд. Иначе не прожить! На еду уже не хватает, приходится на даче работать. Иначе не прожить! Я вот – ещё ветеран труда, поэтому за проезд по двести рублей отдаю, а остальные пенсионеры берут проездные по четыреста рублей!
– Денег нет, тогда зачем к Интернету подключились? – узнавал Виталий.
– А я что, не человек? Окно в мир-то всё равно надо иметь! Не воспользоваться мировым достижением – просто кощунство! Признаюсь, что я не покупаю ни мяса, ни молока, питаюсь овощами с огорода, но чтобы отказаться от Интернета… Никогда!
– До нормальных капиталистических отношений нам, действительно, далеко. Люди работают на хозяев, которые не соблюдают никаких законов о труде, чтобы не платить налоги ведут двойную бухгалтерию и выдают две зарплаты. Одну по ведомости, другую в конверте. А потом люди будут мизерную пенсию получать, – неожиданно поддержал Валерию Виктор. Остановил проходящих по вагону с корзинкой разносчиков напитков, попросил еще четыре бутылки пива и тут же раздал. Валерия деликатно отказалась. Парни открыли  крышки и потянули «халявное» пиво прямо из горлышка.
– A я по роду деятельности, ездил с проверками на заводы и фабрики. И никаких нарушений не нашёл. Нет никакого двойного дна. Откуда возьмутся лишние деньги, чтобы в конверте давать? – не сдавался Виталий.
– Наивный! Как откуда? Больше выпустили, больше реализовали, вот и деньги. А государство у нас для функционирования самого государства, а не для обеспечения нормальной жизни населения. Неужели непонятно? –  говорил Виктор, допивая пиво.
– Я вот читала в Интернете, что мы получили класс всемогущей бюрократии, которая никогда не станет разгонять самоё себя – нарушать принцип равновесия и стабильности! – добавила Валерия.
– Контроль над чиновниками нужен! Доход и расход всех членов семьи должен быть прозрачным. Купили машину или квартиру, покажи, где деньги взял? Только кто это будет делать? Сам себя чиновник проверять не станет! – продолжал Виктор.
– А реформа здравоохранения? Додумались позакрывать мелкие поликлиники, а нормальных дорог, чтобы довезти роженицу, например, до роддома нет. На сто сотрудников с зарплатой по десять тысяч рублей есть главврач и десять-пятнадцать заместителей, зарплата которых по сто тысяч рублей. Средняя зарплата по области официально около десяти тысяч, а если спросить у прохожих на улице сколько они получают, большая часть скажет, что работы нет и они не получают ничего, или зарплата пляшет от пяти до восьми тысяч. А тарифы ЖКХ! Навязали посредников – Управляющие компании, которые сразу же повысили ставки на услуги. Из года в год собирают деньги на капитальный ремонт и ничего не делают. Если же случится авария с трубами или батарея потечет – платишь дополнительно и столько, что пенсии не хватает. И молишь Бога, чтобы ничего с гнилой сантехникой не случилось. Отдавать деньги просто так – это дикость! Поборы бесконтрольные… Заплатил деньги, не получил взамен никаких услуг, за коммуналку платишь отдельно. Получается, коммунальные услуги – одно, а дань – другое. Это не укладывается в голове, но это так. Попробуй подать в суд на них? Чтобы подать заявление, надо идти к юристу, заплатить ему… а где гарантия того, что судья примет твою сторону? А нервотрепка, а инсульт или инфаркт не хочешь, а жизнь класть на борьбу за справедливость, на борьбу с мафией по силам? А тебя всё равно обдерут, заставят платить и взамен ничего не сделают. Нет здравого смысла, но мы так живём, продолжаем жить, приходится жить и платить просто так, чтобы отвязались, не довели тебя до больницы. Но главная проблема всё же – это безработица, – возмущалась Валерия. 
–  Уж если такие востребованные заводы, как спиртзавод и сахарный обанкротились, что о других говорить?
– Ты, Виталий, постоянно говоришь, что альтернативы Путину и Медведеву нет. Но, вот, интересно, ведь все мы смертны. Дай Бог, конечно, им доброго здоровья и долгих лет жизни. Но если вдруг Путина и Медведева не станет, что тогда? И другой вопрос или проблема, что это за подход, когда выбранный народом президент назначает себе приемника, и если его не выберут, то всё, полный крах и пропасть? И зачем тогда выборы? Не проще ли, не дешевле просто назначить приемника на должность? – допивая пиво, спрашивал Виктор.
– Хочется просто жить. Оппозиция жаждет власти. И начнёт с передела собственности, собственников, народ опять окажется в выгребной яме, а расхлёбывать придётся, как всегда, нам. Надоело, – заявил Виталик.
И все же компания подобралась достойная. И Виктор и Виталий не уступали друг другу в спорах о политике, за разговорами и взаимным приятным общением время летело быстро. Виктор был недоволен абсолютно всем, хотя имел хорошую стабильную работу, связанную с транспортом и получал, как оказалось, больше всех, вместе взятых соседей по купе – двадцать тысяч рублей.
Поезд Бийск-Москва прибыл утром на Казанский вокзал в пять сорок. Валерия выставила свои тяжёлые сумки, где везла подарки – трехлитровую банку алтайского мёда, книги и вещи – куртку, обувь и платья Маши. Мёдом она мечтала угостить Машу, сестру Юлию и сотрудников из Союза писателей, которые встречали её тепло и дружелюбно. Она, надеясь, что Виктор, самый крепкий из мужчин, поможет вынести сумки на платформу, но тот, схватив свой портфельчик, попрощался и быстро направился к выходу. Валерия не стала торопиться: пусть народ схлынет, она постарается как-нибудь выбраться из вагона, но неожиданно помог тот, от кого не ожидала – хлипкий Виталий. Он вынес из вагона и помог поставить две сумки на тележку. Хорошо ещё, что продукты постаралась доесть.
Попрощавшись с Виталиком, без приключений добралась до станции метро «Люблино», а потом и до дома сестры Юлии, которая жила рядом со станцией метро в двадцатичетырёхэтажном доме. Входные двери ей открыла, предупреждённая сестрой, консьержка. Три лифта, один из которых огромный и грузовой, ожидали пассажиров. Поднявшись на нужный этаж, позвонила сестре. Та долго открывала тремя ключами одну дверь, двумя ещё одну, затем, одним, входную и, встретив, шёпотом стала отдавать команды:
– Говори потише, соседи услышат! Не проходи дальше! Раздевайся, переобувайся, оставляй грязные вещи в коридоре, потом сразу в ванную – мыться!
Валерия оставила вещи, понимая, что сестру надо слушать беспрекословно, переобулась в тапочки и под её конвоем прошла в ванную комнату.
– Вот тебе два полотенца – одно для лица, другое для ног, вот шампунь и мыло. Всё! Мойся, потом позавтракаем и спать. Сегодня ждала твоего появления, боялась проспать,  всю ночь занималась уборкой, и ещё не ложилась!
– Хорошо! – ответила Валерия Васильевна, понимая, что обижаться на командирский тон сестры не имеет смысла, человек заботится о ней, как может.
После ванной и вкусного завтрака спать не хотелось. Но Юлия, выключив свет в кухне, предложила Валерии досыпать в отведённой комнате, и ушла в спальню, а гостье ничего не оставалось делать, как прилечь на диван. Больше недели жития у сестры в прошлый раз она не выдержала. Главное, что напрягало – у неё не было ни компьютера, и тем более, Интернета. Днём и ночью занавешенная шторами квартира напоминала склеп, где даже в очках она ничего не видела, приходилось напрягать зрение, чтобы хоть что-то прочитать или написать.
Приходилось жить под пристальным наблюдением Юлии. Она зорко следила за каждым шагом и передвижением по квартире, ходила по пятам, наблюдая за тем, насколько разумно Валерия расходует холодную и горячую воду при мытье посуды, постоянно напоминала, что в квартире стоят счётчики. Юлия экономила на всём: запрещала без разрешения включать чайник и электроплиту, звонить по городскому телефону, потому что платила по особому дешёвому тарифу, начинала стирку после полуночи, потому что тариф на электроэнергию ночью в Москве намного дешевле, чем днём.
Но более всего, что раздражало Валерию – это общение с ней: разговоры Юлии на темы о том, как она больна, о лекарствах, которые горстями пьёт, о том, как ходит в храм, заказывает молебны, какие молитвы надо читать по утрам и вечерам, особенно от порчи. Она считала, что дочь её сглазили, зятя испортили, а соседи постоянно  подбрасывают к порогу заговорённый мусор. В больницу и церковь Валерия ходила редко, таблетки старалась вообще не пить, воспринимая их за вредные химические соединения, которые только вредят, а не помогают, часами готовить еду не любила, считая это потерей времени. А пустые разговоры ни о чём просто убивали. Она понимала, что сестра говорит о том, чем живёт, что важно именно для неё, старалась быть хорошим слушателем, но больше недели пребывания в её квартире не выдерживала, иногда ей казалось даже, что Юлия ведёт себя так специально. Далеко за полночь читала молитвы, и, перепутав день с ночью, засыпала под утро.
Да, за всё надо платить, пусть не деньгами, а душевным равновесием, неприятием происходящего, терпением… которого ей, казалось, было не  занимать, – думала Валерия. Но всякий раз нервы не выдерживали, терпение иссякало, и она появлялась у Юлии с таким нежеланием, с такой неохотой, что заранее волновалась и переживала. Хотя… а что она хотела, чувствовать себя, как дома?
Просыпаясь, Валерия старалась не беспокоить только что уснувшую сестру, и до обеда сидела в своей тёмной комнате, читала, напрягая зрение, поэтому без спроса, крадучись, стала включать светильник, затем электрочайник, чтобы попить с утра кофе, как привыкла дома. Жизнь под присмотром давалось нелегко, но это – Москва, а сестра старалась накормить, отказывалась брать деньги за продукты, беспокоилась за неё, при необходимости впускала, выпускала её. В подарок Валерия привезла заказанные Юлией лекарства от завода «Эвалар», находящегося в Бийске, но вскоре убедилась в том, что на месте изготовления их продавали намного дороже, чем в Москве.
Оказавшись в чистой и мягкой постели, Валерия незаметно для себя уснула, видимо, сказались и ранний подъём, и трёхсуточный переезд. От раздавшегося телефонного звонка она с трудом проснулась. Маша! Господи, неужели она скоро увидится с дочерью? Чтобы поговорить, она прикрыла дверь комнаты.
– Мама, привет. Ты где? Добралась до тёти Юлии?
– Добралась. Спим ещё, – ответила негромко мать.
– Время-то двенадцать. Мама, а можно я завтра приеду в Москву?
– Лапочка, я схожу на съезд к Жириновскому, и сама приеду к тебе. Что деньги-то зря тратить? – отговаривала Валерия Васильевна дочь, ужаснувшись тому, что сестра может отказать.
– Я по тебе соскучилась, завтра приеду.
– Маша, тебе здесь не понравится.
– А сколько комнат у тёти Юли?
– Квартира у неё четырёхкомнатная, живёт одна, но… ты же знаешь какой у неё характер.
– Мама, утром встречай на Ленинградском вокзале. Я отпрошусь. Возьму отгулы. А ты тёте Юле скажи, что я приеду. Билет куплю, позвоню.
– Хорошо, я поговорю с Юлией Георгиевной, но приезд твой будет для неё полнейшей неожиданностью.
– Давай. Пока.
– Дождалась бы моего приезда в Питер! – повторила Валерия, хотя несказанно обрадовалась тому, что завтра же увидит дочь, только… как сказать об этом сестре? Хотя она не должна отказать! Надо отдать Юлии целую банку мёда и во что бы то ни стало подсунуть деньги. Ох, задала Маша задачку!
И всё же это было жилье в Москве, за которое она ни гроша не платила.

***
Поезд из Санкт-Петербурга прибывал на Ленинградский вокзал в десять утра. Валерия Васильевна поставила в известность сестру о том, что приезжает дочь, извинилась несколько раз, отдала мёд, пыталась дать денег, но та наотрез отказалась.  Она договорилась с Юлией о том, что та выпустит её рано утром из квартиры. Валерия не в первый раз заезжает к двоюродной сестре. Останавливалась она, как и сейчас, не более, чем на неделю, но чувствовала, что скоро своим родственникам надоест. Ах, если бы купить хоть какое-то жильё в Санкт-Петербурге! Что можно продать в Бийске: дачу, гараж, одну из квартир? Надо хорошо подумать и поговорить об этом с дочерью, – рассуждала она, подъезжая к железнодорожному вокзалу.
Высокую стройную Машу в новой чёрной куртке с капюшоном, и небольшой перекинутой через плечо, сумочкой, Валерия заметила сразу, как только та вышла из вагона на платформу. Они обнялись.
– Ты-то зачем в Москву приехала? – спросила Валерия, не зная, о чём ещё можно на ходу спросить.
– Ничего себе, заявочки! Я по ней соскучилась, а она: зачем приехала? – тут же обиделась дочь.
– Лапочка! Деньги расходовала… Я бы через несколько дней сама появилась. Ну, раз приехала, вместе сходим куда-нибудь, – говорила она, не понимая того, до какой степени Маша устала жить в постоянном напряжении.
– Я поживу у тёти Юли дней пять, хоть отдохну.
– Ну, на отдых-то сильно не рассчитывай. Юлия, такая зануда, что, думаю, тебе не выдержать и трёх дней.
– Мама, если у неё тепло и тихо, я выдержу долго…
– Посмотрим. А с моим братом общаешься? – перевела Валерия разговор на другую тему.
– Нет. А зачем?
– Звонить-то хоть иногда надо. Родня всё же близкая. Резюме оставила бы. Вдруг работу найдёт, как обещал. Он ведь неплохую должность в Петербурге занимает.
– Мама, ничего он делать не будет. Я уже поняла.
– Но позвонить-то можно, язык не отвалится! Да и брат он у меня… единственный.
– Мама! Кто тебе дороже: я или он? – вдруг, остановившись, спросила Маша. Валерии показалось даже, что у дочери на глазах блеснули слёзы.
– Ты, конечно, ты – моя дочь!
– Тогда о нём мне никогда и ничего не говори! Как он мог через неделю, среди зимы выставить меня на улицу?
– Хорошо, приеду, разберёмся, – пообещала Валерия.
Ей казалось, что веским словом Вячеслав всё же должен обладать. А тут… Может, от неё отвык, а тем более от племянницы, которую видел всего несколько раз. В семье своей его, наверное, абсолютно всё устраивает, а ей он ничего не должен... Только не надо было обещать. Выкинул ребёнка, считай, на улицу и даже не поинтересовался, у кого она и как будет жить, не узнал адреса, не спросил, есть ли деньги! А если бы что случилось? Прекратились бы телефонные звонки, потеряла бы она связь с дочерью, и не знала бы, где Машу искать в пятимиллионном городе.
И только сейчас она заметила, как сильно изменилась дочь. Исчезла всегдашняя доверчивая открытость, улыбчивость, даже взгляд стал колючим и насторожённым. И эти неконтролируемые слёзы… почувствовала, как холодное недоверие коснулось и её. Маша казалась агрессивной и смертельно уставшей, захотелось обнять, растопить внутренний лёд… Поняла, что дочь и в Москву-то приехала только за тем, чтобы возле матери отогреться. Надо постараться отнестись к ней, как можно бережнее, – подумала Валерия Васильевна и обняла своего ребёнка. Слепая ярость схватила Валерию за горло и  душила так, что ни думать, ни рассуждать она  уже не могла… на глазах тоже закипели слёзы.
***
Сестра никак не выказала недовольства тем, что появилась Маша. Валерии показалось даже, что она стала более внимательной и терпимой к ней. Перестала придираться по пустякам, стала вкуснее готовить. Было такое впечатление, что она вспомнила основную свою семейную миссию – готовить и кормить семью. Или почувствовала себя нужной, необходимой хоть кому-то на этой земле. Глаза заблестели, она стала более шустрой и проворной. Валерия не узнавала свою сестру. Юлия, вставая рано, кормила их, выпускала из квартиры – открывала и закрывала за ними двери.
Если раньше, выходя от сестры, Валерия чувствовала себя так, будто вырвалась из плена, то теперь ощущение несвободы исчезло. Рядом шла дочь, а больше ей ничего и никого не было нужно. Она везла Машу в самое святое для себя место – Союз писателей России, куда каждый раз, бывая в Москве, ходила с трепетом и ожиданием чуда. Мечтала сама стать настоящей писательницей, издать написанное, и когда-нибудь попасть в Союз. Привела её в Дом писателя поэтесса – Галина Колесникова из Барнаула, с которой они встретились в Москве. Она познакомила её с руководством и со многими сотрудниками, но больше всего она подружилась с красивой дамой – секретарём приёмной комиссии Светланой Васильевной.
Теперь Валерии хотелось показать дочери этот храм, где высокие отношения, умные речи и интересные встречи стояли на первом месте. Для неё общение с писателями, разговоры на любые темы стали основным мерилом хорошего настроения.
Когда Валерия Васильевна вместе с Машей приехали в Союз писателей на проспект Комсомольский, в дом номер тринадцать, им крупно повезло: попали на торжественное вручение Большой литературной премии России за лучшие произведения.
На втором этаже, где располагался актовый зал Союза, в почётном президиуме сидели известные люди: руководитель Союза писателей России Валерий Ганичев, главный редактор журнала «Наш Современник» Станислав Куняев, заместитель руководителя писательской организации Геннадий Иванов, главный редактор издательства «ВЕЧЕ» Сергей Дмитриев…
Присутствовал весь цвет московской писательской организации. Валерия, которая думала о себе: «А кто я такая?», посчитала за счастье посмотреть на саму процедуру награждения, сфотографировать награждённых, и хоть как-то почувствовать свою причастность, прикоснуться к этому действу. Боже, а если бы ей оказаться на их месте? Конечно, мысли из области фантастики, хотя… этих, присутствующих здесь писателей она раньше не видела, ничего о них не слышала и не читала их произведений.
С удивлением увидела актёра Василия Ланового, сыгравшего немало характерных главных ролей, особенно нравился ей фильм «Офицеры», принёсший Василию Семёновичу всемирную любовь и известность.
– Он, что, тоже писатель? – с удивлением спросила она у сидевшего рядом организатора вечера Юрия Лопусова.
– Да, он пишет сказки для детей, он – член Союза писателей России.
– А где Светлана Васильевна?
– А вот и она, – тихо ответил Юрий Александрович и глазами показав на входящую  стройную женщину. Валерия первой уважительно поздоровалась с ней.
– Здравствуй, Валерия, – сказала та и тут же, лукаво улыбаясь, добавила: – Ты у нас общественница?
– Да! – улыбнулась Валерия Васильевна.
– Активистка?
– Конечно! – ответила она, не понимая, к чему та клонит.
– И с Алтая – родины Шукшина?
– Ну, да.
– Будешь вручать цветы дипломантам…
– Я?! – продолжала улыбаться Валерия.
Она не имела привычки отказываться от каких-то интересных предложений, но сейчас не осознавала, что предложение сделано серьезно.
– Валерия будет вручать цветы, – вдруг сказала Светлана Васильевна ведущему вечера Юрию Александровичу. Тот послушно кивнул головой, показал на букеты гвоздик, стоявшие в воде, и сказал Валерии:
– Валерий Николаевич вручает диплом, ты даришь цветы. Всем – розовые. Жёлтые гвоздики отдашь Василию Семёновичу.
Внутри у Валерии всё ликовало. Когда  ещё ей посчастливится подарить букет народному артисту СССР – Лановому Василию Семёновичу, которому, оказывается, за выдающийся вклад в пропаганду русской литературы, присвоена специальная премия?!  Только странно это: неужели в Союзе писателей не нашлось дамы, достойной вручить цветы? – принижала себя Валерия. Она села недалеко от Василия Ланового, не помнила себя от счастья, всё ещё не верила в происходящее, ощущала трепетность и значимость момента. Началось торжество – награждение лауреатов Большой литературной премии. Валерия ходила от кувшина с цветами к награждаемым, вставала рядом с дипломантами, после вручения  диплома, отдавала цветы и, повернувшись, смотрела на дочь, чтобы та её сфотографировала.  Вела себя спокойно, будто всегда этим занималась, как в порядке вещей, буднично и прозаично. Однако понимала, что долго не прийти в себя от изумления, упавшего счастья и внутреннего несоответствия: никогда ещё не приходилось участвовать в торжестве такого высокого уровня.
Один из награжденных не появился и Юрий Александрович подарил Валерии  оставшийся букет. Торжественная часть закончилась. Василия Ланового Валерий Ганичев увёл в свой кабинет, остальные подошли к приготовленному банкетному столу. Валерия  набрала понемногу всего, что оказалось на столе, и подала дочери, заметив, что в стороне стояли женщины из администрации Союза писателей, подошла к ним и, встав рядом со своей «крёстной матерью» – Светланой Васильевн, поблагодарила её.
Долго задерживаться не стали, отправились с цветами домой. Ехали в метро, оценивали произошедшее события. Валерия сомневалась, что когда-нибудь, кто-нибудь её заметит, оценит, и так же, как этих девятерых, наградит дипломами и деньгами. Эйфория вскоре прошла и оттого болела, тревожилась душа: даже такие испытания ей не по силам.
***
На другой день Валерия нашла номер домашнего телефона Аркадия, чей дед был когда-то священником в Бийске, и, позвонив ему, договорилась о встрече. Она не знала, есть ли у него жена, дети. Не знала удобно ли встречаться с ним и где, но когда мужчина предложил приехать на квартиру, она услышала, как женский голос подсказывал, как лучше до них добраться. Поняла, что жена у Аркадия есть, и хотя совершенно чужих людей опасалась, понимая, что Москва – город непредсказуемый, отказываться не стала, безоговорочно поверив москвичу. Да и что с ней может случиться? Они же вдвоём с дочерью поедут! Начала будить Машу, но та вставать наотрез отказалась, объяснив, что в тишине она хоть немного выспится.
Пришлось добираться одной. Валерия ещё раз прислушалась к своей интуиции, которая вела себя спокойно, и подумала о том, что, может, это и к лучшему, что дочь осталась: сама встречается впервые, не знает, как себя вести, а то бы ещё на дочь отвлекалась. А дома сидеть, караулить чужой сон, ей ни к чему. Она приехала в столицу на короткое время, и ей надо многое успеть, да и Маша пусть отдыхает, – думала Валерия, сидя в вагоне. Ехать до станции метро Царицино пришлось долго, а встретиться с Аркадием договорились на выходе.
– Я буду в длинной, чёрной шубе, – сказала она по сотовому телефону.
– Да мы, поди, узнаем друг друга, фотографии видели, – ответил Аркадий.
– Вряд ли. Сотовый с собой возьми, будем перезваниваться… – засомневалась Валерия. На основной фотографии ей тридцать восемь, а сейчас сорок пять, конечно, она изменилась. Поправилась вдобавок ко всему… Поднявшись по эскалатору, стала вглядываться в лица мужчин, но никого не признала, зато услышала мужской голос и удивилась тому, что Аркадий  первым обнаружил её.
– Валерия?
– Да! – обрадовалась она тому, что её заметили, и не придётся самой разыскивать человека, которого ни разу в жизни не видела. Она могла бы сказать по телефону, а лучше написать по интернету, что архив сгорел, но она везла пачку фотографий о городе для того, чтобы встретиться с реальным человеком.
Обернувшись, она замерла. Перед ней стоял небольшого роста худощавый мужчина в молодёжном «прикиде»: модной куртке и фуражке с длинным козырьком, которые очень шли ему. Большие голубые глаза, тонкие черты лица… Очень приятный мужчина, даже очень, – подумала Валерия и двинулась вслед. Он шёл так стремительно, что женщина еле успевала за ним. И хотя появилось смущение, и мужчина сразу ей понравился, Валерия несколько раз строго одёрнула его.
– Не беги так быстро! Я не успеваю!
Аркадий ненадолго приостанавливался, а потом вновь ускорял шаг. На ходу рассказывал о себе, как из Алтая его родители переехали в Москву, где он родился и вырос.
– За последний год я сильно похудел, – зачем-то сказал он, и Валерии понравилось то, что человек так доверительно сообщил о своём, возможно, сокровенном, о том, что волнует его больше всего.
– Зато хорошо выглядишь и бегаешь, как молодой, – заметила она.
– Строительство дворцового ансамбля в Царицино началось по указу Екатерины Второй, но до революции его так и не достроили. А достраивать пришлось уже в следующем столетии… – на ходу начал рассказывал о своём районе Царицино Аркадий. – Потом сходим, погуляем, я покажу тебе весь ансамбль и парк…
Ей хотелось пройти прогулочным шагом, оглядеться, рассмотреть не известный район… Однако приходилось идти быстрым шагом, почти что бегом, и, то спускаться с горки, то подниматься наверх. Валерия успевала смотреть лишь под ноги. Вскоре она взмокла и понимала, что когда появится у Аркадия, будет выглядеть не лучшим образом. Хорошо, что квартира находилась в пятиэтажке, да ещё на первом этаже, поэтому подниматься никуда не нужно, иначе бы Валерия не выдержала. Худеть, милая, надо. Худеть! – думала она, проходя в коридор квартиры Аркадия.
Встречающих оказалось много: огромная собака, две кошки и довольно молодая чернявая женщина. Жена?
– Лариса… – представил Аркадий женщину и предложил Валерии: – Раздевайся, разувайся, будь, как дома. Ты не бойся, собака не кусается! Лариса, дай тапочки.
И тут же вышел, хлопнув дверью: сигареты забыл купить в киоске.
– Лариса, – обратилась к женщине Валерия. – Аркадий так быстро бежал, что я за ним еле успевала. Можно умыться?
– Можно. Я и халат могу дать. Тапочки выбирайте…
Валерия прошла в ванную комнату, умылась, переоделась в чужой голубой халат, скинув мокрую кофту, хотя и чувствовала себя не в своей тарелке, настроилась на позитив: пусть воспринимают такой, какая есть. Аркадию, своему одногодку, понравиться хотелось, но она понимала, что сделать этого невозможно: у человека молодая жена. Сегодня Валерия впервые увидела его, и, возможно, больше НИКОГДА не увидит. Отдаст диск с фотографиями, попросится за компьютер, посидит в Интернете – у неё там, наверное, нападало много писем, что неудивительно: со дня отъезда прошла неделя, а остальное… «до лампочки!» Но… мужчина хорош! Ничего не скажешь!
Аркадий вскоре вернулся. Лариса пригласила садиться за стол. Валерию усадили на почётное место – место Аркадия. Гостья огляделась. Однако! Каких только блюд на столе нет! Молодец, Аркадий! Встречает, как дорогую родственницу – на высшем уровне.
– У меня в квартире все приблудные живут, сказал он. – Двух кошек, щенка подобрал. Ворону с подбитым крылом увидел, принёс в дом. Лариска жила у соседей на квартире, отказали, тоже жить разрешил. Три года назад. Даже сын её взрослый теперь с нами живёт. Хочешь, и ты приезжай, живи, сколько хочешь.
– Аркадий! Ну, что ты говоришь! Приблудные! А Лариса вроде и не обижается, –  заметила Валерия. – А мне пока есть, где жить!
– А что ей обижаться? Я правду говорю!
Валерия рассказала о том, как ходила в Успенскую церковь, что архив сгорел, что привезла диск с фотографиями красивых зданий и соборов города Бийска. От Аркадия узнала, что он в своё время окончил педагогический университет, работал художником в кинотеатре. Сейчас делает макеты соборов Москвы из соломки и круглых деревянных палочек. Возможно, продаёт их, – подумала Валерия.
Лариса молча улыбалась, подкладывала еду, убирала тарелки со стола, тут же их мыла, неприметно и ненавязчиво ставила новые блюда. Всё у неё получалось ловко, быстро, почти профессионально. Валерия решила сделать ей комплимент, хотя женщин хвалила редко.
– Лариса, а ты молодец, хорошая хозяйка, да и женщина красивая, – сказала она.
– Молодые – все красивые, – заметил Аркадий.
Оказалось, что жена моложе его на двадцать лет. Да, квартирный вопрос в Москве стоит на первом месте! – подумала Валерия.
– Фотографироваться будем? – предложил гостье Аркадий.
– Давай. Потом в Интернет кинем, – ответила Валерия и прошла вслед за Аркадием в смежную комнату, где стоял компьютер, а в клетке, действительно, сидела ворона.
Аркадий подал Валерии макет церкви, она впервые держала на ладони и разглядывала маленькое чудо – великолепную толи игрушку, толи серьёзную и даже святую вещь. Хозяин сел рядом, неожиданно крепко обнял её за плечи, приготовился к фотосессии, жестами стал показывать Ларисе, как и на какую кнопку нажимать, другой рукой продолжал обнимать Валерию.
Потом предложил ей сесть за компьютер, и Валерия увидела, что писем, уже утративших свою актуальность, действительно, оказалось много. Валерия начала удалять их, с головой ушла в Интернет, и даже не заметила, как Лариса подставила ей кусок торта и чашку с чаем…
– А помнишь, когда мы ездили к твоему брату в гости, ты там так нажрался, что вышел не на своей остановке? – вдруг заявила Лариса.
Неужели у молодой женщины появилось чувство ревности? – поразившись, подумала Валерия и посмотрела на Аркадия. Тот промолчал – у хозяина не нашлось, наверное, слов для ответа, и, чтобы нарушить возникшее молчание, сгладить неловкость, Валерия поинтересовалась:
– А чем вы ворону кормите?
К станции метро Валерию провожала почти вся их дружная семья: Аркадий, Лариса, кошки и огромная, ростом с телёнка, собака. На прощание Аркадий вновь пригласил Валерию приходить к ним в гости, приезжать в любое время и даже оставаться жить, если понадобится.
Валерия сидела в вагоне метро и непроизвольно улыбалась: её приняли, как родную. На прощание пообещала, что при возвращении из Санкт-Петербурга, заедет к ним и заберёт готовые фотографии, Аркадий был намерен провести экскурсию по Царицино, но заезжать Валерия уже не стала, зачем?
***
И все же Валерии довелось побывать на двадцать втором съезде ЛДПР вместе с дочерью, хотя поняла, что ходить на мероприятия с матерью Маша не стремилась. И хорошо, что Валерия успела съездить в Царицино одна, она успела поговорить с Аркадием откровенно, посидеть за компьютером столько, сколько понадобилось, никто не одёргивал и не торопил её домой. Когда к вечеру вернулась, оказалось, что сестра и дочь только что проснулись. Валерия удивилась этому, но ничего не сказала. Ну, Юлия, ладно,  она всегда полусонная, но чтобы и дочь спала целый день, это слишком. Валерия попыталась растормошить родных, во всех деталях и красках стала рассказывать о том, как съездила в гости к совершенно незнакомым людям, призналась потом дочери, что чувствовала себя у них, как дома, что мужчина ей очень понравился, и осталась довольна тем, как её встретили.
– Лапочка, ты зачем в Москву приехала, если идти никуда не хочешь? – спросила Валерия.
– К тебе! – с обидой в голосе, сказала дочь.
– Деньги расходовала, время теряла… Ну, раз приехала, пойдём завтра отмечать двадцатилетие ЛДПР! – уговаривала она Машу.
– У меня же приглашения нет!
– А я сделала два экземпляра. Пойдем…
– А если не пустят? Ты должна быть в списках приглашенных, а меня там, ясно, что нет!
– Bернёшься тогда к тёте Юли, – сказала Валерия, и, вспомнив недавнее прошлое, начала рассказывать: – В Бийске я пыталась найти деньги на поездку, так как не была ни членом ЛДПР, ни делегатом съезда, поэтому записалась на приём к мэру – Анатолию Мосиевскому, но попала к заму – молодой дамочке, которая долго убеждала меня, что деньги на партийные мероприятия они давать не обязаны. Я пожалела потом, что потеряла по времени целый день! В очереди сидели, в основном, молодые мамочки, которым некуда было девать своих деток. Мне показалось это странным, неужели, думаю, для того, чтобы получить место в детском саду, они должны проходить административный приём?! Денег ни родной город, ни местные ЛДПРовцы, а их в городе оказалось всего двое, не дали, поэтому я не стала «заморачиваться» – купила за свой счёт билет до Москвы на нижнюю полку плацкартного вагона, и поехала!
Так тринадцатого декабря они попали на Ильинку. Перед входом в Гостиный двор стояли пикетчики – толпа с плакатами, противниками ЛДПР, репортаж показали потом по телевизору, но мать с дочерью приехали, видимо, так рано, что никого не заметили, хотя посмотреть на толпу протестующих было бы интересно: пикетов вживую сибирячки не видели.
