Сомневаясь в очевидном

       Можно ли, осуществляя правосудие, подвергать сомнению вещи, кажущиеся на первый взгляд очевидными? На мой взгляд это делать нужно и должно. Только так можно избежать судебной ошибки. Но не всегда работники юстиции позволяют себе сомневаться в очевидности, казалось бы, достоверных фактов. И зачастую это идет не от лености их или злого умысла. Ведь в процессе правосудия  отрицание в основном идет от лица, привлекаемого к ответственности, на что он в силу закона имеет полное право. И если таковое отрицание, лежащее на одной чаше весов Фемиды, нивелируется и бьется весом других доказательств с другой чаши как-то : свидетелей, потерпевших и иных улик, то Фемида выбирает второе. И сие естественно, ведь вещественные улики по определению лгать не могут, а те же потерпевшие и свидетели говорить правду обязаны, за ложь в сфере правосудия они сами становятся преступниками. Но жизнь многообразна, и иногда Фемиде следовало бы снимать повязку, чтобы разглядеть, что там на чашах весов…_

     Я поздоровался с секретарем прокурора, девушкой лет двадцати, дежурно осведомляясь нет ли чего по мою душу из почты или иного:
-    Ну что там?
     Маринка ( так звали секретаря) с неохотой отрываясь от утреннего макияжа, толкнула мне пачку листов и журнал распределения материалов:
-    Игорь Арсентьевич тебе материал отписал!
-    М-гу, - помрачнел сразу я, расписываясь в получении.
     Судя по дате регистрации, материал был свежайший. То бишь на принятие решения по нему и определения имеется ли криминал в событии, описанном в этом десятке стандартных листов писчей бумаги, у меня есть десять суток. Поэтому лег он в ящик стола, поскольку были у меня на тот момент дела и поважнее. Только ближе к концу рабочего дня я вспомнил о нем и решил пробежать его глазами.
     Это было заявление от некоей мадам, достаточно молодой, о попытке ее изнасилования на лоне природы в зоне ответственности нашей прокуратуры, сиречь в подведомственном районе. В следующем , уже более подробном объяснении, мадам сообщала, что накануне отдыхала в компании друзей в дачном поселке таком-то, где  позже и появился подозреваемый, ранее ей незнакомый. Спиртное в компании быстро закончилось, и компанией было принято решение продолжить так хорошо начавшееся веселье. Привезти дополнительную дозу «горючего» на собранные вскладчину деньги изъявил желание гражданин имярек, который, чтобы не было скучно по дороге и обратно, пригласил заявительницу составить ему компанию. Так-с, в местном магазине спиртного требующегося компании и отвечающего собранному бюджету ( то есть вина крепленого, оно же «бормотуха», оно же «чернила», оно же «гнилушка») не оказалось. И соискатели в том же составе проследовали в магазин другого поселка, благо передвигались они на взятом у хозяев дачи велосипеде.
«   Романтика, блин!» - подумал я, прервав чтение и ища сигареты. – «Солнце, девушка сидит на раме твоего велосипеда, встречным ветром ей развевает волосы, которые приятно щекочут твое лицо и вдруг…».
    Да, сейчас оно должно произойти это самое вдруг, переводящее романтику в криминал.
    Останавливаются наши герои во чистом поле, чтобы перекурить. А дальше гражданин имярек, воспылав на сельской ниве похотью, валит нашу несчастную на дорогу и пытается изнасиловать. Однако та оказывается не робкого десятка и сопротивляется, покуда насильника не вяжут случайно увидевшие сие безобразие работники совхоза, ковырявшиеся раком на поле и оттого не замеченные злодеем.
    Так, что тут еще? Объяснение самого подозреваемого, что, мол, и в мыслях такого не было, просто хотел помочь упавшей девушке. Объяснения тружеников сельского хозяйства о том, что пресекли действия незнакомого гражданина, который пытался сломить сопротивление девушки, лежащей на земле и кричавшей. Кричавшей что? Да, ничего, просто кричавшей. Ого, участковый даже протокол осмотра места происшествия и куртки девушки составил, отметив, что одежда ее имеет повреждения в области спины.
    Ну, что же картина ясная, в перспективе – покушение на изнасилование. Следствие, суд, тюрьма. Звоню тому самому добросовестному участковому, собравшему материал,  озадачивая его обеспечением явки нашего подозреваемого на завтра ко мне в кабинет. Так сказать для беседы и возможного задержания оного в зависимости от ее  результатов.