На входе Валерия подала два приглашения охранникам, которые предложили пройти через металлоискатель, и, проверив сумочки, пропустили внутрь здания. Конечно, Валерия знала, что в списках дочери нет, поэтому, подойдя к столу регистрации делегатов, сразу призналась, что приехали вдвоём.
– Не ехать же ей назад, в Алтайский край. Вот наши паспорта… – хитрила она, боясь, что дочь не пропустят и той придется возвращаться к сестре одной.
И, действительно, фамилию Валерии в списках нашли сразу, и выписали  пропуск. Она вдруг почувствовала, что без дочери не двинется с места до тех пор, пока обеих не пропустят. По мере переговоров напряжение нарастало,  Валерия продолжала уговаривать женщин, вознамерившись стоять насмерть. Видимо, поняв это, одна из распорядительниц стала звонить в организационный комитет, Валерия, не успев возмутиться и сильно расстроиться, как Маше легко выдали пропуск, а потом и по чемоданчику с подарками.
Пройдя регистрацию, увидели вместительный зал с рядами  кресел, красивыми красными сиденьями, огромную, летающую у потолка зала, арматуру с камерами, стенды, с выставленной на обозрение партийной литературой…
Встретили сибирячек предупредительные молодые парни, одетые с иголочки, проверили приглашения, выданные на регистрации, проводили до места. Делегаты съезда заняли первые ряды. Полный зал людей, сцена, возле которой  вились телевизионщики – всё  оказалось торжественным, помпезным и достойным обозрения. Настроение вскоре стало праздничным и приподнятым. А ведь здорово, что они сюда попали!
Под звуки гимна ЛДПР, под рукоплескание поднявшихся с мест людей, вошёл Владимир Жириновский. Руководитель медленно поднялся на сцену. Он горбился, поступь была тяжёлой, но губы его, торжественно сомкнутые, показывали, насколько он серьёзен. Делегаты, стоя, продолжали рукоплескать.
Вначале речь Жириновского Валерию не впечатлила: лидер партии ровным спокойным голосом вещал об истории развития России, о том, что она и без него знала. Потом дал оценку настоящим событиям в современной обстановке, люди  слушали его в полнейшей тишине, как зачарованные. В конце выступления голос Жириновского становился всё крепче, громче, набирал вибрирующую силу, лозунги и тезисы он почти что выкрикивал, отводя главную роль в будущем России партии ЛДПР.
Присутствующие азартно хлопали в ладоши, вскочив со своих мест. Да, Жириновский – хороший оратор. Он умеет говорить, умеет настроить толпу на нужный лад! – с удовлетворением  отметила Валерия Васильевна, поднимаясь и аплодируя со всеми вместе. Она с самого начала переживала за него, сомневалась в том, что он справится с длинной речью. И вдруг почувствовала огромное облегчение, будто именно ей, он только что сдал экзамен на отлично.
Фильм о партии ЛДПР – «ЛДПР – 20 лет борьбы», оказался фильмом о самом лидере, а в подаренных чемоданчиках – два диска с песнями в исполнении Жириновского и о нём. Там же – настенный календарь, органайзер, ручки, значки, записная книжка, пакеты – всё с символикой ЛДПР, и только что вышедшая из печати его книга – «Мысли и афоризмы»… Но в его высказываниях, которые потом Валерия с удовольствием прочла, ничего необычайного не увидела. Просто человек сказал всё, что знал. А почему бы и ей не написать о том, что думает, видит и знает о провинции, о столице, о стране в целом? – взволнованно подумала тогда она.
Особо отличившихся партийцев Жириновский награждал медалями и одаривал подарками – часами. Каждого  он характеризовал лично, вручал уникальные  награды, но ни одного, кто сравнился бы с ним по известности и значимости, не оказалось: сплошь неизвестные имена, о которых Валерия слышала впервые. Владимир Жириновский – беспокойный ревнивый лидер, он не терпел рядом с собой никого другого.
В перерыве – бесплатный обед из трёх блюд без алкоголя, а затем концерт с участием известной тогда группы «Сливки». Пение группы ни Валерии, ни Маше не понравилось, наверное, поэтому певицы поворачивались, чтобы привлечь внимание, старательно показывали задние части своих тел.
И все же впечатления от встречи оказались сильными и приятными. Людей в партии много, а Жириновский один. И то, что фильм об ЛДПР, оказался фильмом о нём, это даже правильно! За двадцать лет люди менялись, а партия во главе с ним, как была, так и осталась.
После выступления утомлённый, и, как показалось Валерии, с заносчивой неприступностью во взгляде Владимир Жириновский, окружённый охранниками, прошёл мимо них. А ей так хотелось сфотографироваться с ним! Когда она попадала на Всемирный Русский Народный Собор, бывший там Алексий Второй не отказывался фотографироваться со всеми вместе! Валерия была разочарована: такую даль ехать, быть в шаге от такого неоднозначного политика и даже не сфотографироваться с ним!
– Ну, как тебе съезд? – спросила она у дочери на выходе из Гостиного двора.
– Я не покаялась, что пришла, – ответила Маша.
– И что особенно понравилось?
– Всё! Мама, ну когда мы с тобой были на таких мероприятиях? И праздничная обстановка, и основательный доклад Жириновского, и нужные подарки, и угощение, и концерт вживую, – всё мне, на самом деле, понравилось!
Возвращались «домой» в хорошем настроении. Обсуждая мероприятие, Маша, наконец-то, оживилась и начала улыбаться. Тогда Валерия решилась спросить её о брате.
– С Вячеславом общаешься?
– Нет. А зачем?
– Может, позвонить? Мало ли что?  Родня всё же. Вдруг работу найдёт, он же обещал! Он ведь неплохую должность занимает – заместитель Управляющего по строительству, какого-то там Управления, не знаю, как точно эта организация называется… и свою клинику для животных держит!
– Мама, делать он для нас ничего не будет. Я уже поняла.
– Он же брат мой… единственный.
– Он – твой брат, вот и звони сама.
– Вот приеду и разберусь... – сказала Валерия и замолчала, боясь разговорами о брате вновь расстроить свою ненаглядную дочь.
***
– Машенька, сходим завтра в синагогу? Мы там ни разу в жизни не были, – предложила Валерия дочери. Сидеть дома она, действительно, не собиралась, насиделась в Бийске, и теперь старалась использовать каждый день нахождения в столице с пользой. Да и дочери хоть какое-то разнообразие в жизни не повредит.
– А тебе каким боком эта синагога? – спросила Маша.
– Никаким.
– Зачем тогда идти?
– Ну, во-первых, я хочу убедиться в реальности существования одного человека. Я с ним переписывалась по Интернету. Это он дал адрес синагоги, сказал, что мне бесплатно дадут Книгу – своего рода еврейскую Библию.
– Зачем тебе еврейская книга?
– Интересно почитать, составить своё мнение о евреях. У них своего государства  никогда не было. Только в тысяча девятьсот сорок седьмом году, когда родилась и я, Сталин подписал договор об основании, а через год появилось новое государство Израиль, всего двадцать тысяч квадратных километров. И тут же ещё и Палестина появилась, где живут арабы из Ливана, Иордании, Сирии, Саудовской Аравии. Хотя… я могу и заблуждаться. А площадь Алтайского края, для сравнения, составляет сто шестьдесят восемь тысяч квадратных километров, сейчас бы Горно-Алтайская республика взяла и начала с нами войну. Кому бы это понравилось? Ну, и евреям не нравится.
– До синагоги далеко ехать? – выясняла Маша, потягиваясь.
– До станции метро «Китай-город», где вчера у Жириновского были!
– Хорошо, а потом пешком до Красной площади дойдём, погуляем…
– Вы куда? – удивилась сестра, увидев своих родственниц одетыми.
– В Московскую хоральную синагогу… она здесь считается вроде центральной, Спасоглинищевский переулок, – ответила Валерия, улыбаясь.
– Вы что, с ума сошли? Там-то что забыли?
– Вернёмся, расскажем…
Теперь, рядом с дочерью, Валерия не чувствовала себя в напряжении от общения с сестрой.
– Не стучи, не греми, ничего не трогай… сама тут живу на птичьих правах, да ещё тебя, выходит, пригласила. Никогда в жизни не доводилось  быть бедной родственницей – приживалкой, а вот приходится, – жаловалась Валерия дочери. – Юля готовит, насильно кормит меня, а деньги за продукты не берёт, а то, что я покупаю, не ест! Будто специально делает меня нахлебницей.
Валерия, действительно, положение своё переносила болезненно, казалась бесконечно униженной и уязвлённой. Сестра, интересы которой не распространялись дальше платежей и молитв, читала ей нотации о том, как надо жить и вести себя в той или иной ситуации. И каждый раз от нарастающей тревоги Валерию охватывали приступы бессилия, желания всё бросить, уехать и больше никогда не появляться в её тесном мирке, ограниченном стенами квартиры, с вечно занавешенными окнами! Казалось, что в этом тихом склепе давно похоронено всё светлое и жизненное. Так хотелось рвануть на себе невидимые путы, вырваться из мрака и глотнуть свежего воздуха полной грудью.
Разгребая горы таблеток, Юлия говорила о них с такой нежностью, любовью и восхищением, что Валерии хотелось заткнуть уши.
– Вот эти таблетки от головы, эти от суставов, эти от сердца, одни надо пить до обеда, другие через час после еды…
– От сердца, чтобы его не было? – не выдержав, уточняла Валерия, внутренне усмехаясь, но сестра даже не замечала сарказма.
– Чтобы не болело… – отвечала она серьезно. Они не слышали друг друга, и Валерия вдруг поймала себя на мысли, что если она считает сестру приземлённой, точно так же и та может посчитать её не от мира сего.
– Ох, опять не выспалась, голова гудит, как чугунная, — стонала Юлия показным старческим голосом, вызывая у Валерии бурю протеста, раздражал не только болезненный тон, но и казавшееся лицемерие.
– Мама, а зря ты считаешь тётю Юлю отставшей от жизни. Она довольно-таки адекватная и себе на уме. Только придуряется, что ничего не понимает. Будь с ней поосторожней.
– Да, я знаю, по гороскопу она – Телец, этот знак хоть и земной, но цепкий и непоколебимый, если в чём-то уверен полностью. Это мы с тобой всё летаем в облаках – воздушные знаки!
Маша шагала рядом с матерью – высокая, стройная, такая родная и понятная. Шли они по улицам Москвы, а Валерии казалось, что у себя дома. Вот она, вот дочь и больше ничего не надо. Валерия рассказала ей о Страннике:
– Я переписывалась по Интернету с известным израильским  журналистом. Он уехал из Союза двадцать лет назад. Два высших образования – МГУ и Ленинградский технологический, ну, если не врёт, конечно, физик, знает двенадцать иностранных языков, пишет стихи, прозу и  политические статьи, из-за которых его знают. Но в Интернете столько фонтомов, что уже ничему не веришь. Мне не столько Тора нужна, сколько есть желание убедиться, что человек существует на самом деле.
Искать синагогу не пришлось. Чуть отойдя от станции метро, они увидели мощное, основательное, будто на тысячелетия, здание синагоги. На входе их встретили вежливые охранники, проверили сумочки, пропустили через кабинку металлоискателя, попросили предъявить документы.
– А можно увидеть главного раввина? – спросила Валерия.
– Пройдёте по коридору к приёмной, вот в ту дверь, – предложил молодой охранник и рукой показал направление, а потом, разглядывая паспорт, смущенно улыбнувшись, спросил: – Вы из Алтайского края?!
– Конечно, как вы успели заметить… по документам.
– А я в Барнауле родился, – сказал парень. Это столица Алтайскогокрая.
Валерия Васильевна  удивилась тому, что судьба свела её с земляком именно здесь.
– Да, мы это знаем, раз там живём, – сказала Валерия, не зная, что в данной ситуации можно еще сказать, и  они двинулись по коридору к приёмной главного раввина. Охранник проводил их взглядом, полным ностальгического тепла.
– Вы к кому? – спросил  пожилой охранник,  сидя на стуле прямо у дверей кабинета.
– К главному раввину – Адольфу Шаевичу.
– Вы записаны на приём?
– Нет. Но мы приехали из Алтайского края и у нас к нему дело.
– Я не могу пропустить вас без предварительной записи. Вначале надо отметиться у секретарей. Они назначат вам день и время, скажут, когда подойти.
– Но мы завтра уезжаем! – уговаривала Валерия. Но охранник был непреклонен.
– Нет. У нас такой порядок. Он только что прилетел из Америки. И к нему много людей по записи.
– Так… А Вы можете доложить, что мы от Михаэля… – сказала Валерия и назвала имя и фамилию Странника, ещё не веря, что это сработает. Но охранник нехотя поднялся, зашёл в двери кабинета и через некоторое время вышел.
– Проходите, – предложил он несколько удивленным тоном.
– Я здесь тебя подожду, – сказала Маша.
Валерия прошла в кабинет, который показался ей довольно скромным. Старая мебель, не современный стол… Навстречу поднялся плотный пожилой мужчина. Приятное лицо, борода, но если бы Валерия Ввсильевна увидела его в толпе, взгляд не выделил и надолго не задержался бы на нём. Мужчина был вежлив, скромно улыбался, будто не она к нему пришла с просьбой, а он.
– Здравствуйте… Я от Михаэля… Он посоветовал к вам зайти.
– Я знаю его… – ответил раввин, поздоровавшись, и предложил присесть.
Валерия растерялась, будто попала в другой мир, другое измерение. Странник отправил её за Торой, сказав, что Книгу ей обязательно подарят.
– Он сказал, чтобы я попросила у Вас Книгу… – напрямую заявила она, не зная,  о чём можно говорить человеку, которого видит впервые, и в кабинет которого она попала с таким трудом. Раввин поднялся, открыл дверцы книжного шкафа, перебрал несколько книг, раскрыв одну из них, сказал:
– Есть Книга. Но только на иврите.
– Нет, – ответила Валерия. – Этого языка я не знаю.
– Тогда Сидур – молитвенник на русском языке и иврите. Возьмёте?
– Да, – согласилась она. – Автограф дадите?
С книгой в руке мужчина вновь сел за стол, написал: «С самыми наилучшими пожеланиями в жизни! Главный раввин России». И подписался, поставил число, подал ей.
Валерия встала, посчитав свой визит оконченным. Она не сказала ничего лишнего, вела себя настороженно, однако человек – хозяин кабинета был так же тактичен и предупредителен.
– Спасибо. Всего доброго, до свидания, – попрощалась Валерия и направилась к выходу.
– Всего доброго, – повторил и раввин.
Валерия выскочила из кабинета в коридор с огромной книгой в тысячу страниц, и только тут смутилась: неужели она это сделала?  Маша, глядя на неё, улыбалась.
– А можно нам войти в зал Синагоги? – спросила она у пожилого охранника.
– Конечно, – ответил тот, поднялся, довёл их до входа и распахнул перед посетительницами двери.
– Спасибо, – сказала Валерия, и они вошли в зал.
Помещение было огромным, даже больше, чем в Храме Христа Спасителя, куда они ходили с Юлией, или так показалось, потому что не было многочисленной сверкающей атрибутики, как в христианских храмах.  Прихожане сидели на лавочках и читали. Рядами стояли крепкие, с резными спинками и подлокотниками, широкие деревянные новые скамьи. Горели светильники, оформленные в виде плоского подсвечника с шестью свечами – три с одной и три с другой стороны. Видимая простота: никаких изображений, блестящих золотом икон и одежд. В помещении почти пусто. Двое, Валерия поняла, что раввы, мирно беседовали у кафедры. За отдернутой занавеской стоял обеденный стол со стульями. Здесь, видимо, и трапезничали…
– Интересно, разрешат нам здесь сфотографироваться? – поинтересовалась Валерия у дочери и нерешительно подошла к служителям. Получив утвердительный ответ, попросила:
– А сфотографируйте нас, пожалуйста...
Они встали где-то посередине зала, а раввин нажал на кнопку фотоаппарата. Валерия отметила, на сколько лицо его нездорово-бледное, будто не бывает на свежем воздухе и не видит солнца.
Выйдя на улицу, Валерия Васильевна спросила у дочери:
– Ну, и как тебе синагога?
– Впечатляет!
– А тебя?
– А я поразилась тому, как нас встретили в Синагоге. Именем Странника передо мной открыли двери в другой мир. Главный раввин, только что приехал из Америки, у него секретари и охранники, а ведёт себя на удивление скромно и тактично. Как видишь, отношение к людям в синагоге другое: пришёл в храм, сядь, посиди, подумай о Боге, а не о том, что ты устал стоять два часа на ногах и сейчас упадёшь, как в христианских храмах. И от Бога не отвлекает, здесь всё просто и надёжно. Кстати, а почему мы не посидели на скамьях? А книга, смотри какая интересная. Начало страниц проставлено с конца. А переплет какой! А сделана как! Знаешь, а мне бы хотелось принадлежать к какому-то религиозному сообществу… а то  мы – будто одни на всём белом свете.
– Да ладно тебе! Мы и без религии  обойдемся.
– Без религии, без обрядов можно обойтись. А вот без Веры нельзя.
– Веры в кого?
– В Высшие силы, я думаю, что они есть, существуют, и наша судьба, наверное, в их руках. И Бог, мне кажется – один на все религии. Можно проявлять свою Веру, думаю, через любую религию, это зависит от окружения, в котором человек родился. А можно от самого себя – лишь бы Бог был в Душе. Я не считаю себя атеисткой. Конечно, проявлять Веру нужно в обрядах, но если ты не приучен с детства… то показухой заниматься поздно, мне это кажется лицемерием и даже враньём. Как та же Ольга, жена брата, – считает себя верующей, носит крест, молится, крестится, обряды соблюдает, а божеского в душе ничего нет, если выгнала тебя. А когда брат уходил от неё к другой, бегала к гадалке, делала какие-то наговоры на иголки и втыкала их  в двери любовницы, чтобы брат вернулся, мне Юлия потом рассказывала.  Для таких, как она , нет разницы с кем общаться: с тёмными силами, со светлыми, наверное, лишь бы польза была… Жаль, что мама не воспитала меня в Вере, потому что сама была сиротой – бабушка умерла при родах. А вообще-то, в советское время россиян в атеизме воспитывали…
Валерия ещё долго рассуждала  на тему религии, однако это никак не повлияло на мировосприятие дочери.
***
Утром надо было уезжать в Санкт-Петербург, билеты они купили заранее, в тот день, когда Валерия встретила дочь на Ленинградском вокзале. Собираясь в дорогу, Валерия радовалась, как никогда, наконец-то, она попадёт в Санкт-Петербург, вырвавшись на свободу, поживёт у дочери.
– Мама, а ты у меня жить не будешь! – вдруг жёстко сказала Маша, когда они сели в поезд Москва – Санкт-Петербург.
– Почему? – поразилась Валерия Васильевна.
– Да, я там с бабой из коммуналки поругалась, тебя увидит, позвонит хозяйке, выгонят обеих.
– Тогда я сама поговорю с Татьяной.
– А что толку? Они и ей житья не дают. Меня заселяла, разрешение у всех соседей спрашивала.
Миша уехала из дома с пятнадцатью тысячами рублей, в расчёте на то, что за квартиру ей платить не придётся, ведь она будет жить у родственников! А когда пришлось уйти от брата, отдала эти деньги за жильё вначале Андрею, потом бабушке, теперь Татьяне… Валерия вспомнила, как ещё из дома по Интернету она кинула клич своим «сайтовским друзьям» из Санкт-Петербурга с просьбой найти ей жильё, чтобы там жить, когда приедет из своей Сибири. И как откликнулась всего одна дама – Татьяна Мокина. И  передала комнату дочери. Маша жила теперь в огромной комнате Татьяны на Васильевском острове уже пятый месяц и платила всего четыре тысячи.
– Почему я не буду у тебя жить? –  вновь спросила Валерия. – Татьяна мне эту квартиру обещала, вот приедем, я разберусь соседями…
– Нечего и разбираться, выгонят, куда обе пойдём?
– И что ты предлагаешь?
– Предлагаю тебе пожить у брата.
– Ещё неизвестно, возьмёт ли он меня… Да и ездить от них до Питера не хочется. Те же собаки покусают. Вообще-то, я к тебе приехала!
– Пока я работаю, будешь жить у него, а в выходные у меня. Мама, это серьёзные дела! Такую огромную комнату за такие мизерные деньги найти вообще нереально! Мне просто повезло.
– Ну, да, – разозлилась Валерия. – Если бы я не договорилась.
– Не поняла юмора…
– Татьяна хотела заселить в эту комнату меня, когда приеду, ей нравятся мои рассказы, но я уговорила её отдать жильё тебе, надеясь, что потом будем жить вместе! Понятно? И где теперь мне жить?
Валерии так не хотелось ехать за город, к брату, который так подло поступил с ними, видеть вечно растрёпанную и злобную золовку – Ольгу. Да и не к ним она ехала – к дочери, с которой теперь и видеться нельзя! Вспыхнула обида на брата, на Машу, на всю неустроенную жизнь…
Разговора о том, где Валерия будет жить в Санкт-Петербурге с дочерью не заводила, считая, что жить они будут вместе – это само собой разумеющийся выход, это она нашла эту комнату, иначе, зачем бы ей торопиться в Санкт-Петербург, если можно жить у сестры в Москве!
Но делать нечего, поезд с наивным названием «Юность» вовсю уже подбирался к Санкт-Петербургу. Валерии ничего не оставалось делать, как положиться на «авось». Вдруг да всё само собой утрясётся и ей не придётся напрягаться и что-то предпринимать. Искать себе другую квартиру, платить деньги она не собиралась. Никуда не денется, не выгонит, – подумала она о дочери.
– Разберёмся! – вслух сказала Валерия Васильевна.
Маша по-прежнему сидела рядом, и Валерия, расслабившись, ничего не видела и не слышала. Спокойствие овладело ею. Какие могут быть невзгоды, склоки, проблемы, если они вместе, кто им помешает, какие ещё соседи? Чужой город, в котором живёт дочь, теперь и для неё должен стать родным, и не может быть к ней плохого отношения! Не может, и всё тут! Она приедет и разберётся. Какая ругань, если она никогда и ни с кем не ругалась! Валерия склонна не верить даже дочери, чем думать о том, что её любимый город воспротивится, восстанет против неё. Такого просто не может быть!
 До Московского вокзала добрались, когда за окном ничего не просматривалось. Просто темень и всё. До Васильевского острова, где жила теперь дочь, добирались на метро. И по сравнению с московскими станциями, питерская подземка показалась ей родной, уютной и чистой… а люди интеллигентными и лиц кавказской национальности меньше, чем в Москве. Настоящий славянский город, сплошная вежливая русская речь и доброжелательность. Ну, чем тут её могут обидеть? — размышляла Валерия.
– Мама, я загляну, если в коридоре никого не будет, быстренько забежишь, – сказала Маша, подойдя к подъезду дома, где снимала комнату, и эта нервозность вдруг передалась и Валерии. Только сейчас она осознала, насколько дочь обеспокоена и напряжена. И, наконец-то, сама почувствовала испуг, робость и опасность. Проскочив по узкому длинному коридору до конца за несколько секунд, она перевела дыхание, с нетерпением ожидая, когда дочь откроет двери и залетела в комнату, не помня себя. Да!!! Такого она не ожидала, чтобы втихаря, крадучись, точно ворам, пробираться в своё жилище. Тихо, боясь стукнуть или скрипнуть, мать и дочь разделись. Разговаривали шёпотом, стараясь не обнаружить себя. Маша сходила на общую кухню с ковшом за холодной водой, поставила кипятить воду на небольшую электрическую плитку прямо в комнате.
– Есть хочешь? – вполголоса спросила она у Валерии.
– Нет! Чаю попьём! – прошептала та.
– Ну, ты громче-то говори! А то ничего не слышно.
– Сама напугала!
– Напугаешь тут.  Я поругалась с соседкой. Она оказалась нервной до предела, даже драться на меня кинулась. Узнает, что ты приехала, такой вой поднимет!
– А вот ругаться-то не стоило. Ты со всеми успеваешь ругаться! А почему соседи распоряжаются?
– Мама, это же коммуналка! Даже Мокина разрешения спрашивала на моё заселение. Они зависимы друг от друга.
И всё-таки Валерии не верилось, что отношения с соседями настолько плохи. С недоверием отнеслась и к словам дочери, зная, какой она может быть резкой. «Насобачилась», когда работала в милиции, – подумала Валерия. И если она будет разговаривать вежливо, то соседи не должны быть собаками по отношению к ней. Однако решила стать ниже травы и тише воды.  Главное сейчас – встретиться с директором турфирмы, быстренько забрать путевку, о которой договаривалась по Интернету, и отправиться в вояж по странам Европы!
Вспомнила, как написала Александру о том, что поедет в Петербург на всю зиму! Как она ошибалась!
***
Да, жить теперь ей негде, но напрашиваться к брату и смотреть на них после всех событий совершенно не хотелось. Она появилась в Санкт-Петербурге из-за Маши, почти год мечтая увидеть и пожить рядом с ней. А тут такая ситуация, что у дочери оставаться нельзя, а у брата появляться не хочется. Оказывается, для того, чтобы соседи дочери не обнаружили новую жиличку, нужно периодически исчезать, потом ненадолго появляться, вновь исчезать, не показывать, что живёт в квартире постоянно.
– Машенька, если меня всё же обнаружат, говори, что живу у брата, а к тебе в гости приезжаю на выходные, – предложила Валерия.
– Конечно, постоянно жить у меня нельзя, Мокина узнает, цену за комнату взвинтит раза в два. Это тебе не Бийск, на общественных началах ничего не делается, за всё надо платить!
– Я бы заплатила, чтобы жить спокойно, но в одной квартире с чужими людьми жить не хочется… соседи ни тебе, ни мне житья не дадут. Постараюсь купить путёвку и уехать куда-нибудь.
Ей и, правда, так хотелось побывать за границей, съездить в  Европу, своими глазами увидеть знаменитые города, такие, как Париж, Лондон… понять настоящую, не выдуманную жизнь европейского человека. Ещё дома она сделала распечатку тура, где каждое слово, каждое предложение завораживало и приводило в трепет. Даже не верилось, что она попадёт в сказку, впервые в жизни увидит закрытые для неё ценности. Сейчас вот съездит по туру, заскочит к брату, зайдёт в Санкт-Петербургский Дом писателя и… назад  в Москву, к сестре, отдохнёт немного, и тогда уж вернётся домой, в свою Сибирь! Поэтому, какие там проблемы, какие соседи, что будет дальше – ей всё равно! Огромная притягательная сила звала к намеченной цели, и, казалось, ничто не могло остановить Валерию и помешать выполнению намеченных планов!
***
Когда, Маша вышла на работу – кратковременный отпуск закончился, Валерия, с опаской, будто воровка,  начала ежедневно выскальзывать из чужой квартиры, спускаться с третьего этажа, и, немного расслабившись,  шла на запланированную с вечера экскурсию.
В этот раз, помня наказ отца Ермогена, Валерия отправилась искать усыпальницу Ксении Блаженной. Увидев возле станции метро Василеостровская купола, зашла в красивый собор, чтобы узнать об усыпальнице, уж там-то наверняка скажут, где её искать. Войдя, трижды перекрестилась, осмотрелась: верующих оказалось немного, увидела  молодую интеллигентную даму, и, не пояснив, как следует вопрос, спросила:
– А где можно найти Ксению Блаженную?
Дама молча показала на икону, висевшую прямо перед ней, и Валерия, взявшая с собой две свечи отца Ермогена, поставила перед иконой одну из них, правда, удивилась тому, как легко нашла то, что хотела.
– А где сама гробница? – узнавала она.
Дама пояснила, что усыпальница находится на Смоленском кладбище, и подробно рассказала о том, как дойти до остановки, дождаться нужного автобуса. Валерия, подумав о том, что зря она обрадовалась, вышла на улицу. Погода казалась ужасной: дул сильный, пронизывающий морозный ветер, он то поднимал с дороги снег, кружил в воздухе, то бросал его, засыпая  Валерию, которая вмиг продрогла. Она подумала о том, что появиться сегодня на кладбище  – не самый подходящий день, но и времени у неё в обрез: в любой момент могут попросить из квартиры.
Автобус долго не появлялся. Пока Валерия стояла и думала о том, что делать дальше, подошла всё та же молодая особа и сообщила, что поедет вместе с ней на кладбище. Валерия удивилась этому, но обрадовалась, наверное, высшие силы, узнав её сомнения, отрезали пути к отступлению.
Женщины долго добирались до Смоленского кладбища, вначале на автобусе, потом пешком и, подойдя к часовне Ксении Блаженной, присоединились к небольшой очереди. У входа оказались минут через десять.
– Сегодня людей мало – холодно, обычно по целому дню в очереди стоят. Знаете, как надо просить у Ксении Блаженной? – спросила дама.
– Нет… – ответила Валерия и для пущей убедительности покачала головой.
– После выхода из часовни, нужно обойти её три раза, у каждой из четырёх стен остановиться, и, прислонившись рукой, а лучше лбом, проговорить своё желание. А потом положить записку с просьбой в ящик.
Валерия вошла вместе с шустрой дамой в часовню, дошла с верующими в очереди до усыпальницы и, приложив руку к крышке, произнесла всё, что написала в записке.
Затем по совету всё той же дамы, на бумаге о здравии поставила своё имя и имя Маши, а на листе об упокоении близких – имена умерших: отца, матери, двух своих мужей, и, подав обе записки молодому красивому, в богатых одеждах батюшке, заметила его удивлённый взгляд. Когда Валерия спросила у сопровождающей дамы, в чём дело, узнала, что вместе с записками верующие подают и деньги, однако возвращаться не стала.
Дама повлекла её к столу, указала на вазу, с насыпанными в ней засохшими лепестками цветов и только тут Валерия отметила, что многие верующие принесли живые цветы. Люди клали их на крышку гроба усыпальницы, касались рукой и горячо нашёптывали свои прошения.
– Лепестки с усыпальницы Ксении Блаженной обладают целебным действием, – сказала сопровождающая. – Их можно прикладывать к больным местам.
В часовне она поставила вторую свечу, полученную от отца Ермогена. Набрала лепестков, обошла стены и только тогда положила записку в ящик. Когда ставила свечу, данную отцом Ермогеном, попросила у Бога не только здоровья себе и дочери, и хорошего мужа для неё, но и помощи жителям Бийска: пережить нищету, безработицу и невнимание со стороны властей.
Ей так хотелось верить, что просьба её будет услышана Высшими инстанциями, но в автобусе, когда возвращалась назад на Васильевский остров, её охватили сомнения: уж не уподобилась ли она тем дикарям, что прыгают вокруг костра, просят у ветра пригнать им тучи для дождя? Валерия долго находилась в смятении: не будут же люди ходить  к святым, если их просьбы не исполняются? Или для этого нужна твёрдая вера в чудеса? И зря она не дала денег батюшке, но она же не знала… Хотя потом можно было ещё раз  к нему подойти…
***
И всё же, несмотря на сомнения, в женский монастырь Валерия отправилась уже на другой день. Везла с собой третью и последнюю свечу Ермогена. Добравшись до станции метро Петроградская, находящейся на синей линии, Валерия шла до монастыря одна, постоянно останавливалась и спрашивала прохожих о пути до реки Карповки, на берегу которой и должен стоять монастырь.
Она не торопилась: погода наладилась, ветер успокоился, резко потеплело, Валерия медленным прогулочным шагом дошла  до мостика, и двинулась вдоль по набережной к женскому монастырю имени Иоанна Кронштадского. Она думала о том, как должны быть счастливы люди, живущие в этом городе, ведь они ежедневно любуются уникальными строениями Санкт-Петербурга, у каждого из которых своя история?! Открывшийся вид на прекрасный Храм поражал  роскошью и красотой. Валерия пожалела, что не взяла с собой фотоаппарат. Подходя, ещё издалека увидела зажжённые свечи, у входа три раза перекрестилась, пытаясь настроиться на соответствующий лад.
В помещении, где покоились мощи Иоанна Кронштадского, она прикоснулась к крышке гроба-усыпальницы, спокойно, не торопясь, проговорила просьбу… отошла и огляделась: искрящие золотом иконы, горящие свечи, тихие верующие… Миссию свою помнила: зажгла большую свечу, данную отцом Ермогеном, поставила недалеко от усыпальницы Иоанна Кронштадского, и вновь попросила напомнить Богу о проблемах своего города. Не станет же она ставить чужие свечи, а просить поблажек для себя. Наконец-то, она исполнила просьбу бийского священника! Затем, купив свечи поменьше, поставила их за здравие своей семьи. Попила святой воды… Внимательно наблюдая, что делают окружающие, буднично копировала их поведение. Здесь никто не подсказывал ей, как вести себя, верующих оказалось не так много, как в часовне Ксении Блаженной.
Нахождение в храме Валерии хоть и не казалось обыденным, однако особого духовно-восторженного настроя не появилось. Приход в храм продолжала воспринимать, как поход в музей.
***
А у Валерии ежедневно появлялось лишь одно алчное желание: незаметно выйти на улицу и оказаться как можно дальше от коммуналки.
На этот раз она собралась съездить в турфирму на Лиговский проспект. В свои выходные Маша сопровождала мать, зная, что города та не знает.
– Машенька, – сказала она, когда спускались в метро. – Знаешь, я заметила, что у меня постепенно меняется восприятие Санкт-Петербурга. Я перестала подолгу разглядывать интересные дома, воспринимать его городом – музеем. Появляется впечатление, что я просто живу здесь и всегда жила… И всё, что окружает меня, как в порядке вещей.
– Мама! А местные вообще не разглядывают город. Они просто живут. Я теперь каждый день езжу на автобусе мимо Эрмитажа? Ну, еду мимо здания и что?
– А помнишь раньше мы ходили везде, как по святым местам! Для меня это – интересное открытие! Я кажусь себе, видимо, теперь частью города, потому что живу внутри его, а раньше отделяла себя от Питера, – с изумлением ответила Валерия.
И, действительно, Валерия заметила за собой, что теперь она так пристально не разглядывает сам город…
Агентство они нашли с трудом, хотя адрес знали, попали вначале не туда, куда надо, заблудившись во дворах-колодцах. Виктория – директор тур-агентства встретила их по - официозному приветливо.
– Проходите, раздевайтесь, присаживайтесь! Сейчас агент освободится. Чай, кофе, вода? – спросила вошедших Виктория.
Но Валерия, как всегда, начала свой разговор.
– Спасибо! Пока не надо. Я вам писала по Интернету, и мы договаривались на счёт тура во Францию через Финляндию. Вначале паромом. Затем на автобусах…
– Вы Валерия Васильевна?
Валерия обрадовалась, неужели её запомнили по имени и даже отчеству, и мечта приближена настолько, что стоит только отдать деньги, как она окажется там, где хотела быть.
– Да. И документы я привезла.
– Давайте посмотрим… Вы… из Алтайского края?!  А я думала, что из Москвы или Питера… – разочарованно протянула она.
Даже отношение сразу поменяла. Если из провинции, тем более, из Сибири, значит, второсортный человек? Вот, и проблемы начинаются, почему для россиян – одни требования, а для москвичей и питерцев совсем другие? – подумала Валерия, но вслух ничего не сказала.
– Я к тому, что Шенгенскую визу делают только для жителей СПб и Лен.области, а россиян оформляют в Москве, а эта история долгая, на декабрь по времени попасть уже не успеете, придётся ждать очередной тур. Можно оформить визу и в Петербурге, но надо взять гарантийное письмо от человека с постоянной регистрацией в Санкт-Петербурге,  и справку о том, что он получает не менее двадцати тысяч рублей в месяц, ещё надо написать, что он спонсирует вашу поездку, – продолжала  Виктория, и обратилась к Маше: – Вы сможете дать такое письмо?
– У меня временная регистрация, а справку могу взять, – ответила она.
– А других знакомых или родственников в Питере нет?
– Зачем спонсор, если деньги мои? – удивилась Валерия и вспомнив о Вячеславе, сказала: – А письмо и справку я могу взять у брата! Он здесь больше двадцати лет живёт.
– Он будет как бы поручитель. Для тех, кто визу делает, письмо – это гарантия того, что вы потом вернётесь. Но взять бумаги нужно как можно быстрее. Тур начинается двадцать шестого декабря, сегодня семнадцатое, для того, чтобы успеть оформить визу в финском консульстве, бумаги надо взять завтра, в крайнем случае, послезавтра.
– Ну, что, надо звонить брату. Думаю, для него не составит труда взять на работе эти бумаги. Не денег же я прошу! – сказала Валерия дочери.
Симпатичная девушка – агент Дарья долго искала названный тур, найдя, по инерции или обязанности стала рассказывать о том, как хорошо там будет…
– Даша, – прервала Валерия. – Расскажи основное. Не надо подробно. Видишь, с визой ещё не порядок.
Так ни о чём, не договорившись, они возвратились в коммуналку.
Валерия испытала шок от того, что её увидела одна из соседок. Но дочь успокоила.
– Это Оксана, я с ней в хороших отношениях. Можно не бояться…
Оксана, на три года старше Маши, успела родить троих детей. Вторая беременность принесла двойняшек. Крики, шум и рёв детей Валерию напрягали, однако сама она не имела права громко разговаривать, щёлкать замком и хлопать дверью…
 Живя  в коммуналке, Валерия уже извелась: вздрагивала от негромкого стука или плача детей, пряталась от соседей, выходила из комнаты только под утро, часа в четыре принимала душ, втихаря набирала на кухне холодную воду, чтобы днём кипятить её в чайнике, и утром не показывалась  на глаза живущим там пяти семьям, что постоянно ссорились между собой.
Даже в туалет сходить – проблема. Она долго прислушивалась, выглядывала из-за приоткрытой двери, и, только поняв, что соседи разошлись, покидала своё убежище, «летала» по коридору, стараясь не скрипеть и не топать, тихо кралась туда и обратно… Потом собиралась и так же, крадучись, выходила на улицу, шла гулять по Санкт-Петербургу.
***
– Маша, придётся позвонить брату и  съездить к нему в гости. Я возьму у него гарантийное письмо.
– А если не даст?
– Маша, бумажку жалко? Не денег же попрошу! – повторила она.
– Звони, если хочешь…
Позвонив брату, Валерия сказала, что не мешало бы им увидеться, посидеть и поговорить… Валерия рассчитывала взять письмо, отвезти в агентство, выкупить путёвку, и потом пожить у него хотя бы неделю.
Договорившись с Вячеславом встретиться у станции метро «Ладожская», Валерия вместе с Машей, которую с трудом уговорила поехать к брату, зашли в магазин, купили торт, и кое-что из продуктов. Она постаралась успокоиться и  настроиться на дружеский лад. Не напоминать брату о том, что он практически через неделю выгнал дочь, хотя и обещал помочь… А теперь она зависит от него. Конечно, поведение Вячеслава становится всё более непонятным. Неужели Валерия не сможет  найти с ним общего языка, неужели брат стал относиться к ней, как к чужой? Но такого не может быть в принципе,  Валерия сможет исправить, а может, и улучшить отношения и с племянницей. Всё же он – родной дядя, а ей – брат. Ведь не зря говорят: «свой своему – поневоле друг».
И, действительно, увидев Вячеслава Васильевича, сестра забыла обо всём, обняла его… И брат, казалось, тоже обрадовался встрече.
– Слава, – попросила Валерия,  когда они сели в машину и поехали, – Я собралась за границу, хочу съездить в круиз по Европе, но для оформления визы нужно гарантийное письмо от питерца. Сделаешь?
– Какие проблемы? В Питере живу давно, регистрация постоянная.
– Смешные люди!  А письмо, они думают  – это гарантия того, что я не останусь за границей. Какой смысл мне оставаться? Без семьи и без денег? – объясняла ему Валерия, хотя тот уже согласился дать письмо.
Валерия помнила его тем – милым и добрым братиком. Почти полвека, а точнее, сорок пять лет назад, в молодой семье родились близнецы – брат и сестра. По мере взросления они защищали друг друга, учились в одной школе, сидели за одной партой, вместе делали уроки… Судьба  разлучила их после того, как брата «забрали» служить в армии, а потом Вячеслав с армейским другом уехал в Санкт-Петербург, поступил в институт… и жизненные пути их разделились. И всё же они – самая близкая и единственная родня! – размышляла Валерия, сидя рядом с братом.
***
Ольга подозрительно посмотрела на золовку, сквозь зубы поздоровалась. Валерия  никогда не обращала на неё особого внимания. Она часто бывала в Ленинграде в командировках, приезжала к брату и совсем не учитывала настроения невестки. И это стало её ошибкой. За всё время общения Валерия не только не нашла общего языка с ней, но никогда и не стремилась к этому. Вот и сейчас Валерия поздоровалась со всеми, заметила мать Ольги – Наталью Аркадьевну, которая, видимо, гостила у них, обрадовалась её присутствию и поздоровалась с ней персонально. Эта интеллигентная женщина Валерии всегда нравилась.
– На первом этаже у нас нежилые комнаты, заставленные старой мебелью, холодильниками и телевизорами. Тут же занимаемся стиркой. На входе стоят старые автомобили – раритет, –  хвалился Вячеслав, проводя для сестры экскурсию по дому. – У кого, что лишнее было, всё ко мне везут: тут и тёщины вещи, и Машиной сестры, и подруг… У нас всем места хватит… Всё старое, но в рабочем состоянии,.
Да, места хватило всем, кроме единственной племянницы, – подумала Валерия, но мысли вслух озвучивать не стала. Она приехала не ссориться.
– Второй этаж – жилой, из холла можно войти во все комнаты и в кухню, где мы по вечерам собираемся, делимся новостями, принимаем гостей, едим, смотрим телевизор. Кухня – самое тёплое помещение. Третий этаж не достроен, в верхних комнатах никто не живёт.
– Холл огромный, – заметила Валерия и подумала: ну, а на чердаке, кроме Маши, а может, и меня, никого поселить вы не посмели бы.
И на этот раз собравшиеся сидели на кухне, говорили ни о чём… Валерия слушала престарелую мать невестки. Брат дипломатично улыбался, Маша с Валерией вообще молчали. Обстановка казалась напряжённой, неприятной, но Валерия пока не расстраивалась: завтра к вечеру брат привезёт ей гарантийное письмо, и они уедут  в Питер. Что ей до Ольги, до её надувшейся физиономии! Рядом дочь, любимый брат, и причём тут чужая женщина, которая ей никаким боком? Поздно вечером гости ушли в отведённую им  гостевую комнату на том же этаже, где обитали хозяева.
– Мама, вот увидишь, он не даст тебе никакого письма! – ещё раз высказала дочь свою точку зрения.
– Ну, как не даст? Он же сказал, что даст! Маша, ты совсем-то уж плохо о людях не думай! Он может и не докладывать Ольге. Доживём до завтрашнего вечера.
– Ты-то живи, а с меня и сегодняшнего дня хватит. Видела, как Ольга крысилась на нас.
– Ну, а нам-то что? Сами еду купили. Не голодные, что ещё надо? Завтра к вечеру Слава письмо привезёт, поеду в Париж… увижу чудо... люди со всего мира рвутся туда. Знаешь, даже не верится, что попаду! Надеюсь, ты-то не против?
– А почему я должна быть против! Я буду только рада за тебя…
– Ну, может, скажешь, чтобы деньги тебе отдала и не ездила.
– Мама, у тебя своя жизнь, у меня своя, я знаю, с каким трудом ты накопила эти деньги.  Ничего вкусненького себе не покупала, наверное, не говоря уж об одежде.
– А что покупать? Овощи и фрукты из сада-огорода. Сама хлеб пекла, только масло подсолнечное для салатов покупала. А вкусненькое – клубника с грядок, малина с сахаром, спелая вишня, груш нападало сорок ведер …  Раздавала всем. Компотов на зиму понаделала. Ягоду свежую заморозила. До сих пор есть.
– Да знаю я тебя. Заэкономилась, наверное, в доску. Не надо мне твоих денег, я теперь свои получаю, выходит по двадцать пять тысяч, Мокиной плачу четыре, начала откладывать, не хуже тебя, понемногу. Кстати, тоже могу съездить куда-нибудь по турпутевке… когда в отпуск пойду…
– Ну, немного хоть успокоила. И возвращаться назад не хочешь?
– В Бийск? Нет, конечно. Что там делать? Работы-то нет. А я тут парня встретила, Мишей зовут, Михаилом…
– Если назад не поедешь, может, купим здесь коммуналку? Продадим одну из квартир, дачу, гараж… – предложила Валерия Васильевна.
– Ой, эта история долгая.
– Долгая, но и так жить нельзя. Скитаешься по чужим углам… деньги огромные платишь ни за что. А как у тебя дела с Михаилом? – перевела разговор на другую тему мать.
– Мама, наши отношения тебе не понравятся! Я с ним встречаюсь. А живёт он с бабой в Петербурге, у неё трёхкомнатная квартира. Его родители – в Ленобласти. Час езды на электричке.
– Машенька, зачем тебе с ним время терять, если парень женатый.
– Они живут гражданским браком, – сообщила Маша.
– Ну, и что? Если бы серьезно относился...
– Мама, не начинай. Мне он сильно нравится!
– Прям, сильно?
– Да! Никто, кроме него, мне не нужен! – сказала дочь, и Валерии показалось, что на глазах у неё вновь появились слёзы. Валерия осознала, что зря ругает собственного ребёнка: видно, жизнь у дочери итак не складывается, ещё и она лезет...
– Маша! Ну, что теперь, мы же не виноваты, что мужчин в России мало! А кто есть… разрывается на нескольких баб. Изворачиваются, лгут, лицемерят. Бегают от одной к другой. Нервы свои и наши портят. Где уж тут до воспроизводства детей дойти? В Интернете ищут виртуальную любовь, психолог вон Юрий Левченко – мой сайтовский друг из Москвы, на полном серьёзе одобряет так называемый ВИРТ и не находит в этом ничего плохого.
– А что такое ВИРТ?
– Маша, это виртуальный секс!
– А ты откуда знаешь?
– Сайтовский друг пытался просветить меня.
– Любви все возрасты покорны… – засмеялась дочь, и Валерия с облегчением вздохнула: наконец-то рассмешила Машу.

***
Утром обнаружила телефонный звонок, пропущенный в два часа ночи. Сашка!  Ненормальный! Встречаться не хочет, зачем тогда звонил?
И всё же его звоночек именно в это время, во враждебной обстановке оказался как нельзя кстати. Валерия вспомнила, как она радовалась первым его сообщениям, как потом ругалась с ним, мучилась, переживала… как оказавшись в Москве, пыталась поговорить с ним, а он понёс чепуху, и Валерия поняла, что Александр встречаться с ней не хочет.  Правда, они уже не друзья, однако всё же взял и сам позвонил…
Маша уехала с братом в Петербург, Валерия, пройдя в кухню, вспомнила о том, что ей рассказывала дочь, и, не дожидаясь приглашения, первой спросила:
– Машенька, привет! Я по утрам кофе пью, найдётся?
Валерия попила кофе, который выпросила, считай, сама и, продолжая сидеть на мягком диване, стала смотреть телевизор. Всё равно здесь более комфортнее, чем в дочериной коммуналке, она радовалась уже тому, что сможет потом спокойно помыться. Валерия не обращала внимания на хозяйку, которая всё время демонстративно молчала. И только появление Машиной престарелой матери как-то разрядило обстановку. На столе хоть и стояли вазы с эклерами, Маша накормила их кашей, а потом накричала на мать, что та много ест. Припомнив, что вчера и братик-то с ней почти не разговаривал, вёл себя отстранённо, будто чужой, Валерия мысленно возмутилась:
– Да что же это такое с людьми творится?!
Вечером появился Вячеслав Васильевич и заявил, что в Париж сестре ехать не надо.
– Вначале съезди в Египет, нам с Машей там очень понравилось.
– Но я не хочу в Египет, – ответила, изумившись, Валерия. – Ты сделал мне письмо?
– Нет, зачем тебе письмо, если для Египта виза не нужна.
Валерии оставалось только посмотреть на него. Она поняла, что жена за ночь настроила его против сестры. И что ей сейчас делать: закатить истерику, возмутиться, накричать на брата, или выйти вон, на ночь глядя, неизвестно куда?
– Завтра вместе съездим на станцию метро «Чёрная речка» – у нас там знакомая в бюро путешествий работает, и купишь себе путёвку в Египет.
– А я не хочу в Египет, – сказала Валерия, и отправилась в свою комнату. Плохо ведёшь себя милый братик, совсем уже обнаглел… неужели не понимаешь, что деваться некуда? Или, наоборот: всё понимает и специально делает так, чтобы достать, а ведь она рассчитывала у них пожить с неделю… Утром придётся уехать, добраться с Вячеславом до метро, распрощаться навсегда, и отправиться в своё агентство, чтобы сказать, что с письмом ничего не получилось. Виктория, возможно, что-нибудь да придумает. А в Египет можно съездить в любое время – это самые доступные и дешёвые туры, которые предлагают в каждом агентстве. Получается, что в Европу она не съездит, а деньги издержит. И когда ещё наскребёт столько денег – не известно. Обида захлестнула настолько, что придя в «свою» комнату, Валерия долго лежала без движения, понимая, насколько сильно её постарались задеть, ну, Ольга, ладно, она чужой человек, а он – единственный брат?!
Валерия долго не могла уснуть. Да, родственнички называются! Странная эта Машка, непонятно, чего хочет, занимаясь интригами?.. И зачем она к ним приехала? Убедиться в том, что братских чувств у человека не осталось? 
Было желание расплакаться не хуже дочери, но понимала так же, что ни к чему хорошему её расстройство не приведёт. Она слышала, что на кухне шёл телевизор, но видеть неприятные для неё лица уже не хотелось. Вдруг среди книг в шкафу увидела книгу Достоевского «Преступление и наказание», вспомнила обещание отцу Ермогену побывать у могилы этого писателя. Раскрыв книгу, начала перечитывать и увлеклась настолько, что забыла о времени.
Когда брат заглянул к ней с пожеланием «спокойной ночи», Валерия безмятежно улыбнулась ему. Морально она приготовилась к дальнейшим испытаниям…
***
На другой день она вернулась в Санкт-Петербург…но воспоминания об отношениях с невесткой и братом не отпускали. Бог с ними, с родственниками, у которых она рассчитывала хоть недолго пожить. Ладно, не помог дочери, нагрузка, действительно, нешуточная, но чтобы отказать в пустяковой просьбе – не дать ни к чему не обязывающее письмо ей, это слишком! Валерия подумала, что если уж выбирать среди безвизовых государств… так пусть это будет Святая земля! С неё и начнёт свою первую заграничную поездку, тем более, что поездка в Египет стоит в два раза дешевле, чем в Израиль. Успеет ещё и в Египет съездить, но позже, когда наскребёт меньше денег. Когда брат позвонил по сотовому телефону и предложил встретиться у метро «Чёрная речка». Валерия посмотрев на Машу, сказала:
– Братик… Решил убедиться, что я покупаю путёвку в Египет.
– Мама, у тебя нет брата. Не отвечай ему. Пусть звонит, сколько хочет…
– Он решил указать, как мне жить и что делать дальше! – возмутилась Валерия.
– Скажи ему, чтобы больше не звонил! – подсказывала Маша.
– Вячеслав, я  завтра уезжаю в Израиль. Пока, – сказала Валерия совсем не то, что хотела. Просто не повернулся язык послать брата подальше, уколоть, сделать больно ему. Появилось недовольство собой, братом, неприятный осадок усиливался тем, что на неё разозлилась и дочь.
– Мама, он выгнал меня, не помог тебе, вместо Франции едешь в Израиль, а ты сюсюкаешься с ним! Предаёшь меня! Выбирай, кто тебе дороже: он или я?
– Ты, конечно! – ответила Валерия, чувствуя себя виноватой
– Зачем отчитываешься, куда ты едешь?
– Хорошо! Я вообще с ним разговаривать не буду!
– Точно? Пообещаешь, а сама будешь отвечать.
– Клянусь, что не буду!
– Неужели не понимаешь – они специально унижают нас! – в сердцах ответила дочь, и отвернулась. На глазах появились слёзы…
Настроение у Валерии становилось всё более отвратительным после ошеломляющих переговоров с братом и дочерью, перед которыми пришлось выкручиваться… Хотелось обнять Машу, пожалеть, погладить по голове, как в детстве, но, обидевшись, и дочь перестала с ней разговаривать. Что за жизнь пошла?! – вздохнув, подумала Валерия.
***
Жить в Питере было негде, Валерия отдав девятнадцать тысяч рублей, выкупила себе неделю безмятежного отдыха у моря, и бежала из холодного и агрессивного Санкт-Петербурга.
В день отъезда с утра выпал снег, ей пришлось идти в кроссовках по какой-то несусветной водяной и снеговой хляби потому, что тысячи ног растоптали и распинали его. Валерия Васильевна старалась идти быстро, в Петербурге стало довольно морозно – минус семнадцать градусов, остерегалась набрать снеговой воды, тогда бы ноги  у неё точно замёрзли… но об этом старалась не думать. Дочь дала ей кроссовки, вместо шубы она накинула мягкую лёгкую куртку, ведь летела она в жаркие страны с температурой воздуха плюс тридцать. Самолёт вылетал в пятнадцать часов, посадка начиналась за два часа до вылета, а в аэропорту надо появиться раньше, чтобы успеть ещё доллары купить, – размышляла Валерия.
Она приехала к дочери налегке, вещей взяла немного, а теперь покаялась, что купальник не купила, когда побывала в «Апрашке» – так называли в народе вещевой рынок  Апраксин двор. Она выбрала раздельный купальник своего размера, подержала в руках, но брать  не стала, может, денег пожалела: дома был новый купальник, может, просто не верилось, что появится у моря. Вот не верилось и всё!
Путёвка оказалась горящей и для Валерии настолько неожиданной, что она до последнего часа не знала: едет она или нет. Билет Даша из туристического агентства привезла поздно вечером, перед днём отъезда. Да и в Израиль она ехать не собиралась. Она рвалась в Париж, увидеть Францию – увидеть мир. Но туда её не пустили, а из безвизовых стран она выбрала Израиль ещё и потому, что, во-первых, и главное – не подчиниться приказу брата, во-вторых, побывать  на Святой земле, ведь отец Ермоген отправил её по святым местам, а, в-третьих, по рассылке от Странника она получала статьи об Израиле, и почему бы воочию не увидеть эту загадочную страну?
Валерия вначале шла по Первой линии Васильевского острова, осторожно ступая по слякоти, и думала лишь о том, чтобы без происшествий добраться до аэропорта Пулково. В метро оказалось не только тепло, но и жарко, по спине лилась жидкая влага, и, выйдя на улицу, она сразу замёрзла. Транспорта долго не было, многие садились в такси, но поблажки для себя Валерия не планировала. Когда ноги капитально замёрзли, ей пришлось подпрыгивать, ходить туда-сюда, топтаться на месте…
Наконец, Пулковский автобус подошёл. Люди толпой кинулись к дверям, со скрежетом открывшимися, Валерия, боясь не попасть, рванулась вперёд, в образовавшуюся пробку, все толкались, ни на шаг не продвигаясь в салон, пока толпа не пронесла её вперёд, и, не обращая внимания на пассажиров, Валерия заняла сиденье. Автобус оказался переполненным и настолько старым, что с трудом перемещался. Валерия расплатилась за проезд, и боялась только одного: чтобы автобус не сломался, не развалился, и она не опоздала. Сидела в напряжении, ожидала конечной остановки, и чтобы отвлечься от неприятных ощущений – замерзающих ног, смотрела в окно. Ещё не совсем рассвело, Валерия видела мелькающие огни машин, силуэты домов... Машинально наблюдала за движением пассажиров в автобусе, как они выходили, заходили, принося очередную волну мороза. Она знала, что едет до конечной остановки и, замерев от холода, сидела, не шелохнувшись, держала на коленях мокрые сумки, старалась не задеть случайных соседей.
Наконец, доехали. С трудом переставляя окоченевшие ноги, вышла из салона автобуса, по скользкому льду с осторожностью добралась до дверей огромного здания аэропорта. Вошла и только тут с облегчением вздохнула. Ярко горели лампы красивейших люстр, сверкал чистый паркет, блестели медные поручни на лестницах, поднимающихся на второй этаж. В воздухе витало ощущение праздничного оживления. Теперь бы только уточнить, куда  она попала, ведь есть Пулково-1, а есть аэропорт Пулково-2, а потом можно будет сесть и расслабиться. Валерия подошла к окошечку администратора и показав документы, что дали в турагентстве, сидящей даме, спросила о посадке.
– Овда? Да, посадка здесь! – посмотрев билеты, сказала она.
– На улице снег и ветер, рейс не задержится?
– Если сильного бокового ветра не будет, улетите.
Овда… а что такое Овда, населённый пункт или название аэропорта? Ведь она едет в Израиль, в Эйлат? Причём тут Овда? Но спрашивать не стала, прилетит – увидит! Валерия не осмелилась показывать себя неосведомлённой туристкой, впервые в жизни, выезжающей за границу, хотя спросить так и подмывало!
– Во сколько вылет? Посмотрите, вроде в пятнадцать, – добавила она, пытаясь соотнести слово «Овда» с билетами.
– Да, в три часа у зелёной стойки начнётся посадка.
Валерия забрала билеты, нашла глазами зелёную стойку, невдалеке – ряды стульев.
– Можно присесть? – подойдя, спросила у крашеной блондинки примерно её возраста.
– Можно, конечно! – удивленно ответила та, видимо, здесь никто не спрашивал об этом. Обесцвеченные волосы делали женщину вульгарной, но приглядевшись, Валерия заметила, что дама поразительно красива. Если бы не эта, бьющая через край, вульгарность! Вторая, русоволосая показалась моложе и стройнее, Валерия увидела, как она вынула астматический ингалятор и украдкой подышала… Женщины доверительно переговаривались, видно, были хорошо знакомы.
Валерия присела на стул, и мысли, одна печальнее другой, уже неслись в голове, обгоняя друг друга. Всем сердцем Валерия стремилась теперь к тому, чтобы убежать подальше от суровой действительности, от тех проблем и забот, которые навалились на неё в Петербурге. Она так рвалась к дочери, так по ней соскучилась, так долго ожидала встречи с ней и вот теперь, пожалуйста, получила отворот поворот.  Приехала, а жить негде… У сестры неделю прожила, двое суток у брата, с которыми ей так не комфортно, да и зачем она должна жить с чужими людьми – находиться целый день с женой брата и её матерью, слушать наставления посторонних, как будто она – не взрослая женщина, а глупая девочка, которую надо поучать.
Ну, не хочешь слушать поучения – получай то, что заслужила: ей, как и дочери, здесь негде жить, – уйдя в себя, думала Валерия.
– Вы в Израиль? – спросила Валерия, пытаясь отогнать неприятные мысли.
– Нет, мы в Хургаду.
– Во сколько вылетаете?
– В два часа, – ответила «обесцвеченная» дама.
В это время объявили, что рейс до Норильска задерживается.
– Отмены бы только не было, – заметила Валерия. – Наверное, Норильск не принимает. Администратор боится бокового ветра… А вы надолго едете?
– Мы едем на три недели, позагораем, накупаемся…  – вела диалог «Блондинка».
– Путевка дорогая?
– Девятнадцать тысяч.
– Да?! И у меня девятнадцать, только на неделю.
– Ну, в Израиль всегда дорогие путёвки, нам как-то по пятьдесят предлагали.
– Если бы вдвоем поехать, то по двенадцать тысяч обошлась. Мне пару находили, а потом та отказалась, – добавила Валерия.
– С этого аэропорта, муж говорил, можно до Москвы долететь за полторы тысячи,– продолжала  «Блондинка». – Кстати, сюда-то нас мужья довезли, а если рейс отменят, придётся на такси домой добираться.
Да, жить в Санкт - Петербурге, действительно, не у кого, самым близким людям – брату и дочери она мешает, придётся после поездки либо в Москву к двоюродной сестре возвращаться, либо вообще домой уезжать. И теперь она едет, куда глаза глядят… А ведь она так ожидала зимы, перемен, тепла от Маши, участия от Вячеслава, зимней сказки от Европы, избавления от быта, суеты и одиночества, жаждала увидеть Сашку, и вот, пожалуйста – он даже не захотел с ней встретиться! – продолжала думать Валерия.
Не спрашивая разрешения, напротив женщин уселся мужчина примерно такого же возраста. У неё ёкнуло сердце: высокий, стройный... со светло-рыжыми волосами, не сказать, чтобы красивый, но интересный мужчина – это точно. Будто с обложки журнала: холёные красивые руки, белые чистейшие ногти, серо-голубой костюм. Он достал какие-то бумаги с печатями, вынул их из мультифоры и начал читать, не обращая внимания на дам. Валерия исподтишка наблюдала за ним. Вот таким и должен быть мужчина её мечты, тот, с которым переписывалась по Интернету, и тот, что не захотел с ней встречаться. Почему? Ей-то от него ничего не надо!  Ни-че-го! Только поговорить, посмотреть бы на него, – одолевали мысли Валерию.
Сейчас она разглядывала респектабельного интеллигентного мужчину и сопоставляла его с фотографией москвича. Мужчина достал сотовый телефон.
– Владимир Иванович! На второй странице после слов инструкция по применению… добавьте ещё… – говорил приятным голосом мужчина, и Валерия поняла, что он, наверное, какой-то проверяющий из Москвы. Выключив телефон, продолжил читать документ, а потом время от времени звонил, изображая из себя делового и занятого... Он читал документы, не обращал внимания на окружающих, но Валерия  понимала, что мужчина показывает себя. И какой он умный, какой знающий и как здорово выглядит!
Объявили посадку на Хургаду, дамы встали, чтобы уйти. Следом поднялся и мужчина. Стало немного грустновато: не успела познакомиться, как пассажиры исчезают, притом навсегда. Хорошо, что через час и у неё начнётся посадка. Надо успеть поменять рубли на доллары здесь, в аэропорту, потому что в Израиле обмен будет стоить гораздо дороже. Валерия поднялась, взяла свою лёгкую поклажу. Оглядела толпу улетающих в Египет, но знакомых дам среди них уже не заметила. Прошли, наверное, контроль, да и зачем ей видеть людей, если в жизни вряд ли ещё встретятся?
В открывшемся отделении банка купила триста долларов, отдав почти десять тысяч рублей, хотя хватило бы и двести, и даже сто пятьдесят долларов. Но Валерия впервые имела дело с долларами, видела их впервые, даже растерялась немного, боясь, что её обманут, но опять же, не показала вида кассиру. И даже поговорила с ней. Та спросила, сколько стоит билет в Израиль, а Валерия ответила, что не знает, так как едет по турпутевке.
Вернувшись потом из Израиля, она обменяла доллары на рубли в каком-то киоске уже в Москве, и потеряла на купле-продаже около четырехсот рублей. Потери, которые, как потом оказались не первыми и не последними, но ведь, оставив валюту на несколько лет у себя, можно было увеличить стоимость. Но поздно это поняла.
Время ещё оставалось. Недалеко от киоска Сбербанка Валерия заметила лестницу на балкон второго этажи и поднялась наверх. С балкона увидела толпу улетающих в Хургаду, в Москву, движущихся и сидящих людей. Подмывало подойти и спросить, а есть ли те, кто едет в Израиль? И понимала, что скоро итак увидит людей своей туристической группы.
Вновь вспомнила мужчину, с которым познакомилась по Интернету. Ох уж этот Сашка! Всё это трудное лето его письма поддерживали её, как никогда. Она «летала на крыльях», выполняя работу на даче,  поднимала тяжёлые вёдра на ступени трамвая, и замечала, что улыбается. Благодаря ему стала более уверенной в себе, и чувствовала себя нужным человеком. Переписываясь по Агенту, Валерия смеялась и плакала, ругалась и мирилась с виртуалом, надеялась встретиться в Москве, ведь для чего-то Александр дал ей свои номера телефонов – сотового и офисного. Правда потом… сделал вид, что обиделся… ушёл из друзей, занёс её в чёрный список. Валерия написала: как можно обижаться на слова, состоящие из букв? Разве на сочетание букв можно обидеться? Переписывались полгода. Полгода жизни! А ведь это немало!  А потом вдруг позвонил ей в Петербург…
Наконец, объявили посадку. ей захотелось, почему-то, как можно быстрее проскочить проверяющих, может, потому, что не верилось в происходящее действо.