    На следующий день в назначенное мною время в кабинет, осторожно постучавшись, зашел  достаточно субтильный молодой человек, и, получив разрешение, робко присел на краешек стула. Внешность его оказалась для меня ожидаемой, поскольку, как правило, насильники не кудрявые красавцы, имеющие успех у женщин, а как раз такие невзрачные и зажатые внутри при общении, особенно с женским полом.
-    Ну-с, приступим!- сказал я, заправляя в пишущую машинку бланк.
     На мой вопрос о наличии судимости, он повесил голову и сказал, что недавно откинулся из мест лишения свободы, где отбывал пару лет по «бакланке» ( хулиганство – прим.Авт.).
-    А участковому в объяснении указал, что не судим! Зачем соврал?
-    Испугался. Подумал, сразу тогда и закроют!
-    Ну, собственно шансы у ранее судимого при совершении вновь, да еще тяжкого преступления, попасть под арест, повышаются кратно! – подтвердил я опасения подозреваемого, - Ладно, по всей этой чепухе, где пили, ели, веселились и за добавкой погнали возражений нет? Тогда давай к апогею этой истории. Что, после зоны так приспичило, что прямо на дороге решил девку оприходовать?
    Тут он резко вскинул голову:
-   Гражданин следователь! И в мыслях не было! Ну, в мыслях, оно, конечно, было! Что потом, может, поедем к ней или ко мне! Но насиловать не хотел! Мы курили, она вдруг завалилась на спину и давай орать, да еще корчи на нее напали, головой стала биться о землю! Я ее за плечи схватил, за голову стал держать, к себе прижал, конечно! Тут эти двое откуда-то появились…
-    М-да, признаваться мы, значит, не хотим! Ну что ж твое право, - я внес пояснения его в бланк, одновременно глянув на место работы потерпевшей в материале.
     Не став отсылать клиента в коридор, я набрал отдел кадров фабрики, где в должности рабочей трудилась пострадавшая,  представился и попросить в устном порядке дать мне справку о том состоит ли их работница на каком-либо учете, когда проходила очередной медицинский осмотр, нет ли сведений о наличии у нее заболеваний вроде эпилепсии или типа того… Получив отрицательный ответ, я глянул на допрашиваемого, голова которого совсем поникла и подытожил:
-   Смотри, какая картинка маслом получается. Потерпевшая стоит на своем, ее показания подтверждаются двумя абсолютно не заинтересованными в исходе дела свидетелями. С учетом того, что насильственного полового акта не было, а была лишь попытка, всякая там биология не нужна. Имеем как косвенное доказательство повреждения ее одежды в области спины. Сегодня она по направлению участкового посещает судебного медика, который наверняка найдет несколько царапин или иных незначительных повреждений, каковые могли быть ею получены в описываемых ею же обстоятельствах. С твоей стороны мы имеем вялое объяснение непричастности и не снятую судимость. Каков, как ты думаешь, будет результат суда?
    Он понурился еще больше.
-   Что же мне делать? – на глазах у него появились слезы.
    Не то, чтобы он меня растрогал…Но что-то меня толкнуло зайти перед его задержанием к прокурору. Тот внимательно выслушав меня, попросил пригласить предполагаемого насильника для личной беседы.
    Вернувшись и подведя своего визави к прокурорскому кабинету, я посоветовал:
-   Лучше не виляй, говори, как было, если шеф даст указание не закрывать тебя, походишь до суда на подписке.
    Через полчаса прокурор звонком по внутреннему телефону вызвал меня к себе и, удалив нашего неудачного любовника в коридор, сказал:
-   Ты вот что, его отпусти пока под обязательство о явке. А сам съезди-ка завтра в общежитие, где наша потерпевшая живет, установи круг ее подружек, да поговори с ними, возьми на протокол. Да не поручай операм, сам съезди! Операм это раскрытие без надобности, раз материал через участкового уже прошел!
     Только человеку свойственно создавать себе дополнительные трудности! На следующий день, ругая себя на чем свет стоит за проявленный гуманизм, я потащился на общественном транспорте на окраину Санкт-Петербурга ( а тогда еще Ленинграда), где проживали сотрудницы фабрики, где трудилась пострадавшая.
     Установление круга ее подруг, благодаря словоохотливости комендантши, тетки старой закалки, не заняло много времени.
     Через часа полтора, опросив пяток девах, коих в те времена жители города Ленина, имевшие постоянную прописку, презрительно называли «лимитчицами», я понял, что наша фигурантка, мягко говоря, «совершенно морально разложилась», ибо ее бесчисленные  связи, требовали явно отдельного расследования каким-нибудь отделом полиции нравов. Но самое интересное было в описанном одной из подружек случае, имевшем место в компании при схожих обстоятельствах. Тоже случайные свидетели, небольшие повреждения на теле, одежде и заявление в отдел. Тогда, правда, со слов подружки, мужичок, струхнув, отвалил «отступного», который наша потерпевшая приняла, так как цель ее была в совершенно ином – в браке с выбранной жертвой и получении заветной постоянной прописки в городе на Неве. Но в этом случае кандидат в женихи оказался таким же «лимитчиком», так что поставленной цели не отвечал. Мой же фигурант, несмотря на недавнюю отсидку, возвратился к постоянному месту жительства и был на настоящий момент официально прописанным в центре города.
      Понятное дело, что если бы потерпевшая, вдруг сменила показания, данное дело ни под каким соусом в суд не пошло бы. А привлечь ее за заведомо ложное заявление было бы трудно. Там уже пошли бы в ход объяснения, что мол, жалко стало мальчика, или что же я будущего супруга сажать буду?
      В этот же день я успел заскочить в архив местного отделения милиции и скопировать отказной материал, который подтвердил показания подружки. В данном случае нашему фигуранту помогла «женская солидарность», ведь пояснения о жизни потерпевшей ее «подруги» давали охотно, без нажима, из чистой любви к искусству и ближнему…
      На следующей день «развалить» потерпевшую об имитации покушения на изнасилование не составило труда, даже голосовые связки напрягать не пришлось и пугать камерой за заведомо ложные. Минут через десять допроса она уже ревела коровой, каясь в своем желании оженить на себе какого-нибудь мужичка с заветной пропиской.
     Через час мокрота в моем кабинете возобновилась. На этот раз разревелся «насильник», читая постановление об отказе в возбуждении уголовного дела…