Не обращая внимания на очередь, Валерия подошла ко входу и толкалась не потому, что опаздывала, а от нетерпения посмотреть, что будет дальше, до тех пор, пока не подала паспорт с ваучером и не прошла во внутрь, к одной из стоек. У Валерии взяли загранпаспорт, сверили фотографию с лицом, не увидев разницы, поставили печать в паспорте и пропустили. Дальше пришлось раздеться, бросить в корзину одежду и обувь. она надела, как когда-то в Третьяковке, бахилы на носки и прошла через металлоискатель. У неё нечего искать: пара блузонов, лёгкие бриджи, цифровой фотоаппарат, да небольшая лёгкая сумочка. Корзина с одеждой и обувью проехала на транспортёре дальше, приближая момент посадки в самолёт. Валерия привела себя в порядок, переобулась, надела куртку, и прошла в зал ожидания. Проверка закончена?  Она присела на стул, огляделась и, увидев женщин примерно своего возраста, разговорилась и с ними.
– За границу едете не в первый раз? – спросила она.
– Я впервые еду за границу, – ответила русоволосая дама, и, кивнув на соседку, сказала: – А вот она каждый год ездит.
– Давайте, знакомиться, одной группе, наверное, будем…– предложила Валерия, с благодарностью взглянув на неё.
– Она Люба, а я Людмила… – продолжала  женщина.
– Я – Валерия, – сказала Лера, тоже не добавляя отчества.
Она понимала, что одной ей будет непросто даже у моря, потому и пыталась найти компанию. Валерия давно не летала на самолёте, может, лет двадцать, но не страшилась. Она жила по принципу того, что события развиваются так, как даёт Бог. Суждено ей умереть именно сейчас, значит, так и будет, а нет, так хоть бойся, хоть трясись от страха, хоть переживай – всё равно ничего не изменишь и прилетишь на место.
Поднималась метель,  кружился холодный снег, но даже сейчас ей не пришла в голову мысль напугаться. Особенно морозный  пронизывающий ветер «сифонил» у трапа самолёта, он вольготно гулял по большой открытой площадке аэродрома. Скорей бы попасть вовнутрь, да поскорее занять место, – думала Валерия.
Самолёт был небольшим... Она привыкла летать в Сибирь на огромных лайнерах, а этот… показался ей ненадежным и несерьёзным.
Без труда нашла своё место, первое от прохода, разделась, сняла куртку, шапку, а главное, мокрую обувь, надела сухие носки и тапочки. Сумки положила на верхнюю полку над головой, села и расслабилась. Теперь скоро, через четыре с половиной часа полёта она окажется в тепле, на земле Израиля. Неужели так и будет? Неужели она убежит от неприязни, от неустроенности и проблем. А самолёт в облаках теперь – её дом и убежище на несколько часов. И назад дороги нет. И если сидящие люди настроились в какой-то мере на отдых у моря, то Валерия о нём даже не помышляет. Она едет к морю даже без купальника. Виданное ли дело! О чём это говорит?
Оглядевшись, хотела найти глазами Людмилу с Любой, но не увидела их. Самолёт разогнался, взлетел, и вдруг она услышала странный шум, напоминающий хлопки. Валерия непонимающе огляделась. Люди хлопали в ладоши, соседка, сидящая рядом с ней крестилась, мужчина, скорей всего, её муж, нисколько этому не удивился. Валерия понимала, что женщина боится. Но сама страха не чувствовала.
Она пристегнулась, растянув ремни, удивившись тому, что если немного поправится, то не сможет войти. Надо худеть, – вздохнула Валерия, но увидела, как некоторым пассажирам несли дополнительные верёвки и с облегчением расслабилась. Стюардесс – четверо. Двое из них стали рассказывать, что большую часть времени придётся лететь над морем, поэтому под сиденьями есть надувные жилеты и показали, как ими пользоваться. Да, вряд ли кто сможет ими воспользоваться, если упадут в море, надо будет ещё из самолета выбраться. И зачем напоминать о возможной аварии, заранее пугать людей?! – удивилась Валерия.
Прямо перед ней над головой появились экраны с информацией о высоте полёта, о температуре за бортом, которая оказалась пятьдесят пять с минусом, карта движения самолета, часы показывали московское время. Стюардессы начали разносить минеральную воду и сок. Наконец-то, Валерия поверила, что полёт происходит не во сне, вспомнила, что сегодня ничего не ела, и обрадовалась, увидев, что обед начали раздавать сразу с двух сторон. Ничего особенного не дали – макароны с кусочками мяса, зато очень горячие, как и кофе, в пакетиках оказались сахар, масло и кекс. Люди занялись едой, отвлекаясь от экранов.
После обеда Валерия задремала, как вдруг с заднего сиденья раздался душераздирающий истошный крик. Оглянувшись, она увидела  полуторагодовалую девочку. Та орала на весь самолёт так громко, что ни мать, ни бабушка не могли её успокоить, а замолчал ребёнок только перед прибытием самолёта, заснув на руках измученных женщин. Валерия впервые видела такого несносного ребёнка, однако эти крики не могли испортить хорошего настроения.
Самолёт стал снижаться. Внизу замелькали огни, вот он остановился, и вновь Валерия услышала аплодисменты. Двадцать лет назад так пассажиры никогда не делали. Куртку и шапку Валерия положила в пустой пакет, а на улицу вышла, и не она одна, раздетой, сразу попав в лето. Воздух отличался от Питерского – свежий и очищенный. Вокруг стояли экзотические пальмы. Прибывшие прошли пешком по небольшому аэродрому, он и оказался  аэропортом Овда.
Людей пропускали быстро, сразу у трёх стоек, и уже не проверяли столь тщательно, как в Петербурге: не раздевали, не разували до носок, просто проверили паспорта и всё. Валерии не понравился вид встречающих женщин-евреек. Они оказались похожими на скромно одетых цыганок. Валерия, почему-то, считала, что еврейки должны быть очень красивыми. А тут… И поразилась этому. Две девки, стоящие за ней, переговаривались, боялись, что их узнают и не пустят в страну. Валерия оглянулась, тёртые девки, высокие, симпатичные… проститутки? Но пропустили и их.
Валерия страшилась одного, вдруг не найдёт или не узнает своего гида, который должен их встречать, она знала только имя –  Алекс. На одном из плакатов, который держал парень, увидела те же знаки, что у себя на ваучере, подошла к нему и поздоровалась с русскоязычным гидом, который отправил её к серебристому автобусу. Напряжение не спадало, Валерия чувствовала себя неприкаянной, всё же она одна среди совершенно незнакомых людей, и не сразу нашла серебристый автобус – два стоящие рядом автобуса казались почти одинаковыми.
Подойдя к одному из них, она показала свой ваучер водителям, которые так же её не впечатлили. Загорелые до черноты люди – те же лица кавказской национальности… Один из них показал ей рукой на вход в свой автобус, и Валерия хотела уже войти в салон, но раздумала и дошла до следующего автобуса, который показался ей более серебристым. И угадала. Вскоре показался и Алекс. Он пересчитал людей и предложил входить в автобус и рассаживаться по местам. Вокруг шумели пальмы, блестела чистая площадка. Чернело высокое небо, светился автобус, толпилось незнакомое прежде сообщество людей и она. Одна, как всегда. Автобус тронулся, но гид не сел в автобус, а подошёл к белой, как говорили в России, иномарке и поехал, видимо, следом, так как в гостинице подошёл к ним.
Дорога вилась серпантином, выхватывая буро-красноватые горы, на которых, как ни странно, ничего не росло. Гористая пустыня? На пути попался блок-пост. Военные убрали заграждения из острых гвоздей, и, не заглядывая внутрь автобуса, пропустили. Валерия вспомнила, что у них тут творится. Идёт война! Нереальность происходящего усиливалась. Где это она? Куда и зачем едет? – подумала Валерия. Но чувства страха и опасности не было, как не появилось и чувства реальности. Валерия ожидала чего-то неизвестного, нового. Но не настолько же! Ещё ни разу в жизни не видела она ничего подобного. Тут же пальмы, зелёный оазис и тут же гористая пустыня, комфортный автобус, туристы и в то же время запах войны и смерти. Люди тихо переговаривались, и во все глаза смотрели на то, что проплывало за окнами.
И вдруг Валерия заметила разноцветные огни, будто огромная нарядная, новогодняя расплющенная ёлка вдруг, как видение, появилась вдалеке. Смотрите! –захотелось закричать ей, но туристы тоже заметили разноцветные огни и тихо перекидывались словами.
– Эйлат! – сказал кто-то вслух, но Валерия не сопоставила это слово с названием курортного городка, в котором собиралась жить.
Огненная ёлка приближалась, поражая воображение.
– Автобус проедет мимо, или попадёт вовнутрь? – спрашивала себя Валерия, предоставляя событиям развиваться так, как положено. Зачем торопиться, когда итак скоро разъяснится? Огни подплывали всё ближе и ближе. Наконец, автобус въехал в сказочный городок. Расцвеченные огнями дворцы, непохожие друг на друга цветы вдоль дороги, пальмы… Везде так чисто, будто дороги промыты с порошком. Нет ни пыли, ни грязи, нет… людей – вновь удивилась Валерия. И это было только началом её удивления.
***
И всё же не верилось, что вокруг не мираж. Автобус остановился возле шикарного, сверкающего отеля, туристы вошли через крутящуюся дверь, где стояла подъехавшая ранее туристическая группа. Валерия остановились, поражаясь чёткости действий приветливых девчонок-евреек, которые быстро распределили туристов по домикам, о существовании которых она ещё не подозревала. Оглядывала группу, которая распределилась по двое, оказалось, ещё в Питере, заметила и знакомых дам… Валерия предупредила Алекса, что она должна жить в номере одна, хотя тут же подумала, что зря она это сделала, может, по привычке быть одной, или от досады, что заплатила за номер целиком, но, скорей всего, из-за огромного желания не видеть рядом людей, притом, посторонних, просто пожить, отдохнуть от всего, что на неё свалилось и спокойно проанализировать события, произошедшие в Питере.
– Проходите прямо до бассейна, найдёте по номеру свой домик, оставите вещи и приходите на ужин, а завтра я подойду к завтраку и расскажу о дальнейшем расписании.
Валерия, не доходя до дверей, остановилась, не зная куда идти, однако они перед ней распахнулись, и она прошла до бассейна, освещённого огнями и окружённого пальмами, цветниками и идеально чистыми дорожками, выложенными фигурной плиткой. Она искала номер своего домика в полумраке, среди пальм и зелени, и заплутала. Проходящая мимо девушка вызвалась помочь. Она не только нашла домик, который оказался рядом с бассейном, но и помогла открыть двери магнитной карточкой, которых ей дали две. Валерия попала внутрь сказочного домика.
Внутри, как в любой гостинице, оказался казенный, необходимый для житья, набор: две кровати, телефон, стол, тумбочка, шкаф для белья и одежды, телевизор, плита, электрический чайник, возле которого лежали пакетики с кофе, чаем и сахаром, в пакете арахис в шоколаде и бутылка воды – царский подарок. Но главное – отдельная ванная, раковина, туалет. Наконец-то, она может помыться, и столько, сколько захочет, и когда хочет, не надо ожидать очереди в туалет и ни от кого не зависеть, даже от дочери. Положив вещи в шкаф, она помыла руки и заторопилась на ужин, со смешанным чувством былой неуверенности и только что полученной на неделю стабильности. Взяв с собой карточку – пропуск и  карточку – ключ от домика, Валерия отправилась в столовую.
От разнообразия и изобилия блюд разбегались глаза. Валерия внимательно наблюдала, как ведут себя посетители. Люди брали пустые тарелки и клали в них всё, что хотели и столько, сколько хотели. Валерия последовала примеру, взяла тушёное мясо, пройдя дальше, увидела шашлыки, куски курицы, взяла всего понемногу, понимая, что больше не съесть, и только потом увидела столы с салатами, нарезанными овощами,  с приправами, десертный стол, стол с соками, молоком и горячей водой для чая и кофе. Валерия  понимала, что жадничать нельзя, но добавила салата и овощей. Шашлык поразил сочностью, мягкостью и отменным вкусом, не был таким жестким, как дома, она съела его с огромным наслаждением. Курицу доела с трудом, но удовлетворение оказалось полнейшим. На десерт она взяла пока что знакомое – мороженое, и залила его расплавленным шоколадом.  Йогурт, мюсли и пирожные брать не стала. Но полстакана апельсинового сока она выпила, удивляясь тому, что еда оказалась невероятно вкусной.
Люди расходились кто куда, некоторые остались в холле столовой, где шёл какой-то спектакль на иврите, кто-то из гостиницы вышел на улицу, в город. Валерия же, посидев и послушав незнакомый язык, увидела, как реагируют и смеются зрители, ничего не поняла, но на улицу одна выходить не стала, вернулась к себе в домик. Настроение становилось… не сказать, что отличным, но хорошим – это точно: прекрасный ужин, свежий воздух, красивейший пейзаж. В домике она разделась, приняла душ, включила телевизор и с удивлением услышала русскую речь, попереключая, нашла три канала, работающие на русском языке и с удовольствием стала смотреть новости, российские фильмы, музыкальные и политические передачи. Вскоре она чувствовала себя всё лучше.
***
Валерия отсыпалась, считай, на двух, поставленных рядом, кроватях. Никто не мешал, рядом не было даже Маши. Под утро встала, ходила по комнате в ночной рубашке, умывалась, чистила зубы, включила телевизор, чайник, выпила кофе. Чисто, тепло, уютно. На девятом канале  утром показали  гимнастику, новости и советы о том, как приготовить еду и сделать макияж.
В первое утро надела чёрные шерстяные брюки, переодеться сразу в белые летние шорты казалось чуть ли не кощунством. На завтрак появилось ещё больше овощей, зерновой творог, молоко... Валерия набрала полную тарелку еды и подсела к знакомым дамам – Любе и Люде, ведь ей надо найти компанию для похода к морю.
Дамы, с которыми Валерия познакомилась в аэропорту Пулково, поселились в одном домике, после завтрака они собрались походить по магазинам, и только потом на пляж. Валерия, поговорив с ними, пришла к выводу, что разговоры о том, какие магазины посетить, и что там можно купить, её не волновали: лишних денег не было, без экскурсий бы не остаться. Валерия вежливо улыбалась, поняв окончательно, что их интересы не совпадают, уже через пять минут ей стало скучно, лучше быть одной, чем в компании с ними, – подумала Валерия и расспросила их, как добраться до моря. Узнав, что нужно просто перейти дорогу и минут пять пройти прямо по дороге, решилась идти.
Взяла из номера полотенце, вышла через круговую дверь на улицу и огляделась. Пальмы, изумрудная трава и цветы радовали глаз, дорожки и главная дорога, по которой проезжали редкие машины, блестели  чистотой. Пешеходная дорожка, вымощенная плиткой, стелились под ногами, будто угадывая места, куда Валерия ступит, не поднимаясь и не опускаясь с бордюры, сходя на нет на переходах. Не надо высоко поднимать ноги и прилагать усилия. Изумрудная трава, сверкавшая на солнце, так и притягивала, радуя глаз, однако подойдя поближе и погладив её рукой, Валерия обнаружила, что это не трава, а искусственное покрытие, аккуратно выстланное вдоль проезжей части дороги. Травяная имитация была так же чиста, как и дорога – без пыли и грязи.
– На пляж? – услышала она звонкий девичий голос и, оглянувшись, увидела молодую пару. Вернее, пары раньше не было, они познакомились в аэропорту – девушка лет двадцати и парень лет тридцати пяти. Теперь, взявшись за руки, они неслись напрямую к морю. Валерия поняла, что за ними ей не угнаться и ещё раз спросила о пляже.
– А… а! Прямо и прямо, а там увидите, минут пять ходьбы. Рядом!
Валерия уже спокойно продолжала движение. Если из туристов на пляже никого не увидит, подойдет к парочке, присоединится к этим ребятам.
– Купаться? – вновь раздался голос. Валерия обернулась. Догоняли дамы из их туристической группы. Одна из них постарше, другая, судя по фигуре, совсем молодая. Видимо, мать и дочь. Дочь в огромных чёрных очках на лице, с синяками у губ.  Дамы пошли рядом, мать – Галина восхитилась цветами и пальмами.
– Трава-то здесь искусственная, – сказала Валерия. – Там, напротив  гостиницы, точно, я сначала не поверила, потом подошла, потрогала, смотрела и своим глазам не верила. А эта вроде настоящая…
Валерия потрогала худосочные чахлые травинки, будто у себя в России не видела буйства зеленой травы и листвы, которую не успевала выкашивать, пропалывать и выбрасывать. Вокруг цветов и пальм вились трубки, трубочки, подведенные к каждой пальме и каждому цветнику. Неужели они всё поливают? После обеда, на запланированной экскурсии по городу, гид пояснил:
– В Эйлате не бывает дождей и каждое растение, цветы и пальмы, здесь поливают, иначе ничего расти не будет, особенно летом, когда жара достигает пятидесяти градусов. Воду берут из канализации, отстаивают, фильтруют и поливают.
– То-то чувствуется, что попахивает чем-то знакомым… – засмеялся парень.
– Странно…  море рядом, а дождей нет? – удивилась и Валерия.
Машины появлялись редко, двигались свободно, несмотря на светофоры, можно спокойно переходить дорогу, одна от другой машины шли на большом расстоянии. И это тоже непривычно. Пользуясь тем, что появились попутчики, Валерия остановилась возле самых красивых высотных дворцов и попросила Галину сфотографировать её. Стоящие рядом оригинальные здания, отличались непохожестью друг на друга. Сказочный город, невиданные дома, уникальный климат…
Подойдя к морской набережной, Валерия удивилась тому, что вода в Красном море выглядела настолько ярко-голубой, будто, в неё, как в бассейн, не поскупились насыпать медного купороса. Удивилась и тому, что пляж оказался не песчаным, а засыпан мелким колючим гравием. Деревянные и травяные зонты-грибочки защищали отдыхающих от горячего солнца. Дамы увидели молодую парочку и туристов их группы, они, почему-то, прошли туда, где лежанок не было. Вдоль берега, возле сверкающих витрин кафе и магазинов негры занимались уборкой, они же крутились вокруг лежанок, собирая с туристов деньги.
– Да, лежанки здесь платные, только легли, тут же подошёл негр, он деньги- шекели собирает, а соотношения шекеля к доллару 1:3,7, а к евро 1: 5,5. Шекель в восемь раз дороже рубля. Лежак стоит 3 шекеля. В принципе, можно купить, однако и с бесплатного места пока никто не сгоняет.
Валерия расположилась рядом с Галиной и её побитой дочерью. Села на полотенце,  сняла одежду. Купальника на ней не было. Накинув полотенце на плечи, Лера раздумывала о том, как бы искупаться, не шокируя окружающих, вдруг заметила: она – не одна такая. Некоторые купались прямо в платьях и длинных футболках, что окрылило её. Плавать умела только по-собачьи, поэтому, надев футболку, не рискнула плыть вглубь, купалась недалеко от берега, хотя и на достаточно большой глубине. Море тёплое, вода прозрачная, что ещё надо, это в декабре-то месяце?
Снаружи температура воздуха показалась, почему-то, холоднее, чем в самой воде, поэтому Валерия всё плавала и плавала… до ограждения и обратно, испытывая блаженство и эйфорию, не торопилась выходить на берег. Вот оно – счастье! Вот она – сказка! Она в раю, и ощущает это, будет помнить и расскажет знакомым, когда вернётся домой! Боже, Эйлат, действительно, рай на земле, в котором хочется остаться навсегда и жить, наслаждаясь морем и солнцем. Перед ней – счастливые туристы, осознают они это или нет… А ведь город этот израильтяне построили сравнительно недавно и ни где-нибудь, а в пустыне, на земле, где не бывает дождей.
В конце декабря, температура в двадцать шесть градусов не казалась Валерии высокой, хотя в это же самое время морозы в Сибири доходили до тридцати пяти – сорока градусов мороза, а тут Валерия купается… Выйдя из воды, охваченная свежим ветром, она закуталась в огромное полотенце, и расположилась  на другом, потом незаметно сняла мокрую футболку, и, обсохнув, продолжила загорать под горячими лучами солнца. Полотенца  выдавали возле бассейна гостиницы всем желающим и совершенно бесплатно.
С восхищением Валерия смотрела на синее море, на луну, которая светилась в разгар дня одновременно с солнцем. На дальнем берегу виднелось другое государство – Иордания. Валерия видела огромный корабль, который Галина назвала паромом, кораблик поменьше… катер, тащивший за собой человека на водных лыжах… Задумавшись, она забыла обо всём: о том, что через неделю придётся вернуться в холодный и слякотный Петербург, жить неизвестно где, раньше запланированного времени уехать домой. Стоп! Она ещё успеет попереживать! Всё это будет потом, а сейчас она обязана наслаждаться ласковым морем, приветливым солнышком и теплом. Надо отрезать прошлое, вернуться к действительности… не вспоминать о неизвестном будущем! И как можно дольше побыть в Сказке – вне пространства и времени!
Прогревшись на берегу, Валерия вновь подошла к ждущему её морю и плавала так долго, что даже устала. Галина заплывала далеко в море. Дочь её, закрыв лицо прозрачным платком, сняла тёмные очки, и сидела на огромной плите, как русалочка на камне. Валерия заметила, лицо её оказалось одним большим синяком. Странно, – подумала Валерия, но, понимая, что это её не касается, отвернулась.
***
Валерия вспомнила о своей реке – Бии, по названию которой  и назван город Бийск. Раньше она купалась в этой реке, но вот уже лет пять не ходила на пляж. Полноводная Бия вытекала из уникального озера Горного Алтая – Телецкого, и должна быть кристально чистой, но вода в реке была совершенно грязной. Отчего это произошло, она не знала, может, дно реки стало глинистым, может, оттого, что в реку сбрасывают отходы?
Сразу за городом Бия сливалась с быстрой горной рекой, с названием  Катунь, и, образуя полноводную сибирскую реку Обь, бежали дальше вместе. Но купаться в этих горных реках было холодно и неприятно даже летом.
Однако в жаркие летние дни горожане тянулись на пляж и загорали, в мутной воде некоторые плавали и ловили рыбу. Валерия давно уже не ходила на пляж. От дома, где она жила, пришлось бы ехать на трамвае, потом долго шагать по рыхлому песку… А это отнимало время, которого у неё итак нет. Время забирала дача – её кормилеца. Пенсии в пять тысяч катастрофически не хватало – за свои пятьдесят квадратных метров в Бийске она платила в два раза больше, чем сестра Юлия за свои сто квадратных метров.
Почему в Москве, с большей зарплатой и доходом населения, за жилье платят меньше, чем в Бийске? В городе сплошная безработица, вот и дочь уехала и в поисках работы и счастья в Санкт-Петербург, скитается теперь по чужим коммуналкам, а Валерии приходится жить одной, и когда дождётся внуков, если у дочери нет жилья? Боже, о чём она думает, ей сейчас жить да радоваться надо, ведь все проблемы и заботы остались в России? Вот он пляж, чистое небо, тёплое синее море, вокруг счастливые люди и она, попавшая в сказку случайно. Не надо думать о грустном! –  прервала свои мысли Валерия.
–  Галина, вы хорошо плаваете и не боитесь заплывать далеко, –  сделала комплимент она незнакомой даме, вышедшей из воды. –  Молодец!
Женщина была подтянутой, приятной, и, в отличие от нее, худощавой. Да, собой заниматься надо, вот вернётся… тогда и…
–  Я в бассейн хожу два раза в неделю, занимаюсь фитнесом, делаю по утрам  гимнастику. Я в школе преподаю… Доченьку мою вот маньяк избил. Ездила за билетами, чтобы сюда лететь, а он напал. Хотел сумку вырвать.
Дочери оказалось тридцать шесть лет, которой Валерия из-за стройной хрупкой фигуры дала лет тридцать, Галину приняла дамой своего возраста, но та оказалась старше Валерии на пять лет. Вот, что значит, заниматься собой, –  подумала Валерия.  –  Это она всё лето в огороде, либо согнутая, либо изогнутая, и вес под восемьдесят килограмм, да еще вёдра килограммов по десять-двенадцать таскать приходится. И ноги болят, и суставы, и колени. Нагрузка-то нешуточная!
– А ну, кыш! – приказала Валерия своим мыслям. И засмеялась. Про маньяка не верилось, но какое ей дело, за что избили дочь Галины. Пусть маньяк, муж или любовник, она не имеет права кого-то судить. В своих делах бы разобраться. А сейчас… отдых продолжается! Температура воздуха небольшая – двадцать шесть градусов, и в море теплее, чем на берегу. Валерия вновь подошла к воде, наступая босиком на острые камни и ракушки, что казалось больно и непривычно. Несколько шагов… и… она нырнула в тёплые морские волны. Плавала и разглядывала сквозь прозрачную воду морское дно, подняв голову, увидела прекрасные пальмы, нижние листья которых  были или срублены, или, засохнув, сами отпали…
Дома Валерия никогда не сидела без дела, а теперь, лёжа на пляже, ощущала, что бездельничает, не имея на то никаких прав. От делать нечего оглядывалась по сторонам, видела солнце и луну, море и песок… и, сознавая, что это чудо, полностью расслабилась. Разбросанные по сторонам руки перебирали тёплые камешки, находили небольшие кораллы. Нереальная   сказка продолжалась…
***
– Здравствуйте, – раздался мужской голос. Перед ними стоял полноватый мужчина в кепке, футболке, шортах и сумкой через плечо. Валерия приподнялась, чтобы разглядеть соотечественника-незнакомца, который безошибочно понял, что они – русские.
– Я представитель фирмы, которая продает косметику на основе солей Мёртвого моря. Хочу пригласить вас в магазин, чтобы посмотреть и приобрести парфюмерию. Вот вам приглашение со скидкой. Приходите, можно сделать бесплатный массаж. Записать?
– Массаж лица? А двоим можно?
– Да, записываю. Объясняю, как пройти в наш магазин.
Он долго объяснял дорогу, говорил долго и путано. Бестолковый, – подумала Валерия, но вслух ничего не сказала, она не собиралась куда-то идти.
– Мама, я не пойду, какой массаж, ты что, не понимаешь? – возмутилась дочь, когда мужчина отошёл.
– Я двоих записала, пойдёте со мной, Валерия Васильевна? – обратилась она к Валрии.
– Мне неудобно пользоваться массажем, косметику я не собираюсь покупать.
– А что неудобного? Покупать буду я, а на массаж двое записаны.
Дамы стали собираться, тем более, что на пляже они пробыли почти пять часов. Хорошо, что Валерия всё лето работала в саду, поэтому обгореть до красноты, как Галина, уже не могла. Да и не так уж иссушающе жарко. Всё-таки декабрь, даже здесь декабрь. Они шли вдоль по набережной, мимо торговых палаток с вещами и сувенирами, у которых Галина надолго останавливалась, покупала сувенирчики, а Валерия лишь смотрела на красивые побрякушки. Она всё же собиралась попасть в Париж, поэтому деньги на мелочи тратить не собиралась, хотя ей понравилась большая лакированная раковина – красивая и сравнительно недорогая, всего за один доллар – каких-то тридцать рублей! Потом она пожалела, что не купила её. На «тряпки» Валерия вообще не смотрела, но общее радостное настроение от вида красивых вещей, изобилия красочных поделок не покидало её. Торговля нельзя сказать, что процветала – людской поток оказался небольшим, но продавцы стояли, значит, не зря. Плещется красивое море, блестит чистотой набережная, праздник продолжался!
Почему в пустыне, без воды и леса, люди сделали рай? А на Алтае, в два с половиной миллиона населения и наличием почти ста шестидесяти восьми тысяч квадратных километров плодородной земли и лесного массива – сплошная нищета, безработица, развал и первое место в мире по суициду!
Когда туристки подошли к магазину, приветливая девушка на чистейшем русском языке предложила пройти вовнутрь, сделала небольшой массаж, затем маску, и кожа, действительно, стала мягкой, как у ребенка. Вначале Галине, а потом и Валерии, она предложила купить крем, который накладывала на лицо. Галина выслушала лекцию о компонентах крема, предложенную цену и повела себя довольно странно.
– Мы идём с пляжа, за косметикой завтра зайдём, – сказала она. Валерия увидела, как вытянулось лицо продавщицы, ей стало неловко, но брать косметику она не собиралась. В ней боролись чувства вины и обязанности перед хозяйкой, если бы она знала, что Галина откажется от покупки, то не стала бы делать массаж. Галина, пообещав подойти, спросила у продавца время работы магазина, но, выйдя из салона, рассмеялась.
– Вот видите, как хорошо получилось: бесплатно массаж и маски сделали.
Валерия ничего не ответила. Поведение Галины ей не понравилось, она чувствовала себя обманщицей, ведь она тоже поступила не совсем честно.
– Хоть что-то, да надо было бы купить, – сказала она.
– Не обеднеют, – ответила дама.
Валерия ускорила шаг, пытаясь как можно дальше и быстрее убежать от магазина. Что о них теперь можно подумать?
– Галина, а Вы потом-то что-нибудь возьмёте? – спросила она.
– Не знаю, косметика с Мёртвого моря вообще дорогая, – ответила Галина.
Но если не собиралась брать, нечего было и обманывать, – подумала Валерия, но вслух ничего не сказала.
***
В Эйлате Валерия теперь ежедневно ходила к морю, ступая по идеальной, будто, а, может, и, действительно, помытой с порошком, дороге. Она загорала на берегу Красного моря вместе с группой туристов и каждый раз спрашивала себя: не спит ли она? И до сих пор ей не верилось, что в настоящее время она может быть счастлива, никак не поймёт, не сопоставит себя с настоящим, со стороны рассматривает картинки лишь чужой жизни, пора убедиться в реальности своей, и радоваться жизни.
С Галиной отношения закончились, не успев окрепнуть. Валерия всё же дала понять, что вели они себя недостойно, а по их поведению будут судить обо всех русских туристах, считать пусть не обманщиками, но не честными – это точно.
Оставшись в гордом одиночестве, Валерия мало того, что в номере жила одна, так и в столовую и на пляж стала ходить одна. Но скучно не было. Валерия наслаждалась свободой,  с неё хватило того, что жила по указке у сестры, у брата, в коммуналке у дочери.
Валерия старалась раньше времени приходить в холл возле столовой, разглядывала отдыхающих, и наслаждалась новизной. Иногда смотрела спектакли на иврите, люди смеялись каждому сказанному слову, но она, не понимая языка, просто смотрела на само действие и отдыхала душой.
– Как тебя зовут? – вдруг услышала она детский голос, и, повернувшись, увидела мальчика лет семи, удивилась тому, что обращался он к ней на «ты», но ответила:
– Валерия Васильевна.
– Лера? – уточнил ребёнок серьёзно.
– Да! Можно, и Лера, – улыбнулась она этому непосредственному обращению,  понимая, что ребёнку не интересен спектакль, и слова ему, видимо, тоже непонятны.
– А тебя как зовут? – поинтересовалась она.
– Миша.
– Миша, – повторила Валерия, и, вспомнив о Страннике, которого звали Михаэлем, продолжала: Миша – Михаэль, если перевести на еврейский, подобен Богу, дословно переводится, кто, как Бог.
Она говорила с ребёнком серьёзно и только потому, что беседовать было не с кем. Мальчик вынул мягкую подставку из кресла и стал ударять по ней кулачком. Подошёл мужчина, как поняла Валерия – отец Миши, она видела их семью в столовой, и спокойно сказал:
– Миша, не балуйся!
Отец отобрал у мальчика подушку, но тот взял другую и вновь стал стучать по ней, выбивая невидимую пыль, которая долетала прежде всего до Валерии, так как ребёнок находился рядом с ней, но она не делала замечания: во-первых, потому что мальчик с ней только что познакомился, а во-вторых, это ей он показывал, какой он сильный.
И тогда крикнула блондинка, сидевшая в стороне от них в компании мужчины и женщины. Они так же были равнодушны к спектаклю на сцене.
– Ты что, ребёнка успокоить не можешь?
Странно было и то, что обращалась она не к ребёнку, а к мужу, Валерия поняла, что блондинка – мама мальчика, который продолжал кривляться.
– А вы в Иерусалим уже съездили? – обратился вдруг мужчина к Валерии.
– Нет ещё, – ответила она. – Но деньги на поездку сдали.
– Сколько?
– По сто тридцать долларов.
– А мы набираем группу по сто долларов. Хотите с нами?
– Да, но мы уже сдали деньги Алексу-гиду.
– Деньги можно и забрать, нам троих не хватает для поездки.
– Хорошо, я поговорю со своими, – сказала Валерия, хотя ни с кем, кроме Галины, не успела пообщаться. Подумала о том, что дама ради  шестидесяти долларов может и согласиться.
Подойдя  к Галине, сообщила ей, что в Иерусалим можно съездить гораздо дешевле, но сданные Алексу деньги вряд ли можно будет вернуть.
– Давайте заберем, – обрадовалась туристка.
– Надо придумать причину, почему мы раздумали ехать.
– А что объяснять? Деньги-то наши, заберём и всё! Почему за свои деньги я должна ещё и оправдываться. Надо позвонить ему, сказать, что раздумали.
Деньги Алекс вернул на другой же день. Женщины подошли к отцу мальчика, сказали, что поедут в Иерусалим с их группой. Малыш, увидев Валерию, закричал:
– Лера, привет!
– Привет, Михаэль, – ответила она, улыбнувшись.
– С нами поедешь? – спросил он.
– Да! – вновь ответила она, и на душе стало вдруг легко и весело, будто ребёнок своим вниманием поддержал её. Рядом присела мама Миши – молодая эффектная блондинка, подошёл и отец, узнав, что туристкам вернули деньги, обрадовался.
– Ну, всё, на завтра приглашаем агента, группу, считай, набрали.
На следующий день отдали деньги агенту, симпатичной полноватой женщине со славянским лицом, говорящей на русском без акцента. Валерия спросила, дадут ли ей отдельную квитанцию, словно выразила недоверие, тогда агент, выписав общую квитанцию на тысячу сто долларов,  отдала бумагу ей в руки. Приятная компания, с которой предстояло ехать, была в сборе. Поездка в субботний день показалась более приемлемой, чем в воскресенье, на которое экскурсию первоначально назначили, потому что евреи в субботу отдыхают, у них шабат – выходной день.
– И народу в городе, и экскурсий будет меньше, – сказала женщина-агент.
– А с нами кто-то едет? – спросила Валерия.
– Да, будет русскоязычный гид, поедет туда и обратно. В Иерусалиме вас встретит другой, в Вифлееме третий экскурсовод, заедете на Мёртвое море, только выезжать из гостиницы надо рано – часов в пять утра. Договоритесь, чтобы вас разбудили, возьмите  с собой завтрак, в Иерусалиме кормить не будут, а на вечер закажите ужин в гостиницу.
Ну, хоть какое-то разнообразие, а то всё одно и то же, хотя и приятное – пляж и море. А если бы две недели отдыхать, а если три, как у тех женщин, что уехали в Хургаду, надоело бы так, что с ума можно сойти от безделья. Боже мой, о чём она говорит?! Приеду домой, а эту сказку не забуду никогда! А тут расстраиваюсь по пустякам! – думала  Валерия, возвращаясь в свой домик.
Вспомнила о том, как хорошо их кормят, решила, что за один день без еды не умрёт… Но вечером прихватила из столовой куриную ножку и шашлычок. А здорово балуют их израильтяне! Утром зазвонил телефон – на иврите что-то сказали – разбудили. Валерия, надев приготовленную с вечера одежду, взяла фотоаппарат, документы и деньги, вышла из домика, в холле увидела туристов, ожидавших автобус. Валерия присела в кресло, и вдруг заметила, как с улицы, крадучись, вошла белокурая женщина, с которой она познакомилась в аэропорту Пулково – Люба, и, проходя мимо, смущенно кивнула Валерии.
Странно. Откуда это она в пять утра? – подумала Валерия, но тут же отвлеклась: подали автобус. Она так надеялась сделать по дороге в Иерусалим как можно больше хороших снимков, однако первые сиденья оказались занятыми.
– А вы почему тут распоряжаетесь? – не выдержала Валерия, обратившись к пожилой шустрой женщине, которая, как наседка, забросала первые места своими сумками и куртками. – Автобус мы заказали!
– Садитесь на свободные места. Я заняла друзьям, – ответила дама.
– Едете в святые места, а сами ругаетесь, – влезла вдруг Галина.
– Совести совсем нет, – поддакнула и дочурка.
– А вам-то что?! – возмутилась Валерия. – Никто и не ругается. У каждого своя манера поведения! И причём тут совесть?
– А я вижу, что вы ругаетесь! – продолжала Галина, глядя на Валерию.
– Вечно лезете, куда не просят! – сказала дочь.
– А мы и не ругаемся, – неожиданно поддержала пожилая дама, с которой Валерия только что выясняла ситуацию с местами. Перепалка с незнакомой женщиной сама собой прекратилась. Мелкие уколы Галины не имели для Валерии никакого значения, хотя вдруг поняла, что дочь побита не случайно: в маме с дочкой кипит столько настоящей ненависти к людям.
Появились Миша и его родители. Они принесли сухие завтраки на всю группу, семья расселась на оставленные для них сиденья, оказалось, что Валерия перепиралась с Мишиной бабушкой.
Валерия ехала в Иерусалим и Вифлеем на Святую землю, почитаемую многими религиями, ожидая удивительных событий. Появился гид – нестарый ещё мужчина, светловолосый и симпатичный… Она подумала о том, что зря не съездила со всеми вместе в город Петру, в Иорданию, не посмотрела на коралловые  рифы, но в следующие поездки, куда бы не занесло, она не откажется ни от одной экскурсии!
Автобус катился по сонному городу, и вновь Валерия поразилась тому, как везде всё чисто и ухожено. Дорогу вдоль трассы окружили невысокие горы красноватого цвета. На рассвете разглядывала землю загадочной страны и слушала гида.
– У Адама первой женой была огненно-рыжая Лилит,  он не смог уговорить её исполнять заповеди Бога – плодиться и размножаться. Рыжая бестия постоянно сказывалась уставшей и не хотела исполнять супружеские обязанности. Адам верил ей до тех пор, пока не застал её в объятиях чёрного ангела. И тогда Бог взял ребро Адама и создал послушную ему женщину.
Гид мимоходом показал, где живут бедуины со своими верблюдами, какими-то несерьёзными, будто дачными домиками – вагончиками…
Автобус продолжал ехать по извилистой дороге между холмами невиданного цвета. Гид продолжал повествование о том, что на земле обетованной случился большой неурожай, и евреи ушли в рабство, а когда вернулись, Моисей стал водить евреев по пустыне сорок лет для того, чтобы евреи забыли о рабстве. Валерия, не отрываясь, смотрела на пустыню, удивляясь, как можно жить без воды и растительности, тем более строить такие сказочные города, как Эйлат?
– Мы доехали до Мёртвого моря. Вода в нём насыщена солью. Плавать нельзя, иначе утянет головой вниз и вы захлебнётесь. Чтобы не утонуть, лежите на спине. Времени на всё и про всё у вас один час. Побудете в воде минут пятнадцать, выходите под душ, иначе кожу разъест. Если морская вода попадёт в глаза, тут же умывайтесь…
По конструкции, похожей на лестницу с перилами, Валерия, осторожно вошла в воду, мыльную на ощупь. Босиком она наступала на острые, колючие бугорки, не сразу поняв, что у неё под ногами, но появилось чувство брезгливости и неприятия. Подцепив несколько горошин пальцами ног, с удивлением разглядела крупную серую соль. Она долго держалась за поручни, боясь оторваться, так как плавала плохо, а на спине лежать не пробовала, а сейчас поняла, что нечего и начинать. Валерия с опаской опустила руки, и медленно двинулась дальше, осторожно ступая по дну Мёртвого моря. Заметила, что дама, барахтаясь, гребёт руками.
– Плавать-то здесь нельзя, – посоветовала ей Валерия.
– А я не плаваю, я тону, – сказала та, странно маневрируя.
– Держитесь за руку.
Валерия, упёршись ногами в дно, помогла ей встать и, поддерживая, проводила до мелководья, откуда та бегом кинулась под душ, видимо, промывать глаза. Валерия, цепляя со дна горошины, набрала их целую пригоршню, вышла на берег, и высыпала в полиэтиленовый пакетик, несмотря на запрет гида Евгения ничего не трогать, появилось огромное противоречивое желание взять невиданный материал, а потом рассмотреть его у себя в номере. Потом она зачерпнула в бутылочку воды из Мёртвого моря, приняла душ и в магазине переоделась. Туристы тут же что-то покупали, но Валерия ничего брать не стала, ведь ей предстояли поездки в Москву, Сергиев Посад, и домой, в свою Сибирь, билет до которой был таким же дорогим, как до Израиля.
Знакомство с Мёртвым морем продолжалось всего полчаса, но этого всем хватило. От встречи с ним осталось гнетущее впечатление, казалось, от густой тяжёлой воды исходила смертельная опасность. Низкое мрачное небо, насыщенный соляными парами воздух, плохая видимость – дальше двух-трех метров ничего не просматривалось – всё привело к тому, что туристы быстро собрались и раньше времени оказались на берегу, отказавшись завтракать, все, как один, попросили гида ехать дальше.
– Можно и в автобусе поесть…– заметила Валерия, но Евгений запретил:
– В автобусе ни в коем случае есть нельзя!
Дорога вилась между горами и холмами разной высоты, но огромной разницы не было, потом стали попадаться скрюченные деревья, вдруг появились огромные крытые теплицы.
– Здесь выращивают столько овощей и фруктов, что можно год кормить пятьдесят миллионов человек, – сказал гид Евгений. – Вот видите, рабочих везут. Это вьетнамцы и тайландцы.
– А евреи-то куда делись? – спросил кто-то из туристов.
– Евреи на земле не работают. Руками не работают. Они работают головой. Мы – ленивая нация…
– А говорите, что организовали колхозы? – спросила Валерия, уловив, что гид противоречит сам себе.
– Колхозы, да, кибуцы называются. У них коллективное хозяйство. Есть аэропорт, свои самолеты, недвижимость... Прибыль получается неплохая, – сообщил он. – Скоро Иерусалим. Я передам вас Кате, она кандидат исторических наук из Питера, вам очень повезло, что к ней попадёте. Она знает всё. Вопросы, на которые я не ответил, можете задать ей. Я работаю на заводе инженером, в субботу меня попросили съездить с вами, что я с удовольствием и сделал. Субботний шабат я не соблюдаю, иногда и сало ем, как привык в Украине. А общение с русскими для меня своего рода праздник для души. А в кибуцы на обратном пути заедем.
– Расскажите немного о себе, – попросила Галина.
– Переехала моя семья из Украины, сразу пошёл на курсы изучать иврит, а то русские евреи приезжают, языка не знают, а потом удивляются, что к ним плохо относятся. Хотя, зачем им учить язык? На каждом предприятии или организации есть свой русско-говорящий переводчик. По телевизору, насколько я знаю, идут программы на русском. Вот приезжие и избаловались. Говорят, что работу найти не могут, а сами даже языка не знают. А я дочь замуж за местного еврея выдал. Уже и внучка есть.
Валерия узнала панораму Иерусалима на фотографии, что присылал ей Странник, и когда автобус стал подбираться к городу, увидела ту же точку отсчёта. От изумления и эйфории Валерия растерялась. Вот они – захоронения, тысячелетние кладбища, христианские, католические церкви, синагоги и мечеть – храмы всех религий в одном месте, неужели она воочию видит священный город Иерусалим? – думала Валерия.
– От храма осталась только стена, которую теперь называют Стеной Плача. Половина города принадлежит евреям, половина арабам. Обратите внимание: там, где грязь и мусор – арабская сторона, где чистота и порядок – еврейская, – услышала она рассказ гида.
Валерия стояла на смотровой площадке и замирала от страха, что не успеет сфотографировать панораму сакрального места, и о том, что в этом историческом месте она думает о простом и обыденном. Сделав несколько снимков, попросила даму, с которой  спорила в Эйлате, сфотографировать её на фоне города. Валерия не слушала, о чём говорила Екатерина, потому что рассказывала она то же самое, что и Евгений. Валерия наслаждалась видом древнейшего города и своей теперешней причастностью к нему. Фотографии рассматривать – это одно, а самой стоять на семи ветрах над уникальным городом и гробницами – это другое.
Странно, что ни войны, ни вражда не тронула их, в России давно бы всё перерыли, перекопали, не оставили камня на камне. Россияне, как любопытные дети, увидев игрушку – красивую или не очень, тут же разобрали бы её, чтобы узнать, что внутри. Валерия оказалась в полнейшем замешательстве. Так бы вот стояла и смотрела, вбирая в себя пространство великих времён. Тут же арабы со своими осликами и верблюдами уговаривали туристов покататься. Мелкое и Великое стояли рядом. Что такое верблюд или ослик рядом с самой Вечностью?
В Иерусалиме, с этой отправной точки, Валерия сделала много снимков, и, наконец-то, успокоилась, а когда сели в автобус, и отправились в Гефсиманский сад, где по преданию Иисус встречался с Иудой, она уже не суетилась, не тревожилась, что не успеет всё осмотреть, сделать не так.
Автобус остановился возле лавки с церковными принадлежностями. Валерия купила две пачки свечей по доллару за пачку. Понравился крест в четырёхугольном оформлении, но Валерия сдержалась: нечего тратить деньги по пустякам, а потом пожалела об этом: такие кресты могли носить только те, кто побывал в Вифлееме.
А первым туристы увидели Вифлеем – место, где по преданию родился Иисус Христос. Это в Палестине. Из автобуса их посадили в две легковые машины, водитель одной их них – пожилой негр, с которым Валерия так хотела сфотографироваться, но постеснялась и проворонила момент. Для неё он – тоже экзотика. Туристы проехали в Палестину, на границе, прямо из машин, показали загранпаспорта, их пропустили. Долго ехали по Вифлеему – городу из камня, неуютному, грязному, с кучей строительного мусора и бытовой свалки. Вначале показалось даже, что водитель заблудился, так как пришлось дважды прокатиться по одной и той же улице, скорей всего они просто не нашли, где остановиться: улочки оказались узкими, а потом они и вовсе попали в пробку. Пришлось выйти из машин и идти пешком. Арабы внимательно разглядывали туристов, Валерия – их. Подумала о том, что никогда в жизни этих палестинцев больше не увидит. Интересно, о чём они думают? Встретила туристическую группу симпатичная черноглазая девушка и на чисто русском языке пригласила к месту рождения Иисуса Христа.
Через церковь спустились в подвальное помещение, где увидели блестящую металлическую – Вифлеемскую звезду в мраморном оформлении. Люди опускались на колени, целовали, прикасаясь к мрамору и металлу. Валерия, встав на колени, успела сфотографировать реликвию. Затем показали место – ясли, где якобы родился Иисус, запечатлела и куклу – ребёнка, закрытого решеткой. Понятно, что всё было не настоящим, игрушечным и не вызывало у Валерии ни эйфории, ни интереса. Затем группа поднялась наверх, в церковь, где шла служба, не похожая на христианскую.
Конечно, это красиво и необычно, но почему она должна верить в эту сказочку, в лучшем случае сказание? Девушка-гид показала туристам старинный орнамент под деревянным полом, мраморный столб с отверстиями, куда можно было сунуть пальцы рук, и загадать любое желание, которое обязательно исполнится. Желаний у Валерии много: въехать в отдельную квартиру в Петербурге, попросить у Бога здоровья, дочери –достойного жениха. Денег она хоть и не просила, но считала, что это само собой подразумевается, но потом, у Стены Плача попросила и денег, и успеха в делах. Вновь отметила, что везде верующие только и знают, что чего-то просят у Бога.
Шлепанцы Валерии постоянно цеплялись за каменную мостовую, и когда, запнувшись, она чуть не упала на ровном месте, эффектная блондинка Марина поддержала её за руку. Теперь они шли и разговаривали. Марина рассказала о том, что родила четверых мальчиков, один из которых умер, что долго пришлось жить в одной квартире со свекровью…
– Марина, да тебе памятник пора ставить, – искренне сказала Валерия. Оказалось, что муж и его родители – евреи, потому и детей стараются родить много.
– И ты еврейка? – не выдержала Валерия, задавая бестактный вопрос.
– Нет, я русская…
Валерия удивилась тому, что угадала, назвав сына в шутку Михаэлем. Получилось так, что через ребёнка, она подружилась и с его семьёй.
А потом их повезли назад – до границы Палестины и Израиля – разделивших арабов и евреев. Валерия так и не поняла, чья это земля, почему она поделена. Почему в Палестине родился Иисус Христос, который был евреем, значит, в Вифлееме когда-то жили евреи, и почему эта земля досталась арабам… почему в одном государстве существует ещё одно, почти что государственное поселение, почему назад пришлось идти через границу пешком, через высокие заборы и колючую проволоку? В очереди с ними стояли и местные. Кто они, арабы, евреи, и почему-то они ходят друг другу на работу? Валерия ничего не понимала. Однако эти, воюющие между собой народы, туристов пропускали и принимали беспрепятственно, почему? Потому что деньги всех уравнивают? Палестина – республика в сердце Израиля, и воюет с ним, за что? Валерия лишь краем глаз увидела самую странную, древнюю страну, а вопросов возникло больше, чем до приезда. Конечно, Валерия не политик и ответить на вопросы не сможет, если уж у самих евреев мнение противоречивое и если уж отчёт Гоулдстона – еврея заставил весь Израиль «стоять на ушах» и ездить в Америку судиться с ним, то ей-то – посторонней туристке – тем более не разобраться!
На Палестинской границе они показали свои паспорта, на Израильской стороне группу вновь встретила Катя, и туристы отправились вначале к Храму Гроба господня, а потом только к Стене Плача, о которой Валерия была столько наслышана.
***
Несмотря на субботний день, народу в Храме Гроба Господня оказалось много. Валерия ходила следом за Катей, но в суматохе не успевала улавливать и запоминать то, о чём та говорила. Их группу старались никуда не пустить, но Катя, выслушав отказ, проталкивалась вперед, и туристы, боясь потеряться, просачивались вслед за ней. Замыкал шествие – группу из двенадцати человек – гид из Эйлата Евгений. Подошли к Гробу Господню, но ждать очереди не стали, и прошли со стороны, где горели лампады и сидели арабы. Евгений предложил прикоснуться к изголовью Гроба и загадать желание, затем протиснувшись к Благодатному огню, брал у туристов пачки свечей, поджигал – освящал и тут же тушил их, подавая тем, кто заранее купил в лавке белые парафиновые, очень тоненькие свечки. В каждой пачке насчитывалось по тридцать три штуки, и первую пачку Валерия доверила поджечь Евгению, внимательно посмотрев, как это делается, вторую пачку подожгла и потушила сама.
Затем с трудом, в плотной толпе, туристы поднялись на второй этаж к кресту, на котором распяли Иисуса Христа. И хотя Валерия понимала, что крест не может храниться тысячелетиями, прикоснулись к реликвии-кресту, к иконам… Спустились вниз, и Катя подвела их к освещённой площадке величиной с большую дверь, сказала, что любые, положенные на неё, вещи будет освящены. Валерия бросила на прямоугольник всё, что было в руках: сумку, куртку, фотоаппарат, себя… Но ни эйфории, ни трепета не испытала. Она воспринимала нахождение здесь, как в старинном, ранее невиданном музее, где хранились остатки, может, и настоящих, намоленных веками, реликвий.
Люди толпились, толкались, даже спорили. Служки сгоняли людей, точно баранов, с проходов, по которым вскоре с песнями, вернее, с молитвами шли монахи армянского и греческого происхождения. Валерия с удивлением рассматривала драчунов, вспомнив, как недавно они устроили у Гроба Господня настоящую бойню за первенство, били друг друга кулаками, не жалея, в лицо. Телевидение не постеснялись показать драку всему миру. Валерия с  интересом, во все глаза, разглядывала крепких чернявых молодцов-монахов, которых видела по телевизору. Ощущения святости так и не появилось.
Потом Валерия отдала пачку свечей сестре, от другой отделила три штуки верующему сайтовскому другу, с которым потом встретилась в Москве – Николаю, тридцать штук оставила себе, чтобы дома раздать знакомым, родственникам и соседям…
А больше всего поразили Валерию мощные мраморные колонны на входе в Храм. Одна из них, треснувшая, расщепилась, как обыкновенная деревянная спичка, словно от молнии или от груза тысячелетий.
***
До Стены Плача туристы добрались под вечер. Стемнело, в субботний вечер только что закончился праздник – шабат. Мимо шли бородатые евреи и казались нарядными в чёрных фраках, высоких шляпах, по бокам которых развевались шёлковые кисти. Валерия достала фотоаппарат, но гид предупредил, что фотографировать их нельзя.
Она стремилась положить заранее написанную записку с просьбами всё о том же. Она ожидала нечто грандиозное, но это, действительно, была просто стена и ничего больше. Пройдя мимо семи свечей под куполом, о которых Катя сказала, что это изделие из чистого золота, и круглосуточно  охраняется, что на этом месте стоял разрушенный восемьсот лет назад второй храм, Валерия спросила:
– Почему же новый не строят?
– Теперь это не наша территория, – ответила Екатерина.
Странно, земля была когда-то еврейская, теперь нет, война продолжается… Иерусалим поделён на две части. Одна половина города – арабская,  другая иудейская, но как же местность, на которой был храм, место, где жили евреи, и родился Иисус Христос, могло отойти арабам?
– Мы молимся и надеемся, что Бог вернёт нам нашу территорию. Нужно время.
Народ у Стены Плача был, но не так много, чтобы не протиснуться. С правой стороны подходили женщины, с левой мужчины. Валерия свободно подошла к Стене Плача, непроизвольно прислонилась лбом к камням, и вдруг разволновалась, почти не верующая, ощутила потребность коснуться Стены губами, даже не подумав о том, сколько людей целовали её. И только тут что-то дрогнуло в душе, Валерия осознала и величие момента, и свою сопричастность к Вечности и Времени, историческую ценность Стены Плача, наверное, точно так же, как люди всего мира.
Неужели этим кирпичам больше тысячи лет? Погладив шершавую поверхность, вспомнила о своей миссии донести просьбу до Бога, ведь она дошла со своими просьбами так далеко! Выше инстанции, чем эта, уже нет. Проговорив просьбу, хотела найти щелочку и втиснуть записку, но даже вмятины не нашла. Кто-то тронул её за плечо, Валерия обернулась, ожидая увидеть туристку их группы. Но незнакомая женщина показала рукой на небольшую нишу в стене. Валерия молча, с благодарностью кивнула, не думая, какой она национальности. И только тут, только сейчас, она ощутила то, что не чувствовала ни в одной церкви, ни в храме, ни в синагоге, ни в монастырях. Только здесь и только сейчас она почувствовала такую эйфорию, такой восторг и сопричастность к чудесному моменту, к Богу и Высшему Разуму… Нечто, что не поддавалось описанию, не укладывалось в голове. Вот она точка соприкосновения земного и духовного. Вот оно необычайное настроение, которое впервые появилось за всё время паломничества по святым местам! Валерия вернулась к своим гидам, чувствуя себя в состоянии возвышенного шока.
– В туалет сходили? – не стесняясь, спросил Евгений. Валерия покачала головой.
– А надо сходить. Ехать далеко, а туалет здесь древний, уникальный и бесплатный… А наверху бесплатная трапезная, там вас всегда накормят…
Вряд ли она ещё когда будет в Иерусалиме, – думала Валерия, подходя к каменному зданию туалета. Изнутри он был чистым, как всё вокруг, с наличием туалетной бумаги. Впервые увидела стены из отёсанных камней, и гладкие плиты пола, отшлифованные обувью миллионов, а может, и миллиардов ног верующих людей.
За целый день Валерия так устала, что, вернувшись к гидам и увидев единственный пустой стул, плюхнулась на него. Туристы подходили, группировались вокруг них, и когда Катя призналась, что замерзла, Валерия предложила ей свою куртку. Вспомнила о сибирских морозах, о чём и вспоминать не хотелось. Где Сибирь, и где она… И усмехнулась: вот там, действительно, холодно – до сорока градусов мороза. А здесь-то как раз и не холодно!
Когда группа собиралась, Катя предложила всем проходить к автобусу. Валерия продолжала общаться с Мариной, которая, казалось, добралась до слушателя и рассказала о том, что они ходили к подруге, которая живёт здесь не очень-то хорошо: развелась с мужем, гражданства не дают, но и назад ехать не хочет. На что живёт – неизвестно.
Назад туристы ехали притихшие: то ли уставшие, то ли ошеломлённые увиденным и услышанным, но когда Евгений предложил заехать в кибуцы – в колхоз, никто не отказался. Валерии не хотелось подниматься, она с трудом вышла из салона автобуса, увидела на площадке стоящих коров, которые не двигались, стало понятно, что это муляжи в натуральную величину.
Зашли в магазин, где цены оказались высокими: пачка фиников в пластиковой тарелке стоила семнадцать шекелей, однако туристы покупали, не жалея денег. Так ничего и не купив, Валерия подошла к автобусу, увидела, как молодая дама идёт, с трудом переставляя ноги, спросила:
– Что-то случилось?
– Да… кожу разъело. Не успела, как следует, сполоснуться после купания в Мёртвом море,.
– Тогда не надо было из автобуса выходить, – посочувствовала ей Валерия.
– Да я и не подумала, что будет так больно…
– Вроде предупреждали…
Уже глубоким вечером Валерия добралась до своего номера, увидела оставленный для неё ужин, обрадовалась. Здесь было всё: и мясо, и салат, и десерт. О ней не забыли, позаботились, оставили еду. Пища показалась такой вкусной, будто она никогда в жизни ничего подобного не ела. Особенно понравилась индейка – мягкая, нежная и сочная.
А в Москве и Питере в магазинах продавали консерванты. От колбасы  во рту появлялась по утрам горечь; от котлет, сделанных из непонятного мяса и хлеба – кислота, от блинчиков с картошкой, что ела у сестры, потом чуть не вырвало, от творога – какой-то мазни, на лице появились красные пятна. Даже фрукты из бывших республик Советского Союза: красивые дыни, арбузы, овощи и фрукты настолько были заполнены селитрой, что соседи Маши попали в больницу с отравлением. В Израиле к питанию относились серьёзно. Еда в столовой – ресторане не вызывала у Валерии ни расстройства желудка, ни горечи во рту, язык был чист и это поражало.
И всё же сказка заканчивалась. Загоревшая, выспавшаяся и отдохнувшая Валерия ехала в автобусе, который вёз туристическую группу в аэропорт Овда. В самом городе работал ещё один аэропорт, и самолёты опускались настолько низко, что лёжа на пляже, Валерия слышала рёв приближающихся воздушных лайнеров, и видела их так близко, как на огромном экране, могла рассмотреть даже самые мелкие детали, например, опознавательные знаки и выпушенные шасси.
Валерия боялась, что у неё могут обнаружить горсть соли и пол-литровую бутылку воды из Мёртвого озера и положила всё в багаж, думая, что там проверять не будут, и всё же переживала из-за этого.
Перед вылетом, в здании аэропорта, оказалось, что молодых девушек приглашали в специальный кабинет и проводили беседу, расспрашивая о том, с кем встречались, к кому приезжали, как отдыхали. Многим не понравился этот почти что допрос, девушки выходили недовольными. Валерию никуда не пригласили, ни о чём не спросили, багаж пропустили, а у самой любезно поинтересовались, какое ей лучше дать место: с краю, у окна, любое или ближе к голове самолета.
– Любое место с краю, лишь бы не проходить мимо пассажиров.
С приподнятым настроением Валерия Васильевна вошла в салон самолёта. То, что ей по-прежнему не у кого жить в Петербурге, уже не казалось такой глобальной проблемой, как раньше. Неувязки, ожидающие её в Санкт-Петербурге, можно легко решить: неделю продержится у дочери, неделю в Москве, там ей предстоит встретиться ещё раз с Аркадием, попытаться увидеть Александра и Николая. А вот в Бийске уже спокойно подумать о том, что можно продать: одну из двух квартир, дачу, гараж? И купить жильё в Петербурге, прописать дочь, чтобы в любое время можно было приезжать к ней и жить, сколько захочется.
А сейчас она уедет в Москву, в Сергиев Посад, и…  домой, ведь программу –минимум она выполнила: повидала Машу, впервые в жизни побывала за границей – хоть не во Франции, а в Израиле, где ей безумно понравилось. Правда, главный наказ священника – побывать в Сергиевом Посаде не исполнила, но она поедет туда –  с Юлией или одна.
Рейс в Санкт-Петербург по какой-то причине задержали, и самолёт прибыл в аэропорт Пулково ночью. Хоть Валерия и добрались на автобусе до метро, станция оказалась закрытой. Семейство Марины встретил на машине брат. Другие туристы тут же куда-то исчезли. Валерия, совершенно не зная города, боялась добираться на такси, и не отрывалась от девушки с парнем из их группы. Когда парень поймал такси, и они втиснулись в салон машины, Валерия с облегчением вздохнула.
– Вам куда? – спросил водитель. Все по очереди назвали адрес.
– А мне… станция метро Василеостровская – первая линия, недалеко от Тучкова моста.
– Понятно. На Ваську, значит! А номер дома? Линия-то большая, – спросил таксист.
– Я не к себе еду, к дочери, – оправдалась она, не выдавая себя за приезжую. – Дом, где компьютеры продают, слева, там вывеска есть, я покажу.
***
Маша ожидала её: открыла двери, посадила за стол, накормила горячими пельменями. Валерия, решив для себя, что делать дальше, была спокойна и уравновешена.
– Ты хорошо выглядишь, загорела, помолодела…
– Спасибо, даже не поправилась, хотя кормили хорошо.
– Ну, здорово! Я тоже хочу за границу…
– На какое время я могу у тебя остаться?
– Ну, недельку или две, поди, протянем, я сказала соседям, что ты приедешь встречать Новый год. А поживёшь до тех пор, пока кто-нибудь из них скандал не закатит.
– Хорошо. А потом к Юлии уеду, съездим с ней в Сергиев Посад и… домой. И знаешь, что я решила? Продать в Бийске всё, что купят и взять жильё здесь.
– Ну, всё-то не надо. Однокомнатную квартиру, дачу, гараж – продай, а  трёхкомнатную тормозни, вдруг придётся вернуться!
– Ну, и Слава Богу. А то выглядываем здесь, как последние нищие!
Побывав в Израиле, она пожалела, что у неё  нет половинки – мужчины, с которым она могла бы вместе объездить мир.
Проводив мать в Эйлат, Маша с облегчением вздохнула: она давно встречалась с Кириллом, парень частенько сбегал из дома под предлогом, что вызвали на работу и тогда ночевал у неё. А чаше говорил Марине, что пошёл в бассейн, на прогулку, пробежку... Настроение у гражданской жены портилось теперь гораздо чаще. Она закатывала ему скандалы ревности, подозревая, что тот завёл себе женщину, и предлагала не таскаться, а поступить по-честному: или уйти к другой, или бросить любовницу и  продолжать нормально жить с ней. Но Кирилл каждый раз оправдывался:
– Да никого я не завёл! Работа достала, надо следить за охраной!
А требования, действительно, ужесточили, надо было контролировать и продавцов, и охранников, делать ревизию ходовых продуктов, но Кириллу, было не до того, поэтому через три месяца дело закончилось тем, что уволили всех начальников смен, в том числе и Варавкина, чему Маша обрадовалась.
С Кириллом теперь встречались всё реже, он работал в другой организации. От Марины, жившей в трёхкомнатной, доставшейся ей от родителей квартире с видом на канал Грибоедова, Кирилл уходить, видимо, не собирался, его всё устраивало. Он просто жил, да и женщина, на десять лет старше его, имея взрослеющего  сына, отказываться от Кирилла, видимо, не собиралась.
Слова матери о том, что Кирилл – парень ненадёжный, далеко не состоятельный, и сожительствует на птичьих правах, а она теряет с ним время, заставили Машу задуматься.
Когда мать уехала, она встретилась с любовником, дождавшись его на улице, тихо завела в комнату… бурная ночь казалась теперь бесконечным и вечным счастьем. Маша даже не представляла, как бы она жила без Кирилла. Но когда первый восторг от встречи прошёл, после страстных объятий и поцелуев, Маша, вспомнив о том, что вскоре должна появиться мать, которая отнеслась к её связи довольно скептически, решила серьёзно поговорить с ним, выяснить отношения. Её уже не устраивало, что парня приходится делить с другой женщиной,
– Кирюша, – начала она, – А как ты ко мне относишься?
– Хорошо, – ответил Кирилл. – С любовью! А ты?
– И я тебя люблю… И что будем делать?
– В смысле? – вопросом на вопрос ответил Кирилл.
– С любовью-то, что будем делать?
– Будем любить друг друга…
– Всегда?
– В смысле?
– Что ты заладил: в смысле, да в смысле! – возмутилась девушка.
– Не понял…
– Не понимаешь, или понять не хочешь? – спросила  Маша, почувствовав молчаливое сопротивление Кирилла. Лежит тут, прикидывается шлангом!
– Не пойму, чего ты от меня хочешь? – спросил парень.
– Хочу определённости. Встречаемся почти год, пора определиться. Хочешь с Маринкой жить – пожалуйста, живи с ней. Хватит ко мне таскаться! Хочешь быть со мной, давай снимем квартиру и будем жить вместе, – вдруг жёстко ответила Маша.
Парень молчал, и когда Маша пожелала ему спокойной ночи, Кирилл заметил: –  Так быстро это не делается…
– Быстро? Год уже прошёл. Что ты думаешь делать в данной ситуации?
– Ничего…
– Вот именно, что ничего… Думаю, нам и встречаться больше не стоит!
– Что ты говоришь? Нашла кого-то взамен?
– Нет, думала, что ты меня любишь, и мы будем вместе.
– Я люблю тебя. А разве мы не вместе?
– Если для тебя мы вместе, то для меня нет. Спокойной ночи! – сказала девушка, возмущённая до глубины души. Она поняла, что менять ситуацию парень не собирался.
– И что, мне больше не приходить?
– Не хочешь, не приходи.
– Я и сейчас могу уйти…
– Скатертью дорога…
В два часа ночи Кирилл демонстративно поднялся и начал собираться. Маша молча проводила его, закрыла двери и долго не могла уснуть, понимая, что это конец. Выходит напрасно она молчаливо ожидала, надеялась, что Кирилл предложит пожениться, а он просто жил в своё удовольствие, не думая о ней всерьёз. Стало жаль себя, от обиды на глаза выступили слёзы. Правильно мама сказала, что он просто пользуется ею, зная, как трудно ужиться одной в огромном городе. Утром подумала о том, что зря начала разборки с Кириллом, и разозлилась на мать: это она надоумила поговорить с парнем, разрушила иллюзии на его счёт. Та побудет и уедет, а она останется одна!
Валерия появилась в Санкт- Петербурге, не догадываясь, что стала причиной разрыва отношений дочери с молодым человеком. Странно, что Маша не торопила её домой, предложив отметить Новый год в коммуналке. Но она не стала говорить о том, что поругалась с Кириллом…
– Маша, вдвоем скучно будет! Пусть и Кирилл приходит. Посмотрю хоть на него.
– Мама, успеешь ещё посмотреть. Как съездила-то? Рассказывай!
– Рассказывать долго, но если коротко, то я впервые купалась в Красном и Мёртвом морях, побывала в двух странах – Израиле и Палестине… Видела настоящие дворцы белокаменные с узорными балконами, не похожие друг на друга стенки-водопады. Жила в Эйлате – красивом и сказочном городе, недалеко от моря, загорая днём на пляже, видела чудо: на небе были одновременно и луна, и солнце. И там, кстати, никогда не бывает дождей, поэтому к каждой пальме и цветнику подведены шланги для полива. Ходила по городу, не чувствуя ног, и казалось, что я – в раю. Неделя жизни в Израиле будто перенесла меня из одного измерения в другое, из одной эпохи в другую, отношение к жизни изменилось. Вот так…
– Это всё из области фантазии, а где подарки?
– Какие подарки?! У меня денег нет… А ещё я видела огромные аквариумы с редкими рыбами, акулами, скатами, рептилиями в подводной обсерватории, любовалась кораллами. Была на обзорной экскурсии с посещением Фермы специй и ювелирной фабрики «Алмазные копи», где показали знаменитые эйлатские камни: бриллианты, сапфиры и жемчуга... Каждому туристу подарили по драгоценной подвеске, мне достался агат…
– Покажи! – попросила дочь.
Валерия вынула единственный сувенир, свечи, соль и воду из Мёртвого моря – всё,  что досталось ей бесплатно. И, взяв в руки подвеску, предложила дочери:
– Хочешь, возьми себе…
– Хочу, – ответила Маша и забрала подарок.
– А самая важная экскурсия – в Святой Иерусалим, где мне посчастливилось посетить знаковые места – Гефсиманский сад и Храм Гроба Господня, где сама зажгла свечи от благодатного огня и привезла эти освященные свечи. Смотри, какие они тоненькие и беленькие, чуть подкрашенные – парафиновые, что ли? Побывала в Палестине – на месте рождения Иисуса Христа, у еврейской святыне – Стены Плача, попросила удачи для тебя и себя. По пути останавливались на Мертвом море, дно которого выстлано крупными кристаллами соли.
Так это море настолько насыщено солями – двадцать шесть наименований, что при попадании воды на лицо можно обжечь глаза. Водой Мертвого моря, как рассказывал гид, лечат суставы и опорно-двигательный аппарат. Завод, находящийся недалеко, выпускает косметику.
– И где эта косметика? – спросила Маша.
– Косметику я не покупала. А вот соль и воду из моря привезла. Вот, смотри.
– Мама, ну, ты как всегда! На всём экономишь! – подколола Маша.
– Из Иерусалима нас возили в Палестину на машине, – Валерия перевела разговор на другую тему. – А назад через границу с высоким забором, опутанным колючей проволокой, шли пешком, так что я побывала ещё и в Палестине, куда отошёл город Вифлеем – родина Иисуса Христа.
– Как бы я хотела сейчас куда-нибудь уехать! Мама, Новый год встретим вместе, а потом живи у меня до тех пор, пока соседи шум не поднимут. Я сказала, что ты живёшь у брата, а Новый год  встретишь у меня. Кстати, соседка Оксана  к себе нас пригласила. У них двухкомнатная коммуналка. Она всего на два года старше меня, а уже есть муж и трое детей. Первым мальчика родила, потом двойняшки появился...
– Муж – это хорошо! Я просила у Бога тебе хорошего мужа. Как дела с Кириллом?
– Никак! Я поругалась с ним!
– Почему?
– Ты права оказалась. Он не хочет уходить от бабы!
– Ну, и не переживай! Лучше найдёшь.
– Мама! Не будем об этом!
– Как скажешь…
Вдруг зазвучал сотовый телефон. Маша, посмотрев, переменилась в лице, радостно выскочила за дверь и долго не возвращалась. Валерия уже хотела звонить и узнавать, что случилось, как тут тихонько постучали. Открыв двери, Валерия увидела дочь с небольшим телевизором в руках. Маша торжествующе улыбалась.
– Держи новогодний подарок… от зятя!
– От Кирилла? Ты же поругалась с ним!
– Пришёл, сказал, что любит только меня… и подарил телевизор.
– Это хорошо. Хоть новогодние программы посмотрим… А сам-то где? Зашёл, познакомились бы.
– Он стесняется…
На Новый год Маша купила шампанское, торт, фрукты, приготовила несколько салатов, потушила мясо. Валерия помогала ей порезать овощи, почистить лук, она всегда удивлялась тому, с какой любовью дочь готовит еду, тратя на это много времени. После заготовок, которые она часами делала дома, вновь стоять у плиты не хотелось.
Вечером мать с дочерью сели за стол, чтобы проводить старый год.
– Ну, что сказать, прошедший год был значимым. Ты попала в Петербург, живёшь здесь, я вот приехала к тебе, побывала за границей…
– Мама, что толку, что живу в Питере… Ничего хорошего в этом нет.
– Ну, как нет? Жильё есть, работа есть, молодой человек появился… Телевизор вот принёс, кстати, давай включим его потихоньку и будем смотреть.
– Жильё чужое, работа не по специальности, Кирилл живёт с другой, – сказала Маша, и, поднявшись, начала сама настраивать телевизор.
–  Ну, и что теперь? Не всё и не всегда получается сразу. Ну, вернёшься в Бийск и что? Работы нет, денег нет, перспективы нет… Лучше я к тебе перееду.
– Куда ты переедешь? И где жить собралась?
– Можно продать одну из квартир, а здесь купить хотя бы коммуналку.
– Мама, ты думаешь, это реально?
– А почему бы и нет? Я приеду и займусь продажей!
– Попробуй, но, думаю, это дохлый номер. Сразу всё не продать!
– Хорошо! Согласие от тебя и задание получила. Буду действовать!
– Трёхкомнатную трогать пока не надо, мало ли что…
– Хорошо. Продам всё, кроме своей квартиры, купим коммуналку, пропишешься в ней постоянно, никто тебя хотя бы выгонять не будет, да и платить придётся только за коммунальные услуги. Давай, признаем, что старый год для нас был удачным!
– Ой, как вспомню твоего брата, так противно становится…
– Но ведь встретил как-никак, неделю у него прожила…
Валерия подняла бокал с вином и сказала:
– Давай, за прошедший год!
– Давай, – нехотя согласилась и Маша.
Новый год встречали в большой семье соседей по коммуналке, но Валерии там не понравилось: трое маленьких детей не спали, бегали, шумели, то играли, то дрались и эта суматоха, переполох и гвалт Валерию утомил. После того, как встретили вместе Новый 2010 год, она ушла к себе, в соседнюю комнату, и, посмотрев праздничный концерт, постаралась уснуть.
На другой день Маша ушла на работу, а мать, проспав полдня, включила телевизор без звука и смотрела  на то, что мелькало перед глазами.
Каждый, прожитый в Санкт-Петербурге день, казался Валерии весомым, она использовала время на все сто процентов, поэтому, проводив на работу дочь, бежала то в музеи, то в выставочный зал, сходила в Эрмитаж, Меншиковский дворец, Русский музей, Петропавловскую крепость…
У дочери была одна связка ключей, поэтому матери приходилось дожидаться её у подъезда дома до одиннадцати часов вечера, чтобы звонок и разговор по телефону не слышали соседи. Она хотела поначалу сделать отдельные ключи, но потом раздумала, не будет же она здесь жить вечно, долго ей не выдержать! Осталось съездить на могилу Фёдора Достоевского… и домой!
***
И уже на следующий день Валерия направилась в Александро – Невскую лавру. Вход в лавру находился на площади Александра Невского, напротив здания гостиницы Москва. Оказалось, что Свято-Троицкая Александро-Невская лавра – действующий монастырь. И что самое интересное – вход для паломников и туристов оказался свободным. Валерия  Васильевна узнала, что Достоевский захоронен в Некрополе Мастеров искусств – на территории бывшего Тихвинского кладбища. Она купила билет, и, следуя указателям, нашла памятник Фёдору Достоевскому, возле которого и задержалась. Ей даже не верилось, что наконец-то, она находится возле могилы своего любимого писателя! Попросив у него вдохновения и содействия в делах, сделала несколько снимков. Потом долго ходила по пустынному кладбищу, благоговейно взирая на красивые памятники творческих личностей: особенно понравился памятник Чайковскому,  баснописцу Крылову, нашла памятники Бородина, Глазунова, Жуковского, Карамзина,  Шишкина… –  всего около двухсот надгробий литераторов, музыкантов, художников и актёров. Валерия шагала по разметённым от снега дорожкам, много фотографировала, пытаясь оставить память о Лавре.
Перешла через дорогу в другой музей – Некрополь восемнадцатого века, показав на входе сохраненный льготный билет для пенсионера. Увидела, что расстояние между памятниками здесь настолько хаотично и мало, что протиснуться между памятниками оказалось практически невозможно. Лишь к красивому памятнику из белого мрамора – памятнику Ломоносова вела широкая, ухоженная дорожка. Валерия увидела людей, толпившихся рядом с его могилой, живые цветы возле памятника... подошла к экскурсионной группе, услышала голос гида:
– Некрополь ХVIII века расположен на месте одного из первых кладбищ –  Лазаревского, здесь более тысячи надгробных памятников  восемнадцатого – начале двадцатого веков представителям самых известных дворянских фамилий в истории России. Среди них современники Петра I, деятели истории, науки: Ломоносов, Фонвизин, Шереметев, Шувалов, дед Пушкина – Ганнибал, вдова Пушкина – Наталья Ланская… Хотя после революции на кладбищах творилось невообразимое.
Валерия бродила по кладбищу, рассматривала памятники, и появилось ощущение того, что лучшие из них просто привезены из других кладбищ и расставлены, как музейные реликвии. Неужели  надгробные памятники стоят на пустом месте или на чужих могилах? Крамольные мысли не давали  ей покоя, однако хотелось верить, что тело Достоевского захоронено именно там, где стоит его памятник.
Валерии хотелось подольше пожить у дочери, но, понимая, что, как ни тяни с отъездом, уезжать придётся, начала потихоньку собираться домой, и заранее купила железнодорожные билеты до Москвы и Бийска.
***
С тяжёлым сердцем Валерия вернулась в Москву. Она рассказала Юлии о своём обещании отцу Ермогену – побывать в Сергиевом Посаде, та, загорелась желанием ехать с ней. Время шло, сестра всё собиралась, говорила, что обязательно поедет на следующий день, но утром не могла или не хотела подняться... Поездка откладывалась «до завтра». Времени оставалось в обрез, Валерия подумывала о том, чтобы отправиться одной, но в тот вечер Юлия, как обычно, до полуночи читала молитвы, затем занялась стиркой потому, что электроэнергия после двадцати трёх часов в Москве стоит дешевле, чем днём, и легла в два часа. Валерия проснулась в шесть, и, поняв, что тянуть дальше некуда, стараясь не шуметь, не греметь, поставила и включила чайник, и начала собираться, чтобы уехать в Сергиев Посад. Но в это время заблажил кот и разбудил проспавшую всего четыре часа сестру. Юлия прошла в ванную, где он скребся, и, увидев одетую Валерию, пьющую на кухне кофе, спросила:
–Ты куда это собралась?
– В Сергиев Посад…
– Мы же вместе хотели.
– Поехали… А то я скоро уезжаю домой. Времени остаётся мало, – предложила Валерия.
Юлия с трудом начала собираться, и вскоре сёстры появились на Ярославском вокзале, чтобы отправиться к святому месту – в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. У Юлии оказалась карточка на бесплатный проезд, а Валерия переживала из-за того, что ей может не хватить взятых с собою денег, по телевизору она видела передачу о том, что произошла наценка на билеты за проезд на электричках.
Валерия рассказала сестре о том, что стоимость билетов от Москвы до Сергиева Посада ей обещал вернуть священнослужитель из Бийска, поэтому, несмотря на минимум денег, она всё же едет… Билет до Сергиева Посада на электричку, оказалось, подорожал всего на тринадцать рублей, а шуму подняли столько, будто цена увеличилась в десятки раз. Билет в оба конца обошёлся ей в двести пятьдесят  рублей, которые собирался компенсировать отец Ермоген… и Валерия успокоилась.
Сестёр пропустили через вертушку, они прошли на платформу, где стояла электричка. О том, что всё идёт не так, говорить не хотелось.
– И зачем мы рано прошли? – проворчала Юлия, она хотела в туалет, но электричка отправлялась через двадцать минут, и возвращаться в вокзал было поздно. Она быстро побежала вдоль вагонов, заглядывая в открытые двери каждого из них.
– Юля, что случилось? Зачем мы идём мимо вагонов? – спрашивала Валерия, не понимая её телодвижений. Неужели так хочет в туалет, что крыша поехала?
– Я ищу мягкий вагон, – ответила сестра.
– Мягкий? В каком смысле?
– С мягкими сиденьями… тундра. А ты отдай ему билеты не только на электричку, но и на метро.
– Кому ему? У меня есть талон на десять поездок и что?
– Твоему отцу Ермогену, ты ему билет на две поездки отдай. А то посмотрит, а там  десять.
– А как он увидит, что десять? – спросила Валерия, ничему не удивляясь. Сестра, как всегда, пыталась показать себя много знающей.
– Ой, Лерка, ничего не знаешь, а вечно споришь!
– А где ты видишь количество поездок? Карточка и всё, – объяснила Валерия.
– А кто тебе считает, сколько раз ты проехала?
– Карточку вставляешь, и отражается столько, сколько поездок тебе осталось. А внешне этого не видно, – спокойно объясняла Валерия.
– Ну, а у меня карточка пенсионера, я езжу бесплатно.
– Ты бесплатно, а в Бийске пенсионеры тратят по пятьсот рублей на проезд – считай, десять процентов от пенсии. Я вот ветеран труда, плачу двести рублей. Почему страна одна, а привилегии только у москвичей?
– Вот сроду не поверю, что пенсионеры платят за проезд. Ты, наверное, не знаешь… или врёшь, – сказала Юлия. Валерия посмотрела на свою родственницу, удивляясь не тому, что ей не верят, а беспардонной нелогичности рассуждения сестры.
– Ну, что, садимся в электричку? Сиденья, по-моему, везде одинаковые, – сказала Валерия, отвлекая сестру. Но та молча продолжала движение вдоль состава. Неожиданно двери электрички закрылись. Шедшая навстречу женщина пояснила, что посадка будет с другой стороны.
«Вот, придётся обходить весь состав!»  – подумала Валерия, но развернулась и покорно, на автомате, поплелась вслед за сестрой, понимая, что ни возмущаться, ни реагировать не стоит, потому что бесполезно.
Подъезжали к небольшому красивому городку Сергиев Посад. До Валерии вдруг донеслась грязная, на матах перебранка между парнями, но оглядываться она не стала. Пассажиры разбирались на повышенных тонах, а потом оказалось, что за её спиной произошла драка. Получалось, что всё происходило на глазах у Юлии, но она спокойно взирала на происшествие. Валерия поняла это потом, на выходе из электрички. Парень – прилично одетый, с папкой для бумаг под мышкой, продолжал пинать выходящих молодых бомжей. Ещё в начале пути она заметила, как молодой мужчина начал придираться к продавцу литературы, брал у него то одну книгу, то другую, долго разглядывал Омар Хайяма, испытывая терпение продавца и вернул, ничего не купив. Может, хотел ещё тогда подраться, только предлога для придирок не нашёл... Или подумал, что не справится… А над беззащитными бомжами можно безнаказанно поиздеваться? Парни выползли из электрички, и пошли в сторону Лавры. Лица их были разбиты до крови. Сёстры отправились вслед за ними, увидели, как те начали выпрашивать деньги у прохожих, но люди сторонились их. Возле палаток с сувенирами сёстры обогнали неприятных бомжей, и вскоре подошли к известному на всю страну монастырю. И вновь пришла мысль, что великое и мелкое – всегда рядом.
Через арку – Святые (Красные) ворота, расписанные Андреем Рублёвым, они прошли во двор, увидев красивый, с золотыми звёздами на куполах, пятиглавый собор
Успенский и вошли. Валерия, обойдя усыпальницы святителя Иннокентия и преподобного Максима Грека, осмотрела иконы, попила святой воды, что наливал каждому прихожанину молодой монах, поставила свечи за здравие, затем за упокой родных, и, купив книжечку о монастыре, присела на скамью. Она знала, что Юлия будет до бесконечности долго бродить по собору, и, открыв книгу, начала читать.
Узнала, что Лавра православный мужской монастырь с храмом во имя Святой Троицы,
основан в 1337 году Сергием Радонежским.  Братия Лавры в настоящее время насчитывает около двухсот человек…
– Мы недавно ночевали в Черниговском ските, нас там хорошо покормили, а сегодня попробуем остаться здесь… А вы остаётесь? – вдруг спросила её повязанная платочком женщина, сидевшая рядом.
– Нет, я не паломница, – ответила Валерия, покосившись на неё и, поймав взглядом сестру, зависшую у пятиярусного иконостаса, продолжила читать:  … В 1561 году Троицкий монастырь получил статус архимандрии… В 1585 году был построен Успенский собор… в 1689 появились трапезная с храмом преподобного Сергия Радонежского… в 1742 году открыта духовная семинария, а в 1814 году была переведена Московская Духовная академия. Подойдя к сестре, сказала:
– Юля, нам надо пройти в Троицкий храм, там находятся святые мощи Сергия Радонежского, а собор самый древний.
– С чего ты взяла?
– Вот в книге вычитала. Смотри! – сказала Валерия, показывая страницу с информацией.
Но Юлия подошла к монаху, заказала молебен то ли за упокой, то ли за здравие родных, отдала пять тысяч рублей. Ничего себе, как много! – подумала Валерия и, подойдя к стойке, увидела ворох лежащих на виду денег, которые монах, почему-то, не прятал. Он разговаривал с молодой верующей, давая наставления:
– Вам надо обязательно обвенчаться, иначе ваш брак будет считаться гражданским, и ещё: в храме нельзя находиться в брюках. Я вот дам вам стихи, почитаете – всё поймёте.
– А мне стихи дадите? Я приехала к вам от священника Успенской церкви, из города Бийска, – попросила Валерия, подумав о том, что ей пригодятся доказательства того, что побывала здесь. Монах с сожалением проводил взглядом девушку, и с неудовольствием сунул в руки Валерии несколько листков бумаги. У старенького монаха глаза есть, и чувства никуда не делись? – подумала, удивившись, она.
К Троицкому храму вилась довольно большая очередь, сёстры встали в конце её, и вскоре уже не были крайними.
Стояли долго, несколько человек прошли, минуя очередь, Валерия предложила сделать то же самое, но Юлия остановила, сказав, что пользы от службы тогда не будет, если полезть без очереди. Верующих набралось столько много, что создалась толкучка, и всё же после полуторачасового стояния, Валерия добралась до усыпальницы Сергия Радонежского. Она поставила огромную свечу и, положив руку на гладкую крышку, произнесла заученную речь  – просьбу о том, что она хочет получить от жизни.
В тёмном храме, с мерцающими огнями и тускло горящими свечами, в помещении, набитом людьми, пахло ладаном, потом и спёртым воздухом. Даже присесть некуда, скорей бы домой, – оглядываясь, подумала Валерия. Юлия стояла, как вкопанная. Валерии ничего не оставалось делать, как стоя, слушать певучие молитвы. Один из прихожан встал на колени, и стал быстро кланяться, ударяя лбом об пол, за ним последовал ещё один. Такое Валерия видела впервые. Она стояла из последних сил, понимая, что им придётся ещё долго добираться до станции, а потом и до дома.
– Юля, у меня сил нет стоять… – пожаловалась она.
– Служба закончится, пойдём, – ответила сестра.
Валерия оставалась в храме, но не понимала, что происходит, служба не только не заинтересовала её, а вызвала неприятие. Нетерпение усиливалось. Она не знала, сможет ли дождаться окончания службы.
А потом они зашли в церковный магазин, где Юлия набрала икон, лампадку, масло для неё, много разных икон и свечей. Валерия купила колокольчик.
Обещание, данное отцу Ермогену, она выполнила, но повернуться лицом к церкви, как хотел священник, так и не смогла.
***
До отъезда оставалось всего несколько дней. Валерия вспомнила, что по интернету ещё в Бийске она познакомилась с верующим мужчиной, преподавателем Московского университета культуры, кандидатом исторических наук и, вернувшись в Москву, позвонила ему. На другой же день Николай предложил встретиться на выставке икон в помещении ВДНХ.
Когда Валерия рассказала Юлии о Николае, о том, что она пойдёт с ним на выставку икон, сестра собралась идти с ней. Валерия представила, как та будет делать ей при мужчине унизительные замечания, беспардонно вклиниваться в разговор, овладевать вниманием, хотя сама интересного рассказать не сможет, и твёрдо ответила, что брать её не будет.
– А чего ты боишься, что отобью?
– Юля! О чём ты говоришь! Я сама его ни разу не видела! И встречаюсь я не для того, о чём ты думаешь…
– А для чего? И откуда ты его знаешь?
Валерии хотелось сказать, что не стоит думать столь примитивно, что через него ей хочется просто увидеть то, чего в Сибири  никогда не увидит, но ответила спокойно:
– Я познакомилась с ним по Интернету.
– Ну, и меня познакомишь…
– Юля мы с тобой в Кремль успеем ещё вместе сходить, мне в Союзе бесплатные билеты на концерт дали. А в ВДНХ и на любые выставки, ты всегда можешь сходить одна, ты живёшь здесь!
– Значит, не возьмёшь меня? – казалось, с угрозой спросила сестра.
– Нет, конечно, без обиды только… Сама на птичьих правах иду.
Она, действительно, познакомилась с ним по Интернету, и с какой радости или перепугу, она поведёт на встречу сестру? Николай давно уже дал ей номер своего сотового телефона, а Валерия тогда поблагодарила, сказала, что если получится, с удовольствием встретится и поговорит с таким неординарным собеседником при личной встрече! Нашла потом небольшую переписку с ним:
– Я внимательно прочла то, что ты мне кинул и понимаю, что всего лишь малая часть тобою написанная. Понравилось манера написания от первого лица (я сама так пишу, только совсем в другом ключе), где ты не выпячиваешься, не выставляешься, пишешь доверительно, когда, действительно, всему веришь и сопереживаешь. Одним, двумя предложениями характеризуешь человека (допустим, жену) и вот уже можно увидеть готовый образ. Есть, по-моему мнению, и спорные моменты, и на вопросы мои ты не ответил... но это другой разговор. Сам понимаешь, что коротко всего не высказать. Одно скажу: я была приятно удивлена, если не сказать, что в шоке. А тема Рериха мне близка, Рерих был на Алтае, сам знаешь...
– Второй очерк прислать? – только и спросил он.
– Николай! Конечно, пришли, мне очень интересно! Только я не могу связать уже присланный материал с тем твоим признанием, что ты пришёл к Вере. К какой именно? Я тоже у себя в Бийске ходила на «коллагию», там изучали АУМ, но я ходила на занятия недолго и чисто из любопытства, поэтому термины и названия литературы могу путать.
– Ты всё точно заметила. Поначалу я верил просто в Сверх-Разум и только после мучительных испытаний открыл и принял Христа. Очерк высылаю.
– Спасибо. Хотела бы ещё задать несколько вопросов, но вижу ты, как ни странно, немногословен. Задам потом, после очерка. Может, вопросы и не нужны будут.
– У меня много читателей, я стараюсь ответить на каждое письмо или высказанный комментарий – отсюда краткость (сестра таланта). Кроме того, из очерков ты узнаешь обо мне, практически, всё.
– Николай! Привет! Да, я прочитала твой очерк с огромным напряжением и ожиданием того, что будет дальше... Читала и казалось, что сама чувствовала то же самое, что и ты. Но впечатление у меня неоднозначное... был и практический интерес, затаив дыхание. ждала, чем у тебя всё закончится? Надеюсь, ты давно уже нашёл издателей и почитателей и вполне счастлив, мне, почему-то, так кажется. Присылай продолжение! Хотя, читая, я сразу забросила свои дела.
– Нет, издателя своего я не нашёл. Последнюю книжечку (5 л.) выпустил в издательстве «ЗНАНИЕ», оказалось – банда рвачей и обманщиков: содрали с меня двойную плату и украли пол-тиража, да ещё сброшюровали текст вверх ногами. Издаться качественно – самая острая проблема для меня и мечта. Высылаю Третий очерк.
– Николай! Вновь прочла, как говорится, на одном дыхании, но пока я читаю о самом тебе, кстати, очень здорово написано, подмечены малейшие, казалось бы, невидимые и незаметные нюансы в поведении окружающих, о самом и говорить нечего: искренен до предела... однако, на первый мой вопрос до конца ответа не нашла.
– Спасибо, Лера. Ты тоже очень искренна и открыта в своих оценках. Редкое свойство. Только мои студенты напрямую говорили, что очерки захватывают, будят мысль и, что самое главное – веру, а одна семейная пара призналась, что читает их понемногу перед сном и засыпает с ощущением, что мир гармоничен и прекрасен... Но изданные книгой (пять лет назад) они... остались незамеченными; книготорги продавать их не брали, а те, которые взяли,  жаловались, что книга «не идёт»... Увы, увы!
– Николай! А по поводу книги, ты знаешь, что нужна мощная реклама, на которую надо потратить столько денег, что превысит в разы стоимость выпуска самой книги. А ты участвуешь в каких-нибудь проводимых конкурсах, состоишь в Союзе писателей, или сотрудничаешь с РПЦ? Ты меня настолько заинтересовал тем, что было дальше... что захотелось узнать, а как ты в настоящее время живёшь, чем занимаешься, руки не опустились? Борьба за Себя продолжается?  Я хотела бы попросить тебя зайти в мой БЛОГ и, прочитав хотя бы два рассказа, дать небольшой отзыв или рецензию. Для меня это важно!
– О, с удовольствием! Извини, что сам не догадался.
– Николай! Да, в педуниверситете хотят отобрать лучшее по краю, издать книги местных писателей, грант дали, но нужны отзывы к рукописям, т.е я собираю теперь всё, что могу, чтобы пройти по дороге к изданию. Вот такие у меня меркантильные соображения.
– Лера, я прочитал три твоих рассказа с большим интересом. Ты остро чувствуешь коллизии человеческих отношений, их динамику и умеешь запечатлеть достаточно скупыми, но сильными литературными средствами со своей, женской (даже бабьей) позиции. Есть в рассказах астафьевская обнаженность и мощь правды. Это признак зрелого таланта. Не знаю, публиковала ли ты их где, помимо сети, но после определенной редактуры это можно и должно сделать. Редактура, как и направление твоих усилий, должна быть, на мой взгляд, направлена на сближение чувственно-эмоциональной и языковой сторон произведений (пока ты идешь от чувства, а не от языка), а также вывод их (и тебя, как автора) на более широкий круг тем. В общем, убеждён: твои произведения будут тепло встречены читателями. Они нужны им.
– Николай! Привет. Мы с тобой почти не общаемся, однако, я прочла то, что ты выслал. Человек ты неординарный, и понимаю, что очень занят. А я выиграла конкурс на лучшее поздравление партии Жириновского (чем бы дитя не тешилось) – «20-летие ЛДПР празднуем вместе», пришло приглашение. Приезжаю вначале в Москву, там сестра, потом поеду в Петербург, где живут дочь и брат. В Москве побуду с неделю. Можно будет встретиться, пообщаться, поговорить... Как ты на это смотришь?
– Ну, ты даёшь! Угодить Жирику непросто. Поздравляю. Встретиться неплохо бы, но едва ли это реально. Я живу за городом в Пушкино Московской  области. По выходным у меня гостит внук. Ты позвони, может, получится  повидаться в будни? Вот мой сотовый…
То, что Валерия читала в Интернете о Николае, и переписывалась с ним, не дало того эффекта, что оказалось при встрече. Валерия провела с ним всего три часа, но определенное мнение составить успела.
Она увидела его, узнав, в холле метро, и остановилась, решив немного понаблюдать. В чёрном кожаном пальто, представительный и уверенный в себе, Николай сидел на скамье, и внимательно оглядывал каждую проходящую мимо него молодую женщину и девушку. Взгляд жадный, изучающий, казалось, сейчас поднимется и побежит за первой же юбкой. Седина в бороду, а бес в ребро… хотя мне-то что за дело? – подумала Валерия и подошла к нему. Мужчина встал, и едва успев поздороваться, сразу же заговорил о том, что Валерии не понравилось.
– Ходил на отпевание молодой женщины, нашей активистки, она пела в церковном хоре, а три дня назад оступилась, упала, разбила голову, кость воткнулась в головной мозг и… мгновенно умерла, – начал он с неприятного разговора о покойнице.
Валерия понимала, что у незнакомого человека своя жизнь, свои дела, которыми он живёт, видимо, он переживал и принимал чужую смерть близко к сердцу, но причём тут она, зачем ей нужно знать неприятные подробности о смерти, о похоронах?  Валерия в разговор не вступала, лишь украдкой взглянула, увидела его маленькие голубые глазки и отвела взгляд, давая человеку возможность говорить всё, что хочет.
– После отпевания сразу к тебе поехал, – добавил Николай. И Валерия не поняла, что он этим захотел подчеркнуть.
Высокий и симпатичный, Николай оказался старше Валерии на десять лет, хотя в Интернете представился одногодком. Она видела, как тяжела его походка, замедлены движения, однако вёл он себя довольно вальяжно, хотя и без  видимого превосходства.
Неожиданно появилось впечатление, что она хорошо знает этого мужчину. Во взгляде, в манере поведения, в чертах лица он напомнил ей…  умершего мужа. Тот же жадный взгляд, всепоглощающий интерес к симпатичным женщинам, та же видимая спокойная манера поведения.
Это ложное впечатление обрадовало и огорчило. Обрадовало тем, что с ним ей стало как-то легко и просто, как с давно знакомым и родным человеком. И в то же время понимала, что видит человека впервые и нельзя ставить знак равенства между только что встреченным ею мужчиной и мужем, с которым прожила в браке много лет! Но странное это чувство не покидало Валерию ни на минуту. Да и что терять? Человек обещал провести её на выставку икон, вот она совершенно спокойно и идёт… Валерия расслабилась, взяла Николая под руку, представляя себя, будто она с ним долгое время в браке, и вот они идут, как будто гуляют по Москве. И понимала, что  оба они – люди, пораженные нетерпимостью к ограничению свободы.
– В Израиле – на Святой земле я была впервые. Вообще, за границей впервые, – созналась она. – А Вы, ой, ты, я знаю, жил в Америке, был в Индии, где-то ещё…
– Да, в Китае, Тайланде…. Хорошо знаю английский. А в Израиль я хотел съездить, как паломник, сдал без одной минуты монаху деньги, сорок одну тысячу рублей, которые он собирал с паломников, а потом исчез неизвестно куда. И только потому, что я как-то по инерции полистал его паспорт, посмотрел прописку, и оказалось, что номер дома и номер квартиры совпали с моим домашним адресом в Москве, нашёл родителей, которые жили там, написал им записку, а потом через суд вернул свои деньги.
– А как остальные паломники?
– Про остальных ничего не знаю…
На выставке икон, привезённых из разных монастырей, которых возле Москвы оказалось превеликое множество, Валерия ходила без трепета, считая иконы просто картинками – показной  церковной атрибутикой. У Николая особого энтузиазма она тоже не заметила, хотя тот позиционировал себя верующим. Пришедших оказалось столько, что люди с трудом проталкивались вперёд, а когда Николай приостанавливался, она старалась запечатлеть на своём цифровом фотоаппарате всё, что видела.
Сняла и Николая. Спокойный и рассудительный, он казался стеной, за которую можно при желании спрятаться от всех бед, но Валерия прекрасно видела, что это не так, что полагаться на него нельзя. Она держалась то за плечо, то за его кожаное пальто, и Николай позволял цепляться, подставлял руку, а сам продолжал обшаривать глазами молодых женщин. Валерия шла за ним, ожидая, когда они подойдут к нужным ему иконам.
Внезапно Николай остановился у винных рядов, подал ей одноразовый стаканчик, в который монахиня налила глоток вина. Валерия глянула, как он  быстро выпил из аналогичного стаканчика, последовала примеру и бросила в ведро использованный стаканчик, однако Николай продолжал пробовать вино из каждой разноцветной бутылки. Валерия стояла рядом и смотрела на него, не зная, как расценивать его поведение. Ей казалось постыдным пробовать вот так всё подряд – притом бесплатно. Валерия впервые была на дегустации вин, впервые попробовала приятное на вкус, некрепкое монастырское вино. Но люди подходили, монахини наливали вино, никто ничего странного в этом не находил, и она успокоилась. А Николай перешёл к другому винному столу. И только там, перепробовав все разноцветные вина, купил три бутылки. Валерия  растерялась, не зная, какое из них выбрать и спросила у Николая, который посоветовал взять «Кагор» в красивой  бумажной четырехугольной коробке, за сто восемьдесят рублей. Вино оказалось недешёвым, если учесть, что бутылка водки в продуктовом магазине «Пятёрочка», расположенном недалеко от дома сестры стоила всего девяносто пять рублей.
Иконы уже не рассматривали, мужчина провёл Валерию к блинной, где  блины пекли тут же, на виду у всех. Монашка наливала жидкое тесто прямо на раскалённые круги и размазывала какими-то особыми приспособлениями. Николай подошёл к очереди, она стала рядом, не зная, как вести себя в этой ситуации. Но волноваться нечего: деньги есть, – успокоилась Валерия.
– Займи место за столом, а я блины возьму, – прервал её размышления Николай.
Рядом оказалось всего два стола, люди не торопились их освобождать. Валерия видела, что очередь у Николая подходит, и пыталась занять место, но ничего не получалось. Вдруг женщина, сидевшая в глубине одного из столов, предложила стулья именно Валерии. Николай принёс блины с грибами, сел рядом с ней, налил в стаканчики вина и захотел вначале… помянуть умершую женщину, что вновь неприятно удивило её. Вино несколько расслабило, потому она и не показала вида, что предложение Николая ей не понравилось.
Смотрела на человека, который продолжал говорить, не прерываясь, и думала о том, что правильно она сделала, что выбралась на эту выставку без Юлии, это он выдернул её из затхлого мирка сестры, заставил ощутить необходимость присутствия именно здесь и сейчас. И слушала его не внимательно, чувствовала себя раскованной, не говоря уже о Николае – профессоре, преподавателе философии в каком-то университете культуры.
К выходу проталкивались с трудом. На улице сфотографировались возле здания, где проходила выставка, и у скульптуры Веры Мухиной – «Рабочий и колхозница», а затем вместе отправились к станции метро. Николай  продолжал рассказывать о том, как ездил с группой паломников в Индонезию…
– И когда гид предложил туристам вспомнить молитву «Отче наш», то первые две-три  строчки читали все, затем читающих становилось всё меньше и меньше, а последнюю строчку произнёс я один.
Сильным, мужественным голосом Николай пропел что-то типа «Дева радуйся». Валерия слушала и ничему не удивлялась. Человек сразу сказал, что он верующий, изумляться и, тем более, смеяться было ни к чему – ни к месту и не ко времени. Она слушала, вставляла что-то своё, задавала вопросы по теме, но понимала, что диалога, как такового, нет. Говорили параллельно. Когда Николай ненадолго замолкал, Валерия успевала что-то сказать,  или задать вопрос, затем говорил он.
– Мне  приходилось иногда жить в монастырях, как паломнику. Везде работал,  бесплатно кормить никто не собирался. В одном из монастырей меня отправили купить  подсолнечное или оливковое, сейчас уже не помню, масло. Я взял несколько коробок. На другой день предложили разливать масло по бутылочкам, с мизинец толщиной. Я пригляделся, смотрю, это то  самое масло, что купил, а на бутылочках написано: «Освящено в Иерусалиме», представляешь? Я спрашиваю у монахов: – «Откуда масло? Зачем людей обманывать? Вы что? В суд захотели?» Они отвечают, что ничего не знают, им дали работу, они и делают. Я пошёл к настоятелю. Пригрозил судом… И, действительно, хотел в суд подать… А он повёл меня к зданию, говорит, что вот видишь, там, где монахи живут, крыша обвалилась, а денег на ремонт нет, на свечах много не заработать, куда людей деть, и что остаётся делать?
– И что? Продолжал разливать масло по бутылочкам? – съехидничала она.
– Да. Только на другой день было написано, что масло освящено в Вифлееме.
– Подал заявление в суд? – удивилась Валерия.
– Нет. Только в своей книге написал об этом.
– А Вера твоя не пошатнулась?
– Нет. Это творили люди, кем бы они ни были, но не Бог.
Уже в метро Николай признался, что собирается съездить в Египет.
– Мне не мешает погреться на берегу моря. Простыл вот… Ну, и  посмотреть на пирамиды, поплавать в Красном море, позагорать давно хотел, – сказал Николай, улыбнулся и неожиданно спросил: – Может, вместе съездим?
– Если вдвоем ехать, получится намного дешевле, но в номере придётся жить вдвоём, – вырвалось у неё.
– Мне как-то приходилось ночевать с женщиной-паломницей, спали спиной друг к другу, как верующие, и ничего «страшного» не произошло. Надо узнать, сколько путёвка стоит, съездим! – ответил Николай
– Думаю, в пределах десятки.
– Ну, это немного. Узнай, есть ли путёвки… Мне позвонишь.
– Хорошо, я схожу в турагентство и завтра же позвоню, – ответила она. А в душе изумилась и предложению Николая, и своему согласию, а главное, его неуверенной стеснительной улыбке. Сногсшибательное предложение, и то, как бережно мужчина дотронулся до её руки, заставило биться сердце быстрее, но Валерия не показала, что поразилась его предложению. За всё время общения с ней, он вел себя довольно спокойно и несколько сдержанно. И всё же понимала, насколько необычного мужчину вынесло ей течением жизни.
Встав утром с постели, Валерия внимательно посмотрела на себя в зеркало. Вид ей совсем не понравился. Если ехать вместе, значит, жить в одном номере, а если она будет вставать в таком виде? И ходить полуголой перед мужчиной, которого видела всего три часа. А вдруг он намекал на более близкие отношения? Готова ли она к этому? Конечно, она не девочка, жизнь прожита, и мужчины были… Но она боится даже не самого факта близкого общения, а того, что может услышать потом: отдохнули – пора расставаться. А, может, и не скажет, просто уйдет из её жизни. А зачем собирать коллекцию мужчин в этом возрасте?
Однако Валерия поехала в агентство, решив всё пустить на самотёк. На двоих стоимость поездки, действительно, оказалась намного меньше, был даже тур за двести долларов, его вроде бы продали, но поездку за шестнадцать тысяч рублей на двоих оператор нашёл. Она ездила в турфирму в понедельник восемнадцатого января, а вечером того же дня по телевизору показали, что в пути из Каира застряли восемь автобусов с российскими туристами, потому что из-за наводнения сошёл селевой поток, и дорога к пирамидам оказалась размытой. Валерия позвонила Николаю, рассказала о ценах и наводнении.
– Я посмотрю по Интернету, – сказал он. – Если что, позвоню.
***
В крещение, девятнадцатого января, Валерия ходила с сестрой за крещенской водой в храм, стоящей на довольно большом расстоянии от дома. Идти пришлось долго, у Валерии давно уже болели колени, а сестра забыла тележку, но взяла пятилитровые бутыли и «полуторашки» для святой воды. На подступах в церкви они долго стояли в очереди, говорили ни о чём, но о своих планах сдать билеты и съездить в Египет, Валерия говорить не стала.
Потом, в самой церкви, верующие заходили, набирали  святую воду, уходили, а она, потеряв счёт времени, стояла, ожидая Юлию, той «приспичило» именно в этой суматохе ставить свечи всем святым. Мимо проходили люди, её толкали, запинались о набранную воду, приходилось поднимать бутыли. Она тоже купила свечи, поставила перед образом Серафима Саровского, а сестра всё не появлялась. Валерия уже знала особенность Юлии зависать, давно смирилась с медлительностью, но особенно раздражало то, когда сестра подолгу стояла перед «тряпками» или продуктами. Ей  всегда хотелось знать, о чём она в этот момент думала, подолгу созерцая лапшу или замороженные овощи. Каждый раз Валерия с внутренним раздражением ожидала решения сестры, испытывая нетерпение, ей уже казалось, что делает это Юлия специально. В результате та набирала продуктов больше, чем могла съесть, а потом выкидывала испорченную еду в мусор. Отборным мясом кормила кота, себе варила борщ из оставшихся костей… Любовь к животным или что? Валерия не  понимала нелогичных поступков сестры.
Наконец, Юлия появилась, и, выходя из церкви, сделала замечание:
– Ты когда спускаешься по лестнице, полы шубы-то подымай.
Вручив пятилитровую бутыль и две полутора – литровые полиэтиленовые бутылки, сестра видела, что Валерия не может поднять шубу потому, что обе руки заняты, однако беспардонно выражала недовольство, посылая негатив, лишь бы задеть, поставить на место провинциальную родственницу. Та продолжала опускаться с высокого крыльца, отвечала спокойно, не срываясь на резкость, пропускала  мимо ушей несправедливые замечания.
– Сейчас руки заняты, а так-то я полы поднимаю, особенно в метро, – сказала она, подавив чувство острой неприязни, а сама подумала: – Какая, всё-таки, вредная!
Отдыхали часто, руки оттягивали почти восемь литров воды, казалось, что она никогда не донесёт их до дома. После очередной остановки увидела пропущенный звонок Николая.
– Привет, Николай. Ну, что, узнал про Египет? – спросила Валерия, перезвонив ему.
– Я узнал, что температура моря низкая, к пирамидам сейчас не проехать, дорога размыта. Я не поеду. Мне предложили путевку в санаторий на десять дней до конца месяца, потом я приглашу тебя в гости. Давай, пока.
– Я тоже не поеду. Главное, что хотела посмотреть – это пирамиды.
– Тебе уже во вторник уезжать, – напомнил Николай.
– Нет, в среду, – возразила она.
– Ты же говорила двадцать седьмого, а это вторник! Посмотри внимательно, а то опоздаешь, билеты пропадут, – уверил он.
– Спасибо за напоминание. До свидания.
Ещё утром Валерия не могла найти очки, и попросила сестру посмотреть дату отъезда, та уверила, что уезжать ей в среду. Как хорошо, что Николай вспомнил о её билетах, иначе пришлось бы заново их покупать. Нет, не могла Юлия перепутать время убытия, но винить её в этом нельзя, сама виновата – куда смотрела? Но стало обидно, захотелось тут же уехать от сестры, захотелось заплакать и слёзы уже выступили на глазах,  но она понимала, что причиной её расстройства была не Юлия, а подавший надежду Николай. И тут же вспомнила горящие на молодых глаза Николая, возможно, что он – преподаватель баловался со студентками... и, несмотря на возраст, чувствует и мнит себя молодым. Он видит их, а не себя. Всем известно, что преподаватели пользуется вниманием студенток, те готовы на многое, лишь бы сдать зачёты или экзамены, получить хорошие оценки. Они играют с профессорами в любовь, а такие, как Николай, рады обманывать себя и пользоваться каждым удобным случаем. Куда уж Валерии тягаться с двадцатилетними девчонками!  Возможно, он и выпивает, – вспомнила она о дегустации монастырских вин. Из-за всего этого он, видимо, и с женой развёлся, потом его бросила другая, а про третью сказал, что сам выгнал, потому что оставила его на улице спать, когда он выпил. Оттого и простыл…
Настроение окончательно испортилось. Ещё раз возникла мысль: как можно быстрее продать свою недвижимость и купить хотя бы коммуналку в Петербурге. Она мечтала переехать в Санкт-Петербург на постоянное место жительства, чтобы быть ближе к дочери, к цивилизации, без проблем ездить за границу, может, потому что ей так и не удалось попасть в Европу? И почему именно она должна жить в захолустье, да ещё в нищете, вдалеке от единственной дочери? Работать без просвета на даче, копаться в земле не покладая рук, насиловать себя, выполнять тяжёлую работу?
У сестры ей всегда неуютно: ни бельё постирать, ни душ спокойно принять, даже в туалет лишний раз боялась ходить, мыться приходилось крадучись, стирать исподтишка, и постоянно переживать, что Юлия увидит, как она без спроса пользуется водой. Но здесь она хотя бы на легальном положении: у сестры ей спокойнее, чем у дочери.
Неожиданно племянница с мужем собрались съездить по турпутёвке в Австралию и Новую Зеландию, и пригласила сестёр пожить на даче недели три. Юлия попросила Валерию сдать билеты, а та охотно согласилась остаться, домой ехать не хотелось: Москва – есть Москва.
Теперь сёстры ждали, когда их заберут и увезут на дачу.
Уезжала племянница в первых числах февраля, а новый билет Валерия взяла на конец февраля, и дома должна была появиться только в марте. Но в квартире не сиделось, Валерия успела сбегать в Третьяковскую галерею, сходила в Союз писателей, где ей предложили билеты в Кремлёвский Дворец съездов… Валерия взяла с собой Юлию, хотя боялась, что привередливой сестре может не понравиться концерт, который был построен так, что вначале приглашали на сцену известных людей России: космонавтов, учёных и спортсменов, вручали им грамоты, подарки, и только потом звучали в их честь эстрадные номера знаменитых певцов и актёров.
Но переживала она зря: Юлии концерт понравился, особенно то, что впервые увидела живьём многих космонавтов… да и, действительно, откуда ей кого-то видеть, если сидит дома и не выходит за пределы квартиры? И что толку, что живёт в столице?!
***
Утром удивилась тому, что сестра надела брючки, футболку, жилет, обычно ходила по квартире в халате, и взялась готовить селёдку под шубой.
– Ты сегодня нарядная, – сказала Валерия. – Кого-то ждёшь?
– Нет, – ответила она. – Просто так оделась.
Валерия сидела на кухне в ночной рубашке и помогала сестре чистить овощи. Потом стала натирать на тёрке варёную картошку и даже вздрогнула, услышав истошный окрик сестры.
– Что ты делаешь?!
– Что? Что случилось? – изумилась Валерия. Ей надоело общаться с сестрой   оправданиями, извинениями, и на каждом шагу чувствовать подвох и провокации.
– Ты зачем картошку натираешь? Её резать надо! – резонно ответила она.
– Для «шубы» я всегда натираю овощи на тёрке, в том числе и картошку. И что теперь? Я не всю натерла. Осталось две штуки, порезать?
– Нет. Натирай дальше.
Валерия переживала каждый раз, когда сестра говорила о вещах ей глубоко не интересных. О той же картошке или о том, как вытирать стол… Но у неё квартира в центре Москвы, это и даёт ей право вести себя высокомерно! А Валерии надо постараться успокоиться, усвоить, что относиться к ней надо, может быть, как к больному человеку, и во всём соглашаться, а когда Юлия покажется необъективной, стоит думать о том, что это просто её манера поведения, – думала Валерия, продолжая работу.
Вдруг раздался звонок, и появилась подруга сестры – Татьяна, с которой они когда-то рядом жили. Стройная дама в шикарной норковой шубке, красивыми аксессуарами, кольцами с бриллиантами на пальцах. Татьяна выглядела моделью с обложки. Валерия удивилась тому, что у сестры такая эпотажная подруга. Заметив удивлённый пристальный взгляд гостьи, вспомнила, что сидит в ночной сорочке и пошла переодеваться.
В душе Валерии вновь вспыхнуло негодование: Юлия не предупредила о появлении постороннего человека. И хотя нервы были на пределе, запретила  нервничать, привела себя в порядок, вошла в кухню, и решила улыбаться, что бы сестра не вытворяла. Сели за стол…
– Таня, – сказала вдруг сестра. – Давай, поживём вместе на природе – на даче у моей дочери. Они опять собрались за границу.
– Нет, Юля, мне с внучкой водиться надо…
– У вас же няня есть, – уговаривала Юлия.
– Есть, но она водится, а мне приходится помогать, да и следить за ней. Она у нас недавно, я одна не справлялась.
– Я вот Валерию уговаривала поехать со мной на дачу, но она собралась в Египет… с мужиком.
– Юля, что ты говоришь, с каким мужиком? Я же билеты специально сдала, чтобы с тобой остаться! – не выдержала Валерия.
– Я не знаю, с каким мужиком. У тебя их много.
– Николай – писатель, верующий человек. Мы на выставку икон в ВДНХ вместе ходили. И ничего больше, – сказала она, обращаясь к подруге.
– Ты же в Египет с ним ехать собралась!
– Одно другому не мешает. На недельку хотела съездить, но Николай приболел, да и в Египте холодно, ещё и селевой поток дорогу размыл, к пирамидам не доехать. Если хочешь подругу с собой взять на дачу, я ещё раз сдам билеты и уеду домой.
– Нет, меня не уговорить, я внучкой связана по рукам и ногам. Сегодня еле вырвалась. Юля, ты человека заставила сдать билеты, и отказываешься от неё, как это понимать? – недоумевала Татьяна.
– Да она на билетах потеряла всего-то двести рублей. Разве это деньги?
– Юля, для меня это целое состояние, хватило бы продуктов набрать на всю дорогу домой, – ответила Валерия, чувствуя поддержку гостьи, та, наверное, знала сестру гораздо лучше. Валерия виделась с ней только в детстве, рядом они не жили, потому и остались чужими. И хотя домой ехать не хотелось, предвзятое к себе отношение выносить надоело.
– Вот, она всегда прибедняется, – сказала Юля подруге.
– Юля, если на дачу меня не возьмёшь, сдам билеты ещё раз, хоть и ещё столько же потеряю! А людей надо воспринимать такими, какие они есть! – сказала уже в сердцах она и окончательно разозлилась. Хватит мне тут унижаться! – подумала Валерияа, поняв, что сестру раздражает абсолютно всё, начиная с небольших её успехов: поездке в Израиль, в Петербург, тому, что собиралась в Египет, тому, что в Союзе дают бесплатные приглашения на концерты, что ходила на съезд. Может, сестру раздражали и её встречи и с мужчинами по переписке. Один пригласил к себе домой, другой на выставку в ВДНХ, к третьему собралась сходить в офис… Тем более, что Юлия просилась пойти с ней на выставку икон, но Валерия отказала, объяснив тем, что сама не видела мужчину. Зачем брать сестру, если ведёт себя так непредсказуемо?
На другой же день Валерия поехала на Казанский вокзал и поменяла билеты. Жить в Москве ей оставалось четыре дня. Она твёрдо решила, что дату менять больше не будет.
***
Поняв, что мужчина не настроен встречаться с ней – женщиной по переписке, Валерия по возвращению из Санкт- Петербурга, взяла в справочном бюро адрес его конторы ЖКХ, заплатив сорок рублей, и хотела без предупреждения и приглашения перед отъездом просто посмотреть на него. С трудом, Москва – есть Москва, она добралась до указанного в справке адресу. Но её ждало глубочайшее разочарование: сидящие в комнате милиционеры пояснили, что контора в этом здании, действительно, была, но переехала, а куда – неизвестно. Так вот почему офисный номер телефона Александра оказался недоступным. Оставался сотовый телефон, по которому Валерия однажды поздравляла его с днём рождения, звонила ему по приезду в Москву, а он звонил ей ночью, когда была у брата… Но сейчас получается, что без приглашения у мужчины появиться она не сможет. А вот пригласит ли он – это вопрос.
Выйдя на крыльцо здания, где когда-то находился его офис, Валерия облокотилась на перила и долго стояла, размышляя: может, развернуться и уехать к сестре? Но зачем она теряла время и деньги, докапывалась до истины? Быть рядом и не узнать, с кем она целый год переписывалась? Надо во что бы то ни стало, убедиться в том, что это живой реальный человек. А если не хочет встречаться, значит, это не тот человек, за кого себя выдаёт.
Тяга оставалась сильнейшей… И Валерия решилась. Найдя номер его телефона, позвонила, держась за сердце, начавшее учащенно биться.
– Александр Андреевич? – спросила она, услышав мужской голос.
– Да, Лера…
– Я случайно оказалась у станции метро «Кропоткинская», мы с сестрой ходили в Храм Христа Спасителя… Если твой офис где-то поблизости, могу забежать, – сказала она первое, что пришло в голову. В трубке молчали. Валерия терпеливо ждала… наконец услышала:
– Приходи. Это недалеко. Запиши адрес.
– Говори, я запомню.
– Хорошо. Если заблудишься, по телефону буду направлять.
Она дошла до перекрестка, постояла, не зная, в какую из четырёх сторон двигаться, и стала расспрашивать встречных людей. Чтобы добраться до нужной улицы, ей предложили проехать две остановки, но она, боясь заблудиться, предпочла идти пешком. Когда рабочие, прикрепляющие рекламный щит, указали на дом, нужный ей, обрадовалась. Запыхавшись, зашла в первую попавшуюся дверь на первом этаже, и… попала в приёмную депутата. Увидев девушку, Валерия извинилась и хотела выйти, но та, открыв двери своим ключом, пропустила её внутрь здания.
Валерия шла по коридору, в котором шёл ремонт, разыскивая хоть какие-то вывески, но ничего не увидела… Дверь приоткрылась, выглянул мужчина, которого она сразу узнала. Это был Александр. Валерия не стала его рассматривать, мельком глянула, будто ничего необычного не происходило, и вошла вслед за ним в кабинет.
–  Марина, – представил Александр свою молодую «секретаршу».
Валерия, как старым добрым знакомым, стала рассказывать о том, как она добиралась от станции метро и попала к депутату. Александр помог снять ей шубу, предложил пройти в кабинет. Валерия вела себя сдержанно, но готова была в любой момент дать отпор. Но нападок не было, её усадили за стол, Марина включила чайник с водой, принесла бутерброды с бужениной, поставила в графине водку… Александр налил её в рюмки.
– Водка не отравлена? – вдруг спросила Валерия у мужчины, решив пошутить.
– Я первый выпью, – совершенно серьёзно ответил тот.
Гостья без перерыва говорила, куда ездила и что видела, о том, как летала в Израиль, успела сходить в Московскую синагогу, на съезд ЛДПР к Жириновскому, в Третьяковкую галерею, которую недавно открыли после капитального ремонта, была в Союзе писателей России и попала на вручение Большой литературной премии, ездила с сестрой в Сергиев Посад…
А в Санкт- Петербурге побывала в Эрмитаже и Русском музее, потом, начиная с Ксении Блаженной, Иоанна Кронштадского, потом в некрополе, у могилы Фёдора Достоевского.
– То, что Богу передали мою просьбу, уже не сомневаюсь, но будет ли она выполнена, простит ли Он мне грехи – не знаю.
– А в синагогу-то как попала? Ты еврейка?
– Нет, конечно. Просто переписывалась с журналистом из Израиля. Он мне Книгу через Синагогу подарил.
–А что за Свинцовские чтения на Алтае проводят?
– Свинцов – один из известных писателей Алтая. Писал детективы и рассказы о животных, разбился в автокатастрофе два года назад.
– А вот почему стопятидесятилетие Антона Павловича не отмечаете и не пропагандируете?
– А почему мы Чехова должны пропагандировать? Он и так известен. Это дело учителей в школе. За что они зарплату получают?
– Доберешься до Интернета, вновь будешь сидеть с утра до вечера, – подкусил Александр.
– Да. Приеду, по утрам буду сидеть за компьютером, писать свой дневник, никто мешать не будет, с Москвой разница три часа.
Странно, что те же слова, сказанные им сейчас, не вызывали такого раздражения и отторжения, как раньше, хотя она знала, что расслабляться с ним нельзя, потому и старалась отвечать то агрессивно, то ласково. Валерия вдруг заметила, с какой нежностью секретарша посмотрела на своего начальника и похвалила его:
– Александр Андреевич столько малоизвестных уникальных мест в Москве знает!
– Это хорошо, – коротко заметила Валерия, зная об этом из его сообщений.
Встретившись с мужчиной по переписке, она не ожидала увидеть столь презентабельного господина. Она не питала иллюзий, понимала, что вряд ли этот красавец испытывает к ней хоть долю тех эмоций, что испытывает она, поэтому вела себя отстранённо, улыбалась сдержанно, не говорила лишнего.
Александр, наоборот, сидя рядом с ней за столом, старался прикоснуться к ней коленями, а когда его помощница, наконец-то, ушла, потянулся, чтобы поцеловать в губы. Она увернулась, мужчина коснулся щеки. Затем сел верхом на стул, придвинулся к ней вплотную, молча смотрел и улыбался. Отвыкшая не только от мужчин, но и от окружения людей, вышедшая из домашнего добровольного заточения женщина, всё же прекрасно понимала, чего от неё хотят и ожидают.
– А давай я тебя сфотографирую, – сказала она, чтобы разрядить напряжённую для себя обстановку, и отодвинулась от мужчины вместе со стулом, расстояние между ними увеличилось.
– Давай, – согласился он. Валерия щёлкнула фотоаппаратом. И чтобы отвлечь его от фривольных мыслей и поведения, спросила первое, что пришло в голову:
– Ты считаешь себя счастливым по жизни?
– Я? – задумался мужчина, и, помолчав, сказал: – Конечно, я счастлив. У меня хорошая квартира, в которой всё есть и, возможно, с избытком... Семья... машина... дача под Москвой... дом в деревне... Есть любовницы, хотя это лишь баловство, мужские шалости... Я никогда свой дом не брошу и свою семью не сдам, какая бы любовница ни была и что бы она мне не обещала... А ведь обещают... Златые горы сулят! Какого рожна ещё надо? Для чего задницу рвать? К чему стремиться? Надо просто жить и радоваться тому, что живёшь!
– И душевное равновесие есть? – торопилась задать следующий вопрос Валерия.
– Конечно, есть. Я живу в ладу со своей совестью. Хоть у нас у каждого есть свой скелет в шкафу, но лично я стараюсь его не открывать.
– Скелет? Есть? Какой? Не хочешь, не говори. Намекни только.
– А про скелет не скажу... На то он и скелет, чтобы о нём молчать, кто же захочет, чтобы его судили?
– А ты меня заинтриговал. Вот у меня нет скелетов, как мне кажется...
– Лера! Это так англичане говорят. У КАЖДОГО! свой скелет в шкафу, только кто-то о нём забыл... И у тебя он есть, не строй из себя святошу...
– У меня? – а что я могла такого плохого сделать?  Хотя… если припомнить…
– Скелет в шкафу – это тот поступок, который ты когда-то совершил и за который тебе до сих пор перед собой стыдно, но ты просто не открываешь этот шкаф и всё, – продолжал отвечать мужчина.
– Неужели тебе было стыдно за что-то, что забыть нельзя?
– Да, я совершал поступки, за которые мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю о них. Но я стараюсь гнать воспоминания прочь.
– Ну, и не говори, да и не скажешь! Но ты помнишь, и это тебя грызёт!
– Лера, если бы меня это ГРЫЗЛО, то я давно бы уже в петлю залез... Но я же живу... Значит, мы договорились с моей совестью.
– Совесть-то твоя, правильно, – поддакивала она, поощряя разговор.
– Намекать не буду, но скажу лишь, что я никого не убивал... не обворовывал и вообще не совершал ничего криминального... Мой скелет – это мой личный счёт к себе, который я уже закрыл. И с душой всегда можно договориться, она же моя. Как говорится: я хозяин своему слову, я его дал, я могу его и обратно взять… А ведь по большому счёту всё вокруг траха вертится… Подумай сама… Пофилософствуй! Песни…книги…фильмы… научные открытия и даже войны.
Валерия насторожилась, приготовилась в любой момент прервать разговор, но заметив, что Александр ведёт себя спокойно и серьёзно, продолжала:
– Да, наверное, но не всё! А философия, а любовь, да другие интересы выше этого.
– Нет, Лерочка! Всё в этом мире связано с этим самым.
– Может, так тебе кажется?
– А ты подумай поглубже, отбрось всю возвышенную лирику и шелуху и убедишься, что я прав. Заметь, сейчас ведь не говорят: я тебя люблю… сейчас говорят и поют: я тебя хочу. Трах без любви… Семьи без любви или вообще семей сейчас уже нет… Гражданский брак. Страна обречена. Приплыли. А мой дом, моя семья – это мой тыл, моя крепость. Здесь меня всегда встретят, накормят, уложат....
– Я знаю.
– Лер, ты не поверишь, но я очень верный... я очень примерный семьянин... я замечательный отец и глава семьи, который всё в дом и вообще...
– А ты помогаешь семье готовить?
– Не-а.
– Ну, и правильно… А дома ты себя комфортно чувствуешь? Жена особо не ругает?
– Лер, а за что меня ругать? Я тих, не скандален, неприхотлив, особенно в еде, ем все, что дадут, ничего не прошу, ничего не требую. Сам стираю, сам глажу. Я совершенно автономен в семейной жизни.
– И не отчитываешься, где был, что делал?
– А я нигде не бываю, кроме работы и гаража. И стараюсь быть правильным. Не всегда, конечно, получается – я же человек… Я ведь правильность понимаю по-своему…Не суетиться, не ерзать, не спешить с выводами, с поступками, быть вдумчивым…Вот так я понимаю правильность.
– А сейчас кем себя считаешь?
– Человеком упущенных возможностей. «Юноша бледный, со взором горящим», – улыбаясь, сказал мужчина.
– Саша, не обижайся, я о тебе тоже подумала, что ты сам себе помешал  раскрыться, как творческая личность.
– А я не обижаюсь. Так оно и есть.
– И талантлив почти во всем! Даже во лжи!
– Проку в этом нет, а самодеятельность никому не нужна. На лжи весь мир держится.
– Да, я согласна. Врём помаленьку или глобально. Кто на что способен, опять же.
– Если люди будут говорить друг другу правду, то поубивают друг друга.
– В смысле?
– Иначе будет беда...
– Ну, семьи все разбегутся, это точно.
– Семей не будет! Муж убъёт жену за то, что сказала ему правду... Начальник убьёт подчиненного за то, что тот скажет всё, что о нём думает... и так далее.
Валерия смотрела на Александра, человека, с которым переписывалась почти год, любовалась им, слушала приятный бархатистый голос своего любимого сайтовского друга, и понимала, что чем больше она задаст вопросов, тем больше времени она посидит с ним рядом.
– А тебе приходилось нанимать проституток?
– Лера, ну, какие проститутки, о чём ты? Я из простой семьи. Мои покойные родители – из деревни. В Москве работали дворниками, а я пацаном помогал…мы жили в общаге, в комнате, разделённой посередине простынёй на верёвке. В одной половине комнаты одна семья, в другой – мать, отец и я. А когда родители дворниками пошли на площадь работать, то получили комнату в жуткой коммуналке. Мы зажили-то более менее– я даже запомнил этот день, когда мы в отдельную квартиру переехали – я и сейчас там, тогда Гагарина с Серегиным хоронили на Красной площади. Вот скоро поеду с подругой в своё имение…
Вот всё у него на разговоры о подругах переходит! Поколебавшись, Валерия задала каверзный, но ожидаемый им вопрос.
– С кем?
– С бабёнкой одной. Она уже вся исходит от страсти. Я верен прежним подружкам.
– Поздравляю!
– С чем?
– С верностию!
– А я такой…Я же не ****ун. Она сама повар. Всегда берет с собой много жрачки: шашлык… форель… В моём старом саду разводим костёр, ставим мангал, столик, шезлонги и сидим одни во всей деревне допоздна… водку пьём… Видишь, в каком помещении я работаю. Тут и слесари, и электрики за стенкой у меня. И диспетчерская ЖЭКа. И сортир такой, что туши свет! Хрен знает что.
– А ты что, здесь с ней встречаешься?
– Да! А раньше я встречался со своей сослуживицей в небольшой гостинице под Москвой, в Подольске. Часа полтора-два езды на машине. Там было неплохо.
– И сейчас встречаешься? Заранее знаю, скажешь, что нет.
– Как-то в январе по гололёду, я поехал на очередную встречу и по дороге угодил в жуткую аварию… Машина в лепёшку, а на мне ни ЦАРАПИНЫ. Я первым делом, как выбрался из груды металла, тут же позвонил ей и сказал, что не могу приехать, потому, что попал в аварию. А она мне ответила, что ничем не сможет мне помочь… А ведь сама на машине своей была, могла бы спросить: ты живой, не ранен, где ты, я сейчас приеду…  После этого я с ней расстался. Она потом поняла, что поступила неправильно… даже денег на ремонт машины мне давала… Я отказался от всего.
–  Значит, для неё ты не был родным человеком.
–  Хотя уверяла, что жить не может без меня… дышать не может без меня. Это было три года назад и в этот день умер мой отец у меня дома, словно в наказание за моё млядство.
Валерия понимала, что человек сам себе противоречит, но говорить об этом не стала, зачем?
–  Понятно. Вспоминать неприятно?
–  Правда, через год она заехала ко мне домой, мои тогда были в отъезде, побыли с ней ночью и всё… Больше не виделись. Пару раз созванивались, она теперь с каким-то мужиком живет.
–  Выходит, ты к ней больше прикипел.
–  А я всегда прикипаю к женщинам. Не поверишь, но я ни одну не бросил, ни одной не сказал «прощай». Они сами уходили от меня. Случай с аварией не в счёт.
– То есть, ты допускал их до себя, но не до того момента, чтобы разрушить семью.
– Конечно же, они хотели замуж, хотели решить свои жилищные вопросы, прописку и так далее… Но я же женат. Я давал им любовь нежную, безграничную и очень верную, но они были очень практичными… им надо было другое. Сейчас эти женщины все устроились и довольно неплохо. Моя нынешняя пассия, с которой я уже третий год, иногда делает попытки прибрать меня к рукам… но я несколько раз твердо обозначил свои позиции – из семьи не уйду! И ты знаешь, Лерочка, я помню их всех каждый день!
Одна из моих подруг признаётся мне, что сейчас просто  добирает то, чего не могла в молодые годы.
– Да тогда порядки строгие были. Ты тоже добираешь? Молодым не довелось?
– И муж у неё был строгий… ей хотелось подольше и побольше ласк. А он считал это неприличным… вот сейчас она со мной и добирает… а я добираю с ней…
–  Ты с ней в деревню ездишь? Или это другая?
–  Молодым мне, конечно же, не довелось… а где, Лерочка? Дома – родители…в подъезде – холодно и грязно, и вообще не то… настоящий секс пришёл сейчас, когда появились квартиры, дачи, машины… Я обожаю свой возраст. Да, я езжу с ней…
– А любовь, по-твоему, бывает? Ты любил в юности, в молодости… или тоже физиология?
–  Любовь – это всего лишь влечение полов, сиречь та же физиология.
–  Помнишь, свою первую?
–  Да. Я пришёл из армии… А она, хоть и страшная была, но жила одна в отдельной квартире.
–  Без любви? И понравилось?
–  Какая там, на хрен любовь? Ощущения… А вообще-то я встречаюсь только с чистыми женщинами! У меня только служебные романы, где я знаю об этой женщине всё! А с женой тоже на работе познакомился, и встречались у меня дома перед работой. Потом она залетела.
–  Специально?
–  Да вас, баб, хрен проссышь, что у вас на уме.
–  Не жалеешь, что живёшь с ней до сих пор?
–  Сейчас, конечно же, привык. Дети уже взрослые, ты не поверишь, но я очень верный… я очень примерный семьянин… я замечательный отец и глава семьи, который всё в дом и вообще… Я верен всем своим женщинам. У меня был случай, когда была реальная угроза моей жизни и надо было смываться, но я и тогда не оставил женщину – не побоялся чеченских бандитов.
–  Александр! Ты говоришь с пафосом! Выходит,  ты настоящий мужчина, ну, что женщин в беде не оставляешь.
–  Это не пафос. Это было. За женщиной ухаживал один из чеченской бандгруппировки в Москве, а я не знал этого и припёрся к ней, когда она была одна, а он должен был приехать с минуты на минуту…
–  Интересный факт. Выкрутился?
–  Она испугалась… сказала, что должна была меня раньше предупредить… и мне лучше скорее уйти, тем более, что он позвонил, и я даже пообщался с ним.
–  И что дальше?
–  Ситуация непростая… я был один… но я не мог оставить женщину и показать ей свой страх… я остался в доме ждать приезда чеченцев…один господь знает, что я передумал тогда… в начале девяностых… самое бандитское время в стране. Мы сидели и ждали… курили… говорили о чём-то… но ждали…а я думал и не уходил.
– И дождался? Зачем тебе это надо? Или так нравилась женщина?
– А для чего тогда я к ней пришёл?
– Рисковать жизнью… она попросила?
– Ничего она не просила… я пришёл сам. Она просила, чтобы ушёл, но я решил остаться.
–  И тем самым подставил её и себя. Её в первую очередь.
–  Мы с ней прождали приезда банды с полчаса… А потом они позвонили и сказали: – «живите».
–  Поздравляю. Мужественный ты человек! Оказывается…
–  Зато знаешь, какие были ощущения, когда вечером домой ехал? Словно заново на свет родился…
–  Понятно. Человеком себя почувствовал!
–  Я не себя чувствовал человеком, а людей, которые ехали мне навстречу по эскалатору метро: все такие родные милые лица. А я признаюсь честно. Когда остаюсь один – тянет на приключения. Даже несколько раз было!
–  Кто бы сомневался! – не сдержалась Валерия.
–  Когда-нибудь расскажу, как я поместил в газете объявление о знакомстве с женщиной… жена собиралась уехать с детьми на месяц! к морю, и я должен был остаться в квартире один. Я всё рассчитал до тонкостей, до мельчайших деталей. И вот жена уехала, а я пошёл на почту (сама понимаешь, что в качестве обратного адреса я указал «до востребования», а мобильных телефонов тогда ещё не было).
Да-а-а. Это была интересная и грустная история. Я её даже мужикам не рассказывал и вряд ли расскажу. Только тебе.
–  Я вообще-то, смотрю, у тебя их много было… историй-то.
–  Правда,  Лерочка, это серьёзная тема, и я даже пожалел тогда, что подал такое объявление в газету. Я получил на почте мешок! писем. Если бы ты знала, сколько женского горя, несчастий и слёз на меня из конвертов выплеснулось. У меня мурашки по коже бегали, я дрожал, я чуть не плакал и клял себя последними словами, что тронул этот камень, который вызвал такую лавину чувств, и боли незнакомых мне женщин… Было всего лишь два-три письма с откровенным желанием трахнуться от каких-то молоденьких ссыкух… А остальные письма – это такие судьбы, такие трагедии… Лерочка! Я до сих пор чувствую свою вину перед этими женщинами. Я ведь никому из них не ответил. Прости…
–  Неужели ты, действительно, так близко принял всё к сердцу? А письма сохранились?
–  Вот поэтому невольно согласишься с мнением, кажется, Юлиана Семёнова, который устами одного из героев сказал, что совестливый мужчина чувствует себя нормально только с проституткой, которой не надо врать и перед которой не надо никем прикидываться… А письма не сохранились. Их было, действительно, очень много, и где бы я их хранил? Гаража у меня тогда ещё не было…
–  Я тебя не расстроила своими вопросами? Но зачем надо лгать? Говорить надо всё, как есть. Или… я не понимаю мужской психологии…
–  Лерочка! Мужчины лгут, потому что хотят казаться лучше, чем они есть. Мы боимся показаться некрасивыми, жадными, слабыми. Мы же, всё-таки самцы… Мужики, почему и к врачам не ходят, что боятся показать себя слабыми и больными.
Вот говорят: седина в бороду – бес в ребро… Мужиков пожилых обвиняют… не так всё просто, Лерочка… Я сейчас это потихоньку начинаю понимать. Это элементарное желание удержаться за жизнь! Пожить ещё! Хоть как-нибудь, но пожить!
–  А у тебя сейчас есть тренажёр?
–  Есть, конечно же.
–  Сколько штук?
–  Две…
–  Расскажи  про них.
–  Первая вдова. Но у неё что-то непонятное стало в поведении, когда приезжал в последний раз – полезла в высокие сферы, сказав, что не может нарушить память о муже, а его уже шесть лет как нет, и всё это время общалась со мной. Ну, и пошла бы ты... Больше ей не звоню. Вычеркнул. Вторая попроще, но забирает много сил, а я уже ведь не юноша…
–  Попроще и моложе. А встречаешься часто?
–  Да и с помещением у второй проблемы – она в квартире сама пятая. У меня хаты свободной нет. Вот и приходится встречаться в антисанитарных условиях раз в неделю. Да, она моложе меня на пять лет.
–  А вторая замужем?
–  Лерочка… прости, я знаю, что я мерзкий тип, но я не знаю, что со мной происходит… зачем я всё это делаю? Я же не такой! Я не такой! Я гореть буду в аду!!! Прости… Я больше не могу!
–  Сашка! Ну, ты чего? Всё понятно и оправдано… А Интернет у тебя работает? – спросила она, отвлекая его.
– Конечно!
– А можно глянуть? Наверное, мне куча писем нападала.
– Садись…– сказал Александр, как старой знакомой. Да. Приём на высшем уровне. Поговорили они хорошо, доверительно… Валерия видела его большие серые печальные глаза, в них столько искренности, правдивости и привлекательности и обаяния  через край! А знала его Валерия по Интернету совершенно другим. Почему перед отъездом он показался всем недовольным злюкой?
Александр, казалось, теперь ей полностью доверял, рассказывая о своей семье и женщинах, с которыми он встречался или встречается, вызывая чувство ревности, сожаления, неприятия  и ещё чего-то непонятного для неё.
Чем больше мужчина откровенничал с нею, тем больше она понимала, что связываться с ним нельзя. Он называл ей имена и фамилии женщин,  которые были его любовницами, он их оценивал, рассказывая всю подноготную, и всех осуждал…
Валерия села за компьютер Александра. Вот его клавиатура, монитор, в который он глядел, когда писал ей письма, вот его стол, заваленный бумагами, высокий компьютерный стул, за которым сидит он… Сашка доверчиво включил компьютер, не спрашивая, умеет ли она им пользоваться и вышел из комнаты. Валерия нашла свою страницу, с головой уткнулась разбирать пришедшие письма, хотя за последний месяц поездки набралось не так много. Ненужные тут же за ненадобностью удалила.
Через некоторое время, очнувшись, Валерия с удивлением огляделась. Александра рядом не было. Она потихоньку встала из-за стола и вдруг увидела его в дальней комнате. Он мыл пол. Смотрела, как  выжимает тряпку, кладёт её на швабру… и если она не любила заниматься уборкой, то чтобы мужчина… да ещё и при должности… Зачем он это делает? Хотел убрать всё перед завтрашним рабочим днём или надеялся использовать комнату по другому назначению? Валерия позвонила Юлии, сказав, что скоро подойдёт.
Нет, шок у Валерии не проходил!  Вспомнила, как он подал ей шубу, крепко обнял перед выходом и постоял прижавшись. Валерия на прощание тоже обняла его. Мужчина наклонился и поцеловал в щёку, даже не пытаясь попасть в губы.
– Спасибо, – сказала Валерия.
– За что? – грустно спросил он.
– За общение, – ответила первое, что пришло в голову. Она рассказала, как попала в приёмную депутата, как провели потом к нему, поэтому дорогу назад не знала. Александр, выслушав, прошёл вперёд, и проводил её до выхода из дома. И только выйдя из здания в темноту ночи, она расслабилась, словно опасность миновала, они так разговорились, что Валерия не заметила, как за окном стемнело. Хотя… какая опасность? Боже мой, какая она, и правда, запуганная, сама себя запугала, сама себя обманула, отказавшись от чего? То, что порыв к ней от мужчины был, сомнений не оставалось… Язык не поворачивался говорить ни хорошие, ни, тем более, плохие слова. Проскользнула мысль о том, что они никогда больше не встретятся – нет смысла, может, немного  еще попереписываются, и всё! Но помнить о нём она будет всю оставшуюся жизнь.
И непонятно, отчего вечером Валерия долго не спала, и плакала. Мысли были светлые, может, мужчина не настолько идеален, как представляла себе, но не настолько и плох, чтобы возмущаться. Это он воскресил её к жизни. И, может, сам того не понимая, дал мощный толчок к жизни. Однако зря она его обижала, хотя … и мужчина с ней не церемонился.
Сегодня Валерия уезжала назад, в свою далёкую Сибирь с чувством выполненного долга, прошло почти три месяца, как она появилась в Москве, и только что встретилась с Александром, испытав ликующее потрясение. Воздействие оказалось сильнейшим, знать о человеке всю подноготную и вести себя совершенно ровно и холодно, не показывать того, что он настолько понравился и смутил её, что не может оправиться от противоречивых чувств. Неужели этот мужчина всё лето будоражил её воображение, заставлял и плакать, и смеяться, а при встрече окончательно влюбил в себя? Она и теперь не может отойти от грустного шока, тихого и нескончаемого. И не только потому, что Александр оказался красивым сорокалетним мужчиной, а выглядел гораздо лучше, чем на фотографиях.
***
– Тебе чай или кофе? – спросила Юлия, наливая сестре горячую воду.
– По утрам я пью кофе, – сказала Валерия.
– А тебе кофе пить нельзя, раз давление повышенное.
– Да я привыкла к нему. У меня пониженная кислотность, а кофе повышает кислотность, а молоко я не пью, – говорила Валерия, лишь бы что-то сказать.
И всё же, если не обращать внимания на слова сестры, относилась она к Валерии хорошо. Вот и сейчас, хоть и перекинулись с ней парой нелаковых слов, но Юлия, сварив яйца, охладила и завернула их в бумажные салфетки, взяла солонку, кусок колбасы, яблоки и положила в пакет сестры. Валерия успела купить себе продукты в дорогу, и не собиралась брать у сестры, но теперь, чтобы не спорить с ней, не тратить нервы и время на переговоры, взяла и колбасу, и яйца, хотя понимала, что продукты будут лишними.
Юлия провожала Валерию до Казанского вокзала, помогала везти тележку с сумкой. На платформе, возле состава, сёстры обнялись и Юлия, не дожидаясь отправления состава, пошла на станцию метро. Время, казалось, остановилось. Валерия, стояла на платформе, крутила головой, потому что её душили слёзы, они наплывали на глаза, и приходилось отворачиваться, чтобы их не заметили, стоящие у закрытой двери вагона, пассажиры: монахини, везущие в Омск на продажу в огромных многочисленных коробках иконы, парни без багажа, женщина с собакой. Она видела, как постепенно толпа увеличивалась и, наконец, объявили посадку…
Валерия сидела в тёплом вагоне одетой, понимала, что не хочет уезжать туда, где никто не ждёт. Слёзы вновь выступили. Зачем, почему так, а не иначе, почему они остаются, чтобы жить, а она едет, чтобы существовать.
Подожди, зачем плакать? Ты не довольна поездкой? – вдруг подумала Валерия. – Ведь по большому счёту – всё хорошо! И сестра к ней отнеслась по-человечески и, главное, что увидела дочь и побыла с ней хоть немного, съездила за границу, отдохнула у моря и встретилась с Александром. Она должна быть счастлива! И нечего плакать!
***
Появившись на вокзале своего города, Валерия будто со стороны посмотрела на сибирский городок, он не был ей ни малой родиной, ни тем городом, который за сорок лет стал родным, несмотря на то, что здесь она родила и вырастила сына и дочь, проводила в последний путь родителей и мужа.
Странным показалось и то, что душа противилась тому, что появилась в этом месте. Было что-то такое, что восставало изнутри, казалось, что вернулась туда, где всё, что её окружало, было чужеродным. Может, потому, что прожитая жизнь оказалась неудачной, может, потому, что этот город выдавил дочь.
Она открыла двери своими ключами, набрав пароль, сняла квартиру с сигнализации, затащила тележку с сумкой, и, не раздеваясь, опустилась в кресло и долго сидела, оглядывая комнату. Противоестественным было и то, что привычные вещи и мебель в собственной квартире казались убогими, старыми и чужими, может, потому что на них лежал слой пыли, и даже сам воздух издавал неприятный, враждебный запах. Валерия встала, открыла двери балкона в комнате, впустила свежий морозный воздух и включила телевизор для того, чтобы громкие звуки разогнали тишину.
И вот, казалось бы что? Здесь, за тысячи километров ни брат, ни сестра не могут её достать, испортить настроение, ан нет. Не хочется ей жить в этой огромной пустой трёхкомнатной  квартире. Не хочется разбирать вещи, тем более радоваться своему возвращению.
Со своего третьего этажа она долго смотрела в окно, вдруг поразилась тому, как долго на пустынной улице никто не появлялся. Где люди? За последние три месяца в Москве, в Питере и за границей она видела непрерывное броуновское движение постоянно движущихся людей. А здесь полный застой, от чего уехала, к тому и приехала. Надо подумать о том, как умудриться продать не только квартиры, но и дачу, и гараж. Теперь пришло твёрдое намерение: она продаст всё, что сможет и постарается купить жильё в Санкт-Петербурге.
Пришедшее в голову решение окрылило её. Валерия Васильевна закрыла балкон, сняла куртку и стала разбирать вещи. Мысли работали в сторону того, какие шаги ей предпринять, куда подать объявление, кому сообщить о продаже, когда раздался звонок. Глянула в глазок: соседка. И хотя ей было не до гостей, открыла двери.
– Здравствуй, Раиса Павловна! Откуда узнала, что я приехала?
– Привет… это самое, услышала стук… Думаю, схожу, посмотрю.
– Тележку через порог провезла. Проходи. Рассказывай, что нового?
– А что рассказывать? У нас всё по-старому. А ты как съездила?
– Нормально. С кем хотела, встретилась, съездила в Израиль…
Да, точно ничего не изменилось. Тот же сонный городок, та же старая квартира, та же приземлённая соседка! И зачем ей рассказывать о том, что пережила, что видела, что решила… Зачем?
Женщины попили кофе, однако соседка уходить не собиралась, и Валерия, сглаживая резкие слова улыбкой, напрямую попросила:
– Ну, всё, давай! Я тебя выгоняю. Мне помыться надо, четверо суток в поезде.
Валерия закрыла за соседкой двери, но мыться не пошла, а позвонила в Интернет-салон «Сибирские сети», чтобы те подключили компьютер к Интернету. Зазвонил телефон. Не успела появиться, всем понадобилась. Это был Сергей.
– Давай встретимся, – предложил он.
– Давай, – сразу же согласилась она. – Когда?
– Приезжай ко мне завтра. Вместе двадцать третье февраля встретим…
– Сергей! Ну, опять начинается! Я к тебе не поеду!
– Почему?
– Ты знаешь, почему… Куда опять жену дел? Представь: праздник, день защитника отечества и ты один? Приезжай ко мне!
– Я не могу, отзваниваться с домашнего телефона надо.
– А я не поеду. Вдруг жена твоя неожиданно вернётся, и как моё присутствие будет выглядеть? Зачем мне это надо?
– Да не вернётся она, я тебе говорю.
Нет. Я не поеду.
– А я к тебе не поеду.
– Пока, – сказала Валерия и бросила трубку.
Сергей, разозлившись, даже не ответил.  Валерия отправилась мыться, думая о том, что поведение Сергея давно ей кажется странным. Хорошо, что попала ему Валерия, она не собиралась отбирать мужчину! Жена постоянно «мотается» по командировкам, не боится мужика потерять? А если бы хищница попалась, вошла бы в квартиру, оставила специально вещи, чтобы подставить его, устроить при жене скандал?..
На другой день Валерия занялась рассадой, однако выбрала время, позвонила Сергею по телефону, чтобы поздравить его с мужским праздником, но никто не взял трубку и не ответил… Обиделся?..
Февраль закончился. Сергей  с того самого времени  так и не проявился: ни в Интернете, ни звонками по телефону. Ну, обиделся и обиделся, – подумала Валерия. Она купила новую конфорку, надеясь, что обида пройдёт, Сергей придёт и наладит электроплиту.
Она вновь садилась за компьютерный стол и писала письма всем «друзьям»: Александру, Страннику, Аркадию, Николаю… но в переписке она не нуждалась так, как раньше. Она видела почти всех своих респондентов воочию и успела составить мнение.
Раиса Павловна появлялась у неё всё чаще, чем до поездки, и сидела так долго, что Валерии приходилось работать при ней, домашняя жизнь находилась теперь под неусыпным контролем соседки. Иногда, разозлившись, Валерия гнала её прочь, понимая, что та ничего интересного не скажет. Но однажды услышала такое, что привело Валерию Васильевну в шок.
– Это самое… Моя сватья работает крановщицей на полимерах. Она рассказала, что недавно мужика – её начальника цеха схоронили. Сорок лет человеку было. Это самое… Не пил, не курил, а на двадцать третье февраля взял и умер. Сказала, что разбирался в любой технике, в чертежах, к нему все обращались. Если кто опаздывал на работу, никогда не придирался, не кричал, мог отпустить домой, когда просили. Его уважали, и никто не подставлял. Жена у него сильно болела – онкология, последнее время лежала в стационаре, он везде один мотался, у них кроме квартиры, ещё дом на земле, дети, правда взрослые, он всем помогал. Сын женился, ему квартиру купил, дочь уехала в Москву, ей помог. Это самое… сватья была на похоронах. Дом – полная чаша, покойник посередине,  и жена никакая, привезли, она чуть живая, даже сидеть не смогла…
Валерия, поражённая догадкой, вспыхнула.
– А как его звали, не сказала?
– Сергей, а зачем тебе? Фамилия такая интересная…
– Кантемиров?
– Да, ты его знаешь?
– У меня однокурсник на полимерах работал, неужели умер?! – взбудораженная до глубины души, старалась спокойно говорить Валерия. Щёки её пылали, казалось, по коже изнутри бегали жгучие огоньки. Закрыв пылающие щёки, поднялась и, выйдя на кухню, стала умываться холодной водой, но внутренний пожар не проходил. Приложив мокрую салфетку к лицу, постаралась успокоиться. Вернулась в комнату, предложила соседке:
– Раиса Павловна, я тебя выгоняю. Мне пора уходить. Давай, пока.
– Куда?
– Тебе какая разница?! Я, что, должна отчитываться за каждый свой шаг?!
Соседка с удивлением посмотрела на Валерию, хотела ещё что-то сказать, но та, зная, что её нелегко выпроводить, продолжала:
– Давай, давай! Мне некогда!
Соседка, хлопнув дверьми, исчезла. Валерия  подошла к компьютеру, нашла фотографию своего последнего любовника и слёзы хлынули из глаз. Она плакала, не скрываясь от самой себя.
До поездки в Москву она не успела купить конфорки. Сергей, уважая порядок во всём, хотел заменить их на электроплите, но тогда ей, действительно, было не до того. А когда купила, оказалось, что поздно. Сейчас удивилась тому, как он незаметно, исподволь помогал ей: наладил компьютерное кресло, исправил выключатель на кухне, и появился  свет, которого год не было, перевозил и поднимал на третий этаж овощи,  привносил разнообразие в её тусклую жизнь. Так вот почему он постоянно приглашал к себе домой, а ей казался продажным и не искренним человеком.
Валерия почувствовала вину за то, что не согласилась поехать к Сергею на двадцать третье февраля, может, человек не оказался бы в свой праздник один, без помощи и моральной поддержки, и остался бы жив! Вот зачем мужчина держал в себе переживания и эмоции? Почему не рассказал ей о себе, не поделился своим горем? Как можно быть таким скрытным и зажатым? Не хотел показаться слабым и беспомощным? Эх, вы – мужики!
Не зная истины, она легко отказалась от него, не понимая, что по жизни ей попадался самый НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА!
Валерия долго пребывала в шоке и оттого, что вернулась из цивилизации куда-то в пятнадцатый – шестнадцатый век! И, оттого что умер мужчина, принимавший участие в её жизни. И оттого, что появилась невыполнимое желание тут же вернуться в Петербург, и осознание того, что сделать это невозможно. Состояние безысходности просто убивало!
И только раздавшийся звонок дочери оживил её.
– Мама, добрый день, ну, как ты?
– Добрый… Живая…
– У тебя однако настроение сегодня плоховатое…
– Настроение ужасное… Хочу к тебе!
– А у меня новости. Мы с Кириллом теперь вместе. Сняли коммуналку на Петроградской. Продавай всё, что сможешь продать. Приезжай…
– Хоть одна приятная новость!
– Не переживай, всё будет хорошо!
Валерия обрадовалась и предложению дочери, оно совпало с её планами и желаниями. Выбор сделан! Появилась цель! С безудержной силой, на какую способна, Валерия устремится теперь к глобальным переменам в жизни... Останавливаться на полпути она не собиралась. Вперёд, и только вперёд!
***
И всё же с чувством выполненного долга Валерия выбрала время и отправилась к отцу Ермогену.
«Как будто сидит здесь с тех пор, как я уехала», – подумала она, входя в домик и увидев священнослужителя на том же самом месте.
Они поздоровались, Валерия Васильевна стала рассказывать, как  съездила в Сергиев Посад, поставила свечи Сергию Радонежскому, Ксении Блаженной, Иоанну Кронштадскому, побывала на могиле Фёдора Достоевского… Хотела сообщить о том, что ездила на Святую землю, но тот перебил:
– Я начинал службу в Сергиевом Посаде…
– А я Вам привезла духовные стихи из этого монастыря, – сказала Валерия, подавая листки со стихами.
– Хорошо. Спасибо, – ответил он и выжидающе посмотрел на Валерию, будто спрашивая, что она здесь так долго сидит? Валерия поднялась, в предвкушении того, что если отец Ермоген предложит оплатить стоимость дороги от Москвы до Сергиева Посада и обратно, как он обещал, то она  великодушно откажется от двухсот пятидесяти рублей. Не такие уж большие деньги, да и путь пройден, ей самой было интересно и познавательно побывать в монастыре. Но предложения не последовало.
–  До свидания, – сказал священник.
–  До свидания, – повторила Валерия.
Выйдя на свет Божий,  она не смогла справиться с разочарованием. «Ну, где тут повернёшься к церкви лицом, если кругом обман? Ладно, забудем, возможно, что  и священник уже давно забыл свои обещания, а ты всё помнишь!» – думала Валерия, плетясь к остановке.
И вдруг вспомнила, что именно сегодня, только год назад, она провожала Машу в Санкт-Петербург. Прошёл ровно год её жизни. Каким он был для неё? Плохим, хорошим?– Валерия ещё не разобралась, однако неоднозначным – это точно!










Санкт- Петербургское отделение Общественной организации
«Союз писателей России»
Зоя Николаевна Десятова
Воздух, которым дышу
Немного об авторе

Зоя Николаевна Десятова родилась в Алтайском крае. Окончила технологический институт по специальности « Химическая технология высокомолекулярных соединений». Работала в НИИ химической технологии (в науке). Имеются публикации.Началом творческого пути считает 1997 г., когда был напечатан первый рассказ. В разных изданиях выходили книги прозы: В 1998 г. вышла первая книга новелл  «Такова жизнь», удостоенная диплома конкурса «Лучшая книга года», проводимого Демидовским фондом; «Времена не выбирают» (2002 г.), «На грани» (2007 г.).Имя Зои Десятовой можно найти в Энциклопедии «Известные люди города Бийска», изданной к 300-летию города, в двухтомнике «Литературный Алтай», биобиблиографическом словаре «Писатели Алтайского края».
Зоя Десятова была главным редактором альманаха «Я расскажу вам о Бийске», руководителем студии прозы «Гран», членом Совета Алтайской краевой писательской организации.
Зоя Десятова – была руководителем семинара молодых прозаиков в г. Бийске. Ей была вручена Почетная грамота редакции журнала «Алтай» – за активное сотрудничество и Почетная грамота Комитета Алтайского края по культуре и туризму. Печаталась в различных СМИ Алтайского края: журнале  «Алтай», «Барнаул»  (с 1998 по 2005); в альманахе «Бийск», «Бийский вестник», сборниках «Я расскажу вам о Бийске».
Имя Зои Десятовой можно найти в Энциклопедии «Известные люди города Бийска», изданной к 300-летию города (2009 г.), в двухтомнике «Литературный Алтай», библиографическом словаре «Писатели Алтайского края». В г. Бийске  была руководителем студии прозы «Гран», основателем проекта и главным редактором литературного альманаха «Я расскажу вам о Бийске», членом Жюри различных детских конкурсов прозы, редактором сборника «Книга нового поколения»
С 2010 года живёт в г. Санкт-Петербурге.
В 2011 году внесена в «Биобиблиографический справочник» Санкт Петербургского отделения Союза писателей России. В 2013 году  при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Санкт-Петербурга издана очередная книга прозы З. Н. Десятовой – роман «Беженец».  Издание Санкт-Петербургского отделения Общероссийской общественной организации «Союз писателей России».
2014 г. книга – сборник рассказов «О самом сокровенном».
2015 г. – роман «Воздух, которым дышу». 2017 г. – при поддержке Комитета по печати в Санкт-Петербурге  вышел роман «Белая полоска».
Печаталась в журнале «Аврора», «Невский альманах, «Рог Борея»
2018 г. в журнале «Родная Ладога» вышел очерк «Последний бой разведчика», удостоенный диплома имени Бориса Пидемского.
В 2013 году награждена  Почётной грамотой Правления Союза писателей России, подписанной председателем Правления В.Н. Ганичевым.
Участвовала, как редактор-составитель в создании сборника «Невский публицист», была одной из составителей сборника «Свидетельства времени».
В год литературы, в 2015 году Межрегиональная общественная организация «Союз женщин Санкт-Петербурга и Ленинградской  области» Союза женщин России в лице Л.Н. Ермошкиной – Председателя Союза женщин за активную работу вручен «Памятный адрес».
С 2012 года и до настоящего времени является главным редактором  альманаха
 «Невская перспектива».   
С 2012 года  и до настоящего времени Зоя Десятова – руководитель  литературного клуба
«В гостях у Власты» при Союзе писателей России (Санкт-Петербургское отделение).
2020 г. Внесена в Энциклопедический словарь. «Литераторы Санкт-Петербурга. ХХ век»
В 2017 году награждена медалью «За заслуги перед Отечественной культурой».
2022 г. Издана книга «Долги наши».
2022 г. Принята в «Союз русскоязычных писателей Болгарии».
2023 г. Награждена медалью и Почетной грамотой «350 лет со дня рождения Петра 1».
2023 г. Награждена Почетной грамотой «Союз русскоязычных писателей Болгарии».

Член Союза писателей России с 2005года.

ISBN 978-5-91404-107-3
© З.Н.Десятова, Воздух, которым дышу,
2015 г.